Текст книги "Троянский слон"

Николай Калиниченко
Троянский слон

– Что это вы здесь делаете, Платонов? Сегодня же волейбол. Кубок истфака.

Студент вздрогнул, поднял голову от книги. Испуганно уставился на преподавателя.

– Да вот, понимаете, Эдуард Михайлович, в слонах запутался.

– В слонах, так-так. Какое же событие приковало ваше внимание?

– Битва при Аускуле.

– А! Пиррова победа! И что же? Потерялись слоны?

– Потерялись, – сокрушенно кивнул студент, – нелепица какая-то.

– Мальчик мой, подсчет слонов – конек кафедры античной истории. – Профессор отечески потрепал юношу по плечу. – Я вас научу, это просто. Тэк-с, перво-наперво какие у нас источники?

– Анналы, Антигон Александрийский… ну еще Плутарх.

– Плутарх? Далековато. Это, друг мой, почти фэнтези. Остановимся на первых двух. Сколько слонов упоминают Анналы?

– Триста зверей.

– Рим тогда был еще не так силен. Кроме того, при Аускуле они потерпели поражение. Значит, число врагов было существенно преувеличено. Полагаю, раза в три, не меньше. Поделили?

– Получается сто слонов, – обрадовался студент.

– Теперь проверяем. Антигон Александрийский был грек и опирался на свидетельства личного биографа Пирра. Греки в той битве одержали трудную победу, поэтому число своих войск, вероятно, преуменьшили. Однако не так сильно, как римляне. Скажем, раза в два. Сколько слонов упоминает Антигон?

– Сорок пять, – улыбнулся студент, – выходит девяносто!

– Верно. Теперь добавим десяток слонов во имя Геродота Галикарнасского и Николая Михайловича Карамзина. И вот она, искомая цифра – сто слонов! Ну что, вам ясно?

– Да! – просиял юноша, но тут же нахмурился. – Все равно не выходит.

– Как? Еще слоновьи загадки? – притворно возмутился профессор.

– Д-да. В последующих кампаниях в Италии и на Сицилии упоминается меньшее число слонов. Причем это в обоих источниках.

– Вот как? И насколько же меньше?

– Если использовать вашу формулу, профессор, то примерно в два раза.

– Пятьдесят? – Настало время Эдуарду Михайловичу озабоченно хмуриться. – Это много. Такое число животных не могло погибнуть без всякого упоминания. Выходит, они просто испарились? Так, это уже интересно! – Профессор потер руки. – Давайте-ка я схожу за фотокопиями оригинальных рукописей, и мы попробуем с ними. Вы читаете на койне, на латыни? Не беда! Я помогу.

* * *

Была уже глубокая ночь, когда профессор оторвался от стола, достал из кармана пачку сигарет, брезгливо посмотрел на нее и положил обратно.

– Удивительно, коллега, удивительно! Кто бы мог подумать? Найти такое существенное несоответствие в материале, который изучен вдоль и поперек! Возможно мы с вами стоим на пороге большого открытия. Впрочем, все это может оказаться пустышкой. Еще этот таинственный Агафокл из Сиракуз…

– Тот самый? – округлил глаза студент.

– Нет, тот как раз умер. Наш Агафокл – просто тезка. В обоих источниках упоминается вскользь, что он первым погиб в битве, а римляне вдобавок пишут, что именно ему принадлежит идея мифической контрмеры против элифантерии. – Преподаватель вздохнул и развел руками. – В любом случае больше это имя не всплывает нигде. Вероятно, мы так и не узнаем, кто на самом деле был этот Агафокл и какую роль он сыграл в сражении. Перед нами, мой мальчик, одна из многих неразрешимых загадок истории.

* * *

Консул Республики Публий Сульпиций Саверрион мрачно следил за тем, как остатки его армии втягиваются в ущелье. С высоты Ликанских высот была хорошо видна Апулийская равнина и войска греков, над которыми серыми холмами возвышались туши слонов. Ветер согнал с отрогов Апеннин сизую тучу. Первые капли дождя ударили в лакированный нагрудник консульского доспеха. Надвигалась ночь. Публий нахмурился, перебирая в уме последние распоряжения. «Эпирец хитер, он не бросит своих воинов на штурм укрепленного лагеря». Консул вздохнул, отвернулся от поля проигранной битвы и вошел в шатер. Настало время творить историю.

В шатре было тепло, потрескивал уголь в жаровнях. В углу над свитками колдовал Эакид из Гераклеи, ученый грек, бывший секретарем еще при старом Сульпицие – грозе самнитов. Когда-то он преподавал юному Публию основы риторики и военного дела. Эакида консул побаивался. Грек и в обычное время за словом в карман не лез, а теперь, после поражения, обидных колкостей было не избежать.

– Что делаешь, старик? – Консул подошел к бывшему учителю. Тот поднял седую голову и смерил Публия долгим, тяжелым взглядом.

– Да вот, мой консул, решил написать песнь о твоей славной победе. Уже и начало придумал «Мы долго молча отступали».

– Ну зачем ты так, дядя!

– А затем! Боги даровали тебе преимущество, а ты им не воспользовался! Враг в одночасье потерял пятьдесят слонов, и ты все равно умудрился проиграть!

– Да они хоть бы предупреждали, боги твои! Кони все разбежались. Ни одной целой турмы на левый фланг.

– Неверие твое, консул, обширнее Вавилона!

– Да у меня при виде ЭТОГО гастаты в обморок падали!

– Значит – дерьмо твои гастаты!

– Не зарекайся, грек! – вспылил Публий. – Это, кстати, твои соплеменники явились сюда без приглашения!

– Горе мне! Славный род Сульпициев опозорен! Что я скажу твоему отцу? – запричитал хитрый Эакид, который понял, что сболтнул лишнее.

– И что еще скажет сенат, – тяжело вздохнул консул.

– Да, и сенат! – мстительно подхватил Эакид. Потом смягчился, посмотрел приветливее. – Ты должен проявить смекалку, мой мальчик.

– Научи, дядя, как мне быть? Не могу же я рассказать, как все было на самом деле!

– Представь, что ты стоишь перед сенатом. Ты должен сказать не то, что было, а то, что они хотят услышать. Ну же, сосредоточься! Вот, я готов записывать за тобой.

Консул выпрямился простер руку. Этот жест придал ему сил.

– Сенаторы и народ Рима! Я принес вам добрые вести! Полчища варваров с юга не смогли одолеть нас…

– Нет-нет. Не так! – всплеснул руками Эакид. – Варваров тебе бы пришлось победить полностью, как самнитов или бруттиев. А здесь – просвещенные греки. Поражение от них – почти почетно. Попробуй сказать иначе.

– Так, с чего я… Ах да! Сенаторы и народ Рима! Я принес вам добрые вести! Несметная армия греков не смогла одолеть нас. Воистину Пирр подобен во всем Александру. Несметные полчища служат ему… Нет. Два раза «несметные» – плохо…

– Скажи «могучее воинство», – подсказал Эакид.

– Могучее воинство служит ему, гоплиты в тяжелых доспехах, лихие наемники с юга. Привел он с собой змееносых чудовищ реки Гидасп. На спины им башни поставил. Как горный поток обрушился Пирр на мои легионы. Бесстрашно сражались гастаты, принципы держали строй, ветру подобные турмы рубились с ордой тарентинцев.

Мы сражались бок о бок. Пал в бою доблестный Деций Мусс… Вот уж безумец, по чести сказать! Весь их род такой. Бегут, вопя, на копья, точно какие-нибудь галлы. Хорошо хоть, догола не раздеваются. Это писать не надо. Так… кхм… как я там говорил… Пал в бою доблестный Деций Мусс. Воспламененные славною жертвой, мы устремились в атаку. Но как одолеть порождения Гадеса, тяжелоступных слонов?.. Действительно, как? – Консул вопросительно взглянул на грека. – Не могу же я написать, что Юпитер прислал свою колесницу и забрал пятьдесят тварей на небо. Да и не похоже это было на колесницу…

– Здесь нужно применить хитрость, смелое механическое решение. – Эакид огладил бороду. – Я слышал, что слоны боятся огня.

– На них ведь броня! Мы уже пробовали подожженные копья. Это бесполезно. И шум их не пугает. Все впустую!

– Свиньи, – прокаркал грек.

– Что?!

– Горящие свиньи.

– Какие еще свиньи? Дядюшка, не помутился ли от вина твой разум?

– Хорошо, тогда скажи как есть.

– Нет! Это уж совсем… В это никто не поверит. И откуда вообще взялся этот бред про свиней?

– Это предложил некий Агафокл из Сиракуз.

– Как?! Тот самый?

– Нет, тот умер. Просто Агафокл. Он довольно занятный плут, торговец, немного философ, немного геометр. Сам себя называет бескорыстным борцом за звонкие таланты. Я посылал его в греческий лагерь смотреть и слушать.

Когда он вернулся, то стал убеждать меня, что мы с ним братья, дети стратега Дамокла, и поэтому я срочно должен купить у него амулет от египетского проклятия. Я отказался. Тогда он сказал, что знает, как справиться со слонами. Я заинтересовался и заплатил ему. Он предложил взять стадо свиней, обмазать их смолой, поджечь и напустить на слонов. Мол, те испугаются, смешают строй, и дело будет сделано.

– Постой-постой… эффект неожиданности. Что-то такое было еще у персов. – Консул воспрял духом, улыбнулся. – А ведь это может сработать! Это они проглотят! Только вот что… нельзя, чтобы эта идея исходила от римлянина. Побеждать путем уловок в этом нет чести.

– Так оставим идею за автором. Он грек, а хитроумие всегда было свойственно моему народу.

– Ты говорил, что он проходимец и плут, не станет ли он мутить воду, требовать денег за молчание?

– Нет, мой господин. Несколько человек подтвердили, что он погиб в самом начале сражения. Раздавлен э-э… колесницей Юпитера.

– Прекрасно! Хотя… он мог бы стать неплохим советчиком. Что еще этот Агафокл говорил о слонах?

– Еще он говорил, что слоны боятся мышей.

– Что?!

– Мол, у них со слонами давняя вражда. Мыши прогрызают слоновью кожу, добираются до сердца, и гигант умирает.

– Мыши?

– Да, мой консул.

– Слонов?

– Он так сказал.

Тут железная воля консула дала слабину, и он захохотал громко, заливисто, с похрюкиванием и подвыванием. И дело здесь было не только в слонах и мышах. Так покидало Публия напряжение двухдневной битвы. Отсмеявшись, консул по

...

конец ознакомительного фрагмента