Текст книги "Собрание сочинений. Том 1"

С воцарением Феодора Алексеевича, воспитавшегося под влиянием лиц антигреческого направления, для гречан наступили было самые тяжелые времена – им окончательно [С. 268] воспрещен был въезд в Москву, потому что, как говорит указ, ранее «приезжали греческие власти из Палестин, а с собою привозили многоцелебные мощи и чудотворные иконы, а их братья торговыя гречаня самые знатные люди и привозили с собою золото, серебро и узорочные каменья, а локотные дорогие товары самые добрые, а винной и табашной продажи, и воровских составных писем и в товарех утайки и никакого дурна за ними, опричь торгу, не бывало; а ныне духовного чина никто не приезжает, а они, гречаня, учали приезжать самые молодчие люди и не для прямаго торгу; а буде у которых объявятся товары, и те худые, и в запанех и в иных вещах вместо алмазов и иных узорочных камней подделанные стекла, а золото и иных дорогих товаров, как наперед сего бывало, привозить не учали; да из них многие учали воровать, товары привозить тайно, для кражи пошлин, а иные подделывали заочно кабалы, и торгуют вином и табаком, и в том во всем многие обличены и в корчемных делех были многажды»[292]292
  Ак. экспед. IV, № 214.


[Закрыть]. А так как много греков почти постоянно жило в Москве, то «в нынешнем во 185 году сентября в 10 день великий государь указал и бояре приговорили: гречанвсех, которые на Москве, выслать в свою землю и впредь им приезжать и всякими товары торговать в Путивле, во всем против того, как было со 155 года, а к Москве им ездить не велено»[293]293
  Ак. экспед. IV, № 214.


[Закрыть]. Таким образом, не только Москва была очищена от греков, но и всякий доступ им внутрь России был безусловно воспрещен. Так, казалось, готовы были прерваться вековые сношения России с православным Востоком, Русь как бы отказывалась от своего исторического призвания, от вековой роли благотворительницы и покровительницы православных. Но такой разрыв был слишком насильственен, шел вразрез вековым традициям, был неудобен и невыгоден для самой России во многих отношениях и потому не мог быть продолжителен. Неудобства прекращения сношений с Востоком особенно были ощутительны в церковной [С. 269] сфере, где в это время возникли горячие прения по разным вопросам, порешить которые в известном смысле было гораздо легче, опираясь на авторитет восточных патриархов, который всегда был готов явиться к услугам Московского патриарха. Предстояло затем решить важный в церковном и в политическом отношении вопрос о присоединении Киевской митрополии к Московскому патриархату, чего опять нельзя было сделать без согласия Константинопольского патриарха, которого при добрых с ним отношениях можно было склонить на уступки теми или другими средствами. Нечужда была, как некоторые утверждают, патриарху Иоакиму и мысль о церковном подчинении всех православных славян Московскому патриарху, чего достигнуть можно было не иначе как с помощью опять-таки добрых отношений к восточным патриархам и ко всем угнетенным православным народностям. Да и вообще та внимательность, то уважение и почтение, хотя бы только внешние и формальные, какими пользовался Московский патриарх со стороны своих восточных собратьев, та угодливость и заискивание перед ним всевозможных греческих иерархов зависели и происходили исключительно от того обстоятельства, что русское правительство благотворило Востоку. С помощью милостыни Русь крепко держала в своих руках влияние на восточных патриархов, а через них и на других просителей и на весь православный Восток – выпускать эту уже веками созданную силу из своих рук было бы крайне неразумно не только в церковном отношении, но и в политическом. В это время Русь сделалась непосредственной соседкой Турции и между ними явилось множество недоразумений, за которыми естественно должно было последовать враждебное столкновение. Разумно ли было теперь разрывать сношения с православными, подчиненными Турции народностями, открыто симпатизировавшими России; время ли было из-за мелких плутней и обманов гречан уничтожать те народные симпатии, которые Русь уже успела приобрести благодаря своей вековой благотворительности у разных православных национальностей Балканского полуострова? Теперь следовало пожинать то, что ранее сеяло [С. 270] и возращало московское правительство, собирать плод, а не уничтожать его, не бросать как негодный. Так посмотрел на это дело, так понял его Московский патриарх Иоаким и решился уничтожить, отменить постановление, запрещавшее приезд в Москву просителям милостыни с Востока и греческим купцам для торговли в Москве. «186 года, марта в 18 день, бил челом великому государю царю и великому князю Феодору Алексеевичу всеа Великия и Малыя и Белыя России самодержцу великий господин святейший Иоаким, патриарх Московский и всеа Русии: в прошлом во 184 году по его, великаго государя, указу досланы его, великаго государя, грамоты в порубежные города; в Путивль и в Севск и в иные, велено греческих властей митрополитов и архиепископов и архимандритов для милостыни и гречан к Москве с полонянники и с товары не пропускать, а приезжать им греком и торговать в тех порубежных городех. И великий государь пожаловал бы его, повелел греческих монастырей властей, которые по жалованным предков его государских, великих государей и великих князей российских и отца ево государева, блаженныя памяти великаго государя царя и великаго князя Алексея Михаиловича всеа Великия и Малыя и Белыя России самодержца, грамотам учнут приезжать, также и греков всех для единые православные христианские веры в Московское государство пропускать по-прежнему, потому что власти приезживали в Московское государство со святынею, а греки привозят единоверных православных христиан, которые пребывают в бусурманской неволе, полонянников и всякие узорочные товары. И великий государь царь и великий князь Феодор Алексеевич всеа Великия и Малыя и Белыя России самодержец, по челобитью и прошению великаго господина святейшаго Иоакима патриарха Московскаго и всеа Русин, пожаловал, для единые православные христианские веры и для свобождения из бусурманских рук православных христиан, которые побраны на разных боях, указал: греческие Палестины пестрым и черным властем по жалованным грамотам, в указной год, с причетники их приезжать, а гречан с окупными полонянники и с товары [С. 271] пропускать против прежняго, а заповедных товаров не провозить и о том из Посольскаго приказу в порубежные города: в Киев и в Нежин и в Путивль и в Севск и к гетману послать с сего его, великаго государя, указу грамоты», причем воеводам настоятельно предписывается всячески наблюдать, чтобы ни под каким видом не пропускать на Русь таких лиц, которые приехали из мест, зараженных моровым поветрием[294]294
  7187 г. № 7.


[Закрыть]. Таким образом, благодаря вмешательству и настоянию патриарха Иоакима снова восстановлена была связь России с православным Востоком, все имевшие жалованные грамоты русских царей по-прежнему свободно, в указанные им сроки могли являться в Москву за получением обычной милостыни, греческие купцы свободно могли везти свои товары в Москву, Русь по-прежнему выступила как покровительница всех православных.

Во время управления царевны Софии не только не издавалось никаких распоряжений, стеснительных для просителей[295]295
  В 1694 году (№ 30) по случаю ожидаемой войны с султаном и крымским ханом издан был указ, чтобы всех просителей, находившихся в Москве, немедленно выслать из России, а вновь приезжающих сейчас же отсылать обратно за рубеж. В 1696 году (№ 8) этот указ был отменен. Подобные указы всегда издавались и в последующее время, когда ожидалась или наступала война с Турцией, а по окончании войны они опять отменялись.


[Закрыть], но их всегда встречали в Москве особенно радушно и щедро одаряли. Это объясняется тем, что Софья хотела явить себя Востоку действительною православною царицею, пекущеюся о поддержании и процветании святых мест, столь дорогих для каждого христианина; она хотела своим широким покровительством угнетенному на Востоке Православию сделать свое имя славным и популярным среди восточных христиан, приобрести их симпатии, чтобы при случае воспользоваться ими для своих честолюбивых целей.

При Петре Великом издан был относительно просителей с Востока целый ряд постановлений, имевших в виду, с одной стороны, ограничить приезд просителей только теми лицами, которые имели у себя жалованные [С. 272] грамоты, с другой стороны, оградить Россию от приездов в нее самозваных и всех вообще подозрительных просителей милостыни. Так, в 1700 году велено было пропускать через рубеж только тех духовных особ, которые имеют у себя жалованные грамоты, без которых въезд в Москву просителям решительно воспрещался. Когда поэтому в 1702 году явился в Севск игумен одного из сербских фрушских монастырей, чтобы проехать в Москву, то был задержан воеводою и отпущен им в Москву только после получения специального приказа: пропустить игумена «для уведомления нынешнего в Турской земле состояния»[296]296
  1702 г. № 3.


[Закрыть]. В 1705 году предпринимается относительно просителей новая мера: указом 26 февраля повелевается пограничным воеводам пропускать в Москву только тех палестинских особ, которые будут иметь у себя подорожные от константинопольского русского посла Толстого, а из Москвы не пропускать за рубеж тех просителей, которые не будут иметь у себя паспорта, выданного из Посольского приказа[297]297
  1705 г. № 13.


[Закрыть]. В 1708 году велено было переписать всех гречан, живших в Москве[298]298
  Всех гречан, живших в Москве, оказалось по переписи: 2 архимандрита, 9 иеромонахов и монахов, 1 капитан, 22 торговых грека, 31 рукодельных, да еще разыскано было до 30 разных греков, явившихся было сначала для записи в Посольский приказ.


[Закрыть], и с них взята была сказка, под угрозой смертной казни, чтобы им без указа государя и не взяв из Посольского приказа подорожных грамот «тайно и воровски с Москвы не уехать»[299]299
  1708 г. № 2.


[Закрыть]. В августе 1718 года состоялся новый царский указ, которым повелевается из восточного духовенства пропускать в Россию за милостынею только тех, которые привезут от своего патриарха свидетельственную грамоту, а с одними жалованными грамотами или с грамотами от братии монастыря в Москву никого не пропускать[300]300
  1718 г. № 15.


[Закрыть]. В 1723 году русский константинопольский резидент [С. 273] Иван Неплюев доносил в Коллегию иностранных дел, что Портою через вол ошского владетеля посланы в Россию шпионы греческого закона попы и чернецы под видом просителей милостыни в монастыри, чтобы высматривать войска и прочие военные приготовления[301]301
  1723 г. № 8.


[Закрыть]. Ввиду этого донесения русского константинопольского резидента состоялся сенатский указ с подтверждением воеводам порубежных городов присматривать за приезжими духовными лицами, подвергать их строгому допросу и пропускать только имеющих жалованные грамоты, а также свидетельственные от своих патриархов. Состоялся по этому поводу и синодский указ в видах ограждения России от разных обманщиков, «которые приходят из Греции и Турции в таком образе якобы просить или в монастыри собирать милостыню и ходят под видом святыни, а являются в них большая часть безверников». Синод посылает ко всем архиереям распоряжения, «дабы во всех местах надлежащее о оном предостерегательстве учреждение учинено было»[302]302
  Описание документов и дел Святейшего Синода. Т. Ill, № 69,1723 г.


[Закрыть].

Наконец, Петр решился ввести определенный порядок и отчетность в расходовании сумм на просителей. До последнего времени русское правительство затрачивало на просителей значительные суммы, но сколько именно, оно этого не знало. Вся благотворительность Востоку была только личным делом государя, к которому исключительно обращались со своими челобитными просители, каждая их просьба всегда представлялась на личное усмотрение государя, который повелевал выдать просителю столько-то. Правда, держались в этом отношении установленной практикою нормы, но это не было делом обязательным, на каждый данный случай возможны были отступления, изменения, иногда зависевшие исключительно только от личного настроения государя в данную минуту. Поэтому милостыня Востоку как только личное дело государя могла быть прекращена и вовсе, если государь почему-либо не считал нужным продолжать ее, от благоусмотрения государя зависело усилить благотворительность или ослабить – ничего прочного, [С. 274] раз определенного в этом отношении не было, вся благотворительность носила какой-то случайный, неустойчивый и беспорядочный характер. Очевидно, чтобы внести в раздачу милостыни просителям некоторую правильность, определенность и отчетность, требовалось наперед определить количество суммы, которую правительство ежегодно могло затрачивать на дачу милостыни просителям, определить, кто именно и когда может и должен являться за милостынею: передать раздачу милостыни в ведение какого-либо учреждения, которое, как и всякое учреждение, подчиненное контролю и отчетности, должно во всем руководствоваться раз определенными правилами. С этою именно целью Петр Великий велел передать заведывание раздачею милостыни в руки Святейшего Синода, приказав ему составить относительно раздачи милостыни определенные штаты. Но указ об этом, подписанный Петром, был издан уже Екатериною Первою 29 апреля 1725 года в следующей редакции: «Приезжим из Палестины архиереям и иным духовным особам, которые приезжают по жалованным грамотам в указные годы, по подписанию блаженныя и вечно достойныя памяти его императорскаго величества собственною рукою на докладном от иностранной коллегии реэстре декабря 22 дня 1724 года, ведомым быть в Синоде и жалованье давать им из доходов, которые в сборе быть имеют с вотчин дома святейшего патриарха, кроме подушных денег; и велено в конторе Коллегии иностранных дел сделать окладную книгу о приезжих духовных особах, которые приезжают из Путивля и из других краев с жалованными грамотами для милостыни, поскольку в который монастырь и которого года по жалованным грамотам велено приезжать для милостыни и почему в который монастырь послать жалованья, и тем духовным особам, что на приезде и на отпуске жалованья (следует давать), и о поденном им корме и о питье и на прогоны, и прислать оную роспись в С.-Петербургскую коллегию иностранных дел для отсылки в Синод»[303]303
  1725 г. № 3.


[Закрыть]. Таким образом, с [С. 275] 1725 года все просители милостыни перешли из ведения Коллегии иностранных дел в ведение Святейшего Синода, который стал заведовать также распределением и раздачею милостыни просителям, для чего в исполнение указа Петра Великого, изданного Екатериной Первой, уже при Анне Ивановне Святейшим Синодом и составлены были так называемые палестинские штаты, точно определившие, кому, когда и сколько следует давать милостыни.

В заключение обзора правительственных мер и постановлений относительно просителей милостыни за различное время нелишне будет заметить, что и до настоящего времени практикующийся обычай разрешать просителям милостыни делать сбор пожертвований по книжке в разных местах России впервые введен при Петре Великом, когда стали давать разрешение просителям собирать пожертвования или по всей России, или в одной только Москве, записывая каждое пожертвование в данную книжку. При этом сборщику милостыни предписывалось, чтобы он, «будучи в Российском государстве, требовал милостыни от православных кафолического исповедания христиан, кто что доброхотно по усердию своему даст, о чем и прошение предлагали бы словесное, с надлежащею учтивостью, без стужения, а письменными просьбами никого не утруждали, к от иностранных бы персон, т. е. от папистов, лютеров и кальвинов, в России обретающихся, никакой себе дачи, никакими виды отнюдь не домогалися, ибо от оных не другого чего к пользе церковной, но токмо нарекания для посмеяния православных можно надеяться, чего ради оным просителем и просьбу свою одним только православным предлагать, и подаваемое от них в книги записывать имянно без всякой утайки, и по окончании того сбора книги при доношении своем к объявлению предложить в Святейшем Правительствующем Синоде безотлагательно»[304]304
  Полное собрание постановлений по ведомству православного вероисповедания. Т. 1. № 19; т. 4. № 501, 694, 796.


[Закрыть].

Глава 7
Восточные патриархи, митрополиты, архиепископы и прочие как политические агенты русского правительства с конца XVI и до начала XVIII столетия

[С. 276] Когда в Москву как новую столицу Православия из всех стран порабощенного турками православного Востока стали стекаться всевозможные просители милостыни, тогда у русских естественно возникла мысль воспользоваться этим, чтобы получать от приезжих просителей сведения о том, что делается в тех странах, откуда они вышли и через которые они проезжали. При тогдашней замкнутости и отчужденности русской жизни нашему правительству неоткуда было получать постоянных и непрерывных сведений обо всем, что делается у соседей, а между тем такие сведения для него были в высшей степени важны и необходимы. Этой насущной потребности как нельзя более могли удовлетворять просители милостыни, приезжавшие из разных концов Востока, на котором в то время и сосредоточивались все самые главные и существенные интересы России. В этом отношении особенно были пригодны греки, народ юркий, ловкий, бродивший по всей Европе, способный все выведать и разузнать и действительно хорошо знавший, где что делается. Утилизировать эту сторону своих сношений с православным Востоком было так естественно для нашего правительства, что уже с конца XVI столетия (когда всеми делами стал заправлять Годунов) путивльские воеводы должны были допрашивать каждого приехавшего, откуда и когда он выехал, через какие земли проезжал, нет ли где войны, морового поветрия и т. п. В Москве приехавший обязан был прежде всего явиться в Посольский приказ и здесь обстоятельно рассказать, что он сам видел или слышал от других обо всем, что делается в тех странах, через которые он проезжал, пробираясь в Москву. Так как не привезший никаких вестей в Москву обыкновенно не пропускался, а получал милостыню в Путивле, то все просители, хорошо зная это обстоятельство, всячески старались, отправляясь в Москву, добыть на пути разные вести, [С. 277] и чем важней и обстоятельнее они были, тем вернее просители могли рассчитывать на скорый пропуск в Москву и на получение здесь более щедрой милостыни. Правда, что вести, привозимые просителями, иногда были очень мелочны, неважны, случайны и не всегда достоверны, так как составлялись нередко на основании слухов, народной молвы и т. п., но при невозможности получать нужные сведения другим путем и эти вести просителей были очень важны для нашего правительства, тем более что они шли от многих разных лиц и потому допускали взаимную проверку, недостатки показания одного просителя восполнялись и исправлялись показаниями другого. А так как поток этих вестей никогда не прерывался и все показания тщательно записывались, то на основании их нашему правительству являлась возможность следить из Посольского приказа за ходом событий, имевших место в Турции, Молдавии и Валахии, в Сербии, в Крыму, в Польше, у казаков, т. е. в тех именно странах, которые для тогдашней России имели особенную и преимущественную важность.

Для той же самой цели – получения достоверных и своевременных вестей обо всем происходящем на Востоке, наше правительство прибегло и к другому способу, более совершенному и верному, чем первый. Не довольствуясь случайными и отрывочными сведениями случайных просителей милостыни, оно постаралось обратить некоторых из них в особых, специальных агентов, которые бы и в Константинополе помогали своими сведениями и связями нашим послам, и на Русь бы нарочно писали обо всем, что делается в Турции и других странах и что в каком-либо отношении важно было знать, и притом своевременно, московскому правительству. Это дело скоро устроилось, так как разные гречане, заметив, как сильно русские дорожат всякими идущими с Востока вестями, сами стали заявлять свою готовность поступать на тайную службу к православному царю, который к тому же готов хорошо платить за такую службу. Уже с конца XVI века и особенно в XVII московское правительство обзаводится в Турции довольно многочисленным штатом тайных политических агентов из гречан, которые внимательно следят [С. 278] за всем, что делается в Турции, и обо всем, что узнают, немедленно уведомляют русское правительство через особые вестовые письма, пересылаемые на Русь с верными и надежными людьми. В ряду этих тайных русских политических агентов первое место занимали патриархи, по преимуществу Константинопольские и Иерусалимские, а затем следовали разные митрополиты, архиепископы, архимандриты, иеромонахи, учители и простые бельцы-гречане.

Политическая тайная служба восточных патриархов русскому правительству началась со времени приезда в Москву Константинопольского патриарха Иеремии. Уже ранее наши послы в Константинополе видались с тамошними патриархами, но каких-либо политических сношений с ними не имели. Так, например, великий князь Василий Иванович, посылая в 1515 году Бориса Голохвастова послом в Константинополь, наказал ему по окончании всех государевых дел сходить к патриарху и сообщить ему, что посланный от него в Москву за милостынею зихновский митрополит Иосиф скоро воротится с княжескою милостынею и чтобы патриарх молил Бога о здоровье князя и обо всем православном христианстве. О каком-либо наказе послу советоваться с патриархом о государевых делах, как это делалось впоследствии, нет и намека[305]305
  Турецкие статейные списки № 1 (1512–1564). С. 111 и 248.


[Закрыть]. Иван Васильевич Грозный, посылая на Восток архимандрита Феодорита, дает ему тайный наказ разведать, «с кем турецкий султан в миру и с кем не в миру, и с патриархом в доверенных беседах, как бы нечаянно, поговорить о том, какие есть намерения у турок, и все сие сохранить у себя в величайшей тайне». Очевидно, что Грозный смотрел на Константинопольского патриарха еще как на человека, совершенно чуждого политическим интересам России. Но подобное положение дел при постоянном обращении патриархов на Русь за милостынею не могло продолжаться долго: между ними сами собою должны были возникнуть более близкие и интимные отношения, от которых обе стороны могли только выиграть. Русское правительство скоро увидало, что Константинопольские патриархи, [С. 279] как живущие в столице султана и имеющие связи и знакомства среди высших правительственных лиц Турции, могут при случае оказать содействие нашим послам своими знаниями и советами, могут благодаря своим связям так или иначе влиять, в интересах России, на турецких пашей, могут при случае сообщать русскому правительству нужные и драгоценные для него сведения о положении дел в Турции. Единому теперь православному царю естественно было ожидать подобных услуг от первейшего представителя православной Церкви, тем более что патриархи, постоянно присылая к московскому царю просительные грамоты о милостыне, в то же время всегда выражали в них свое крайнее отвращение к безбожным агарянам и свои горячие симпатии к России. Ввиду этого естественно было думать русским, что Константинопольские патриархи не прочь будут и делом посодействовать успехам московского правительства в его сношениях с турками, от которых они так много терпят и которых так ненавидят. Приезд в Москву Константинопольского патриарха Иеремии дал нашему правительству прекрасный случай вступить в непосредственное соглашение с патриархом. При личном свидании с Борисом Годуновым Иеремия рассказал ему о крайне бедственном положении Константинопольской Церкви и затем, конечно по просьбе Годунова, сообщил ему разные политические вести, какие он узнал, проезжая через Польшу, и в заключение прибавил, что «есть у него некоторые речи тайные. И Борис Федорович выслушал их вкратце». Но этим дело не ограничилось. Годунов постарался войти с Иеремиею в более близкие отношения и даже заключил с ним какой-то тайный договор. В переписных делах Посольского приказа 1626 года[306]306
  № 2, л. 337.


[Закрыть] значится: «Книжка и договор Еремея патриарха с боярином Борисом Федоровичем Годуновым 96 году и поставление на патриаршество Иова и новгородского митрополита Александра – оболочена белою кожицею». Этот договор, как есть основание думать, [С. 280] состоял в том, что Иеремия обязался Годунову присылать политические вести из Литвы и Польши, через которые он должен был проезжать, а затем, по приезде в Константинополь, во всем помогать и советовать нашим послам в их сношениях с турецким правительством. Такое соображение подтверждается следующим: когда Иеремия возвращался из Москвы, то на рубеже его догнал царский гонец с царскими подарками и с письмом от Годунова, в котором тот писал Иеремии: «А как будешь в Литве и ты б, государь, проведал про Максимилиана про Цысарева брата, где ныне и каким обычаем живет, в польской ли земле и ныне, или отпущен, по которому договору; также бы еси и того проведал, укрепился ли свейской королевич на короне польской и на великом княжестве литовском и на какове мере утвердился, и что его вперед умышленье с государем нашим, а проведав о том, еси о всем подлинно отписал, с кем возможно, и послал бы еси письмо, написав о вестех тайно, закрыто, своего святительского имени и моего ни в чем не объявив. А как даст Бог, будешь в царствующем граде, и ты б о своем приезде, каков приезд твой будет и что вестей всяких будет во Царегороде и как ныне держит Мурат-салтан, и нет ли розни в пашах, и насильства христианству лишнего нет ли, и с кем ныне султану турскому война, и внове с которым государством – с фряскими людьми и с кисильбашибой рать какова была ль, и чего вперед чаять – о всех делех отписал бы еси и словом наказал, кого пошлешь своего верного к благочестивому царю, чтоб о всем государю нашему благочестивому царю было в ведоме, а яз, тебе государю своему, много челом бью». Такой наказ давал Годунов патриарху Иеремии, конечно, потому, что тот, будучи в Москве, согласился сделаться тайным политическим агентом московского правительства. Согласие Иеремии на такую службу московскому правительству подтверждается и его ответным письмом Годунову. «Которую грамоту прислал ко мне, – писал Иеремия, – и яз ее прияхом, и видел все и выразумел подлинно, и о том, Бог даст, искусно отпишу, [С. 281] как всякое дело было про Максимилиана и про брата его Рудольфа и о свейского короля сыне, о литовском короле, о всем, что у них ни было. Да которые грамоты пошлю отселе в честные твои руки, и ты прикажи воеводам смоленским и черниговским, которые и вперед грамоты и людей своих пошлю, и они бы отсылали тебе, государю… А о том даю ведомость тебе государю: в Opine слышал есмь подлинно, что Максимилиана отпустили, а с королем ели и пили, да и помирилися, а которая харчь ни сделана, то все пропало; а про татар нигде не слыхать, а король в Вильну будет часа того, да и вперед к тебе, ко государю, о всем отпишу»[307]307
  Древняя вивлиофика. Т. XII. С. 337338,341–342.


[Закрыть]. Когда в 1592 году в Константинополь отправлен был послом Григорий Афанасьевич Нащокин, то ему дан был особый наказ во всем советоваться в Константинополе с патриархом Иеремиею и с тырновским митрополитом Дионисием, который в бытность свою в Москве вызвался служить государевым послам. Наказ именно повелевает послам по прибытии в Константинополь напомнить патриарху и митрополиту об их обещании служить государю, чтобы они «государю служили и Мурад-салтана на всякое добро наводили, чтоб с государем, царем и великим князем Салтан похотел быти в крепкой дружбе и в любви, и их бы, посланников, отпустил к государю с добрым делом, и с ними вместе слал бы ко государю своего посланника, ближнего человека. «И буде, – говорит наказ, – патриарх Иеремей и митрополит Дионисий учнет государю служити и учнет буде у них списка с грамоты государевы просити, какова послана к Салтану, чтоб им ведати государево дело, чем промышлять, и Григорью и Ондрею список государевы грамоты, каков с ними послан к Салтану, патриарху и митрополиту дати, а отослати к нему тайно с толмачем или его человеком и приказати к ним, чтоб они тот список держали у себя тайно, никому не объявляли, а сами его вычетчи, потому и государевым делом промышляли». Нащокин [С. 282] в Константинополе действительно советовался с патриархом Иеремиею и действовал в некоторых случаях по его указаниям. Так, прибыв в Константинополь, он по обычаю одарил визиря назначенными ему подарками, но оказалось, что этот визирь подвергся опале и был заменен другим, так что подарки пропали даром. В таком затруднительном положении посол обратился за советом через тырновского митрополита к патриарху, как ему поступить в этом случае: следует ли давать подарки и новому визирю? Патриарх велел сказать послу, что здешние люди корыстолюбивы и старый паша (новый визирь) может сделать все, что ни захочет, так как султан его слушает, «и вам бы его однолично почтить гораздо, чтобы он в чем государеву делу порухи не учинил». Нащокин поступил по совету патриарха[308]308
  Турецкие статейные списки № 3,1592–1594, лл. 55–57 и 235.


[Закрыть].

В лице Иеремии и другие патриархи, преемники Иеремии, поступили на службу к русскому правительству в качестве его тайных политических агентов, получая за свои услуги определенное вознаграждение от нашего правительства под видом милостыни. Такие отношения настолько были выгодны и естественны для обеих заинтересованных сторон, что после короткого перерыва их в течение Смутного времени у нас они немедленно восстановляются. Михаил Феодорович, вступив на престол, сейчас же посылает к Константинопольскому патриарху грамоту, в которой, извещая его о событиях Смутного времени и своем воцарении, пишет: «О наших государских делах прошу радеть и брата нашего Ахмет Салтанова величества пашам и ближним людям говорить и напоминать и о наших делех с радением промышлять, и мы, великий государь, ваше архиерейство нашим жалованьем не будем забывать». Определение взаимных отношений было очень ясное: патриарх обязывался всеми зависящими от него средствами служить перед турецким правительством интересам России, с радением промышлять о государевых [С. 283] делах, а царь обещает ему за это свое жалованье – милостыню, которая таким образом в известной степени была только платою за политические услуги. Так эти отношения понимались нашим правительством и в последующее время. В 1660 году, например, государь, извещая Константинопольского патриарха Парфения о посылке ему милостыни, в то же время просит его в своей грамоте о царе, царице, царских детях «Бога молить соборне и келейне и о наших государских делех радети и ведомо нашему царскому величеству чинити и у нас, великого государя нашего царского величества, и впредь ваше святительство в забвении не будет»[309]309
  Греческие дела 7158 г. № 27.


[Закрыть].

Радение патриархов в государевых делах должно было прежде всего выразиться в содействии нашим константинопольским послам в их сношениях с турецким правительством. В 1632 году Филарет Никитич писал Кириллу Лукарису: «Послам нашим велели приходить к вам и в делех с вами совещаться и обо всем докладывать, чтоб в наших делах им помощь чинили». В 1634 году государь, извещая Кирилла Лукариса о смерти Филарета Никитича и об избрании Московским патриархом Иоасафа, просит его порадеть и вразумить послов наших, как бы они лучше могли навести султана на мысль, чтоб он в своих грамотах к русскому царю его титул и именование писал без умаления для его чести[310]310
  7140 г. № 11; 7142 г. № 5.


[Закрыть]. В 1667 году с послом Нестеровым Алексей Михайлович писал Иерусалимскому патриарху Нектарию: «Да мы же, великий государь, наше царское величество, приказали послом нашим, будучи во Царегороде, приходили к вашему святительству к благословению и о наших государских делех, о чем доведетца, вам докладывали, и вашему святительству тех наших царскаго величества делех порадели и мысль своя послом нашим подавали, а мы, великий государь, наше царское величество, и впредь ваше святительство в [С. 284] забвенье полагали не будем»[311]311
  Турецкие статейные списки № 9. С. 23–25.


[Закрыть]. В июле 1681 года патриарх Иоаким писал Иерусалимскому патриарху Досифею, что в Константинополь отправлен послом окольничий Илья Иванович Чириков, «и ежели сей посол востребует от твоего святительства какова вспоможения, о чем он от царского величества послан, слова потребного или доброго совета, ради любви Христовы, яко ведущий тамошния обычаи, ему помощь в том творили»[312]312
  «Икона» (рукопись Санкт-Петербургской Синодальной библиотеки № 5). С. 16–17.


[Закрыть]. В 1702 году Петр Великий писал от себя тому же Иерусалимскому патриарху Досифею: «Се посылаем тамо посла, нашего ближняго нашего стольника Петра Андреевича Толстова, которому указали, чтобы, будучи ему тамо, советы свои приобщил с блаженством вашим, как и прежние наши послы, будучи там, учинили; а от блаженства вашего желаем, дабы к тому послу нашему был еси во всяких приключающихся ему делах способник и делом и словом, елико возможно. И того ради пространнее о том на письме отповеди не пишем ко блаженству вашему, понеже указали ему про всякие дела наши объявили словесно и советовали об них, как лучше можно были и как Бог наставит блаженство ваше, так и учини, против святого своего прежнего обычая. А мы в том не токмо не сумневаемся, но надеемся, что блаженство ваше тому послу нашему будешь во всех делах советник и искренний помощник, и о делех тамошних случающихся желаем от блаженства вашего, дабы всегда, чрез того же посла нашего, изволил к нам писали и объявляти, а у нашего царского величества тое радение и прилежание к нам блаженства вашего зело приятно и незабвенно будет»[313]313
  1702 г. № 1.


[Закрыть].