Текст книги "Собрание сочинений. Том 1"

Внимательность и ревность Досифея к интересам русского правительства шла и далее – он дает свои советы и относительно различных сторон внутренней уже русской жизни. Так, в 1700 году он разъясняет Петру, что казаки представляют из себя лучшее войско для борьбы с Турцией, так как турки никого так не боятся, как казаков. Поэтому царь должен стараться всеми мерами крепче привязать к себе казаков, которых турки всячески стараются поссорить с москвичами, ожидая себе от их тесного союза больших опасностей. Затем он советует царю усиленно стараться о скорейшем образовании хорошего, всему правильно обученного войска. Относительно

Азова Досифей советует царю образовать из него торговый пункт, для чего с привозимых туда товаров нужно брать только половинную пошлину сравнительно с Москвою, чем будут привлечены в Азов промышленные и торговые люди. А от Азова до Москвы следует провести большую дорогу, благодаря чему через Азов пойдет тогда вся торговля. В то же время Досифей просит царя, чтобы с греков, которые поселятся в Азове и его окрестностях, не брали никаких податей, тогда эти места быстро заселятся греческими выходцами из разных мест. Затем он советует [С. 303] царю учредить в Азове митрополию с подчиненными епископами по городам. «А дабы не учинило тягости царской казне житие их, чтобы было по древнему обычаю Кафолической Церкви, а наипаче, понеже суть соседи наши, чтобы было и житие их, якоже и наше. Патриархи и здесь в Царьграде наипаче пеши ходят, а архиереи суть нищие и прежь сего были, как познавается от историах и от собрания Вселенских Соборов, что там нищия были, что цари их кормили, платья дорогие духовным людем (носить) непристойно, а носили такие платья иконоборцы, и буде изволишь, прочтите правило шестое-надесять Вселенскаго Седьмаго Собора, которое весьма низвергает»[351]351
  1700 г. № 1.


[Закрыть]. Относительно того же Азова Досифей прислал государю с послом Украинцевым и такой наказ: «Если-де изволит великий государь, его царское величество, город Азов и к нему прилежащие старые и новые городки держать, то ненадобно их пометывать, но всегда иметь в осмотрении и во всяком призрении, чтоб в них воеводы и начальные люди были разумные, а ратные люда добрые и смелые, и неприятель, на то смотря, не так будет в мысли своей распространяться. А если те города в крепости и в обороне будут слабы, и неприятель всегда имети будет тщание и неусыпное радение о воинском над ними промыслу; а на то нечего смотреть и обнадеживаться, что с ним учинены будут мирные договоры, понеже он древний вероломный и лукавый христианский неприятель. А если когда царское величество изволит начать с ним войну, и тогда надобно прежде взять Очаков – левый рог, а правый рог был Таганрог, а взяв Очаков, то надобно Крым взять, а взявши Крым, то будет дорога на Черное море свободною, и тогда пристанут сербы, и волохи, и мултяны, и болгары, а не взяв Очакова и Крыму, турков на море воевать трудно, понеже татаровя в том чинить будут препону, да и оные народы для той же опасности вспоможения чинить не будут. А к тому-де воинскому поведению надобны морские мелкие многие суды, которые великий страх могут здесь учинить, нежели корабли, и тех кораблей турки так не боятца, [С. 304] как мелких судов, потому что те мелкие суды могут по всему Черному морю во все стороны рассеятися и жилищам бусурманским чинить огнем и мечом раззоренье и плененье»[352]352
  Турецкие статейные списки, № 27,


[Закрыть]. Во время войны со шведами Досифей дает Петру в высшей степени своеобразный совет, как покончить эту войну в пользу России, именно: нужно-де поддерживать непрерывные сражения со шведами, не жалея людей, ибо тогда силы шведов, хотя бы они и побеждали, необходимо будут умаляться после каждого сражения, и им, по дальности их страны от театра войны, будет невозможно скоро пополнять эту убыль людей, что, наоборот, легко делать русским, которых к тому же там много. В конце концов от непрерывных сражений силы шведов все более и более будут умаляться, и наконец все они будут уничтожены, и русские, таким образом, одержат над ними решительный верх. Жалеть убитых русских никак не следует, потому что все убитые – мученики[353]353
  1699–1700 гг., лл. 1198 и 1199.


[Закрыть]. Не менее любопытно нравоучение, какое делает Досифей Петру относительно продажи русскими пленных шведов в Турцию. В 1706 году Досифей писал Петру: «Пишем ныне об одном великом и нужном деле, которое, по данному нам от Бога духовному дарованию, имеем должность донести, не в научение вашему царскому величеству, ибо ведаем, что Богом просвещен и богомудр, но в напоминание, а наипаче поелику в вашей богохранимой державе имеем чин доносителя. Шведы хотя и еретики, но, когда приемлют их к Москве, делаются православными мало-помалу; но бывает и то, что имеют позволение некоторые вывозить их в землю турскую, и покупают их папежники и кальвины, а не одни православные, и еще продают их и туркам. Пресветлейший и превеликий государь! не допусти, дабы труды твоего царскаго величества были в прибыль нечестивым, а потом: не грех ли сие пред Богом и на свете не великое ли безчестие, поелику ни из которого христианского государства не привозят сюда продавать христиан, а из святых стран привозить непристойно. [С. 305] Надобно, если изволите, повелеть, чтобы не вывозили христиан больше, и объявить ослушникам смерть неотложную, и будет великая честь и великая слава твоему царскому величеству. Мы, как долг имея, доносим церковную правду вашей светлости; а вашему благочестию, как сыну Церкви, праведно послушать, да возымеешь и Бога должником своим во всякой правде»[354]354
  1706 г. № 1.


[Закрыть]. И в Константинополе Досифей сильно упрекал нашего посла Толстого, зачем из России вывозят пленных шведов и продают их туркам. На эти упреки Толстой отвечал Досифею, что это делают недостойные купцы-греки и что если бы это сделал хотя бы один московский купец, то он с ним и здесь бы расправился по достоинству, а на греков он управы не имеет; «и не токмо шведов крадут тамо (в России) греки и сюда привозят и продают, но и сущих московских, как ныне слышу, что привез греченин одну девку московскую и здесь продал»[355]355
  Турецкие дела, 1796 года, связка 7,


[Закрыть]. Затем Толстой признается, что ранее и ему прислали одну девку шведскую, которую он подарил одному греку, работающему у Порты, в благодарность за что грек прислал ему своего невольника. Толстой не видел возможности иначе прекратить этот постыдный торг, как просить государя, чтобы тех плутов-греков запретили пропускать в Россию и к казакам. Впрочем, справедливость требует заметить, что Досифей возмущался, собственно, не самим фактом продажи пленных шведов в рабство, а только тем, что их продают в руки нечестивых. В 1704 году он сам обращался к переводчику Спафарию, «чтобы он промыслил купили ему (Досифею) четырех человек полоняников шведских – двух ребят по 15 лет в келейники, да для писаря и сродника своего двух девок по 17 и 18 лет». Указом государя того же года 28 декабря повелевается послать к Иерусалимскому патриарху Досифею просимых им шведских полоняников, двух ребят и двух девок[356]356
  № 3,лл. 405–406.


[Закрыть].

Понятно, как важны и ценны были для наших константинопольских послов и для правительства услуги восточных [С. 306] патриархов, особенно тех из них, которые служили в течение многих лет и оказывали на этой службе особенную ревность и преданность интересам России. Сам Великий Петр, например, высоко ценил службу Иерусалимского патриарха Досифея, не раз посылал ему от себя лично письма, в которых он восхвалял его ревность, выражал ему свою любовь и уважение, просил его и впредь быть пособником в делах царских, не оставлять его своими писаниями. «Мы блаженство ваше, – писал, например, Петр Досифею 3 сентября 1703 года, – имеем паче протчих всех о Христе возлюбленнаго отца и пастыря и великодушнаго мужа и тем паки призываем блаженство ваше, дабы как прежде сего в богоугодных молитвах своих нас никогда запомнил и в делах наших приключающихся всегда пособники имели есмы, так и ныне потому ж от блаженства вашего желаем, аки от возлюбленного отца и пастыря, яко да во всяких делех наших, покамест наш великий посол в тех краях пребудет, было б ему блаженство ваше советник истинный, а мы, великий государь, наше царское величество, к тебе, возлюбленному отцу и пастырю нашему, поелико возможно, не токмо словом, но и делом ко всем богопроходимым местам святых склонны есмы щедрою рукою способляти, токмо и блаженство ваше, как и прежде сего, всегда честными грамотами своими нас посещать благоволиши и молитвою не оставляй»[357]357
  Письма Петра Великого к Досифею на печатаны в Приложениях.


[Закрыть]. В 1706 году канцлер Головин писал Досифею: «Известия ваши, как пишете о тамошних владетелях, выразумели и благодарим блаженство ваше, как благодетеля нашего». Головкин, заступивший место умершего Головина, счел себя обязанным немедленно писать Досифею и просить его, чтобы он по-прежнему продолжал присылать правительству свои грамоты. «Просим ваше блаженство, – писал Головкин, – дабы и впредь, как и прежде, при господине Федоре Алексеевиче, и с нами имели чрез писания свои собеседование, и не сомневаемся, что блаженство ваше, по обычной своей ко всем отеческой склонности, соизволит на сие непременно; мы же по возможности [С. 307] нашей не пренебрежем явить подобающую вам службу нашу и знаки истинного послушания нашего»[358]358
  1706 г. № 1.


[Закрыть].

Служба одних только восточных патриархов не могла, однако, удовлетворить всем требованиям русского правительства, потому что Константинопольские патриархи, которые в этом отношении имели особую важность, слишком часто менялись, что мешало нашему правительству войти с ними в желанные близкие отношения. С другой стороны, патриархи были слишком крупною и заметною личностью, на которую подозрительно посматривало турецкое правительство. Пока Россия была далеко от Турции и не была для нее опасна, турки почти совсем не обращали внимания на сношения патриархов с Москвою[359]359
  Мы имеем под руками даже один случай, из начала XVII века, когда турецкое правительство задумало было воспользоваться влиянием Константинопольского патриарха на московское правительство в своих интересах. В 1621 году патриарх Кирилл Лукарис с турецким послом греком Фомою Кантакузеном писал государю: «Имеем надежду, что порадеешь свободити от Литвы от злых недругов царствия своего Смоленск и иные места, (которые) с лукавством взяли из рук царствия вашего; ныне имеешь время, коль великий и крепкий царь Осман салтан хочет силою своею учинить воздаяние над теми ляхи, да и царствие твое имеет время доброе воздать им воздаяние, и да утвердится любовь меж вами с высокими враты». В другой грамоте к царю Кирилл, сильно выбранив злых и коварных ляхов, которые только и думают, как бы им овладеть русскими городами, усиленно выхваляет мудрого и могущественного султана, расположенного к грекам. «Нас любит и призирает, – пишет патриарх, – и, имея нас свободных, нас и домы наши и церкви, ни единого супротивия не имеем от великого его царствия, только живем и пребываем добре и все добровольно в покое пребываем и благодарим», уверяет, что султан поднимается отмстить ляхам за их злые дела, учиненные особенно относительно России, и советует царю без всякой мешкоты отнять у поляков, в союзе с турками, Смоленск. Если царь примет совет этот, то, уверяет патриарх, султан и его визирь будут иметь ко всем христианам еще более любви, и потому он именем Бога и Христа умоляет царя исполнить его прошение о союзе с турками против поляков. О том же Лукарис писал и Филарету Никитичу. Но, по приказанию Лукариса, турецкий посол грек Фома Кантакузен заявил на словах, что грамоты о союзе русских с турками против поляков патриарх писал по повелению султана, а не сам собою. Филарет Никитич, однако, отвечал Лукарису особою грамотою, в которой, сказав о польском разорении и о мире, заключенном с поляками на 14 лет, заявляет, что забыть сделанное поляками зло невозможно, и если бы польский король подал хотя бы малейший повод к нарушению мира, царь на него тогда поднялся бы. А что Москва в борьбе султана с Польшею не подаст последней ни малейшей помощи и впредь полякам помогать не будет, в этом Кирилл может смело заверить султана (Турецкие статейные списки Но 4. С. 97–123).


[Закрыть]. Но с течением времени обстоятельства изменились, и турецкое правительство [С. 308] не могло не заметить, что патриархи всегда готовы служить и радеть единоверной Москве во вред Турции. Тогда турки стали внимательно следить за сношениями патриархов с русскими послами и правительством и стали строго карать тех из них, которых уличали в преступных, тайных сношениях с Москвою. Так, за тайные сношения с Москвою они повесили патриарха Парфения; за поездку в Москву они лишили кафедр патриархов Александрийского Паисия и Антиохийского Макария. Прежде наши послы в Константинополе беспрепятственно ходили к патриархам и советовались с ними о государевых делах, но со второй половины XVII столетия им уже не дозволялось иметь никаких сношений с патриархами до полного окончания всех дел. Ввиду этого и наше правительство в своих инструкциях послам стало предписывать ходить им к патриарху тайно, «усмотри время, как прилунится, чтоб на него и на себя тем не навести от салтана и визиря нелюбья». В 1705 году Константинопольский патриарх говорил нашему послу через одного грека, что ему ни письменно, ни через особых посланных никак нельзя было сноситься с царем, «понеже-де турки вельми к нему, патриарху, подзирают паче прочих, понеже о прочих патриархах небрегут, кроме Константинопольского, и того-де ради Иерусалимский патриарх (Досифей) и пишет к царскому величеству, еже имеет свободу, а ему-де писать никоторые делы немочно»[360]360
  Турецкие дела, 1705 г., связка 6, № 4. С. 340.


[Закрыть]. Патриархи опасались даже своих собратий архиереев, которые могли донести на них туркам. Так, патриарх Мефодий просил посла Нестерова, чтобы он в присутствии греческих властей не передавал и не говорил ему о присланных царем грамотах и дарах, потому что он, патриарх, «и [С. 309] от греческих властей имеет опасенье»[361]361
  Турецкие статейные списки, № 10, 1667 г. С. 332; Na 15,1667–1679 гг. С. 56; Na 20,1681–1682 гг., л. 442.


[Закрыть]. Таким образом, патриархи из-за подозрительности турецкого правительства далеко не всегда могли с успехом исполнять службу тайных русских политических агентов и часто, несмотря на все свое желание, не могли быть полезными в этом отношении, что естественно побуждало московское правительство пользоваться, помимо патриархов, услугами и других лиц, тем более что охотников до такой службы всегда было много.

В числе тайных русских политических агентов, состоявших на службе у нашего правительства, мы встречаем, помимо патриархов, всевозможных восточных митрополитов, архиепископов, архимандритов, иеромонахов, учителей и разных мирских лиц, по преимуществу греков-купцов. В большинстве случаев на службу к русскому правительству поступали те лица, которые побывали в Москве за милостынею и хотели поддерживать дальнейшие небезвыгодные для них сношения с Москвою. Первым после патриарха Иеремии известным нам лицом, поступившим в число тайных политических агентов, был тырновский митрополит Дионисий, привезший в Москву грамоту об утверждении в России патриаршества. Находясь в Москве, Дионисий сам вызвался помогать нашим послам в Константинополе, почему в инструкции послу Нащокину 1592 года говорится: «Да память Григорию и Ондрею: приезжал к государю царю от Цареградцкаго патриярхова Собору терновский митрополит Дионисий и сказывал государевым приказным людем, что у турского салтана ближней человек Иван греченин, а ему племянник, и он, приехав в Царьгород, рекся государю служить и всякими делы промышлять, а что проведает, и он о всяких делех рекся к ним государевым посланником приказывает и к греченину Ивану послано с ним государева жалованья». Поэтому послам предписывается сноситься в Константинополе с Дионисием и напомнить ему о его обещании служить государю[362]362
  Там же, № 3,1592–1594 гг. С. 57.


[Закрыть]. Подобную же роль [С. 310] при наших послах играли и другие гречане. В 1621 году в качестве турецкого посла явился в Москву грек Фома Кантакузен, которого Константинопольский патриарх Кирилл Лукарис рекомендовал русскому правительству как человека, могущего служить нашим послам к Константинополе, в инструкции которым и предписывается советоваться им с Фомою[363]363
  Там же, № 4, 1621 г. С. 97–123; № 6,


[Закрыть]. Но этого мало: Фома пересылает в Москву с разными греками вестовые письма о «турецких поведениях», так что царь пишет ему: «Ты делаешь добро, что к нам, царскому величеству, о наших делех пишешь», и посылает ему три сорока соболей, чтобы и впредь продолжал служить государю[364]364
  1630–1650 гг. С. 104–107.


[Закрыть]. В 1667 году с послом Нестеровым государь послал грамоту адрианопольскому митрополиту Неофиту, в которой пишет, что когда к султану посылай был с любительною грамотою стряпчий Тяпкин, то Неофит, когда Тяпкин был в Адрианополе, «о наших государских делех, о чем ему наказано было говорить святейшему Парфению, патриарху Царегородскому, говорил, а что ты ему на те дела ответ учинил, и про то нам, великому государю, ведомо». Далее митрополиту напоминается, что он Тяпкину заявил тогда, чтобы мы «о всяких государских делех писали к тебе, а ты, служа и нам, великому государю, те дела исправлять будешь с великим тщанием», и потому, если случится ему быть в Константинополе в бытность там государевых послов, «и тебе бы о наших государских делех, о чем тебе наши послы учнут говорить, радеть и с ними советовать и мысль свою им, послом, подавать, где будет пристойно, а мы великий государь, наше царское величество, и впредь радения твоего забвенна не учиним» (а теперь ему послано было на 200 рублей соболями). Эта просьба царя к митрополиту Неофиту имела успех. Как видно из статейного списка посла Нестерова, Неофит тайно являлся к послу в Константинополе и сообщал ему разные вести. Впрочем, с этою же целью являлись к Нестерову и другие духовные особы, как, например, кесарийский митрополит [С. 311] Феодосий и филиппопольский Гавриил[365]365
  Турецкие статейные списки Na 8,1667 г. С. 23–85 и 140; № 10. С. 66–75.


[Закрыть]. Служили в Константинополе нашим послам и многие другие лица, которые по большей части были посредниками между патриархами и нашими послами, а иногда служили и самостоятельно. В 1629 году прибыли в Москву два грека, Константин и Федор Ларевы, которым дано было сорок соболей в шестьдесят рублей за то, что они в Цареграде у государевых посланников о делах их промышляли. В статейном списке посла Украинцева значится в числе расходов: Иерусалимского патриарха архимандриту Макарию дана пара соболей двухсотрублевого достоинства, так как он приносил от патриарха разные ведомости; сербянину старцу Григорью, который прислан был от негоже, святейшего патриарха, к посланником со всякими ведомостями почасту, дана пара соболей двухсотрублевого достоинства[366]366
  Там же, № 27,1699–1700 гг., лл. 1295–1296.


[Закрыть]. В 1642 году наши послы писали про службу им послам в Константинополе грека Ивана Петрова Тафрали: «А во Царегороде он, Иван, служил тебе, царю, от истинна сердца верою и правдою и о твоих государевых делех вседушно радел и промышлял, на салтанове и на визиреве дворех – везде имел друзей. Ныне у салтана и у визиря ближний человек Речеп-ага жалует иво добре и во всяких делех верят ему, а к нему, Ивану Петрову, Речеп-ага приятлив… и никоторый греченин того не ищет, как он, Иван, во всяких твоих государевых делех радеет, и для того многие гречане его, Ивана, ненавидят, зависти ради»[367]367
  7150 г. № 11.


[Закрыть]. Один из таких агентов, работавших государю в Константинополе, именно архимандрит Амфилохий, так изображает свою службу в одной из своих грамот государю (1649 года): сообщив разные политические вести и рассказав о нестроениях в патриархии вследствие частой смены патриархов, Амфилохий далее говорит: «Еще объявляем тебе, великому и праведному царю, что в таких нужных и смутных временах, я, богомолец твой, от твоей государской службы не отлучался никогда и по силе моей в [с. 312] таких страшных часах во всякой мере твоему государеву послу помощь оказывал писанием моим Вселенскому патриарху Парфению – посол твой мою к тебе государю прямую службу сам ведает. Как Вселенский патриарх Парфений позвал меня к себе тайным делом ночью и спрашивал богомольца твоего про всякое государское дело, и я ему объявил о нужде и тесноте, какую терпели твои люди с послом Алферьем Кузовлевым в таких страшных временах; я открывал все ему, святейшему патриарху, слово в слово о сих делах неложно, и он послал меня к твоему послу спрашивать; какое у него есть прошение и дело до визиря? Посол говорил о твоих делах, и я, по приказу его, тотчас ходил к Вселенскому патриарху и объявил посольские всякие речи и бил челом от себя усердно за твоего государева посла и всех твоих людей, чтобы Вселенский патриарх визиря Магмет-пашу просил об их отпуске и скором совершении ваших государских дел. Посему я, богомолец твой, бью челом тебе великому и праведному государю, чтобы пожаловал меня своим царским жалованьем, как тебе Бог известит, а я буду работать тебе и Бога молить до конца жизни моей, и на отъезде я твоему послу говорил и велел всякие мои речи о тайных делах тебе, государю, объявить, в том волен Бог да ты, великий государь»[368]368
  7157 г. № 17.


[Закрыть]. Как происходила вербовка гречан на службу государя в Константинополе, об этом статейный список посла Афанасия Поросукова рассказывает следующее: раз ночью явился к нему один грек, служивший переводчиком у турок, и заявил желание служить православному царю. В знак своей верности грек снял икону и поцеловал ее и затем того же потребовал и от посла в доказательство того, что все ему сообщенное будет им сохранено в строгой тайне и будет доведено до сведения царя и его ближних людей. Афанасий поцеловал икону, то же должны были сделать, по его приказу и по требованию грека, посольский подьячий и толмач. После этой церемонии грек стал сообщать послу о намерениях и замыслах [С. 313] турок, заявил между прочим, что султан вовсе не желает войны с Москвою, а Украину – владения Дорошенки и Чигирин надеется захватить без войны; он-де боится в борьбе с Москвою потерять ту славу, которую он получил в войне с поляками[369]369
  Турецкие статейные списки, № 17, 1677–1678 гг., лл. 97-100.


[Закрыть]. Таким образом, нашим константинопольским послам, кроме патриархов, совместно с ними или отдельно от них помогали своими советами, сведениями и связями при турецком дворе и другие духовные и светские лица, услуги которых, по заявлению самих послов, были для них иногда очень важны и полезны.

Кроме патриархов и других лиц, которые так или иначе служили нашим послам в Константинополе, русское правительство имело еще целый многочисленный штат тайных политических агентов, которые, проживая в Турции, находились в постоянных сношениях с Посольским приказом, куда они присылали свои вестовые письма с подробным изложением того, что замечательного в каком-либо отношении происходило в различных местах Турции. Как велико было число этих агентов, видно из того, что в период времени между 1630 и 1660 годом в числе их встречаются митрополиты: севастийский, веррийский, фессалийский, тырновский, приконийский, халкидонский, назаретский, вифлеемский, коринфский, варнский. Кроме митрополитов, в числе русских агентов, присылавших свои отписки в Посольский приказ, встречаются за указанное время архимандриты: Амфилохий, Венедикт, Парфений и другие; затем молдавский учитель Гавриил Власьев, цареградский инокосвященник Дионисий, иерусалимский протосинкелл Гавриил, иерусалимский иеромонах Дионисий и греки-бельцы: Иван Петров Тафрали, Мануил Константинов, Фома Иванов и другие.

В число тайных русских политических агентов поступали прежде всего те лица, которые оставались в Москве на государево имя, но через несколько лет опять оставляли Россию и возвращались на Восток. Не желая по своем отъезде из Москвы прекращать выгодные для [С. 314] них сношения с русским правительством, они поступали обыкновенно в число его тайных агентов и начинали присылать в Москву вести о турецких поведениях в надежде получать за это милостыню. Так, севастийский митрополит Иосиф, в 1630 году оставшийся в Москве на государево имя и отпущенный опять на Восток в 1634 году, немедленно присылает государю грамоту, в которой заявляет, что он прибыл в Константинополь, был здесь у патриарха и принят им ради царской грамоты, с ним посланной, с великою любовью, что он по делам царским перед обоими патриархами толмачил и служил, сколько мочи и силы было. Затем Иосиф начинает присылать в Москву ряд грамот с политическими вестями, тем более что он, по его словам, успел свести короткое знакомство с приказными султана[370]370
  7143 г. № 7; 7147 г. № 12.


[Закрыть]. Точно так же и веррийский митрополит Аверкий, оставив Москву и поселившись в Молдавии, начинает присылать отсюда грамоты в Москву с политическими вестями; так же поступает и долго живший в Москве и известный у нас по книжным исправлениям иверский архимандрит Дионисий и другие лица[371]371
  7147 г. № 7 и 11; 7178 г. № 59.


[Закрыть].

В число русских политических агентов поступали затем те лица, которые приезжали в Москву за милостынею и здесь узнавали, как сильно русское правительство дорожит разными политическими вестями, как охотно оно отличает и награждает тех, которые для него бывают полезны в этом отношении. В надежде на милости русского правительства такие лица вступали в число политических агентов, если только получали на это разрешение от правительства, которое не всех и не всегда принимало к себе на службу, а только чем-либо зарекомендовавших себя или успевших внушить ему доверие к себе. В 1645 году халкидонский митрополит Даниил, ранее побывавший в Москве, присылает государю обстоятельное донесение о турецких поведениях и смутах в Константинопольской Патриархии, причем замечает, что [С. 315] он уже и ранее через одного грека извещал государя о турецких делах. Но, как видно, на его услуги в Москве не обращали сначала внимания, и потому он в 1651 году обратился к государю с формальным и настоятельным предложением принять его в число политических агентов. «Я желаю, – писал митрополит, – наречься рабом вашего царствия и почитаться с прочими вашими рабами (т. е. агентами). Пребывая в Царьграде у святейшего патриарха, хожу я к султановым ближним людям и всяких вестей проведываю и начну писать к царствию вашему, лишь бы нам только иметь ваше царское повеление, а я, богомолец и верный раб ваш, послужу царствию вашему и желаю быть и молю Бога, да сподобит меня быть у державы царствия вашего; и если только будет произволение, всегда буду писать верно и подлинно, ибо мы, богомольцы ваши, должны вседушно радеть и промышлять с великою радостью христианскому царю, сколько нашей силы достанет, как и прежде сего делали искренно». Предложение Даниила на этот раз было принято, и он стал присылать в Москву самые подробные и обстоятельные известия о событиях в Турции. В том же году приконийский митрополит, приезжавший в Москву за милостынею, по выезде из России писал государю: «Как раб и должник великому вашему царствию, всегда должен я, как работник, на дело, где удобно по силе моей, и пишу, как верный раб и богомолец, что на местах наших бывает, и буду давать о том весть тихомирному вашему царствию». Царегородский инокосвященник Дионисий, посвященный в монахи, по его словам, в Москве Иерусалимским патриархом Паисием на Кирилловском подворье, в том же 1651 году писал государю, что он, помня к себе царскую милость, посылает к государю (с греком Дмитрием) золотой крест, а теперь предлагает, если на это будет царское соизволение, присылать политические вести, только бы все это было тайно. Услуги Дионисия были приняты правительством и в последующее время встречаются присланные им вестовые письма[372]372
  7153 г. № 19; 7159 г. № 8, 24, 39; 7162 г. № 6; 7164 г. № 6; 7163 г. № 30.


[Закрыть]. В 1653 году назаретский митрополит [С. 316] Гавриил, сообщая политические вести, заключает свою грамоту предложением услуг и впредь обо всем извещать государя, так как он нашел вход к ближним вельможам султана, и от них теперь он может выведывать все, если только о том будет царский указ[373]373
  7161 г. № 16.


[Закрыть]. В 1654 году архимандрит умершего Иерусалимского патриарха Феофана Макарий писал: «Свидетель Бог, готов я со всяким тщанием работать на всякую службу, какая мне по силе, для великого твоего царствия»[374]374
  7162 г. № 17.


[Закрыть]. В 1658 году иерусалимский архимандрит Иоасаф извещал, что патриарх, уезжая из Иерусалима, оставил его своим наместником «и приказал мне писать вашему царствию о всяких делах и статьях», которые он и сообщает в своей грамоте[375]375
  7167 г. № 3.


[Закрыть]. В 1660 году архимандрит Иерусалимского патриарха Дионисий, сообщая разные политические вести, замечает: «Пишу, помня к себе великую и неизреченную вашу милость и жалованье»[376]376
  7168 г. № 21.


[Закрыть]. В 1661 году получено было в Москве письмо от погоянинского архиепископа Нектария, ранее уже бывшего в Москве, в котором он благодарит царя за его милости, сообщает о делах турецких и молдовлахийских и обещает писать о них и впредь[377]377
  7169 г. № 4.


[Закрыть]. В 1662 году прислал грамоту варнский митрополит Даниил, в которой он заявляет желание свое служить государю по силе своей, сколько может[378]378
  7170 г. № 21.


[Закрыть]. Одним из самых видных и деятельных агентов был архимандрит Амфилохий, не раз приезжавший в Москву в качестве доверенного лица от патриарха Кирилла Лукариса с тайными от него наказами, в Константинополе служивший посредником между нашими послами и патриархами, присылавший и от себя в Москву обстоятельные сведения о делах турецких, почему он пользовался в Москве особым расположением и вниманием. Когда в 1653 году Амфилохий умер, то явилось [С. 317] сразу несколько человек, желавших занять его место на службе русскому правительству. Так, александрийский архимандрит Варфоломей, ранее приезжавший в Москву в качестве посланного от Александрийского патриарха Никифора, заявляет после передачи разных политических вестей: «Еще пишем великому вашему царствию, аще да произволит царствие ваше быти нам и служить великому вашему царствию вместо блаженные памяти архимандрита Амфилохия и ведомо чинити обо всем, как и он чинил, и будет на то ваше царское произволение, и что о том повелел ведомо учинить вашею царскою грамотою». При этом Варфоломей обещает служить государю верою и правдою тем более, «что имеем друзей достойных человек, у которых обо всем проведываем». В то же самое время и иерусалимский протосинкелл Гавриил обращался к государю с просьбою, чтобы он дозволил ему занять место Амфилохия, о смерти которого он извещает государя. Наконец, в том же году в Москву прибыл с рекомендательными грамотами Цареградского патриарха Паисия архимандрит Парфений, племянник Амфилохия. Он заявил, что поставлен архимандритом на место своего дяди, что имеет от покойного заповедь всегда радеть о делах царских и что поэтому он желает на службе русскому правительству занять место своего дяди[379]379
  7161 г. № 30.


[Закрыть]. Таким образом, охотников служить русскому правительству в качестве его политических агентов всегда было много: на место одного выбывшего агента сейчас же являлось несколько кандидатов с предложением своих услуг, так что правительству приходилось выбирать между ними. Ввиду этого было вполне естественно, что между разными агентами возникала конкуренция, переходившая иногда прямо в недоброжелательство. Каждый из них старался выставить на вид свои услуги, свою преданность и ревность в служении государю и при случае не прочь был заподозрить, уронить в глазах царя службу, ревность и достоверность сообщаемого другими агентами. В 1649 году архимандрит Венедикт, сообщая разные политические [С. 318] вести между прочим писал и следующее: «Многие грамоты писал и посылал я к великому вашему царствию и в них писал прежде иных людей о всем подлинно про турского салтана, и никто иной не писал так подлинно и не рассказывал»[380]380
  7157 г. № 17.


[Закрыть]. Учитель великой церкви Гавриил с послом Нестеровым прислал к государю грамоту, в которой благодарит государя за присланные ему соболи в 300 ефимков и в то же время пишет следующее: «Которые к царскому величеству палестинские епископы и архиепископы, и митрополиты, и патриархи пишут, будто они царскому вашему величеству о делех радеют и пишут и, приехав, изустно сказывают, и тому б вашему царскому величеству не верить – все пишут и говорят ложно, потому что они, там будучи, никаких подлинных дел и вестей не ведают да и ведать им не дают и почитают (их) вместо псов»[381]381
  Турецкие статейные списки, № 8, 1667 г., л. 331 на об.


[Закрыть]. Про ревностного русского агента Ивана Петрова наши послы писали государю, «что никоторый греченин того не ищет, как он, Иван, во всяких твоих государевых делех радеет, и для того многие гречаня его, Ивана, ненавидят зависти ради». Эта зависть к уважаемым и влиятельным при московском дворе агентам побудила, без сомнения, написать Иерусалимского патриарха Феофана в 1641 году следующий донос государю на архимандрита Амфилохия. «Некий архимандрит Амфилохий, – писал Феофан, – которого я имел прежде у Святаго Гроба, от меня сбежав, пристал к прежнему патриарху Кириллу (Лукарису) и посылаем был дважды к вашему царствию, а ныне он ни у Цареградскаго патриарха, ни со мною у Святаго Гроба. Он пишет и посылает к вам государю от нас, обоих патриархов, грамоты ложью многою, вы же ему не верьте; сказываюсь, что от него пострадал Иван Петров, и он недобрый человек»[382]382
  7149 г. № 12.


[Закрыть]. Понятно, что на этот донос патриарха не было обращено никакого внимания в Москве, где хорошо знали Амфилохия как самого ревностного и преданного русскому правительству агента и потому, несмотря [С. 319] на донос патриарха, продолжали пользоваться услугами Амфилохия до самой его смерти.