Текст книги "Исчезающий миг современности"

Вот в этом месте мы и познакомились с детьми в начале рассказа.

Глава 8. Третья встреча профессора с писателем

Профессор сидел на желеобразном полупрозрачном шаре, который мягко повторил как матрицу части его костлявого тела. Нижние формы, конечно. Он отдыхал. У ног его плескалось море.

Это был Палеозой. Как на экране плавно проплывали сжатые до часов и минут миллиарды лет его, палеозойских периодов: Кембрийский, Ордовикский, Силурийский, Девонский, Каменноугольный, и, наконец, Пермский.

Зарождались леса сначала очень бедными ростками, потом буйством огромных деревьев и непроходимых чащ. Да и кому было проходить? Жизнь только зарождалась. Появлялись лишь небольшие обитатели моря. Какие-то сгустки отвратительной слизи. Они укрупнялись, покрывались раковинами, вылезли на сушу и уже пожирали все, что появляется на их пути. Они оставляли гниющие зловонные останки, а те с большим аппетитом пожирала растительность, жирела и тянулась вверх и вширь. Земноводные разделились на травоядных и плотоядных. Росли, преображаясь в причудливые формы. Травоядные поедали огромные тонны зеленой поросли, до опустошения лесных массивов. На них нападали плотоядные, рвали их тело, заглатывая плоть огромными кусками. В травоядных появился огромный костяной хребет, чтобы защищать себя от хищников. У хищников появились очень мощные челюсти и острые крепкие зубы, чтобы ломать их хребет.

Картины менялись, валились деревья, кричала дикими голосами пожираемая плоть… Кричали летающие ящеры, со свистом рассекая крыльями, обтянутыми кожей, воздух. Они нападали сверху, поедая и травоядных и плотоядных, но более мелких тварей. Или садились на крупную добычу и клевали ее мощным острым клювом, вырывая куски мяса. Добыча ревела, как могла извивалась, но сбросить из за своей неуклюжести, ящера не могла.

Рана гноилась. Поверженная тварь падала, подыхала и шла в пищу разным рачкам и любителям зловонной отвратительной кухни. Текла из ран какая-то жидкость, называемая кровью, синяя, зеленая, красная и удобряла почву для паразитирующих мхов и первобытной хвои. Всю эту Божью муть поливали теплые дожди с неприятной испариной. Они, как катализаторы, ускоряли гниение, пожирая выделенный девственными лесами кислород.

Все проплывало как на огромном экране, но у ног плескалось настоящее море, и его настоящие брызги, размельченные в мокрый туман, омывали лицо профессора, пролетая мимо, или падая тут же. Явно чувствовался запах свежей воды и волн, где– то с протухшей плесенью. – Реальность давно прошедших эпох и одновременно сиюминутных событий.

Профессор, не глядя на посетителя пригласил сесть. У ног писателя появилось такое же шарообразное желе и он сел. —

– Помолчим – сказал профессор. – Увидим воочию, умом и душой прочувствуем все прелести жизни. Если вы, конечно, найдете, по вашим меркам, в увиденных событиях, прелесть. – Когда эры прессуются в часы и минуты, тогда ясней, не вычисляется, а чувствуется их математическая точность. Тогда можно определить, если в уме, или в душе есть такой определитель, величия и низменности жизни. – Величие и низменность! – Они равноценны! И если бы Бог не наделил человека цинизмом и подлостью в самой высокой ее степени… то, ах, как трудно было бы жить!

В сущности Рай человеческий состоит из самой изощренной подлости! Рай в его душе. Как ликует душа человека, когда он украл, ограбил, отобрал, донес куда следует, задушил, застрелил, оскорбил, обманул, надсмеялся и… так ловко ушел от наказания! Разве это не Рай?! Живи и благоденствуй!

А вот настоящий Ад испытывает человек, когда по недосмотру Бог не наградил его ни цинизмом, ни подлостью! Другими словами, содрал с него защитный слой лжи и вероломства, но дал понять, что это такое! – здесь, на Земле, при его, в этом случае, никчемной жизни!

Какие муки угрызения совести испытывает не награжденный цинизмом и подлостью человек, кушая, скажем отбивную! Ведь он обязательно почувствует боль несчастного поросенка! Увидит как текла его кровь, когда вонзили нож в сердце! Услышит его… душераздирающий крик от невыносимых страданий!

Душу несчастного едока, лишенного защитной оболочки из хамства и подлости, сожмет нестерпимая боль… желаемого жить, убиваемого существа! Сможет ли он есть после этого?! – Да что там есть!

Не дай Бог такой человек просто случайно, в силу каких – то чрезвычайных обстоятельств оскорбит словом, или действием собственную мать! Пропал тогда такой человек! Он будет жить в собственном Аду! Какие нестерпимые кошмары будут приходить ему каждую ночь! Как он будет истязать себя! Как будет рвать на мелкие кусочки с нестерпимой болью свое сердце! И так всю жизнь! А жизнь будет долгой… Что там котел с кипящей смолой – нырнул, сгорел, и ушел в вечность! – То Рай!

Да не только мать! – Не дай Бог такой человек оскорбит просто друга, просто случайно, потому что преднамеренно оскорблять такому не дано! У него нет ни уменья, ни сил, ни пристрастия! – И он в вечном Аду! В вечных душевных муках! Не защищен такой человек от Ада цинизмом и подлостью! Не защищен!» —

Профессор замолчал.

Молчали долго. Благо картины менялись очень быстро и зрители успевали воспринимать все действия только холодным умом, не прибегая к своим чувствам. Красивые пейзажи! – Уже появились цветы самой причудливой формы и слышен был аромат их то зловонный, то благоухающий. Появились причудливые насекомые, чтобы опылять их и давать продолжение жизни. А какими красивыми, просто божественными красками были окрашены кровожадные твари!

Профессор продолжал —

– Посмотри на эту по райски разукрашенную тварь! Ведь это верх цинизма! Разве может такая красота причинять боль?! – А может! Для того она и разукрашена, чтобы не страшно было подойти к ней, а она бы удобно схватила и перекусила пополам подошедшего.

Ты думаешь почему мы выжили? Да потому, что подлецы! Потому, что никого и ничего нам не было жалко! Даже свою собственную, самую родную нашу Мать – Землю. Мы ее рвали, долбили, высасывали из нее кровь до тех пор пока она не потеряла жизненные способности! А мы развивали наш ум, наши навыки убивать, (называя их творчеством), потому, что Бог нам дал Ум! Бог дал Ум…

Он что, не знал как мы будем распоряжаться даренным нам Умом? Он, что не ведал, что каждый этап нашего последующего развития будет таить в себе еще более мощный и более разрушительный, так сказать, изощренно созидательный для разрушения, виток?

Он знал! Знал, что это будет гонка! Гонка убегающего Бога и догоняющего Человека! И когда Человек догонит Бога, то это уже будет не Человек, а Дьявол! Будет Мир и Антимир! Они уничтожат друг друга и уже при отсутствии такой «материи, или не материи» как Время, будут ждать неизвестно сколько следующего взрыва. Хотя при отсутствии времени все покажется одним мигом! При отсутствии времени триллион триллионов лет – один лишь миг!

Но!.. Бог не знал, что все живое созданное им, даже Ум, вне человека, захочет, помимо Божьей воли, жить вечно! И Богом данный человеческий Ум, чтобы не быть уничтоженным родил Божьим умом, уже свой человеческий, или лучше сказать – Сатанинский Ум! И!.. он догонит и обгонит Бога! Чтоб спасти Вселенную, и… может даже далекую колыбель нашу – Землю! Хотя для чего? Мы научились жить вне Земли. Мы только когда защемит, что-то в душе нашей – пишем о ней, и о той наивной, но по-своему пусть и подлой, но красивой местами жизни.

Я, молодой человек, читал продолжение вашего рассказа, не суйте мне исписанные листы. Вы не сочиняли, вы просто списывали, но, простите, совсем не гениально из существующей мировой информации. И списывали очень часто безграмотно! Хотя бы грамматику повторили, пусть даже земную! Это ваша беда!

Вот мы сидим и наблюдаем Палеолит – тоже, воссоздав из информационного поля давно ушедшую реальность. А может и не ушедшую… как знать. Если принять во внимание сумасбродную оригинальность некоторых ученных, что Мир состоит одновременно из прошедшего, настоящего и будущего… В таком случае хватит ли, даже нашего современного ума это осознать? Наверно хватит, если удастся убрать из вселенной ВРЕМЯ!

Так вот, я в какой-то степени, развлечения ради, заинтересовался той информацией, из которой вы списываете свой рассказ.

Я не знаю, как вам при следующей командировке в земное время удастся спасти вашего мальчика – Янко, но от него зависит очень многое. Оказывается он почти начало всего вашего рода. Он ваш родственник. Ваш предок. И, не дай, чтобы допустил Бог… или Сатана… что он погибнет, то оборвется ваш род и вы исчезнете. Ладно, исчез бы один ваш род – убыток небольшой. Но ваш род имеет очень много связей. То ли с Наполеоном Бонапартом, то ли с Гитлером, то ли, наконец, с Нероном – одним словом с самыми великими подлецами земной истории, да и с многими другими упырями того времени.

Представляете исчезновение, пусть Наполеона! – Что будет с Францией, что с Россией? Да и вообще, все полетит кувырком! Это ж форменный анти-кардибалет! Никакому – ни Богу, ни Черту не удастся все наладить. Нужно перекраивать, уже покроенные, на тот час, границы, кого-то лишать жизни, кого-то поднимать из мертвых, Судить не судимых, оправдывать судимых! – Кошмар! Проще залить все это расплавленной лавой, потом потопить в океане, чтоб не было неразберихи! И все это, в данном случае, на ваших плечах. Зря вы затеяли свой рассказ. Но… вольному – воля!

Ладно о делах… Обедать хотите? – А то мы сейчас организуем прекрасный обед прямо здесь, в Палеолите…

Видите самку небольшого динозавра под реликтовой сосной? – Мы можем вскрыть ее утробу и изъять яйца почти еще без скорлупы. Пока будет готовиться омлет мы, как и все порядочные подлецы, будем наслаждаться ее болевыми мучениями!

Не волнуйтесь, мы зашьем и залечим ее рану, но дадим почувствовать этой твари как она вгрызается в тела других таких же тварей и рвет их плоть. —

Писатель от такого обеда отказался. —

– Нет – сказал он – я бы с удовольствием поел салат из каких-то не очень ядовитых растений. Допустим из водорослей кембрия, или уже из плодов пермского периода. Боюсь несварения желудка. —

На этом диалог профессора с писателем закончился. Опустился занавес…

Глава 9. Заточение и побег

Мальчики, в том числе и Янко, засели в бурьяне метров за 70 от места достижения своей цели. – Целью служил Мост через полу-пересохший брод. Ночь была лунная и мальчики видели тот форпост, который им нужно преодолеть. Стратегия была ясна – нужно выработать тактику. Форпост был серьезный. С одного конца сидела тетя Луза с хворостиной, с другого – дядя Гыба с палкой. Конечно преимущество было на стороне мальчиков, потому, что они видели своих преследователей, а те их – нет. Плюс союзником мальчиков была преданная им душой и телом собака. Она заглядывала в их глаза как бы спрашивая, когда же наконец наступит неотвратимый миг атаки. Чуть вздрагивала – явно рвалась в неравный бой. Но военный штаб, передовой линия фронта, занял, в данном случае, выжидательную позицию.

– Меня Гунари зовут – наконец заговорил спаситель Янко. – На пирожок и подкрепись. – Янко дрожащими руками взял пирожок и жадно откусил, но не стал жевать, а посмотрел на собаку.

– Ешь, Мурадо не голодный. – Мурадо – это кличка собаки. Собака услышала свое имя, ласково завиляла хвостом и подползла ближе к Гунари. Тот потрепал ее за холку. Янко ел пирожок и сказал —

– Очень вкусный пирожок, я таких еще не ел, наверно такие будут давать, когда меня отдадут на органы.

– Дурак, знаешь что такое отдать на органы?

– Что?

– Это когда у тебя отрежут руки, ноги и живот, и пришьют их другим мальчикам, или девочкам, а мертвое твое тело выбросят на помойку. – Янко перестал есть и тихо заплакал. – Ешь – продолжил Гунари – тебя ни на какие органе не сдадут, потому, что ты слишком ценный мальчик. А брать на органы – это фантастика. Если такое, не дай Бог и случится, то лет через двести. Я это читал в фантастических книгам и нам рассказывал наш Гуру. Он все знает.

– А куда мы сейчас пойдем?

– Там увидишь, а сейчас главное убежать от твоих преследователей. Они очень опасные. Дядька с кривым носом, он просто перекупщик, большего я не знаю. Я только знаю что твоего сводного брата и сестру тоже сегодня должны спасти. В данном случае, мы для них сейчас – отвлекающий маневр. —

Мальчики так просидели еще часа три. Гунари рассказывал Янко разные сказки и тот уснул. Уже почти перед утром Гунари разбудил Янко, взял его за руку и почти поволок в сторону моста. Оба стража крепко спали. А Янко окончательно проснулся, лишь когда проходил мимо дяди Гыбы. У него задрожала рука, но Гунари крепко сжал ее.

Перебежали мост, перебежали дорогу, забежали в лесок и уже пошли умеренной походкой. Гунари дал еще Янко пирожок. И сказал —

– Это, к сожалению, последний. Нас должны ждать, а если нет – придется перебиваться своим умом, пока доберемся до цели.

Когда ребята вышли из леса, уже рассвело. Впереди раскинулось широкое поле поросшее мелкими кустарниками шиповника и бузины, и порезанное на небольшие возвышенности, и такие же впадины тянущиеся с Севера на Юг, вроде их размыл древний поток мигрирующей воды с огромными камнями. Все было покрыто зеленой разнообразной травой с буйным ее цветением. Только кое где возвышались высокие деревья. Покрученной от ветров сосны и такой же покрученной березы, как форпосты расставленные разумным стратегом для передачи по цепочке визуальных сигналов.

Над цветками кружились мотыльки и Мурадо с собачьей радостью гонялся за ними, щелкая зубами. На Востоке огненным шаром висело Солнце, а на Западе горизонт покрылся прозрачной синью с темноватыми и светлыми переливами. За то на Севере, а мальчики шли из Юга на Север, вдали, по всему полю были разбросаны маленькие темные точки и в мареве, уже подогретого воздуха, казалось точки двигались. А они, и на самом деле двигались, так-как это было большое стадо овец, принадлежащее, то ли богатому хозяину, то ли монастырю, чуть синеющему не далеко от стада овец.

Башенки монастыря ели возвышались на огромном полотне завораживающего поля и качались в прогреваемом полупрозрачном воздухе, как маятник воздушных часов. Где-то впереди должна быть еле заметная колея поселковой дороги. Туда мальчики и направились. Там их, на каком-то отрезке дороги и должны ждать, мужчина и женщина, проезжая на крутых рысаках туда и обратно. Мы с ними встречались возле моста. Кто они расскажем дальше. Но уже во втором томе этой книги.

Мальчики залегли в высоких лопухах, метрах в двадцати от дороги. Дело двигалось к полудню, потом перевалило за полдень и двигалось к вечеру. Никого не было. «Что-то не сработало» – подумал Гунари, нужно было принимать уже не ординарные решения. Он попросил Янко лежать смирно и приказал собаке не отходить от мальчика, а сам исчез.

Часа через полтора он появился с двумя кувшинами овечьего молока в полотняной очень грязной сумке и с ковригой плоского пресного ячменного хлеба.

– Я подоил овец, а кувшины и хлеб добыл. Ешьте. Это обращение касалось Янки и Мурадо.

После обеда, скорее ужина, мальчики расслабились и, через какое-то время, уснули. Проспали они почти до утра. Уже серело, когда их разбудил лай собак. За лаем послышалось сердитое рычание, потом отчаянный лай, потом жестокая драка собак. Силы были не равные, и, охраняющие стадо овчарки, оттеснили Мурадо, сильно его потрепав.

Над мальчиками стояли три огромные мужика. Они показывали на глиняные горшки и тыкали пальцами на мальчишек. Сон прошел сразу и Янко заплакал. Гунаро притянул его к себе, как бы беря под свою защиту. Один мужик очень ругался, сжимал кулаки, грозил ими небу и что-то доказывал другим. Второй был спокойный, и отвечал ругающему короткими фразами. Третий улыбался. Его улыбка немного успокоила ребят.

Улыбающийся наконец спросил понятным языком —

– Зачем вы украли горшки, они ведь были пустые.

– Я в них подоил овец. Мы были очень голодные – ответил Гунаро – а ковригу хлеба я взял из яслей овец. Они его уже не ели. Они с нами поделились.

– Откуда вы идете, с каких мест? – Опять спросил улыбающийся.

– Мы не запоминаем мест. Мы просто ходим по селениям и просим хлеба. У нас никого нет, кроме собаки, что нас охраняет, но ваши псы ее разорвали…

– Не разорвали, просто потрепали. Я бы вас накормил и отпустил, но главный пастух не согласен. Он задерживает вас. Пойдете с нами, мы накормим вас и запрем в сарае, пока приедет хозяин стада, или староста. Тогда и решим, что с вами делать. Скорее мы задержим вас у себя и сделаем подпасками. Или вы сейчас пойдете как вольные люди, или главный пастух скрутит руки веревками, и поведет силой. —

– Мы пойдем как вольные люди. Ведите. – ответил Гунари.

Полевой двор пастухов состоял из огромного крааля и нескольких покосившихся сарайчиков, плетенных из лозы и обмазанных глиной. Глина во многих местах осыпалась и показывала свои оголенные ребра. Возле самого большого загона крааля скопилось небольшое стадо овец. Они были очень встревоженные, как бы не узнавали окружающий мир и самого себя, и группировались в отдельные кучки. В самом загоне два человека хватали первое попавшееся животное, не взирая на его пол, переворачивали, клали на спину, а третий неким приспособлением стриг его до гола. Видимо приспособление было очень тупым – где срезало, а где вырывало овечью шерсть. Потому что стригаль, черный, как сажа, очень громко матерился на неизвестном никому языке, а несчастный мученик орал что есть сил на все овечьи голоса, какие подарил ему Бог.

Когда экзекуция заканчивалась, овца, как бешеная выбегала из загона, пробегала метров двести по двору и по полю, в только ей известном направлении; останавливалась, осматривала себя, на сколько её

глаз, позволенным поворотом головы, мог разрешить такой обзор; естественно, не узнавала себя и уже медленно шла, чтоб присоединиться к такой же кучке несчастных, но уже постриженных товарок.

Метров десять от загона, иногда дымился едким дымом, а иногда ярко вспыхивал с протестующим треском костер. Над костром, на двух треногах горизонтально лежала металлическая перекладина, а на перекладине висел черный, видавший виды объемистый котел. Там что-то варилось. Но по бараньей голове, что валялась рядом и овечьей шкуре натянутой на рогатину, не трудно было догадаться, что какой-то овце, именно сегодня, крупно не повезло. Тем не менее из котла доносился специфический аромат пряностей и чего-то еще, вызывающее обильное слюноотделение.

Возле котла сидел мальчишка лет двенадцати, ровесник нашего Гунари, подбрасывал в костер дрова и огромной деревянной ложкой мешал остро пахнущее варево. Он украдкой поглядывал на наших ребят и его взгляд явно обещал, скорее… не обещал ничего плохого, а там, дескать, посмотрим.

Когда варево было готово, а об этом громким криком оповестил юный поваренок, все побросали работу и подошли к костру. Их было семь человек вместе с поваренком. Никто не может точно определить первоначальный цвет их робы, но сейчас она была на всех одинакового серо-коричневого грязного цвета. Мужчины, все молодые, все со щетиной примерно двухнедельной давности, вытерли руки об свою робу, таким способом, продезинфицировав их, взяли глиняные чашки и каждый налил себе сваренной жидкости и положил в чашку увесистый кусок мяса. Сели кто на чем и начали есть. Мужчина, который улыбался при задержании ребят сказал —

– Вам придется подождать, пока освободятся миски. Не в гостях же… и улыбнулся. Когда все поели, молодой поваренок принес полные миски мяса с небольшим количеством жидкости нашим плененным ребятам.

После обильной трапезы все растянулись здесь же на траве после сытного завтрака, один из пастухов, выложил остатки из котла вместе с мясом и костями по мискам и поставил в сторонке. По его зову, как с цепи сорвались овчарки и подбежали, к уже им принадлежащей, остывшей еде. Они громко локали, с хрустом разгрызали кости, перебегая от миски к миске, так как собак было три особи, а мисок – семь. Через четверть часа все было готово. Миски начисто отполированные собачьим шершавым языком, так что последующее мытье не понадобилось. Остальное сделает Солнце.

Ребят поместили вместе с раненой собакой в сарай, поставив им жбан воды и закрыли дверь на замок.

Так прошел день и прошла ночь. Но не напрасно. Гунари обследовал все уголки своего заточения. Через плетения лозы, а из нее были стены, пробивался свет, так что в их тюрьме было светло и днем и ночью… когда светила Луна. В одном месте лоза была гнилая, и если хорошо поработать, то можно было проделать дыру прямо возле пола, напротив двери. Такое открытие сделал Мурадо и уже начал своими когтями подкапывать подкоп, но Гунари его остановил.

Утром поваренок принес три миски с едой – одну для собаке, и сказал —

– Завтра старший пастух поедет в поместье решать, что с вами делать. Может так случиться, что вас ждет прекрасное будущее. Пастухи говорили, что наш хозяин может вас продать в гарем, а в гареме никогда голодными сидеть не будете! Знаете, что такое Гарем?

– Не знаем – ответил Гунари.

– Ничего, скоро узнаете! —

Однако пастухи решили не ждать завтрашнего дня, а сегодня же, на одну лошадь сядет главный пастух, а на другую посадят парня с мальцом и поедут вместе. А там – как решит хозяин. У Гунари оборвалось сердце. Все пошло насмарку.

Парней вывели и подвели к лошади. Гунари посадили в седло, а Янко приторочили веревками за спиной к Гунари и сказали, чтоб он держался за веревки. Лошадь пойдет смирно. Но как только старший пастух вскочил на коня, конь громко заржал и встал на дыбы. Одну переднюю ногу он держал навесу.

– Что случилось? – вскричал старший пастух – посмотрите-ка, что там у него с ногой! —

Оказалось там торчал огромный гвоздь. Гвоздь пробил насквозь копыто и почти на три сантиметра вылез сверху. Принесли клещи. Одним сильным рывком вытащили гвоздь. Но конь на ногу стать не мог.

– Черт возьми, как будто кто-то забил специально! Просто так гвоздь пробить копыто не мог. Ну ладно, отведите пацанов в сарай, а я поеду на другом коне. Да смотрите! За ними глаз, да глаз. Здесь что-то не ладное… копыто… гвоздь… да на этом месте век таких гвоздей и в помине не было! Дайте-ка я прихвачу его с собой. Пацанов на два замка!

– Нет второго замка – кто-то сказал.

– Тогда дополнительно примотайте веревкой! Да состригите из собак клок шерсти, сожгите ее и присыпьте пеплом рану коню! – и старший пастух ускакал!

– А ещё прогоните ихнего волкодава – добавил уже на ходу.

Ребят опять закрыли в сарае. На том месте где они лежали оказался нож, Вчера его не было. Им явно кто-то помогал. Тем более гнилое место сарая было снаружи завалено сеном, что создавало бы для бегства проблему. Но пастухи решили, что сено было не досушено и могло бы сопреть. Поэтому они взяли вилы и отбросили сено от сарая.

Гунари работал ножом. Он подрезал лозу так чтобы можно было ее легко и не слышно выломать и сделать лаз. Все было готово. Янко только смотрел и ничего не спрашивал. Он был очень запуган, и будто онемел. Лишь безукоризненно выполнял просьбы своего старшого друга.

В тревожном ожидании прошел день. Наступил вечер, потом ночь. Луна предательски освещала весь театр действий. Но когда она спряталась за тучи Гунари решил – пора действовать. Он лежа, ногами нажал на подрезанный участок и тот поддался. Снаружи раздался радостный скулеж. Это пришла прогнанная их собака. Стало веселей. Ребята вылезли и бегом побежали прочь! Но они скоро услышали сзади топот. У Гунари остановилось сердце! Вместе с сердцем остановился и он, и посмотрел назад. В руках он держал нож. За несколько минут он сразу повзрослел и был готов защищаться. Но странно, что их пес вел себя спокойно и тоже остановился. Прошло минут пять и к ним подбежал юный поваренок. За плечами у него висел увесистый комок.

– Здесь сушеная баранина – не ожидая вопроса выпалил он. Два куска наши, а два куска я обмотал крепкими веревками для волка. Собакам я с вечера насыпал табак в нос, так, что они наш след не возьмут. Я убегаю с вами. Все равно вы сами заблудитесь, а я здесь все знаю.

– Тебе что там плохо было возле котла с бараниной? – Спросил Гунари. —

– Очень даже хорошо – ответил поваренок – но меня тоже могут продать в гарем. Я же плененный. А что такое гарем я расскажу при первом удобном случае. Нам сейчас нужно драпать. Главное добраться до реки, а там будет видно. Придется немного взять влево и пробираться звериными тропами. —

Что такое звериные тропы, знал видимо только поваренок. Так-как никаких троп, кроме кустарников, иногда колючих, да подъемов и впадин Гунари не увидел. Янко почти всю дорогу он нес на себе. Поваренок однажды предложил поменяться, но никакой разницы не почувствовалось. Вес Янко равнялся весу мешка поваренка.

Несколько раз они отдыхали и ели сушеную баранину, но она была соленая и очень хотелось воды. А воду они не захватили – не до того было.

Уже небо серело, а на горизонте появилась тоненькая полосочка чуть затуманенного пурпура. Наконец они добрались до реки и облегченно вздохнули – можно было напиться воды. Вдруг пес издал чуть слышное рычание. На всякий случай мальчики спрятались в кустарниках ракит. И может быть  напрасно. Поваренок тронул Мурадо за плечо и показал пальцем по направлению берега. Там дымился костер и на фоне неба четко прорисовывались две лошади. Он сказал —

– Может это нас ищут, они ведь на лошадях. Нужно пересидеть пока они уйдут. – Это было не мудрое решение, потому что искали именно их, но не враги, а, в некоторой степени, друзья. То были мужчина и женщина с которыми мы не так давно расстались.

Когда Солнце уже было над самой высокой тополей, конники уехали и мальчики вылезли из ракит. Вначале они припали к воде и жадно глотали чуть мутноватую воду. Нужно было решать как переправиться на другой берег. На их взгляд это была бы половина успеха ихнего бегства. Они пошли вдоль реки искать самое узкое место. Берег был пологий и пустынный, а река петляла то вправо, то влево. Когда Солнце поднялось почти до зенита, на очередном повороте, под нависшей над водой ракитой, в ее тени чуть колыхалась не большая лодка с веслами причаленная веревкой к стволу ракит.

Гунари подумал: «Нам на самом деле кто-то помогает»

В лодку Мурадо запрыгнул первый и пошли от нее волны на середину не широкой реки.

– Меня Иванко зовут – сказал поваренок и сел уверенно за весла. Река была не глубокая, но течение сильное, и лодку сносило влево.

– Где ты так славно научился управлять веслами – спросил Гунари.

– До того как нас с отцом пленили, мы с ним ловили далеко от сюда, примерно в такой же речке карасей. Когда появится случай, я расскажу об этом. Я уже три года как пленник, и изучил местную речь. А сейчас вылазим. Я чуть протяну лодку на мелководье, выгружай Янко.

На этом мнстее мы временно оставим ребят.