Текст книги "Гнев Неба"

Глава 15

Советы из книги развратного француза работали безотказно, да и собственной фантазии у юной соблазнительницы хватало.

Теперь её уважительно звали по имени, и даже заносчивые императорские евнухи при встрече в коридорах дворца уступали ей дорогу. Император всё чаще стал приглашать её к себе. Днём они беседовали о философии, а ночью он, будто юноша, отбросив приличия, занимался с ней безудержным, распущенным сексом.

Обратив на себя внимание императора как на умелую любовницу, Ци Си решила двинуться дальше и показать Сяньфэну, что может быть полезна ему и в делах управления двором.

Император возиться с бумагами не любил и переложил эти обязанности на сановников Высшего Совета Империи. И Ци Си стала искать возможность засветиться перед императором и в этой сфере.

Как-то, узнав от евнуха первого министра о сути доклада, который тот готовил для императора, она за чаем высказала Сяньфэну свои суждения о ситуации в стране.

Император пропустил её слова мимо ушей, но каково было его удивление, когда этим же вечером он услышал то же самое от своего главного чиновника. Причём тот говорил о важности и безотлагательности вопроса. Сварливый и склочный характер министра был хорошо известен, так что заподозрить его в сговоре с Ци Си было невозможно. Сяньфэн стал присматриваться к наложнице и решил провести эксперимент, доверив ей разбирать поступающую для него корреспонденцию.

Фаворитка решила не изобретать велосипеда и воспользоваться опытом того, кто занимался этими делами много лет. Не став экономить на мелочах, она поднесла императорскому евнуху-секретарю роскошный подарок. За вручением презента от неё последовало предложение стать её советником и помощником. Слуга, который в глазах императора был не более чем пыль под ногами, вдруг почувствовал свою нужность и значимость, а дополнительное жалование, которое предложила ему Ци Си, окончательно решило вопрос в пользу шустрой наложницы.

Евнух ввёл её в курс дел, указал на особенности работы с корреспонденцией и взял на себя бóльшую часть рутинной работы. Она же из массы проходивших теперь через неё бумаг стала отбирать ту информацию, которая могла показать её перед императором в выгодном свете.

Пользуясь дружбой с императорским секретарем, она очень скоро стала разбираться в местных интригах и, пользуясь проходящей через неё информацией, манипулировать членами Высшего Совета Империи. Она исподволь оказывала помощь выбранному сановнику, а потом через императорского секретаря «по огромному секрету» доводила до него, благодаря кому его дело было решено положительно.

К Ци Си потянулся приятно позвякивающий поток благодарностей, но деньги не были её целью, и подношения тут же направлялись на увеличение числа друзей среди других информированных евнухов дворца.

Прошло совсем немного времени, и император заметил, что огромный ворох ежедневных деловых бумаг, который его безмерно раздражал и утомлял, существенно уменьшился. Он поинтересовался у секретаря, чтó происходит, и с удивлением узнал, что большую часть корреспонденции умница Ци Си перенаправляет по тематике, то есть по министерствам, а сама решает оставшиеся небольшие или текущие вопросы.

Сяньфэн стал расспрашивать дворцовых сановников о новой помощнице и обнаружил, что все они поголовно дают о его фаворитке положительные отзывы. Император заинтересовался и решил усложнить эксперимент, передав в подчинение Ци Си всех евнухов своей канцелярии, сгрузив на неё текущие дела двора.

Влияние Ци Си во дворце стремительно росло. Теперь ни одна бумажка не могла без её одобрения попасть на стол к императору, а её дружбы стали искать самые влиятельные сановники Поднебесной. Но ей хотелось большего.

И она нацелилась на третий шаг на пути к трону: налаживание дружеских отношений с Ци Ань – женой императора.

Ци Ань была замужем за Сяньфэном почти шестнадцать лет и когда-то была первой красавицей империи. Но безжалостное время наложило свой отпечаток. Ци Ань ещё оставалась привлекательной, но это уже была не та лёгкая и жизнерадостная девушка, в которую когда-то без памяти влюбился император. Она превратилась во взрослую, всё ещё красивую, но печальную увядающую женщину.

Сяньфэн, как и прежде, приглашал её в свою опочивальню, но супружеские обязанности исполнял «на скорую руку». Новые наложницы были на десять-пятнадцать лет моложе её, и она с грустью понимала, что её время безвозвратно ушло, и эта мысль наводила на неё такую тоску, что хотелось наложить на себя руки. Вот если бы она смогла родить императору сына!

Ци Ань искренне любила мужа и хотела подарить ему ребёнка, но все попытки оканчивались пустыми хлопотами. Виня во всём себя, она стала нелюдимой и замкнутой. Знакомство с Ци Си круто изменило многое.

Благодаря появлению новой подруги, Ци Ань, привыкшая к тихой и размеренной жизни, была буквально захвачена вихрем новых и интересных событий. Весёлая, энергичная, добрая и такая понимающая Ци Си быстро нашла путь к сердцу императрицы. По природе открытая, немного наивная Ци Ань с радостью приняла дружбу фаворитки мужа, и теперь их часто видели вместе.

Императору понравилось, что его любимая жена подружилась с Ци Си, и всячески поощрял их отношения. Ци Ань вновь обрела интерес к жизни, а расчётливая Ци Си ещё на шаг приблизилась к своей цели.

Следующей ступенькой к власти было создание собственной армии преданных и надежных помощников. Но где их взять в переполненном интригами дворце? А она такую армию нашла. Точнее, создала сама из евнухов-слуг, незаменимых и всегда незаметных. Как тени они скользили по Запретному Городу и были в курсе всех происходящих вокруг событий.

Слуги, к которым окружающие относились как пустому месту, мнение и интересы которых никого не заботили, вдруг обрели в её лице доброго товарища и справедливого начальника.

Добрая улыбка, похвала за дело и упрёк за промах, небольшие подарки в конце каждого месяца сделали её любимицей в их среде. Теперь все, даже самые потаённые уголки Запретного Города были под её контролем.

Понимая, что гарем императора сравним с серпентарием и другим наложницам не может нравиться её стремительный взлёт, она решила взять несколько уроков по распознаванию ядов. И скоро эти знания ей пригодились.

Однажды, расположившись вместе с Ци Ань в чайном домике, они за дружеской беседой решили выпить чаю. Ци Си обратила внимание на необычное поведение чайной служанки и забрала у Ци Ань только что налитую ей пиалу. Служанка растерялась, но Ци Си заставила её выпить налитый чай.

Та обречённо вскрикнула и выпила содержимое пиалы до дна. Через мгновение она закатила глаза, забилась в судорогах и, схватившись за живот, замертво рухнула на пол. Сомнений не было, налицо были все признаки отравления. Тут же вызвали врача, который подтвердил подозрения Ци Си – на императрицу покушались.

После этого случая Ци Ань и Ци Си стали подругами «не разлей вода», а император проникся к любимой наложнице ещё бóльшим доверием, искренне полагая, что наложница спасла жизнь его жене.

Хм… Хотя, возможно, именно так оно и было.

Глава 16

Шло время, император регулярно исполнял супружеский долг, но… Наконец, оставив попытки обзавестись наследником от Ци Ань, он завёл с ней разговор.

Сяньфэн с теплотой и уважением относился к супруге, но вопрос престолонаследия был государственным вопросом, поэтому он предложил ей самой выбрать наложницу, которая родит ему наследника.

Выбор императрицы был предсказуем – она выбрала подругу. После этого Ци Си перевели во второй ранг, что означало – вторая после императрицы.

Ци Си оказалась в шаге от своей цели. Стать матерью наследника престола – именно это могло возвести её на вершину власти. И она приступила к осуществлению своей мечты с присущей ей энергией. Она использовала всё умение, обаяние и изобретательность в попытке забеременеть.

Никогда ещё Сяньфэн не проводил столько времени в будуаре, но результат был отрицательным. Ситуация могла перерасти в разочарование императора, чего она никак не могла допустить. И тогда она решилась обратиться к знакомому аптекарю. Она рассказала ему о бесплодии Ци Ань и о своих неудачных попытках забеременеть.

Многоопытный аптекарь предположил, что всё дело совсем не в Ци Ань или Ци Си, ведь бесплодным мог быть их партнёр. Одно предположение, что Сын Неба может быть бесплоден, являлось кощунством. Обладать такой информацией означало подвергать себя смертельной опасности.

Теперь понятно, почему личный врач императора столько лет молчал, поняла Ци Си. Сумасшедшая идея мелькнула в её хорошенькой голове, и она с сожалением поглядела на старого аптекаря. Оставлять в живых свидетеля, который мог догадаться о её планах, было неразумно.

Вечером, возвращаясь домой, аптекарь оступился и сломал себе шею. По странному совпадению, в эти же дни скоропостижно скончался и личный врач Сяньфэна.

После их гибели Ци Си выписала из отеческого дома молоденькую служанку Чу Ин и поселила её в отдельном доме, запретив общаться со всеми, кроме себя. Зачем ей понадобился этот домик и почему в нём одиноко проживала служанка, было неизвестно. Да и кого могла интересовать какая-то прислуга?

Через некоторое время Ци Си объявила императору, что она беременна. Радости Сяньфэна не было предела.

Скоро Ци Си «родила» мальчика, а верная служанка Чу Ин тихо исчезла. Через несколько дней в мутных водах императорского канала обнаружили тело недавно родившей молодой женщины со следами удавки на шее.

Появились слухи, что мальчика родила не Ци Си, а её служанка. Но слухи быстро угасли. Никто не хотел связываться с Ци Си, которая после рождения ребёнка получила статус матери наследника и в своём влиянии на императора стала совершенно недосягаема.

Счастливый император предался веселью, а свои обязанности по управлению страной возложил на Ци Си.

Ци Ань, как первая жена императора, взяла на себя опеку и заботу о малыше, а Ци Си стала фактической правительницей Поднебесной.

Глава 17

После смерти Сяньфэна политическая власть оказалась поделена между Ци Си и Ци Ань. Да как поделена? Ци Си управляла империей, а Ци Ань целыми днями возилась с маленьким наследником, не доверяя его многочисленным нянькам. Малыш пробудил в ней чувство материнства, которое полностью захватило её, и на маленького императора обрушилась вся нерастраченная любовь и нежность стареющей императрицы.

Интересно, если бы она узнала, что возится и зацеловывает сына безродной служанки и случайного солдата, то продолжила бы свои сюсюканья? – усмехалась Ци Си.

Возиться с безродным пацаном она брезговала и полностью передоверила малыша заботам Ци Ань. Зато у неё появилось время на личную жизнь.

– Ох, и дала я жару, – улыбнулась своим воспоминаниям богдыханша.

Она вспомнила, как, будучи молоденькой девчушкой, по уши влюбилась в соседского юношу по имени Жунлу. Их отцы дружили, поэтому они с Жунлу проводили много времени вместе.

Воспоминания юности теплом всколыхнули сердце…

Он катал её на маленьком пони и называл «моя маленькая орхидея».

Дети росли, их чувства перешли ту почти невидимую грань, отделяющую детскую привязанность и юношескую влюблённость. Их тянуло друг к другу.

Они стали убегать в глубину сада, где вдалеке от чужих глаз, смущаясь и краснея, неумело целовались. Когда ему исполнилось тринадцать, они в первый раз испытали интимную близость.

Ци Си улыбнулась. Он так забавно смущался и путался, пытаясь снять с неё одежду, что ей пришлось всё взять в свои руки. Дальше всё произошло так быстро, что ни она, ни он ничего толком не поняли. Лишь пылающие щёки и томление в груди говорили о новом, пугающем и одновременно сладком чувстве.

Теперь у них появилась общая тайна, это смущало и будоражило, от чего становилось томно и волнительно. Их секрет дал начало новому, до этого незнакомому потоку чувств, который захватил и вихрем закружил голову.

Теперь, когда они встречались, то переглядывались особыми тайными взглядами, даже случайное касание рук приводило в трепет, а робкие поцелуи в кустах старого парка сбивали дыхание, от чего внизу живота становилось жарко и предательски влажно.

После первой близости они стали считать себя совершенно взрослыми и при первой возможности целовали и трогали друг друга везде.

Она подшучивала над его подозрительно выпирающим сквозь штаны «желанием», а он в отместку прижимал её в беседке и тискал небольшую набухшую грудь. Часто, раззадорившись, он запускал руку и ниже. Она делала вид, что сопротивляется, даже дуется. А сама, незаметно раздвигала ноги, чтобы пустить его куда нельзя и, зажав его ладонь бедрами, ощутить истому и разливающееся по всему телу наслаждение.

В подростковых играх пролетело лето.

Жунлу уехал на учёбу, а её повезли на ежегодные императорские смотрины, где родители девочек-подростков из древних маньчжурских родов обязывались законом регистрировать своих дочерей.

Она разыскала и забрала в Запретный Город свою первую любовь Жунлу и обрушила на него нерастраченную любовь. Она днями не выпускала его из постели, отлюбив за все пропущенные годы.

Дворцовый люд догадывался, что появившийся в свите Ци Си статный красавец – её фаворит, но, зная взрывной и мстительный характер богдыханши, обсуждать её личную жизнь никто не смел. А ей было наплевать. Да и кто мог её судить? Её – властительницу Поднебесной!

Вот тогда-то они с Жунлу ребёночка и нагуляли.

Когда Ци Си поняла, что беременна, сначала растерялась, но, успокоившись, твёрдо решила, что будет рожать. И родит обязательно сына, и никак иначе. А когда он подрастёт, посадит его на трон.

Всё получилось так, как она задумала.

Ци Си нахмурилась. Столько сил положила на то, чтобы сделать Гуаньсюня императором, а он вон как отблагодарил. Хотя в этом его трудно винить, он ведь не знает, что я ему не тётка, а родная мать.

Там ведь какая история вышла.

Когда Ци Си понесла, она стала всячески уклоняться от встреч с Ци Ань. Сказывалась то больной, то занятой. И ведь почти удалось…

– Не надо было ей ко мне без предупреждения вваливаться, – с сожалением вздохнула Ци Си. – Я тогда только родила, была ещё не в себе. Лежу, голова ничего не соображает. Ребенок кричит, повитуха его в ткань заворачивает, послед в тазу плавает. А тут Ци Ань… Остановилась в дверях, глазами хлопает, смотрит то на меня, то на новорождённого. Сейчас я бы её пожалела, уговорила, а тогда… Пришлось угостить рисовым печеньем с мышьяком. До сих пор жалко! Единственная настоящая подруга была.

Следы незаконного рождения ребёнка пришлось срочно заметать.

Новорождённого малыша она отправила к сестре, убедив признать его своим сыном. Взамен пообещала возвести мальчишку на трон, а сестру объявить матерью императора.

Дальше она правила Поднебесной одна. За тяжёлый характер и крутой нрав её всё чаще стали называть не императрицей, а богдыханшей.

Так длилось до тех пор, пока сынок удавленной по её приказу служанки Чу Ин, император Тунчжи, не достиг совершеннолетия [28]28
  Совершеннолетие в Китае наступало в семнадцать лет.


[Закрыть].

Юный император всегда недолюбливал богдыханшу, а после смерти Ци Ань вообще с катушек слетел. Но Ци Си к выходкам подростка относилась с полным безразличием. Она уже решила его судьбу. Да и что тут было решать? Не оставлять же трон Поднебесной безродному мальчишке.

Регентша приставила к нему преданного ей человека и полностью устранилась от личного общения. Предоставленный себе подросток пустился «во все тяжкие».

– Что значит – порченная кровь, – вспомнив о Тунчжи, презрительно скривилась Ци Си. – Раскопал в библиотеке греческие трактаты, начитался всякого непотребства и решил, как царь Александр из Македонии, посвятить себя мужской любви. Впал в такое распутство, что сказать стыдно. Пыталась его урезонить, но какое там! Озлобившийся мальчишка! Питает он, видишь ли, страсть к сексуальным оргиям! В результате насобирал себе такой букет венерических заболеваний, специально захочешь найти – не получится.

И ведь что придумал?

Стал убегать из Запретного Города в самые отвратительные притоны. Там нашел себе друзей-содомитов, с ними пристрастился к разнузданным оргиям, познал все мыслимые и немыслимые сексуальные извращения на практике – стыдобище и позор! Весь двор знал о распущенном поведении Тунчжи, а некоторые, тихо злорадствуя, даже потакали. Еле дождалась его семнадцатилетия.

Дальше всё пошло по давно задуманному плану. Евнух, прислуживающий императору за обедом, вытер ему жирные губы влажной салфеткой, пропитанной гнойниками больного оспой. Тунчжи ничего не заметил. А потом, когда придворный врач объявил ему о болезни, – страшно возгордился тем, что заразился именно оспой, и даже опубликовал обращение к своим подданным [29]29
  В то время среди правителей разных стран считалось, что переболеть оспой – знак Божий. Что так Бог отмечает своих любимцев.


[Закрыть].

– Как там у него было: «Мне несказанно повезло в этом месяце заразиться оспой». Глупец! Хотя, если верить древним поверьям, человек, переболевший оспой, считался отмеченным Богами. А Богам помочь не грех, – усмехнулась Ци Си.

Через неделю Тунчжи тихо скончался. Придворный лекарь сообщил, что его организм, ослабленный венерическими заболеваниями, не справился с оспой. Путь к трону для кровного сына Ци Си был свободен.

Через два месяца, по окончании траурных церемоний, связанных с кончиной Тунчжи, Ци Си «продавила» Высший Совет Империи и объявила императором своего «племянника». Мальчик стал императором, получив при вступлении на трон имя-девиз Гуансюй, а Ци Си в очередной раз заняла пост регента.

Десять лет пролетели как один день. Сынок подрос. В отличие от почившего Тунчжи, для образования и воспитания Гуансюя пригласили лучших учителей, философов, монахов и учёных.

Когда ему исполнилось девятнадцать лет, Ци Си передала ему управление империей и удалилась в Летний Дворец.

Многолетняя борьба за власть утомила её, и она решила пожить для себя. Но кипучая натура требовала применения, и она нашла себе занятие.

Ци Си решила перестроить дворец.

Сын поначалу приезжал, советовался, потом стал мать забывать, обрастать собственными советчиками. Пригрел змею Кан Ювэя [30]30
  Кан Ювэй (1858–1927) – китайский философ и реформатор эпохи Цин. Возглавлял движение за реформы 1898 года, поддержанные императором Гуансюем.


[Закрыть], который уговорил его затеять в стране реформы. Да ещё за сто дней. Захотел, видишь ли, повторить успех Японии. Только где его Япония с её крошечной территорией, и где Поднебесная.

Государственные сановники и знатные мандарины стали засыпать жалобами на реформы и засилье иностранцев.

Не скрою, принимала, выслушивала, а Гуансюй решил, что я против него заговор готовлю. Дурачок. Решил меня арестовать. Пришлось его самого изолировать. Ничего, пускай под замком посидит, пока я с его реформами и иноземцами разберусь. Его реформаторов тоже арестовала. Всех, кроме Кан Ювэя. Этому удалось сбежать. Уже потом узнала, что его укрыл у себя японский посол. Зато тех, кого удалось поймать, на допросах послушала. От того, что удалось узнать, на голове волосы встали дыбом. Оказывается, за реформами стоял микадо и его союзники: Британия и Германия. Теперь не обессудьте – разбудили китайского дракона.

Для начала я вас с ихэтуанями стравлю. А когда вы перережете друг друга, тогда поговорим. Бунтовщиков – под топор, а от иноземцев откуплюсь – не впервой!

А пока? У сестры подрос второй сынок, Данчу – следующий претендент на престол. В наставниках у него числится командующий сухопутными войсками Китая генерал Дун Фусян. Этот давно и люто ненавидит иноземцев. Вот пусть они на пару и поддержат ихэтуаней. Потом, когда все закончится, обвиню их в самоуправстве и превышении полномочий.

Теперь ихэтуани. Этих нужно призвать к проявлению максимальной жестокости, пусть иноземцы содрогнутся от ужаса и бегут из Поднебесной.

И крови, больше крови! Моя империя должна быть очищена кровью! О! Хороший лозунг! Пусть он станет главным лозунгом восстания.

На следующий день был оглашён высочайший указ: «Пришло время следовать по старому и испытанному пути предков! Помоги нам, Божество Юй Хуань! Повинуйтесь и следуйте его наставлениям! Смерть иностранцам!»

Богдыханша уже не вела позорных переговоров с бунтовщиками, она управляла ими. Восторженная толпа восставших отказалась от антиправительственных лозунгов и устремилась выполнять приказ коварной правительницы.

Глава 18

Когда на канале появились большие железные лодки, Мао остался без работы. Голодные дети и тоскливые глаза жены заставили его обратиться за помощью к настоятелю католического храма Наньта. Тот выслушал сбивчивую просьбу лодочника и предложил работу. Теперь Мао развозил письма в христианские миссии, разбросанные по всей провинции. А пару раз даже гонял лодку до самого Тяньцзиня. Аббат честно платил за работу, кроме того, устроил его детей в монастырскую школу. Семейство Мао было счастливо. Они нашли в обители не только путь к спасению души, но и надежду на будущее детей.

Храм Наньта выглядел как настоящая крепость. Его здание и высокая ограда, сложенные из огромных кусков природного камня, высокие прочные ворота, обитые полосами толстого железа, смотрелись солидно и неприступно. Стены окружал широкий ров, а высокая башня обеспечивала хороший обзор. Недалеко от храма располагалась небольшая площадь, вокруг которой теснились всевозможные лавочки и магазинчики. За ней начинался купеческий квартал, состоящий из целой улицы двухэтажных домов. Они принадлежали китайским купцам, разбогатевшим на совместном бизнесе с иностранцами. Некоторые из этих домов снимали европейцы.

Поднявшийся на башню звонарь увидел на площади бурлящую толпу с факелами. Среди неё выделялись люди в красных повязках, размахивающие копьями и самодельными мечами. Вот толпа взревела и двинулась в сторону купеческого квартала, по пути круша и поджигая дома китайских католиков. Жадные языки пламени пожирали одну фанзу за другой. Во дворах горящих домов метались их хозяева, пытаясь остановить поджигателей и потушить пожар. Но толпа бросалась на них с палками.

С каждым новым подожжённым домом толпа стервенела. Улицу заволокло едким дымом, сквозь который грязно-серой лентой ползла обезумевшая людская масса, сея вокруг огонь и смерть.

Слухи о бесчинствах ихэтуаней давно ходили по округе, но казались чем-то далёким и нереальным. Но сегодня беда докатилась до Пекина.

Звонарь ударил в набат. Жители соседних кварталов схватили детей на руки и бросились к храму. Те, кто не успел, попали в руки поджигателей. Радостный звериный рёв сотряс воздух. Нескончаемый поток беженцев быстро заполнил территорию христианского храма. Прибежали и монахини из местной католической школы. Они, как заботливые утки, суетливо гнали перед собой два десятка малолетних учеников. Дети громко ревели и размазывали слезы по чумазым мордашкам. Наконец последняя монахиня с малышом на руках ввалилась во внутренний двор и, тяжело дыша, опустилась на землю. Служки затворили массивные ворота и заложили их огромным засовом. Во дворе собралось более двух тысяч человек.

Детей, стариков и женщин укрыли в подвале, а всех мужчин, способных держать оружие, направили в распоряжение отряда французских морских пехотинцев.

Старый аббат помнил рассказы очевидцев про восстание тайпинов, поэтому, как только в окрестности появились первые ихэтуани, он распорядился запасаться продовольствием, закупать медикаменты и всё доступное огнестрельное оружие.

Несмотря на то, что храмовый комплекс был не полностью достроен, толщины его стен и припасов в подземных хранилищах было достаточно для того, чтобы пережить длительную осаду.

Аббат решил мерами заготовки провизии и закупки оружия не ограничиваться. Пользуясь своим авторитетом во французском посольстве, он направил послу письмо с просьбой оказать военную помощь в охране храма и его обитателей. Дипломат безмерно уважал старого аббата и направил ему в помощь отряд лейтенанта Сантена.

Сантен оказался опытным офицером и отнёсся к опасениям аббата со всей серьёзностью. В первую очередь, он организовал круглосуточную караульную службу. На наиболее ответственных и опасных направлениях оборудовал огневые точки, за которыми закрепил лучших стрелков. Для себя обустроил командный пункт на башне.

Всех прибежавших под защиту храма мужчин объявили гражданским ополчением. Оно оказалось разновозрастным и разнонациональным. Тут были и европейские инженеры, и китайские кули, и торговцы, и миссионеры. Все понимали, что теперь им придётся вместе бороться за жизнь, свою и близких, укрывшихся в подвале храма.

Принесли закупленное оружие и раздали ополченцам. Европейцы сразу стали уверенно разбирать оружие и запасаться патронами, зато китайцы, видевшие огнестрельное оружие только у солдат, не решались брать в руки «огненные палки». Увидев это, аббат взял в руки первое попавшееся ружьё и стал показывать китайцам, как им пользоваться.

Капрал подошёл к лейтенанту.

– А наш аббат не прост. Не удивлюсь, если узнаю, что он и с абордажной саблей знаком.

– Угадали, капрал, аббат в этих краях – личность легендарная. Он ведь начинал корабельным священником. А в те годы в этих водах водилось столько пиратов, что нам с вами и не снилось. Однажды в стычке с пиратами их сильно потрепали. Отбиться отбились, но из команды осталось меньше половины, палуба корабля была завалена убитыми и ранеными. А тут мимо шёл португальский купец и, видимо, решил вместо помощи добить и ограбить подранков. Наши не ожидали от единоверцев нападения и подпустили их к борту, а те кинулись на абордаж. Бой был неравным, и неизвестно, чем бы это всё закончилось, да только на беду португальцев из трюма вылез наш святой отец и оказался у нападающих в тылу. Он развернул носовую пушку на вертлюге [31]31
  Вертлюг – шарнир, подвижное соединение, исключающее передачу движения с одного элемента на другой (напр., в составе якорного устройства).


[Закрыть] и всадил португальцам в спины каменный дроб [32]32
  Каменный дроб – мелкий дроблёный камень, который наряду с каменными ядрами заряжался в небольшие дульнозарядные пушки.


[Закрыть]. Не мне вам говорить, что такое выстрел каменным дробом с пятнадцати-двадцати метров.

Пиратов не просто разметало, их руки и ноги ещё полдня по всему кораблю собирали. А он, пока оставшиеся в живых португальцы не очухались, в одиночку атаковал их. Вам приходилось видеть китайский меч Дао?

– С таким широким изогнутым клинком? Которым можно и рубить, и колоть?

– Точно. Подхватил он этот меч с палубы и давай кромсать португальцев. То ли случайно, то ли сам Господь направлял в том бою его руку, только одним из первых под его мечом лёг капитан португальского судна, возглавивший абордажную команду. Увидев гибель капитана, португальцы дрогнули и отступили на свой корабль. В общем, отбились наши. Потом по всему флоту ходили байки, как корабельный священник в одиночку перебил всю абордажную команду португальских пиратов. Так-то!

– Героический старик, – уважительно проговорил капрал и, повернувшись к ополченцам, зычно скомандовал: – Ополчение, строиться!