Текст книги "Дорожный снайпер"

– Почему? – не сдержала улыбки девушка. – Из скромности?

– И из скромности тоже, – без запинки парировал Крячко. Автомобиль еще раз повернул налево. – Однако для отказа была и вторая причина. Более важная.

– Какая?

– Не люблю бумажной работы. Генералы, они ведь чем занимаются? Штаны протирают с утра до вечера. В своих или в чужих кабинетах. Это не предвзятое отношение, Наденька. Я знаю, о чем говорю. Нынешний генерал – мой старинный друг. Раньше он был строен, подтянут, энергичен… А сейчас что? Окопался в этих самых бумажках, и в итоге – одышка, брюхо висит, только и делает, что таблетки глотает, красный постоянно, как рак. Того и гляди кони двинет… Я ему говорю: «Петюня, что с тобой стало?», а он в ответ только руками разводит. И ладно бы дело было только в его физических данных. Так он уже и соображает плохо. По каждому пустяковому вопросу ко мне советоваться бегает. Будто у меня своих дел нет.

– А почему же в прошлый раз твой напарник назвал тебя генералом?

– Кто? Гуров-то? – Крячко лихо перестроился в левый ряд и на дикой скорости обогнал старенький «Фольксваген» с женщиной за рулем. – Так он у нас немного того… Умственно отсталый. Не то чтобы совсем, но… Учишь его, учишь, а он до сих пор полковника от генерала отличить не может. Но я многого от Гурова и не требую. Так… Принеси-подай. Он ведь муж моей тетки из Днепропетровска. Она попросила, я не смог отказать. Вот и работает под моим крылом, бедолага. Да чего о нем говорить, Наденька? Лучше расскажи о себе, о волейболе… У тебя есть какие-нибудь интересные предложения из… серьезных клубов? Не в обиду тебе и «Метеору» будет сказано.

– А чего тут обижаться? – небрежно махнула рукой Малоханова. – Думаешь, я сама не понимаю, где играю? Все я прекрасно понимаю. Каждая начинающая спортсменка мечтает о том, что рано или поздно отправится на Олимпиаду в составе главной сборной страны и завоюет там золото. В идеале – лучше не один раз. Если не мечтать об этом, зачем вообще идти в спорт?… И я мечтала…

– А теперь уже нет?

– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Как-то не стало времени задумываться об этом. Живешь, играешь, а годы ускользают, как песок сквозь пальцы. Вроде бы еще и теплится мечта где-то глубоко в подсознании, а вроде бы и нет ее уже. Испарилась сама собой… Жизнь обламывает, и ты к этому привыкаешь. Думаешь, на хлеб с маслом хватает, и ладно. Надо же как-то зарабатывать, а если ничего, кроме волейбола, к двадцати семи годам ты делать не умеешь…

– Не может быть все так печально, – не согласился Крячко. – Некоторые спортсмены раскрываются для сборной и после тридцати.

– Да ну? – саркастично откликнулась Надежда. – Кто, например?

Стас не нашелся с ответом.

– Вот видишь, – рассмеялась она, но смех этот был какой-то неестественный, с налетом грусти. – Не сможешь ты никого вспомнить, и не старайся. Гончарова, Гамова, Кошелева, Соколова… Все эти девчонки уже к двадцати трем обзавелись несколькими значимыми титулами. Хотя бы на уровне страны…

– У тебя великолепный удар. Я видел.

– У многих великолепный удар. Но чтобы по-настоящему зазвездить – этого мало… А отвечая на твой вопрос… Да, предложения есть, конечно, но их мало, и все они не заходят дальше разговоров. Вот, например, по окончании прошлого сезона на меня выходили скауты краснодарского «Динамо». Дела у них сейчас в финансовом плане не очень, что и отражается на турнирной таблице, как ты, может быть, видел. Позволить ярких звезд они не могут… Но со мной пообщались, и на этом дело заглохло. Как принято говорить в подобных ситуациях, клуб решил пойти по иному пути. И такое я слышу постоянно.

– А агент у тебя есть?

– Нету. Не обзавелась. Агенту тоже надо с чего-то платить. А это явно не мой случай…

«Мерседес» вкатился на парковку перед летним кафе «Марани», где, как было прекрасно известно Станиславу, подавались традиционные кушанья практически всех исторических районов Грузии. Аромат замаринованного по старинному рецепту шашлыка разносился в воздухе. Крячко невольно потянул ноздрями. Выйдя из машины, он вновь распахнул дверцу с пассажирской стороны и подал Надежде руку. Кожаный браслет на правом запястье девушки немного задрался, и профессиональный, все подмечающий взгляд сыщика тут же зафиксировал застарелые поперечные шрамы почти у самого основания кисти. Малоханова замешкалась, не зная, как поступить с букетом роз.

– Возьми с собой, – с улыбкой посоветовал Стас. – Поставим в вазу. Будет радовать твой глаз, как и мой – при взгляде на тебя.

– Ты знаешь, что твои комплименты слишком откровенные?

– Мне говорили об этой проблеме. Но что я могу с собой поделать?…

– Ах, значит, уже говорили? – наигранно нахмурилась Надежда.

– Это была мама, – спешно внес коррективы Крячко.

Она рассмеялась, и на этот раз в ее смехе не было и намека на грусть. Прижав к груди букет, первой направилась к входу в кафе, и Станислав двинулся следом. В первой же беседке справа расположились трое грузин. Двое из них увлеченно играли в нарды, а третий наблюдал со стороны.

– Привет, Зураб! – бодро бросил Крячко, ступая на территорию летнего заведения.

Один из играющих, обладатель роскошной седой шевелюры, повернул голову, расплылся в улыбке и тут же порывисто поднялся на ноги.

– Станислав, дорогой! – Он пожал руку Крячко, обхватив ее двумя ладонями сразу. Зураб говорил с легким, едва заметным акцентом. – Давненько не заглядывал к нам, друг. Я уже начал беспокоиться, не случилось ли чего…

– Все в порядке. Много дел было. И потом… Разве это долго, Зураб? Я обедал у тебя три недели назад, если ничего не путаю.

– Конечно, долго, дорогой. – Владелец «Марани» продолжал широко и гостеприимно улыбаться. – Хочешь сказать, что последующие три недели ты ничего не кушал? Разумеется, кушал. Но не у меня. Это обидно, Станислав.

– Перестань! Можно подумать, у тебя без меня клиентов не хватало.

– Ай, зачем так говоришь? Обидеть хочешь? Там клиенты, а тут дружба. Ты для меня самый важный гость, Станислав. Занимай любой столик, какой понравится. Всех выгоню ради тебя, если нужно будет.

– Не надо никого выгонять. Нам бы, наоборот, местечко потише и поукромнее. Чтобы никто не мешал общаться.

– Никто не будет мешать! Пусть только посмеют! И я сам мешать не буду. Все понимаю. – Зураб расшаркался в старомодном поклоне перед Малохановой и произнес: – Добро пожаловать в «Марани»! Побывав у нас однажды, вы никогда этого не забудете. Будет тянуть снова и снова… А мы будем ждать вас. Друзья Станислава – мои друзья. Проходите, располагайтесь… Я немедленно пришлю вам Эндзелу. Она накормит, цветочки в воду поставит и тоже мешать не будет…

– Спасибо, – улыбнулась в ответ Надежда.

Крячко дружески похлопал грузина по плечу, а затем, взяв спутницу под локоть, направился вместе с ней к самому дальнему, располагавшемуся в тени раскидистого каштана столику.

– Ну, рассказывай, Стас, – с чисто женским любопытством накинулась на него Малоханова, когда они заняли удобные места друг напротив друга. – За что тебя так любят в этом заведении? Какую такую неоценимую услугу ты оказал Зурабу?

– Это длинная история. – Крячко придвинул к себе пепельницу и потянулся в карман за сигаретами. – Если в двух словах, то Зурабу грозило распрощаться с «Марани». Как минимум… А как максимум, ему светил срок. Хранение и сбыт наркотиков. Прямо тут. Но Зураб ничего не знал об этом. Грязные делишки крутил его тогдашний управляющий за спиной владельца. Набивал только собственный карман… Но в ответе-то за все хозяин, то есть Зураб. Вот ему и прилетело, откуда не ждал. Мы с напарником помогли ему справиться с проблемой. Истинный виновник и его подельники были наказаны, а Зураб сохранил и свободу, и свое заведение. С тех пор он меня считает близким другом. У грузин все иначе, нежели у русских. Если человек помог другому человеку, то с тех пор последний находится в неоплатном долгу. До конца жизни. Нам этого не понять, но у них так…

– То есть ты даже здесь не платишь? – рассмеялась девушка.

– Я пытался. Честно пытался. Но это нереально. Кровная обида будет, если я даже заикнусь о деньгах.

– Все! Решено! Буду дружить теперь только с грузинами!

Крячко не удержался и тоже засмеялся. К их столику приблизилась маленькая черноволосая женщина восточного типа в униформе. На прямоугольной фирменной табличке с правой стороны груди было указано ее имя на русском языке – Эндзела. Она положила на столик две кожаные папки с меню, затем взяла из рук Малохановой букет роз и пристроила его в заранее принесенную с собой вазу. Станислав щелкнул зажигалкой, прикуривая. Дым от его сигареты с вишневым ароматом потянулся вверх.

– Попросите нам прямо сейчас поставить две порции вашего фирменного шашлыка, Эндзела, – обратился он к официантке. – Плюс к этому мы закажем сациви и парочку хачапури по-аджарски. С салатами и напитками разберемся через минуту. Хорошо?

– Да, конечно.

Эндзела удалилась, скрывшись за цветущей акацией.

– Стас, я так много не ем, – взмолилась Малоханова.

– Ты просто еще не знакома с местной кухней. Потом за уши не оттащишь.

– Но мне нельзя… Режим, правильное питание и все такое. В этом плане со спортсменами ужасно скучно.

– Ах, это… – Крячко призадумался. – Да, я запамятовал… Но знаешь что? Мы вот как поступим. Ты попробуешь всего понемножку. Совсем чуть-чуть. А остальное заберешь с собой. Доешь потом, с подругами поделишься… Это же все бесплатно. Забыла? – и он заговорщицки подмигнул.

– Если Изольда узнает, она меня убьет.

– А как она узнает? Я ничего не скажу. А ты?

– Я-то уж точно!

Они оба опять рассмеялись.

Глава 6

– Я знал, что вы вернетесь, – со вздохом проговорил Николай Феликсович, глядя на Гурова поверх очков. – Это было неизбежно? Да?

– Вы скрыли от меня важную информацию, – жестко ответил полковник. – О погибшем на операционном столе мальчике.

– Ничего я не скрывал.

Главврач Восьмой областной больницы поморщился и двумя руками обхватил кружку с ароматным настоем шиповника. Вид у него был уже не такой болезненный, как во время прошлой встречи с сотрудником угро. Щеки заметно порозовели, глаза не слезились… Да и термоса с куриным бульоном на столе Кривоногова не наблюдалось. От былой хвори осталось только легкое покашливание и покрасневший кончик носа. Однако Николай Феликсович продолжал дисциплинированно цедить заваренный супругой шиповник.

– Вы поймите, Лев Иванович… – Кривоногов сделал два глотка и поставил кружку перед собой. – Пять-шесть процентов смертности в нашей профессии – это неизбежно. Подобное случается сплошь и рядом. И не только в нашей больнице. Хотите, я продемонстрирую вам статистику?

– Мне она известна, – откликнулся Гуров. – Уже ознакомился. Но в данном случае речь идет о сравнительно недавнем инциденте. Между смертью мальчика и убийством вашего хирурга Леонида Штурма прошло ничтожно мало времени, а потому есть вероятность, что оба эти события связаны.

– Может быть, – не стал спорить Николай Феликсович. – Более того, в первый момент я и сам так подумал. Но затем отмел подобное предположение.

– Неужели? – не удержался от сарказма Лев. – Знаете, порой я просто удивляюсь тому, как много людей разбираются в моей профессии лучше меня. Во всяком случае, им так кажется. Они самостоятельно строят предположения, затем самостоятельно их отметают… Кстати, по пути в ваш кабинет, Николай Феликсович, я видел, как санитары катили к лифту только что прооперированного мужчину. На лицо я не обратил внимания, но на правой кисти больного заметил три достаточно крупных пигментных пятна. Уверен, операция была не нужна. Там иное заболевание, и вполне можно было обойтись медикаментозным лечением.

Кривоногов улыбнулся. Глотнул еще шиповника.

– Я понял, Лев Иванович. Но зачем так передергивать мои слова. Есть же очевидные факты…

– Интересно, какие?

Эскулап не успел ответить. Его отвлек звонок лежавшего на столе мобильника. Николай Феликсович бегло бросил взгляд на дисплей, и улыбка тут же стерлась с его лица.

– Извините. Это срочно, – буркнул он и ответил на вызов: – Да, Артур… Сколько времени прошло?… А какое давление?… Вколите ему двойную порцию преднизолона. Да, прямо сейчас. И продолжайте следить за давлением. Я буду минут через тридцать. Подготовьте все необходимое для экстренного переливания крови… Нет, Артур! Я сказал, только подготовьте… Будем смотреть по состоянию. Кто с тобой из медсестер?… Это нормально. Скажи ей, пусть не отходит от него ни на секунду. Никаких перекуров, никаких туалетов. Потерпит. Укололи?… А чего ты ждешь? Колите. И держите меня в курсе. – Кривоногов, не прощаясь, отключил связь и поднял рассеянный взгляд на Гурова. О кружке с шиповником он на какое-то время забыл. – Еще раз простите… О чем я говорил? Ах да! Об очевидных фактах… Это я про три другие жертвы. Я ведь сообщил вам в прошлый раз, что проверил, нет ли связи между ними и Ленькой… Проверил именно потому, что подумал об этом. Но связи нет… У вас есть какое-то объяснение на этот счет?

– Я не обязан перед вами отчитываться, – ушел Лев от прямого ответа. – Давайте каждый из нас будет заниматься своим делом. Расскажите об инциденте с погибшим ребенком.

Главврач заколебался, но, наткнувшись на холодный взгляд собеседника, все же согласно качнул головой.

– Хорошо. Но имейте в виду, Лев Иванович, что мы уже провели внутреннее расследование и закрыли дело.

– Рад за вас.

– Ленька, конечно, накосячил. Спорить не стану. И оправдывать его тоже. Хотя… При расследовании мы учитывали два крайне важных фактора, и мне хотелось бы, чтобы вы тоже их учли… Во-первых, это первый и единственный серьезный просчет за всю Ленькину карьеру, а во-вторых, когда это случилось, у нас тут был самый настоящий аврал. В прямом смысле этого слова. Ленька буквально зашивался. Без сна и отдыха… Впрочем, как и все хирургическое отделение. Такого лет десять, наверное, не случалось. Если не больше…

– Давайте ближе к делу, – попросил Гуров.

– Мальчика доставили к нам с тяжелейшей формой пиелонефрита. – Кривоногов отвел глаза в сторону и теперь излагал историю, глядя не на сыщика, а за окно своего кабинета. – Требовалось немедленное удаление правой почки. Здесь не могло быть двух мнений, и Штурм принял единственно верное решение. Ошибка заключалась в другом. Перед подобными операциями мы проводим тщательную диагностику, а здесь… Здесь ее провели поверхностно. Частично из-за того, что все необходимо было делать как можно быстрее, а частично… Как я уже и говорил, Ленька работал буквально на разрыв аорты. Накопившаяся усталость, бессонница… В сечении сошлось много факторов… В общем, он недосмотрел. Его вина. Однозначно его… У пациента был врожденный порок сердца, а мы, не зная об этом, переборщили с анестезией. Сердце не выдержало нагрузки. Мальчик умер.

– Сколько ему было лет?

– Полных десять.

– Имя, фамилия, адрес имеются?

– Да, конечно. – Кривоногов опять вздохнул, вспомнил о своем настое шиповника и сделал весьма внушительный глоток из кружки. Затем придвинул к себе ноутбук. – Все здесь, в базе данных. Сейчас найду.

– Кто из родственников подписал разрешение на операцию? – спросил Гуров, извлекая блокнот из нагрудного кармана рубашки.

– Оба родителя.

– Кто говорил с ними после смерти ребенка?

– Ленька и говорил. – Николай Феликсович откашлялся. – Я тоже подошел чуть позже, сказал какие-то слова утешения… Хотя какие тут можно подобрать слова? Нет ничего ужаснее, когда родители теряют ребенка. Мы, врачи, кстати, не такие уж черствые, как о нас думают… Просто такая работа… Хотя вам, наверное, это тоже знакомо.

Пальцы Кривоногова запорхали над клавиатурой. Светящийся экран монитора дополнительно подчеркивал красноту кончика носа. Очки главврача сдвинулись вниз по переносице. На столе снова ожил мобильник, и Кривоногов, занятый поисками нужной информации в компьютере, на этот раз не глядя ответил на звонок:

– Слушаю!.. А, это ты? Да, звонил. Где ты пропадаешь? Почему тебя не было на утреннем обходе?… Костя, вот давай только без этого, ладно? У всех есть проблемы личного характера, но твои как-то… участились, что ли, в последнее время. Если тебе нужен отпуск, так и скажи, а подводить все свое отделение не надо. Ты в курсе, что у тебя сегодня прибавилось пациентов?… Трое. И все с вагинальной инфекцией… Не в курсе? Ну, так теперь в курсе! Где ты сейчас?… Через сколько?… Хорошо. И загляни ко мне ближе к концу смены, Костя. Нам все-таки нужно серьезно поговорить.

Гуров раскрыл было рот, собираясь возобновить прерванный диалог, но главврач не дал ему такой возможности. Сбросив один вызов, он тут же ответил на параллельный:

– Да, дорогая… Слушай, мне сейчас не очень удобно. Давай я перезвоню тебе через часок… Что?… Да, шиповник пью. – В подтверждение своих слов Николай Феликсович убрал руку с клавиатуры и основательно приложился к кружке. Сделал шумный глоток так, чтобы его было слышно жене. – Да, обязательно. Перезвоню тебе. Целую!

Черный плоский айфон последней модели вернулся-таки на столешницу, и Кривоногов возобновил поиски в базе данных.

– Простите, – буркнул он, не поднимая глаз на Гурова.

– Как они отреагировали, Николай Феликсович? – спросил Лев.

– Кто?

– Родители погибшего мальчика. Какая у них была реакция на трагическое известие?

– Хотите знать, не они ли убили Леньку?

– Я хочу узнать только об их реакции, – невозмутимо парировал Гуров.

– Ну… – Кривоногов щелкнул мышкой, открывая какой-то документ, а затем вновь вбил что-то в поисковую строку. – Мать лично я не видел. Как мне потом сказали, с ней случилась истерика. Впрочем, оно и понятно… Ее увели и дали успокоительное. А отец… У него была целая гамма эмоций. Сначала он кинулся на Леньку с кулаками. Кричал, что мы все тут убийцы… Потом разрыдался… Чуть позже грозил судом. Затем опять плакал. В этот момент я как раз и подошел… Мне показалось, что я сумел до него достучаться… Мы предлагали ему тоже вколоть успокоительное, но он отказался. Сам взял себя в руки. Вот! – Главврач наконец нашел то, что искал в своем ноутбуке, и развернул его к Гурову. – Вот тот самый мальчик. Валерий Ромашов. Так его звали… Я увидел и тут же вспомнил… Валерий Сергеевич, если уж быть до конца точным. Здесь же указаны координаты его родителей. Внизу. Видите?

Гуров нашел взглядом нужную ему информацию, но заносить ее в блокнот, как собирался по старинке, не стал. Вместо этого поднес свой телефон к экрану монитора и просто сфотографировал документ. Проверил, насколько качественным получилось изображение. Удовлетворенно кивнул и, сунув мобильник в карман, уточнил:

– Так вы говорите, отец мальчика угрожал Леониду Штурму?

– Нет, – покачал головой Николай Феликсович. – Я говорил, что он угрожал нам всем. Ленька был первым, кто попался ему под руку. Но до драки там и близко не дошло. И потом… На месте Ромашова-старшего я бы, вероятно, поступил точно так же. Да и вы тоже… Любой из нас. Эмоции хлынули через край. Оно и понятно… Как им не хлынуть?

– А после этого? – гнул свою линию Лев. – Отец погибшего мальчика появлялся у вас в больнице? Или мать?

– Я их больше не видел. – Кривоногов допил шиповник, поднялся из-за стола и вместе с кружкой прошел к встроенному стеклянному шкафчику. – И Ленька, думаю, тоже. Иначе он мне сказал бы. Я ведь, кажется, упоминал в нашей прошлой беседе, что мы с ним были не только коллеги, но и давние друзья…

– Упоминали, – подтвердил Лев.

– Ну и вот… – Кружка скрылась в шкафу, Николай Феликсович вернулся на прежнее место. Вновь зазвенел его айфон, и главврач потянулся к аппарату. – Я хочу сказать, что Ленька не стал бы скрывать от меня таких вещей. Угроз в свой адрес или в принципе каких-нибудь наездов. Мы делились такими вещами… И снова прошу меня простить… Да! – коротко бросил он в трубку. – Ты издеваешься сейчас, Артур?… А мне вот кажется, что издеваешься. Какое сейчас у него давление?… Ну, это не критично. Сколько времени прошло с момента укола?… Ладно-ладно, я сейчас спущусь. Да, уже спускаюсь! Все! – Кривоногов нажал кнопку отбоя и раздраженно бросил: – Ничего без меня не могут! Любой пустяк с удивительной легкостью ставит их в тупик. И где только набирают такое подрастающее поколение? Хороша смена! Нечего сказать… Я вынужден вас покинуть, Лев Иванович.

Мужчины синхронно поднялись на ноги. Кривоногов направился к висящему на вешалке белоснежному халату.

– Все в порядке, – заверил его Гуров. – Мне ли не знать, что такое работа? Если понадобится, мы еще с вами пообщаемся, Николай Феликсович. И чтобы никто больше не прерывал нас, я не стану наведываться к вам так часто. Вызову повесткой в Управление. Однако… Последний вопрос… Дело дошло до суда? С Ромашовым?

– Что? А! Нет… Это были стандартные пустые угрозы. В суд он на нас так и не подал.

– А что насчет других волейболисток «Метеора»? – Крячко нанизал на вилку сочный кусок шашлыка и отправил его в рот. – Кому-нибудь из них поступали предложения из других, более серьезных клубов?

– Так, Стас… – Малоханова промокнула губы салфеткой. – Давай вот только без этих твоих профессиональных заходов издалека. Я же не дурочка малолетняя. Если хочешь что-то конкретное спросить про Ленку Кончалович, так спрашивай прямо. Тебя ведь это интересует? Верно?

– Ну, зачем ты так?… – попытался состроить обиженное выражение лица Станислав, но, наткнувшись на серьезный взгляд собеседницы, тут же оставил эту затею. – Ладно. Каюсь. Виновен. Но мне не хотелось, чтобы ты думала, будто это свидание – лишь предлог…

– Я так и не думаю, Стас. Прекрати. Мы оба – взрослые, разумные люди. Чудесно пообедали, чудесно пообщались, посмеялись… Но при этом я не меньше твоего хочу, чтобы Ленкин убийца был пойман. В деле уже есть какие-то подвижки?

– Честно говоря, практически нет. – Крячко отодвинул от себя тарелку с шашлыком и потянулся к пачке сигарет. – Тычемся в разные стороны, как слепые котята, а воз и ныне там.

– А что с Сорокой этим? – поинтересовалась Малоханова. – Его нашли?

– Нашли. Тот еще мутный деятель оказался. Ранее судимый за распространение наркотиков. При задержании оказал вооруженное сопротивление…

– Да ты что? – Большие выразительные глаза волейболистки изумленно и в то же время испуганно округлились. – Никогда бы не подумала. На вид такой тюха… Ну, знаешь, из разряда тех, кто только на женщину и способен поднять руку… Кто-нибудь пострадал?

– К счастью, нет. И он понятия не имел о том, что Кончалович убита.

– Не врет?

– Маловероятно. Зато мы выяснили, что Сорока активно приторговывал «палеными» стероидами. В частности метандростенолоном. Ты знала об этом?

– О господи! – Девушка подхватила со столика стакан со свежевыжатым ананасовым соком, но тот выскользнул у нее из пальцев на последних словах Станислава и не опрокинулся лишь каким-то чудом. – Так вот откуда ноги растут! От него? От Сороки? Вот ведь я дура набитая!..

– Тебе что-то известно? – живо подался вперед Стас.

– Еще бы! Конечно, известно! – открыто заявила Малоханова. – Да это всем известно, Стас. Ленка распространяла метандростенолон среди девчонок. Как в нашем клубе, так и в других. Но я понятия не имела, что это Игорек ее науськивал. Помню, один раз мне как-то пришла в голову подобная мысль, и я прямо спросила об этом Ленку. Но она сказала, что с Игорем это никак не связано. Уверенно так сказала. Без колебаний… Я поверила. И данную тему мы больше не поднимали. А вот теперь выходит, что это все-таки он, сволочь…

– Определенно он, – кивнул Стас. – А Кончалович как-то объясняла, откуда она берет препараты?

– Да. Говорила, что у нее дядя работает в какой-то крупной фармацевтической компании. В Саратове, кажется… Но в детали не вдавалась.

– Ты тоже принимала метандростенолон?

– Да, почти все его принимали, и я в том числе. Это же не допинг. Стероиды не запрещены. А то, что упаковки не фирменные, так это… бывает. Некоторые медикаменты элементарно не проходят госконтроль. Такое сплошь и рядом случается… При нашем-то госконтроле!..

– И никто не жаловался? Никто никогда не предъявлял Кончалович претензий? Может быть, у нее случались конфликты с кем-нибудь из волейболисток на этой почве?

Малоханова отрицательно покачала головой и поправила задравшийся на запястье кожаный браслет. Следы от порезов на венах скрылись из виду.

– Ничего такого не было, – ответила она. – Ленка вообще была по жизни человеком неконфликтным. Изольда в этом смысле на нее нарадоваться не могла… Ну, знаешь, есть такая категория людей… Как в Библии… Ударили по правой щеке, подставь левую. Вот и Ленка была такая. Все вокруг это знали и относились к ней… Ну, как-то по-особенному, что ли. Не цеплялись, не задирали…

Надежда хотела сказать еще что-то, но ее монолог прервала неожиданно появившаяся возле столика официантка. Она забрала у Крячко пепельницу с тремя окурками и поставила вместо нее свежую. Затем неторопливо собрала на поднос всю грязную посуду. Станислав не торопился возобновлять беседу в присутствии постороннего человека. Отрешенно попыхивал тлеющей сигаретой.

– Желаете что-нибудь еще? – с любезной улыбкой осведомилась обладательница старинного грузинского имени Эндзела.

– Ты что-нибудь будешь? – Крячко поднял взгляд на свою очаровательную спутницу.

– Перестань издеваться, Стас, – рассмеялась Малоханова. – Я позволила себе почти недельную норму. Достаточно уже излишеств.

– Тогда ничего, – ответил Стас официантке. – Все и так было великолепно. Спасибо. У вас самая потрясающая кухня во всей Москве. Мы можем попросить вас упаковать с собой все, с чем мы тут не справились?

– Конечно. Дайте мне буквально пару минут, – кивнула Эндзела и быстро удалилась.

– Ты даже счет просить не будешь? – игриво подмигнула Крячко Надежда.

– Нет. Я ведь сказал тебе, что это кровная обида. Думаешь, я хочу, чтобы Зураб прирезал меня в расстроенных чувствах? – Стас двумя энергичными тычками погасил сигарету в пепельнице, а затем его глаза встретились с глазами девушки. Протянув руку, он мягко коснулся пальцами ее пальцев. Малоханова ободряюще улыбнулась. – Я замечательно провел время, Наденька. Давно ни с кем не чувствовал себя так комфортно.

– Признаюсь, я тоже, – откликнулась она, а через секунду спросила: – Ты когда-нибудь был женат, Стас?

– Ни разу.

– А почему?

Крячко не сразу нашелся с ответом. Некоторое время он хранил сосредоточенное молчание, скользя взглядом по влажным, чуть приоткрытым губам Надежды. Нервно сглотнул и наконец ответил:

– На самом деле это сложный вопрос. Скажу тебе больше… Мне как-то и не приходилось особо задумываться над ним. Может, до сих пор не встретил ту единственную и неповторимую… А скорее всего, я уже женат. На своей работе. Огромная ответственность, чувство долга, и все такое… Ты не представляешь, как много времени она занимает в моей жизни.

– Так брось ее, – шутливо посоветовала Малоханова.

– Легко сказать, – хмыкнул Стас. – Помнишь, как говорил Шарапов в культовом советском фильме? «Стрельба, засады, шлюхи хохочут…» Он не понимал этого, а я… мне… Мне это нравится, черт возьми!

– Когда шлюхи хохочут?

– Не передергивай, – театрально нахмурился он и погладил девушку по пальцам. – Вижу ведь, что ты прекрасно понимаешь, о чем я. Любой человек рано или поздно понимает: «Вот это мое!» И в дальнейшем уже не задумывается о том, как могла бы сложиться его жизнь, выбери он для себя иной путь. Я мент до мозга костей. Эта работа для меня, как для тебя волейбол.

– О да! – Манящие губы Малохановой растянулись в счастливой улыбке. – Я очень хорошо понимаю, о чем ты! Но при этом у каждого должен быть надежный тыл. В виде семьи. Должен быть кто-то, кто ждет тебя, беспокоится о тебе, заботится, наконец…

– Хочешь стать для меня таким тылом? – неожиданно для самого себя выпалил Крячко.

Надежда рассмеялась, но не убрала руки из-под его ладони.

– Это официальное предложение?

– А почему бы и нет?

– Рановато как-то. У нас только первое свидание, Стас.

– Кого это волнует! К черту условности! Первое, второе, десятое… Вчера один крендель сказал, что свою половинку можно узнать моментально. Я отнесся к этому с сарказмом, но сегодня, сейчас… Я вижу тебя и понимаю, что, может быть, паренек не так уж и заблуждался…

– И что же это за паренек, которого я должна поблагодарить за твое предложение?

– Опять ты иронизируешь, – грустно вздохнул.

Через пять минут они уже покидали «Марани». В одной руке Станислава покоился объемный пакет с многочисленными пластиковыми контейнерами, в другой – бутылка дорогого грузинского вина, которую Эндзела вручила им в качестве подарка от владельца заведения. Малоханова прижимала к груди букет цветов.

– Я должен попрощаться с Зурабом, – сказал Стас, когда они были уже на самом выходе. – Пойдешь со мной?

– Нет. Не хочу наблюдать за тем, как ты тепло обнимаешься и целуешься с мужиком. Я лучше подожду у машины. Ты ведь не долго?

– Пара секунд.

Крячко свернул к беседке, из которой доносились негромкие грузинские голоса, а Надежда, покинув территорию летнего кафе, размеренным шагом направилась к черному «Мерседесу». На появившихся справа трех молодых людей в изрядном подпитии девушка не обратила никакого внимания. Во всяком случае, до тех пор, пока они не окликнули ее:

– Эй, шпала! Погодь-ка! Куда чешем? – крикнул один из подростков, облаченный в голубую майку-борцовку и просторные пестрые бермуды, и двинулся наперерез Надежде.

Двое его дружков, вооруженные полупустыми бутылками пива, чуть приотстали.

– Это вы мне? – обернулась она.

– Ну, а кому же? Кто у нас тут шпала? Я, что ли?

Друзья поддержали своего «вожака» дружным смехом, после чего один из них, самый маленький и коренастый, сложился пополам, и его вырвало на свежепокошенную лужайку. Парень в пестрых бермудах сблизился с Малохановой. Щелкнул ногтем по одному из бутонов в букете. Затем окинул взглядом «Мерседес» Крячко и завистливо присвистнул:

– Твоя, что ли, тачила? Круто упакована, тетя… А для голодающего населения не отшелестишь пару тысчонок? Вот завтра в армию ухожу. На фронт, можно сказать… А лавэ на проставу кончились. Выручай, шпала!

– Шел бы ты своей дорогой, мальчик, – сурово ответила Надежда. – А то вместо армии отправишься в другое место.

– Это, типа, в какое?

– В не столь отдаленное.

– Че ты несешь? – приосанился парень. Его друзья уже выросли у него за спиной. Он поставил недопитую бутылку пива на крышу «Мерседеса», вытер губы ладонью. – Угрожаешь мне, что ли? Так это напрасно… Мы ведь не посмотрим, что ты такая большая и взрослая. Сломаем нос или еще чего похуже. Я – будущий десантник! Поняла? Закешь кошель…

– Эй! – послышался за спиной Малохановой голос Крячко. – Какие-то проблемы, пацаны? А ну-ка, по-шустрому отошли от девушки! И от машины заодно!