Текст книги "Улика с того света"

Пока что все, о чем рассказывал Байрон, сходилось с тем, что смогли вспомнить Немец и Незванов. Гуров пожалел о том, что не додумался захватить в дорогу диктофон, но ведь у него с собой был мобильник.

– Прервемся. Я должен записать ваши показания. Это крайне важно, – сказал сыщик и тут же пожалел об этом.

Он мог бы достать телефон якобы случайно, лишь для того чтобы было чем занять руки, а потом незаметно нажать на кнопку записи, но нет, честно выложил свои намерения. Зачем? Побоялся оскорбить Байрона недоверием?

– А запиши, – внезапно согласился тот. – Я не против.

Гуров зафиксировал мобильный телефон на подушке. Речь Байрона звучала очень тихо. Он был в своем уме, изъяснялся четко, но с немалым трудом, наверняка испытывал боль и сильную слабость. Запись могла оказаться плохого качества, но сыщик все равно использовал возможность сохранить эти данные.

– Готово, – сказал он. – Дальше.

– А дальше все пошло не по плану, – продолжил Байрон. – Катя, оказывается, искала не Андрюху, а меня. Поэтому она и пришла во второй раз, наобум притопала в то кафе, где мы встречались, правда, сказала мне об этом уже после общего собрания. Закрутилось у нас с ней все так быстро и так сильно, что я с мыслями не успел собраться. Веришь ли? Это была самая настоящая любовь, Лев Иванович. Многие о такой даже мечтать не могут, а мне повезло.

– Что же в ней было такого особенного?

– В ком? В нашей любви или в Кате? – с улыбкой спросил Байрон. – Я в обеих тонул, да так и не выплыл. Главное, не сказать, что Катя была писаной красавицей. Было ей тогда около сорока лет, но смотрелась она на двадцать пять. Эта женщина брала другим. Например, мало говорила. Почти ни о чем не спрашивала. Не пилила. Не упрекала. Не требовала. Моя жена в сравнении с ней проигрывала по всем статьям. Но я сразу решил, что не буду разводиться. Во-первых, с женой я через многое прошел. Она мне как верный боевой товарищ. Во-вторых, вот это создание я тоже не мог бросить. – Он повернул голову в сторону соседней кровати.

Марина глубоко спала и не слышала разговор, происходивший над самым ее ухом.

– Дочь. Нет, я не собирался уходить от них. Эти женщины навсегда останутся моими. Но Катя совсем другое дело. Целая история. Сверкающая, надрывная, восхитительная. Приход после наркоты ни в какое сравнение не идет.

– Такие вот истории и наркота убивают с одинаковой силой, – проронил Гуров и поправил мобильный телефон, сползший с подушки.

Байрон безучастно проследил за его рукой и проговорил:

– Она сама не догадалась бы о том, чем мы занимаемся. Андрюха работал на киностудии, заводил знакомства с ветеранами шоу-бизнеса, втирался в доверие, а потом сливал нам адреса. Сначала он ходил за добычей вместе с нами, а потом стал реже это делать. Сказал, что менты его могут вычислить, а потом и на нас выйдут. Незванов стоял на стреме, а мы с Семеном обычно и делали самую тяжелую работу, не пропустили ни одной квартиры из тех, адреса которых знали.

Обо всем этом Гуров уже слышал раньше, десять лет назад, но перебить Левинского не пытался. Каждое его слово было на вес золота, даже если звучало в сотый раз. Суть состояла в новом контексте.

– Мы встречались у нее дома. Она уже успела выскочить замуж и развестись, но квартирка была съемной. На ночь я у нее не оставался никогда, потому что опять же семья у меня была. Однажды мы взяли в одной квартире часы, громоздкие, бронзовые. Деть мне их было некуда, дома оставить не мог из-за приметности, а лгать жене о том, что мне их отдали на реставрацию, не хотел. Отвез часы к Кате. Она не спросила о них ничего. Ходила мимо и молчала, будто бы это было не что-то довольно ценное, а самая обыкновенная табуретка. Я тогда подумал, что могу ей обо всем рассказать, и станет понятно, как у нас дальше пойдет, уйдет она или останется. Выслушала меня Катя, обняла и сказала: «Я влюбилась в грабителя! Скажи мне кто-нибудь об этом раньше, я бы не поверила». Вот и все, Гуров! Не было ни воплей, ни слез, ни криков о том, что я должен сей же миг пойти в полицию и покаяться. Жена, будь она на месте Кати, непременно устроила бы мне выволочку, стала бы рыдать, еще и дочку наверняка привлекла бы к этому процессу. Почувствуй разницу.

Многое из того, о чем говорил Левинский, Гуров слышал впервые. Теперь, в буквальном смысле находясь на смертном одре, тот не просто помогал сыщику в поиске убийцы. Он еще и исповедовался перед ним, потому как больше некому было его слушать.

Байрон закрыл глаза и замолчал. Голова его медленно скатилась по подушке набок. Лев Иванович тронул смертельно больного арестанта за плечо, и тот сразу очнулся.

– Хватит на сегодня, – решил сыщик. – Позову врача.

– Нет уж, – остановил его Левинский. – Я в порядке. Еще могу говорить. А вот сумею ли завтра, это очень даже большой вопрос. Пользуйся, пока я добрый.

– Вы уверены? – осведомился сыщик.

– Будь все несерьезно, ты вряд ли поперся бы в такую даль, – ожесточенно прошептал Байрон. – Давай дальше, пока ребенок спит.

Марина и не думала просыпаться. Она настолько вымоталась за последние дни, что отключилась напрочь.

– Хорошо, продолжим, – не стал спорить Гуров. – Вы остановились на том, что прятали у Кати то, что украли.

– Да, так оно и было. Сначала эти часы. Потом я оставил у нее коробку со старинными гравюрами. Посуда была, книги тоже. Много чего. Я сделал ей подарок, чтобы она почувствовала себя настоящей Бонни. Андрюха дал нам новый адрес, но нужно было ехать за город. Там, в особнячке с мраморной лестницей, жила любовница одного очень известного режиссера. Территория без охраны, мало соседей, кругом сосны. Разумеется, мы сразу же выдвинулись туда и ушли не с пустыми руками. Я обнаружил в стене тайник. В нем покоился старинный дамский браунинг, крохотный, с ладонь размером. Там же лежала коробка патронов к нему. Я сразу же подумал про Катю. Она ахнула, получив такую игрушку. Я потом подумал, что, наверное, ей можно было бы подарить духи или кольцо, но краденую ювелирку носить опасно. А духи, это не интеллигентно, Лев Иванович. Я ей вручил этот пистолет. Вот ты говоришь, что Андрюхе кто-то выстрелил в голову, и с Семеном произошло то же самое?

– Да, именно так они и погибли.

– Вся уголовка будет искать мотивы убийства, – с усмешкой проговорил Байрон. – Но первым об этом узнаешь ты. Гордись, Лев Иванович. Помни мою доброту. Я не мразь последняя. Просто очень сильно ошибся.

Гуров вышел из больницы затемно. Алла Петровна решила проводить его до гостиницы.

– Она рядом, вы не заблудитесь, – сказала докторша. – А я прогуляюсь перед ночным дежурством.

– Я думал, что главные врачи не дежурят по ночам, – с удивлением проговорил Гуров.

– Муж привык, он тоже часто остается ночевать на работе, – сказала Алла Петровна.

– Он тоже врач?

– Он начальник нашей колонии.

– Егор Константинович – ваш муж?

– Уже двадцать семь лет. Мы одна команда.

Она так и сказала: «нашей колонии». Удивительное дело. Само по себе место заключения ничем не привлекательно. Оно никоим образом не может быть таковым. Здесь нет той блатной романтики, о которой хрипят бывшие заключенные и рвут струны на одной гитаре за другой. Это лишь антураж, ничем не похожий на правду.

Люди, которые оказываются за решеткой, конечно же, не перестают испытывать страх, боль и стыд. Работать рядом с ними сложно. Для этого нужны привычка и какое-то, хотя бы первичное, знание психологии. Многие увольняются, не выдерживают. А такие люди, как Алла Петровна и ее супруг, остаются. Они вписались, смогли. Одному лишь богу известно, как им удалось этого добиться.

– Алла Петровна, вы ведь сказали, что видеонаблюдение здесь ведется на каждом углу?

– Камеры слежения установлены повсюду, – проговорила Алла Петровна. – Все из-за того, что недалеко отсюда отбывают срок опасные преступники. Среди них убийцы, насильники. Страшное дело. Сейчас охранные системы уже не те, что были раньше. Восемь лет назад случилось несколько побегов за один месяц. Всех быстро нашли и вернули обратно. Мужа обвинили в халатности, вызывали в Москву, хотели судить. Ему удалось доказать, что он с давних пор обращался в высшие органы для того, чтобы усилить меры охраны, но получал одну отписку за другой. Только после этого случая начальство зашевелилось. Его восстановили в должности, сняли обвинения, камеры эти самые поставили. – Алла Петровна указала пальцем на макушки сосен и продолжила: – Думаю, там, на самом верху прекрасно понимают, что работать в нашей глуши сможет далеко не каждый. Теперь, правда, присылают проверку за проверкой. Но не мы одни такие, это примета времени. Иногда организовываются учения. Приезжают специально обученные люди, уходят в лес, а спустя отведенное время их начинают искать.

– С собаками?

– И с собаками тоже. Но вы не волнуйтесь, насмерть они тут еще никого не задрали, – сказала Алла Петровна и улыбнулась. – Кинологи знают свое дело. Беглецы одеты в специальные костюмы и, разумеется, умеют вести себя правильно, чтобы не пострадать. Это тренировка. Конечно, натаскивать пса на человека – скверное занятие, но на кону могут стоять жизни ни в чем не повинных людей. Это все понимают. Поэтому беглых каторжников отбирают очень строго. Главное, чтобы человек не боялся собак. Тогда он и вести себя на учениях будет так, как оно и надо. Тот, кто боится, может пострадать прежде всего от самого себя. Нервный срыв не исключен. Таких не берут в космонавты. А почему вы спросили о камерах?

– Я бы хотел посмотреть записи, – ответил Гуров. – Та самая Екатерина, которая навещала Левинского, наверняка попала не только на камеру, установленную возле входа в больницу.

– Возможно, – сказала Алла Петровна. – Я думаю, что муж вам поможет.

– Хорошо, я зайду к нему завтра.

Гуров внимательно рассматривал улицу. Едва ли не все дома в поселке были одноэтажными. Некоторые из кирпича, но встречались и самые настоящие русские бревенчатые избы.

На лес опустились сумерки, в окнах зажегся свет.

Откуда-то потянуло шашлычным ароматом. Лев Иванович понял, что давно ничего не ел, если не считать пары кусочков шоколадного батончика, которым Алла Петровна угостила его в больнице.

Гостиница находилась на той же улице, в двухэтажном здании административного типа, не имевшем никаких архитектурных изысков. Подобные постройки можно встретить в любой точке мира. Они годятся для размещения в них любой организации. Например, того же самого отеля под названием «Ветерок», написанном на табличке, которая едва угадывалась под козырьком.

– Кажется, мы пришли, – сказал Гуров. – На вид отличная гостиница. Уверен, внутри мне понравится.

– Надеюсь, – с улыбкой проговорила Алла Петровна. – У нас не столица, но не в пещере живем.

– Можно вас спросить, Алла Петровна?

– Конечно. – Она достала из кармана пачку сигарет и вопросительно взглянула на своего спутника.

– Бросаю, – заявил он.

– Какой вы молодец! – восхитилась докторша и прикурила. – А я вот все дурью маюсь. Так что за вопрос у вас, Лев Иванович?

– О состоянии Левинского. Как долго ему осталось?

Алла Петровна пожала плечами.

– Он плох, но держится. У нас нет возможности отвезти его в районную больницу, это под силу только родным. Но в подобных случаях опять же нужно получить разрешение. Такая вот бюрократия.

– Или закон, – добавил Гуров. – Статьи у него очень суровые. Договориться о переводе в больницу не получится, прокуратура не позволит.

– Вы правы. Скажу так, Лев Иванович. Левинский может умереть в любой момент. Без обследования и лечения у него нет практически никаких шансов на выживание.

– Ничего нельзя сделать?

– У нас тут даже с обезболивающим дефицит. Мы результаты анализов ждем по две недели, потому как ближайшая лаборатория в Красноярске находится, а там своих пациентов предостаточно.

– Понятно.

Гуров ковырнул носком ботинка утоптанную землю.

«Значит, Левинский практически не жилец, – подумал он. – Не потому ли этот бедолага так охотно согласился на диалог, рассказал мне все и даже больше? В иных обстоятельствах он вряд ли был бы так откровенен со мной. Но предчувствие скорого конца заставляет людей смотреть на любые события совсем иначе. Кого-то хочется держать за руку, а о ком-то забыть. Перед кем-то извиниться, простить. Освободить других от себя, а самому очиститься, что ли».

– Идите, Лев Иванович, – сказала Алла Петровна. – Отдыхайте. Рада, что смогла быть вам полезной.

Глава 7

В гостинице обнаружилось круглосуточное кафе с весьма скромным меню. Один из четырех столиков занимали два уставших мужика в куртках, запачканных масляной краской. Они сосредоточенно расправлялись с борщом, заедая его кусками серого хлеба. Черной икры в меню, конечно, не было, но сосиски с пюре показались Гурову отличной заменой этого деликатеса.

Он купил там же бутылку минералки, отправился в номер и упал на кровать. От усталости полковник перестал чувствовать собственное тело, но голова его работала четко, как хорошая машина.

Он решил проверить запись рассказа Левинского, включил аудиофайл, достал наушники и обрадовался чистоте записи.

– Однажды Андрюха познакомился на «Мосфильме» с одной певицей, – зазвучал в ушах полковника голос Байрона. – Лет ей было что-то около ста. Пик популярности этой звезды пришелся на пятидесятые годы. Она была приглашена на передачу, и наш Кудесник ее гримировал. Бабка оказалась словоохотливой, сравнила Андрюху со своим бывшим мужем, а потом, сидя перед зеркалом, вдруг стала воротничок платья расстегивать. Прикинь, Гуров! Когда Андрюха описывал это, сто раз перекрестился. Но дело оказалось совсем не в том, о чем мы подумали. Бабка носила под платьем медальон на цепочке. И какой! Викторианской эпохи. Она так и сказала. Мол, этому медальону очень много лет. Муж-англичанин ей его подарил в начале Второй мировой, когда уходил на фронт. Там, к слову, он и сгинул. Я Семена и Андрюху натаскал опознавать предметы, представляющие ценность, провел обучение на скорую руку, основы в память вбил. Андрюха рассмотрел медальончик и сразу понял, что певица эта – человек совсем небедный. Он забалтывал ее, пока гримировал, и выяснил, что живет она не одна, а с внучкой. Та на тот момент уехала за границу, и бабуля ошивалась в одиночестве. Скучно ей не было. Она ставила голос начинающим певичкам, долгое время прожила в Англии, несколько лет провела в Чехословакии, помоталась по Испании, еще где-то выступала и отовсюду привозила домой тонны раритетов. Но меня зацепил именно медальон. Я не только поклонник Викторианской эпохи, но еще и очень неплохой знаток того времени, наверное, в прошлой жизни там жил. Такое украшение я пропустить никак не мог. У меня сразу появилось подозрение, что нам повезет. Квартиру мы брали через несколько недель. Я еле дождался. Андрюхе пришлось увести бабку в парк, прогуляться с ней перед сном. Пока они дышали свежим воздухом, мы все успели сделать. Медальон я нашел сразу, потому что Андрей уже сказал нам, где лежат все сокровища этой старушки. Да и описал он его неплохо. Серебряный, круглой формы, со слегка выпуклыми гранями. По краям тонкий рисунок в виде ветвей с листьями. Настолько качественная работа, что эту кайму можно было увидеть, только если посмотреть на медальон под определенным углом. Тяжелый. Серебро же. Весьма простенькая на вид вещица, если не знать ее ценности. Медальон был с тайничком. Если нажать на боковую грань, то створки открывались. Внутрь можно было вставить фотографию. У меня сразу возникла идея поместить туда Катино личико. Но не срослось. Я решил, что с нее хватит пистолетика, который мы нашли чуть раньше. Старинная штуковина, но работала как часы.

– Почему же вы передумали дарить ей медальон?

Байрон кашлянул и ответил.

– Это был наш предпоследний забег, Гуров. Но никто из нас об этом еще не знал. Мы не учуяли, что ты дышишь нам в спину. Мне вообще в тот год не везло. Я случайно узнал, что Катя-то моя любила не только меня. Кудесника нашего она тоже по ночам обнимала.

– Значит, Катя не знала о том, что вы хотите сделать ей подарок? – спросил Лев Иванович.

– Знала.

– Где спрятан медальон?

Запись зафиксировала громкий шорох.

Гуров вспомнил, что как раз в этот момент заворочалась Марина, спавшая на соседней кровати.

– Она тоже хотела это знать, – продолжил Байрон. – Приехала сюда только за этим. Наверное, как-то узнала о том, что недолго мне осталось воздух коптить. Пришла, испугалась, заревела, рассказала, почему не появлялась так долго. Мне было не особо интересно, но почему бы не послушать? О том, что нас задержали, она догадалась сама, когда никто не вышел на связь. После приехала к Кудеснику, а там возле подъезда стоит полиция. Вот Катя и сбежала, Гуров. Знаешь, куда подалась? В Италию. Деньги у нее были, я ее никогда не обижал. Думаю, она откладывала все, что я ей давал до тех пор, пока ты нас не вычислил. А иначе откуда у нее бабло? С пустым кошельком эта милашка не уехала бы. Там вышла замуж, но клялась мне, что супруга никогда не любила. Знаешь, почему она вернулась в Москву?

– Почему?

– Сказала мне, что совесть ее заела.

– Отличная история. Душещипательная, – сказал Гуров.

– Мне тоже так сначала показалось. А потом она прямо спросила про медальон, заявила, что в память обо мне будет носить его вечно. Не знаю, на что эта особа рассчитывала, но я ей ничего не сказал. Ой, видел бы ты, Лев Иванович, как она изменилась. В момент! Я ей говорю: «Не держи меня за дурака». А она: «Сделай напоследок что-то полезное. Хоть раз в жизни. Тебе все равно не выбраться отсюда. Сдержи слово». Это я должен, значит, все-таки подарить ей то, что обещал. Она обо мне не вспоминала целых десять лет.

Гуров слушал запись разговора, а перед глазами у него стояла картина: больничная палата, полумрак и темное пятно вместо лица на подушке.

– Она, уходя, оставила мне номерок. Сказала, что если передумаю, то могу позвонить ей. Бумажка на тумбочке была, я ее не трогал. Может, упала куда-то. Ты поищи.

Бумажка обнаружилась не на тумбочке, а в ящике.

Левинский слабо улыбнулся и сказал:

– Вот так. Теперь ты найдешь ее. Не доверяй тем, кто рядом с тобой, Гуров. Ты хороший человек, хоть и мент. А мне без разницы, где подыхать? Вон даже дочка приехала. Лежу в тепле, за окнами лес. В камеру больше ни ногой. Отмотал срок, хватит. Везде есть свои плюсы, Гуров. Я тебе вот что скажу. Катя вполне могла убрать и Семена, и Андрюху. Если ты ее найдешь, то, будь другом, передай ей привет от меня, скажи, что это я тебя на нее навел. Обещай, слышишь?

Речь Левинского совсем потухла. Он еле-еле шевелил губами.

Гуров прилагал большие усилия, чтобы разобрать слова, поднес телефон к губам слабеющего человека и спросил:

– Где ты спрятал медальон, Байрон?

Но тот уже ничего не слышал, отвернулся, дал понять, что говорить больше не будет.

На этот раз сыщик не стал его тормошить. Он и так выжал из него больше, чем рассчитывал.

Лев Иванович встал со стула, придвинул его обратно к стене, взглянул на Марину, которая до сих пор крепко спала, остановил запись и спрятал телефон.

В дверь кто-то стучал уже давно. Просто во сне сыщику казалось, что все эти звуки ненастоящие.

На часах была половина девятого утра. Гуров быстро влез в джинсы и свитер. Про обувь он и не подумал.

Оказывается, его разбудила Марина.

– Все, – безучастно произнесла она.

Все. Как много в этом слове. Огонь, вода и медные трубы.

А закончил ее отец так, что даже надгробия с именем и датами на его могиле не будет. Лев Иванович уже пожалел о том, что не смог поговорить с ним подольше.

– Можно войти?

Полковник отступил в сторону.

За спиной у Марины мотался полупустой рюкзак, с которым она приехала сюда.

– Вы даже в своем номере не были, – сказал Гуров.

– Всю ночь провела в палате. Даже поспать удалось. Но сейчас ощущение такое, словно меня избили, – проговорила женщина, села на кровать и уронила рюкзак на пол.

Сыщик вспомнил про мобильный телефон, который лежал рядом с подушкой. Теперь его нигде не было.

– Минутку, – произнес полковник и принялся перетряхивать белье.

Телефон обнаружился под кроватью на полу. Гуров обернул его проводами от наушников и положил в карман сумки.

– О чем вы с ним говорили? – спросила Марина.

– Это по работе, – пропыхтел Лев Иванович, натягивая носки.

– По какой такой работе?

– Долго рассказывать.

– А вы попробуйте, – заявила она.

Ситуация складывалась неловкая. Лев Иванович почему-то вспомнил о жене. Без всяких предпосылок. Но к нему в номер пришла молодая красивая женщина и вела себя так, словно была готова на все ради достижения своей цели. Гуров не был железным человеком, но очень не хотел сдаваться.

Марина подошла к окну и скрестила руки на груди. Слез на ее лице не было.

– Мы успели поговорить, – произнесла она. – Он хоть на внучку посмотрел. Я показала ему фотографию Карины. Почему я не взяла девочку с собой? – Голос ее дрогнул, но Марина тут же взяла себя в руки.

Она обернулась и взглянула на взъерошенного сыщика, опустившегося на одно колено и завязывающего шнурки.

– Просто я подумала, зачем второй номер? Я могла бы остаться здесь.

Гуров распрямился, отряхнул штанину.

– В каком смысле, Марина? – спросил он.

– Я побуду в поселке еще какое-то время. Надо организовать похороны.

– Вас ждет другой номер, – сказал Лев Иванович. – Никаких трудностей с заселением у вас не будет.

– Я не хочу другой.

– Иного варианта я не вижу, Марина. Может быть, я могу чем-то помочь? Договориться с похоронной службой?

– Нет, не можете, – ответила она. – Папа останется здесь, его тело мне не отдадут.

– Денег у вас хватит?

– Хватит. Но я не хочу оставаться одна.

– Не понимаю вас.

На самом деле он все понял правильно. Марине хотелось близости, и она была готова пуститься во все тяжкие. Такое часто случается с людьми, пережившими сильный стресс. Их несет под откос, и гори оно все синим пламенем. Гурова такой расклад не устраивал.

– В гостинице есть кафе, – сказал он. – Работает круглосуточно. Вы же практически ничего не ели.

– И сейчас не хочу, – ответила на это Марина. – А вы идите, если проголодались. Вы точно не останетесь?

– Это лишнее, Марина, – заявил сыщик. – Вы сами прекрасно все понимаете.

– Да, понимаю. Уезжайте отсюда! – слишком уж резко проговорила Марина.

– Простите? – Полковник приподнял бровь.

– Вам здесь больше нечего делать. Убирайтесь отсюда в Москву или еще куда-нибудь!

– Марина, мне жаль. Я успел пообщаться с вашим отцом. Он был сильным человеком.

– Он был уголовником, самым настоящим вором, – сказала Марина. – Я не спала. Слышала все, о чем вы говорили. Каждое слово.

– Мне жаль, – упрямо повторил Гуров.

– Он был конченой тварью, – с брезгливостью в голосе продолжила женщина. – Изменял маме. Скотина. Дарил подарки своей любовнице. А она еще жива, оказывается, и убивает теперь его бывших знакомых. Какая неприятность, вы только подумайте! – Она взглянула на Гурова с такой ненавистью, что ему стало нехорошо. – Уходите! Видеть вас больше не могу.

– Марина, так нельзя.

– Уходите!

С ней нельзя было договориться. Женщина никого не слышала. Он стал для нее пустым местом, а заодно и мишенью, на которой можно оторваться за слезы, боль и за многое другое, к чему ни Левинский, ни Гуров не имели никакого отношения.

– Хорошо, – сказал Лев Иванович. – Мой номер телефона у вас есть.

– Нет! Я его уже удалила.

Сыщик ничего на это не сказал, бросил в сумку те немногочисленные мелочи, которыми успел воспользоваться, на всякий случай заглянул под кровать и в ванную комнату. Потом он подхватил сумку и вышел из номера.

В кафе кроме него никого не было. Пожилая буфетчица, которая обслуживала его ночью, подогрела вчерашние пирожки и включила кофеварку.

Гуров пил кофе и мучился от того, что пару минут назад произошло в его номере. Теперь, когда Байрона не было в живых, от Марины ему больше ничего не было нужно. По сути дела, он ее использовал для того, чтобы увидеть Байрона, и получил то, что хотел, то есть новую ценную информацию. Но точку в их отношениях ему почему-то ставить не хотелось. Марина Левинская оказалась сложным человеком, и стресс, в котором она пребывала, накрыл ее с головой. Гуров с облегчением покинул свой номер, но ощущение какой-то незавершенности было очень сильным.

Чтобы окончательно снять с себя ответственность за Марину, он обратился на ресепшен и сказал, что вместо него в том же номере теперь будет жить она. Это было все, что полковник мог для нее сделать.

Выйдя на улицу, Гуров поежился. В Москве стояла жара, а здесь было прохладно из-за лесного массива, обступающего поселок.

Он достал из кармана клочок бумаги, заглянул в него, набрал номер.

– Это Тимур? – спросил сыщик спустя несколько секунд. – Здравствуйте. Беспокоит вас Гуров Лев Иванович. Мы не знакомы, я взял ваш номер у Аллы Петровны. Помните такую?.. Да, та самая. Я из главного управления уголовного розыска. Не могли бы вы мне уделить несколько минут?

Природа не наделила Тимура Хайруллина привлекательными чертами лица и сэкономила на его физических показателях. Он был настолько худым, что Гурову стало страшно.

Бывший охранник тоже, видимо, проснулся ни свет ни заря. Он назначил встречу возле автобусной остановки, которая постепенно заполнялась людьми.

– Собрались куда-то? – спросил полковник, увидев у него за спиной объемный рюкзак.

– В соседний поселок, – басом ответил Тимур. – Вроде бы там, на стройке, нужны работники.

Лев Иванович не представлял, что парень с такой комплекцией будет делать на стройке. Его разве что флюгером туда возьмут. Но сам парень был настроен вполне оптимистично.

– Отделочные работы, – сказал он. – Я хорошо обои клеить умею.

– Сейчас чаще стены красят, а не лепят на них бумагу, – заметил Гуров. – Я вот тоже собрался уезжать, только мне нужно добираться гораздо дольше и на другом транспорте. Пока мы оба здесь, я бы хотел расспросить вас о том, что случилось в больнице.

Тимур насупился, но взгляд не отвел и заявил:

– Работал я. Пришла женщина. Стала уговаривать. Я ее пропустил. Это все.

– Как она выглядела?

– Обычная. Волосы темные. Немолодая. Не худая, не толстая.

– Цвет глаз, рост, особые приметы?

Парень задумался на минутку, потом ответил:

– Ростом чуть ниже вас. А вот про глаза ничего сказать не могу.

– На кого хоть похожа? – Гуров решил зайти с другой стороны. – Может быть, на какую-нибудь известную певицу или актрису?

– Нет, извините. Не заметил ничего подобного.

Из-за угла появился автобус.

Тимур протянул сыщику руку и сказал:

– Я и в самом деле больше ничего не помню.

– Я понял.

Пассажиры заполнили салон. Двери закрылись, и автобус двинулся в сторону лесной дороги.

Гуров сел на скамью и с досадой провел рукой по волосам. Паршивое начало дня. Только бы дальше не было хуже.

Майор внутренней службы Николаев встретил московского сыщика как родного.

– Слушаю вас, Лев Иванович.

– Егор Константинович, примерно месяц назад в больнице случился некоторый форс-мажор. В здание проникла женщина, у которой не было с собой пропуска.

Николаев сидел за своим рабочим столом.

Услышав такую новость, он заметно заволновался и сказал:

– Я ничего не слышал об этом.

– А жена вам ничего не рассказала? – поинтересовался Гуров.

Начальник колонии на секунду задумался и ответил:

– Нет, не говорила.

– В принципе, ничего страшного не произошло, – поспешил успокоить его сыщик. – Но сам факт налицо. Она назвалась сестрой Левинского и провела у него в палате какое-то время.

– Имя и фамилия охранника? – Николаев сурово сдвинул брови.

– Алла Петровна уже решила проблему с ним. Я успел поговорить с этим парнем. Буквально полчаса назад он уехал из поселка.

Николаев с досадой покачал головой.

– Никогда такого не было раньше, – сказал он. – Надо же, как неловко все вышло.

– Человеческий фактор, – проговорил полковник. – За всеми не уследишь, остается полагаться на порядочность и ответственность работников. Хорошо, что об этом знают только несколько человек. Алла Петровна, я, вы и тот самый охранник, который только что с позором унес ноги из поселка.

– Давайте. Обещаю, что…

– Егор Константинович, я просто уверен, что у вас ни одна мышь не проскочит.

Насчет мыши Гуров, конечно, польстил.

Николаев побарабанил пальцами по столу. Он не рисовался, был совершенно искренен.

Полковник не собирался сдавать его. Алла Петровна ясно дала понять московскому гостю, что хозяйство тут большое. Начальника колонии всякий обидеть сможет, но мало кто решится сменить его на боевом посту. Он не был карьеристом, исполнял свой долг добросовестно, переживал за каждую ошибку. Человек крепкий и надежный. Ну да, прямо как Орлов.

– Так как насчет записей с камер видеонаблюдения? – спросил Гуров. – Ведь они хранятся в колонии?

– Нет, не у нас, а в полиции.

– Как же я так промахнулся?

– Да вы не переживайте, Лев Иванович. Сделаем, – спокойно проговорил Николаев. – Мы же с ними повязаны. Подождите меня, я сейчас узнаю, как нам лучше все устроить.

Майор действительно устроил все наилучшим образом. Он связался с начальником отдела полиции и сообщил, что к нему приехал сотрудник главного управления уголовного розыска. Он требует предоставить ему записи с камер.

Когда начальник отдела полиции услышал имя этого москвича, он тут же назвал Николаева очень нехорошим словом. Дескать, полковник Гуров, это живая легенда, чемпион мира и его окрестностей по раскрытию самых загадочных преступлений. Тебе, майор, должно быть стыдно за то, что ты об этом не знаешь.

Кассеты главный поселковый полицейский доставил Льву Ивановичу лично.

Гуров пересмотрел все по несколько раз, до головной боли. Он ставил запись на паузу, увеличивал изображение, распечатывал кадры, но Екатерину вычислить так и не смог.