Текст книги "Трактир на Пятницкой. Агония. Вариант «Омега»"

– Добрый день, дорогая, – сказал он утробным голосом и гордо оглядел немногочисленных посетителей. – В этой забегаловке мы, конечно, завтракать не будем. – Он взял Аленку под руку и повел к выходу.

– Эй! – крикнул Пашка проезжавшему мимо лихачу и вскочил на мягко качнувшуюся подножку.

– Прежде меня пропусти, – прошептала Аленка одними губами и, подобрав юбку, так вошла в пролетку, будто только этим всю жизнь и занималась.

Они чинно уселись рядом, и Пашка сказал монументально-величественной спине извозчика:

– «Балчуг».

– Па-а-жа… – пророкотал лихач, и пролетка мягко покатилась по мостовой.

– Как в кино, – прошептала Аленка и сжала Пашке руку.

Двери «Балчуга» услужливо распахнулись, при виде Пашки и его спутницы у швейцара удивленно поползла бровь, но он тут же вернул ее на место и, раздвигая портьеру и низко кланяясь, сказал:

– Прошу, молодые люди.

Официант тоже «не узнал» Пашку, поклонился, подал меню и отошел.

– Пашенька, – тихо сказала Аленка. – Мне ничего, ничего не надо. Я абсолютно сыта.

– Кино кончилось, – Пашка швырнул меню и расслабил узел галстука, – не могу, Аленка. Витька! – крикнул он официанту, а когда тот подошел, сказал: – Здорово. Аленка моя подружка, так что можешь не выкаблучиваться. Дай мне выпить и бутерброд с рыбой. А девчонке дай… Что тебе?

Аленка положила на свободный стул зонтик, сняла панаму и облегченно вздохнула.

– Дайте мне, пожалуйста, бифштекс. Это я в кино сыта, а в жизни я ужасно голодная.

– Хороший парень Витька, – сказал Паша, провожая глазами официанта. – Зимой я иногда на мели сижу, так он меня месяцами в долг кормит. Как надоем в трактире Петровичу, был в «Трех ступеньках» такой половой, так сюда – к Витьке. Мировой кореш.

– Есть такие, – согласилась Аленка. – Меня в трактире Николай тоже три недели кормит.

– Это какой, рыжий, что ли? – спросил Пашка.

– Он. Смешной ужасно, – Аленка заулыбалась, – ругается, а сам добрый. Если за столом посторонние, так он подаст обед, потом бросит на стол двугривенный и шипит: «Сдача ваша с рубля. Ходят разные, едят на копейку и чаевых не дождешься».

Пашка удивленно смотрел на Аленку, не перебивая, и неожиданно спросил:

– Ты спишь с ним?

Аленка залилась румянцем.

– Что ты говоришь, Паша? У меня и не было еще никого. Можешь не верить, а не было, – быстро зашептала она. – Я месяц назад на улицу вышла, три вечера бродила, мужчины на меня ноль внимания, а я боюсь заговорить. Меня Катька увидела и позвала с собой. Так я и попала в трактир. Сижу вечер, два. Катька и другие девчонки кавалеров находят, а я – нет. Как-то вечером сижу за столом одна, совсем от голода ослабла, подлетает этот Николай – и бряк на стол ужин и бутылку лимонада. Расставляет тарелки, смотрит на меня зверем и шипит: «Слово кому скажешь – уши оборву». А громко соловьем поет: «Салатик, дамочка, пожалуйста, телятина свежая, можете не сомневаться». Так и пошло с тех пор. Я прихожу в трактир и жду, когда он меня заметит. Сижу, тобой любуюсь. Паша гордый расхаживает и на меня, конечно, ноль внимания.

Пашка верил, что девушка говорит правду, но не мог понять, как такой сквалыга может задаром кормить девчонку чуть ли не месяц, и ведь ясно, что она отдать деньги не сможет.

– А вчера что же, он не накормил тебя? – спросил Пашка.

– Он девочек, которые сидели со мной, не любит, – сказала Аленка и погладила Пашку по руке. – Ты о чем задумался?

– Девочек не любит, а тебя любит? – Пашка недоверчиво посмотрел на девчонку.

– Я же не такая. – Аленка наклонила голову. – Как ты не понимаешь? Он их называет… – Она нахмурилась и прикусила губу. – Как же он их называет? Наследство, что ли. Ну, как бы что они от царя нам остались.

– Что? Вот он как говорит, черт рыжий!

– Пашенька. – Аленка смотрела испуганно. – Ты его не трогай, он очень хороший. Я не знаю, что с собой сделаю, если с ним из-за меня беда приключится.

– А если беда должна приключиться или с ним, или со мной? Тогда как?

Подошел официант и поставил на стол ведерко с бутылкой шампанского.

– Просили передать, Америка. – Он улыбнулся. – Там у окна твои кореша сидят.

– Кто такие? – спросил Пашка, оглядел зал и увидел Сержа, который приподнялся со стула и поклонился. Рядом с Сержем сидел Валет, а напротив еще кто-то, Пашке был виден только затылок, и, лишь приглядевшись, он узнал Цыгана.

Серж, поглядывая в сторону Пашки, что-то говорил своим приятелям, потом встал и пошел к их столу. Он подошел, поклонился и поцеловал Аленке руку.

– Добрый день, друзья. Очень рад вас видеть, – сказал он и еще раз поклонился. – Не будете ли вы так любезны и не согласитесь ли пересесть к нам?

Краснея от смущения, Аленка молчала. Пашка нахмурился и хотел было отказаться, но Серж сжал ему локоть и многозначительно сказал:

– Личная просьба, Павел. Наше соглашение пока еще не расторгнуто.

– Пошли, Аленка. Неудобно отказываться. – Пашка встал.

На новом месте было неуютно. Валет, лениво прихлебывая пиво, смотрел в окно и на появление гостей никак не реагировал, а Цыган, как всегда, был зол и встретил вновь прибывших ехидной улыбочкой. Серж, усадив Пашку и Аленку, закурил, пускал кольца и, поглядывая на своих приятелей, кажется, получал удовольствие от созданного им же неудобного положения.

Пашка посмотрел на смущающуюся Аленку и разозлился.

– Что это вы сидите как на похоронах? – спросил он. – Я к вам в гости не напрашивался. А раз пригласили – угощайте.

Официант принес заказ, откупорил и разлил шампанское.

– Как же мне тебя звать? – спросил Цыган, обращаясь к Сержу.

– Я же тебя зову Цыганом, – ответил Серж, взял бокал с шампанским и поклонился Аленке.

– Бросьте вы эту бодягу, – протянул Валет. – Посмотри на этих дураков, Америка. Не виделись десять лет. Выпили бы по случаю такой встречи, так нет – сидят, ругаются: почему тебя так зовут, а не так. Сами не пьют и мне не разрешают. Мочу конскую глотаю. – Он отставил бокал с пивом. – Взять меня, так я и не помню, как меня от рождения звали.

– Очень мне смешно видеть друга своего детства в роли блатного, – любуясь пузырьками в хрустальном бокале, сказал Серж. – Павел, ты его, – он кивнул в сторону Цыгана, – конечно, давно знаешь?

– Да с месяц, наверное, – ответил Пашка.

– Очень интересно. – Серж улыбнулся и подмигнул Пашке.

– Мы с тобой оба много интересного знаем, – сказал Цыган. – Ты знаешь, куда я утром ходил?

– Я не гадалка с Киевского вокзала, – насмешливо ответил Серж, – но думаю, что ты бегал разузнавать обо мне.

– Верно, – Цыган кивнул, – и был я у Семеновых. Помнишь Машеньку Семенову? Отец, между прочим, у нее в полиции работал, и я решил навестить его. – Он сделал паузу, оглядел присутствующих и снова повернулся к Сержу. – Ты понял меня?

– Брось ты, Михаил, глупости рассказывать, – миролюбиво сказал Серж. – Выпьем лучше.

– Нет, пить не будем. Так вот, в доме Семеновых мне и сообщили, – Цыган опять посмотрел на всех по очереди, – что Михаил в новую власть прямо влюблен… Я не поверил. Михаил из очень порядочной семьи и к красным особой симпатии иметь не должен. А мне говорят: брось, мил человек. Точно известно, что Михаил с родителями разошелся и сейчас в какой-то специальной школе на чекиста учится. Идейным стал мой друг детства. – На скулах Цыгана под смуглой кожей заходили желваки. – А я идейных особенно не люблю.

Пашка вспомнил, что два дня назад именно эти слова слышал от Сержа.

– Как вам, друзья, это нравится? – спросил Цыган.

Все смотрели на Сержа, а Валет взял его за плечо и спросил:

– Это он про тебя, француз?

– Понимаете, друзья, – продолжал Цыган, – мучает меня совесть, что я все это Серому не рассказываю.

– Очень интересно, – Серж отставил бокал и стряхнул с плеча руку Валета, – я сказки с детства обожаю. Валет, ты не знаешь, почему действительно мой друг детства – я не могу привыкнуть к его новому имени – не расскажет эту сказку Серому?

Валет хмуро посмотрел на Сержа, потом на Цыгана и сказал:

– Расплачивайтесь, и пошли в трактир. Есть головы поумней моей, пусть они и думают.

– Пойдем? – спросил Цыган и рассмеялся.

Вечером Пашка оставил Аленку дома, а сам пошел в трактир. Правду говорил Цыган или нет? Что же за человек на самом деле Серж? Что решит Серый? Эти вопросы не давали Пашке покоя, и последний квартал он почти бежал.

Он вошел через заднюю дверь и сразу направился в кабинеты. В коридоре Пашка встретил Валета, который нервно расхаживал взад и вперед и, увидев Пашку, сказал:

– Притаранил обоих и посадил с ними Свистка. Серого нет, а Варька приперлась и строит амуры французу. Слушай, Америка, – он длинно выругался и ударил ногой пробегавшую по коридору кошку, – посоветуй, что делать? Все перепуталось. По краешку ходим, а зачем мне это? Может, сорваться, как думаешь?

Пашка решил за лучшее не отвечать и, пожав плечами, прошел в центральный кабинет.

– Привет честной компании, – сказал он и подумал, глядя на заставленный тарелками и графинами стол: «Как они не устают пить и жрать с утра до вечера?»

Свисток методично шевелил челюстями и прерывал это занятие только для того, чтобы налить и выпить стакан водки. Хват и Цыган, поставив между собой стул, резались в карты. Серж с Варькой сидел на диванчике, держал ее за руку и что-то быстро говорил.

– Паша, иди сюда. – Варвара взяла Пашку за руку, посадила рядом и обняла. – Что ты от меня шарахаешься, как от чумной? Полюбовника моего боишься?

– Прекрати, Варька, – Пашка оторвал от себя горячие руки и отодвинулся, – тебе бы только скандал завести, а потом ты в кусты.

Варвара повела плечами и наклонилась вперед, так что в глубоком вырезе платья Пашке стали видны тяжелые круглые груди.

– Боишься, парень, – она надула губы и повернулась к Сержу, – а вот Сержик не боится. Не боишься, Сержик?

У Сержа раздувались ноздри, он завороженно смотрел на кокетку, и Пашка боялся, что Серж сейчас при всех поцелует ее или сделает какую-нибудь другую глупость.

– Прекрати, стерва, – Пашка шлепнул Варвару по спине, – парень ни тебя, ни Серого не знает.

– А он красавчик, – продолжала кокетничать Варвара, – люблю молоденьких. Что же мне, и развлечься нельзя?

Серж двумя пальцами вынул из нагрудного кармана кольцо, взял Варвару за руку, поцеловал ладонь и надел кольцо на палец.

– Какая прелесть! – прошептала Варвара и спрятала руку за спину.

Пашка беспокойно оглянулся, но никто не обращал на них внимания. Тогда он взял стул и сел таким образом, чтобы загородить собой Сержа и Варвару от остальных.

– Фамильная безделушка, – тихо проговорил Серж. – Уйдем отсюда. Что тебе Серый? Что тебе все эти люди? Разве ты для такой жизни создана?

– Что ты, миленький, я же больших денег стою, – шептала Варвара, – откуда они у тебя?

Серж замялся, потом решительно сдвинул брови и сказал:

– Будут деньги. Сейчас нет, но будут.

– Сгоришь, как фраер. Другого места не нашел, где слюни распускать? – сказал Пашка.

– А ты не суйся. – Варвара одернула шелковое платье, выставляя свои прелести. – Может, он вправду любит и заберет к себе? – сказала она в полный голос.

– О чем вы тут калякаете? – спросил, подходя, Свисток. – Какая еще любовь?

– Вот и расхлебывай, – пробормотал Пашка и вместе со стулом отодвинулся в угол.

Серж даже не пошевелился и махнул на Свистка тонкой рукой.

– Ай да друг детства! – расхохотался Цыган.

Тяжело, со свистом дыша (за что он и получил свою кличку), Свисток надвигался на Сержа.

Варвара вскочила и встала между ними.

– Ты что лезешь? – закричала она. – Какое имеешь право вмешиваться? Кавалер мне кольцо подарил. – Она сунула Свистку под нос руку. – Видишь? Он меня на содержание приглашает, а может, женится.

В кабинете стало тихо, как в покойницкой. Все понимали, что Варька нарочно продала Сержа и таким заступничеством поставила под его приговором подпись Серого. Свисток смотрел поверх Варвары на Сержа, который, втянув голову в плечи и засунув руки в карманы френча, теперь стоял, прижавшись к стене.

– Женится, говоришь. – Свисток смахнул Варвару со своего пути, как тряпичную куклу, и она, опрокинув стул, упала на диван. – Давно я до этого французика добираюсь.

В руке Свистка тускло засветился нож. Пашка сжался на стуле, будто удар предназначался ему, отвернулся и увидел, как, оскалив ровный ряд острых зубов, Цыган поднимает наган.

Выстрел хлопнул неестественно тихо, словно игрушечный, Свисток сделал еще шаг, казалось, что такой пустяк не может его остановить. Серж скользнул вдоль стены, раздался второй хлопок, и только теперь Пашка понял, что стреляет не Цыган, а Серж. Что стреляет он, не вынимая оружия из кармана френча, сквозь подкладку, от этого и звук такой глухой и тихий.

Свисток ткнулся лбом в перегородку, колени у него подогнулись, и он медленно и тяжело сполз на пол.

– Ай да друг детства, удружил ты мне, патрон сберег. Я бы его все равно пришил. – Цыган спрятал наган за пазуху. – Молодец-то молодец, только что ты Серому скажешь?

– Что я, поросенок?! – истерически взвизгнул Серж. – Стоять и ждать, пока он мне глотку перережет?!

– Опять стрельба?

В дверях кабинета стоял Серый, а из-за его плеча выглядывал Валет.

Глава восьмая. Если ты классный вор

…Похабно улыбаясь, кривила накрашенный рот Варвара. Блестел нож в руке тяжело дышавшего Свистка, а Серж заходился младенческим криком. Цыган сжимал в руке наган, и его ствол был направлен на Пашку. Лицо Серого, неподвижное, словно покрытая пылью маска, расплывалось до огромных размеров. Не разжимая плотно стиснутых губ, Серый о чем-то грозно спрашивал…

…Пашка проснулся от прикосновения к лицу мягкой и прохладной ладони.

– Что ты, Пашенька? Что ты, родной? Ты что кричишь? – услышал он испуганный голос Аленки.

Пашка соскочил с кровати, пошел на кухню и умылся.

– Сколько времени? – спросил он, вернувшись в комнату и вытираясь откуда-то появившимся махровым полотенцем.

– Семь, – сказала Аленка.

Она ловко застелила кровать, повязала косынку и сунула ноги в старенькие тапочки.

– Больше не спи, жди меня, – быстро говорила Аленка, укладывая в холщовую сумку какие-то баночки. – Я только на рынок и обратно. Поставь чайник, – крикнула она уже из коридора.

Пашка пошел на кухню и стал возиться с примусом.

Чем кончилась вчерашняя история? Смерть Свистка оказалась не концом, а послужила лишь началом быстро разворачивающихся событий.

Серый подошел к Свистку, лежащему огромной бесформенной тушей, и ткнул его ногой.

– Кто? – равнодушно спросил он.

Все молчали, только на диване тихо всхлипывала Варвара.

– Замолчи, Варька, – раздражаясь, сказал Серый, – я спрашиваю, кто стрелял?

– Он бросился на меня с ножом. Все видели, – сказал Серж, пытаясь непослушными пальцами вытащить ватку из знакомой Пашке трубочки.

– Так, – задумчиво сказал Серый, сел на диван рядом с Варварой и стал сосредоточенно разглядывать присутствующих. Из-за портьеры вынырнул отец Василий, увидел труп и мелко закрестился.

– Раб божий преставился. Все там будем.

«Если на него самого наставить пушку, как он запоет?» – подумал Пашка, глядя на маленького кривобокого человечка с бегающими глазками и тонкой щелкой рта.

– Тебе приказали явиться, сынок. Ждут, – сказал Серому отец Василий. – А детки божии пусть не расходятся, покойничка пока вынесут. Я Николушке сейчас скажу, чтобы запрягал.

При слове «приказали» дряблая кожа на лице Серого нервно дернулась, а тусклые глазки совсем исчезли под набрякшими веками, но он послушно встал и пошел к выходу.

– Валет и Хват, уберите труп и следите, чтобы живые были все на месте. Варька, домой иди, – сказал он в дверях.

Валет и Хват пытались приподнять труп, но сразу же отказались от этой затеи и, схватив его за ноги, поволокли к выходу.

– Цыган, прикрой дверь в залу, – сказал Валет.

– Слышал, что сказал Серый? – спросил Цыган, не трогаясь с места. – Вы должны вынести покойничка и следить, чтобы живые не разбежались. Я теперь доверием не пользуюсь и выходить из кабинета не могу.

– Да как же мы его, черта тяжеленного, вынесем, если дверь в зал будет открыта? – спросил, отдуваясь, Хват.

– Вас облекли высоким доверием, и вы же недовольны.

Цыган сидел развалясь, ковырял спичкой в зубах и откровенно издевался над бандитами.

– Не забудьте сторожить меня и вон того джентльмена, который так ловко стреляет из кармана.

Пашка встал, перешагнул через Свистка, хлопнул Валета по спине и сказал:

– Тащи это дерьмо во двор, а я у дверей в залу покараулю.

– Америка тоже подозрительный, смотри, Валет, не упусти, – крикнул из кабинета Цыган и довольно захохотал.

Пашка побаивался покойников, он в своей жизни не только никого не убил, но и никогда не носил оружия. Свистка ему жалко не было, туда и дорога этому висельнику. Пашка встал в дверях лицом в зал и сквозь плотную дымовую завесу оглядел посетителей. И почему власть не прикроет блатное заведение? Из-за дальнего столика замахала рукой Нинка. Видно, девка решила мириться, но Пашка сделал вид, что не заметил. Он вспомнил чистый профиль Аленки, ее испуганные и в то же время доверчивые глаза и заулыбался.

Сзади раздалось хриплое дыхание, шарканье ног. Валет и Хват проволокли свою тяжелую ношу. Можно идти назад, но Пашка привалился к притолоке и не двигался.

И как он попал в такое положение? Он, Пашка Америка, – карманник, а не бандит! Не нужны ему чужие заботы, от которых пахнет смертью и длинными сроками заключения.

В зале неожиданно стало тихо, и Пашка поднял голову. По проходу шли, по-хозяйски оглядывая зал и посетителей, два парня и девушка. Даже если бы у них не было красных повязок на рукавах и пистолетных кобур у пояса, Пашка все равно узнал бы в этой тройке комсомольский патруль. Они шли не торопясь, девчонка строго хмурила тонкие брови, а парни, улыбаясь, переговаривались между собой. Они были одеты просто, скорее бедно, но держались независимо, даже заносчиво.

Патруль дошел до конца зала и остановился в двух шагах от Пашки.

– Жизнь тоже, – щурясь от дыма, сказал высокий парень.

– Их бы на лесоповал недельки на две хотя бы, – буркнул второй и закашлялся. – Что они здесь, от жизни прячутся, что ли?

Девушка молча и нетерпеливо постукивала ногой в парусиновой туфле, повернулась к Пашке и спросила:

– Кабинеты?

Пашка посмотрел в строгие серые глаза девчонки и молча посторонился, а когда патруль прошел в коридор, двинулся следом и вдруг с сожалением подумал: «Чуть опоздали, граждане начальники. На десяток минут раньше бы. Поглядел бы я тогда на гоп-компанию Серого. Эти ребята наганы не за пазухой носят и стреляют наверняка не из кармана».

Девчонка заглянула в один кабинет, потом услышала голоса и резко отдернула засаленную портьеру кабинета, где сидели налетчики.

Пашка очень жалел, что не видит лиц Серого и компании.

– Пламенный революционный привет!

Пашка узнал звонкий голос Цыгана.

Парни презрительно ухмыльнулись, а девчонка положила руку на бедро и заразительно рассмеялась.

– Вот шут гороховый! Наверное, уверен, что хорош.

Патруль обошел Пашку, словно столб, и вернулся в зал.

Пашка вошел в кабинет, сел в сторонке и злорадно оглядел присутствующих.

Цыган кусал губы и смотрел на Сержа.

– Упустил ты момент, друг детства. Встать бы тебе и уйти вместе с товарищами. Жив бы остался.

Серж не ответил и с безучастным видом продолжал полировать ногти.

В коридоре раздались быстрые шаги, и через секунду в кабинет вошел Серый. Он оглядел присутствующих, резко придвинул стул, сел и, ломая спички, стал закуривать. Его обычно мертвенно-серое лицо сейчас было в красных пятнах, а худая спина еще больше торчала острыми лопатками.

«Видно, попало от начальства», – злорадно подумал Пашка и, пряча довольную улыбку, прикрыл рот рукой.

– Никто не сбежал, все на месте, – сказал Цыган и обвел рукой кабинет. – Отсутствует Свисток, которого по твоему высокому повелению отправили прогуляться во двор, и сейчас он, наверное, уже купается. Ликвидировали его даже быстрее, чем я надеялся.

– Заткнись, – тонко взвизгнул Серый, – я с тобой еще поговорю. Мне Валет рассказал кое-что об этом парне, – он кивнул в сторону Сержа, – почему ты раньше молчал?

– Только сегодня придумал, – пробормотал Серж и подул на пальцы.

– Сволочи! Все сволочи! – Серый вскочил, но поскользнулся и снова упал на стул. – Что это? – Он шмурыгнул ногой по полу, и какая-то книжечка вылетела из-под стола.

Валет нагнулся, поднял ее и бросил на стол.

– Бульварные романчики почитываете. – Серый посмотрел на книжку и замолчал. Рот у него полуоткрылся, глаза прищурились, а поблекшие было пятна вспыхнули с новой силой. Он пододвинул к себе книжку и прочел: – «Словарь воровского и арестантского языка. Составил пристав Попов».

Все сгрудились у стола и молча смотрели на небольшую книжечку в коричневом бумажном переплете.

– «Перепечатка воспрещается. Город Киев. Тысяча девятьсот двенадцатый год», – прочитал Валет.

– Чья? – спросил Серый и развел руки, отстраняя всех от стола.

– Думаю, что хозяин не найдется. Это же настольная книга молодого красного сыщика. Вживание в образ, так сказать, – пробормотал Цыган, возвращаясь на свое место.

– Чего вживание? – не понял Серый.

– Расспроси моего друга детства, он тебе объяснит.

– Я бы на твоем месте, Игорь, не трогал эту штуковину руками, – сказал Серж. – На книжке наверняка есть пальцевые отпечатки хозяина, и, если бы у меня была лупа и специальный порошок, я за двадцать минут нашел бы человека, который держал эту книгу в руках. Но моему заключению вы не поверите, так что ищите другого эксперта.

Пашка не заметил, как в кабинете появился отец Василий. Видно, он слышал весь разговор, так как протолкался к столу, завернул книжку в салфетку и, перекрестившись, спрятал ее под передник.

– Откуда у нас ученые? – пробормотал он. – Антихристово творение. В огонь его, в огонь.

Пашке показалось, что Цыган посмотрел на Сержа и улыбнулся.

– Делай, что тебе приказано, сынок. Помоги тебе царица небесная. – Хозяин опять перекрестился и взял Пашку за рукав. – Идем с богом отсюда. Людям поговорить надо.

Пашка обрадовался и пулей выскочил из кабинета.

Что-то обожгло спину, и Пашка подпрыгнул на табурете.

Рядом стояла Аленка, смотрела серьезными глазами и показывала ему мокрую ладошку.

– От самого рынка ледышку несла, – сказала она, – у рыбников стащила, ужасно холодная.

– Для того, чтобы мне за шиворот бросить?

Пашка двигал спиной, пытаясь избавиться от обжигающего тело льда.

– Ага, – сказала Аленка, сунула ему за рубаху руку и прижала к груди замерзшую ладошку.

Пашка взвизгнул, отскочил в сторону и выдернул рубашку из брюк. Ледышка упала на пол.

– Я думала, тебе приятно, – разочарованно протянула Аленка, посмотрела на Пашку совершенно серьезно, и только в самом уголке глаза плясал чертенок смеха.

Аленка накрыла на стол, наложила Пашке полную тарелку салата из свежих овощей и поставила рядом шипящую сковороду с жареной колбасой и черным хлебом, залитым яйцом, сама села напротив и, подперев голову ладонями, смотрела, как он ест, и спрашивала:

– Вкусно, Паша? Вкусно?

Пашка молчал, качал головой, обжигаясь, уплетал яичницу и хрустел поджаренным хлебом. Когда на сковородке почти ничего не осталось, он спохватился и спросил:

– А ты почему не ешь?

Аленка улыбнулась и отобрала у него вилку.

– Вилка у нас одна, Пашка Америка. А почему тебя, Паша, Америкой зовут?

– Когда я маленьким был, – Пашка придвинул к ней сковородку, – мне сосед подарил такие длинные толстые носки. Ребята во дворе как увидели меня в этих носках, стали Америкой звать.

Аленка кончила есть и взглянула на будильник.

– Ты не опоздаешь?

– Куда?

– На работу, куда же еще? Тебе вчера здорово попало, что прогулял полдня.

Пашка не отвечал и пытался вспомнить, что он спьяну наплел Аленке. Да и не было у него такой привычки, чтобы врать. Его «работа» всем известна, о ней даже уголовка прекрасно знает.

– А я что-нибудь тебе говорил? – осторожно спросил Пашка.

– Ты – ничего, я у Катьки про тебя спрашивала, она и сказала: «Америка работает в торговых рядах, специалист высшей марки». – Аленка посмотрела на Пашку и покраснела. – Только ты не думай, пожалуйста, что я тебя полюбила из-за этой «высшей марки».

Пашка растерялся. Он никогда не скрывал, что вор, и все его девчонки об этом знали и даже гордились, что их кавалер – известный во всей округе карманник.

– Вот что, у нас должно быть все честно, – решительно сказал он и замялся, выбирая выражение помягче. – Я жулик. Обыкновенный жулик, даже не высшей марки. Я думал, что ты знаешь. – Пашка встал, надел пиджак и направился к дверям. – Я пошел на «работу» в торговые ряды. А ты думай: хочешь – оставайся, хочешь – уходи.

Пашка вышел на улицу и постарался принять беззаботный вид. «Тоже мне краля, вор ей не компания. Будто я виноват, что она не уличная, а честная. Была честная, а теперь спит с вором». Он смутился и оглянулся, не подслушал ли кто его мысли?

Пашка вошел в мануфактурную лавку и кивнул приказчику. Тот не ответил на приветствие и стал быстро листать свои книги.

– Ты что, не узнаешь? – спросил Пашка, облокачиваясь на кассу.

– Беда, Америка, – заметил приказчик и покосился на заднюю дверь. – Два дня назад приходили из уголовки и пригрозили хозяину, что, если тебя здесь или рядом увидят, прикроют заведение. Хозяин, конечно, мне накостылял. – Он похлопал по тонкой шее. – Уходи, ради бога, Америка.

Пашка ничего не ответил и зло хлопнул расхлябанной дверью.

Так, значит, обкладывают менты! «На первой же краже и сгоришь», – вспомнил он угрозу начальника. «Ну это еще посмотрим, кто сгорит. Пашку не запугаешь, голыми руками не возьмешь». Он зашел к Когану и выпил подряд две стопки водки. Пашка прекрасно знал, что пить на «работе» последнее дело, но упрямо зашагал в торговые ряды.

Как всегда, жертва появилась неожиданно. Худосочная дамочка приценивалась к детской шубке и неуверенно торговалась с улыбающимся продавцом. На остром локте дамочки болталась большая хозяйственная сумка, а из нее выглядывал уголок лакированного ридикюля. «Крестница ты моя милая», – подумал Пашка, не примериваясь и даже не останавливаясь, быстро выхватил ридикюль и сунул его в карман. Но он забыл, что одет в новый, а не в привычный «рабочий» костюм. Ридикюль не хотел влезать в карман модных брюк, и Пашка, чертыхнувшись, опустил его за пазуху. Видимо, он замешкался или неловко повернулся, и дамочка, тихо охнув, схватила его за рукав. Пашка надвинулся на нее и одними губами прошептал:

– Молчи, вмиг пришью!

Дамочка отпустила его и дрожащей рукой прикрыла бледные губы. Пашка шел нарочито медленно и ждал, когда сзади раздастся крик. «Не успею я выскочить из этих чертовых рядов. Бить будут», – равнодушно, как о постороннем, подумал он.

Оставалось не больше десяти шагов, когда Пашка увидел мента из районной уголовки. Этого молодого парня он отлично знал. Тот стоял при выходе из рядов и внимательно смотрел на Пашку, который, еле волоча ватные ноги, шел ему навстречу и уже нетерпеливо ждал: когда же она заорет?

Мент посторонился, пропустил Пашку и, глядя в сторону, спросил:

– Неудачно начинается день, Америка?

Пашка споткнулся, и ридикюль чуть не вывалился на мостовую. Из проходного двора потянуло прохладой и кислым запахом отбросов. Это была уже Пашкина территория, и он зашагал увереннее, хотя и не мог понять толком, как он выпутался из этой истории. Пашка вздохнул и испугался по-настоящему. Неожиданно сзади раздался дробный стук каблучков и чей-то прерывающийся голос:

– Подождите, молодой человек!

Пашка сделал прыжок и одновременно оглянулся: спотыкаясь о неровный булыжник и смешно размахивая сумкой, к нему спешила тоненькая дамочка. Она была одна и в пустынном, полутемном даже днем дворе была особенно маленькой и беззащитной. Пашка оторопело остановился. Он ожидал шумного и яростного преследования, искаженных лиц и поднятых кулаков, а хозяйка ридикюля сама чуть не падала и задыхалась, прижимая руки к груди. Наконец она подбежала, ткнулась в Пашку острым плечом и подняла бледное, мокрое от пота, но решительное лицо.

– Как же вы можете? – с трудом выговорила она и ткнула Пашку кулачком в бок. – Отдайте сейчас же. Добром прошу, а то я кричать буду, – свистящим шепотом говорила дамочка и теребила его пиджак.

Пашка стоял, стиснув руки в карманах брюк, прижимал локтем спрятанную под пиджаком добычу и, оглядывая темный двор, не знал, что делать. Дать ей подножку и убежать?

Дамочка наконец нащупала под пиджаком твердый край своего ридикюля и неловко потянула его. Пашка уже собирался сбить дамочку с ног, когда, дернув еще раз, она повисла у него на руке и совсем тихо прошептала:

– Лучше убейте.

Пашка вспомнил нож в руках Свистка и поднимающего наган Цыгана, отпустил ридикюль, и он шлепнулся на землю. Пашка отстранил рыдающую женщину и пошел на улицу. Он снова спустился к Когану, выпил у стойки еще три стопки, сел, выложил на столик всю свою наличность, пересчитал мятые купюры и сунул обратно в карман. Потом он долго бездумно смотрел в окно, курил и ловил на себе сочувственные взгляды по привычке вздыхающего старика. От выпитой водки, вздохов и сочувствия хозяина Пашке стало себя ужасно жалко. Почему-то вспомнились твердые, уверенные лица ребят, которые вчера осматривали трактир, и он опять пожалел, что патруль пришел поздно.

Шаркая непомерно большими ступнями, подошел хозяин, поставил перед Пашкой бутылку лимонада и сказал:

– Я лично против пьянства, но иногда это необходимо. Не думай, что старик только и мечтает о своей выгоде.

Пашка понюхал бутылку, налил половину стакана и, крякнув, выпил. Хозяин не имел разрешения на торговлю спиртным, но для постоянных посетителей наливал, а в особых случаях в бутылке из-под лимонада подавал и на стол. Пашка курил одну папиросу за другой и думал: «Первым делом бросить пить и послать к чертовой матери трактир и налетчиков. Денька два отдохнуть, отоспаться и привести себя в норму. На два дня денег хватит. Никаких девок – одной подавай каждый день новые наряды, другая чуть ли не политграмоте учить собралась. Съехала, наверное. – Пашка утерся ладонью и отодвинул бутылку. – Чтобы уголовка успокоилась, для виду можно и устроиться на какую-нибудь работенку полегче. Нужно узнать, чем кончилась вся чертовщина в трактире. Сегодня последний день, а завтра – амба».

В трактире было спокойно. Серый с друзьями отсутствовал, только Серж сидел в зале и дремал, вытянув длинные ноги в сверкающих штиблетах.

– Выпутался? – спросил Пашка и сел к нему за стол.

– А, это ты! – Серж зевнул, похлопывая по рту ладонью. – Серый не дурак, мой друг, и знает, кто ему может пригодиться.

– Как Варвара?

– Какая Варвара? – Серж недоуменно посмотрел на Пашку. – Эта проститутка, что ли? – Он махнул рукой. – Ошибка молодости, мой друг. Мне показалось, что у нее возвышенная, чего-то ищущая душа. Деньги, тряпки, побрякушки, на этом и кончаются идеалы сегодняшней женщины.