Текст книги "Черная метка в паспорте"

Опер закрутил головой:

– Сергей дальше переезда и не уходил. Собаки верно след взяли. Потом Афанасьев уехал на электричке.

Сладкевич удивленно заметил:

– Так там нет станции. Остановка чисто техническая, чтобы стрелки перевести, направить состав в нужном направлении.

Гуров согласился:

– Нет станции, а остановка и открывание дверей есть. Негласная традиция, машинисты подбирают тех пассажиров, которые опоздали к официальному отправлению со станции. Просто дежурная побоялась рассказывать об этом вам. Нарушение регламента, всех уволят, оштрафуют, зачем ей коллег подставлять. У меня есть свидетельница, которая в этом же месте в это время села в состав, то есть двери точно открылись на несколько секунд и закрылись. Скорее всего, Афанасьев воспользовался удачной возможностью и заскочил в вагон, чтобы скрыться за пределы города, пока полиция раскачивается на перехват. Он был в пригороде еще до того, как ты объявил о проверках на вокзалах и станциях. А вышел из вагона в знакомом месте, все-таки у него с собой был только телефон. Открыто действовать или уехать далеко никак. Ни запаса продуктов, ни одежды для маскировки. Сообщника арестовали, помощи ждать неоткуда. В магазин не сходить, не уехать, надо где-то спрятаться на несколько дней. Причем спрятаться так, чтобы не было надобности покидать жилище. Поэтому наш беглец направился в хорошо знакомое место – поселок Репино. Я изучил протоколы, там находится дача Надежды Хваловой. В свое время Афанасьев уговорил ее переписать на него, чтобы якобы построить хороший дом за счет субсидий от государства для бывших военных. Так что убежище для него вполне приемлемое. Скорее всего, он точно знал, что там есть запас продуктов или где их можно безопасно купить. Надеюсь, я рассчитал правильно, он засел там и ждет, пока шум утихнет, чтобы дальше свалить уже из области, а потом из страны.

Лев с удивлением заметил в зеркале, как вытянулось лицо Сладкевича. Он переспросил:

– Думаешь, неправильно я предположил? Поэтому не хотел шум поднимать. Афанасьев может скрываться в доме, о котором не упоминалось в протоколе. Если сегодня нас ждет пустышка, то поднимем списки недвижимости загородной, которой владеют его бывшие жены или он сам.

С досадой Павел дернул плечом:

– Да нет, правы вы, всегда правы. Это я расстроился, что дурак такой. Перед носом же все лежало, а не догадался проверить. Эх, недолго мне с такими мозгами в начальниках ходить.

Гуров поморщился, вечные причитания неуверенного в себе мужчины больше раздражали, чем вызывали сочувствие. Он устал постоянно поддерживать Павла. Хотя вслух произнес:

– Научишься, – и перевел тему беседы. – Как там твой начальник бывший? Признался уже или в молчанку играет?

На лицо мужчины легла тень:

– Молчит. У него характер такой. Если уверен в своей правоте, то все преграды снесет, будто на танке едет. Тонкости ему не хватает, только сплеча умеет рубить.

Мимо в темноте проносились столбы с указателями: вот они проехали Жмыхов, Касимовку – почти половину пути, во время которого рядом всегда шла насыпь железнодорожных путей.

Сладкевич осторожно произнес:

– Лев Иванович, я вас поблагодарить хотел. Если бы не ваш приезд, то ушел бы из органов. Так уж сложилось. Когда Толя на место начальника сел, то стал меня выживать, вешать дела такие, что только в архив. Показатели ни к черту стали, да и мне интереса никакого нет вечно в хвосте волочиться да колотушки собирать. Я подумывал уволиться, кому нужен в отделе инвалид, которого из жалости и старого приятельства держат мальчиком на побегушках. Даже не думал, что мы с вами такое дело раскроем. А теперь благодаря вам меня начальство продвинуло, из-за того, что в сотрудничестве себя хорошо показал.

– Ладно, ты дальше не раскисай. Ошибки Бережнюка видел, теперь знаешь, что делать не надо на его месте, – Гурову было неловко от этого разговора.

Павел почувствовал напряжение в голосе опера и уточнил:

– Еще пятнашка, и все – прибыли. Какие дальше действия?

Гуров коротко бросил:

– Я иду вперед, ты и еще один человек позади прикрывают. Остальные окружают дом, чтобы перекрыть ему пути побега. Предупреди, что Афанасьев в отличной физической форме. Кидаться с кулаками не будет, но бегает знатно. Если упустим, то никто уже не догонит.

Майор кивал в такт его словам, впитывая приказы как губка. Перед въездом в поселок он погасил фары, остановил машину:

– Сейчас указания ребятам дам, выберу напарника себе – и двинем.

Пока мужчины небольшой группкой обсуждали, как им действовать дальше, Гуров присматривался к спящему поселку. Окна нигде не горели, почти все домишки были старенькими, с неухоженными посадками, сразу становилось понятно, что основное население – старики. Даже собаки на появившихся из темноты чужаков в машинах лаяли вяло.

Они оставили автомобили в проулке и пешком двинулись к нужному дому – одноэтажная постройка с такими же черными окнами, в которых отражался желтый диск луны.

Возле калитки Гуров показал жестом, чтобы остальные обходили дом. Сам же искал глазами в щелях старого забора, есть ли собака возле дома, которая может подать знак о появлении непрошеных гостей. К его счастью, никто не лаял, а цепь рядом с будкой обрывалась пустым кольцом. Судя по буйным зарослям под окнами и вокруг сарая, в доме давно никто не жил. Крыльцо просело от старости, а забор перекосило во все стороны, как кривые зубы во рту. Мелькнула мысль, что напрасно они сюда приехали, похоже, что жилище давно заброшено хозяевами. Только он отогнал мысль и двинулся искать проход на участок.

Опер бесшумно пошел вдоль ограды, выискивая пролом или дырку, через которую можно незаметно оказаться по ту сторону забора. Пользоваться калиткой, которая скрипом может перебудить всю округу, он не хотел. Возле двух досок, что наслоились друг на друга, Лев присел, отвел одну дощечку в сторону и протиснулся в образовавшуюся щель. Потом, во время захвата, остальным можно будет шуметь, проходить через калитку, но не сейчас, когда есть опасность, что в доме держат похищенных женщин и любой шорох спровоцирует Афанасьева.

Шаг за шагом он прошел к дому, проскользнул под окнами, прислушиваясь к звукам внутри. Внезапно раздались неясный шорох и голоса, он точно услышал, что в доме кто-то разговаривает. Лев хотел пройти дальше и понять, где точно находятся люди, в какой части дома, а откуда лучше атаковать. И не успел.

Раздался пронзительный женский вскрик, потом грохот и снова крик. Теперь уже кричал мужчина:

– Идиотка, ты что творишь! Зачем? Стой!

Медлить было нельзя, и Гуров кинулся на помощь.

Он перескочил кривые ступени, которые чуть не рухнули под его шагами, ударом плеча распахнул входную дверь и прыгнул на высокую фигуру, нависшую над маленькой скрюченной женщиной на полу. Рука оперативника сжала в захвате, вывернула в болевом приеме крупную ладонь. С криком Афанасьев обрушился с высоты своего роста на пол:

– Не надо, не бейте! Я не виноват!

Тут же рядом неожиданно взвился тонкий женский голосок:

– Он хотел меня убить! Ударил ножом, но промахнулся!

Сергей вывернул шею, стараясь взглянуть на женщину, выкрикнул с отчаянием в голосе:

– Ты зачем это говоришь? Что происходит?

Лев придавил мужчину как можно сильнее, второй свободной рукой пригнул голову с растрепавшейся прической к полу:

– Гражданин Афанасьев, вы арестованы. Сейчас помолчите до приезда вашего адвоката, если, конечно, не хотите дать признательные показания.

Сергей растерянно бормотал снизу:

– Какие показания? Я всего лишь хотел поговорить, вы же сказали, что она погибла.

Фигурка на полу вскрикнула:

– Не слушайте его, он хотел меня убить.

Лев всмотрелся в личико, перемазанное кровью, короткий ежик на голове:

– Надежда, это вы? Все будет в порядке, сейчас прибудет подкрепление. Больше вам ничего не угрожает. Оставайтесь на месте, я его держу.

По крыльцу грохотали тяжелые шаги, кто-то чертыхнулся, чуть не провалившись через гнилые доски.

– Гуров, идем на подмогу! – В комнату с табельным пистолетом первым ворвался Сладкевич, за ним протопали остальные опера.

Мужчины рассыпались по комнатам домишки, выискивая опасность. Павел помог надеть наручники на задержанного. Афанасьев попытался развернуться к ним лицом, он упорно повторял:

– Послушайте, я ни в чем не виноват. Это ошибка. Да, я сбежал, но хотел сдаться, ведь я ни в чем не виноват.

Павел грубо дернул за стальную цепочку:

– Пошли поговорим, расскажешь мне, где остальные женщины, – он вопросительно взглянул на Гурова, но тот отрицательно покачал головой.

Опер понимал, что новоиспеченный начальник жаждет сейчас вытрясти признание из задержанного, а для этого может использовать и запрещенные методы. Конечно, уж слишком давно водит их за нос Афанасьев, так убедительно говорит о своей невиновности, что даже опытный Лев засомневался, а действительно ли «вечный жених» организовал исчезновение своих бывших жен. Теперь же они точно знали, что Афанасьев – основной подозреваемый, ведь перед ними сидела, скорчившись на полу, первая жертва, Надежда Хвалова. Поэтому Гуров остановил рвение майора:

– Сначала я сам. Веди в машину его, сейчас подойду.

Лев присел рядом с дрожащей Надей, протянул ей свою куртку:

– Вот, укройтесь. Все в порядке, вы в безопасности. Сейчас приедет «Скорая», раны обработают, помогут. Все будет хорошо.

Надежда вдруг ухватила его за руку, он почувствовал в темноте, как теплые слезы капают из ее глаз. Дрожащим голосом женщина зашептала:

– Умоляю, умоляю вас, не уходите. Не оставляйте меня одну. Он убежит, он снова меня будет бить и издеваться.

Гуров попытался успокоить, помочь подняться, только женщина вдруг прижалась к его ноге, дрожащая и хрупкая, будто побитая собака. Ее било крупной дрожью, хотя Надежда и пыталась скрыть рыдания. В лунном луче, проникшем в окно, опер увидел, что она закусила губу, только льющиеся потоки слез и судорожное подергивание всего тела выдавали шок. Он спросил несколько раз, как она себя чувствует, есть ли раны, предложил воды, в ответ Надежда ничего не отвечала, стискивала маленькой ладошкой его руку и жалась к ноге. Лев беспомощно оглянулся на Павла, тот уже деловито командовал остальными, приказывая, что еще надо осмотреть на территории. Вдали завыла сирена «Скорой», Гуров наклонился к Надежде, положил руку на плечо:

– Надя, давайте я поеду с вами в «Скорой». Уверяю, вам больше ничего не грозит, Афанасьев арестован. Мне нужно допросить вашего обидчика, но я помогу вам добраться до больницы. Я гарантирую, я клянусь, что Сергей Афанасьев больше не выйдет на свободу, он ответит за все, что с вами сделал. Как только закончу с ним, то вернусь в больницу, и вы мне все расскажете. Отдохнете, придете в себя, вас осмотрит врач, и тогда мы поговорим. Ваши показания важны, вы сможете засадить его надолго за решетку. Я вместе с вами, я помогу. Сейчас давайте дойдем до «Скорой», врач поможет, а я буду рядом. Вы сможете встать?

Женщина не отвечала на его вопросы, она безмолвно жалась к его ноге, сотрясаясь от ужаса. Лев кивком подозвал Павла:

– Я отведу ее в машину «Скорой», побуду вместе с Надеждой, пока в себя не придет. Афанасьева закрой в машине, проверь, чтобы не было ключей от наручников, изыми все вещи. Предлагай признаться, где остальные. Но пока не допрашивай, я сам, наконец, с ним поговорю.

Сладкевич покосился на окровавленное лицо женщины и прошептал:

– Попытка убийства и похищение на нем уже стопроцентно, никуда теперь не денется, и адвокатишко его не поможет, – после чего предложил снова: – Что вы его жалеете, Лев Иванович, давайте я с ним поговорю по-мужски. Сейчас важно про остальных узнать, не до протоколов. Каждая минута дорога.

Гуров вздохнул с досадой, прав майор, по горячим следам сейчас можно получить нужную информацию. Но и женщину бросить в таком состоянии он не может. Надя, как ребенок, прижималась к нему, испуганно озираясь по сторонам. Она все еще не верила в свое спасение, ждала отовсюду опасность и нападение Афанасьева.

– Ладно, действуй. Но аккуратно, без рукоприкладства, понял? – опер заговорил вполголоса, стараясь не напугать женщину еще сильнее. – Проведи по территории, пускай покажет, где держал свою жертву. Может, и остальные там же или в похожем месте. Обыщите всю деревню, все постройки проверьте – дома, сараи, будки. Действуй, Паша, как можно быстрее. Вызывай подмогу, поднимай районные силы – военных в помощь, участковых, да просто население местное. Ты теперь можешь, имеются полномочия.

– Будет сделано, господин полковник. Лев Иванович, не переживайте, я все сделаю, как вы учили, на совесть, – серьезно кивнул Сладкевич и ринулся наружу, где к машине вели понурого Афанасьева.

Сам же Лев помог Надежде идти, она, худенькая, как ребенок, почти висела у него на руке, с трудом передвигая ноги. Оказавшись на крыльце, она при виде своего мучителя вдруг остановилась, сжалась в комок и снова зашептала:

– Умоляю, прошу, спасите. Он сильный, хитрый, он обманет вас и снова нападет, будет убивать, мучить меня. Он избивал, топил меня в бочке с водой, чтобы я отказалась от своих показаний. Спасите меня, я хочу жить, я не хочу умирать. Пожалуйста, пожалуйста, помогите.

Гуров встал перед ней, чтобы заслонить окружающий мир. Почувствовал, как дрожащие ладошки вцепились в ткань на спине. Постарался успокоить женщину:

– Надя, не бойтесь. Я рядом. Сейчас его посадят в спецтранспорт, он в наручниках и под охраной. Подождем, пока закроют дверь.

Сергей Афанасьев неожиданно скинул двоих оперов, что удерживали его по бокам, и развернулся всем корпусом к Гурову. Он с недоумением воскликнул:

– Я же спас вас! Я спас вас от смерти! Помогите мне, почему вы мне никто не верите? Я не трогал ее, я не убийца! Помогите, вы должны мне за свою жизнь. Выслушайте меня, просто послушайте. Я все расскажу вам, только вам! Обещаю, что расскажу правду. Все без вранья. Про Бережнюка и его взятки, про женщин, про деньги. Я расскажу все, но только вам.

Соблазн был велик – вот оно, чистосердечное признание. Преступник готов договариваться, достиг важного рубежа, проникнувшись доверием к оперу. Лев уже всем телом дрогнул, почти сделал шаг в сторону машины, как сзади к нему прижалась дрожащая Надежда. Она словно молитву зашептала ему в спину:

– Нет, нет, умоляю, не верьте ему. Он очень хитер, он хочет обмануть, вырваться на свободу и снова стать зверем. Убить меня. Он мучил, издевался. Душил, резал, топил. Пожалуйста, защитите меня. Только вы можете спасти. Никто, никто не мог помочь. Только вы. Он издевался над нами, он мучил десятки женщин и детей. Он – чудовище, зверь, животное. Не бросайте меня, не бросайте! Нет, помогите! Я хочу домой, я хочу к своему сыну, я хочу жить.

Надежда вдруг упала на колени, прижалась щекой к перемазанной грязью обуви опера:

– Умоляю, помогите. Ради моего сына, он же останется сиротой. Не оставляйте меня, я не верю никому, только вам.

Лев кинулся поднимать ее, останавливать новый виток истерики:

– Тише, тише. Я не уйду. Я буду с вами, пока вы не окажетесь в больнице в безопасности.

Опер поднял голову и резко дернул подбородком, жестом указывая остальным, чтобы они побыстрее запихнули Афанасьева внутрь. Он сможет с ним договориться позже, преступник сломался и готов к признанию. Пускай пока сидит и обдумывает, вспоминает все свои преступления. Помощь прежде всего нужна жертвам, живым и беззащитным. Надежда еще в аду своего страха, до сих пор ждет смерти и не верит в свое спасение. Возможно, она не одна, остальные женщины тоже где-то молятся о спасении из последних сил.

Лев Гуров обнял за плечи шатающуюся, перепуганную Надежду и повел мимо спецмашины, за ограду, подальше от места ее страданий, к белому боку машины «Скорой помощи», что подкрадывалась все ближе между домов. Теперь почти во всех окнах горел свет, мелькали лица жителей поселка, особо любопытные и смелые вышли на крыльцо, стараясь рассмотреть происходящее. Даже опытному Гурову было не по себе от этого пристального внимания, десятков жадных до сенсации взглядов, а Надежда с каждым шагом всхлипывала все сильнее, не в силах сдержать эмоции. Он прошептал ей вполголоса:

– Плачьте, не стесняйтесь. Не обращайте ни на кого внимания. Это хорошо, что есть слезы, так быстрее пройдет шок, и вам станет легче.

Самое ужасное было для него, что хрупкая Надя не плакала, она скулила тонко и жалобно, будто умирающее животное. Умирающее от мук или страшной боли. От сдавленного и тихого звука ему хотелось срочно помочь несчастной, избавить от страданий любым способом. Боль женщины резала по сердцу раскаленным железным осколком.

В машине «Скорой помощи» врач без вопросов стал аккуратно осматривать плачущую женщину, тихо задавая ей вопросы, прикасаясь очень аккуратно. Гуров деликатно отвернулся в сторону, вот только выйти он не мог. Хвалова на все вопросы трясла головой и продолжала с силой сжимать руку опера. Он лишь удивлялся, как такая хрупкая женщина таила в себе столько силы. От каменной хватки ее белых пальцев ныло запястье. И все же Лев терпеливо ждал, когда закончится осмотр: врач обработал раны, проверил реакции, сделал укол.

Когда всхлипы затихли, подвинулся поближе к сопровождающему и пояснил:

– Ну смотрите, в принципе ничего критичного. Анемия небольшая, порез неглубокий на лице. Хотя кровопотеря, скорее всего, большая, давление у нее низкое. Еще сильнейший шок. Я сейчас успокоительное вколол. Считаю, ей нужна госпитализация обязательная, осмотр травматолога с рентгеном, может быть, есть скрытые повреждения. Психолога помощь. Даже если все в порядке и более подробные анализы ничего не выявят, ей нужно восстановиться. Капельницы, витамины, сон и покой.

Лев кивнул в ответ, взглянул на Надежду. Та затихла на носилках и все же по-прежнему не выпускала его руку, не разжимала крепкие пальцы. Он тихо позвал:

– Надя, это Лев Гуров. Вы слышите меня?

Женщина с трудом приоткрыла глаза. Он продолжил:

– Надя, вы можете мне сейчас рассказать все? А потом «Скорая» отвезет вас в больницу. Вам необходимо лечение, рентген, анализы. Расскажите мне, что произошло?

К его пальцам прижались горячие обветренные губы в мольбе, по ладони потекли горячие слезы:

– Не бросайте меня, я боюсь. Я боюсь его. Если он снова сбежит? Он хвастался, что у него связи в полиции. Он сбежал из тюрьмы, у него много денег, он всех подкупит. Я верю только вам, вы честный и хороший. Только вы стали меня слушать, вы поверили, что он похищает женщин и убивает их. Он убил их всех, он говорил мне, говорил и смеялся. Рассказывал, как они кричали от боли, обещал, что и я тоже умру в страшном мучении. Что мой сын станет сиротой. Что мое тело не найдут. Он убил их всех и утопил в болоте тела. А-а-а… нет, нет, я не хочу умирать, я не хочу в болото, нет! Нет! Нет!

Женщина вдруг соскочила со своего места и заметалась по салону, ударяясь о сиденья. Врач кинулся удерживать ее, но Надежда выгнулась всем телом в дикой судороге, она начала кричать во все горло:

– Нет, нет, он снова напал! Спасите, он убивает меня! Спасите, спасите! Он задушит меня!

Лев перехватил тонкие плечи, прижал бьющуюся в конвульсиях женщину к себе:

– Тише, это был врач. Все в порядке, Надя. Я с вами. Мы хотим помочь.

Запыхавшийся фельдшер сгреб осколки разбитых ампул ногой в сторону:

– Ну, так не пойдет. Мы пациентку не довезем в таком состоянии. Вам с нами надо до больницы, видите, что творится. У меня и успокоительных не осталось.

– Ладно, ладно, – опер махнул рукой на него. – Давай тогда стартуй как можно быстрее, – он набрал в смартфоне номер Сладкевича. – Павел, мне придется с потерпевшей в больницу ехать. Я допрошу ее по дороге, постараюсь узнать, как он ее похитил и удерживал. Нашли что-нибудь?

Голос майора был мрачен:

– Тайник с вещами. Документы остальных женщин, одежду.

Гуров выругался и сник. Он понимал, что значит страшная находка. Вряд ли остальные похищенные живы, повезло лишь Хваловой – ее Афанасьев просто не успел убить из-за полицейской облавы. Остальные, скорее всего, мертвы, поэтому он снял все улики, которые могли помочь опознать тела, и спрятал. А сами трупы, как и сказала Надя, захоронены в ближайшем болоте. Лев сухо отчеканил:

– Вези его в РОВД на допрос. Хвалова говорит, тела в болоте. Проверь по карте ближайшие топи и отправь туда людей на поиски. Я закончу в больнице, потом сразу на допрос в РОВД. Адвоката к нему не пускай, в одиночку закрой. Никаких контактов, скажи Афанасьеву, я готов с ним договариваться.

– Будет сделано, господин полковник. Местность уже прочесывают, сейчас выставлю координаты для поиска. МЧС со спецоборудованием задействуем, – голос Сладкевича звенел от напряжения.

Лев положил трубку и краем сознания успел похвалить Павла, как быстро тот влился в свою должность, зря майор сомневался, что будет не на своем месте. Надежда, затихшая у его ног, прошептала:

– Я все расскажу. Ради девочек я расскажу об этом звере, чтобы вы знали его настоящее лицо.