Текст книги "Человек с лицом убийцы"

6

Не успели Гуров и все остальные подняться наверх и заняться списком украденного, как вернулся Станислав Крячко. Вместе с ним в квартиру вошла молодая, лет двадцати девяти, очень симпатичная женщина.

Крячко тут же отозвал Льва Ивановича в сторону и, кивнув на женщину, тихо сказал:

– Это Инна Витальевна, воспитатель детского дома, из которого была удочерена Антонина. Оказывается, девочка вчера поздно вечером прислала ей СМС-сообщение с просьбой о помощи. Впрочем, ты сам должен на это сообщение взглянуть. Я взял у женщины номер, с которого ей было выслано сообщение, и сейчас попытаюсь определить, где находится телефон девочки. Заодно поеду в офис мобильной связи и возьму распечатку с сотового. Ты поговоришь со свидетельницей?

– Да, конечно. Иди. Я сейчас же с ней и поговорю, – заверил его Гуров, и Станислав быстрым шагом удалился в сторону коридора.

– Евгений Северьянович, – позвал Гуров Разумовского, – придется вам самому заняться с Жанной Валентиновной составлением описи. Мне срочно нужно поговорить еще с одним свидетелем.

Разумовский с интересом посмотрел на Инну и, кивнув, стал подниматься следом за понятыми и домработницей на верхний уровень квартиры.

– Чтобы нам никому тут не мешать, давайте пройдем вон в ту комнату, – указал Гуров Инне на комнатушку домработницы, и молодая женщина, растерянно кивнув, прошла туда через кухню.

– Простите меня, – остановилась она в дверях и повернулась ко Льву Ивановичу. – Мне никто ничего не рассказывает… Я хочу знать, где Тоня…

– Давайте присядем, и я вам все разъясню, Инна… Забыл отчество, – улыбнулся Гуров.

– Витальевна, – подсказала Инна и нерешительно огляделась вокруг.

– Садитесь в кресло, Инна Витальевна. А я себе стул вот на кухне взял. – Гуров поставил стул возле столика и сел на него.

Инна тоже села и вопросительно стала смотреть на Льва Ивановича, ожидая, когда он ей объяснит, что происходит.

– У вас есть сообщение от вашей бывшей воспитанницы, которое вы получили вчера вечером. Я правильно понял?

– Да, правильно.

Инна включила свой мобильный и, нажав несколько кнопок, отдала его Гурову. Тот прочел сообщение, нахмурился и вернул телефон обратно.

– Расскажите мне все, что вы знаете об этом, – он кивнул на сотовый у нее в руках.

– Я ничего не знаю, кроме того, что Тоня прислала мне вчера вот это сообщение.

Инна быстро и подробно рассказала Гурову о вчерашних событиях и закончила тем, что утром она отправилась в полицию.

– Расскажите мне о Тоне все, что знаете, – попросил Лев Иванович. – Вы ведь были ее воспитателем и наверняка в очень хороших отношениях с девочкой, раз она обратилась к вам за помощью в трудный для нее момент.

– Да, я работаю воспитателем в детском доме и до сих пор… как это лучше назвать… дружу с Антониной. Она необыкновенная девочка. Не такая, как все остальные. Хотя судьба у нее складывалась очень непросто. Она попала в детский дом после ужасной трагедии. Ее отец убил ее мать из ревности прямо у нее на глазах. Тонечке тогда было семь лет. Мать похоронили, отца посадили на пятнадцать лет, а Антонина осталась жить с бабушкой – маминой мамой. Через три года бабушка умерла от сердечного приступа, и Тоню отправили в наш детский дом.

– А других родственников у нее не было? – прервал рассказ Инны Гуров.

– У Тони есть дядя – родной брат отца. Но он не захотел брать девочку к себе, – ответила Инна. – Не знаю причин. Но сама Тоня говорила мне, что рада, что он от нее отказался. Потому что он плохой человек.

– Понятно. Как девочка восприняла то, что она оказалась в детском доме?

– Тоня очень тихая и спокойная девочка. Когда я ее узнала получше, то была очень удивлена, что она никогда не старается никого обмануть или схитрить. Если она не хотела о чем-то рассказывать или вынужденно врать, то просто молчала. И никакими клещами из нее нельзя было вытянуть ни слова. Сначала наши девочки не приняли ее и стали даже издеваться над ней, исподтишка делали ей всякие пакости. Но она очень стойко все переносила и никогда на них не жаловалась. Старшие девочки даже один раз ее побили. Но и тогда она промолчала. Была как маленький партизан, – невольно улыбнулась Инна, вспоминая.

Она замолчала, словно не зная, что еще ей рассказать.

– Сколько лет она пробыла у вас, пока ее не удочерили, и как Шишковские познакомились с Тоней? – подсказал ей Лев Иванович вопросы, ответы на которые его интересовали.

– Ей было десять лет, когда она пришла к нам, и двенадцать с половиной, когда уехала жить к Шишковским. Получается, что в детском доме она пробыла два с половиной года, – сделала нехитрый подсчет Инна. – Как она познакомилась со своими будущими родителями? Наверное, это была судьба. Ирина Николаевна снимала большой документальный проект о судьбах детей, попавших в детские дома. Было несколько серий, кажется, четыре, и в фильме она рассказывала не только о наших детках, но и о детях еще из трех московских детских домов. Она хотела привлечь общественность к проблеме насилия над детьми и вообще к домашнему насилию.

Инна глубоко вздохнула и, переводя дух, снова осмотрелась. Ее взгляд упал на фотографию Елизара, которая стояла на столике. Она некоторое время смотрела на нее очень внимательно, но потом отвела глаза и стала рассказывать дальше.

– Сначала Шишковские просто приходили к нам и разговаривали с детьми и персоналом, знакомились, а потом стали снимать сюжеты и брать интервью. В общем, не знаю, что там принято при съемках документальных фильмов. Наверное, Тоня больше других детей зацепила их и своим характером, и своей жизненной историей, и они стали часто наведываться к ней уже после съемок, общаться, гулять, а потом и вовсе стали забирать к себе на выходные. Наверное, уже тогда они приняли решение удочерить девочку.

– А как сама Антонина относилась к таким визитам?

Инна задумчиво улыбнулась и пару минут молчала. Гуров посмотрел на часы и нетерпеливо поерзал на стуле, но торопить женщину не стал.

– В детском доме я работаю не только воспитателем, но и психологом на полставки. И поэтому всегда должна быть в курсе не только дел и поведения наших подопечных, но и их душевных переживаний, их фобий и вообще всего, что касается внутренних конфликтов между детьми, – стала объяснять Инна. – Тоня, как я уже и говорила, была девочкой своеобразной. Не сказать, что она была замкнутой и нелюдимой, но она тщательно выбирала, с кем ей общаться, а кого сторониться. С Ириной Николаевной и ее мужем она подружилась удивительно легко. Словно бы знала, что эти люди посланы ей свыше, чтобы изменить ее жизнь.

– Извините, что перебиваю, – вмешался в ее монолог Лев Иванович. – Домработница Шишковских рассказала мне, что Антонина была не слишком привязана к своим приемным родителям. Она говорит, что девочка не очень любила, когда к ней проявляли какую-то ласку.

– Да, Тоня в силу того, что она пережила в раннем детстве и как вообще воспитывалась своими настоящими родителями, не очень доверяла людям. Хотя она хорошо и вежливо ко всем относилась… Ну, как ко всем? Я имею в виду тех, кто не мешал ей, не обижал ее намеренно. Помните, я рассказывала, что ее побили старшие девочки? Так вот, после драки, а Тоня там была не просто пассивной жертвой, а защищалась, как могла, все ее обидчики как-то вдруг присмирели и больше не пытались ее обижать. Мне стало интересно почему. Я поговорила с одной из немногих подруг Тони, и она мне рассказала под большим секретом, что это Тоня отвадила их обижать себя. Она украла на кухне нож, когда там дежурила, и четыре вечера подряд вылавливала своих обидчиц в туалете по одной. Приставляла к их горлу нож и говорила, что если кто-нибудь из них хотя бы еще раз к ней притронется, то она ее убьет.

– Вот даже как! – Гуров покачал головой. – А эта девочка, оказывается, не так уж безобидна!

– Нет-нет, что вы! Она не такая, как вы подумали. Я потом поговорила с ней, спросила, правда ли это, что она угрожала ножом, и Тоня честно ответила, что это правда. Не стала юлить или отнекиваться. Но добавила, что просто хотела напугать девочек, чтобы они от нее отстали, а иного способа придумать не смогла. Нож она потом сразу же вернула на место.

– Но, как бы там ни было, а это – угроза убийством с применением оружия. Это – статья, которая вменяется подросткам с четырнадцати лет, – заметил Лев Иванович.

– Я ей то же самое сказала, – вздохнула Инна. – Но она только улыбнулась и пообещала, что больше такого не повторится. Этот инцидент был единственным. Тоня вообще-то была очень спокойной и сдержанной девочкой.

– Была? – Гуров вопросительно склонил голову и посмотрел на Инну.

– Я имела в виду то время, когда она жила в детском доме, – пояснила женщина.

– Но вы ведь общались с ней и после? Потом, когда она стала жить у Шишковских, она не показалась вам такой же спокойной и сдержанной?

Инна закусила нижнюю губу, покусала ее в раздумье и ответила:

– Да, мы общались, но в основном или по телефону, или через интернет. У меня есть свой чат, в котором общаются и со мной, и между собой все желающие такого общения воспитанники, и бывшие воспитанники в том числе. Тоня хотя и не часто, но заходила туда и писала сообщения. Рассказывала, как ей живется с приемными родителями и вообще о разных своих делах и успехах в школе и в рисовании. Девочка великолепно рисует!

– Да, я видел некоторые ее рисунки, – отозвался Лев Иванович. – Инна Витальевна, мне бы очень хотелось почитать в вашем чате сообщения Антонины. Это можно как-то устроить?

– Вообще-то да. Я не удаляла историю переписки. Наверное, технически это как-то возможно, но я сама не сильна в новых технологиях.

– Ничего страшного, – успокоил ее Лев Иванович. – Мы пришлем вам нашего специалиста, и он сделает все, что нужно. Скажите только, когда и куда ему подъехать.

– Я сегодня и завтра выходная. Так что можно и, наверное, даже лучше, если он приедет ко мне домой.

Она назвала адрес, и Гуров записал его в блокнот.

– Скажите, а Антонина никогда вам не жаловалась на своих приемных родителей? Может, рассказывала о каких-то трениях с ними или ссорах?

– Вы на что намекаете? – с подозрением посмотрела на сыщика Инна. – Думаете, что это Тоня убила своих родителей? Но ведь в сообщении она четко написала – что некто убил их. Ведь я правильно поняла – Шишковские убиты, а Тоня пропала? Наверное, тот, кто убил их, похитил и Тоню. А может… Может, он и ее убил? – Она с испугом посмотрела на Гурова.

– Я ни на что не намекаю, – привычный к таким обвинениям со стороны свидетелей, спокойно ответил Лев Иванович. – Мне нужно выяснить все обстоятельства дела, поэтому я и задаю естественные в этом контексте вопросы. Так что? Были у Антонины проблемы с родителями?

– Нет, – не очень уверенно ответила Инна. – Во всяком случае, Тоня ни о чем таком мне не рассказывала. Но ведь я вам говорила уже, что она никогда ни на кого не жаловалась, даже если ее и обижали.

– Ну да, ну да. Она предпочитала сама решать такие вопросы, – покивал Лев Иванович.

Инна вспыхнула.

– Вы не правы. Тоня не способна на убийство! – воскликнула она. – Вы ведь ее совсем не знаете!

– На убийство она, может, и не способна, а на месть? – жестко посмотрел в глаза воспитательницы Лев Иванович. – Вы ведь сами рассказывали, как она угрожала ножом обидчицам. Она могла найти кого-то, кто помог ей отомстить за обиду, если предположить, что таковая обида была нанесена ей приемными родителями.

Инна не ответила и сидела, опустив голову и не глядя на Гурова. Губы ее были упрямо сжаты, словно она не верила в то, что говорил ей этот оперативник, и считала все его слова полной чушью.

– Ну, хорошо, – уже мягче произнес Лев Иванович. – Будем считать, что все, о чем я тут говорил, только предположение – одна из версий случившегося. Видите ли, Инна Витальевна, я много лет работаю в уголовном розыске и встречался с такими невинными на первый взгляд убийцами, что теперь просто не имею права отбрасывать любую версию, которая может иметь хоть какое-то разумное объяснение случившемуся в этом доме.

– Да, я понимаю, – тихо проговорила Инна. Она подняла на Гурова глаза, полные слез, и спросила: – Чем я могу вам помочь? Я не могу сидеть просто так, сложа руки и ничего не делая. Ведь именно моей помощи ждала Тоня. Именно мне она написала сообщение…

– Напомните мне, в котором часу пришла эсэмэска, – попросил Гуров.

– Около одиннадцати. – Инна скользнула пальцем по телефону, просмотрела сообщение и добавила: – Без четырех минут одиннадцать.

– А почему вы сразу не позвонили в полицию? – задал Гуров тот же вопрос, что ей задавали и Крячко, и оперативник из отделения, в которое она пришла утром.

Инна рассказала всю свою историю заново. Смущаясь, она опустила лишь причину того, почему сразу не просмотрела сообщение.

Лев Иванович задумчиво выслушал ее и заметил:

– Да, беда – она никогда не приходит вовремя. Это не радость, которую мы ждем и на которую можем надеяться ежечасно и ежеминутно. Беда, она всегда как тать, подкрадывается внезапно. Мы не ожидаем беды. Не хотим ждать. И, чаще всего, даже не думаем о ней. Чтобы, не дай бог, не накликать ее на свою голову. Ладно, – покачал он головой. – Давайте с вами пока что остановимся на том, что вы покажете нашему специалисту вашу переписку с Антониной. А там видно будет. Вы можете ехать домой. Ваш адрес у меня есть. Дадите номер телефона?

– Да, пожалуйста.

Инна встала, продиктовала Гурову номер мобильного и нерешительно шагнула к двери.

– И все-таки я не верю, чтобы Тоня могла такое сделать со своими приемными родителями. Я имею в виду – убить их. Она, скорее, просто ушла бы от них, и все.

Молодая женщина дошла до дверей, а потом, повернувшись, спросила Гурова:

– А это не мог быть Тонин отец? Ведь он сидел за убийство. Не мог он вернуться из тюрьмы и убить несчастных Шишковских?

– Мы проверим и эту версию, – ответил Лев Иванович. Он встал и проводил Инну до входной двери, протянул ей руку на прощание и сказал: – Спасибо вам.

– За что? – удивилась женщина.

– За то, что все-таки побеспокоились и пошли в полицию. Вы нам очень помогли. И, надеюсь, еще поможете.

– Да-да, конечно, помогу. Только скажите, что нужно делать! – с энтузиазмом отозвалась Инна.

– Пока только то, о чем я вас просил, – улыбнулся ей Лев Иванович и, развернувшись, ушел в глубину квартиры.

Инна стала медленно спускаться по лестнице, а перед глазами у нее стояло полное отчаяния лицо Тони, которая молча, с мольбою смотрела на нее в ожидании, что она поможет ей и выдернет из того кошмара, в который попала девочка.

7

Проводив Скороходову, Лев Иванович отправился наверх. Медэксперт уже закончил с предварительным осмотром, и его помощники выносили тела из спальни. Гуров посторонился, пропуская их, и остановил выходившего из комнаты Новака.

– Веслав, нам нужно поговорить. У вас найдется пара минут, чтобы рассказать мне о состоянии тел?

Медик остановился, снял очки, близоруко прищурился, просматривая их на свет. Потом, не торопясь, достал платок и протер стекла.

– Примерное время смерти – половина одиннадцатого вечера, – сказал он. – Мужчина в это время уже лежал в постели, а его жена принимала ванну. По всей видимости, преступник вошел в спальню и сразу накинулся на мужчину. Завязалась борьба. Жертва отчаянно сопротивлялась. Иначе я не могу объяснить то обстоятельство, что мужчина получил столь множественные ранения и порезы по всему телу. В том числе и на ладонях. Женщину убили уже после. Она, по всей видимости, услышала шум борьбы и вылезла из ванной. Успела накинуть на себя только полотенце.

– Простите, что перебиваю, – остановил его Лев Иванович. – Мне показалось, что лицо женщины на самом деле отображает удивление, но никак не испуг.

– Да, я тоже обратил на это внимание, – согласился с ним Новак. – В отличие от мужчины, она даже не сопротивлялась. Очень похоже на то, что убийца просто подошел к ней на близкое расстояние и два раза ударил ее – сначала в шею, а потом в грудь. Она упала, а он, даже не зная, умерла она или нет, вышел из ванной.

– А она не сразу умерла?

– Нет. Она еще жила минуты три. Пойдемте, я вам покажу.

Гуров последовал за медэкспертом, и они, пройдя через спальню, вошли в ванную комнату.

– Вот тут он ее, скорее всего, и ударил ножом, – указал Веслав на темное пятно недалеко от раковины. – Она упала и, видимо, когда падала без сознания, ударилась головой о край раковины. Я нашел под волосами свежую гематому. Когда убийца ушел, женщина через какое-то время очнулась и попыталась ползти в сторону двери. Видите, смазано все. Но потом снова потеряла сознание и, больше не приходя в себя, умерла от ран и потери крови.

– Да, скорее всего, так и было, – согласился с мнением медика Лев Иванович, осматривая место происшествия.

– Более точное обоснование я напишу, как только сделаю вскрытие. Если это срочно…

– Да, это срочно, – жестко перебил его Гуров. – Если нужно, то я прямо сейчас отправлю с вами на вскрытие Разумовского.

Новак посмотрел на часы, снова снял очки и протер стекла.

– Пусть подъезжает через час. Я все подготовлю. У меня еще одно тело срочно нужно осмотреть. Уже позвонили и сказали приехать на освидетельствование. Нашли мертвым какого-то бомжа на Сретенке. То ли сам выпил что-то непотребное, то ли собутыльники его придушили.

– Хорошо. Через час, – согласился Лев Иванович. – Я скажу Евгению Северьяновичу, и он подъедет.

Новак торопливо удалился, а Гуров направился в кабинет. Проходя мимо приоткрытой двери, он увидел Разумовского и Жанну Валентиновну с понятыми. Евгений Северьянович сидел за столом и что-то писал, а домработница, открыв ящики в старинном (или сделанном под старину) секретере, что-то ему говорила.

– Как у нас дела? – обратился Гуров к Разумовскому.

– Дела идут, контора пишет, – пошутил оперативник. – Похоже, ничего существенного в доме не было украдено. Во всяком случае, немногие драгоценные вещи и крупная сумма денег, которые лежали, можно сказать, на самом виду, не были взяты.

– Я не нашла пока что кошелька Ирины Николаевны, – заметила Жанна Валентиновна. – Но, возможно, он в ее сумочке, которая находится сейчас в гостиной. Она собиралась ее взять с собой, когда они поедут на съемки. Там же должны быть билеты на самолет и другие документы.

– Где эта сумка? – заинтересовался Гуров. – Вы в нее сегодня не заглядывали?

– Нет. Я ничего никогда не трогаю из личных вещей хозяев и все вещи во время уборки ставлю точно на то же место, где они всегда и стоят, – с какой-то даже гордостью за свое такое необыкновенное качество заявила Жанна Валентиновна. – А сумочка лежит на небольшом столике у окна. Это не маленькая дамская сумочка, а кожаный шопер, который надевают через плечо.

– Да, я видел такую внизу, – вспомнил Гуров. – Но почему-то подумал, что это сумка кого-то из экспертов.

Он спустился вниз и, отыскав глазами описанную домработницей сумку, подошел и открыл ее. Потом начал аккуратно доставать из нее разные предметы и складывать их на стол, предварительно внимательно рассматривая каждый из них. За этим занятием его и застал Станислав Крячко.

– Чем это ты так увлеченно занят? – спросил он Гурова, усаживаясь в небольшое кожаное кресло рядом со столиком.

– С этой сумкой Шишковские собирались лететь сегодня в Карелию, – мельком глянув на напарника, ответил Лев Иванович. – Билеты на самолет, паспорта и всякие нужные в полете мелочи я уже нашел. А вот денег – ни копейки. Домработница сказала, что в сумке должен быть кошелек, но тут его, по всей видимости, нет. Надо отдать сумочку на экспертизу. Пусть посмотрят на предмет отпечатков и прочего.

Лев Иванович аккуратно сложил вещи обратно в сумку и, подозвав одного из экспертов, передал ему сумку как возможную улику.

– У тебя что нового? – спросил он у Станислава.

– Ничего, – развел тот руками. – Странная получается история со звонками на телефон Антонины. Никаких других звонков, кроме как от родителей, двух-трех подружек, а также пары учителей я в распечатке не обнаружил. Может, у нее была еще какая-то сим-карта, о которой мы не знаем? Но я проверил, никто из Шишковских других симок на имя Антонины не оформлял. Да и на имя Макаровой Антонины оформленную сим-карту не обнаружил. Есть вариант, что девочка могла пользоваться сим-картой на чужое имя. Но проверить это мы пока никак не можем.

– А что с ее телефоном? Удалось узнать, где он сейчас находится?

– И тут у нас облом. Последний раз сигнал с него прошел из этого дома. Это и была та самая эсэмэска, которую девочка послала своей бывшей воспитательнице. После этого, примерно минуты через две, сигнал пропал. Видимо, сим-карту вынули из телефона. Я так предполагаю, что если у Антонины и есть какой-то номер телефона для связи, то это тот самый номер, о котором мы пока что ничего не знаем.

– А с чего ты вообще взял, что у нее есть еще какой-то другой номер, да к тому же не оформленный на нее? – с интересом посмотрел Лев Иванович на Крячко.

– Ты видел ее комнату? – вопросом на вопрос ответил Станислав и многозначительно посмотрел на Гурова.

Напарники давно уже научились понимать друг друга с полуслова, и Льву Ивановичу не нужно было объяснять, что его друг имел в виду.

– Думаешь, у нее был сообщник? Ну что ж, как одну из версий это можно допустить. Девочка, которую внезапно похитили, не станет собирать с собой все свои вещи и заранее прибираться в комнате, – согласился Лев Иванович. – Но я бы предположил и другой вариант развития событий.

– Интересно узнать, какой?

– Возможно, что Антонину по каким-то причинам не устраивали ее отношения с приемными родителями, и она собиралась убежать из дому. Может быть, ей даже кто-то в этом решил помочь. Например, ее парень, – стал объяснять одну из своих версий Лев Иванович. – Не забывай, что девушке было уже семнадцать и у нее вполне мог быть друг, который не нравился ее родителям. А дальше все могло развиваться по стандартной схеме – скандал, запрет на встречи с любимым, ссоры, слезы и решение бежать из дворца в шалаш… В общем, не мне тебе рассказывать. Мы с тобой с такими сериалами не раз сталкивались в своей работе.

– Да, такой сюжет тоже имеет место быть, – согласился с ним Станислав. – Но и при таком раскладе Антонине нужен был еще один номер телефона, о котором могли знать только она и ее кавалер. Хотя есть и еще штук пять вариантов, которые не стоит сбрасывать со счетов. Вот только все они не оправдывают такое преступление, как убийство родителей.

– Согласен. Но послушай, что я тебе расскажу.

И Лев Иванович рассказал напарнику историю с ножом, которую поведала ему воспитатель из детского дома.

– Хм, – задумался Станислав. – Думаешь, что она отомстила им за плохое к себе отношение?

Гуров пожал плечами:

– У нас пока что слишком мало информации. Нужно еще раз поговорить с домработницей. Пока все, что я узнал от нее об Антонине, не дает повода думать о мести со стороны девочки. Мне во всей этой истории не нравится одно – все камеры в квартире и возле подъезда были выведены из строя. Кто-то специально их ослепил, а значит, готовился к убийству, когда пришел в этот дом. Ладно, мне нужно переговорить с Разумовским. Я совсем забыл, что ему надо будет поехать на вскрытие тел.

Лев Иванович направился к лестнице, но потом остановился и, повернувшись к задумавшемуся в кресле Крячко, сказал:

– Я поговорил с Инной Витальевной по поводу Антонины. Думаю, что тебе нужно съездить к ней домой и просмотреть переписку Тони в чате. В общем, долго рассказывать. Скороходова сама тебе все объяснит. Ты ведь сможешь все там скопировать и распечатать?

– Без проблем, – кивнул Станислав и поднялся с кресла. – На какое время ты с ней договорился?

– Можешь ехать к ней хоть сейчас. Вот ее телефон и адрес. – Гуров протянул ему листок, вырвав его из блокнота. – Заодно спроси у нее – вдруг она знает, был ли у Антонины парень.

– Спрошу.

Крячко взял листок с адресом и отправился на выход, а Гуров пошел наверх. Евгения Северьяновича он застал уже не в кабинете, а в хозяйской спальне, и сообщил ему, что через полчаса тот должен будет поехать в морг и присутствовать при вскрытии жертв. Разумовский поморщился, но ничего не сказал. Он знал, что выбора у него нет и ехать ему придется. Лев Иванович прекрасно понимал коллегу. Он и сам не любил (впрочем, как и все остальные оперативники уголовного розыска) присутствовать при таком малоприятном зрелище. Но от этого никуда не денешься – их работа в принципе не подразумевала приятного времяпрепровождения. Так что одной неприятностью больше или меньше – значения не имело.

– Никакого кошелька в сумке я не нашел, – громко, чтобы его услышала и Жанна Валентиновна, сказал Гуров.

– Если нет там, значит, его украли, – расстроенным, но уже довольно спокойным голосом ответила домработница. – Телефона Ирины Николаевны тоже нигде нет, – добавила она.

– Да, кстати, – заметил и Разумовский, – телефон Валерия Викторовича мы нашли, он был под кроватью. Наверное, попал туда во время борьбы с преступником, а вот второго телефона – его жены – мы нигде не обнаружили.

– Много вещей пропало из спальни? – спросил Гуров, глядя на стоявшие возле кровати чемоданы.

– Почти все на месте, – ответила домработница. – Нет только телефона Ирины Николаевны и дорогих наручных часов Валерия Викторовича. Он всегда, когда снимал их, клал в ящик прикроватной тумбочки. Впрочем, мы еще не все тут осмотрели. Может, еще что-то пропало.

Гуров отвел взгляд от чемоданов и спросил Разумовского:

– Никого на обход соседних квартир еще не посылали?

– Нет. Я сам хотел походить и узнать, не слышал ли кто подозрительного шума из этой квартиры. Убийство произошло в одиннадцатом часу вечера. Еще не самое позднее время.

– Хорошо, тогда я сам обойду соседей и поговорю с теми, кто дома. А вы, – он обратился к понятым, пожилой паре, которые тихо сидели на стульях возле двери в комнату, – ничего не слышали? Из какой вы квартиры?

Мужчина лет семидесяти, седой и полный, посмотрел на Льва Ивановича грустными, как у шарпея, глазами и ответил:

– Мы с женой живем в квартире напротив. Вантинфан наша фамилия. Но в одиннадцать мы уже спали. Мы рано ложимся, – вздохнул он тяжело, словно у него была одышка и ему трудно было дышать.

– Значит, вы ничего такого подозрительного не слышали? Жаль. Ну что же, поговорю с другими соседями. Долго вы тут еще будете? – поинтересовался Лев Иванович у Разумовского.

– Уже заканчиваем. Надо сюда экспертов запускать. И так уже нервничают и торопят нас. Вы там скажите, пускай идут наверх.

– Хорошо, я скажу, – ответил Гуров и вышел из комнаты, бросив на ходу домработнице: – Жанна Валентиновна, нам с вами сегодня еще один разговор предстоит. Так что пока никуда далеко не девайтесь.

– Так куда я денусь-то, – тихим и усталым голосом отозвалась женщина.