Текст книги "Остро заточенный удар"

Глава 3

Утром, придя на работу, Гуров, как это стало у него уже почти привычкой, долго расхаживал по кабинету взад-вперед. Обычно такое с ним случалось, когда приходилось взваливать на себя очередной неподъемно-тяжкий «хомут» гарантированно тупикового дела, выяснить обстоятельства которого можно было лишь ценой неимоверных усилий. А нынешний случай был из категории именно таких. Хотя… Если по совести разобраться, то очевидно раскрываемых дел в его практике, по сути, не было ни одного. Так с какого же боку можно будет подобраться к этому «бильярдному шару»?

Ну, конечно же, прежде всего нужно выявить абсолютно все, вплоть до мелочей, что могло быть общего у Горшутина и Толкуновского. Например, по деловым и личным контактам, по общим знакомым, каким-то общим интересам, по возможным контактам их семей, по увлечениям и пристрастиям, даже по перенесенным в детстве болезням. Ну, должно же у них быть хоть что-то общее, черт побери, кроме того, что они оба принадлежат к виду Homo sapiens…

Еще одно направление расследования – поиск свидетелей. Это самое нудное и зачастую провальное дело. Найти в такой ситуации хоть какого-то свидетеля – все равно, что в людном месте на берегу Москвы-реки обнаружить килограммовый золотой самородок. По Горшутину нужно опросить всех знакомых и грибников в том округе. Возможно, кто-то видел там подозрительных людей. Да не помешает и проверить их подноготную – вдруг кто-то из них отбывал наказание, вдруг кто-то состоит в какой-нибудь секте, вдруг кто-то – на учете у психиатра? Возможно, следует дать соответствующую информацию на местное телевидение.

Так что же вчера случилось в том лесу? Неужели некий «Поприщев», пылая завистью к удачливому грибнику, замочил того по причине разницы в количестве и качестве найденных ими подосиновиков? Сомнительно – тогда совсем непонятно, с какого боку подобный сюжет пришить к убийству Толкуновского? Того тоже, что ль, из-за подосиновиков убили? Смешно!.. Да, тут что-то никак не вяжется. Ну, по Толкуновскому следует профильтровать всю его охрану и прислугу. Ту же домработницу. Проверить, что в семье, что по работе, что представляют собой его знакомые… Мать его так! Это сколько ж придется морочиться!..

Возможно, что-то даст токсикология. Если эксперты установят тип яда и его происхождение, можно будет порыскать и в этом направлении. Вдруг это и в самом деле боевое отравляющее вещество? Тогда нужно будет порыться в армейских биографиях погибших, перелопатить все военные объекты, где на сегодня имеются эти вещества. Тоже, конечно, мороки-и-и!.. Ведь не факт, что лица, виновные в том, что на их объекте произошло хищение БОВ, будут это афишировать и немедленно кинутся давать признательные показания. Фигушки! Прятать будут концы в воду и молчать, как партизаны на допросе…

А еще что-то интересное может дать поиск аналогичных происшествий за последнее время по Москве и Московской области. Вдруг и в самом деле нечто похожее уже фиксировалось? Тогда можно будет сделать более точные обобщения, что уже даст шанс разработки хотя бы какой-то, более-менее приемлемой, версии…

Его размышления прервало появление в кабинете Станислава Крячко. Улыбчиво-умиротворенный Стас, перешагнув порог и закрыв за собой дверь, картинно помахал рукой, изобразив некий замысловатый приветственный жест.

– Гуд монын! – с типично английским пропихиванием через нос последнего «н», поздоровался он. – Чем занимаемся? Чапай думу думает?

– Думает, думает… – иронично усмехнулся Гуров, садясь за свой стол. – Что такой сияющий? Сейчас вот как обрисую масштабы предстоящего расследования – сразу заскучаешь.

– Ой-ой-ой! Напужал!.. Как будто у нас эти самые масштабы бывают мелкими… Ага! Только по «крупняку» и работаем. А что касается сияния… Ну, конечно, по количеству свечей до полярного оно не дотянет, однако сияем-с, сияем-с… А почему бы и нет? Между прочим, точно так же сегодня мог бы сиять и ты. Кто виноват, что некий до полного безобразия принципиальный тип не захотел уделить хотя бы каплю своего внимания молодой и красивой особе? Кто?! То-то же…

– О-о-о… Стас оседлал своего любимого конька! – Лев рассмеялся, качая головой. – В твоем присутствии лирические темы лучше не затрагивать. Ты в этом отношении прямо как граната с растяжкой: чуть задел – ба-бах! Взрываешься без задержки.

– Да как тут не взорваться?! – Крячко с гротескным возмущением развел руками…

– Все, – Лев упреждающе вскинул перед собой ладонь, – тему за-кры-ва-ем и плавно переходим к нашим профессиональным обязанностям. Значит, так… Петр не звонил и, надеюсь, звонить не собирается. Поэтому сейчас, в своем узком кругу, распределим сегодняшние дела. Думаю, раз ты в наибольшей мере приложил руку к тому, что мы с тобой нашли усопшего «подосиновика», то ты за него, наверное, и берись. Я займусь банкиром. Возражений нет?

– Да какая разница, какого «глухаря» ощипывать? – Стас чуть пренебрежительно отмахнулся. – Что тот, что другой – случаи безнадежные. Добро, еду раскручивать эпизод с Горшутиным.

Вкратце обговорив основные направления работы по обоим эпизодам, опера направились к выходу. Когда они уже выходили из кабинета, неожиданно язвительным звонком разразился телефон на столе Гурова. Переглянувшись со Стасом, Лев неохотно вернулся. Как он и догадывался, звонил Орлов.

– Лева, привет! – В голосе Петра, вроде бы и бодром, с изрядной примесью наигранного оптимизма, крылся затаенный укор. – Чем занимаетесь?

– Привет… – с невозмутимым спокойствием откликнулся Гуров. – Только что закончили свою «пятиминутку» и отправляемся по конкретным адресам. Стас едет разбираться с кончиной грибника, я – банкира.

– А что, зайти ко мне вам уже стало «влом», как выражаются молодые? – укоризненно заметил генерал. – Рассказать, к примеру, как вчера вечером некий Лев Гуров, при поддержке соответствующих структур органов внутренних дел, провел успешное задержание особо опасной сутенерской банды. Уже который раз задаю вам со Стасом все тот же вопрос: почему о делах своих сотрудников я узнаю через третьи руки? Почему мне звонят коллеги из смежных подразделений и благодарят за замечательные кадры, выращенные в стенах нашей конторы? А я, как болванчик, только сижу и моргаю глазами, не в силах понять, о чем же идет речь. Это нормально?

– Я уже могу ответить или твой фонтан еще не иссяк? Уже иссяк? Замечательно… – Невозмутимый голос Льва напоминал прибрежную скалу, о которую разбиваются штормовые волны, способные поглотить любой корабль. – Итак, отвечаю. Идти к тебе – значит, нужно что-то обязательно положить на стол. А нам класть пока что нечего. Пока что нет даже версий, в том числе и самых дохлых. Второе. Про вчерашний случай. Сказать по совести, об этом я уже успел забыть. Ну, некогда вспоминать про всякую ерунду, поскольку мы со Стасом уже сейчас чешемся как шелудивые, стоит лишь подумать об объеме предстоящей работы. А в-третьих… Хорошо, теперь, как чего случись, сразу же буду названивать прямо тебе: «А я подвиг совершил! А я подвиг совершил!..» Надеюсь, это тебя удовлетворит.

– Ну, занимайтесь, занимайтесь… – уже куда менее раздраженно пробурчал Орлов и положил трубку.

– Что, генерал-лейтенантиссимус сменил-таки гнев на милость? – с ернически-постным видом вздохнул Крячко. – Вот у кого веретено в одном месте!.. С утра, окаянное, человеку покоя не дает.

Выйдя в вестибюль, Гуров заказал по телефону дежурного служебную «Волгу». Стас, как это частенько с ним уже бывало, предпочел ехать самостоятельно, на своем верном «мерине».

Минут через пять к подъезду подрулила машина, за рулем которой восседал сержант Анатолий, демонстрирующий через окно водительской дверцы свои густые черные усищи. Поприветствовав Гурова, он лихо тронул с места, и «Волга» помчалась по московским улицам. Первым делом Лев решил встретиться с операми районного отдела, которые проводили осмотр места происшествия на вилле Толкуновского. Менее чем через полчаса они подъезжали к трехэтажному зданию, огороженному решетчатой изгородью, у которой в ряд выстроилось несколько десятков легковых машин.

Крупный майор, похожий на медведя, наряженного в милицейскую форму, сидел за столом и сдержанно повествовал:

– …Вообще, сколько работаю, такую картину происшедшего видел впервые. Вот, лежит на полу труп, лицо и спина отечные, в пятнах, в спине колотая рана, причем практически без признаков кровотечения – и все. Больше ничего характерного, абсолютно. В комнате, по сути, полный порядок – никаких следов борьбы, никаких следов проникновения убийцы, признаков ограбления… Впечатление такое, что киллер материализовался из ниоткуда, ударил потерпевшего чем-то острым в спину и снова испарился.

– Там вроде было открытое окно… – задумчиво напомнил Гуров.

– Да, верно… Но ни на стене, ни на подоконнике – ничего вообще не обнаружилось. Ни отпечатков, ни следов обуви, ни царапинки, ни ниточки от одежды. Даже пыль, что успела осесть на подоконнике – с улицы-то несет постоянно, – нетронутая.

– И что же тогда получается? – Лев недоуменно пожал плечами. – Выходит, убил его кто-то из прислуги. Возможно, был сговор нескольких человек, которые сейчас прикрывают друг друга. Кстати, каков состав прислуги в доме?

– Ну, кроме домработницы – вернее, горничной, которая и обнаружила, как она утверждает, тело хозяина, – есть еще дворецкий, повариха, шофер, три охранника. Значит, один охранник на видеокамерах, контролирует обстановку во дворе и в ближайшей округе. Ему в подкрепление приданы два хорошо обученных сторожевых пса – постоянно курсируют по двору, чужих не пропустят ни за что. Еще два охранника обычно сопровождают хозяина. Есть вторая смена, тоже три человека. Работают сутками, жалованье стабильное, никто не жаловался. Вся прислуга набрана через кадровое агентство, все имеют рекомендации. Все прошли через полиграф и собеседование с психологом.

– И тем не менее… – Гуров внушительно поднял руку.

– Да-да, мы это учли и со всех взяли подписку о невыезде, – поняв его с полуслова, майор коротко кивнул. – Но, мне так кажется, тут копать бесполезно. Я с прислугой беседовал, и у меня сложилось впечатление, что заинтересованных в его кончине нет ни одного. Впрочем, человеку свойственно ошибаться…

– Хм… И кто же, как вы думаете, в данном случае мог стать убийцей? Каковы могли бы быть мотивы случившегося?

– Если честно – ничего дельного даже представить себе не могу, – майор отрицательно помотал головой. – Опять-таки складывается такое впечатление, будто в доме побывал невидимка. Вернее, человек, способный внушить окружающим, что его не существует. Ну, есть же такие, которые могут внушить человеку черт знает что. Вон, их по телику сейчас без конца показывают. Экстрасенсы, гипнотизеры… Кстати, если к этому предположению отнестись без смешков, оно может многое объяснить. Скажем, пришел такой внушатель к дому жертвы, заморочил охранника – тот его пропустил. Потом так же и остальным мозги вправил, типа, вы меня не видите и не помните. Ну и все! Вот, может, их стоило бы показать соответствующим специалистам, чтобы те у них подсознание прозвонили и проверили – что там в черепушке спрятано?

– Ну, в принципе, с таким человеком когда-то я сталкивался сам, – Гуров покачал головой. – Страшный тип… Он действительно мог внушить все, что угодно. Но того суггестолога уже нет, а есть ли другие, ему подобные, – большой вопрос. К тому же необычные способности таких людей чаще используются в других направлениях. Скажем, куда проще организовывать себе крупные выигрыши в казино, чем использовать такого человека как орудие убийства. Ведь даже суггестолог не способен до конца стереть из подсознания человека информацию о своем существовании. И если таковая у свидетелей вдруг будет обнаружена – все, «невидимка» рассекречен. А вся его сила именно в том, что о нем никто не знает.

– Ну, спорить не берусь… – Майор пожал плечами, доставая из сейфа скоросшиватель. – Вам виднее. Вот бумаги по этому происшествию. Результатов экспертизы пока еще не было.

…Еще через полчаса «Волга» катила по ровному асфальту мимо помпезных особняков, утопающих в зелени. Среди архитектурных стилей вилл московских толстосумов какого-то единодушия не отмечалось. Если одни возводили нечто, напоминающее средневековые замки, то другие, наоборот, тяготели к ультрамодерну, строя себе заумно-футуристические сооружения, явно смахивающие на образцы, подсмотренные в голливудских блокбастерах на фантастические темы. Кое-где попадались даже заимствования индийского Тадж-Махала и французской Нотр-Дам де Пари.

Вилла Толкуновского являла собой смешение всевозможных архитектурных стилей. Высокая ажурная металлическая ограда, напоминающая изящное витье арабесок, ограничивала территорию виллы со стороны фасада здания. С боков и тыла ее огораживала мощная кирпичная стена, увенчанная частоколом острых металлических штырей. Перед виллой простирался обширный двор в каком-то смешанном англо-японском стиле. Анатолий остановился на парковочной площадке рядом с воротами и, кивнув в сторону дома, чуть поморщился.

– Вроде и с наворотами, и с понтами, а присмотришься – так себе… Ни виду, ни красоты, – пренебрежительно констатировал он. – Зря только деньги потратили.

Лев в ответ лишь понимающе усмехнулся и направился к калитке. Выходя из машины, он заметил камеру видеонаблюдения, установленную во дворе, которая отслеживала обстановку у ворот и на улице. Нажав на кнопку звонка, услышал хрипловатый голос охранника, раздавшийся из переговорного устройства:

– Будьте добры, представьтесь.

– Полковник Гуров, Главное управление угрозыска.

Лев стоял в непринужденной позе, представляя, как его сейчас придирчиво рассматривают на экране монитора. «Ой, ребята, ребята! – с иронией мысленно отметил он. – Понтов у вас, как правильно сказал Анатолий, предостаточно. Да что толку с этого? Хозяина-то один хрен не уберегли!..»

– Можете войти, – снова раздался голос охранника, сопровождаемый щелчком в замке калитки. – Вас ждут.

Пройдя по дорожке, вымощенной разноцветным камнем, Гуров вошел в «аквариумного» типа вестибюль, украшенный мозаикой и витражами, из которого проследовал в гостиную, изобилующую зеркалами, бронзовыми канделябрами, раритетной мебелью и хрустальными люстрами. Навстречу ему по лестнице со второго этажа спустилась молодо выглядящая женщина в черном платье, но, как с первого же взгляда понял Лев, без особой скорби на лице. Поздоровавшись, хозяйка дома представилась и деловито предложила ему присесть в кресло у окна. Сев в кресло напротив, женщина выжидающе посмотрела на Гурова. Лев достал из кармана служебное удостоверение и показал ей, коротко пояснив:

– Я по поводу смерти вашего супруга. Инна Евгеньевна, что бы вы могли сказать о случившемся?

– Да что сказать-то? – вдова чуть заметно пожала плечами. – О том, что произошло с Алексеем, знаю только со слов Вали, нашей домработницы. Охрана и все остальные вообще ничего не видели…

– Ну, с ними я обязательно еще побеседую. – Лев уселся поудобнее. – А вот от вас хотел бы услышать следующее. Меня интересуют события последних двух-трех месяцев жизни вашего супруга. Трения, конфликты, претензии, как к нему, так и с его стороны. Он, кстати, вам о своих делах рассказывал?

– Не очень охотно… – Женщина говорила, глядя куда-то в пространство. – Он вообще считал, что его дела – это его дела, а мои дела – это мои. И только. Ну, конечно, кое-что иногда все же проскальзывало. Месяц назад он ругался с кем-то по телефону. Я так поняла, какой-то крупный заемщик не хотел вовремя возвращать кредит.

– А кто это, вы не узнавали?

– По-моему, какая-то строительная компания. Они взялись строить дом, а вот с землей у них возникли проблемы. Насколько мне известно, их конкуренты через суд оспорили законность отвода земельного участка, и заемщикам нашего банка пришлось на какое-то время заморозить строительство, а потом и вовсе от него отказаться. Если бы дом был построен, то и кредит был бы вовремя погашен, и сама компания осталась бы с прибылью. А тут ситуация возникла тупиковая. Ну вот, глава этой компании и поставил вопрос о пролонгации кредитных обязательств. Но Алексей сказал, что он тоже имеет немало обязательств, которые с него никто снимать не собирается, и предложил гасить долг за счет реализации недостроенного здания и имущества компании.

– И чем же закончилась эта история?

– Хозяин компании, прихватив кассу, ударился в бега. Сейчас скрывается где-то за границей. Компания со всеми своими активами перешла в собственность нашего холдинга, но полностью имевшиеся долги покрыть так и не удалось…

По словам вдовы, имелись и другие, менее значимые конфликты, которые вряд ли могли бы стать поводом к убийству. Тем более что Толкуновский слыл человеком, который при необходимости мог пойти и на компромисс. В их личной жизни все складывалось относительно благополучно. Инна подозревала, что у мужа были романы на стороне, но скандалов предпочитала не устраивать. В средствах он ее не стеснял, подозрениями не допекал, по сути, негласно предложив жить каждому своей жизнью. Его любовниц она не знала ни одной. Поэтому уверенно сказать не могла, была ли его смерть следствием мести какой-то из брошенных им женщин.

Биография банкира тоже не изобиловала яркими эпизодами. Родом он был из Брянской области. Отец работал заведующим сберкассой, мать – кассиром на местном промкомбинате, поэтому и Алексей пошел по стопам родителей, поступив после школы в вуз финансового профиля. В начале девяностых, когда он закончил институт, началась знаменитая чубайсовская ваучеризация. Проявив должную сноровку и хватку, Толкуновский сумел удачно вклиниться в процесс организованно-хаотичного перераспределения бывшей соцсобственности. И настолько в этом преуспел, что уже к концу девяностых стал фактическим хозяином банка «Мегаполис GXL», а также совладельцем средней руки нефтяной компании.

Явных врагов у него никогда не было. Толкуновский старался обходить острые углы и в заведомо авантюрные операции не ввязывался. Как мысленно отметил Гуров, это был Чичиков нашей эпохи, сумевший-таки удачно распорядиться «мертвыми душами». В быту Толкуновский тоже ничем особенным не отличался. С прислугой не сюсюкал, но и не тиранил. Платил пусть и не слишком щедро, но вовремя. Отдыхать ездил только за границу, чаще всего на Канары, где пару лет назад купил себе дом. Там же последние три недели находилась и Инна с детьми, где их и застало известие о смерти главы семьи. Инна не смогла припомнить среди знакомых и своих, и мужа, в том числе «шапочных», хоть кого-то по фамилии Горшутин. Кроме того, покойный банкир сбором грибов в подмосковных лесах никогда не увлекался.

По просьбе Гурова Инна пригласила свою домработницу Валентину. Та пришла незамедлительно, словно ждала, что ее обязательно куда-то должны вызвать. Инна, сославшись на то, что ей нужно заниматься подготовкой к похоронам, вновь ушла наверх. Валентина, скорее всего, ровесница хозяйки, выглядела в чем-то даже более эффектно, чем та. Было заметно, что она очень волнуется – ее руки постоянно были в движении и не находили себе места. Осторожно присев напротив Льва, она наконец-то сложила руки на коленях и замерла, глядя в пол.

– Скажите, Валя, хозяин часто, вот так же, как и в этот раз, запирался в спальне на длительное время? – Гуров старался говорить без каких-либо эмоций, чтобы излишне не напрягать свою и без того чрезмерно напряженную собеседницу.

– Да, я об этом милиции уже рассказывала… – Валентина утвердительно кивнула. – Алексей Васильевич по меньшей мере раз в неделю занимался медитацией, для чего уединялся в спальне и запрещал его беспокоить. Он обычно занимался этим с субботы на воскресенье. В такие часы шуметь категорически запрещалось. Нельзя было громко включать музыку, телевизор, заниматься ремонтом и всем таким прочим.

– Расскажите о том, что было позапозавчера. Это как раз была суббота.

– Да вы знаете, как-то ничего особенного тогда и не отмечалось… День был как день. Алексей Васильевич приехал вскоре после обеда, выпил апельсинового соку и ушел в спальню. Как и обычно, предупредил, чтобы его не беспокоили.

– Он не выглядел подавленным, расстроенным, нервным?

– Нет, нервным его я не видела ни разу. Он даже, когда с кем-то ругался, говорил совершенно спокойным голосом. И в субботу он был такой же, как и всегда.

– А окно спальни во время его медитации всегда было открыто?

– Ну, когда спокойная погода, то он открывал его настежь. А если шел дождь или был сильный ветер, окно было закрыто…

– Как я понял, закончив свою медитацию, хозяин сам выходил из спальни. Как же в этот раз вы смогли догадаться, что с ним произошло что-то неладное? Он что, не вышел в обычное время?

– Нет, он, случалось, мог просидеть в позе «лотоса» и почти все воскресенье. А тут… Возможно, вы мне не поверите, но когда я позавчера утром проходила мимо дверей его спальни, то внезапно почувствовала, как оттуда потянуло холодом, и мне почему-то вдруг стало очень страшно. И тут я поняла: случилось что-то очень нехорошее. Сначала я постучала. Мне никто не ответил. Тогда я стала колотить в дверь изо всех сил, а потом сбегала за Сашей, охранником. Он выломал дверь, поскольку она изнутри запиралась на обычную задвижку и запасным ключом воспользоваться было невозможно. Алексея Васильевича мы увидели лежащим на полу лицом вниз уже мертвого…

Как далее рассказала Валентина, в быту Толкуновский был человеком адекватным. По ее словам, перед прислугой он не заносился, хотя дистанцию выдерживал строго. Обожал французскую кухню, в одежде придерживался английского фасона, а вот машины любил немецкие. Собирался в ближайшем будущем купить себе «Майбах», но не успел. На вопрос Гурова об их личных взаимоотношениях, слегка порозовев, Валентина ответила, что они были сугубо деловыми и в личную плоскость никогда не перемещались.

Однако это утверждение на корню опроверг дворецкий, который пришел после горничной. Дмитрий, как он себя назвал, выглядел далеко за сорок, но при этом смотрелся бодро и уверенно. У Толкуновского он работал дворецким уже около восьми лет и был своего рода старожилом из числа прислуги. По словам Дмитрия, своей работой он был вполне доволен, и кончина хозяина стала для него по-настоящему тягостным событием. В субботу Дмитрий, закончив дела, с согласия хозяина отбыл на выходной. Он жил с семьей в Москве, в одном из «спальных» районов. О смерти Толкуновского узнал в воскресенье, после звонка Валентины.

– К нему она была, конечно, очень неравнодушна… – При этих словах Дмитрий многозначительно выпятил губы. – Да и что тут удивительного? Мужик он был собой видный, симпатичный, обходительный, бабы на него липли, как мухи на мед. Ну и, что уж там греха таить, переспала с ним не один раз. Мне об этом повариха наша, Зойка, рассказывала. Нет, вы только не подумайте, что я берусь Вальку в чем-то подозревать… Просто рассказываю все, как оно и было, без утаек и прикрас. Конечно, на Васильича она руку ни за что на свете не подняла бы. Не-е-е-т… Да у нас тут и нет таких, кто таил бы на него зло.

– А Инна знала о его похождениях?

– Скорей догадывалась. Но она тоже, я вам скажу, хоть и та еще штучка, но не законченная стерва и руку к его смерти вряд ли приложила. К тому же он ей обеспечил полную свободу – она встречалась, с кем хотела, жила, как ей самой нравилось… Если смотреть на смерть Васильича с любой точки зрения, особенно шкурной, мы все, скопом, потеряли очень многое. Ну, начать с того, что еще неизвестно, кто из нас теперь здесь останется…

Повариха Зоя, шофер и охранники рассказать смогли немногое. Разве что охранник, назвавшийся Арвидом, за несколько дней до смерти Толкуновского, дежуря у мониторов камер наблюдения, заметил неизвестного, который, проходя по улице, как-то уж слишком внимательно присматривался к дому. По просьбе Гурова охранник принес кассету с видеозаписью, где и был запечатлен тот странный тип. Положив кассету в свой органайзер, Лев мысленно отметил, что теперь появился пусть и чисто условный, но все же подозреваемый.

Покончив с опросом охранников, он вновь пригласил Дмитрия, которого попросил показать спальню Толкуновского, где тот и был найден. Они поднялись по лестнице на второй этаж и проследовали по коридору, устланному ковровой дорожкой, к угловой комнате, выходящей окном на восток. Как пояснил Дмитрий, рассвет был любимым временем суток покойного. В комнате, обставленной сугубо по-восточному, витал какой-то необычный запах.

– Дым ароматических палочек, – пояснил дворецкий. – Их присылали из Индии. Васильич специально выписывал…

Стоя посреди комнаты, Гуров огляделся. Вдоль стен стояли восточные ритуальные бронзовые чаши и кувшины, украшенные резьбой и чеканкой. Тут же высились литые канделябры, украшенные драконами и какими-то немыслимыми существами. Большое – в полстены – окно обрамляли портьеры из толстой узорчатой ткани, сверкающей золотыми нитями. В правом углу от входной двери, в обрамлении цветов, стояла бронзовая фигура Будды. В другом углу комнаты, по диагонали от Будды, что-то скрывала за собой столь же яркая, как и портьеры, узорчатая ширма. Заглянув за нее, Лев увидел большую кровать, застеленную белоснежным покрывалом. Под потолком висело множество гирлянд из хрусталя, бронзы и шелка, скорее всего, ритуального характера. На нескольких картинах, украшающих стены, были изображены какие-то горы с заснеженными вершинами. Бросался в глаза портрет белобородого старца, судя по чертам лица, европейца, но в восточном одеянии.

– Это Рерих? – догадался Гуров.

– Да, это Николай Рерих, – подтвердил Дмитрий. – Васильичу он всегда очень нравился, хозяин собирал его книги и картины.

Сбоку от окна стоял изящный стол из дорогих экзотических пород дерева, рядом с которым было несколько, под стать ему, стульев в восточном стиле. Лев прошел по толстому пушистому ковру, устилающему пол комнаты, и, раскрыв одну из створок окна, посмотрел вниз. С первого же взгляда было ясно, что снизу подняться сюда без лестницы практически невозможно. Гладкая кирпичная стена исключала возможность взобраться, цепляясь за выступы и карнизы. Если только убийца не воспользовался какими-нибудь специальными приспособлениями, которые когда-то были в ходу у японских ниндзя… Но тогда бы на стене все равно остались хоть какие-то царапинки в местах зацепа металлических крючков.

– Стену дома под окном милиция осматривала? – Лев обернулся к дворецкому.

– Да, конечно, – закивал тот. – Все искали место, где об нее мог бы опираться верхний конец лестницы. Тут майор был, он все допытывался, есть ли во дворе что-нибудь наподобие стремянки. Он считал, что убивший Васильича по лестнице мог взобраться к окну. Но у нас тут круглосуточно работают видеокамеры, и на записи не было видно, чтобы кто-то перелезал через ограду и тем более взбирался по лестнице на второй этаж. Да и лестница-то тут нигде не валяется, чтобы ее можно было свободно взять и воспользоваться…

– А на крышу не залезали? – глядя через окно вверх, спросил Гуров. – Там не проверяли?

– А на крыше-то чего можно найти? – Дмитрий недоуменно воззрился на Гурова.

– Убийца мог спуститься оттуда на веревке, сделать свое дело и снова взобраться наверх.

– Эх, так твою! – Дмитрий всплеснул руками. – Вот, сколько было тут народу, и никто об этом не подумал. А ведь и верно, такое вполне могло быть! Хотя… А на крышу-то он как мог попасть? На крыльях прилетел, что ль?

– Давайте сначала посмотрим, есть ли там хоть какие-то следы, – урезонивающе сказал Гуров, закрывая окно. – Мы можем туда как-нибудь взобраться?

– Да, тут есть лестница на мансарду, а с нее можно выйти на крышу… – выходя из комнаты, кивнул Дмитрий.

Отомкнув замок, дворецкий распахнул узкую низенькую дверь в фронтончике, под которым простирался покатый склон крыши из темно-зеленой металлочерепицы. Ступив на ее волнистую поверхность, Лев осторожно поднялся к коньку и огляделся. В той стороне, где располагалась спальня Толкуновского, ничего особенного заметно не было. А вот правее… Даже не напрягая глаз, Гуров хорошо различил толстый крепкий шнур, обвязанный вокруг вентиляционной трубы. Поднявшийся следом Дмитрий тоже с изумлением воззрился на эту находку.

– Обалдеть! – только и смог выговорить он. – Вот где собака-то зарыта!

– Не спешите с выводами… – пробираясь к трубе, обронил Гуров. – Веревка могла остаться со времен строительства.

Держась рукой за одну из завитушек, украшающих трубу, он поднял скомканный ворох шнура, лежавший по другую сторону трубы, и снова бросил его на крышу.

– Ну, и что там? – вопросительно вытянув шею, спросил Дмитрий.

– Похоже, этим шнуром, по меньшей мере, несколько месяцев никто не пользовался, – разочарованно вздохнул Гуров, возвращаясь назад. – У вас тут каких-нибудь ремонтных работ не проводилось?

– А, было, было! – припомнил дворецкий. – Прошлой осенью во время шторма сорвало несколько листов черепицы. Я нанимал одну фирму, она присылала своих кровельщиков.

– Найдете адрес этой фирмы и имена тех, кто здесь работал. – Лев начал спускаться к двери в мансарду. – У вас эта информация сохранилась?

– Поищу… – Спускаясь следом, Дмитрий тягостно вздохнул. – Лев Иванович, это что же, получается так, что если чужие в коттедж не забирались, то подозреваемым станет кто-то из домашних?

– Ну, ясное дело… Если посторонние ни при чем, то, значит, причастен кто-то из тех, кто здесь работает. А почему это вас так обеспокоило?

– Так дураку понятно, что если убийца и в самом деле кто-то из теперешней обслуги, то все остальные вылетят отсюда как пробки из шампанского! – Дворецкий исторг еще один тягостный вздох. – Я потом куда подамся? Кому буду нужен? Мне уже под шестьдесят, уж доработать бы до пенсии. Мне тогда только в дворники, улицы мести…

– Понимаю… Но уж тут как повезет. И нам, и вам. – У двери спальни Гуров остановился. – Пригласите-ка сюда Валентину. Надо ее еще кое о чем расспросить.

Когда прибежала все еще взволнованно-растерянная Валентина, Лев попросил ее показать, как именно лежал на полу Толкуновский и что необычного тогда и сейчас она могла бы заметить. Пожимая плечами, Валентина подробно, в мелочах рассказала об увиденном в спальне позавчерашним утром. Припомнила она и еще одну деталь: ее поразило запечатлевшееся на лице хозяина выражение удивления и ужаса. Вначале она приняла это за следствие отека, исказившего черты лица, но все же пришла к выводу, что перед смертью Толкуновский увидел нечто, очень его напугавшее. Еще раз тщательно осмотрев комнату, она обнаружила на ткани портьеры у самого окна странный след, как если бы ткань царапнули острием тонкого гвоздя.