Текст книги "Плохая компания"

– Почему же? – поинтересовался Гуров.

Вдова снисходительно усмехнулась:

– Ну подумайте сами, что сверхъестественного можно найти в наше время? Ведь все давно уже исследовано! В природе не осталось никаких тайн. Наверное, Вячеслав и сам это понял, потому и переключился на серьезное, практичное занятие.

– Я мог бы с вами поспорить, но не стану, поскольку это не имеет отношения к делу, – сказал Гуров. – Так что давайте поговорим о другом.

– Хорошо, но, может быть, пройдем вниз? – предложила женщина. – А то здесь даже присесть негде.

Они вернулись на первый этаж, и Людмила Юрьевна провела Гурова в просторную гостиную.

– Маша, принесите нам, пожалуйста, чаю, – обратилась она к домработнице. – Или лучше кофе… Хотя от него начинается сердцебиение. Или все-таки лучше кофе? – посмотрела она на Гурова.

– Не стоит беспокоиться, ничего не нужно, – предостерегающе поднял руку полковник. – Я вас надолго не задержу.

Людмила Юрьевна пожала плечами, потом неуверенно присела на край белоснежного кожаного дивана, стоявшего у стены гостиной, и предложила Гурову составить ей компанию.

– Скажите, смерть мужа была для вас неожиданной? – начал полковник.

Вдова распахнула свои еще красивые голубые глаза с тщательно заретушированными морщинками вокруг и произнесла:

– Еще какой неожиданной! Это, можно сказать, просто потрясение! Понимаете, мой муж был очень крепким, здоровым человеком, он почти никогда не болел, даже простудой. Так что я даже представить себе не могла, что он может так рано… уйти.

Она часто-часто заморгала и полезла в кармашек блузки, доставая платок. Людмила Юрьевна не переигрывала, заламывая руки и кидаясь в истерику. Ее поведение выглядело вполне адекватным ситуации.

– Он не жаловался вам в последнее время на какие-нибудь проблемы? – задал Гуров следующий вопрос.

– Проблемы… Как вы сами понимаете, его должность постоянно связана с какими-нибудь проблемами. То один вопрос нужно решить, то другой… И люди постоянно идут, просят. И все почему-то считают, что им должны! – всплеснула руками Людмила Юрьевна, но тут же взяла себя в руки и продолжила: – Так что мой муж очень сильно уставал. Это было главной проблемой. Он даже дома работал, спать ложился поздно. Я уговаривала его перебраться за город – там обстановка гораздо спокойнее, но ему было неудобно. По утрам трудно добираться из-за пробок, ну и… все такое прочее.

Гуров кивал с серьезным и понимающим видом, хотя пока что полезной информации от вдовы было ноль, и он слабо надеялся на то, что Людмила Юрьевна ее предоставит. Он сразу понял, что эта женщина мало интересовалась делами своего мужа. И все же спросил:

– Вячеслав Андреевич часто рассказывал вам о своей работе, да?

Людмила Юрьевна словно не сразу поняла, о чем речь.

– Но ведь я не разбираюсь в тонкостях его работы, – словно оправдываясь, произнесла она. – И потом, я ведь все равно не решаю никаких вопросов. Все это в ведении самого Вячеслава Андреевича.

– Ну, знаете, есть такие жены, которые любят быть в курсе всего, чем занимается их муж, живут его жизнью и дают советы, как правильно поступать, – улыбнулся полковник.

– Я не из таких жен, – сразу категорически заявила Людмила Юрьевна. – Я никогда не пыталась давить на мужа, я предоставляла ему право чувствовать себя мужественным. Мужчина должен быть сильным, уверенным в себе. Тогда у него расправляются плечи и он может горы свернуть. Во многом и поэтому мой муж добился своего положения, – с нескрываемой гордостью и за себя, и за мужа ответила вдова.

Гуров подумал о том, что хоть она и не разбирается в деловых вопросах, простушкой ее никак не назвать. И ее позиция насчет отношений в браке была достаточно мудрой.

– К тому же я сильно занята своими заботами, – продолжала тем временем Людмила Юрьевна. – У нас растет внучка, а дочь еще очень молода, неопытна, ей нужно помочь. Хоть мы и наняли няню, но разве она сможет заменить родную бабушку?

– Думаю, что нет, – ответил Гуров. – А ваша дочь сейчас дома?

– Я оставила Марину в Павловской слободе, – ответила Людмила Юрьевна. – Нечего ей здесь делать, лишние переживания. У нее и так… – Она не закончила фразу.

– Что у нее? – заинтересовался полковник.

– Ничего, – ответила вдова. – Своих забот хватает, я хотела сказать.

– Это да, – согласился Гуров, внимательно глядя на женщину.

Не сказать, чтобы она занервничала, но затронутая тема явно была ей не очень приятна, потому что она постаралась сразу перевести разговор:

– Сейчас столько дел на нас свалилось, сами понимаете. Ведь похороны уже завтра!

– Хорошо еще, что сейчас есть множество ритуальных контор, которые берут на себя все хлопоты, – поддакнул Гуров. – А то лет двадцать назад как вспомнишь все мытарства, которые приходится пройти, прежде чем похоронишь человека, так тысячу раз подумаешь, умирать или нет, – с улыбкой закончил он и спросил: – А ваша дочь будет на похоронах?

– Конечно, ей придется поехать, ведь это ее отец! Просто сегодня мне не хотелось ее утомлять.

– А когда похороны? И где? – уточнил Гуров.

– В час дня на Ваганьковском кладбище. Сразу после отпевания в церкви.

Гуров кивнул, отметив, что такие процедуры, как отпевание, также стали популярны лишь в последнее десятилетие. И в большинстве случаев были лишь данью моде. Гуров думал, что вряд ли Гладких был набожным человеком. Вдова тем временем заинтересовалась совершенно другим вопросом.

– Скажите, мне намекали на то, что это убийство, – проговорила она, бесцельно комкая в руках платочек. – Неужели это так?

– Мы работаем в этом направлении, – уклончиво ответил Гуров. – А вас удивляет такой вариант? Или наоборот?

– Меня огорчает, что мужа больше нет, – тихо ответила вдова. – И теперь не все ли равно, отчего он погиб?

– Вам не хочется, чтобы убийца был наказан? – Гуров не стал скрывать своего недоумения.

– А что мне от этого? – грустно усмехнулась она. – Понимаете, вот был человек… был почти пятьдесят лет, из которых четверть века рядом со мной. А теперь его нет. И это непоправимо. Разве осознание того, что тот, кто лишил его жизни, находится в тюрьме, поможет мне? Не-ет, – покачала она головой. – Моя прежняя жизнь закончена. Она уже никогда не будет прежней!

Гуров подумал о том, что жизнь этой женщины вряд ли сильно изменится с потерей мужа. Она по-прежнему будет жить в загородном доме, только плюс к этому освободится еще и городская квартира. Конечно, она будет лишена высокого оклада своего мужа, но, с другой стороны, такой человек, как Гладких, наверняка успел сколотить приличное состояние. И его банковский счет явно не ограничивался тремя нолями. Словом, Гуров был уверен, что Гладких давно позаботился как о своем будущем, так и о будущем своей семьи. Собственного у него, увы, уже не будет, но можно не сомневаться – родным Вячеслава Андреевича не придется просить подаяния. И его вдова прекрасно это понимает. Видимо, она хочет сказать, что для нее невосполнимая утрата – потеря мужа как близкого человека, а не как кормильца и дарителя высокого социального статуса.

«Может быть, вдовушка не так проста, как хочет казаться? – подумал Гуров. – К тому же довольно молода и недурна собой. Так ли уж ей интересно торчать на даче и тетешкаться с внучкой? Хорошо бы пролить свет на ее личную жизнь. Может быть, таковая все же имеется? В общем, нужно поручить кому-нибудь отрабатывать эту линию».

– Понятно, – всего лишь произнес вслух Гуров, когда вдова закончила свой грустный монолог. – Вам, конечно, будет тяжело первое время. Но, по крайней мере, в материальном плане вы не будете нуждаться.

Людмила Юрьевна горестно вздохнула, закатила глаза и произнесла:

– Ах, какое это имеет значение, когда человека нет в живых!

«Ну, мадам! – неодобрительно подумал Гуров. – Взяли и так топорно испортили столь великолепное исполнение. Это уже явный перебор! А я уже было начал вам верить».

– Вас совершенно не заботит, на что вы будете жить после смерти мужа? – спросил Гуров, и, наверное, слова его прозвучали несколько резковато по сравнению с первоначальным тоном, поскольку Людмила Юрьевна моментально насторожилась и в ее интонациях проскользнули не очень дружелюбные нотки.

– В этом плане я совершенно спокойна, – сухо ответила она.

– Вот как? Ваш муж составил завещание? Вы с ним знакомы? – спросил полковник.

– Я уверена, что муж не обидел ни меня, ни семью моей дочери, – сказала вдова.

– Значит, он все-таки оставил завещание? – подхватил Гуров. – И как же Вячеслав Андреевич распорядился наследством?

– Завещание он составлял без меня, – проговорила Людмила Юрьевна. – Я ведь вам уже говорила, что не привыкла давить на мужа и контролировать его.

– А откуда вам было известно, что он вообще оставил завещание? Он вам сам об этом сказал?

– Да! – Людмила Юрьевна посмотрела на Гурова с вызовом. – И я считаю это вполне естественным для супругов.

– Разумеется, но тогда вполне естественным также был бы его рассказ о том, сколько именно и кому он оставляет, – заметил Гуров.

– Разве это не понятно? Он оставил нам все! – подчеркнула вдова.

Гуров покачал головой.

– Все – понятие обтекаемое, – произнес он. – Если бы вы были единственной наследницей, я бы снял свой вопрос. Но ведь вы не одна. Есть ваша дочь, внучка, зять, в конце концов. Как будет с ними?

– Вас как зовут? – не выдержала она.

– Лев Иванович, – любезно представился Гуров.

– Так вот, Лев Иванович, – теребя платок, который совсем смялся, сказала женщина. – Все подробности мы будем знать лишь через полгода, когда вступим в права наследства. А пока я сказала вам все.

– А как фамилия нотариуса, составлявшего завещание? Только не говорите, что вам это также неизвестно, – такого просто не может быть.

Гладких поджала губы, помолчала, потом все же произнесла:

– Его фамилия Корчевный. Но не думаю, что вам удастся получить от него какие-либо сведения – ведь они конфиденциальны. А у него уважаемая фирма…

– У нас тоже не шарашкина контора, – парировал Гуров.

– Кстати, не забывайте, что я сюда приехала для организации похорон и мое время ограничено! – слегка повысила голос Людмила Юрьевна.

– Еще только пара вопросов, – успокоил ее Гуров, поняв, что на тему завещания вдова больше ничего не станет говорить. – У вас какие отношения с зятем?

Она на миг застыла, потом ответила:

– Нормальные. Он живет вместе с нами в загородном доме.

– Вот как? Он и сейчас там? – мимоходом уточнил Гуров.

Людмила Юрьевна с усилием заставила взять себя в руки и сквозь зубы процедила:

– Нет. У него вообще-то работа.

– Сегодня суббота, – напомнил Гуров.

– Ну и что? – фыркнула она. – Вы прекрасно знаете, что сейчас во многих фирмах ненормированный рабочий день и свободный график.

– А в какой фирме он работает? – спросил Гуров.

– В коммерческой, – отрывисто ответила женщина, и Гуров сдержал улыбку. Более неопределенно сложно было ответить. Наверное, вдова это поняла, потому что добавила: – Кажется, он занимается организацией рабочих мест, оснащая их компьютерами и оргтехникой. Я не интересуюсь коммерцией, а лезть в дела зятя вообще считаю неприличным.

– Да, я помню, что вы очень тактичная женщина, – миролюбиво сказал Гуров. – Но хотя бы как называется его фирма, вы знаете?

– Кажется, «Континент», – глядя в сторону, бросила Людмила Юрьевна.

– Это в Москве? – уточнил Гуров, записал название себе в блокнот.

Вдова, видимо, поняла, что данная информация так или иначе может быть получена полковником МВД, и сказала:

– Да, в Москве. Сергей говорил, что где-то на Щербаковской. Там его офис. Но я не понимаю, для чего вам понадобился мой зять?

– Просто мы опрашиваем всех, кто был близок Вячеславу Андреевичу, – спокойно пояснил Гуров, добавляя в блокнот данные о фирме.

Людмила Юрьевна тем временем поднялась с дивана и стала нетерпеливо постукивать носком домашней туфельки на каблучке, всем своим видом давая понять, что теряет на Гурова время, которое ей очень дорого. Полковник попрощался с вдовой, выразив ей свои соболезнования, и покинул элитную квартиру.

Глава четвертая

После разговора с Людмилой Юрьевной Гуров решил проехать в Павловскую слободу и побеседовать с ее дочерью. А если повезет, то и с зятем. Можно было, конечно, вызвать обоих в главк, но, во-первых, это означало бы потерю времени, а во-вторых, полковнику хотелось понаблюдать за молодой супружеской парой в привычных для них условиях. Ему нужно было увидеть стиль их отношений, а это наиболее удобно делать на их территории. В кабинете оба держались бы наверняка более скованно и неестественно. Кроме того, Гуров рассчитывал поговорить с домашней обслугой, пока Людмила Юрьевна отсутствует.

Однако, увы, побеседовать Гурову удалось с одной лишь Мариной – ее мужа в загородном поселке не оказалось. На вопрос Гурова, где он и когда вернется, Марина ответила, что это ей неизвестно, чем немало удивила полковника.

– Вы берете пример со своей матери? – дружески улыбнулся он ей.

Девушка приподняла брови, показывая, что не понимает, о чем речь.

– Ваша мама призналась, что никогда не контролировала своего мужа и не задавала вопросов, куда он поехал и когда вернется.

– Ах, ну если в этом смысле, то да, – выдавила из себя улыбку Марина.

Дочь Гладких показалась Гурову замкнутой и неулыбчивой особой. Конечно, сложно ожидать, чтобы она прыгала от счастья в день, когда узнала о гибели отца. Но полковнику подумалось, что она такая не только в этот скорбный день. Внешне Марина явно не была похожа на свою мать – брюнетка, лицо продолговатое, глаза карие, близко посаженные, но неглупые. Нос, рот крупные. Лицо довольно приятное, однако флегматичное, какое-то сонное выражение и слегка выпяченная нижняя губа придавали ему унылый вид. Двадцатитрехлетняя дочь богатого чиновника должна была выглядеть, в понимании Гурова, несколько иначе.

Они сидели на веранде полукруглой формы, с белоснежными витыми стенами. На столе с гнутыми изящными ножками стояла глубокая фарфоровая тарелка, наполненная клубникой. Марина меланхолично брала по одной ягоде длинными пальцами и отправляла в рот. Перед полковником стояла точно такая же тарелка, принесенная домработницей. Ягоды были крупными, темно-красными и блестящими, и Гуров не стал отказывать себе в удовольствии поесть вкусных витаминов. На рынке цены на клубнику словно взбесились, небольшая банка стоила под две сотни, а заморская замороженная ягода, продающаяся в супермаркетах круглый год, была совершенно безвкусной и больше походила на вялый огурец.

– Отличная у вас клубника, Марина, – сказал он, стараясь хоть как-то расшевелить и разговорить девушку, но та лишь апатично кивнула.

«Что это, стресс из-за смерти отца на нее так подействовал? – размышлял Гуров. – Или что-то еще?»

Неподалеку в тенечке стояла коляска, накрытая козырьком, из нее свешивались две голые детские ножки – девочка мирно спала, пока ее мать беседовала с полковником. Собственно, беседой это можно было назвать с большим трудом – за все время Марина не произнесла и десятка слов. На вопросы она отвечала механически и односложно.

– Как без мамы, справляетесь? – попробовал Гуров расположить ее разговором об обыденных вещах.

– Вполне, – пожала плечами Марина. – Я же здесь не одна.

– Муж, наверное, помогает? – понимающе кивнул Гуров.

Марина проигнорировала упоминание о супруге и сказала:

– Здесь достаточно прислуги. Ночью с Викой будет няня, так что я смогу нормально выспаться. А завтра утром мне нужно быть в Москве, на похоронах. Вика, конечно, останется здесь.

Это была самая длинная фраза девушки с момента начала разговора, и Гуров, посчитав это прогрессом, решил продолжать в том же духе.

– Спокойная у вас девочка? – продолжал он, словно приехал сюда просто поболтать о том о сем.

– Да, – сказала Марина.

– Видимо, в маму. А папа был рад, что родилась дочка?

– Конечно, моему папе было все равно, кто родится.

Улыбка Гурова стала шире.

– Вообще-то я имел в виду папу девочки, – пояснил он.

– А, – произнесла Марина и замолчала.

«Нет, так не пойдет, – подумал Гуров, который, не будучи отцом, вынужден был ломать голову, что можно расспросить о детях. – Так мы до вечера с места не сдвинемся».

– А ваш муж поздно приезжает домой, Марина?

– Когда как.

– А сегодня когда вернется?

– Не знаю.

Гуров подавил раздражение и сказал:

– А вы не могли бы ему позвонить и спросить?

Марина отрицательно помотала головой.

– А почему? – сразу же спросил полковник.

– Я… У меня… У него недоступен телефон, – выбрала наконец Марина приемлемый, как ей казалось, вариант.

– Почему? – снова спросил Гуров, сверля Марину острым взглядом так, что девушка невольно принялась ерзать на стуле.

Она прекратила есть ягоды и вытянула сцепленные пальцы перед собой.

– Потому что он в другом городе, – ответила наконец Марина. – Он уехал в командировку.

– И в какой же город? – спросил Гуров.

– Ой, этого я не знаю, – моментально снова замотала головой Марина. – Я никогда его не спрашиваю о таких вещах.

– А когда он уехал?

Марина на секунду задумалась, потом сказала:

– На днях.

– Ну, Марина, а поточнее? Вчера, позавчера, два дня назад?

– Я действительно не помню. У меня с ребенком все дни похожи один на другой. – Теперь Марина смотрела на Гурова так, словно изо всех сил просила поверить и оставить ее в покое.

– И что, он вам за это время ни разу не позвонил? – недоверчиво спросил Гуров. – Довольно странное поведение, не так ли?

– Ничего странного, – отводя глаза, промямлила Марина. – Он же поехал по делам.

– Не понимаю, как его делам может помешать телефонный звонок жене, – пожал плечами Гуров. – Я вот, например, когда уезжаю в командировку, обязательно звоню своей супруге каждый день. А то и несколько раз.

И он снова улыбнулся располагающе, но на Марину это не действовало.

– Наверное, вы образцовый муж… – протянула она.

– А ваш? Не образцовый?

– Нормальный…

«Улитка какая-то! – невольно разозлился Гуров. – Уж хоть врала бы как-то более убедительно!»

– Дайте мне номер телефона вашего мужа, – сменив тон на сухой и деловой, потребовал он.

– Зачем? – Кажется, она впервые встрепенулась и оживилась.

– Надо, – отрезал Гуров, доставая блокнот.

– Я не помню…

– Но он должен быть в вашем телефоне.

Марина продолжала молчать.

– Марина Вячеславовна! – Гуров отложил блокнот и пристально посмотрел на девушку. – Ту информацию, которую вы от меня пытаетесь скрыть, получить очень легко. Без вашего участия. И я непременно это сделаю, если вы откажетесь отвечать. Но только следственные органы сочтут это как отказ помогать следствию. Понимаете? И это будет крупный минус вам. Согласитесь, девушка, которая препятствует следствию по делу об убийстве собственного отца, выглядит подозрительно.

Он намеренно употребил слово «убийство», чтобы хоть как-то встряхнуть эту апатичную девчонку. Марина слегка вздрогнула, теперь в ее глазах был явный испуг.

– Если хотите, мы можем прямо сейчас проехать с вами в Управление внутренних дел и там побеседуем официально, с протоколом и прочим. Может быть, в официальной обстановке вам будет проще сосредоточиться?

Марина молча ковыряла носком туфли камешек в садовой дорожке.

– Я никуда не поеду, – тихо сказала она. – Отвезти меня силой вы не можете. И вообще… Я ничего не знаю. Я не отказываюсь помочь следствию, просто мне совершенно нечем помочь. Извините.

И она, поднявшись с места, двинулась в сторону дома, бросив на ходу женщине лет тридцати, сидевшей с газетой в шезлонге в глубине сада: «Ольга, последите за Викой!»

«Черт знает что, ну и семейка! – сердито подумал Гуров. – Нужно бы поскорее выяснить через нотариуса про имущественные дела внутри ее. И заняться этим зятем вплотную. Что-то мне подсказывает, что он не хочет попадаться на глаза полиции».

Молча встав, Гуров прошел к воротам и вышел на улицу. Сел в свою машину, завел двигатель и поехал в Москву. Он надеялся, что, может быть, Крячко за это время удастся выколотить что-нибудь из допрашиваемых свидетелей.

Станислав Крячко уже побеседовал и с персоналом пансионата, и с четой Прохоровых и теперь плотно взялся за Виталия Щелокова. В тот момент, когда Гуров вернулся из Павловской слободы, Крячко как раз сидел за своим столом, а напротив него устроился Щелоков. Гуров отметил, что Стас посадил его на его собственный, гуровский, стул. И, видимо, сделал это намеренно. Заместитель руководителя департамента, не привыкший к жестким сиденьям, постоянно елозил на стуле, перекладывал одну ногу на другую, откидывался на спинку, менял положение и явно маялся. Крячко беспечно делал вид, что ничего не замечает, однако от Гурова не ускользнула злорадная ухмылка, притаившаяся в уголках губ Станислава.

«Какие-то детские штучки! – подумал Гуров, который как раз любил свой стул и чувствовал себя на нем комфортнее всего. – Из вредности подсунул ему мой стул и радуется…»

Но ни словом, ни намеком Лев не выказал своего недовольства в присутствии свидетеля. Он знал, что у Станислава свои методы допроса, частенько он, увлекшись, устраивал из этого процесса целый спектакль, в котором была значима каждая мелочь. Так что, может быть, с этим стулом была связана определенная часть акта. Гуров спокойно выдвинул из угла стул с мягким сиденьем и спинкой, поставил к своему столу и уселся, прислушиваясь к тому, о чем говорят Крячко и Щелоков.

– Значит, на вашей жене был купальный открытый костюм бирюзового цвета, – терпеливо говорил Крячко, старательно рисуя какие-то каракули на бумаге. – Она прямо из-за стола в нем вышла?

– Послушайте, я вам уже сто раз это говорил! – не скрывая раздражения, отвечал Щелоков. – Девушки поднялись в свои номера переодеться. В это время Гладких, живой и здоровый, сидел за столом. А потом мы сразу уплыли.

– Эти показания не подтверждаются никем, – покачал головой Крячко. – Никто не может достоверно утверждать, что, когда вы уплыли, Гладких был еще жив. И потом, мы ведем речь не только о смерти Гладких. Погибла ваша жена, или вы уже об этом забыли?

– Я ничего не забыл! – огрызнулся Щелоков. – Это вы, кажется, забываетесь! Я, вообще-то, уважаемый человек. И кроме того, у меня личное горе. Как вы верно заметили, я только вчера потерял жену. И то, что я сижу сейчас здесь и отвечаю на ваши вопросы вместо того, чтобы заниматься похоронами, – всего лишь любезность с моей стороны.

Крячко невозмутимо выслушал гневную тираду Щелокова, почесал за ухом и сказал:

– А вы думаете, я здесь сижу из большого желания с вами беседовать? Да у меня вообще сегодня законный выходной! Я мог бы футбол сейчас смотреть, хотя бы в повторе, а вместо этого помогаю установить, отчего погибла ваша жена! И вы же еще недовольны!

– Моя жена утонула, – произнес Щелоков почти по слогам. – И для меня это огромное потрясение.

– Верю, – кивнул Крячко. – Но по роду службы опираться я должен не на веру, а на факты.

– Какие еще факты? – выкрикнул Щелоков, потом резко повернулся к Гурову и попытался апеллировать к нему: – Господин… Простите, я так и не знаю вашего имени.

– Лев Иванович, – подсказал Гуров.

– Можно и гражданин начальник, – вставил Крячко.

– Лев Иванович! – не обращая на Крячко внимания, быстро заговорил Щелоков. – Я прошу вас разобраться в ситуации. Меня держат здесь уже который час, я даже еще не завтракал, не то что не обедал! У меня…

– Обед вам принесут, – вставил Крячко, – я распоряжусь.

– …У меня вчера утонула жена, я сто раз ответил на одни и те же вопросы, – продолжал Щелоков, не слушая его. – На эти же вопросы ответили мои друзья. Что, в наших показаниях есть расхождения? Какие?

– Вы успокойтесь, Виталий Павлович, – проговорил Гуров. – Так сложились обстоятельства, что мы вынуждены расследовать два дела одновременно. В обоих фигурирует смерть. Поэтому вас и опрашивают столь тщательно.

– Но я же уже все рассказал! – приподнялся на стуле Щелоков.

– Никогда не мешает еще раз все досконально повторить, – вмешался Крячко. – Повторение – мать учения, так еще древние греки говорили.

– Не греки, а римляне, – машинально поправил его Гуров.

– Вот видите, Лев Иванович у нас человек ученый, – уважительно произнес Крячко. – А я вот лапоть, действую деревенскими методами. Но человек я справедливый, это вам и он сам подтвердит. Так что вы не переживайте. Разберемся!

– Виталий Павлович, в каких отношениях была ваша жена с господином Гладких? – спросил Гуров со своего места.

Щелоков приоткрыл рот и бросил быстрый взгляд сперва на Гурова, потом на Крячко. Судя по выражению лица Станислава, он еще не задавал этого вопроса, видимо приберегая его для самого подходящего момента. Гуров решил приблизить этот момент, и Крячко насупился: Гуров украл у него эффект неожиданности, точнее, решил использовать его сам.

– Моя жена, – отчеканил тем временем Щелоков, – не имела с господином Гладких никаких отношений! И если вам кто-то что-то наговорил, хочу заметить, что не к лицу офицерам полиции интересоваться слухами и сплетнями.

– Увы, приходится, – вздохнул Крячко. – Слухи порой здорово помогают нашей работе. Иногда такого узнаешь, чего на официальном допросе клещами не вытянешь.

– Значит, вы отрицаете, что она находилась с Гладких в интимной связи? – посмотрел Гуров прямо в лицо Щелокову.

– Да! – громко ответил тот. – Отрицаю. И я вообще отказываюсь отвечать на дальнейшие ваши вопросы. Отказываюсь!

Он демонстративно сложил руки на груди и уставился в окно. Крячко переглянулся с Гуровым и сказал:

– Лев Иванович, можно тебя на минуточку?

Крячко поднялся из-за стола, взяв с него какую-то бумагу, и кивком позвал Гурова в коридор.

– А вы пока посидите, Виталий Павлович, сейчас я вернусь, и мы с вами продолжим. – И Крячко протопал к двери. Гуров, не выдавая своего удивления, прошествовал за ним.

– Вы все тут заодно, – бросил им в спину Щелоков.

– Естественно! – ухмыльнулся Крячко. – Мы же делаем одно общее дело. Точнее, два, но это уже частности.

Он вывел Гурова в коридор, прошел подальше от кабинета и заговорил серьезно:

– Лева, посмотри, какую интересную штуку я заметил. Мне тут принесли распечатку с телефона этой самой Натальи Щелоковой. И тут обнаружилась любопытная переписка. Собственно, переписка всего из двух сообщений, но и это уже наводит на определенные мысли.

– Показывай, – потребовал Гуров.

Крячко показал ему первую эсэмэску, пришедшую на номер Натальи вчера в двадцать один час десять минут. Текст гласил: «Наталья, что решили? Советую назначить встречу – это в ваших же интересах».

– А вот и ответ, – ткнул пальцем Крячко.

Ответная эсэмэска от Натальи сообщала: «Воскресенье пятнадцать часов кафе «Интрада».

– Интуиция мне подсказывает, Лева, что этого таинственного незнакомца нужно проверить.

– Или незнакомку, – сказал Гуров. – Проверял, кому принадлежит номер?

– Конечно! Номер зарегистрирован на Скрыпник Ольгу Викторовну. Кто такая, не знаю, имечко слышу впервые. И самое интересное, что в мобильном самого Щелокова этот номерок зафиксирован! Он созванивался с этой самой Скрыпник на протяжении последних трех недель. С Натальей же Скрыпник созванивалась всего один раз, это было три дня назад. Причем звонила Скрыпник, а не Наталья. После этого два дня была тишина, а затем последовала эта эсэмэска.

– Ты спрашивал у Щелокова, чей это номер?

– Разумеется! Но он, собака, дурака из себя строит. Говорит, что не помнит, что это, скорее всего, по работе, что у него куча телефонных номеров и он не может помнить всех абонентов. Врет! По глазам вижу, врет! Ты думаешь, что я в него вцепился просто так? Я же вижу, что он темнит. И эта странная переписка, и его амнезия меня очень настораживают. В эсэмэске явно звучит угроза.

– Возможно, – задумчиво сказал Гуров.

– Нужно брать эту Скрыпник и устраивать им с Щелоковым очную ставку. Тогда посмотрим, что он запоет.

– Постой, кажется, у меня идея получше, – продолжая размышлять, сказал Гуров. – Воскресенье завтра. Нужно, чтобы встреча состоялась. Ведь Скрыпник, или кто там за ней скрывается, может и не знать, что Натальи больше нет.

– Вот именно! – язвительно заметил Крячко. – В свете этого малюсенького нюанса мне понятно, как может состояться их встреча.

– Но Скрыпник вовсе необязательно встречаться с Натальей, – улыбнулся сыщик. – В кафе пойду я.

– И чего ты добьешься? – скривил губы Крячко. – Думаешь, я не прокручивал этот вариант? Скрыпник моментально уйдет в себя и скажет, что просто-напросто предлагала Наталье купить у нее платье, которое не подошло ей, но идеально село бы на Наталью. Поэтому это было в ее интересах. А выразилась немного неуклюже, потому что набирала эсэмэс второпях. Вот тебе и весь разговор! И как ее после этого колоть?

– Посмотрим, – подмигнул ему Гуров. – Ты пока что не спрашивай Щелокова про эту Скрыпник. И не выпускай. И звонить не давай. Иначе они могут связаться, и тогда наш план полетит к чертовой матери. Давай возвращайся, заканчивай с ним, и будем переходить к другим действиям.

– Ты что же, хочешь мне и завтрашний выходной угробить? – возмутился Крячко.

– Вот-вот, я так и понял, что тебя моя идея не устраивает в первую очередь по этой причине, – засмеялся Гуров.

– Это во вторую, – не согласился Крячко. – А в первую, потому что она идиотская.

– Ты хочешь сказать – бесперспективная, – поправил его Гуров.

– Я хочу сказать то, что сказал, – отрезал Крячко. – Все равно из этой затеи ничего путного не выйдет.

– Посмотрим, – с делано безразличным видом произнес Гуров.

Крячко пожал плечами, взял распечатку и вперевалочку отправился назад в кабинет.

Гуров же прошел к Орлову и рассказал о сделанном. Собственно, сейчас Петр не требовал ежечасного отчета – видимо, начальство пока еще не наседало на него со сроками раскрытия преступления. А может быть, надеялось, что к окончанию выходных будет установлено, что это был все-таки несчастный случай. Орлов пока что не раскрывал всех карт, отвечая на вопросы извне односложно: «Ведется следствие. Подробности потом».

– Нотариус Корчевный… Тебе знакома такая фамилия? – спросил Гуров Орлова после того, как доложил о своих встречах.

– Намекаешь, что мне пора завещание писать? – ухмыльнулся Орлов. – Так мне и завещать нечего. Богатства не нажил, квартира так и так жене отойдет по закону, машина тоже…

– А еще говорят: «Как хорошо быть генералом»… – пошутил Гуров.

– Врут, Лева, – сейчас же ответил Орлов. – Завидуют. А посидели бы на моем месте… Эх! Вот тебе ли, Лева, не знать, какой это крест.

– Я вообще-то пока что полковник, – заметил Гуров.

– Зато ты каждый день имеешь честь лицезреть меня. Точнее даже, не меня, а мою работу. Постоянно как на раскаленных углях! А у меня ведь здоровье слабое, нервишки уже шалят, сердце побаливает… – принялся перечислять Орлов.

– Ладно, ладно! – остановил его причитания Гуров. – Ты в последнее время полюбил жаловаться на судьбу. Неконструктивная линия, сразу тебе скажу. Так что по Корчевному?