Книга: Очарованный странник. Леди Макбет Мценского уезда: роман, повести, рассказы - Николай Лесков

Автор считает его праведником. Сам герой считает себя грешником. Кто же он на самом деле? Его посылы и стремления светлы и богоугодны, но его импульсивные (а иногда и спланированные) действия часто богомерзки.

С одной стороны, пьянство, азарт, жестокость по отношению к животным и некоторым людям, полное безразличие к своим женам и детям, воровство, убийства. С другой стороны, крепкая вера в бога, патриотизм, храбрость, милосердие, жертвенность, смирение.

Ангельское милосердие и дьявольская жестокость могут ужиться вместе только если у человека нет внутреннего стержня, и он легко может склониться в любую из сторон. С другой стороны, герой твердо верит в бога — обычно это очень твердый, несгибаемый стержень.

Может быть это такая широкая русская душа? Не могу судить. В чем она заключается? Если в непонятном томлении и страсти, то тогда, пожалуй, и так. Имя, да, трижды русское — Иван Северьянович Флягин. (Четвертое измерение русскости добавляет имя человека, рассказавший мне эту историю — Клюквин :))

Чем, кем он очарован? Богом? В любом случае, вера его вне религии. Вообще, по православию автор прошелся неликоприятно. Миссионеры в степях отказались его спасать, так как их цель — обращать неразумных татар в христианскую веру, а не помогать своим православным братьям. Да и в других случаях православие не выглядит у Лескова привлекательным.

Очарован людьми? Не исключено. Один маг его очаровал буквально, да и влияние на него цыганки не обошлось без каких-то потусторонних чар.

Но скорее всего он очарован именно своей дорогой. С жадностью он встречает всё новые повороты на своем тернистом пути, зачастую ища их сам.

Он прежде всего странник и этим уж и очарован. И здесь как никогда кстати можно вспомнить мотив лошадей — единственное, что сопровождает его на всём долгом пути. В начале своего повествования Голован рассказывает об укрощенном им когда-то с помощью особой хитрости диком коне. Рассказчик укротил его мистическим страхом, физической болью, а затем лаской.

Не это ли портрет и самого героя? Дикий, необузданный конь, которого никто не может приручить. Ни бог, ни царь и не герой. В его жизни было много мистического страха, много боли и много ласки. Но при этом не нашлось силы, которая бы смогла укротить его необузданный страстный бег. Так он и скачет по дорогам до сих пор. Ещё и на войну собирается на старости лет.

Может быть в этой страстности и заключается та самая русская душа? И цыганка тогда полюбилась ему именно за свою дикость. Не знаю, душа Голована для меня потемки.

Но конь, хоть и умное животное, но всё же не чета человеку. Так и Иван Северьянович в своих рассуждениях иногда напоминает неразумного ребенка. И тогда его мощная богатырская сущность скукоживается до какого-то карикатурного солдата Швейка. То ли идиот, то ли мудрец. Что ни сделает — всё не так. Хочет как лучше, а получается как всегда. То ли праведный странник, гордо ступающий по Земле Русской, то ли неприкаянный скиталец, безропотно воспринимающий удары судьбы.

Можно сравнить героя и с Големом, чья сила и желание послужить своему Богу не соответствовали возможностям и самой природе.

Ведь не зря же рассказчик всё-таки ушел в монастырь с мыслью:

Что больше повиноваться, то человеку спокойнее жить

Да, коням, Швейкам и Големам лучше только повиноваться, не проявляя никакой инициативы. Впрочем, и это не всегда спасает окружающих их людей от бед.

Короче, запутал меня автор. Снова, как и в "железной воле", он предстал передо мной Шахерезадой, плавно плетущей кружева своих экзотических сказок. Но морали на этот раз я не понял.

В целом весь период творчества Лескова семидесятых - начала восьмидесятых готов обозначен этой тенденцией - поиском святости и правды в обычной, будничной жизни. Тут нет ни характерной для его времени критики властей или церкви, ни проповедей и наставлений о том как следует жить, а есть голые факты о бытии тех, на ком стояла и стоит земля. Интересно отметить, что одним из стимулов к этим исканиям послужила критика Лескова, в которой его характеризовали как циничного реалиста, который выводит на сцену в основном только отрицательных персонажей в самых неприглядных обстоятельствах. Стоит сказать, что лучшее определение столь возвышенным и благородным персонажам Лескова задолго до него дал датский философ Серен Кьеркегор, дав им наименование "Рыцари веры". Итак, чем же характеризуется их бытие, почему же они так важны не только с литературной, но и чисто общечеловеческой точек зрения и где же их можно встретить.

Определение "Рыцаря веры" было дано Кьеркегором в книге "Страх и трепет". Резюмируя, можно сказать, что это одушевленный человек-парадокс, вбирающий в себя как вечное так и временное и, в чем собственно и состоит его гениальность, талант и богоизбранность, умеющий сочетать их так гармонично, что у остальных, обыкновенных людей, его существование вызывает либо смех, либо удивление, либо восхищение. Этот персонаж причастен ко всем тайнам Творца, но не столько силой своего ума или прилежания, сколько склонностями сердца и души. Аскетизм, проповеди, ученые поиски всевышнего, научные доказательства истинности божьих заповедей - все это ему совершенно чуждо. Он никогда не учил божьих заповедей, ибо они отпечатаны в самом его сердце и читает их он своими страданиями, радостями и любовью. Кьеркегор также отличает Рыцаря Веры от Рыцаря смирения, и на эту тему у Лескова также написан отдельный рассказ, целиком и полностью проницающий глубинную идею их различенности. Только рыцарь Веры является истинным и настоящим героем, в то время как рыцарь смирения есть лишь достойный восхищения и почитания, но все еще суетный и земной житель.

Все это гениально выражено в рассказе "Скоморох Памфалон", в котором сталкиваются лбами две идеологии святости. Первую представляет отшельник Еремия - бывший великосветский правитель, обладавший властью, богатством и почестями, но отказавшийся от всего ради поиска Всевышнего. Имущество он раздает бедным, отказывается от всех своих социальных регалий, начинает поститься и таким образом ближайшие тридцать лет проводит на столпе, приобретя славу столпника-чудотворца. Однако в итоге, столь тяжкие испытания не увенчиваются успехом, когда он сам внутренне начинает сомневаться в собственной правоте. Тогда же, внутренний голос увещевает его идти в город, к людям, в самое сердце греха порока и найти там Скомороха Памфалон, чья жизнь посвящена не Всевышнему, а самому что ни на есть низменному - развлечению и усладе вечно пьяных бедняков и богачей Содома и Гоморры. Придя в гости к Памфалону, Еремия понимает, что скоморох истинно святее и благороднее его и тысяч таких же как он. Скоморох не живет вечностью, не требует себе бессмертия, а напротив, ежедневно бичует и терзает самого себя как самого подлого и недостойного. Но при его сердце не замерзло в богословской логике и бесплодных раздумьях, а душа все также открыта миру и добру.

В этом Еремия убеждается выслушав историю скомороха, в которой тот повествует о том, как судьбою ему был дан шанс навсегда освободиться от оков бедности и посвятить свою жизнь праведному служению, однако он отказался от него в пользу благополучия девушки, ради которой также был готов отдать себя в кабалу. После исповеди Памфалона, Еремия понимает, что истинная праведность состоит вовсе не в отречении и пренебрежении, а в жизни в миру, среди людей. Легко верить в свою святость и безгрешность, устраняясь от всех человеческих проблем и бедствии, разыгрывая из себя страдальца во имя Творца. Но куда сложнее быть в эпицентре событий, среди бурь роковых страстей, между Сциллой и Харибдой, уверенно вести свой утлый челн навстречу опасностям, сомнениям и клевете, вопреки всем общепринятым мнения. Однако только такая жизнь праведна.

Тут можно сказать о второй, а именно мирской стороне жизни рыцарей. Как эти люди, состоя в самых разнообразных должностях и ступенях социальной иерархии умеют совмещать в себе божественное и мирское. Этому парадоксу или противоречию бытия отведена большая и, в общем, даже лучшая, часть сборника. В целом ряде рассказов Лесков рисует персонажей, чьи должностные обязанности или просто общественный статус бывают вынуждены войти в роковое противоречие со склонностями сердца. Так, например, в повести с парадоксальным названием "Кадетский монастырь" автор рисует воспитателей военного училища, как людей высокодуховных, приобщенных к высшим тайнам, где растут семена истинного благородства, человеколюбия и помощи ближним, и пытающихся всеми доступными способами передать эту тайну детям (души которых, нужно сказать, ее жадно впитывают). Лесков показывает, что эта святость только крепчает и приобретает непередаваемую силу от внешнего сопротивления. Строгий и военный режим Николаевской эпохи только глубже зароняет в души отроков семена сочувствия и человеколюбия. Претерпевая справедливое возмездие, назначенное по уставу, они лишь полнее ощущают какую-то причастность к высшей правде и справедливости.

Однако Лесков и тут предостерегает от неверных интерпретаций - в рассказе "Инженеры-бессеребренники" он создает персонажа, который столь фанатично предался чистоте и благородству, что вошел в прямую конфронтацию со всем миром, что конечно не является правильным, ибо автор настойчиво проводит идею о том, что нужно стараться жить праведно и в миру, а исправить последний невозможно. Всякая подобная попытка приводит к абсолютно бесплодным трагическим последствиям. Поэтому для автора важно показать именно эту слиянность, взаимопроникновение и незримое присутствие божественного в казалось бы самых обыкновенных людях. И лучше Лескова в русской литературе этого не делал почти никто.

Конечно, темой рыцарства маленьких людей величие сборника не исчерпывается, но за недостатком места, стоит отметить еще одну главнейшую причину прочитать книгу - это ее стиль и язык. Манера письма Лескова уникальна, он владеет русской речью как никто и никогда. У него мы чувствуем синтез глубинной народной мудрости, уходящей корнями в простоту и возвышенность, благородство и чистоту образованного русского дворянства, которое умело эту простоту расширить и вывести из нее настоящую мудрость веков. Действительно сложно найти аналог стилю Лескова - это мистицизм фольклора, слиянный с приземленностью бытописания крестьян плюс парящий лиризм поэзии незамутненного благородного русского языка девятнадцатого века. Уверенно можно сказать, что Лесков - настоящий клад, который только нужно открыть.

Этот текст куда более психологичен, чем та же «Леди Макбет» за счет того, что построен вокруг личности странника. Она интересна за счет сочетания в себе доброты и невежества. Флягин, человек по самой своей глубинной сути добрый и положительный, совершает порой такие поступки, что впору ужаснуться. То хвост у кошки отрубит, чтобы «проучить», то напьется до беспамятства, то человека убьет. Вот вам и тест на эмпатию, господа читатели.

Не буду сильно восторгаться тем, насколько хорошо Лесков исследовал великую и ужасную «русскую душу» во всей ее красе. Для меня Флягин стал иллюстрацией не национального характера, но просто человека неосознанного, у которого, несомненно, есть строгие понятия о том, как нужно жить - вот только появились они не путем наблюдения за другими, а изнутри него самого - из-за чего поступки героя часто вызывают общественное осуждение. Странник практически лишен «культурной надстройки», что, конечно, делает его в каком-то плане свободным, но и не вызывает восхищения. Можно бесконечно упиваться широтой и противоречивостью русского характера, но лично у меня не получается закрыть глаза на то, сколь много проблем может принести «невозделанность» ума и совести.

Любопытная у Лескова трактовка праведности получилась. Праведен не тот, кто не грешит, но тот, кто не помышляет о грехе. Значит, в какой-то степени незнание закона все-таки освобождает от ответственности. Подумаю об этом на досуге.

Итак, "Очарованный странник". Это рассказ в рассказе - странствующий монах повествует о своей жизни любопытным слушателям в путешествии. С самого рождения Ивана Флягина, мать которого умерла родами, и до момента текущего. Сказать, сколько прошло лет - проблематично, ибо выросший Иван, убив кошку госпожи, а до этого в чуть более юном возрасте - человека (по случайности, забавы ради хлестнув, а тот возьми да помри), уходит со двора и попадает в плен к азиатам, где без малого десять лет ожидает спасения. Женится попутно на парочке дев, воспитывает кучу детей, коих не считает своими, ибо они не крещёные. Религия тут не просто цветет, она буйствует, покрывая собой такую дичь, что ни в сказке сказать ни пером описать, да в русской классике зато сыскать можно.

Спасшись от азиатов (не чудом, а волею Господа, ибо все тут делается только таким образом), он становится нянем для маленькой девочки, после сбегает с матерью ребенка и ее возлюбленным, оставив родному отцу дочери шиш с маслом. Накал событий достоин самых эпичных индийских картин. Но что самое страшное - такое вполне могло быть и в реальности. При чтении не возникает проблем с тем, чтобы поверить в написанное - оно живое и, благодаря языку, колоритное.

А дальше шли пятнадцать лет войны, которые закончились монашеским одеянием. Могло бы все им закончиться сразу, ибо было Ивану видение, в котором говорилось, что надо ему Богу служить, так как мать его завещала отдать. Удивительно, насколько не ценилась человеческая жизнь.

Второй рассказ, "Тупейный художник", тоже мрачный. От лица женщины, няньки, что рассказывает о своей жизни своему воспитаннику. Как она была актрисой, да полюбила тупейного мастера (гример в переводе на современный), а хозяин-барин и его отпускать не хотел, и девицу себе возжелал. Не Ромео и Джульетта, конечно, но история трагичная - кто в могиле, кто прикладывается к бутылке.

Третий "Железная воля", вновь является рассказом в рассказе. История про то, что русскому хорошо, а немцу смерть. Приехал тут один немец в Россию, и была у него воля железная, да только и не таким хребтину перебивала наша страна, не получится лом об спину сломать, она другим способом зайдет и все равно издохнешь. Трагикомичность этого произведения заставляет то смеяться, то хвататься за голову.

Спасибо, я снова вспомнила, что русская классика - это когда все плохо.