Текст книги "Остановки в пути. Вокруг света с Николаем Непомнящим. Книга первая"

Известно об этом человек очень мало. Прибыл ли он в Африку с флотом Васко да Гамы или его доставили туда корабли Кабрала – сказать трудно. В 1505 году он появляется в Софале. Что он там делает – осталось тайной, о нем самом-то известны крохи. Знают, что он был беглецом из Португалии. За что его преследовали – неясно. Вместо казни он выхлопотал себе поездку в Африку: по тогдашним временам эти понятия были равноценными. Кое-какие сведения есть и о нем в хрониках. «…Были они в городе Килоа (Килва. – Н. Н.), и там был Антониу Фернандиш, морской плотник, которого оставил там Педру Алвареш, и карта при нем была…» Какая карта? Наверное, достаточно важная, раз о ней упоминает хронист. А карта действительно была у Фернандиша наиважнейшая. В Килве он, если верить хронике, собирает информацию о том, что «происходит у этих добродушных людей с обычаями явно варварскими», то есть у жителей внутренних районов Мозамбика. Фернандиш знакомится с африканцем Мафамедо Анкони, который и сообщает ему массу интересных сведений.

В 1514 году он собирается в первое опаснейшее путешествие в Африку. «Первый белый человек в Мономотапе» – так через 400 с лишним лет назовут его исследователи. Удалось установить месяц отправки его в Африку. Афонсу ди Албукерке, второй губернатор Индии, писал из Гоа королю Португалии 25 октября 1514 года: «Официальные лица написали мне из Софалы, что нашелся человек, которому и было приказано открыть тот город в Мономотапе, откуда золото проистекает, и отправился он к маврам, о чем докладываю почтеннейше Вашему Величеству». По всей вероятности, письмо шло из Софалы до Гоа два месяца, и Фернандиш отбыл в конце июля, в сухой сезон. К тому же в июле – сентябре от Африки к Индии дуют благоприятные ветры, так что письмо было передано именно тогда.

Сообщение о путешествии Антониу Фернандиша написал его современник, хронист Гаспар Велозу, и немедленно отправил ко двору. При письме была та самая карта, которую и нашел в Лиссабоне Аксельсон…

Фернандиш был в Мономотапе два, а может быть, три раза. Карта, составленная им, стоила всего золота юга Восточной Африки, но картографам того времени не было дано оценить титанический труд безвестного «морского охотника». Понадобились столетия, чтобы современные ученые наложили на карту Фернандиша новенькую карту золотых и медных месторождений Мозамбика и Южной Родезии и со священным ужасом обнаружили, что они совпали в мельчайших деталях! Откуда появилась такая карта у Фернандиша? Может быть, он сделал ее по образцу каких-то древних местных, неизвестных нам планов, находившихся в распоряжении правителя Мономотапы? Самое удивительное то, что на этой карте, датируемой 1514–1515 годами, нанесены золотые и медные месторождения, которые начали исследоваться и разрабатываться только в начале и середине нашего века! А некоторые золотоносные жилы, указанные на карте, разведаны совсем недавно.

Следы Фернандиша теряются в первых десятилетиях XVI века. Как сложилась его судьба после путешествий? По одним данным, он женился на африканской красавице и ушел с ней в глубь континента, по другим, он бесславно и тихо умер, не признанный современниками, не оценившими его подвига.

Потрясает другое. Фернандиш, несомненно, пользовался местными африканскими источниками для составления своей карты. Каких же высот должен был достичь опыт мономотапских рудознатцев, чтобы создать схему месторождений благородных металлов огромного района междуречья Замбези и Лимпопо! Может быть, им кто-нибудь помог? Ведь найдены же в Зимбабве осколки китайского фарфора и египетские статуэтки… Плавали же по Индийскому океану мореходы из Мохенджо-Даро и малайские рыбаки…

Доказательств пока нет. Ясно одно. Португальцы пришли на готовое. Воспользовавшись своим превосходством, они выжали из Мономотапы гигантские порции золота.

…Я не заметил, как подступили сумерки. За эти часы меня никто не потревожил. Ни одна живая душа не заглянула в крепость Нашей Богоматери на берегу залива Делагоа: здесь скучно и жарко, абсолютно нечего смотреть, голые стены да пушчонки – эка невидаль…

Мозамбик, частица Мозамбика

Остров Мозамбик заслуживает, конечно, дней и недель пристального внимания, а вовсе не часов. Но получилось так, что у нашей машины испортились аккумуляторы и необходимо было засветло успеть в Нампулу – ехать вечером без огней в этих местах небезопасно. Поэтому за те немногие часы, что мы провели на острове, нужно было узнать максимум интересного при минимуме затрат времени.

С чего же все началось? Для португальцев в XV веке – с Васко да Гамы. Для нас – с длинной пыльной дороги…

На среднемасштабной карте страны остров Мозамбик представляется совсем рядом с районом Альто-Лигонья, где мы работали, – всего 150 километров до Нампулы и столько же от Нампулы. За первые полтора часа езды из нашего геологического лагеря руки, ноги и шея деревенеют от постоянных усилий сохранить тело в неподвижности. Скачущая за окном картина – типичная парковая саванна, разбавленная отдельными скальными образованиями – инзельбергами.

Классический пейзаж Юго-Восточной Африки

В Нампулу въезжаем ранним африканским утром. На небе ни облачка, но жары пока нет. Столица провинции встречает нас аллеями оранжевых, в цвету, акаций и розовыми олеандрами. Проходим город насквозь, иначе не успеть на остров к обеду. От Нампулы до океана дорога прекрасная, после 150-километровой грунтовки асфальт с выбоинами кажется зеркалом. Исчезают горы и холмы, тянутся поля сизаля, появляются пальмы и баобабы. Гигантские деревья стоят по краям дороги серые и голые, будто из камня, – зелень на них появится позже, в Мозамбике – зима.

И наконец, последняя развилка. Налево – дорога в порт Накала, направо – на остров. Гигантская трехкилометровая стрела из бетона и железа соединяет материк с островом. Еще несколько минут – и наш «лендровер» ныряет в лабиринт узких улочек. Мы на острове.

Заглянем теперь в век пятнадцатый…

«Люди на этом острове красны кожей и хорошо сложены. Одежда их сшита из тонкого льна и хлопка и украшена золотом. Они – купцы и торгуют с маврами…» И дальше: «Четыре судна имелось здесь на погрузке, и нагружали их серебром, золотом, тканями, перцем, имбирем, жемчугом и прочими богатствами». Это строчки из судового дневника экспедиции Васко да Гамы. В первых числах марта 1498 года после многомесячного плавания эскадра пришла на остров Мозамбик. Первое, что узнали португальцы, были данные о золотой торговле на побережье. «Эти сведения, а также многое другое так нас порадовали, – записал в дневнике один из участников экспедиции, – что мы закричали от счастья и возблагодарили всевышнего за то, что после долгих мытарств он дал нам наконец искомое…» Сам да Гама проявил меньше эмоций. Узнав о многочисленных торговых операциях золотом и камнями, он уже прикидывал, как лучше закрепиться на острове, и недоумевал, почему здесь так много арабов.

Тогда, в 1498-м, ему неоткуда было узнать всей предыстории этого района Африки. Не знаем ее досконально сегодня и мы. По фрагментам уцелевших хроник, свидетельствам ранних путешественников-арабов и португальцев ученые только начинают восстанавливать отдельные вехи богатой событиями истории этой части восточноафриканского побережья.

…Да Гама пригласил на борт местного правителя, и тот был очень польщен приемом и подарками. Португальское знакомство с островом состоялось.

Через два года остров посетил направлявшийся в Индию флот Алвариша Кабрала. Взяв воды и лоцманов, Кабрал ушел дальше, в Килву. На обратном пути мореходы вновь зашли на Мозамбик – стоянка на острове становилась необходимостью.

Проходили десятилетия. Как грибы росли форты на побережье и по берегам крупнейших рек Юго-Восточной Африки – Замбези и Сави. Застраивался и остров. Сменялись коменданты, оставляя творения рук своих подчиненных: крепости, тюрьмы, склады…

На острове все как в прошлые века

После сытного обеда в таверне «Сухой док» – крупного лангуста с рисом, устриц под острым соусом карри и португальского «тинто» – захотелось посидеть на берегу, посмотреть на океан, подышать живительным морским воздухом. Мы вышли на набережную. Весь берег справа занимала величественная крепость.

…Крепость Сан-Себастьян на острове Мозамбик – крупнейшее из всех укреплений португальцев в Юго-Восточной Африке. Этот форт, охранявший пролив между островом и материком, построен из массивных гранитных блоков и вооружен превосходными, дальнобойными по тем временам пушками, простреливавшими пролив. Эту крепость видел русский путешественник начала нашего века Сергей Аверинцев, она поразила его размерами и мрачностью.

Ее не раз испытали на прочность и голландцы, и арабы, и французы. Крепость отбила все атаки. Сейчас под ее стенами мозамбикские мальчишки ловят крабов, а чуть дальше в море белеют паруса рыбачьих суденышек. От этого промысла зависит благосостояние всего населения острова. Запах рыбы преследует нас повсюду. Остров пропах морем, чешуей, раковинами. Лучшее время лова – шесть месяцев лета. У жителей три основных типа лодок. Алмадиаш, выдолбленные из цельного ствола дерева, могут достигать значительных размеров. Лодки эти узкие, и для устойчивости рыбаки ставят на них балансир. Кашкиньяш сшиты из шкур животных («кашка» в переводе с португальского означает «кожура», «шкурка») или из коры дерева. Кахото наиболее современны, сделаны из досок или другого удобного материала.

Остров Мозамбик

Что берут с собой в море? Только пресную воду. Несмотря на то, что ловля продолжается шесть-восемь часов, люди не запасаются едой – лишний груз на борту ни к чему.

Нам посчастливилось: в той части пляжа, где мы смывали накопившуюся за день усталость, расположилось семейство – мать и трое детей. Расставив на берегу корзины с мокрыми водорослями внутри, они поджидали отца. Тот охотился под водой на осьминога. Скоро появился рыбак с длинной острогой. В левой руке он держал за щупальца некрупного осьминога. Как он его поймал? Когда рыбак увидел головоногого в расселине, то всплыл, глотнул воздуха и снова ушел под воду. Потом прицелился и воткнул гарпун в тело животного. И тут же снова всплыл. Будь рядом напарник, он помог бы вытащить животное из расселины, но рыбак был один, осьминог яростно сопротивлялся, меняя окраску, пытался обвить противника щупальцами. Но поединок закончился победой рыбака – добыча в корзине. Сейчас ее понесут на рынок.

После полудня цвет океана немного меняется. Он перестает искриться и становится синим. Такого цвета мы не видели пока нигде – ни на юге, в бухте Мапуту, ни севернее, в Накале. Может, здесь особое, волшебное море? В каком-то смысле да. Ведь воды острова – настоящий музей подобной археологии…

В португальских архивах сохранился интереснейший документ – Кодекс Лузуарти ди Абреу, в котором отмечены все перемещения флотов в XVI–XVIII веках в водах Мозамбика. Кодекс иллюстрирован. На рисунках изображены острова Мозамбик, Сантьяго, Сан-Жоржи, Терра-Фирме и указана эскадра из 16 кораблей. Эскадра затонула. Причины неясны. Зато известно место – где-то около крепости Носса Сеньора. Еще одно упоминание о крушении – в работе Антониу Дурау 1633 года: в 1607 году голландские суда подожгли и потопили два галеона, шедшие из Индии с ценными товарами. Произошло это около крепости Сан-Себастьяна. Еще через четыре года комендант крепости приказал сжечь два корабля, чтобы не достались врагу. Вполне естественно, сами голландцы не имели в XVII веке достаточных технических средств, чтобы поднять суда с богатствами…

Десятки случайных любителей-рыболовов, подводников и моряков заставили ученых серьезно отнестись к подводным исследованиям. Комиссия по памятникам и историческим реликвиям начала работу несколько лет назад и продолжает ее по сей день. Здесь, на острове, ученые с успехом применили сравнительно новый метод поисков – интерпретацию аэрофотографий. Впервые ее использовали археологи при поисках руин торгового порта в Карфагене. Тогда, в 1947 году, порт нашли, а ныряльщики прояснили картину окончательно. Так же решили сделать и на острове Мозамбик. Выбрали места вероятных крушений – в проливе у стен крепости и возле маленького островка с фортом Сан-Лоренсу. И сразу же обнаружили несколько затонувших судов. Но велики были трудности их идентификации. Во-первых, можно было определить только крупные объекты, во-вторых, течения сильно повредили затонувшие корабли, смыв с них все, что можно, и, в-третьих, суда и лодки заросли кораллами и подводными растениями, полностью слившись с фоновой окраской.

По дороге на остров можно заехать на базар масок

В водах острова пока что скрывается много затонувших богатств. Вполне вероятно, что там лежит значительная часть того золота, которое арабы и португальцы не смогли вывезти из страны из-за штормов и аварий, и оно до поры покоится в трюмах под охраной лангустов, крабов и осьминогов…

На берегу у рыбаков можно купить акулу

Наше время истекло. Близился вечер. Сделав прощальный круг по набережным, мы въехали на мост. И бросили последний взгляд назад. Мы знали: таким, как мы его видели, он навсегда останется в памяти – белой полоской низких строений на берегу, кучкой перевернутых лодок на зеленом от водорослей песке, серым пятном форта на островке Сан-Лоренсу… Остров – тезка и неотъемлемая часть большой красивой страны, связанный с ней прочным мостом…

Кому принадлежит земля гереро?

Мы спустились ужинать немного позже обычного. Еще издалека я увидел, что столик наш занят. Навстречу поднялись двое.

– Извините, – начал я по-португальски, – но здесь наше обычное место.

Ребята не поняли и обменялись несколькими словами на непонятном языке. Потом один из них улыбнулся: «Сорри?»

Мой друг владел английским лучше меня, и совместными усилиями мы все выяснили: ребята в гостинице только что поселились, правил не знают.

Официант принес еще два стула. Первое время царило неловкое молчание. Но неожиданно, после того, как друг что-то сказал мне, один из них проговорил на хорошем русском языке:

– Простите, вы говорите по-русски?

– Да, немного, – сказал мой друг. – Мы из Москвы.

– А мы из СВАПО!

Их скованность и стеснительность как рукой сняло.

Как раз сегодня в Мапуту начиналась очередная консультативная встреча прифронтовых государств – Мозамбика, Замбии, Анголы, Танзании. Ребята – их звали Самуэль и Матломбе – приехали на эту встречу, а затем должны были остаться учиться в университете имени Э. Мондлане, на историческом факультете. Временно их поселили в гостиницу «Кардозо». После ужина мы поднялись в наш номер. Ребята были великолепны: сдержанные, подтянутые, вежливые. Они несколько раз были в Москве, последний раз совсем недавно, и мы, два коренных москвича, расспрашивали их о своей Родине, которую не видели уже около года.

– Самуэль, а где ты родился? – спросил я осторожно, зная, что подчас вопрос об этнической принадлежности «замыкает» многих африканцев. Но вопреки опасениям парень не смутился.

– Я с Севера.

– Овамбо?

– Да.

– А ты, Матломбе?

– У меня мать гереро, а отец – овамбо.

Овамбо и гереро… Нам даже не верилось, что перед нами прямые потомки тех самых гереро и овамбо…

…Пустынный берег Южной Атлантики, три деревянных сруба, мачта с флагом. Справа и слева от мачты – рота морской пехоты. Все как на казарменном дворе. Возле самой мачты – офицер. Во всю силу легких, пытаясь перекричать прибой, он читает листовку: «С поднятием этого флага да установится тут территория под защитой его величества, да прославится это событие!»

Немецкий поселок в Юго-Западной Африке

Черно-бело-красный флаг взмывает по столбу, оркестр играет «Венок победителя», фрегаты «Лейпциг» и «Элизабет» дают салют в 21 залп.

Так 7 августа 1884 года началась трагедия Юго-Западной Африки. Рейх приобрел первую колонию.

…Через три с лишним десятилетия в Швейцарии, в Цюрихской кантональной библиотеке, среди сотен разноязыких книг Владимир Ильич Ленин найдет одну и выпишет из нее скупые строчки по истории колониального раздела этой части Африканского континента. Несколько пунктов библиографии скрупулезно занесет в «Тетради по империализму».

«Восстание Гереро (юго-западная Африка) – 1904 – XII.1905. Их песня: “Кому принадлежит земля Гереро?” и припев: “Нам принадлежит земля Гереро”. Немецкое войско дошло до 17 000 человек (с. 298–9). Гереро “большей частью уничтожены”, (sic!) – тяжелый урон как для них, так и для нас» (299), ибо-де «рабочих рук» нет (!!)…»

И сбоку, отчеркнув двумя вертикальными линиями: «к вопросу об итогах колониальных войн».

…То был заброшенный богом и цивилизацией уголок Африки к югу от Сахары. Вдоль побережья раскинулось море песка – Намиб. Лишь редкие безлесые холмы нарушали унылое однообразие пустынного ландшафта. Дальше на востоке начиналась огромная жаркая Калахари. Только один процент огромной территории был пригоден для земледелия. Единственный хороший, созданный самой природой порт на всем полуторатысячекилометровом протяжении пустыни – Уолфиш-бей, – вот уже шесть лет как прибрала к рукам Англия.

И вот бременский табачник и авантюрист Адольф Людериц, впоследствии – персонаж всех немецких букварей, выкупил у местных жителей за 600 фунтов стерлингов и 260 ружей полоску побережья и бухту Ангра Пекена, позднее названную его именем. Он же попросил Берлин «признать его законное владение и охранять его, Людерица, право на обладание им». А чтобы было меньше возражений, добавил: «Так как, само собой разумеется, владение это может быть германизировано, то здесь должны появляться только немецкие подданные и уважаться германские законы».

Бисмарк поначалу не хотел колоний. Он не видел ровно никакого смысла в том, чтобы тыкать повсеместно трехцветные флажки да охранять их от аборигенов. «На это предприятие сомнительного толка я не дам ни гроша», – заявил он в июне 1884 года в рейхстаге. Но когда Людериц порассказал канцлеру о новых землях, Бисмарк быстро переменил точку зрения. Он отправил в далекие края канонерку и поручил африканисту и путешественнику Густаву Нахтигалю договориться с местными вождями племен, заключить с ними охранные договоры от имени германского рейха.

Несколько лет спустя преемник Бисмарка Каприви столковался с Англией об окончательном разделе Юго-Западной Африки. Восточную границу прочертили по линейке через Калахари, оставив на севере выход к Замбези.

Колония оказалась почти вдвое больше империи. Ее протяжение с севера на юг соответствовало линии Ганновер – Рим, с востока на запад равнялось расстоянию Мюнхен – Париж. А жило здесь менее двухсот тысяч человек коренного населения. Концентрировалось оно в тех редких участках, где было возможно скотоводство. На севере – овамбо, в центре – гереро, на юге – готтентоты и более мелкие племена. Гереро были воинственными племенами банту, в свое время мигрировавшими с севера. Готтентоты пришли из Капа, были полуевропеизированы и говорили на языке африкаанс.

Подчинение этих народов колониальному господству до сих пор остается несмываемым пятном в истории европейских колонизаторов. В Юго-Западную Африку белые подались давно. В конце XV века местные жители видели каравеллы Диогу Кана и Бартоломеу Диаша, позже – немецких, английских купцов. Белые высаживались на берег, ходили по нему, не ведая, что песок под их ногами алмазный.

Готтентоты выходили на лодчонках в океан, охотились с острогой на китов, тюленей, ловили чаек-глупышей. Гереро занимались скотоводством. Белых методы готтентотов явно не прельстили. У них были гарпунные пушки, и вместо костяных крючков европейцы привезли сети. Сардины и треска отошли от берегов. Пришлось готтентотам окончательно «выбираться» на сушу.

Конфликт начался сразу же после провозглашения германского «покровительства». В 1888 году гереро изгнали из местечка Оджимбингве рейхскомиссара Генриха Геринга (отца будущего рейхсмаршала). Поспешно ретировавшись, Геринг вынужден был искать убежище в Уолфишбее, у британцев – довольно стыдная процедура для шефа германских властей в Юго-Западной Африке. Немцы создали охранный отряд. Он состоял из кадровых военных, откомандированных в Африку. Построили сильный форт на центральном плоскогорье страны – Виндхук, новый управленческий центр колонии. Отсюда начали посылать карательные экспедиции на усмирение отдельных районов. Первый комендант форта и командир отряда капитан Курт фон Франсуа занялся южными готтентотами. Вначале он решил «мобилизовать» их для войны с северными соседями. Но влиятельный каптейн (вождь племени) Генрик Витбой отклонил притязания Франсуа на подписание охранного договора.

– Что вы подразумеваете под защитой? – спросил он коменданта в первой беседе. – От кого вы хотите нас охранять? Я независимый правитель и могу сам постоять за себя и свой народ.

Памятник Людерицу

На этом «торжественная часть» окончилась. В апреле 1893 года две роты Франсуа окружили главный крааль Витбоя Хорнкранс. Солдаты были вооружены новыми карабинами-88, последним достижением германской военной промышленности. Без предупреждения открыли огонь. Франсуа хотел уничтожить племя. Двое свидетелей опубликовали сообщения об этом избиении – лейтенант Курт Швабе и доктор Карл Дове, географ.

«Несмотря на быстроту нападения, – вспоминает Дове, – готтентоты успели создать оборону, да так, что немецкая сторона понесла потери в виде раненых и одного убитого».

Швабе: «Я оценил потерн противника в 1500 человек, из них – 600 воинов…»

Дове: «Единственное, о чем сожалели, это не смерть женщин и детей, которая в данной ситуации была неизбежна, а то, что среди убитых не было сколько-нибудь значительных личностей».

Витбою удалось скрыться. Его крааль сожгли, а женщин и детей угнали в Виндхук на принудительные работы. Результатом резни стала постоянная «малая» война – восставать начали все племена.

В 1894 году Берлин послал в Юго-Западную Африку нового губернатора, майора Теодора Лейтвайна, считавшегося либералом. Но либерализм его выветрился с приездом в Африку. Плоды своей деятельности он суммировал в следующем списке:

«1896. Вождь восточных гереро и его основные сановники. Расстреляны. Все племя хауас (готтентоты) интернировано в Виндхук. Продолжительность военных действий – два месяца; 1897. Готтентоты-африканеры. Все племя захвачено в плен. Вождь расстрелян в соответствии с законами военного времени. Продолжительность акции – три месяца; 1898. Готтентоты Свартбоя. Значительная часть интернирована в Виндхук, продолжительность акции – четыре месяца; 1901. Метисы Гротфонтейна. Все племя переведено в Виндхук. Вожди приговорены к смерти, но по политическим соображениям помилованы. Продолжительность акции – два месяца».

Но спокойствие в Юго-Западной Африке так и не воцарилось.

Когда в 1903 году при попытке ареста вождя готтентотского племени Бондельсварт были застрелены офицер и два солдата, кайзер Вильгельм II взорвался в далеком Берлине. «При таких делах, – писал он в гневе в заморское ведомство, – мне скоро предложат отозвать колониальные войска, чтоб сэкономить средства. Думаю, что следует подумать об их усилении, иначе мы лишимся наших колониальных владений! Все это требует неотложных мер».

И меры были приняты. Вильгельмовская Германия втянулась в настоящую, классическую колониальную войну: в 1904 году против чужеземного господства поднялись все племена гереро.

О подавлении их восстания написаны десятки исследований. Общий вывод: удивительная смесь тупости, жестокости и изобретательности.

С самого начала власти в Берлине питали надежды наводнить этот участок Африки германскими поселенцами. Для этого все местное население по бурскому образцу должно было быть сосредоточено в резерватах. Таким образом создавалась территория для белых. Взгляды берлинского руководства лучше всего выражены Паулем Рорбахом, комиссаром по поселениям, в книге «Немецкое колониальное хозяйство»: «Распространение белой расы должно стать руководящим моментом всей нашей деятельности. В этом отношении не должно быть проявлено никаких сантиментов. Решение колонизировать Южную Африку означает не что иное, как удаление местных племен с земли, где они жили со всем их скотом, чтобы на этих землях разводил скот белый человек…»

Сказано – сделано. Как это однажды было в Капе с голландцами, белые поселенцы стали получать от германских властей гигантские земельные наделы. Многие из новоиспеченных фермеров были сынками богатых крестьян, авантюристов, просто солдатами, бывшими участниками карательных экспедиций. Неожиданно сами ставшие господами, они рьяно защищали притязания рейха. Миссионер Айгнер сообщал в Рейнское миссионерское общество: «Значительное число белых рассматривают местных жителей как существа, которые стоят на одной ступени развития с павианами (излюбленная кличка аборигенов). По этим соображениям часто возникают стычки, случаи дикой эксплуатации, рукоприкладства, нередко доходящего до убийства». Правовые нормы благоприятствовали произволу. Поселенец, убивший черного, оправдывался, если вообще дело доходило до суда. Самым тяжким наказанием для белых в одиннадцатилетний период управления Лейтвайна было трехлетнее тюремное заключение. В то же самое время черное население за малейшую провинность подвергалось наказанию плетьми из бегемотовой кожи, за убийство колониста полагался расстрел. По официальным данным, в 1902–1903 годах состоялось 473 экзекуции.

Ответом на постоянные унижения, репрессии и стало всеобщее восстание. Вождь гереро Самуэль Махареро объявил германской империи войну.

– Самуэль, а ты не знаешь, случайно, о своем тезке, вожде гереро?

– Знаю, но немного. На политзанятиях нам рассказывали, что он одним из первых поднял народ против колонизаторов. Теперь сам изучаю литературу об этом времени.

Здесь, в Мапуту, осталось много старых книг, где история искажена в пользу колонизаторов. Мы ее отсеиваем. На основании прочитанного делаю конспекты, потом сам по ним буду читать лекции…

Лейтвайну не удавалось подавить восстание. 12 января 1904 года отряды Махареро блокировали Виндхук. Гереро наносили колонизаторам одно поражение за другим. Женщины помогали мужчинам в бою. Если гереро и германские войска находились друг от друга в пределах слышимости, африканские женщины скандировали по-немецки: «Кому принадлежит земля гереро? Нам принадлежит земля гереро! Нам принадлежит земля гереро!» Никогда еще империя, ставшая со времен Седана суперсилой, не получала такого отпора и не испытывала такого унижения. Вильгельм II послал в Юго-Западную Африку войска с артиллерией, аэростатами и новейшим саперным оборудованием. Лейтвайна сместили как размазню. На его место назначили генерала Лотара фон Троту.

Генерал уже сделал себе имя в подавлении «боксерского» восстания в Китае, а также в Восточной Африке. Его поведение здесь, в Юго-Западной Африке, Август Бебель позднее охарактеризовал в рейхстаге как «действия мясника».

Трота прибыл с твердым намерением уничтожить гереро. Основную массу племени он загнал в Ватерберг, горный массив на краю пустыни Омахеке. К началу августа 1904 года войска оттеснили туда, по данным Генерального штаба, «от 50 до 60 тысяч голов, включая женщин и детей». 11 августа началось наступление. Кроме пехоты и конницы, использовалось 30 орудий и пулеметов.

Битва длилась два дня. В последнюю ночь Самуэль Махареро прорвал кольцо. Сколько гереро погибло в этом прорыве, неизвестно. Осталось свидетельство лейтенанта Болье: «Сцены, которые происходили у меня на глазах, незабываемы. Краали, находившиеся на большом расстоянии друг от друга, были пристанищем тысячам людей и скота. Там, где побывали наши артиллеристы, все превращалось в руины».

Но «работа» Троты на этом не завершилась. После неудачной попытки уничтожить гереро в Ватерберге он начал планомерно загонять их в пустыню. Потом он «запер» Омахеке и издал листовку: «Внутри германских границ каждый гереро с оружием или без оного будет расстрелян. Мне больше не нужны женщины и дети. Я возвращаю их племени или стреляю в них».

Это означало приговор народу гереро. Трота знал об этом. В одном из сообщений в генштаб он обвинял прежнего губернатора в том, что тот пытался заключить с гереро «всякие там соглашения». «Я совсем другого мнения, – писал генерал. – Такой народ, как этот, должен быть полностью уничтожен. Они все подохнут в пустыне Омахеке. Это восстание есть начало расовой борьбы». Генштаб полностью присоединился к решению генерала.

В то время, как специальные воинские части сравнивали с землей селения гереро, расстреливая всех, кто там оставался, основная масса народа укрывалась в пустыне. С несколькими спутниками Махареро достиг границ британских владений, где и скрылся. Из 80 тысяч гереро, живших до восстания в Юго-Западной Африке, уцелело 15 тысяч. Сообщение в немецкий генштаб о боевых операциях заканчивается так: «Возмездие наконец свершилось. Гереро перестали существовать как самостоятельное племя».

Но Трота поспешил с выводами.

На юге страны поднялись готтентоты нама. Снова возникла на арене событий могучая фигура Генрика Витбоя, избежавшего смерти еще в 1893 году. Готтентоты не пошли, как гереро, на бой в открытом поле, а стали активными партизанами. Трота затребовал новое подкрепление. Число военных втрое превысило количество штатских. Генерал использовал старый метод – пытался загнать народ в пустыню. Он приказал блокировать все источники воды в районе и стрелять в каждого, кто к ним приблизится. Несмотря на обещанную премию в 5 тысяч марок за голову вождя, Витбоя никто не выдал. Он погиб в бою 29 октября 1905 года в возрасте 80 лет. Вскоре Троту отозвали.

Рейхсканцлер Бюлов не захотел продолжать истребительные акции. Причины решения он сформулировал так. «Полное уничтожение восставшего коренного населения создаст трудности для дальнейшего развития колонии, – писал он кайзеру, – ибо в земледелии и скотоводстве аборигены незаменимы…»

Вот что колонизаторы сделали с местными жителями

Новый губернатор Фридрих фон Линдеквист издал для выживших гереро листовку, где им даровалась жизнь при добровольной сдаче в плен. «Вам также выдадут мелкий скот для содержания ваших семей, – говорилось в послании, – если таковые еще имеются».

Из буша возвратилось 15 тысяч гереро, две трети – женщины и дети. Все живые скелеты. Их заперли в лагерях и использовали на строительстве железной дороги. А готтентотам нама все же полагалось наказание: их свозили на известный дурной славой Акулий остров в бухте Людерица, где они умирали от холода, голода и сырости. В апреле 1907 года полковник Эшторф, военный распорядитель, направил в Берлин письменный протест. «С сентября 1906 года по сегодняшний день, – говорилось там, – из 1795 аборигенов умерло 1032. За такие злодеяния я не хочу нести ответственности».