Текст книги "Охотники за пиратами XXI века. Защита торгового флота"

Очередной арабский друг

После завтрака мы с Гариком поднялись в рубку поболтать с вахтенным помощником и застали там нашего йеменца. Лейтенант с важным видом бесцельно слонялся по рубке, заложив руки за спину, совал свой большой кривой мясистый нос во все дела – рассматривал, прислушивался, любопытствовал, расспрашивал. Капитан и помощник из вежливости изредка и коротко кое-что ему поясняли, но чаще отмахивались, ссылаясь на занятость, а Джексон с застывшей доброжелательной улыбкой на лице словно тень ходил за арабом следом. Мы устроились на диване и стали наблюдать. Через какое-то время экс-полковник сварил кофе и пригласил лейтенанта присоединиться. Союзники выпили по чашке, нежно воркуя друг с другом, почти на брудершафт. Джексон вел себя так, словно йеменец ему закадычный друг. В конце концов Мазурини уединился с Мохаммедом на дальнем краю крыла для каких-то переговоров-разговоров.

– Я же говорил, что Джексон крыса! – злорадно воскликнул Гарик, оценив подобное проявление народной дипломатии как явное предательство. – Видишь, как он с басурманином о чем-то торги ведет – явно нас сдает вместе с танкером. Попадем ни за понюшку табака! Готовься, Костя попасть в плен! Меня не проведешь – крыса, как есть крыса!

– Глупости болтаешь! У тебя измена и предательство, словно навязчивая идея. Шпиономания какая-то! – отмахивался я, успокаивая подозрительного соседа. – Ну как он нас может продать? Тем более что Джексон не в первый раз работает на босса и проверен в предыдущих походах.

– Тебе это доподлинно известно?

– Алекс сам мне сказал, да и Джексон тоже говорил.

– Все они говорят. Ты этого Алекса хорошо знаешь? Давно? Уверен в нем?

– Знаю через друзей! Он друг моего друга.

– А я верю лишь себе, своим глазам да ментовскому чутью! Ответь мне, раз ты так им веришь, – зачем араб ведет танкер к этому Ништуну? Я по карте смотрел – там лишь пустыня, практически граница между Йеменом и Оманом. Явно бандитские места…

Что я мог на это ответить? Я и сам недоумевал, зачем туда идем. И поэтому лишь пожал плечами. Откуда мне, рядовому бойцу-новобранцу, знать тайные замыслы верховного командования. Однако решил уточнить у Джексона, в чем дело, отчего вдруг столь резко изменился план похода.

Старший секьюрити насупился и даже прорычал:

– Лейтенант – скотина! Не желает идти с нами через океан. Говорит, мол, командование ему не велело покидать Аденский залив. Битый час уговаривал его – ни в какую! И оружие не хочет продать, заявляет: мы его получили лишь в аренду, только на переход до крайнего йеменского порта. Ну да ничего, я уже договорился с одним знакомым – будут нам и автоматы, и патроны.

Я с недоверием уставился на экс-полковника.

– Йеменец? Откуда у тебя знакомые арабы? Ты в этих местах служил? Агентура?

– Мы с одним парнишкой танкер охраняли в прошлом году. На Шри-Ланке на прощание обменялись телефонами – нынче пригодился. Валид Халед уже должен быть с грузом в условленном месте…

Мастер громко ругался и даже затопал ногами на Джексона, но делать было нечего – «Наталье» вновь пришлось сделать солидный крюк, сойти с курса, даже отклониться от коридора безопасности, чтобы войти в укромную бухту. В сумерках прибыли на рейд, и, пока маневрировали, окончательно стемнело. Машина работала на холостых оборотах – якорь отдавать не стали – танкер медленно дрейфовал вблизи береговой линии, примерно милях в десяти. Вскоре на радаре появилась точка, а с берега сообщили о выходе катера.

Действительно, слева по борту появились едва заметные сигнальные огни, а минут через тридцать вблизи нашего судна из темноты возник силуэт неизвестного суденышка. Катер охраны приблизился, застопорил ход и тихо закачался на волнах, ударяясь о борт нашего гигантского нефтевоза.

Лейтенант сгреб в охапку свои автоматы, демонстративно запихал их в баул, следом сунул мешочек с патронами и подсумки с магазинами, забросил огромный рюкзак с личными вещами за плечи, пробормотал на прощание что-то слащавое, басурманское и был таков.

Матросы, осерчавшие на происки коварного и неуступчивого арабского офицера, все как один исчезли из поля зрения, и йеменцу пришлось самому тащить оба баула. Стоя на крыле, россияне ехидно подшучивали, наблюдая сверху, как коварный Мохаммед медленно бредет, сгорбившись под тяжкой ношей. Боцман тем временем развил кипучую деятельность: спустил трап, бросил вниз веревку и втащил на палубу объемистую сумку, а по трапу на борт медленно взобрался тщедушного вида новый пассажир. Мохаммед сразу же устремился к гостю, и между арабами завязалась жаркая перебранка.

Лейтенант почти заставил прибывшего открыть неподъемный баул, сунул туда нос и, громко проверещав что-то угрожающее, схватил парня за грудки. Тощий араб оправдывался, громко визжа в ответ на своем, бабайском, однако шум довольно быстро прекратился, и басурмане, снизив тон, затеяли недолгие переговоры. Торг? Пререкания продолжались минут десять, а потом арабы пожали друг другу руки, обнялись, поцеловались, и лейтенант сошел с борта танкера.

– Костя! Я был, как всегда, прав: этот лейтенант – сволочь! Ну да ничего, пока он отвлекся, я у него втихаря спер двадцать два трассера, – злорадно поделился со мной проделанной прокудой Гарри.

– Зачем?! А если лейтенант заметит и поднимет шум?

– И пусть поднимает. Пока они разберутся, то да се, время пройдет – мы уже в открытое море уйдем: ищи нас свищи! Хотя вряд ли араб станет верещать – сам виноват, что прошляпил. А трассера нам пригодятся, я ими свои магазины снаряжу для целеуказания и половиной с тобой могу поделиться. Да и лишняя пара десятков патронов на длительном переходе через океан не помешает!..

Вскоре на мостик под ручку с очередным арабским гостем поднялся радостный Джексон.

– Знакомьтесь, друзья, – это Валид Халед! Мой боевой товарищ! Камрад!

Арапчонок пронзительно зыркнул в сторону русских секьюрити черными глазами-маслинами, приложил вежливо руку к груди и поздоровался, как он считал, по-русски:

– Зыдыраствуй, дырух!

Я не удержался и хмыкнул, однако тактично и вежливо пожал протянутую руку, а Гарик демонстративно отвернулся, пробормотав: «Шайтан тебе товарищ», и, слегка толкнув плечом нового охранника, вышел прочь.

– Я – курить! – громко произнес, обернувшись в дверном проеме. – Можете пока друг друга обнюхивать и целовать…

Джексон подмигнул арабу, покрутил пальцем у виска и небрежно махнул рукой:

– Волженин, ты что-нибудь понимаешь? Что с ним?

Я неопределенно пожал плечами – что я мог сказать, такая уж мне подобралась странная компания: с прибабахами и с «тараканами» в голове.

Пока Грязный Гарри наслаждался курением, араб и Джексон на плохом английском поговорили за жизнь, обменялись новостями. Я пытался прислушиваться, но плохо понял их диалог на отвратительном английском.

«Эх, говорила ведь мама в детстве – учи, сынок, языки, не ленись! В жизни пригодится! Не послушался…»

Джексон продолжал выступать в роли радушного хозяина и, похлопывая Халеда по плечу, наконец громко произнес по-русски:

– Ладно, брат, располагайся, а мы пока оружие проверим и пересчитаем патроны…

Именно в этот момент Гарик вернулся из курительной комнаты и услышал последнюю фразу.

– Ого! Вот видишь, Костя, они уже братья! – пробурчал Грязный Гарри. – Оба брата обрезанные или пока только один?

Джексон презрительно покрутил пальцем у виска.

– Полковник, твой гнусный пальчик у виска я заметил. Учти! Могу его с корнем вырвать, – пригрозил бывший оперативник.

Обстановка вновь накалялась, и мне пришлось в очередной раз вмешаться, встать между ними и попытаться занять одну из враждующих сторон делом:

– Гарри, смотри-ка! А эти автоматы новее – не такие раздолбанные, как первая партия, и патронов много!

Отставной мент ничего не ответил, лишь, сердито засопев, быстро перещупал калаши и выхватил из кучи один – облюбовал для себя.

– Этот – мой! Я сейчас приклад подгоню по рукам, удлиню, тряпку намотаю, да мушку натру фосфором для ночной стрельбы…

– Хорошо, тогда мой вот этот, – согласился я с его выбором и взял себе оружие с примкнутым трехгранным китайским штыком.

Автоматов было всего три, и поэтому Джексон взял себе оставшийся – спорить не стал.

– Костя, я думаю, что арабу автомат по рангу не положен! Кто он на судне? Никто! Пошел в пень! Не верю азиатам. И ты не верь, – продолжал гнуть Гарри свою конфронтационную линию.

Полковник не на шутку разозлился:

– А как же ему нести вахту? Мы ведь по очереди будем стоять: четыре через двенадцать часов.

– Пусть стоит без ствола. Чуть что, шумнет – прибежим и отстреляемся… Или свой ствол сдавай ему в аренду. А почему за него переживаешь? Подозрительно мне твое поведение…

Джексон от досады чертыхнулся и ушел прочь в каюту, а Гарри, злорадствуя, произнес:

– Я же говорил, он за арабов! Увидишь, он и с пиратами заодно. Не вышло продать нас накануне Мохаммеду, так он тут же нашел себе другого напарника. Погляди, как он об этом сопляке печется. Больше, чем о нас. Попомни мои слова: Джексон – крыса!

В основном, за вычетом мелочей, жили мы с Гариком душа в душу, особо не мешая друг другу в быту.

Конечно, меня смущали отдельные странности в поведении отставного милиционера – но все в пределах нормы. Гарри любил прихвастнуть, что написал в свое время сценарий для фильма. Правда, я этого фильма не видел. А еще, что он поймал несколько сотен наркокурьеров, что уничтожил при задержании примерно столько же бандитов. Каждая история завершалась словами: шлепнул казаха-наркошу или нескольких казахов-наркоманов. Самая большая проблема – старый опер храпел во сне как сивый мерин. А уверял, что спит спокойно! Враль! Стоило мне вернуться с вахты во время его сна, уснуть было невозможно: из глотки Гарика вырывались душераздирающие стоны, хрипы, свист, бульканье. Приходилось расталкивать соседа крепкими тычками.

– А? Что? На пост? – вскакивал сосед спросонья.

– Храпишь, блин! Повернись на бок!

Гарик поворачивался, но ненадолго, – следовало поторопиться уснуть, пока он не вернулся в исходное положение и не возобновил свои трели.

Вечером, после двадцати одного часа, как правило, я заглядывал в кают-компанию, набирал хлеба и нарезку (копченая или соленая красная рыба, сыр, колбаса или ветчина), мы кипятили чай, и за бутербродами вели с Гариком разговоры за жизнь.

Джексон пронюхал про вечерние посиделки и стал забредать к нам на огонек, навязывая свое общество, обижался, что сами не заходим к нему и его не приглашаем в гости. Экс-полковник удивлялся, откуда у нас постоянно появляется еда, но я лишь усмехался.

– Уметь надо! Костя места знает… – как правило, уклончиво отвечал бывший опер.

Старший всякий раз подозрительно косился на меня, хмыкал и без приглашения усаживался за стол.

Вот и в этот очередной визит незваный гость деловито намазал масло на три куска хлеба, придавил сыром, колбасой, куском рыбы, налил чай в стакан и щедро насыпал четыре ложечки сахара.

– Наш экс-полковник детство в Одессе явно провел без сахара, – ухмыльнулся Гарик.

– Сахар мне необходим для здоровья! Нахмурив брови, Джексон поведал мрачную историю своей молодости: – Я ведь кем службу начинал?

– Подручным в камере пыток? – хохотнул Григоренко.

– Дуралей! – беззлобно ругнулся экс-полковник, уплетая первый бутерброд. – Я был ракетчиком, командиром расчета – перспективным офицером! И никаким особистом быть не собирался! Возможно, сейчас дослужился бы до генеральского звания…

– А я думал, что служба в Чека – это призвание, состояние души, – не удержался я от едкой шуточки.

– Балбес! Мою карьеру прервала страшнейшая катастрофа. В семьдесят девятом году на стартовой площадке взорвалась экспериментальная ракета. Я со своей ротой в этот момент следовал на обед – мы успели уйти довольно далеко от места взрыва. А все, кто ракету во время взрыва обслуживал, мгновенно погибли. Взрывная волна нас настигла и повалила с ног на подходе к лесу, но смертельно опасным был не сам взрыв, а токсичное облако паров ракетного топлива, следом накрывшее нас. Слышали про гептил?

Я кивнул: слышал.

– Кто шел в замыкании, умер быстро, кто в середине колонны – в госпитале. Я с первым взводом успел войти в лес, и деревья нас слегка прикрыли – спасли нам жизнь. Почти год лечился в госпиталях и санаториях, а потом меня списали из ракетных войск по болезни. Едва не уволили подчистую, но мне повезло – нашлись добрые люди, пристроили…

Я состроил на лице сострадание и сочувственно кивнул.

– Помотало меня по свету: Забайкалье, Сибирь, Поволжье, Закавказье. Сколько было забавных историй! Ты, Костя, записывай – в соавторы потом меня возьмешь! Вот, к примеру, был такой забавный случай: служил я в районе Безречной[7]7
  Забайкальский военный округ.


[Закрыть], в ЗабВО, и начальник политотдела нашей ракетной дивизии имел фамилию Беда. И любил полковник Беда шарахаться по общежитиям с проверками – вникал в быт подчиненных: кто с кем спит, кто с кем пьет… Сидим мы за столом, пьем спирт, анекдоты травим, девки местные на коленях сидят, тискаем их – они визжат. И вдруг громкий стук в дверь и крик: «Откройте! Что за безобразие у вас в комнате творится?»

Мы чуть притихли, а наш гость, пехотный капитан Маркелов, известный пьяница и «залетчик», нет бы тоже промолчать, вдруг как гаркнет в ответ: «Чего надо? Кого черти принесли на ночь глядя? Кто там пришел?»

А начальник политотдела важно поясняет как само собой разумеющееся: «Это я, Беда!»

Маркелов хмыкнул и отвечает: «Да пошла ты на х… беда! Нам и своего горя хватает!»

Беда не ожидал такого ответа – его ведь все знают! Поначалу опешил, замялся, но потом вызвал патруль – взломали дверь. А мы уже успели по балкону этажом ниже спуститься – в комнате одни девки за столом сидят: курят, пьют и ржут, как дуры, над взбешенным Бедой…

Ближе к полуночи Джексон забирался в офисную часть нашей каюты, усаживался за монитор и что-то моделировал на компьютере, мешая нам спать. И тогда мы с Гариком взяли за правило по очереди подшучивать над экс-полковником.

Однажды, заглянув через его плечо, я увидел какие-то запутанные графики на мониторе и ехидно поинтересовался:

– Над чем колдуешь? Что за кривые линии?

– Программирую! Мне за это люди деньги платят. На Форексе с помощью этой программы люди деньги зарабатывают…

Я выразил сомнение, Джексон отмахнулся, мол, не умничай. Тогда я попросил Гарика шепнуть Джексону, как бы невзначай, что, когда тот выходил в туалет, я тайком сфотографировал с экрана все диаграммы и графики – промышленный шпионаж!

Узнав о моих действиях, Джексон взбесился, закатил скандал:

– Мерзавцы! Демагоги!

Выдернул флешку, хлопнул дверью и убежал прочь, а мы в очередной раз от души повеселились…

Частенько во время моей вахты на мостике появлялся мастер – пообщаться. Ринат расспрашивал о жизни, о военной службе, об афганской войне и, в свою очередь, делился воспоминаниями об армейской срочной службе, травил байки из морской жизни, я же украдкой записывал эти рассказы в блокнот.

Как-то мы завели разговоры о крупных морских катастрофах.

– Мастер, что можете сказать про гибель «Адмирала Нахимова»? Халатность? Грубое нарушение судовождения?

– Не люблю рассуждать о происшествиях, которые не знаю досконально, в деталях, одно могу сказать точно – вахтенные помощники были виноваты. Правильно посадили, за дело. У меня самого был неприятный случай, и я не то что сел бы – погибли бы все члены экипажа! В том контракте я впервые пошел капитаном на среднетоннажном танкере. Рейс – из Европы в Америку. Команда незнакомая, на судне иду впервые: нервничаю, все проверяю и перепроверяю – сплю часа три-четыре в сутки, не больше. И вот однажды ночью просыпаюсь, а на душе неспокойно, смотрю на часы – пять утра, вахта старпома. А мой монитор в каюте показывает опасное сближение с судном! Поднимаюсь на мостик и вижу ужасную картину: мчим на всех парах прямо в груженый газовоз, явно пытаемся пропороть ему бочину! Встречные орут по связи, нас вызывают, их штурман пытается понять, как ему расходиться. Старпома на мосту нигде нет, и сигнал об опасном сближении выключен! Я мигом к штурвалу, перехожу на ручное управление, выхожу на связь, с трудом, но расходимся. Наше счастье, иначе такой мощный факел полыхнул бы – из космоса, с Луны взрыв увидели! А где же чиф? Вглядываюсь в темноту – он в углу, с открытыми глазами на диванчике сидит и ни на что не реагирует. Растормошил. Не пьян? Нет – трезв. Бубнит что-то невнятное и несуразное. Мол, плохо стало – отключился. Когда понял, что могло произойти, – зарыдал, взмолился: капитан, прости!

Ладно, думаю, может быть, действительно человеку внезапно стало плохо и он отключился. Прошло несколько ночей, на вахтах тишина, все в порядке, но на душе у меня тревожно. Однажды ночью опять поднимаюсь в рубку – та же картина: танкер на всех парах мчит по просторам Атлантического океана, а чиф сидит с открытыми глазами на диванчике в полной прострации. Может, какой наркотик принимал, может, галлюциноген? Или просто лунатик… Вновь молит понять и простить. Но зачем мне такое «счастье» на борту иметь? Списал этого старпома сразу по приходу в первый порт, а бывший капитан его тут же к себе забрал. И его, и буфетчицу. У них давно какая-то странная компания сложилась – может, групповой секс?..

Следующим утром помощник капитана по радиоэлектронике, а по-простому – радист, обрадовал нас новым тревожным сообщением: очередные нападения пиратов! Что тут творится? Мы на фронте? Однако сводки похожие!

Хроника пиратства

«…15 января поступил сигнал о нападении на южно-корейское судно Sampo Jewelry в Аравийском море. На судне 21 человек (индонезийцы, корейцы, мьянманцы).

17 января пираты захватили в Аденском заливе сухогруз Eaglec 24 членами экипажа. Нападение в 490 морских милях от порта Салаам в Омане.

20 января захвачен теплоход Hoang Son San…

22 января сомалийскими пиратами захвачен немецкий контейнеровоз Beluga Nomination со смешанным экипажем: польский капитан, два украинских, два русских и семь филиппинских моряков…»

Да это же случилось неподалеку от нашего курса! Капитан в ярости даже сломал черный карандаш.

– Ну, ты посмотри, что творят, мерзавцы! Каждый день нападения и захваты! Куда смотрят вояки? Где сводная флотилия? Одна надежда на охрану! Верно я говорю, друзья?

Мы с Джексоном дружно закивали и заверили, что в случае чего будем биться не на жизнь, а на смерть, но отстоим судно.

Танкер «Наталья» пробирался через океанский простор тихим ходом, словно крадучись. Скорость заметно замедляла встречная волна, бившая в левую скулу. На утренней вахте Джексон поднялся на мостик, подошел к радару и, отметив скорость – семь узлов, развел руками и витиевато выругался:

– Дьявол! Что за муйня, твою мать! Почему так медленно идем? Какой му…ак управляет этим кораблем?

Проскрежетав последнюю фразу, экс-полковник оглядел присутствующих и едва не прикусил язык. Он сразу не заметил склонившихся над картой мастера и чифа и адресовал свой перл молодому третьему помощнику, но грубость прилетела как раз по адресу. Жутко самолюбивый мастер был довольно молод для должности капитана такого большого танкера, однако к своим тридцати девяти годам имел уже около десяти контрактов управления крупными судами. Хайдаров побагровел, нахмурил брови, но его опередил чиф:

– Мистер Джексон! В чем проблема? Возьми весло и подгребай.

– Шутка! Юмора не понимаете? Возможно, я выразился чересчур грубо – просто не выспался после вахты, – стушевался Мазурини. – Машина гудит прямо под каютой, да и давление, видно, подскочило от этой тропической жары. Голова раскалывается, глаза болят.

– Тогда надо бы дома в валенках на печи сидеть, раз годы уже не те, – недобро усмехнулся мастер.

Так уж вышло, что они с Джексоном с первого дня не сумели найти общего языка – не сошлись характерами. Экс-полковник вытащил меня на мостик и, оказавшись вдали от ушей экипажа, сурово зашипел:

– Ты почему не предупредил, что Хайдаров на мостике? Он ведь моих шуток не понимает.

– Это была шутка? А я тоже подумал, что ты всерьез, – усмехнулся я, втайне порадовавшись оплошности бывшего особиста. – Кто знал, что у тебя на уме и что ты ляпнешь в следующую секунду…

– Конечно, шутка! Хотел побалагурить со штурманом – не заметил мастера!

– А где же твое чутье контрразведчика? И довольно странные шуточки у вас, господин полковник!

Джексон разозлился пуще прежнего:

– Отставить разговорчики!

– И не надо меня пытаться строить! Я не в армии. А тем более не стоит отвлекать от наблюдения за океаном.

С этими словами я забросил автомат за спину и направился в очередной обход крыльев по кругу, оставив полковника один на один со своей злобой.

И Гарри тоже продолжал чудить. Он оказался непримиримым националистом, я бы сказал даже – зоологическим расистом. Отставной опер бесконечно вспоминал истории из своей милицейской молодости, как боролся с наркоманами и гопниками, но все они в его рассказах оказывались казахами, узбеками, киргизами, уйгурами. Истории оканчивались уничтожением двух, трех, пяти, а порой и десятка нарушителей-азиатов.

– И вот, Костя, разряжаю я обойму в шестого урюка, а они продолжают наседать, – видно, обкуренные! – похвалялся как-то за обедом бывший опер, при этом громко причмокивая.

Джексон не выдержал и спросил:

– А ты, часом, не врешь? Убивал, убивал, убивал…

– Говну слово не давали, экс-полковник, – бурно среагировал Грязный Гарри. – Я перестрелял за годы службы примерно полсотни чурок, а то и больше. Жаль, ты мне не попался вместе с ними – защитник азиатов!

После очередного кровавого и бредового рассказа Джексон отвел меня в сторону и спросил:

– Константин, а тебе не кажется, что наш бывший умом того… тронулся… Слишком много болтает о своих оперативных подвигах: того грохнул, этого стрельнул, третьего завалил. Ощущение создается от его многочисленных баек – в степях живых казахов не осталось.

– Да вы друг друга стоите! – усмехнулся я. «Ох, вляпался я – попал в компанию шизиков…»

После вахты мы обычно плюхались в квадратную емкость с теплой забортной морской водой – пусть и слабое, но охлаждение организма, утомленного палящим солнцем. В этом «корыте» вполне спокойно могло разместиться три-четыре купальщика – в тесноте, да не в обиде, по крайней мере, матросы так и делали. Я и сам неоднократно делил бассейн с доктором и боцманом. Но однажды арабский охранник пришел со слезами на глазах и пожаловался Джексону, что русский лысый секьюрити грубо выгнал его из воды и при этом громко бранился.

– Ты зачем прогнал парнишку из бассейна? – попробовал урезонить Гарика экс-полковник.

– А нечего поганить воду! Вначале белые люди купаются, лишь потом пусть плещется грязный араб и моет свои вонючие яйца.

– Ты расист!

– И не скрываю! – с радостью согласился Гарри и напыжился. – Я бы их всех вырезал под корень, вместе с защитниками…

Последние три дня похода экипаж пребывал в радостном возбуждении: все, от доктора и чифа до последнего матроса, обсуждали предстоящую закупку спиртного. Каждый член экипажа мог заказать в Сингапуре или литр виски, или два литра вина, или ящик пива. И эта дискуссия велась всюду: на мосту, в кают-компании, в курилке.

– Что заказываешь?

– А почему?

– А потому!

– А не лучше ли пива?

Прямо как дети! Видимо, истосковались за месяц по алкоголю…

Наконец долгий двадцатидневный переход через океан подошел к концу. Танкер благополучно миновал Мальдивы и направился к Цейлону. В этот день пришли очередные сообщения о нападениях сомалийцев.

Хроника пиратства

«…29 января захвачен танкер, следовавший курсом на Сингапур с грузом 55 тысяч тонн нефтепродуктов, в состав команды которого входят два гражданина России и трое граждан Украины…

29 января датский корабль Esben Snare обнаружил в шлюпке и спас двух моряков (граждане Украины и Филиппин) с захваченного пиратами сухогруза. Моряки двое суток провели в открытом море…»

Но нас эти происшествия больше не тревожили, «Наталья» была уже вне пределов досягаемости пиратов.

Джексон запросил берег, что делать с оружием. Ответ Алекса пришел более чем лаконичный – топить!

Топить так топить, наше дело маленькое. Но вначале можно использовать оружие по прямому назначению. Боцман обвязал концами большие пластиковые канистры и под руководством мастера и экс-полковника провели стрельбы – утилизировали патроны, всю тысячу штук. Офицерский состав и матросы судна, по большей части не служившие в армии и не державшие прежде в руках автомата, с восторгом приняли участие в занятиях. А потом моряки долго фотографировались с оружием в разных позах. Покривлялись и побаловались на славу!

Как только потеха завершилась, Джексон велел немедленно уничтожить оружие, и не дай бог кто-то попытается умыкнуть хоть один ствол для своих криминальных или охотничьих замыслов – немедленно будет составлен рапорт в пароходство! А такие предложения посыпались со всех сторон: продать, подарить…

– Не вздумайте поддаться на провокацию и выполнить просьбу – они попадутся, а нас потом затаскают в ФСБ.

Мы с Гарри произвели полную разборку автоматов и «запчасти» одну за другой вышвырнули в океан, зафиксировав это действо на видеокамеру. Эх, до чего жалко было топить исправное оружие! Моряки, наблюдавшие со стороны за нами, вслух громко сожалели об этом – каждый в душе мечтал привезти подобный ствол домой. Зачем? Ну как зачем?.. Для самообороны…

После того как танкер миновал Лаккадивские острова, мастер дал прощальный ужин. Кок притащил в офисную часть овнерской каюты закуски: салаты, колбасную и мясную нарезку, балык красной рыбы, фрукты и овощи, соки и колу. За большим овальным столом уселись капитан, старпом, второй помощник, доктор, радист, три охранника. Непьющего араба не позвали и стармеха в этот раз не пригласили – мастер успел крепко с ним поссориться за эти дни, выбирая оптимальный ход машины для экономии топлива.

Начали застолье с литровой бутылки виски, потом моряки выставили вторую, следом появилась третья. Анекдоты, шутки, байки. Хайдаров так разошелся, что выкатил из неприкосновенного запаса четвертую – последнюю. Ближе к двум часам ночи виски ушатало всех.

Утром ни я, ни Гарри на завтрак не пошли и, едва сумев открыть глаза, тяжко вздыхая, поползли к бассейну с прохладной водой, где встретились с умирающим Джексоном. Мы плескались и отмокали до самого обеда, потягивая баночное пиво, подаренное щедрым капитаном.

Прощальный обед был хорош: в тему – живительная окрошка. Но сдуру я съел еще и крупную и жирную куриную ножку. Как оказалось, зря.

Не успели мы прилечь на пять минут и передохнуть после окончания обеда, как с берега сообщили о выходе катера. Джексон, как обычно, засуетился, принялся орать и командовать. Что тут поделать – пора! Тяжело вздыхая и слегка пошатываясь, мы с Гариком устремились на палубу, подхватив свою объемистую поклажу.

Боцман опустил парадный трап, доложил о готовности. Свободная от работ и вахты часть экипажа сбежалась проводить своих защитников, состоялась короткая фотосессия на дорожку.

Опершись на леер, я взглянул вниз – голова слегка закружилась. Хотя в метрах высота борта не критична, но предстоял тридцатиметровый спуск по парадному трапу под углом сорок пять градусов. Если б это было вчера, я по нему спустился бы легко и просто, насвистывая или напевая, а сегодня…

Небольшое приземистое суденышко уже пристало к борту супертанкера, и они терлись друг о друга бортами, словно огромный кит и маленький детеныш. Ноги не вполне здоровых бойцов подгибались в коленях, громоздкие тяжелые баулы оттягивали руки и норовили раньше времени утянуть со скользкого трапа в плавно покачивающиеся глубокие изумрудные воды.

Выстроившиеся вдоль левого борта танкера матросы подшучивали, подбадривали, энергично свистели, махали руками, провожая охрану, с которой за время успешного перехода успели сдружиться. Мы помахали в ответ и прокричали слова прощания. Ну, вот и все…