Текст книги "Куда уходит детство"

Ваньку пропустили вперёд и, очутившись возле бабушки с матерью, он впервые в жизни увидел смерть, но не поверил и молча смотрел на ставшее не знакомым, строгое лицо деда с задранной к верху седой бородкой:

«Ты не умер, дед, ты просто заснул, да? Вставай, я же вернулся из леса, нас чуть не загрыз медведь, я принёс вам с бабушкой грибов, ягод!» – кричал откуда-то со стороны Ванькин голос, взывая, но дед не вставал…

Наконец Ванька всё понял и оцепенел: тишина, словно облаком окутала его, заложила ватой уши. Он ничего не слышал и только смотрел на деда, затем выбежал из дома. Побежал. Куда глаза глядят.

Он прибежал в сад. Вокруг стояла мёртвая тишина.

Кто-то тряс его за плечо, Ванька обернулся и увидел мать.

– Ванечка, пойдём домой, – она обняла его и тут Ванька тихо, горько заплакал, прижавшись лбом к стволу дикарки…

Похоронная процессия шла по улице Ленина. Мужики несли гроб с телом деда на полотенцах, по русскому обычаю, за гробом шли мать с бабушкой, родственники, соседи, знакомые.

Играл похоронный оркестр, сзади процессии тарахтел грузовик с откинутыми бортами. Растерянного Ваньку сопровождал верный друг Васька.

Мальчишки шли сбоку от процессии, и вдруг Ванька увидел отца, подошедшего к матери с бабушкой. Он что-то сказал матери и они пошли рядом, в руках у отца Ванька разглядел знакомый фотоаппарат.

– У меня отец приехал, я сейчас, – Ванька подбежал к отцу с матерью и вклинился между ними. Рядом с отцом ему казалось спокойнее.

Из столярки, где работал дед, вышли рабочие проводить товарища в последний путь. Весёлый парень на этот раз был грустным, в руках он нёс деревянный памятник со звёздочкой и фотографией в рамке.

Положив памятник на грузовик, подошёл к сопровождающим.

Процессия замедлила ход. Оркестр умолк.

– Это тебе от нас, Иван Яковлевич, от рабочих столярного цеха, – поклонился парень гробу с телом деда и отошёл к своим.

Процессия медленно удалялась по дороге, прохожие останавливались и смотрели ей вслед, сопереживая чужому горю.

Васька какое-то время шёл рядом, но Ваньке было не до него, и он повернул в сторону дома.

Гроб с телом деда стоял у недавно отрытой могилы.

Представитель горкома партии говорил что-то хорошее о его дедушке, затем ещё кто-то. Отец поправил венок и сделал несколько снимков, мужики приколотили крышку гвоздями и, опустив гроб в могилу, стали быстро орудовать лопатами, закидывая яму землёй. Прощавшиеся бросили в могилу по горсти земли. Ванька неотрывно смотрел перед собой. Лишь бы не заплакать.

Рыдали мать с бабушкой, прощаясь навсегда с усопшим, тут снова душераздирающе заиграл оркестр, и Ванькины глаза заволокло слезами.

Когда он пришёл в себя, то увидел холмик, памятник: с фотографии на него смотрел бравый дед, словно напоминая внуку, чтобы он был мужчиной и не проливал слёз понапрасну.

Ванька вытер глаза и пошёл за матерью с отцом, которые вели под руки обессилевшую от горя бабушку к выходу с кладбища…

Позднее утро. На фасаде кинотеатра «АРС» красуется яркая афиша нового художественного фильма: «Атаман Кодр».

Изнутри доносятся звуки страстной прикарпатской музыки. Но вот распахнулись двери, и на улицу высыпал детский в основном народ.

Среди возбуждённых просмотром фильма мальчишек особняком держатся подгорные, во главе с Сашкой большим. Симак показывает друзьям, как храбро бился атаман Кодр саблей с врагами, и друзья внимательно смотрят на него, заново переживая увиденные события.

Ванька шёл рядом, в ушах его звучала непривычная мелодия, перед глазами стояла сцена гибели атамана вместе со своей возлюбленной: вот они скрываются в волнах реки, тут Ванька вновь вспомнил про смерть деда, и глаза его опять заволокло слезами.

– Вишь, Ванька переживает, как девчонка, – кивнул в его сторону Симак и, получив затрещину от большого друга, взъерепенился, было, но Васька покрутил пальцем у виска и прошипел:

– Ты что, забыл? У него же дедушка умер.

– Вот он и переживает, дурья башка твоя, пустая, – опять вознамерился отпустить ему затрещину Сашка большой, но маленький на этот раз был начеку и ловко увернулся от карающей десницы.

Мальчишки быстро перебежали дорогу перед грузовиком и вскоре были уже на Сурско-Набережной улице. Возле своего дома Ванька остановился:

– Мне домой надо, отец велел.

– Ладно, фраерок, пока. Приходи вечером, в футбол сыгранём, – Симак покровительственно похлопал товарища по плечу, и ватага побежала к себе в подгорье. Ванька поглядел вслед друзьям и пошёл домой.

Отец был дома и играл с Вовкой так же, как играл с Ванькой в те давние и прекрасные времена их былой жизни в столице, когда он, Ванька, тоже был малышом. А теперь Вовка пикировал у отца на коленях и визжал от восторга.

Ваньке тоже захотелось к отцу на колени, но он вспомнил, что уже большой и чинно присел рядом с запыхавшимся отцом. Вовка был неутомим.

– Хватит беситься! Опять всю постель измяли? – ахнула вошедшая мать, сгоняя всех с кровати и заботливо поправляя подушки с покрывалом.

Мужская компания переместилась на диван.

– Ты бы лучше работу искал, чем дома околачиваться, или на огороде поработал; картошку окучивать надо, сорняком вся заросла, – ругалась, глядя на отца мать, но отец только похохатывал в ответ, продолжая резвиться.

Наконец мать осенило, и она подошла к дивану, принюхиваясь:

– Где это ты с утра пораньше нализался? Опять к своим ходил, понятно! Я работаю, дома кручусь, а они там у себя в шахматы играют, выпивают. Так Митя холостой, ему что, а у тебя семья, дети.

– Я к матери ходил, и отчитываться перед тобой не собираюсь, – отцу надоели придирки жены, и он встал, собираясь уходить. – Тебе что, денег мало? Я ещё заработаю, меня вон в Порецкое зовут, в Васильсурск.

– Сопьёшься ты, Николай, с халтурой этой, – покачала головой мать. – Устраивайся на завод художником-оформителем, пока не поздно.

– Я свободный художник, понимаешь ты это своей дурьей головой, или нет? А ты меня в оформители на завод, – отец был вне себя от гнева.

– Я, это последняя буква в алфавите, доякаешься смотри.

Захныкал Вовка, Ваньке тоже надоело слушать ругань родителей, и он незаметно улизнул из дома, надеясь перекусить у бабушки.

Бабушка молилась в углу перед иконами и не сразу заметила приход внука.

Ванька поглядел на портрет деда на стене и вздохнул.

– Ваня, не хочу я без тебя на этом свете мыкаться. Господи, возьми к себе мою душу грешную, не оставь в милости, – истово просила она у бога и Ваньке опять стало не по себе.

Он заёрзал на табурете, и тот покосился под ним набок. Ванька взял табурет и вышел из кухни в сени. По-хозяйски оглядев верстак, разложил рубанки, достал стамески, гвозди, затем положил табурет на бок и выбил молотком перекладинки: их надо было заменить на новые. И Ванька принялся за работу, вспомнив всё то, чему научил его дед. Наука явно пошла впрок.

Вышла бабушка и молча любовалась работой внука, который своими повадками так напоминал ей умершего мужа. Затем захлопотала по хозяйству, чтобы накормить работника.

А Ванька так увлёкся починкой табурета, что не замечал ничего вокруг. Но вот табуретка снова прочно стоит на четырёх ногах, и Ванька отнёс ее в дом:

– Принимай работу, бабаня.

Бабушка присела на табуретку и одобрительно кивнула:

– Прям как влитая. Наверное, ты тоже столяром будешь, как дед.

– Нет, я космонавтом решил стать. Васька астрономом хочет быть, а я хуже его, што ли? Вот выучусь, и полечу в космос, не веришь?

– Помнится мне, ты и на целину собирался. Садись-ка, пообедай пока, а то притомился, поди, – усадила за стол внука бабушка.

Ванька не заставил себя долго упрашивать, уж больно хороши у бабушки щи да каша. А тут ещё и любимые блины со скоромным маслом…

Ванька любил деда с бабушкой. Когда он был маленьким, то называл их ласково, бабуленькой и дедуленькой. Теперь деда нет, бабушка вся извелась. Но жизнь есть жизнь. Он повзрослел и звал теперь её бабулей, когда сердился, бабушкой, а когда хотел казаться взрослым и самостоятельным, называл бабаней.

– Хочешь, я тебе воды из колодца натаскаю?

– Да есть пока, а вот завтра в колонку за водой надо сходить. Колодезную-то нельзя пить, уж больно жёсткая. Ты вон с Васькой сходи поиграйся.

– Занят он, книжки всё читает, научные, – буркнул недовольно Ванька.

– Умный парень растёт. Это надо же, родители – пьяницы горькие, а он такой самостоятельный, всё занимается чем-то, – удивлялась бабушка, загремев вёдрами в сенях. Ванька выскочил из-за стола.

– Огород поливать пошла? Я тебе помогу, бабаня.

– Рано ещё поливать-то, солнце припекает. Пойду, пока сорняки пообрываю, – довольная вниманием внука, ворчала бабушка. Они вышли во двор.

Бабушка привычно накинула щеколду на входную дверь в знак того, что дома никого нет, и поспешила за внуком на огороды…

От своего дома по тропинке спускалась мать с вёдрами в руках, за ней отец с Вовкой. Наступало время поливки огородов. Солнце клонилось к закату. Душно.

Увидев бабушку с Ванькой, дёргающих сорняки вокруг буйно разросшихся кустов картошки, она кивнула на них отцу, тот понимающе улыбнулся:

– Большой стал, понимает жизнь.

– Коля, ты тут проследи за Вовочкой, а я маме помогу, хорошо?

– Беги-беги, мы сами с усами, управимся. Верно, Вовка?

Вовка радостно закивал в ответ, хватая детскую леечку и пытаясь поливать из неё лук на грядке. Родители рассмеялись и улыбнулись друг другу особо ласково, как раньше. Мир в семье был налажен.

А навстречу матери уже бежал быстрый, как метеор, Ванька:

– Мама, мы с бабаней картошку пололи, сейчас поливать будем, а потом я к вам приду помогать, договорились?

– Договорились. Ты пока отцу помоги с братом, а я бабушке.

Ванька не возражал. Он радостно оглядел родное подгорье, увидел соседей, друзей, выходящих на свои огороды с вёдрами в руках, и помчался к отцу с братом, которым требовалась его помощь.

«С добрым утром, с добрым утром, и с хорошим днём!..» – по радио шла любимая всеми воскресная передача «С добрым утром». Перед Ванькой на столе стояла кружка с горячим какао, тарелка с пшённой кашей, Вовку кормила мать с ложечки, а отец снова побежал куда-то по своим делам, разругавшись с матерью.

Ванька проследил, как он пробежал по тротуарам мимо окон и посмотрел на мать: та была мрачнее тучи, но сдерживалась перед детьми.

– Опять к своим побежал, в шахматы с братьями играть. Дружки потом найдут, вино-домино, а мамаша его блаженная всё одно твердит: полежи, Коленька, ещё наработаешься. Отдыхай…

– Я бабушке обещал воды натаскать из колонки, – вспомнил вдруг Ванька и, выскочив из-за стола, опрометью бросился на улицу. Главное, не попасть под тяжёлую руку раздражённой матери.

«Долго не шляйся, к обеду чтобы дома был, понял?» – донеслось ему вдогонку, но Ванька был уже далеко от дома, а вот и переулок…

Ванька набрал воды из колонки полные вёдра и, подставив лицо под хлещущую под напором струю воды, попытался попить напоследок, но весь облился. Отпустив ручку колонки, подхватил вёдра и поволок мимо обувной фабрики к родному переулку. Обратный путь с тяжёлыми вёдрами казался намного длиннее обычного, налегке.

Запыхавшись, остановился передохнуть. Уже припекало, жара и пыль на дороге, а ещё тащить и тащить. Главное, не расплескать воду из вёдер, пока несёшь. Облизнув пересохшие губы, Ванька упорно понёс вёдра с водой дальше.

Из барака, что прямо напротив переулка, показался Чистиль с дружками. Увидев Ваньку, они направились к нему своей развязной блатной походкой, покуривая в открытую и сплёвывая на сторону.

– Эй, Ванёк, никак, притомился? Мало каши ешь, – заржали дружки, поглядывая на предводителя. Тот ухмыльнулся, схватил ведро и стал пить через край, дружки тоже отпили изрядно. Воды в ведре поубавилось, но Ванька терпеливо ждал окончания водопоя.

– Приходи вечерком, в картишки сразимся на деньги, покурим, а может и того, – Чистиль щёлкнул пальцами под горлом, намекая: – врежем по стаканчику, или по два, лады?

Ванька засмущался, было, старшие пацаны засмеялись над младшим простаком-соседом. Чистиль покровительственно похлопал его по затылку:

– Ладно, тащи воду бабке, тимуровец.

Ванька только того и ждал. Схватив вёдра, стал осторожно спускаться вниз по переулку, стараясь не споткнуться и побыстрее уйти от назойливых приятелей.

Вот и знакомая до каждого сучка калитка, дверь в сени была распахнута по обыкновению, и он наконец-то внёс ведра с водой в дом.

– Помощник ты мой единственный, – обрадовалась внуку бабушка и, накрыв вёдра крышками, поставила на стол миску с фруктами.

– Вот, груш набрала в саду спелых, да слив маненько, яблок на продажу. Бери, попробуй-ка с устатку, поишь. Хорошие да расхорошие, бог знат, каки хорошие. Прям во рту тают.

– Ничего. Мягкие, созрели. – Ванька съел пару груш, и взялся за сливы.

Бабушка ласково наблюдала за ним, поглядывая в угол с иконами.

– Мы все тебе помогать будем, – вспомнил он вдруг слова бабушки, сказанные ею во время молитвы, у икон.

– Кому я нужна, старая, у вас своя семья. Матери и так тяжело одной-то и работать, и по хозяйству. Отец твой всё не работает?

Ванька отрицательно помотал головой, нахмурившись. Он не понимал этой странной для него вражды между бабушкой и отцом. Ведь все родные и близкие должны любить друг друга, как он их любит.

– Не куксись. Беги вон на улицу, погуляй, чево в доме париться? Чай лето на дворе, благодать божья. А я обед сготовлю, приходи обедать.

– Мать велела дома обедать. Они с отцом опять разругались.

Наябедничал, ни с того ни с сего, Ванька. И пошёл на улицу, сопровождаемый охами и ахами возмущённой бабушки.

На крылечке подле своей квартиры Валька с Зойкой лузгали семечки от безделья и жары. Поэтому они обрадовались даже соседскому пацану.

– Ванюша, иди, хоть ты посиди с нами, скушно одним, – потянулась старшая, Зойка, протягивая соседу горсть семечек. – На, погрызи, калёные.

Ванька стал старательно грызть семечки, стараясь не глядеть на прелести разнигишавшихся девиц. Сёстры переглянулись и засмеялись:

– Ваня-то скоро жених хоть куда будет, – обняла его, было, Валька, но он вывернулся из её объятий, и отодвинулся.

– Он на Гале обещал жениться, однолюб, – поощрила его Зойка и сёстры развеселились, найдя объект для насмешек.

– Ничего я не обещал, – соврал Ванька, вставая с крыльца. – Я вообще никогда жениться не буду! Больно надо, ругаться с этой женой да детей нянчить.

Откуда ни возьмись, появились Васька с Панькой, и Ванька повеселел:

– Пошли все на Суру, купаться!

Мальчишки выбежали в переулок, за ними следом увязались и Валька с Зойкой, тоже босиком, в лёгких сарафанах.

– Куда так помчались, женихи?

– Пошли, может, на речке кто и повзрослее окажется.

– Да откуда им взяться? Все на работе, или водку жрут, им не до нас.

– Так сегодня воскресенье, дурёха. Какая работа?

– С этой жарой всё на свете забудешь. Вечером на танцы в горсад пойдём, там женихов навалом.

– Вот это другой разговор, – шутя и перебраниваясь, сёстры выбежали следом за ребятами на берег реки. Потянуло прохладой.

Сбросив сарафаны, сёстры остались в модных купальниках. Они были хороши, просто загляденье, но любоваться ими было некому, и девчонки с визгом бросились в воду, где уже резвились во всю ивановскую мальчишки…

Подрагивая от холода и голода, накупавшийся вдрызг Ванька подбежал к своему дому, вбежал в сени и остолбенел на месте, не веря глазам своим.

В сенях сверкал и сиял новый взрослый велосипед, ещё в солидоле. Ванька подошёл и потрогал настоящее кожаное седло, спицы на колёсах, звякнул звонком на руле. Всё настоящее, значит, это не сон.

Услышав трели звонка, из дома вышел отец.

– Я обещал тебе велосипед? Вот он, владей.

Переполненный чувством благодарности, Ванька прижался к отцу; слов не было, как он счастлив. Вышла мать и стала накачивать примус, делая вид, что ещё сердится. Но Ваньку не проведёшь.

Заметив на её лице лёгкую улыбку, он подбежал к ней, желая высказаться, но она опередила: – Давайте мойте руки и за стол, обедать будем.

Под звуки раскочегарившегося примуса, отец с сыном вошли в дом, встреченные радостными криками истомившегося в одиночестве Вовки.

Ванька один на один боролся с непослушным велосипедом; стоя сбоку на одной педали, он ещё как-то ехал, вихляя рулём, но, взгромоздившись на седло и оттолкнувшись от крыльца ногой, он проехал несколько метров и брякнулся оземь вместе с велосипедом, который оказался явно не по возрасту и не по росту неугомонного наездника. Но Ванька не собирался сдаваться.

Он подлез под раму и из-под рамы поехал, было, по дороге, нажимая на педали. Радость от езды была недолгой; наскочив на камень, он не справился с управлением, руль вырвался из ослабевших рук и Ванька снова оказался на земле. В который уже раз, бедолага.

Скривившись от боли, он поднял велосипед и, прихрамывая, побрёл к дому вместе со своим непокорённым пока мустангом. На сегодня хватит.

В это время на улице появились Вовка Косырев с Юркой Откосовым.

Увидев соседа с новым велосипедом, они подбежали к нему, осматривая машину с видом знатоков.

– Неплохой велик, – Вовка похлопал по седлу рукой и предложил: – дай прокатиться. Я покажу тебе, как надо гонять.

Ванька не возражал, так как устал бороться с непослушным велосипедом и молча смотрел, как Вовка вскочил на его велосипед и быстро поехал по улице, вращая педалями и ёрзая задом по седлу. Развернувшись, приехал обратно.

Тут его место занял Юрка, и тоже стал кататься.

Вскоре великом завладели Чистиль с дружками. И укатили на нём куда-то всей капеллой, оставив хозяина в одиночестве.

Ванька сидел на крыльце, протирая ссадины на коленях и локтях травой и думая о том, что все, кроме него, умеют ездить на велосипеде, хотя у них его нет, а у него есть. Он должен научиться ездить, как они. Чего бы это ему ни стоило.

Ванька сошёл с крыльца и увидел возвращающихся велосипедистов.

Чистиль с натугой крутил педалями и вёз ездоков; на раме у него сидел Вовка, на багажнике сзади пристроился Юрка, дружки бежали следом за вожаком, сзади, пыля по дороге босыми ногами.

Подъехав к крыльцу, Чистиль вернул транспорт владельцу:

– Держи, дружбан, свой тарантас. Славно покатались. А ты не жмот, держись нас, не пожалеешь. «Минск» классный велик, точняк. Ничего, научишься. Не журись. Главное, не бойся его.

Удовлетворенные ездой на настоящем велосипеде, пацаны подались к себе домой, обсуждая на ходу своё мастерство и достоинства велосипеда, а Ванька открыл дверь и поволок запылившийся велик вверх по ступеням, в сени.

Ежевечерняя поливка огородов была в разгаре. Поспешая за родителями, Ванька быстро выдохся и устало выпрямился, отдыхая и с завистью поглядывая на бабушкин огород, где бабушке помогали тётки Лида и Нюра, а возле них крутились его троюродные братья Юрка со Славкой, также посматривая в его сторону и приглашая жестами к себе.

– Ну ладно, беги, с тётками не забудь поздороваться, – разрешила, наконец, мать, напутствуя вдогонку тут же умчавшемуся сыну.

Отец оглядел обширный огород и поставил вёдра на землю:

– На кой чёрт нам такой огородище сдался, горбатиться на нём. Договорись вон с сёстрами, на следующий год отдадим им в обработку, исполу. Они только рады будут, у них земли с пятачок, мало, а ртов много.

– Пожалуй, тут ты прав, – согласилась на этот раз с мужем жена, поглядывая в сторону огорода своей матери. Затем помахала сёстрам рукой в знак приветствия, мол, повидаться пора, покалякать.

– Они сами намекали как-то, да я не придала тогда значения.

– Бабы работящие, деревенские, им будет хорошо и нам хватит. Ну, тогда я пошёл, что-то горло побаливает, – прокашлялся отец и собрался уходить. – Тут немного осталось, управишься. Пить охота, жуть.

– Я компоту целую кастрюлю наварила. В сенях стоит, попей.

– Компоту не надо, – поморщился отец, – рислиничку хочется, или пивка на худой конец, прохладного.

– Опять к своим намылился? Только посмей уйти, домой не возвращайся тогда. Права мама, лодырь ты, Колька, лишь бы не работать, – пеняла жена мужу, поглядывая в сторону соседей по огороду и стараясь говорить тише, но тот уже не слышал её, взбежал по тропинке и исчез во дворе.

Соседи понимающе переглянулись, и тётя Настя осуждающе покачала головой, но промолчала, жалостливо поглядывая на оставшуюся в одиночестве соседку. Дядя Гриша выразил своё осуждение ещё более упорным трудом, яростно таская воду из колодца и обильно поливая помидоры, капусту, так что воды в колодце оставалось едва на дне, и матери надо было поторопиться, пока не поздно, несколько грядок ещё были сухими…

Лёгкая на ногу Натаха ловко уворачивалась от мяча, так что ни та, ни другая сторона не могли попасть в неё, игра затягивалась.

В переулке собрались все, кому не лень, то бишь молодёжь: Ванька с Васькой и Панькой, оба Сашки, Ванькины братья Юрка со Славкой, с одной стороны; Валька с Зойкой, Толя Шлепнёв и Саня Дамарин, старший брат Паньки, с другой стороны.

Натаха играла на стороне взрослых, и мальчишки старались как можно быстрее расстрелять её, особенно Симак, но Натаха была пока неутомима и неуязвима, словно заговорённая.

Из калитки напротив вышла соседка Галина, и в это время Ваньке удалось, наконец, поразить цель. Натаха выбыла из игры.

– Перекур пока, шабаш, – увидев красавицу Галину, бросил мяч Толя Шлепнёв, заговорщицки переглянувшись с другом Саней. Тот кивнул и Толя исчез в недрах своей полуподвальной квартиры. Все разбрелись в ожидании какого-то сюрприза, на которые Толя Шлепнёв был большой мастак.

– Здравствуй, женишок. Ловко ты играешь, – улыбнулась Ваньке Галина.

Тот, было, собрался отвернуться, нахмурившись, но радостная улыбка непроизвольно растянула его губы, он был рад встрече с девушкой своей мечты.

Валька с Зойкой насмешливо захихикали, и в это время появился Толя с проигрывателем в руках. Через мгновение, по подгорью полились сладостные звуки аргентинского танго, взбудоражив собравшуюся в переулке молодёжь.

– Разрешите? – гоголем подскочил Толя к Галине, и вот они уже танцуют, Саня пригласил Зойку, а Валька закружилась с Натахой.

Оставшиеся не у дел пацаны с завистью наблюдали за старшими, делая вид, что им безразлично происходящее вокруг.

Ванька взволнованно наблюдал за красавицей Галиной, танцующей с Толей, и она чувствовала его ревнивые взгляды, улыбаясь в его сторону.

Валька подождала, пока закончится танго, и выключила проигрыватель.

– Кончай самодеятельность. Пошли в горсад, на танцы, – объявила она торжественно и, поглядев на пацанов, добавила: – а маленьким пора баиньки.

Возмущённые пацаны сбились в кучку, поглядывая на старших ребят, но тем было не до них, когда впереди грядут такие события, как танцы в горсаду.

– Сбор через десять минут! – объявил Толя, посмотрев на часы на руке, бывшие предметом зависти всех пацанов, и старшие разбежались наряжаться.

А младшим сразу стало скучно, и они нехотя разошлись по домам, вяло попрощавшись друг с другом.

Юрка со Славкой побежали вверх по переулку, торопясь к себе домой в алатырское подгорье, а Ванька заглянул в окна к бабушке:

Увидев, что она молится перед иконами, пошёл через огороды к тропинке, ведущей в гору, к родительскому дому, где в сенях его дожидался собственный велосипед, а дома наверняка уже ждала недовольная опозданием сына к ужину мать, а также отец с братиком Вовкой.

Его семья.