Текст книги "Куда уходит детство"

И снова зима (2-я часть)

Ванька сидел за столом и учил уроки. Ему казалось, что он никогда не станет взрослым, а вот так всегда будет ходить в школу и затем дома за этим вот столом всегда учить уроки, которые никогда не кончатся.

Он посмотрел на гору учебников, на братика Вовку, который ему полагался в довесок к урокам, и уныло глянул в окно: по улице к дому шли мать с отцом.

Они улыбались друг другу, а отец тащил в руках большую коробку, стараясь не оступиться. Такое увидишь не каждый день, и Ванька бросился встречать родителей, Вовка не отставал от старшего брата.

Раздевшись и повесив пальто на вешалку, родители втащили коробку в комнату: раскрыв упаковку, отец достал из коробки радиолу и торжественно водрузил на стол, к стенке.

Воткнув вилку в розетку, включил радиолу: зажёгся зелёный огонёк индикатора. Покрутив ручку настройки, прибавил звук, и по комнате разнеслись волшебные мелодии вальса.

Ванька побросал учебники с тетрадями в портфель, тут уж не до уроков.

Вместе со взрослыми веселился и Вовка, даже мать сменила сердитое выражение лица на весёлое, и бойко хлопотала на кухне, напевая про себя.

Отец тоже был рад, трезв, и расположился на диване с Вовкой, наблюдая за Ванькой, который приник к радиоле, изучая её в деталях.

Вдруг Ванька бросился к портфелю и достал из него дневник:

– Я сегодня две пятёрки получил, по географии и по русскому, вот, поглядите, – отец с матерью не преминули посмотреть: мать придирчиво, не забыв и про предыдущие тройки, отец мельком, одобряюще.

Вскоре вся семья ужинала за столом. Вовка очень старался, подражая взрослым, но получалось у него пока ещё плохо.

– Я тут работёнку в церкви получил, иконы прописать. Заплатят хорошо, не сомневайся, – сообщил муж жене, опасаясь нового скандала, но на сей раз, жена была в хорошем расположении духа, и он успокоился, налегая на любимую жареную картошку с мясом…

На следующий день, по дороге домой, Антонина Ивановна зашла в магазин за продуктами, что на Комсомольской улице. Увидев её, продавщица заглянула в подсобку, и тут же оттуда вышла заведующая магазином.

Улыбаясь полным лицом, она пошла навстречу важному покупателю.

Антонина Ивановна оглядела полупустые прилавки, рядом томилась большая очередь в ожидании мяса, которое должны были вот-вот подвезти.

Мясник разложил на прилавке остатки прошлого завоза, но женщины в очереди не торопились брать эти кости, надеясь на лучшее.

– Антонина Ивановна, здравствуйте. Давненько вы у нас не были, – заведующая наконец-то пробралась к ней сквозь народ, всё так же улыбаясь радушной улыбкой.

Они поздоровались. Очередь недружелюбно косилась в их сторону.

– Да вот хотела мясом разжиться, мужиков-то своих надо кормить, – Антонина Ивановна снова оглядела кости на прилавке, очередь, и собралась, было, уходить, но заведующая подхватила её под локоть и пригласила пройти к ней в кабинет. Уже вдвоём они проделали обратный путь, за прилавок.

В подсобке мясник извлёк на свет божий свежее мясо, отрубил топором большой кусок, заведующая принесла завиток колбасы, сыр, завернула аккуратно в бумагу всё по отдельности.

– Приходится мясо придерживать, куда же остатки девать? Мне их продать надо, сами знаете, Антонина Ивановна, – объясняла заведующая, и Антонина Ивановна понимающе кивнула, рассчитываясь за покупки.

– Наверное, скоро и к нам с ревизией нагрянете, давно уже не были, – попыталась пошутить заведующая, кисло улыбнувшись.

– В этом квартале точно нет, ну а дальше видно будет, – успокоила Антонина Ивановна заведующую, и та облегчённо перевела дух.

– Но я вам этого не говорила. Кстати, скоро нас переводят на ночной режим, тогда не надо будет закрывать магазины на учёт днём. Придётся ночью работать, – вздохнула Антонина Ивановна, и заведующая сочувственно заохала, провожая её до выхода из магазина.

– Снегу-то намело, осторожнее по ступенечкам, – забеспокоилась она, выглядывая на улицу: – Заходите, не забывайте нас. Уж вам-то мы всегда рады, – напутствовала заведующая важную покупательницу, и та молча кивнула ей в ответ, направляясь к следующему магазину…

Нагружённая сумками, Антонина Ивановна добралась наконец-то до своей улицы, а вот и их дом, припорошенный свежевыпавшим снегом, родные окна с нарядными занавесками, крыльцо, сени, всё – она дома.

Положив сумки на кухонный стол, она разделась, сняла боты и прошла в комнату, где на полу разгорелся настоящий бой между её мужем и младшим сыном, играющими в солдатиков; возле каждого из них стояло по несколько солдатиков, слепленных из пластилина, и они по очереди сбивали их с ног шариком, тоже пластилиновым.

У отца получалось намного лучше и точнее, чем у сына и Вовка жалобно заревел, глядя на своё поверженное воинство и вошедшую мать.

– Как маленький ты, Николай, связался с младенцем, – она устало присела на стул, глядя на возбуждённого игрой мужа.

– Ничего, пусть привыкает к жизни. Крепче будет, верно, Вовка?

Вовка кивнул и подбежал к матери за утешением.

Отец быстро разобрал сумки и, отломив кус колбасы, стал жадно есть, не забыв и про хлеб. Вовка забыл про утешение и бросился к отцу за колбасой.

Глядя на них, мать в отчаянии покачала головой:

– Тебя вот надо в магазин за мясом послать, постоял бы полдня в очереди да пораскинул умишком, а то шляется по городу без дела, на жену надеется: ничего, она двужильная, прокормит.

– Ты чо, ворона старая, колбасы пожалела? – взбеленился вдруг отец, перепугав сына. – Да я летом поеду на заработки, чемодан денег тебе привезу. Я мужик нежный, со мной не надо так разговаривать, – он сел на диван и уставился в окно, продолжая жевать.

– До лета ещё дожить надо. Ты же говорил, работёнку в церкви получил, а сам дома штаны просиживаешь. В чём дело?

– За те копейки, что они мне предложили, пусть дураков ищут. Я художник, а не мазила какой-нибудь, – он лёг и уставился в потолок.

Вовка подошёл к отцу и стал разглядывать наколки у него на руках и на груди, водя по ним пальчиком. Отец улыбнулся.

– Вот, я дура и есть, работаю с утра до вечера за копейки, – мать прошла на кухню и раздражённо загремела посудой. – Брошу всё к чёртовой матери. Тоже мне художник нашёлся, был да сплыл.

При этих словах отец взвился на диване и подбежал к жене:

– У меня на твои слова ноль внимания, кило презрения, ясно? Ты забыла, какие деньги я зарабатывал в Фонде в Чебоксарах?

– Когда это было? Жрать-то ты сейчас хочешь.

В самый разгар ссоры хлопнула сенная дверь, затем входная и на пороге появился Ванька с неизменным портфелем в руках. Отец тут же ушёл в комнату, а Ванька разделся и прошёл к столу, за которым всегда учил уроки.

Он сразу понял, что родители опять ругаются, и хмуро раскладывал учебники, поглядывая на них и на брата.

Мать молча приготовила еду, и все молча стали есть, даже Вовка.

Ванька вышел на крыльцо с вёдрами в руках, собираясь идти за водой на колонку. Вслед ему донеслись из дома гневные слова матери отцу:

«Мог бы и сам за водой сбегать, не переломился бы. Ребёнок из школы только пришёл, ему уроки учить надо. Если не работаешь, хоть по дому бы, чем занимался. Скоро совсем обленишься, действительно Лутоша, права мама».

Затем менее гневные, но более громкие возражения отца матери:

«Чихать я хотел на твою маму. А этот ребёнок скоро за девками бегать будет. Он парень боевой, работящий, к тому же и способностями не обделён. В нашу породу уродился, в Шмариновых».

Ванька подхватил вёдра и бодро побежал к колонке.

Наполнив их водой, потащил домой, стараясь не расплескать.

Он забыл варежки дома, и руки быстро окоченели на морозе. Остановившись передохнуть, сунул руки за пазуху, отогревая. Затем снова потащил воду к дому, закусив губу от напряжения; поняв, что вот-вот выронит вёдра из рук, остановился. Ничего, он донесёт, не впервой.

И снова упрямо пошёл вперёд, вот он и дома наконец-то.

Аккуратно занёс вёдра с водой в дом и поставил в кухоньке. Заглянув в комнату, увидел по-прежнему ругающихся родителей. Им было не до него, и Ванька снова выбежал из дома, во двор.

Он пошёл в сарай, где наколотых дров было, совсем кот наплакал, вытащил чурбаки наружу и принялся колоть дрова колуном.

Дело продвигалось медленно, но Ванька не унывал. Всё лучше дрова колоть, чем родительскую ругань слушать. Ещё плеваться начнут. Было и такое.

Он так увлёкся, что не заметил подошедшего отца, выбежавшего из дома до ветру. Тот взял колун из уставших и замёрзших рук сына, поставил поудобнее новый чурбак, и с маху развалил его надвое. Затем ещё и ещё.

Выпрямившись, подмигнул сыну, с завистью наблюдавшему за ним.

– Ничего, сынок. Скоро и ты так будешь колоть дрова, даже лучше. А теперь беги домой, поужинай и за уроки, лады?

Ванька кивнул и побежал домой отогреваться, он замёрз, как цуцик.

Оглянувшись, увидел отца за работой и радостно улыбнулся: не правы мать с бабушкой, когда говорят, что отец его лодырь…

В школьном спортзале шёл урок физкультуры пятого «а» класса: мальчишки только что один за другим попрыгали через «козла» и сидели на скамейке вдоль стены, наблюдая, как учитель физкультуры помогает девчонкам работать на кольцах.

– Глянь, как наш Иван Филиппыч старается, Серенкову за задницу поддерживает, – ехидно заметил Симак, и мальчишки дружно засмеялись, с завистью поглядывая на Людку Серенкову, ладную смуглую девчонку с округлыми формами.

Закончив упражнение на кольцах, Серенкова подошла к скамейке для девочек и села рядом с подругами, смущённо поглядывая в сторону насмешников.

Она чувствовала себя неловко, ощущая их плотоядные взгляды.

Иван Филиппыч оглянулся на скамейку мальчишек и погрозил им кулаком, понимая их боевое настроение. Теперь к кольцам подошла худенькая отличница Галя Петрова, и мальчишки сразу потеряли интерес к кольцам.

Прозвенел звонок, и учитель резко засвистал в свисток, выстраивая класс в линейку. Прошёлся перед строем, строго посмотрел на Симака.

– Насмешничать ты горазд, Симаков, а вот прыгаешь плохо. Остальным всем ставлю по тройке, а девочкам по четвёрке. Сейчас отдыхаем, после перемены на лыжню, бег на один километр. Разойдись!..

Девочки побежали переодеваться дружной стайкой, мальчишки тоже пошли, поглядывая с интересом на их ладные фигурки в трико, подчеркивающим явно намечающиеся девичьи прелести. Особо среди девочек выделялись Серенкова и Киселёва, неразлучные подружки.

И вот начался второй урок физкультуры. Ученики один за другим уходили на лыжню, настал Ванькин черёд. Подтянув крепление на валенках, упёрся палками в снег и приготовился бежать, поглядывая на рябоватое лицо учителя, который сверял время пробега по секундомеру.

Вот Иван Филиппыч махнул рукой, и Ванька помчался по лыжне, стараясь догнать ушедшего вперёд Вовку Косырева, но тот не собирался уступать и вскоре Ванька запыхался.

Однако упрямо бежал и бежал, иногда сбиваясь с хода и помогая себе палками. Наконец Вовка сдался и уступил лыжню, отдыхая от гонки.

Теперь Ванька обходил девчонок, гуськом шедших друг за другом. Они охотно уступали лыжню и посмеивались над ретивым гонщиком…

Обратный путь был гораздо труднее и длиннее, так как Ванька слишком резво взял старт, и на финиш его явно не хватало. Он с трудом передвигал лыжи, вяло махал палками, улица Стрелецкая казалась бесконечной.

Но вот впереди замаячил долгожданный финиш и Иван Филиппыч щёлкнул секундомером, когда Ванька пересёк черту.

Пока он приходил в себя, финишировали самые последние, и класс собрался вокруг преподавателя, готовясь идти в школу и сдать лыжи с палками в кладовку, благо уроки физкультуры завершали учебный день.

– Отличное время показал Марков, он занял первое место, – Иван Филиппыч хотел подбодрить уставших спортсменов. – Молодец, Виктор. На втором месте Шмаринов Иван, третьим пришёл Устименко Василий. И вообще у всех неплохие результаты, так держать.

Окрылённые словами преподавателя, ученики пятого «а» класса забыли про усталость, подхватили свои лыжи и до самых дверей не отпускали от себя Ивана Филиппыча, который охотно общался с молодёжью, сам молодо улыбаясь своим рябоватым, чувашским лицом.

Вовка сидел в своём углу среди игрушек и сочувственно посматривал на старшего брата, который лежал на диване с закрытыми глазами и кашлял.

Вовке было непривычно видеть всегда шустрого брата неподвижно лежащим и даже постанывающим. Жалко его. Да и Ваньке было неуютно с обвязанным вокруг шеи тёплым материнским платком, но горло саднило, и он терпел, пока мог.

Наконец встал и прошёл к окну, на улице всё же было веселее: искрился снег на морозе, куда-то по своим делам шли люди.

Вот мимо окон продефилировала компания соседских парней во главе с Чистилем, нещадно дымя папиросами. Они глянули в сторону Ванькиных окон, и он непроизвольно отпрянул от окна, не желая, чтобы его увидели.

Включив радиолу, поймал какую-то радиостанцию на английском языке и стал слушать, не понимая ни слова, но, стараясь хоть что-то угадать. Недаром же он корпел над учебником английского языка.

Подошёл Вовка, и они стали слушать вдвоём.

Мать они прозевали, и когда хлопнула входная дверь, впустив её в дом вместе с клубами морозного воздуха из сеней, они оба обрадовались и подбежали к ней, наблюдая, как она ставит сумку на стул, раздевается, снимает боты.

Выставив продукты на стол, одаривает сыновей конфетками, и все трое проходят в комнату.

– Температура спала, – потрогала она Ванькин лоб. – Горло болит?

Ванька кивнул и прокашлялся громче обычного. Ему хотелось ещё поболеть и не ходить в школу. Но мать на мякине не проведёшь.

– Ну-ну, симулянт несчастный, пора за уроки браться. Отстанешь, самому же хуже будет. Завтра ещё денёк, а послезавтра в школу, как штык. Скоро обедать будем, небось голодные?

Она потрепала сыновей за вихры и пошла на кухню, загремела посудой.

Накачав примус, поставила разогреваться кастрюлю с борщом.

Братья повеселели. Глянув в окно, увидели спешащего домой отца.

– Папа, – обрадовался Вовка, показывая в окно.

– Он старый солдат, чует, ещё ни разу к обеду не опоздал, – ворчала по привычке мать, но братья понимали, что она сегодня в настроении.

Назревал мирный семейный обед…

На столе лежали книги: «В стране дремучих трав», «Мифы древней Греции», «Два капитана», сборник рассказов братьев Стругацких и другие.

Увлёкшись чтением своей любимой книжки: «Огни на реке», Ванька не слышал, как кто-то пришёл. И только подняв глаза от страниц, увидел своих одноклассниц, пришедших навестить больного товарища.

Раздевшись, они подошли к засмущавшемуся Ваньке, который быстро сдёрнул с себя платок и бросил под стол.

Довольная приходом девочек, мать пододвинула им стулья, и они присели к столу, доставая из портфелей учебники. Это были Устинова и Юклутова, те самые, которым он связал косы на уроке английского языка, но девочки не держали зла на одноклассника.

– Мы пришли проведать тебя, и задания на дом принесли, чтобы ты не отстал от учебной программы, – словоохотливо сообщила Люда Устинова, раскрывая дневник: – Вот, переписывай, давай.

Мать ещё больше обрадовалась заботливым девочкам:

– Умницы девочки, я только что об этом говорила. Отстать проще всего, а вот наверстать упущенное труднее, – она угостила девочек конфетами, теперь настал их черёд засмущаться.

– Спасибо, – они взяли по одной конфетке, но мать щедро отсыпала им по горсти каждой. Затем Ванька стал переписывать задания в свой дневник, косясь на одноклассниц, которые с любопытством поглядывали по сторонам.

Вовка тоже дивился на редких гостей, прижимаясь на всякий случай к отцу в целях безопасности.

Наконец гости ушли и Ванька с Вовкой проследили, как они прошли мимо их окон, после чего Ванька подошёл к радиоле и включил её: зажёгся зелёный огонёк, и он быстро поймал сначала новости дня, затем спортивный дневник, и, наконец, песни из популярных советских кинофильмов.

– Давай-ка, мы с тобой попробуем «Голос Америки» отыскать, – отец приник к шкале настройки и сквозь помехи всё-таки достал «вражеский голос».

Мать вначале нахмурилась, было, но вскоре тоже стала с интересом прислушиваться к новостям западного мира, которые из-за помех и «железного занавеса» казались чем-то таким далёким и ирреальным, словно они были с Марса или Венеры…

Ванька торопливо шёл, почти бежал по улице, размахивая портфелем: он был в приподнятом настроении, ещё бы – закончились уроки, хотелось чего-то необыкновенного и прекрасного, как сказочный сон.

Он вбежал в дом и удивился, увидев гостей: за накрытым столом сидели его дядья с отцом и выпивали. Нарядная и разрумянившаяся мать с ходу обняла и расцеловала сына, дядья тоже обратили на него свои взоры, и тут до Ваньки дошло, почему у него с утра хорошее настроение – у него же день рождения!

– Поздравляем с днём рождения, сынок! – мать примерила на Ваньке новый свитерок и он пришёлся ему впору.

– А это тебе от нас, племянник, – дядя Митя похлопал Ваньку по спине и торжественно вручил ему лотерейный билет. – Желаем тебе выиграть на него машину, никак не меньше. А то жди, пока отец заработает, скорее рак на горе свистнит, – дядья засмеялись.

Захмелевший отец показал братьям кукиш в ответ на их пожелания и извлёк из кармана несколько сотенных, вызвав всеобщее удивление.

Бросив их небрежно на стол, он победно оглядел всех и, достав из кармана ещё десятку, одарил ею сына. Тот взял десятку и внимательно оглядел, затем спрятал в свою любимую книгу, меж страниц.

– Дарю тебе, сын, десять рублей. Это, не какой-нибудь, там, лотерейный билетик, который никогда не выиграет.

– Почему же? Бывает и выигрывает, – неуверенно парировал дядя Юра, поглядывая на старшего брата. Но тому было уже не до племянника. Оглядев деньги на столе, он возмутился:

– Каков фрукт! У нас дома плачется, жить не на что, а сам при деньгах. Пора долг возвращать. Мы тебе помогли на домик свой собрать, срок вышел.

– Да ты, Митя, без Николая копейки бы не заработал. Лежал бы на своей кровати, пенсию экономил, старуху-мать голодом морил, – тоже возмутилась мать, убирая деньги со стола.

Гневно посмотрела на пьяненького мужа, тот примиряюще ухмыльнулся:

– Халтурку одну сшиб, в самый раз, ко дню рождения сына.

Мать усадила Ваньку за праздничный стол, и тот стал уплетать за обе щёки, с интересом поглядывая на разошедшихся дядей. Вовка тоже.

Махнув на посошок рюмку водки, дядя Митя встал и подошёл к стене, на которой висел новый персидский ковёр с тремя оленями, предмет гордости всей семьи. Оглядел по-хозяйски.

– Отдавай частями, если сразу не можешь, или ковёр заберём.

– Берите, я ещё заработаю, – беспечно махнул рукой подвыпивший отец, не обращая внимания на возражения жены.

Дядья сняли со стены ковёр и, скатав его в рулон, ушли не попрощавшись.

В комнате воцарилась гнетущая тишина.

– Отметили день рождения сына, называется, – всхлипнула мать, и Вовка тут же заревел за компанию. Ванька молча доедал праздничный обед, а отец тоже молча допивал бутылку водки, мрачнея от выпитого.

Ванька понял, что назревает скандал, и выбежал из-за стола. На него никто не обращал внимания. Одевшись, он побежал на улицу, гулять.

День рождения продолжался, несмотря на ссоры взрослых, и Ванька помчался сначала по улице Сурско-Набережной, затем вниз по переулку Дмитрова к бабушке, к друзьям в его любимое подгорье, которое всегда с ним, несмотря ни на что….

Утром отец подошёл к Ваньке, собиравшемуся уходить в школу и, оглянувшись на жену, сердито напяливавшую на Вовку шубейку, прошептал:

– Дай-ка сюда десять рублей, многовато тебе. – Он взял у сына десятку, и сунул ему в руки три рубля: – На, вот, трёшницы хватит.

Ванька посмотрел на зелёненькую трёшницу: конечно, она была не такая красивая и большая, как красная десятка, но тоже много.

Он спрятал её в карман и побежал в школу, отец заторопился за ним следом, чувствуя себя виноватым перед женой.

– Зря не шляйся, на работу иди, устраивайся! – прокричала ему вслед жена и шлёпнула не желавшего одеваться Вовку.

– Смотри, пьяным домой не возвращайся! А ты стой смирно, не кобенься. Сейчас к бабушке пойдём, гулять будешь.

Но муж уже не слышал изрядно надоевшие ему наставления жены, хотя он и понимал их некоторую справедливость. Засунув руки в карманы пальто, перчаток он не признавал, Николай бодро шёл по улице, наблюдая попутно за сыном, торопящимся в школу впереди него:

Вот сын свернул за угол и исчез из поля зрения, Николай пошёл медленнее, раздумывая, куда же ему пойти-податься:

«Придётся на завод идти, оформителем, Тоська не отстанет. Да, это тебе не Чебоксары, но жить надо. Всё, Николай, решено – иду устраиваться на завод».

– Привет, Николай! О чём задумался, детина стоеросовый?

– Иди к нам, небось, замёрз с похмелюги-то, есть сугревающее, – загоготали стоявшие на углу Кировской два мужика потрёпанного вида: – третьим будешь. Подходи, не сумлевайся.

Николай приостановился в нерешительности, но голова трещала с похмелья, в кармане пальто он сжимал в руке десятку, деваться некуда.

И вот трое собутыльников поспешили к условному месту, возле дощатой общественной уборной, что за фотоателье на улице Комсомольской, где на заборе торчал заботливо приготовленный для этого случая гранёный стакан сомнительной чистоты.

С другой стороны к нему спешили, как на свидание, ещё пара алкашей, и бабёнка с фингалом под глазом.

Ванька с матерью корпели над изготовлением новогодней стенной газеты: закончив раскрашивать деда Мороза, Ванька наблюдал, как мать красивым почерком пишет стихи и ребусы, у неё это получалось гораздо лучше, и Ванька удовлетворённо вздохнул.

– Здорово у нас получается, верно, мама?

– Так не для аблизиру делаем, праздничный выпуск, – мать полюбовалась написанным: – Кто стихи-то сочинил? Очень хорошие.

– Витька Марков. Он у нас редактор. И Люська Архангельская.

– Люда Архангельская, такая красивая и умная девочка. Папа у неё главврач городской больницы, представительный мужчина, – мать покосилась на храпевшего отца, и нахмурилась.

– Ладно, давай заканчивать, уже поздно, – и мать с сыном снова склонились над будущей новогодней газетой…

Актовый зал школы был переполнен: нарядные ученики, педагоги, родители. Все взволнованы.

В углу у окна стояла новогодняя ёлка под потолок, а на сцене шло представление школьной самодеятельности – сказка про волка и семерых козлят, в исполнении учеников младших классов.

Старшеклассники бурно реагировали из зала на происходящее на сцене, ещё не забыв о своём недавнем детстве. Особо радовались родители.

Антонина Ивановна с гордостью оглядела красиво оформленную новогоднюю газету на стене, в работе над которой они с сыном приняли самое непосредственное участие, и присела на одно из свободных мест.

Настроение у неё было самое, что ни есть, праздничное.

В зал вошла как всегда озабоченная Любовь Андреевна и села рядом с матерью одного из её учеников. Это была Антонина Ивановна. Они радушно поздоровались. Праздник всё-таки.

Теперь на сцене хор пионеров исполнял песню, и среди них Антонина Ивановна увидела своего сына, который старательно пел вместе со всеми.

Она непроизвольно взглянула на учительницу, та кивнула:

– Ваня в последнее время вышел в хорошисты, я думаю, не без вашего участия. Правда, он несколько неусидчивый, нервный, но по способностям вполне мог бы стать отличником. Как его друг, Вася Устименко. У вас дома всё хорошо?

Она проницательно взглянула на Антонину Ивановну, но та не собиралась откровенничать и тоже кивнула, молча. Тогда они стали слушать песню.

– Красная гвоздика … – тянул вместе со всеми Ванька, и вдруг, среди сидящих в зале, увидел свою мать, а рядом с ней Любовь Андреевну.

Мать улыбнулась сыну и помахала ему рукой, и Ванька ещё громче запел, так что стоявшие рядом с ним девочки удивлённо глянули на чересчур расстаравшегося одноклассника.

Бал в актовом зале был в самом разгаре. Ряды из стульев вынесены и расставлены вдоль коридора, а на освободившемся пространстве кружилось в вальсе несколько пар старшеклассников.

Вальс закончился, и из школьного репродуктора полились непривычные всем звуки южноамериканского танго. Собравшиеся по углам зала группы школьников зашевелились, переглядываясь, но никто не решался выйти на середину зала первым и станцевать с девочкой модное танго.

Младшие поглядывали на старших, девочки на мальчиков, наконец, раскрасневшийся от волнения Виктор Марков отделился от мальчишек и, подойдя к девочкам напротив, пригласил Таню Журавлёву.

Глядя, как они танцуют, одноклассники насмешливо захихикали, а Ванька с непонятной ревностью смотрел на них и злился на самого себя за нерешительность, но сделать ничего не мог: ноги были как ватные, в горле пересохло от волнения, и он молча смотрел на танцующих счастливцев.

Вот уже пары старшеклассников заполнили зал, дежурный педагог наблюдал за порядком, и Ванька с товарищами направился к выходу: всё, хватит с них, насмотрелись, натанцевались.

В раздевалке к ним присоединились девочки из их класса, настроение у всех было праздничным, а на улице уже наступил вечер.

Заканчивался и новогодний бал школьников. Вслед за пятым «а» классом на выход потянулись и другие, постарше. Пора по домам, хотя так не хочется.

Ванька поглядел на ярко светящиеся окна актового зала и почувствовал, что школа эта стала ему гораздо дороже и ближе, чем раньше.

На прощанье из школьного репродуктора раздалась совсем ещё новая, будоражащая детские души песня в исполнении Владимира Трошина:

 
«Заправлены в планшеты
Космические карты,
И штурман уточняет
В последний раз маршрут …»
 

Ванька с Васькой многозначительно переглянулись, ведь они были настоящими фанатами научной фантастики, Васька мечтал стать астрономом, физиком-теоретиком, да и Ваньке тоже эта тема стала с некоторых пор близка и понятна. Во многом благодаря другу.

Когда 4 октября 1957 года в СССР запустили на орбиту первый в истории искусственный спутник Земли, друзья были горды и счастливы.

Они часами смотрели по вечерам в телескоп, жаждая обнаружить спутник в стратосфере, а когда 12 апреля 1961 года в космос полетел первый космонавт Юрий Гагарин, были вне себя от счастья и восторга.

К этому времени они уже прочитали всего Жюль Верна, А. Беляева, И. Ефремова, читали невероятно интересные рассказы братьев Стругацких.

7 сентября 1965 года в Алатырь приехали космонавты Андриян Николаев с Валентиной Терешковой, и Валерий Быковский. Их встречал буквально весь город, и Ваньке с Васькой удалось рассмотреть их с близкого расстояния, когда почётный кортеж машин проезжал мимо зажатых в толпе мальчишек.

Было жарко, как летом, на митинг собралось множество народа, и друзья едва выдрались из толпы восторженных алатырцев.

К слову, из старожилов никто не помнит, чтобы подобные встречи ещё когда-либо проходили в городе, и вызывали такую бурю чувств радости и гордости среди жителей за свою страну.

А пока суть да дело, над городом продолжала звучать любимая песня:

 
«Я верю, друзья,
Караваны ракет
Помчат нас вперёд —
От звезды до звезды…»
 

Ванька слушал, и с непонятным ещё волнением поглядывал на шедших впереди мальчишек и девчонок, испытывая к ним чувство влюблённости.

Даже Симак, не говоря уже о Ваське, шёл рядом с ним молча, и тоже разволновался. Удивляясь самому себе, он хотел, было закурить по привычке, но раздумал и весело зашагал дальше, слушая песню.

А над школой, над улицей, над всем этим зимним предновогодним великолепием зазвучала в заключение такая любимая и взрослыми и детьми песня в исполнении детского хора: «Школьные годы чудесные…»