Текст книги "Евангельская имущественная этика. Русская социальная мысль. Цикл публичных лекций"

На этом я закончу. Теперь – вопросы.

Вопрос: Вернёмся к эпизоду с этим средневековым священником, который предложил толковать «игольное ушко» как ворота. Вы не знаете, когда эта версия появилась и, для начала, когда она была зафиксирована?

Н. С.: Если я не ошибаюсь, она зафиксирована в начале Нового времени, это примерно XVI–XVII века.

Вопрос: То есть до XVII века эта школа, эта теория климентистов, она жила и продолжала обсуждаться?

Н. С.: Да. На следующих лекциях я более подробно расскажу о судьбе обеих школ. Это очень интересно. Да она и сейчас – основная. Возьмите любую тоненькую книжечку любого священника, диакона, где толкуются вопросы о богатстве, бедности, собственности. И вы в точности прочтёте вот эту теорию Климента Александрийского. Как она в начале III века появилась, так она и до сих пор существует в Церкви наряду с другими парадигмами христианской этики.

Вопрос: За это время появились другие взгляды на собственность?

Н. С.: Да, четыре взгляда.

Вопрос: Они будут рассматриваться?

Н. С.: Да, будут. Пока я вам сказал о двух взглядах, которые наиболее характерны для Православия. Есть ещё один взгляд, типичный для Православия. Забегая вперёд, скажу: это взгляд полного отрицания социума, взгляд надежды на чудо. Когда я спрашиваю:

– А как же экономика? В общем-то людей надо кормить, что-то производить? Мне отвечают:

– А вы невер! Вы в Бога не верите. Вот Моисей помолился, и туча перепелов упала на иудейский лагерь. И мы помолимся, и все имущественные проблемы будут решены, чего там.

Вот такой взгляд очень часто встречается, причём среди монахов. Они считают: да, мы будем молиться, и нам, как Сергию Радонежскому, в нужный момент будут приходить фуры с продовольствием. Один монах, настоятель маленькой общины в 10 человек, меня уверял, что они так и живут.

– Вот так и живём: помолимся – спонсор появится, ещё помолимся – ещё что-то будет.

Это вот такая надежда на чудо. Причём на чудо, которое как бы, когда мы захотим, тогда Господь и должен сотворить, – чтобы нам хлебы приходили прямо по нашему расписанию. Я считаю, что, с богословской точки зрения, это никуда не годно. И вообще это элементарная безответственность. Если мы так будем жить, то, знаете, долго не протянем.

Вопрос: У меня такой вопрос, он касается того же евангельского сюжета о богатом юноше. Есть Феофилакт Болгарский. Он тоже показал этот сюжет. Мне интересно Ваше мнение, потому что он понятие «имение» больше трактует в духовном смысле. И, может быть, Вы в следующий раз коснётесь толкования Феофилакта Болгарского.

Н. С.: Я коснусь толкования Феофилакта Болгарского, но не на этот эпизод, а на другой евангельский фрагмент. Да, очень часто понятие «имение» толкуют расширительно, что вот, например, ваши способности, ваши таланты – это как бы тоже ваше имение. Ну, это правильно. Но дело в том, что я занимаюсь собственностью в прямом смысле. Ну, так сказать, мой интерес в собственности в экономическом смысле. Поэтому я эти расширительные толкования не рассматриваю.

Вопрос: Я просто для объективности, потому что люди, они могут подумать, что сугубо тут, чётко тут только в этом разрезе существует мнение. Просто вот в этом смысле.

Н. С.: Хорошо. Но нельзя объять необъятное. Дело в том, что на этот эпизод существует тысяча толкований, и, более того, он является одним из воскресных чтений. Это означает, что все священники определённым образом обязаны этот эпизод толковать. Их учат толковать в семинариях и академиях именно этот эпизод. И, кстати, большинство из них толкует по Клименту Александрийскому. Увы.

Вопрос: Иисус вместе с евангелистами каким-то образом отреагировал на учение Аристотеля о том, что есть два вида хозяйствования: экономика и хрематистика?

Н. С.: Да, отреагировал. Если уж, так сказать, углубляться в ваш вопрос, то, безусловно, Иисус признавал только экономику, то есть домостроительство, и отвергал хрематистику как делание денег.

Вопрос: Если идёт экономика, то там нет богатства, а богатство появляется в хрематистике. В экономике богатства нет!

Н. С.: Ну, а я о чём сегодня говорю? Если богатство ради увеличения богатства – в этом никакого христианства нет. Абсолютно. Это означает, что весь капитализм – штука антихристианская с начала и до конца. Но я-то хочу, чтобы вы, так сказать, этот вывод восприняли по Евангелию. Сказать это – просто, а вот доказать на евангельском материале – это посложнее. В этом я и вижу свою задачу.

Вопрос: В самом начале лекции Вы сказали о разном отношении Церкви к богатству и бедности. В этой связи мне бы хотелось услышать Ваши суждения о Ниле Сорском, Иосифе Волоцком и об их противостоянии. Или это уже другая тема? Очень хотелось бы послушать.

Н. С.: Понимаете, в чём дело. Честно говоря, я об этом хотел сказать в историческом цикле. Это – замечательный эпизод нашей русской и церковной истории, на котором тоже выпукло видна вся имущественная проблематика. Но сказать о нём за две минуты очень трудно. Если очень кратко говорить, то в результате проиграли оба: и Нил Сорский, и Иосиф Волоцкий. А выиграли третьи. Выиграли иосифляне. Не надо отождествлять Иосифа Волоцкого с иосифлянами. Вот это тонкий момент, о котором я, если мы дойдём до этой лекции, конечно же, расскажу.

Вопрос: И последователи Златоуста, и климентисты говорили не собственно о богатстве (богатство сам по себе атрибут нейтральный, который не одобряется и не осуждается), а об отношении к нему, то есть о привязанности к богатству и о сребролюбии, т. е. к накопительству. То есть осуждали именно это, а не собственно само богатство. И вот по этому эпизоду из Евангелия существует ли толкование (как Вы к этому относитесь?) о том, что юноша осуждаем не за то, что он отказался раздать своё богатство, своё имение, а за то, что он отказался последовать за Христом. То есть он не отказался от своего собственного мнения, от своего собственного пути, не пошёл за Христом, а вовсе не из-за богатства. Можете что-нибудь сказать?

Н. С.: Нет, таких толкований я не знаю. По-моему, очевидно, что весь этот эпизод вертится именно вокруг проблемы богатства. И юноша не пошёл за Христом по одной простой причине: его не пустило богатство. И ничто другое. Абсолютно все толкователи, и Климент в том числе, именно на этом и сходятся.

Вопрос: Осуждается не богатство, а привязанность к богатству. Не само по себе?

Н. С.: Я вам только что рассказывал про петлю Златоуста, где Златоуст связывает эти понятия неразрывной цепью. Это Климент считает, что, в общем-то, может быть любостяжательный богатый, нелюбостяжательный богатый, любостяжательный бедный и нелюбостяжательный бедный. Все эти варианты для Климента равновероятны. Для Златоуста это совершенно не так. В подавляющем числе случаев, если человек богат, он – любостяжателен. Это мнение Златоуста, выведенное из своего жизненного опыта, который был, как мне думается, у него намного больше, чем у Климента. И кто прав? На мой взгляд, однозначно прав Иоанн Златоуст.

Вопрос: Совершенно неоднозначно. Я мог бы много привести Вам аргументов против. Я могу Вам предложить хотя бы один: почему мы не рассматриваем богатство как большую ответственность. Человек богатый не потому, что у него много денег, а потому, что у него много работы, и он даёт работу, он несёт ответственность не только за себя, но за всю ту экономическую единицу, которую представляет собой его богатство. И отказавшись от богатства, фактически он отказывается не только от каких-то имущественных своих ценностей, но и делает бездомными и несчастными многих людей из неимеющих, которые имеют возможность жить на его экономической единице.

Н. С.: Во, во, во! Вы в точности рассказали одну из парадигм, которая называется протестантской этикой (аплодисменты).

Вопрос: Поскольку в Православии одним из критериев истинности трактовки и Библии, и Евангелия является согласие Отцов, то существует ли такое согласие по поводу этого эпизода? И если да, то каково оно?

Н. С.: Понимаете, я считаю, что это согласие Отцов – вещь преувеличенная, это – идеал, которого на самом деле у нас в Православии нет. Святые Отцы всё время писали полемические книжки. Они полемизировали с другими богословами, с другими Отцами, а насчёт имущественной этики – тем более. У нас до сих пор нет единого взгляда на этот предмет. Видите, я насчитываю четыре, а на самом деле пять различных христианских парадигм имущественной этики. И все они, так или иначе, имеют бытие в Церкви, в том числе и в нашей Православной. И, может быть, это-то и хорошо. Понимаете, вопрос этот ещё не решён соборно. Имеются разные мнения, имеется поле для дискуссий. Гораздо было бы хуже, если бы уже всё было бы, скажем, Вселенским собором решено, и шаг в сторону – значит расстрел. Нет, слава Богу, что положение не таково.

Вопрос: А правильно ли можно сделать вывод о том, что как раз имущественный вопрос – одна из причин противоборства монашеских орденов в Средние века, в частности гонений Римско-католической церкви на Францисканцев?

Н. С.: Я так не считаю. Дело в том, что эти гонения, мне думается, преувеличены. Насколько я знаю, орден Францисканцев разделился на две части. Одни следовали полному нестяжанию, путешествиям в духе самого Франциска. А другие люди – более практичные – считали, что надо учить людей, кадры ковать. Для этого нужны школы. А для школ, так или иначе, нужны деньги. Поэтому всё равно какое-то материальное обеспечение необходимо. Насчёт гонений… Я не думаю, что эти гонения были какие-то серьёзные. Понимаете, все католические ордены, в общем-то, начинали с нестяжания. Но после так получалось, что они, так или иначе, обрастали громадной собственностью. Но вы не смейтесь, дело в том, что наши монастыри тоже начинали с этого. Троице-Сергиева Лавра во времена Сергия Радонежского не имела ни одной деревни. А после она стала прикупать, прикупать и превратилась в одного из самых больших собственников. Это некий закон. Понимаете, в чём дело: собственность – она даёт независимость, она даёт устойчивость, и Церковь как социальный институт это очень хорошо знает и понимает. Именно поэтому она всеми силами, всеми правдами и неправдами увеличивает свою собственность. Я этот вопрос так понимаю. Не потому, что батюшки там такие любостяжательные, что без собственности не могут, – нет. А потому, что эта собственность – некий якорь, который придаёт устойчивость Церкви в этом циничном мире.

Вопрос: Почему, если существуют различные мнения насчёт богатства, так однозначно отношение Церкви к святости царей и императоров, которые жили в богатстве?

Н. С.: Спасибо. Понимаете, там другие законы. Император это как бы человек более высокого порядка, который живёт не по обычным законам. Это василевс, это правитель. И канонизировали императоров, говоря современным языком, за их управленческие успехи. А то, что они были богаты, – надо различать богатство личное и богатство государственное. Византия считала, что император – владелец всех имений, всех земель, всей собственности, которая в стране есть. И он имел право любого собственника раскошелить, отнять его имение. Но это не считалось его богатством. Его богатство не вменялось ему в вину, ибо должность императора – должность представительная. Он должен показать своё богатство каким-то иностранным послам и тем людям, которые к нему приходят, чтобы тем самым символизировать своё величие и величие всей империи.

Вопрос: Почему бы не перенести такие представительские представления на целый класс, например на наших предпринимателей?

Н. С.: Ну нет, это разные вещи; император представлял всех, всю империю. А, извините, наши олигархи – это совершенно другой случай.

Вопрос: Песня про священную частную собственность?

Н. С.: Нет, подождите, я не хочу об этих песнях умалчивать. Они есть в нашей Церкви. Они популярны. Поговорите со священниками, и подавляющее большинство скажет: «Частная собственность лучше, что вы, это очевидно совершенно! Большевики вон что наделали с общественной собственностью, вон что натворили!». Так что эта песня, – она существует, и с этой песней надо аккуратно работать, её надо аккуратно, квалифицированно развенчивать. Но это делать надо не глоткой, а аргументами, основанными на Евангелии, основанными на знании церковной истории.

Вопрос: У Вас на сайте я ознакомился со статьёй Владимира Эрна «Христианское отношение к собственности». И Вы в своём вступительном слове как раз отметили, что статья, во-первых, блестящая, а во-вторых, те аргументы, которые в ней изложены, не получили должного ответа со стороны, так сказать, богословия. Вопрос о полемике. Существует ли сейчас данная полемика и где можно с ней ознакомиться?

Н. С.: Увы. Ознакомиться со статьёй можно только на моём сайте. И, к сожалению, её почти никто не репродуцирует, хотя статья эта гениальная, замечательная, несмотря на то, что написана молодым человеком 20-ти лет. Ну, в общем, потрясающая. Полемики нет вообще. Был только один отзыв на эту статью. В районе где-то там 1907 или 1906 года, после того, как она вышла. А отзыв – в типично климентистском стиле. А после она замалчивалась. Ну, что делать…

Вопрос: Какая ж это полемика? Когда аргументы не получают ответ. Где полемика?

Н. С.: Да, я писал о том, что аргументы Эрна не опровергнуты. Ну, это вопрос к климентистам, почему-то они помалкивают, что-то они застеснялись, не знаю, в чём дело.

Вопрос: А можно уточнить название статьи или адрес сайта?

Н. С.: «Христианское отношение к собственности». Владимир Францевич Эрн. Это на моём сайте. Вообще, кто не был на моём сайте http://www.chri-soc.narod.ru/, всё-таки зайдите. Его очень легко в Яндексе найти. Вы набираете: «Сомин Николай Владимирович», и там в первых трёх строчках, которые выпадут, наверняка статьи с моего сайта. Ну, там не только мои статьи, а статьи многих христианских социалистов, их (социалистов) там десятки. Вообще же статей около трёх сотен. Посмотрите, может быть, любопытно будет.

Вопрос: Скажите, пожалуйста, имущественные отношения – они как-либо отражены в концепции Русской Православной церкви, и если отражены, то каким образом?

Н. С.: Да, отражены. Есть документ: «Основы социальной концепции Русской Православной церкви», такой документ определяющий, который утверждён собором епископов в 2000 году. Там есть главка: «Труд и собственность». Главка, в общем, такая мягкая, беззубая. Но, может быть, это и хорошо. Она хороша тем, что там говорится, что Церковь признаёт разные виды собственности: и частную, и общественную, и такую-сякую, и коллективную, и всякую другую. Никакого вида собственности она не выделяет. На самом деле, это говорит о том, что вопрос данный не решён. А с другой стороны, опять-таки, слава Богу, потому что всё-таки это документ определяющий, от которого уже не уйдёшь. А вот последующие церковные документы – они явно прокапиталистические; там имеется в виду, что существует капитализм, и ничего другого нет и быть не может.

Вопрос: По поводу отношения христианской церкви к труду… Могли бы Вы как-нибудь осветить этот вопрос? Собственность и труд?

Н. С.: Не сейчас. Давайте я по вашей просьбе сделаю экскурс на следующей лекции. Потому что быстро об этом не скажешь. Вкратце: труд – это хорошо, труд – это Божия заповедь, соработничество Богу.

Вопрос: Я не очень понимаю вот какой вопрос. Ну, был Иисус, у него были ученики. И, тем не менее, я понимаю, что был исторический контекст, и они фактически жили на подаяние, была кружка. И вместе с тем Вы говорите, что христианство относится к труду положительно. А Иисус, получается, и его ученики, они не трудились или трудились? Как относиться к этому?

Н. С.: Понимаете, во-первых, Иисус Христос сам до тридцати лет трудился. И, по преданию, он воспринял ремесло своего отца и был плотником. Если бы труд – это было плохо, то Господь бы не стал этого делать. А Он, наоборот, своим трудом освятил все остальные виды труда. Но, понимаете, после Его задача изменилась. И если бы апостолы, допустим, продолжали трудиться где-нибудь у себя там на своих огородах или рыбу таскать неводом из озера, ну вряд ли они смогли бы впитать всю ту мудрость, которую Иисус им передал.

Вопрос: Был же ещё случай с Павлом, который шил палатки…

Н. С.: Да, Павел шил палатки, но, мне кажется, он это делал немножко демонстративно, чтобы показать, что он не тунеядец, он не объедает общины, в которых живёт. Но, в общем, тема труда – она, между прочим, не такая простая, потому что у нас есть такая монашеская традиция, где труд признается, но, в общем-то, говорится о его подсобном, аскетическом характере, что главное – молиться и молиться. А поскольку монашество у нас очень почитается в Православии, то вот такое мнение насчёт труда становится чуть ли не нормативным. Хотя на самом деле оно годится только для монахов, конечно.

Вопрос: Николай Владимирович, в своей речи Вы упомянули олигархов как наиболее очевидный пример тех верблюдов, которым тяжело пролезть в игольное ушко. И также Вы сказали, что Церковь расширяет монастыри, расширяет свою собственность для того, чтобы обеспечить свою экономическую стабильность. Я думаю, что проблема любостяжания – она актуальна не только для олигархов. Для любого человека. Где та граница между тем, когда он утверждает свою экономическую стабильность, защиту от нищеты и так далее, и тем, что называется любостяжанием?

Н. С.: Понимаете, границы нет. Есть лестница восхождения от несовершенного состояния к совершенному. Об этом очень подробно говорит Иоанн Златоуст. Как сказал Иисус: «Если хочешь совершен быть, отдай всё». Это верхняя ступень лестницы. И, в общем-то, задача христианина – карабкаться к этой верхней ступени и ни в коем случае не останавливаться на ступенях промежуточных. Но промежуточные ступени необходимы. Ибо человек в одночасье таким святым стать не может. Слабо ему. Надо, как говорил Златоуст, если не хочешь отдать всё, то отдай половину. А ты и этого не можешь сделать? Отдай треть. И этого не можешь сделать? Ну, отдай десятину, как в Ветхом Завете. Ну, милый, ты и этого не можешь сделать? Ну, жаль, конечно, ну, ты тогда хотя бы не воруй. Вот разные ступени.

Вопрос: Ну а все-таки, исторически, если брать наш пример, монастыри, проходя от общины нестяжателей к владению многими деревнями, они восходили по лестнице или нисходили?

Н. С.: Понимаете, собственность, причём даже общественная собственность, – она вещь небезобидная, и, в общем-то, исследователи нашей Русской Православной Церкви нашли любопытную закономерность: чем больше у монастырей собственности, тем меньше в них появлялось святых. Вот так. Но, конечно, так сказать, вредность общественной собственности и личной собственности не сравнимы друг с другом. Общественная собственность – она всё-таки учит любви. А личная собственность учит только эгоизму, и ничему другому.

Вопрос: Как Вы считаете, конфликт в социалистической революции, Великой Октябрьской, был в основном конфликтом климентистов и социалистов, или теистов и атеистов? Какой аспект больше влиял?

Н. С.: Где-то во второй половине XIX века Россия усиленными темпами побежала по дороге капитализма. И наша Церковь тоже побежала по этому пути, во всяком случае, она этот путь, не скажу чтобы благословляла, но очень благосклонно к нему относилась. Господь этого не попустил и наказал всех: и народ, и Церковь, и власть. А в то же время вывел народ на другой путь развития. Если говорить вкратце, вот как я понимаю эту коллизию. Довольны вы моим ответом?

Вопрос: Сейчас есть мнение о том, что частная собственность в экономическом плане более эффективна, чем общественная. Если собственность не является абсолютным злом, с точки зрения христианина, то, видимо, эффективность – это очень хорошая вещь. Собственность – это тот ресурс, который можно употребить в том числе и на благое дело. Вопрос следующий. Разделяете ли Вы такую точку зрения, что, скажем, частная собственность более эффективна в экономическом плане, чем общественная. Если нет, можете ли Вы привести пример, когда общественная собственность более эффективна?

Н. С.: Пример – Советский Союз. Темпы роста советской экономики намного превышали западные темпы. В разы, где-то в 5–7 раз. Это что, не доказательство эффективности? А есть и богословские соображения. Тот же Иоанн Златоуст говорит, что это всем понятно, что когда люди собираются вместе, это гораздо более эффективно, чем если каждый ведёт своё хозяйство. Это было очевидно ещё тогда, в IV веке. А то, что частная собственность более эффективна, это сказки. Она эффективна из-за сребролюбия и любостяжания, которые заводят этот капиталистический мотор. Она лишь в какой-то степени эффективна, но люди гибнут, они духовно гибнут в капитализме. И поэтому вот то, что у нас сейчас делается, это безумие, это гибель и физическая, и гибель духовная всего народа.

Вопрос: У меня вопрос по определению богатства: следуя логике Златоуста, и если расширять это определение богатства, то в итоге человек должен отказаться вовсе от собственности и уйти жить в общину, уйти в монастырь. То есть, оставаясь в миру, будучи включённым в социальные институты, человек будет отягощён собственностью, при любом устройстве общества, в том числе при коммунистическом. Человек не сможет обрести спасение в миру, а сможет его обрести лишь в монастыре.

Н. С.: Нет, нет. Понимаете, Златоуст рассуждал так: «Да, надо отдать всё. Но если все отдадут всё всем, что получится? Получится коммунизм». Именно вот примерно так он и рассуждал. Да, конечно, собственность надо как-то организовать, передачу этой собственности через Церковь, как это было сделано в Иерусалимской общине и описывается в Деяниях апостольских. И тогда получится общая собственность. Если все отдадут всё всем, получится общая собственность, коммунизм. Тогда, с одной стороны, у человека нет личной собственности, которая на него давит, не даёт подняться вверх к Царству Небесному, а с другой стороны, на базе общественной собственности можно организовать экономику, причём экономику эффективную, и тем самым решаются обе задачи: и задача физического выживания, и задача духовного возрастания. Может быть, это самое важное, что хочу я до вас донести.

Вопрос: Не подскажете, у Маркса в ранних работах сказано, что коммунизм есть процесс преодоления отчуждения, а частная собственность названа самоотчуждением человека, вот в этом ракурсе как Вы относитесь к коммунизму? И Вы себя охарактеризовали как социалиста. В чем Вы видите разницу между социализмом и коммунизмом?

Н. С.: Понимаете, я не марксист, хоть режьте меня. Я с определённым уважением отношусь к Марксу в том, что он всё-таки пытался вскрыть механизмы капиталистической эксплуатации. Но, на мой взгляд, он в самом объяснении этих механизмов довольно сильно напутал. Во-вторых, он почти не занимался проблемой банков и банковского капитала. В «Капитале» этого почему-то нет, хотя это самая страшная вещь; банкиры гребут деньги, выгребают и у бедных, и у богатых. А в-третьих, меня совершенно не удовлетворяет атеизм Маркса, прямо-таки воинствующий атеизм. Для меня социализм возможен только при наличии веры, вот что главное. Верующий человек может быть настоящим социалистом. А социализм неверующего очень быстро сдувается, вот так, как быстро сдулся наш советский социализм. Да, был, был, замечательный, но, увы! И его гибель именно следствие атеизма. Ещё Сергей Николаевич Булгаков понял, что настоящий социализм может быть только христианским, только религиозным. Вот это меня в Марксе совершенно не удовлетворяет. А эти рассуждения Маркса об отчуждении, – ну, я как-то всерьёз их не воспринимаю, честно говоря. Это он что-то не то говорит. Снятие отчуждения и любовь – это разные цели.

Вопрос: Вопрос прозвучал: чем отличается социализм от коммунизма?

Н. С.: Ну, здесь я марксист. Социализм – это ступень к коммунизму. Но дело-то вот в чём: дело в падшести человеческой. Человек – поганка падшая, она вся в грехах. И эти грехи приходится каждому человеку по каплям выдавливать из себя. А коммунизм – это очень высоко для жизни. В коммунизме нужен совершенно потрясающий нравственный уровень, которого нет у людей. Поэтому реально возможен только некоторый подход к коммунизму, некоторая ступень, которая называется социализмом. И вот один из вариантов этой ступени у нас был – это сталинский социализм.

Вопрос: Многие связывают имущественные отношения с другой притчей из Евангелия, притчей о талантах. Соответственно, есть ли у кого-то из Святых Отцов правильное понимание. Это приумножение чего именно? То есть именно в имущественном отношении.

Н. С.: Всё понятно. О притче о талантах я буду говорить на следующей лекции, она у меня запланирована.

Вопрос: У меня не вопрос, у меня комментарий в продолжение диалога по поводу нашего социализма, модели. То есть есть такая евангельская фраза: что напрасно трудится строящий дом, если Господь не созиждет его. Вот не наш ли это случай, что этот правительственный атеизм, вот это вот ложка дёгтя в большой нашей бочке мёда?

Н. С.: Я согласен. Понимаете, нет воли Божией, чтобы был атеистический коммунизм. Этого нет в планах Господа, совершенно не предусмотрено, и в устройстве мироздания это просто невозможно. Я согласен с вами. Причина гибели, в конце концов, глубинная причина гибели советского строя – это его атеизм.

Вопрос: Вы эту тему уже подняли – о причинах гибели Советского Союза. Возможна ли такая трактовка, если более подробно, что именно руководство страны, именно атеизм поставили барьер, который не могли преодолеть в плане отношения как раз к деньгам, к собственности? То есть они росли-росли-росли, дошли до определённой планки, а дальше было идти запрещено, а потом, соответственно, они просто расползлись, ну окуклились, и начали гнить на определённой стадии восхождения.

Н. С.: Ну, в принципе я согласен. Понимаете, атеист долго не может быть нестяжательным. Да, есть некий заряд любви в человеке. Но этот заряд должен всё время пополняться. Так происходит и с отдельным человеком, так происходит и с обществом. Это всё равно, что, вот например, компьютер. Компьютер можно подсоединить шнуром к электросети, и он будет постоянно работать. А может работать ещё и на батарейке. Сколько-то проработает и стухнет. Вот это, так сказать, модель человека и модель общества. Компьютер, подсоединённый к сети, – это общество с Богом, общество верующих. А компьютер на батарейках – это общество атеистов. И советский социализм это всё очень наглядно нам показал.

08.07.2013