Текст книги "Дознание в Риге"

– Ваше высокоблагородие, а какая предполагается награда? – сразу взял он быка за рога. – Ежели, значит, кто поможет вам найти злодея…

Титус хотел ответить за Лыкова, но тот его опередил:

– Тысяча рублей.

Лицо у надзирателя почтительно вытянулось.

– Ого! За такие деньги к вам тут любой на службу поступит.

– Любого нам не надо, Сергей… э-э…

– Петрович. А как вы имя узнали?

– …Сергей Петрович. Имя ваше мы узнали из календаря – вы же в нем указаны.

– Виноват, забыл.

– А нас зовут Яан Францевич и Алексей Николаевич. Так вот, любого мы не хотим, а желаем человека опытного и честного. И чтобы он был при этом сведущ. Кто попало убийцу не сыщет.

– Понятно, Алексей Николаевич. Я сам бы всей душой и с удовольствием, но господин пристав после вашего ухода строго-настрого запретил вам помогать. Под угрозой немедленного увольнения.

– Вот даже как? – поразился надворный советник.

– Именно. Поэтому речь я поведу не о себе. А о другом человеке. Бывшем нашем надзирателе.

– Бывшем? – насторожился Яан. – Его выгнали? За что?

– Нет, господин Никифоров ушел со службы сам. И начальство очень об том сокрушалось.

– Сергей Петрович, а может, в ресторан, по кружке пива? – перебил гостя Лыков, но тот отказался:

– Нет, не надо, чтобы нас вместе видели. Давайте тут посидим. Так я продолжу. Александр Лукич был лучшим надзирателем в сыскном отделении. Не далее как в декабре он в одиночку задержал важного преступника, приговоренного к арестантским ротам и сбежавшего из-под стражи. В январе поймал воров железа, а следом шайку квартирных громил взял с поличным. Жулики очень его боялись! Прозвище ему дали – Зверогон. Всех держал в кулаке. Но… пришлось Никифорову оставить службу. Не по своей воле. И не по приказу начальства.

– Прижал кого не следовало? – догадался Лыков.

– Точно так, Алексей Николаевич. Видите ли, уголовные у нас трех главных национальностей: немцы, русские и латыши. Есть еще евреи, те, как полагается, мошенничеством занимаются. Ну, эстонцы по мелочам. А вот воры да грабители из трех наций. Главные, конечно, немцы. И Саша поймал на сбыте фальшивых банкнотов некоего Карла Преде. А тот оказался кассиром самого Цвейберга.

– Поясните, кто это.

– Теодор Цвейберг, если говорить на нашем жаргоне, будет «иван», главный жулик из германцев. Между прочим, прусский подданный! Купец, держит кассу ссуд, два ресторана на него записаны. Управляет Александровским рынком. А сам при этом маклак – первостатейный скупщик краденого. Даже из Ревеля ему везут! Был два срока гласным думы, знает в ней всех наперечет. Ну и… вась-вась.

– Вась-вась? – не понял Титус.

– Да. Решает там любые вопросы. Дума-то в Риге почитай вся немецкая, вот он и продвинул в исправляющие должность полицмейстера подполковника Лодыженского.

– И что Лодыженский? Съел Никифорова?

– Нет, Цвейберг поступил хитрее, – пояснил надзиратель. – К Саше пришли пять человек и сказали: тебя мы не тронем, ты полицейский надзиратель, а вот твою мать старушку утопим в Клюверском канале. Ежели не уйдешь с должности. Они живут вдвоем в Митавской части, в глухой улице по-возле этого канала. И Саша мать свою очень любит.

– Полицмейстер ему не помог, – констатировал Лыков.

– Именно! Никифоров, конечно, сообщил по начальству. И рассчитывал на защиту. А Лодыженский ему сам посоветовал уйти. Так, мол, матушка целее будет.

– Однако… – пробормотал Титус.

– Но ведь теперь у вас новый полицмейстер, Войтов, – сказал Алексей.

Но Растегаев лишь махнул рукой:

– Он временный человек и ничего решать не станет. Специалист по зеленому полю[22]22
  Специалист по зеленому полю – картежник.


[Закрыть]. Ему уж замену нашли, к осени поставят.

– И кто это будет?

– Гертик. Немец.

Все трое помолчали, потом Растегаев продолжил:

– Мы, русские, все тут под богом ходим. Но я про Никифорова. Вот какой человек вам нужен. Он теперь частное лицо, ищет место. А для места требуется залог[23]23
  Тогда для назначения на хорошую должность часто требовался залог. Он вносился на счет работодателя и хранился там до увольнения работника. В случае возникновения убытков по вине последнего они покрывались из суммы залога.


[Закрыть]. Залога у Александра Лукича нет, поскольку он взяток не брал. Ваши интересы тут сходятся. Он, как знающий потаенную Ригу, отыщет нужные вам улики. А вы ему поможете с залогом.

– Очень верная мысль, – сразу согласился Алексей. – Вы ведь тоже, как действующий чиновник полиции, сумеете при необходимости незаметно помочь Никифорову? Справкой или еще чем…

– Сумею.

– А он, надо полагать, заплатит вам за это из своей доли.

Растегаев слегка смутился, но ответил честно:

– Мы с ним договоримся. Никифоров людей не обманывает. Ну а деньги… Что ж, деньги всем нужны.

– Как нам познакомиться с отставным сыщиком?

– Надо ехать к нему домой. Лучше прямо сейчас, пока понтонный мост не развели.

И они отправились в Задвинье. По совету надзирателя, гости купили жестянку дорогого чая, сахарную голову и маковых баранок. Пока пролетка катила по мосту, Лыков обдумывал услышанное. Уже в который раз за сегодняшний день прозвучало слово «немцы». И опять с негативным оттенком. Послушать Растегаева, так они заправляют в городе всем. Уголовный атаман меняет по своей воле полицмейстеров! Руками городской думы. Сыщик бывал во многих российских городах. Везде начальника полиции назначает губернатор. Может учесть мнение городского головы, а может и проигнорировать. Да, управа влияет на текущую работу полиции, она же ее финансирует. Но вертикаль административного подчинения в империи важнее, чем власть рубля. Чиновник полиции, даже самый ничтожный, находится на коронной службе, и не купцам с домовладельцами руководить им. На это есть министр внутренних дел! Осторожнее надо относиться к словам обиженных русаков. Очень удобно свое собственное неумение свалить на немецкое всесилие… Опять же, и немцы бывают разные. Виктор Таубе вон тоже остзейский барон.

Между тем пролетка съехала с моста и свернула направо. Сразу стало заметно, что это окраина. Яркие газовые фонари, что в центральной части, сменились на тусклые керосиновые. А мусора-то сколько! А пивных! В каждом доме.

Лыков заметил и еще кое-что. Он толкнул Титуса локтем в бок и сказал:

– Посмотри-ка на подоконники. Срам!

Яан хмыкнул:

– Сразу видать, что нету в городе настоящего полицмейстера. А есть только врид[24]24
  Врид – временно исправляющий должность.


[Закрыть].

Действительно, во всех питейных заведениях, мимо которых они ехали, в окнах торчали фикусы, какие-то картины, большие кружки и прочий хлам. Уже стемнело, и свет изнутри едва пробивался сквозь эти баррикады. А ведь оно строжайше запрещено! Согласно постановлению, окна таких заведений нельзя заставлять ничем – чтобы полиция, проходя по улице, могла беспрепятственно наблюдать, что делается внутри. Околоточный обязан следить за этим во время обходов. А тут полный беспорядок, и никому нет дела.

Наконец они добрались до самого конца улицы Канавной. Извозчику велели никуда не уезжать и прошли в дом.

Семейство Никифоровых занимало крохотную трехкомнатную квартирку на втором этаже. Там царила достойная, очень опрятная бедность. Но именно бедность. Все блестит, все начищено, нигде на пылинки. На комоде даже красуется томпаковый[25]25
  Томпаковый – сделанный из томпака, разновидности латуни.


[Закрыть] самовар. Иконы старые, хорошего письма. И несколько книг стоит на полке. Однако смотреть на это жилище тяжело, безденежье так и выпирает.

Александр Лукич понравился Лыкову. Высокий, плечистый, с открытым славянским лицом. Он не ждал гостей и сначала немного растерялся. На вопрос приятеля, как дела, вполголоса ответил:

– В долг пока дают. Но скоро перестанут.

– Тут приезжие господа хотят предложить тебе временную работу.

– Мама, что у нас с самоваром? – крикнул Никифоров, отворачиваясь. Пытался скрыть то выражение, что мелькнуло у него на лице. Надежда и что-то еще. Искательность и одновременно неверие в удачу.

Вышла аккуратная старушка, сказала:

– Горячий. Только вот чем будем угощать?

– А мы все с собой привезли, – стал вываливать кульки на стол Титус. – С удовольствием попьем, коли угостите. Я хоть и лифляндец по рождению, но давно живу в России и привык к чаю. Позвольте представиться: Яан Францевич Титус, лесопромышленник.

– Титус? – тут же вскинулся Никифоров. – А… – Но осекся, не договорил.

– А это Алексей Николаевич Лыков, мой товарищ и притом работодатель.

– Так бывает? – не удержался хозяин.

– Редко, но бывает, – вступил в разговор надворный советник. – У меня имение в Ветлужском уезде, Яан Францевич там управляющий. Мы прежде вместе служили в Нижегородской сыскной полиции.

– Вот как, – насторожился Никифоров. – Тоже отставные, как и я?

– Господин Лыков – чиновник особых поручений Департамента полиции, – пояснил надзиратель. – То есть он сам сыщик, лесом не занимается. А здесь в отпуску, по личному делу. Сейчас тебе все разъяснят.

Четверо мужчин уселись за стол и принялись ждать чая. Старушка споро расставила чашки, положила щипцы для сахара, заварила покрепче в чайнике и удалилась. Немедленно Титус заговорил:

– Вы правильно догадались, Александр Лукич. Я брат Язепа Титуса, которого зарезали. И хочу доискаться истины: кто и за что его погубил.

Никифоров молча слушал.

– Мы с Алексеем Николаевичем были сегодня у Войтова с Кнаутом. Отовсюду нас выставили. Под тем предлогом, что погибший был жулик, пропащий человек, и нечего, мол, стараться поймать злодеев. Получил, что заслужил.

– Позвольте сказать, Яан Францевич, что брат ваш хорошо был мне известен. Я лично его арестовывал. Захотите ли вы после этого иметь со мной дело?

– Арестовывали – так что ж? – лесопромышленник даже привстал от волнения. – Язеп был преступник, это правда. Вы исполняли свой долг. Нет, я не считаю это препятствием.

– Так что же именно вы желаете от меня?

Тут встрял Растегаев:

– Господин пристав строго-настрого запретил нам помогать приезжим господам. А те готовы предложить награду за содействие в частном дознании.

Никифоров нахмурился:

– Частные дознания у нас запрещены.

– Ну и что? – ухмыльнулся надзиратель. – А то ты не знаешь! Сплошь и рядом мы получаем деньги от обывателей. Ежели, к примеру, хорошо исполнили свою обязанность.

– Да, но с разрешения полицмейстера.

Растегаев вздохнул и терпеливо продолжил:

– Мне такого разрешения никто не даст. А тебе оно и не нужно. Я при господах открыто говорю, что имею в этом деле свой интерес. И готов помогать тебе секретно, чем смогу, за разумную долю. Ты, так сказать, снаружи, а я изнутри полиции.

Никифоров задумался, потом спросил Титуса:

– Велика ли награда?

– За прямое отыскание убийцы – тысяча рублей.

Отставной сыщик чуть не упал со стула.

– Тысяча?!

– Да. Беретесь?

– Но, господа, ежели вы оба были сыщики… А господин Лыков и сейчас служит в полиции… то должны понимать. Прямое отыскание убийцы может у меня не получиться. Вернее ожидать, что я смогу найти важные подсказки, которые приведут потом к раскрытию преступления. И как же тогда вы определите размер награды?

Лыков все это время внимательно наблюдал за хозяином и теперь окончательно сделал выбор. Никифоров ему нравился. Сразу оговаривает свою возможную неудачу, хотя мог бы сказаться орлом, а там как пойдет… И надворный советник вмешался в разговор:

– Мы с Яаном Францевичем хорошо это понимаем. Нам сейчас нужна ваша помощь. Официальное дознание полиция вести не хочет. Дело вот-вот закроют. Помогите нам, и мы не оставим вас без благодарности. Договоримся. Любые следы лучше, чем ничего. Получите часть награды, какую именно – покажет время. Даем вам обязательство в присутствии Сергея Петровича. А мы словами не бросаемся.

И Никифоров, и Растегаев облегченно вздохнули. Это был важный момент, без разъяснения которого нельзя договариваться. Лыков окончательно сломал лед, выложив на стол купюры.

– Вот, здесь сто рублей на расходы. Вам придется платить осведомителям, тратиться на извозчиков…

Александр Лукич положил ладонь на деньги, но не взял их.

– В каком виде вам за них отчитываться?

– Ни в каком, – ответил надворный советник. – Мы тут все сыщики и знаем кухню. Сунули вы дворнику или половому в трактире. Он что, вам справку в том выдаст? Мы с Яаном Францевичем доверяем вашей порядочности.

Хозяин убрал купюры в потертый кошелек. И едва заметно улыбнулся, словно выиграл в лотерею и пытается скрыть радость от посторонних… Лыков был уверен, что часть полученного уйдет не по назначению. Безработный, безденежный, Никифоров заплатит первоочередные долги. Что-то купит в дом. Но, как свойственно порядочному человеку, сразу рьяно возьмется отрабатывать обязательства. То, что сумма отчасти потрачена на личные нужды, будет его лишь подстегивать. А сейчас это и требуется.

Александр Лукич взял бумагу, карандаш и деловым тоном спросил:

– Какое было последнее местопребывание Язепа Титуса?

– В Шарлоттентале. Лугово-Граничная улица, дом семь, – сообщил лесопромышленник.

– Это возле ипподрома? Которую в Стрелковую переименовали?

– Да. Должен предупредить: когда я стал ходить там и расспрашивать, очень скоро ко мне подошли трое с ножами и велели убираться, пока цел.

– Серьезные?

– Нет, мелкая шпанка. Но кто-то же их подослал!

– Понятно, – нахмурился бывший сыщик.

– Ну, этих мы отпугнем, – вставил Лыков.

– Как отпугнете? – хором спросили рижане.

– Да вот завтра и увидите. Так что на шпанку времени не тратьте. Ищите глубже.

– А место службы, приятели, переписка?

– Вот этим и надо вам заняться, Александр Лукич. А господин Растегаев поможет.

Надзиратель кивнул.

– По собранным сыскным отделением сведениям, – начал он, – Язеп нигде не служил. Но деньги у него откуда-то водились. Правда, нерегулярно. Бывали трудные моменты, и тогда он закладывал часы и папиросник. Но всегда выкупал потом.

– Так кем же был Язеп Титус? – спросил надворный советник и покосился на друга. Тот нахмурился, но промолчал.

– Мы считаем, что наводчиком.

– Вот как? И с какой шайкой он работал? Ведь наводчики, как правило, к кому-то приписаны.

– Да, – подтвердил надзиратель. – Язеп почти наверняка работал с Ярышкиным.

– Кто таков?

– Ярышкин Иван Иванов, из рижских мещан, приписан к рабочему окладу, – начал по памяти рассказывать Никифоров. – Четыре ареста за грабежи. Но это по молодости. Потом он перешел на разгром квартир, там добыча больше. У Ваньки банда человек в десять. Квартирует в трактирном заведении Петерсона на Ярославской улице, дом сорок три. Пользует рынок Красная горка в четвертом участке Московской части.

– Пользует – это что значит? – уточнил Яан.

– Ну, продает там краденое, собирает плату за право торговать селедкой…

– Плату собирает? И что, дают?

– Дают, иначе могут порезать. Или товар на землю вывалят.

– А полиция куда смотрит?

– Как обычно: поверх голов. Околоточному проще не замечать. Конечно, когда дело доходит до полицмейстера и тот спускает участковому приставу, тогда начинают суетиться. Изображают усердные поиски. В серьезных случаях могут и арестовать кого-нибудь из шайки. Но Ярышкин уже при хороших деньгах, он откупается.

– Господа, – обратился Лыков к рижанам, – вопрос к вам обоим. Ярышкин мог убить старшего Титуса? Ведь не всякий налетчик пойдет на мокрое дело.

Те переглянулись, и Растегаев осторожно ответил:

– На Московском форштадте все бывает. Самое поганое в городе место.

– Там примерно шесть или семь шаек, – добавил Никифоров. – Это не считая шпанки из рабочих. Шпанка по мелочам хищничает: часы где сорвет, рублевину у прохожего отымет. А настоящие бандиты громят зажиточные квартиры и воруют по складам. Вот на Масленицу на Спасо-Церковной улице из амбара Товарищества сахарных заводов украли пятьдесят пудов сахару. Это же на ломовике нужно было вывозить!

– Сахар пусть, а убийства?

– Алексей Николаевич, есть и они, – тщательно подбирая слова, ответил хозяин. – Только скрывают. На той неделе стали на Семеновской погреб копать и отыскали скелет. Не из древних.

– И что?

– Грохнули кого-то и зарыли. А в статистике отмечено как смерть от неизвестной причины в стародавние времена.

– А на самом деле чей был скелет?

– Шайки эти, о которых я сказал, вечно друг с дружкой воюют. Делят Московский форштадт. Ну, как на любой войне, есть потери. Думаю, это их покойник. Павший, так сказать, солдат.

– Или давеча углубляли Двину напротив Замка, – подхватил Растегаев. – Глядь, а в черпаке-то кости! Половина туловища. И тоже списали на несчастный случай, будто это утопленник.

– Что же, он сам себя пополам распилил, перед тем как в реку броситься? – возмутился Яан.

– Нет, его-де землечерпалка ковшом перерубила.

– Ну у вас и порядки! – осудил Алексей. Но подумал и добавил: – Впрочем, так везде.

Мужчины помолчали, прихлебывая чай. Потом надворный советник обратился к хозяину:

– Вы сказали, на Московском форштадте несколько банд и они между собой воюют. А есть главная? Имеется там «король»? Вот как Цвейберг у немцев.

Никифоров покачал головой:

– Нету. Каждый сам за себя и против всех.

– Есть одна шайка, она посильнее других будет, – возразил Растегаев.

– Ты Рейтарова имеешь в виду? – вскинулся Александр Лукич.

– Да. Человек в большую силу вошел. И людей у него вдвое гуще, чем у любого из противников.

– Расскажите нам про него, – попросил Лыков.

– Приехал он из Митавы шесть лет назад, – опять взял слово хозяин. – Видать, там его прижали, вот и сменил приписку. Огонь! Смел и напорист. Подминает под себя форштадт, чем дальше, тем больше. Кличка у него, понятное дело, Вовка Рейтар. Штаб Вовки на улице Тургеневской, в пивной Мунге.

– Я рассуждаю вслух, – начал Алексей. – Конечно, не зная обстоятельств так, как их знаете вы… Мои рассуждения, возможно, покажутся смешными. Не мог ли Язеп попасть между жерновами? Сделаться жертвой войны банд?

– Мог, – сразу же ответил Никифоров. – Версия не хуже других. Например, он был наводчик у Ярышкина, но потом решил переметнуться к Рейтарову. Отдал богатую квартиру, чтобы выслужиться. А Иван Иваныч отомстил.

– Откуда известно, что Титус был наводчиком?

– Внутреннее осведомление сообщило.

– И как он это делал?

Никифоров в очередной раз покосился на лесопромышленника и ответил:

– Извините, Яан Францевич. Вам неприятно будет это слышать.

– Валяйте.

– Брат ваш был из хорошей семьи, но сбился с колеи. Учился в Политехникуме, не закончил, но знакомые из высшего круга у него остались. И вот он повадился ходить к ним в гости. А после его визитов квартиры те ловко громили. В конце концов люди заметили такие совпадения, и перестали пускать столь опасного человека.

– У вас есть свои осведомители в преступной среде? – спросил Лыков.

– Мы все, надзиратели сыскного отделения, распределены по участкам. Александр Лукич как раз и занимался Московским форштадтом, – пояснил Растегаев. – Конечно, агентура имеется, и он ее всю помнит. А я со своей стороны помогу.

– Тогда, господа, прошу вас заняться этой версией.

– Слушаемся, – хором ответили рижане.

– Еще вот что, – сказал Титус. – Брат мой по своему характеру не мог обходиться без женщины…

– Это так, – хмыкнул Никифоров. – Бабам он всегда нравился. Когда я его засадил в кутузку, ходила ко мне одна. Деньги предлагала и даже себя!

– Женщины действительно вились вокруг брата, – подтвердил Яан. – Смолоду так было. Но в квартире на Лугово-Граничной он жил холостяком. Полагаю, у Язепа имелось еще убежище, которое сыскная полиция не нашла, потому что не очень и искала. Там живет его последняя подруга. И она может сообщить что-нибудь важное.

– Понял, Яан Францевич, – записал себе Никифоров. – Ни как зовут, ни адрес, конечно, вы не знаете?

– Нет. Но кто-то да знает.

– Займусь.

Хозяин мялся, словно хотел что-то спросить, но не решался. Титус заметил это и сказал:

– Говорите. Между нами не должно быть недомолвок.

– Непонятно мне… Фамилия ваша латышская, имя у брата тоже латышское. А у вас имя эстонское. Как так вышло?

Пришел черед удивляться Лыкову – он всегда считал своего друга латышом.

– Да, буква одна лишняя, – согласился Титус. – Должны были назвать Яном, без «а» в середине. Но матушка моя покойница была эстонка из Ревеля и назвала меня так в память о своем отце.

На этом беседа закончилась. Растегаев задержался у приятеля – им надо было оговорить детали предстоящего дознания. Рижане остались довольны: заказ богатый, материал знакомый. А приезжие отправились в гостиницу. Извозчик ждал под окнами и домчал их быстро. Понтонный мост уже развели, ехали по Железному[26]26
  Железный мост – название железнодорожного моста в Риге.


[Закрыть]. Еще днем Яан успел рассказать приятелю про него. Мост погубил своего создателя! Он был выстроен в 1871 году по планам профессора Бесара. И во время строительства тот упал с пролета и погиб. Сейчас в темноте мост казался особенно зловещим. Внизу по Двине нескончаемой лентой тянулись плоты. Весна – самый разгар лесного промысла. Лыков только вздыхал. Эх, пропал год! Без хозяйского глаза там, на Ветлуге, успехов не жди. Рукавицын, конечно, дело знает. Но на нем стройка, имение, лесоохрана… Ну что, пропал, так пропал. Яков важнее барышей. Они пробудут здесь столько, сколько нужно.

Титус тоже молча взирал на чужие плоты. По приезде в гостиницу он сразу пошел спать, а может, просто хотел побыть один. Алексей засел в ресторане и начал истреблять пиво. Он решил перепробовать все местные сорта. Но битва вышла неравной. Немцы – искусные пивовары, и выбор в Риге оказался гигантским. После шестой кружки глаза у сыщика стали слипаться. Вальдшлоссенское надо запомнить, подумал он, поднимаясь в номер. С этой нехитрой мыслью и уснул.