Текст книги "Подельник века"

Николай Свечин, Денис Нижегородцев
Подельник века

© Свечин Н., 2024

© Нижегородцев Д., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Глава 1. Хорошо забытое старое

1

Москва начала XXI века – совсем не Москва начала XX-го. Достаточно выйти в центр и окинуть взглядом окружающую действительность, чтобы это понять. Вышли? И что вы видите? Что слышите? Что ощущаете? Вам ближе тротуарная плитка Собянина? Или «большой Лужковский стиль»? Парящий мост в парке «Зарядье» или торговый центр «Наутилус» на Лубянской площади? Бесит рев моторов, хозяева которых почему-то считают дурным тоном поставить глушитель на выхлопную трубу? Или пиликанье зеленых человечков на светофорах? А запах? Чего в нем больше: вечерней прохлады от Москвы-реки или потного послевкусия от дневной беготни по улицам?

Ну а в целом как вам здесь и сейчас? В том веке, в котором живете, том теле, в котором повезло родиться?..

Вопросы не праздные. Потому что случиться может всякое. Как однажды произошло с капитаном убойного отдела столичного полицейского главка Юрой Бурлаком. Он тоже не думал, что влипнет в историю… Причем Историю с большой буквы. Он просто жил, по мере сил ловил опасных преступников, не раз представлялся к ведомственным наградам, а за многих сослуживцев был готов и пулю словить, не задумываясь.

Из необычного разве что имел не самое распространенное увлечение – в любую свободную минуту брался за книгу. И не просто за Донцову или Устинову при всем к ним уважении. А зачитывался исторической литературой, отдавая предпочтение сюжетам, происходившим в старой Москве с разными чинами дореволюционного сыска и тем отребьем, которое они ловили.

Но будьте осторожны со своими желаниями, даже потаенными и не высказанными вслух, ибо они имеют свойство сбываться. Как, собственно, и произошло. Когда опер из XXI века попал… опять же в Историю… И сразу на 111 лет лет назад! Да еще и очутившись в теле бандита – Жорки Ратманова, вора-рецидивиста и капорника[1]1
  Капорник – предатель, в уголовном мире бандит, ставший полицейским осведомителем.


[Закрыть] Серебряного века[2]2
  Капорник, полицейский, дворник Серебряного века и т. д. – ироничное обозначение человека, живущего в эпоху расцвета российской культуры конца XIX – начала XX века, когда творили Блок, Ахматова, Маяковский… При этом важно понимать, что сами эти люди не называли описываемый период Серебряным веком – это самая яркая характеристика того времени с точки зрения попаданца и обывателей XXI века.


[Закрыть]. Став сначала есаулом в банде Хряка – уголовного атамана среднего пошиба, а потом и ближайшим помощником Казака – «Ивана[3]3
  Иван – уголовный авторитет, главарь банды.


[Закрыть]», который держал в страхе уже пол-Москвы.

Дальше было всякое. И ограбление железнодорожной кассы, и присвоение «общака» старообрядцев, и задержание, и разборки с местными головорезами, в том числе из-за женщины атамана… Была и любовь, как водится, большая и чистая. И даже пуля в голову, которая все разом и прекратила, досрочно вернув Бурлака домой…

2

И вот стоит теперь Юра у Политехнического музея недалеко от Лубянки. Нервно курит в сторонке… от больших исторических процессов. В одной руке – самый прочный и вместительный пакет из «Спара», в другой – еще один, а вместе – несколько десятков кило старинных монет царской чеканки, оставшихся от путешествий в прошлое. Добыча, которую еще только предстоит перепрятать в будущем. И которой вполне хватило бы на недешевую трешку в Новой Москве. Диалектика времен, туды ее в качель.

Взгляд опера блуждает по сторонам. Было – стало. Уж он-то имеет возможность сравнить, что изменилось в Москве, как никто другой. Вернулся «оттуда» не далее как две недели назад. Толком и не осознав, сколько сейчас времени… Вернее, в каком времени он себя на самом деле ощущает.

К примеру, на месте Центрального детского магазина еще две недели назад высился Лубянский пассаж – не менее помпезный, кстати, чем нынешний ЦДМ. А впечатляющую штаб-квартиру отечественных спецслужб занимало страховое общество «Россия». Правда, тогда в архитектуре здания превалировали французский ренессанс и североевропейское барокко. Теперь же оно приобрело черты конструктивизма, сталинского ампира и, несомненно, испытало влияние одного из председателей КГБ Юрия Андропова.

Кстати, чекисты заняли огромное здание на Большой Лубянке, 2, благодаря целой цепочке исторических событий, куда же без них. Для этого должны были случиться революции, одна и другая. Потом переезд правительства из революционного Петрограда. И наконец, национализация, во время которой вдоль главной «страховой» улицы Москвы позакрывались все частные лавочки, живущие за счет прогнозов о светлом будущем.

Но даже после Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем, небезызвестная ВЧК, занимала дом поскромнее, тут же, неподалеку, – особняк на Большой Лубянке, 11. Правда, уже весной 1919-го людям в черных кожанках в нем стало тесно. И взгляд их вождя Феликса Эдмундовича Дзержинского предсказуемо упал на великолепное здание напротив.

Но он еще раздумывал. И «Россию» сперва передали местным профсоюзам, чтобы еще через несколько дней данные товарищи неожиданно уступили место политической полиции. А дальше ГПУ – ОГПУ – НКВД – МГБ – КГБ – ФСБ…

Бурлак останавливает взгляд на одном улыбчивом современнике. Тот как будто читает газету. Но мы-то знаем, как читают газеты на самом деле. Еще один обыкновенный москвич смотрит в сторону, где нет ничего, на что он мог бы глядеть так долго. И даже женщине в модном брючном костюме немного непривычно в штатском – ей больше пошли бы китель и погоны.

А наш герой успевает заскочить в почти уже отъехавший электробус. Но он знает, что совсем скоро окажется здесь снова…

3

Так и случается. Только уже без старинных монет и в одежде, больше подобающей случаю. Бурлак докуривает сигарету и делает несколько шагов в сторону служебного входа с обратной стороны гигантского коричневого здания.

Одновременно с ним приходят в движение еще двое, которых опытный оперативник не может не заметить боковым зрением. А может, и не двое, а больше – глаз на затылке нет даже у таких профессионалов, как Юра Бурлак. Ясно одно – его уже ожидают.

Дальше происходят вполне привычные для такого места процедуры, после которых капитан обнаруживает себя сидящим в узком и длинном кабинете, уходящем вдаль метров на тридцать, где во главе стола занимает место человек с погонами подполковника Федеральной службы безопасности.

– Здравствуйте, Юрий Владимирович! Давайте сразу представлюсь: Геращенков Дмитрий Никитич, руководитель подотдела «Б» отдела сто четырнадцать Первого Главного управления Федеральной службы безопасности. А по совместительству – один из основных кураторов операции по вашему возвращению домой.

Спецслужбист протягивает экс-попаданцу руку. И тот вынужден сделать около пары десятков шагов вперед, чтобы ее пожать.

Геращенков знает свое дело, а возможно, даже умеет читать мысли собеседника. Во всяком случае, на целый ряд вопросов Бурлака он отвечает раньше или одновременно с тем, как тот их задает.

К примеру, опера весьма интересует судьба некоего Викентия Саввича Двуреченского. В прошлом, в Москве 1912 года, этот тип занимал довольно высокий пост чиновника для поручений при начальнике московского сыска. Но не только. Чуть позже Двуреченский представился инспектором Службы эвакуации пропавших во времени – сокращенно СЭПвВ, приложив руку и к возвращению Бурлака домой и даже организовав всю операцию.

Правда, при этом наплел всякого про клад в старообрядческой церкви и пообещал златые горы, когда капитан вернется в будущее. Но в XXI веке Бурлак обнаружил лишь часть обещанного. И даже собственная заначка, припрятанная в прошлом в паре сотен метров от здания нынешнего ФСБ – в Политехническом музее, – не до конца удовлетворила Юрия. Он хочет знать, где Двуреченский сейчас, что с ним, ну и… с деньгами.

– Скажите, что случилось с Двуреченским?

– Это вы нам скажите! – парирует подполковник Геращенков.

– Я не знаю.

– Эх! – собеседник дергает плечом. – Все банально, вполне банально. Знаю я, куда он убежал! Все они бегут в Америку! Как будто там медом намазано… Мы сообщим нашим коллегам из аналогичной службы при ФБР, и они отыщут дезертира.

– И вернут вам? – допытывается Бурлак.

– Если бы… Возьмут его за горло и заставят стать донатором. Помогать своим американским гениям, как мы в России помогаем своим. А нам – шиш!

Приняв данность, опер задает следующий вопрос, мешающий отпустить прошлое даже больше, чем предыдущий:

– Он касается Риты…

– Вы же прочитали о ее печальной судьбе в личном деле?

– Прочитал.

– И?

– Можно ли что-то изменить? Ну чтобы она прожила дольше? Или, по крайней мере, не умирала столь мучительной смертью под колесами трамвая? Вряд ли изменение судьбы рядовой гражданки способно привести к сколько-нибудь серьезным последствиям на уровне страны или мира?

Рита… Сирота, выросшая на Хитровской площади, в самом криминальном районе тогдашней второй столицы. С юности продавала свою красоту за деньги. Была женщиной бандита Хряка. А потом, согласно личному делу, которое Бурлак нарыл уже в будущем, вышла замуж за другого бандита… И закончила свои дни в нелепом ДТП в начале 20-х. Но только 1920-х.

– То есть Оксаны Александровны вам мало? – Геращенков принимается ходить вдоль окна.

И он прав. В нынешнем веке капитан Бурлак давно окольцован, то есть женат на Оксане. И вероятно, жил бы с этим еще много-много лет. Если бы поездка в прошлое не заставила по-иному взглянуть на многие вещи. И если бы не Рита…

– Допустим, мы придумаем, как уберечь ее от гибели под колесами трамвая. Взамен вы готовы поработать на нас? – Геращенков говорит это почти буднично, неизвестно, скольких еще он склонял к сотрудничеству подобным же образом.

И Юрий вдруг соглашается. Зачем тянуть? Он думал об этом уже несколько дней в прошлом и еще несколько в будущем. Сейчас, конечно, помурыжат для проформы, опросят насчет того же Двуреченского, детектор лжи заставят пройти и другие проверки. Потом будут какие-нибудь годичные курсы усовершенствования начальственного – от слова начало, а не начальник – состава Службы эвакуации пропавших во времени. И вуаля – вместо 2024-го или 2025-го опер окажется в 1922-м, с Ритой, которую, возможно, сам же спасет от смерти!

Оказывается, даже прошлое можно планировать, не то что будущее! Бурлак уже мысленно улыбается. Но потом ловит взгляд Геращенкова. Кажется, тот что-то ему говорит.

– И еще… – продолжает подполковник. – Сейчас вам сделают «инъекцию Геращенкова». Особый состав, придуманный еще при Никите Юриче, моем отце. Он поможет вам сохранить себя и не сваливаться против вашей воли куда-то в прошлое, в условную Тьмутаракань. Вы ведь теперь один из нас. Золотой фонд страны. Ландаутист[4]4
  Ландаутисты – люди с генетическим отклонением, предрасположенные к путешествиям в прошлое, а саму технологию перемещений во времени разработал для них физик Л. Д. Ландау.


[Закрыть] на службе России!

– Хорошо, не ландаунутый…

Менее чем через минуту Бурлак чувствует легкий укол в шею. Как будто комар укусил. После чего изображение перед глазами начинает меняться. Вместо неприятной физиономии Геращенкова появляется куда более милое лицо Риты, которое опер уже начал подзабывать. Она что-то беззвучно шепчет. Капитан вслушивается и пытается разобрать слова. Но ничего не получается. В конце концов он просто теряет сознание…

4

…Очнувшись уже в знакомых интерьерах Сандуновских бань, да в 1912 году! Откуда он с таким трудом срулил несколько недель назад обратно в будущее. Причем сделав это ценой собственной жизни!

В дворянский номер, оплаченный агентом СЭПвВ Двуреченским, тогда влетели бывшие подельники попаданца сразу из двух банд: Хряка и Казака. И если первый атаман сходил с ума от ревности и был готов убить из-за Риты, второй вполне справедливо заподозрил Бурлака в работе на полицию, а убивал и за меньшее…

Хотя нет – какого Бурлака? В начале XX века Юра пребывал в теле бандита Георгия Ратманова по кличке Гимназист. И вот сейчас благополучно в него же и вернулся. Притом что отчетливо помнил, как бандиты в прошлый раз его убили… Вспомнил он и о своем безумном альтруистическом поступке – черт дернул встать на пути пули, предназначавшейся другому. Было это примерно так:

– Стоять! Руки вверх! – заорал Хряк.

Двуреческий послушно поднял руки. Но Ратманов медлил. И даже успел шепнуть чиновнику для поручений:

– Ты знал.

– Заткнись, гнида! – снова гаркнул Хряк. – Сейчас мы на твоих глазах убьем чиновника для поручений.

А потом и тебя. Бах – и ни одной бабы больше у тебя не будет никогда.

Хряк схватил Двуреченского за шиворот и буквально вжал в стену.

– Молись!

Инспектор СЭПвВ начал что-то шептать себе под нос. Не то молитву, не то цифровой код для перемещений во времени. А Хряк взвел курок и приставил револьвер к его голове.

– Стойте! – Ратманов не мог этого допустить.

– Все, в топку разговоры! – заорал вконец ополоумевший атаман банды, снова повернулся к Двуреченскому и нажал стволом ему в затылок. – Кабзда тебе!

Но в этот момент чиновник неожиданно оттолкнул ближайших бандитов, вышиб ногой дверь и побежал по банному коридору.

– Сукин сын! – Хряк зажмурил один глаз, прицелился и выстрелил вслед убегавшему.

Вот только Ратманов в последний момент встал на его пути и… переписал историю. Правда, ненадолго: проведя дома, в XXI веке, всего около половины стандартного отпуска сотрудника ГУ МВД. А теперь снова вернулся в Серебряный век. И мягко говоря, будучи не в ресурсе…

Он лежал посреди банной комнаты в луже собственной крови. И угасающим взором наблюдал, как Двуреченский уже довольно далеко убежал по коридору, а затем и вовсе скрылся за угол. За чиновником для поручений кинулись было двое бандитов. Но замешкались. Один тут же упал, споткнувшись о бадью с водой. И еще долго матерился непереводимым каскадом дореволюционных обсценных слов.

Уйдет – не уйдет? Раньше Двуреченскому всегда удавалось выходить сухим из воды. Но в этот момент умирающему Ратманову вдруг захотелось, чтобы чиновника схватили. Сейчас он ненавидел его едва ли не больше, чем собственных убийц.

После чего откуда-то из-за стены, уже с улицы, послышались несколько выстрелов. Потом ругань головорезов. Снова. И хрип, похожий на стон Двуреченского. Все-таки догнали…

Хотя какой, к лешему, Двуреченский?! Не истечь бы собственной кровью! Эти ребята вообще понимают, что Георгий еще жив и ему нужно оказать помощь? Где хоть какая-то человечность? Милосердие? Красный крест? «Скорая помощь»? Что у них там вообще творилось век назад!

– Заткни его, – неожиданно скомандовал кому-то Хряк. Он даже не посмотрел на Ратманова, но Жора и так понял, что речь идет о нем.

И стало так обидно! Не столько даже от своей беззащитности, сколько от всемирной, вселенской, всевременной несправедливости. Вот почему с ним так, а? Зачем его снова отправили в тело Ратманова в 1912-й, хотя должны были в год смерти Риты под колесами трамвая, в 1922-й? Где обещанный инструктаж перед временными перемещениями? Что это вообще за служба такая?!

Но попаданцу не дали не то что договорить, а даже додумать:

– Говорю же, заткни его наконец! – повторил Хряк.

После чего над Георгием склонился рослый «палач» Дуля с наганом в руке. Спокойно и даже как-то по-детски посмотрел жертве в глаза – ничего личного, это только работа – и сильно вдарил рукоятью пистолета по голове. Так закончилось еще одно приключение Юры Бурлака.

5

Но Ратман был еще жив. Хотя обильно харкал кровью, не чувствовал конечностей и толком не понимал, как его вообще земля носит. Дуля тащил его по мостовой, как волокут неодушевленный предмет, мешок с картошкой, мусор. И опять же – ничего личного. Гигант, выполнявший в банде Казака самую грязную работу, просто делал ее снова. Теперь для Хряка.

Покинув Сандуновские бани еще до прихода полиции – а сторожа и дворники были связаны заранее, – бандиты разделились и уходили несколькими переулками. Сандуновский – Варсонофьевский – Сретенский – Милютинский. Где-то там Ратманов и закрыл глаза.

…А открыл лишь спустя время в… старом сыром подвале. Плесень с потолка органично переползала на обшарпанные стены. Здесь бы ремонтик сделать, и будет конфетка – дорогой столичный лофт где-то в центре, лет этак через сто. Но пока большая часть окна была забита дореволюционной фанерой. И лишь из тонкой щели под потолком с улицы прорывался какой-никакой свет.

Далее в лучах звезды по известному имени высился внушительный силуэт Дули. Над головой гиганта образовалось нечто вроде нимба. Двуреченский на месте Ратманова, верно, посмеялся бы, но Жоре было не до того. Все болело. Одним подбитым глазом он не видел вовсе. Другим – не многим более, учитывая общую темень вокруг.

Старый знакомец выжидал.

– Что дальше? Дуля? – прохрипел Бурлак уже знакомым ратмановским голосом.

Голова гиганта обернулась. Глаза выразительно посмотрели на попаданца. Но затем «палач» молча отвернулся обратно. Насколько можно было судить в темноте.

А еще через несколько минут неприятного ожидания за стенкой послышались шаги. Потом отворилась скрипучая дверь, и внутрь тяжелой поступью вошел Хряк с основными приспешниками. Банды атаманов Хряка и Казака – в лице Дули – временно слились, чтобы проучить Ратманова, успевшего насолить всем.

– Закрой дверь, – скомандовал Хряк.

Дуля не пошевелился. Тогда дверь прикрыл кто-то из хряковских.

– Зажги керосинку. – Атаман продолжил командовать.

Подручный засуетился, и вскоре доморощенный карцер осветил зловещий, почти загробный свет. Ратманов покрутил головой и от прежних знакомых перевел взгляд внутрь помещения. Показалось, что там, посреди этой поганой комнатенки, с потолка свисали массивные железные крючья. И на одном из них болталось еще одно тело…

Впрочем, Георгию не дали закончить экскурсию по подвалу, потому что Хряк сделал резкое движение вперед, бесцеремонно пнул стул с привязанным Ратманом и свалил соперника на сырой пол.

– Что шаришься, гнида? – Хряк так и не остыл после их последнего разговора.

– Хряк, ты не…

– Ты мне не тыкай! – Вслед за первым пинком последовал второй, и на этот раз уже не в стул, а по корпусу пленника. – Когда скажу говорить, тогда и вякнешь, понял?!

Ратманов мог бы что-то ответить, но это вряд ли что-либо поменяло.

– А пока молчи в тряпочку! – напутствовал атаман, еще больше раззадориваясь от собственной крутизны. – Знаешь, где Рита?

Ратманов молчал. Он и не знал.

– Рита ушла. Из-за тебя, капорника!

Вслед за этим признанием последовал третий удар. И пока что самый болезненный для Ратмана. Атаман чуть не сломал об него ногу.

– Ладно, что ты хочешь? – прошептал Георгий.

– А ты еще спрашиваешь?!

На пленника посыпался целый град ударов. Настолько весомых, что подчиненные Хряка даже покачнулись, раздумывая над тем, а не остановить ли главаря – не ровен час убьет.

– Ладно, ладно… Я все понял… Что, что от меня требуется? – Ратманов, как мог, пытался действовать в предлагаемых обстоятельствах.

– Что от него требуется? – Хряк выпрямился, по-видимому, просто устав пинать. – Вон как мы заговорили… Раньше надо было так говорить!

Хряк повернулся к Дуле.

– Дуля, возьми его…

Но Дуля стоял на месте и только смотрел на чужого атамана благодушно-отстраненным взглядом.

– Ясно… – Хряк поменял адресатов обращения, – Татарин, Мордвин, Лодыга, берите его все втроем и тащите сюда!

Верные хряковцы обхватили Ратманова с трех сторон – из-за чего он впервые по-настоящему застонал – и потащили в центр комнаты.

– Да от стула, от стула его отвяжите! – неожиданно заржал Хряк. – Рожденному повеситься не уползти!

Бандиты занялись веревками, а Ратманов наконец попробовал пошевелить ногами или руками. Правда, в совершенно патовой ситуации, да и продолжалось это недолго.

– Теперь веревку сюда, – руководил Хряк.

После чего помощники привязали ее к свободному крюку под потолком.

– Тянем, потянем… – продолжал атаман. – Вот… А теперь и очередь Гимназиста…

Гимназист… Ратманов вспомнил одно из своих прозвищ в прошлом. Но опять же ему не дали порассуждать на эту тему. Потому что веревка резко обвила его шею. И вскоре он болтался в петле под потолком, с трудом, на цыпочках, доставая ногами до пола.

– Ну что, нравится? – Хряк, должно быть, казался себе очень крутым. А такие почему-то любят задавать риторические вопросы.

– Шеф, он так загнется раньше времени, – не выдержал Татарин, с которым бандит Ратман когда-то был в неплохих отношениях, а возможно, даже дружил годами.

– Завали… На его место хочешь? – Атаман продолжил играть мускулами в прямом и переносном смыслах. – Ты забыл, что он мне сделал?!

С этими словами главарь банды парой резких движений задрал на себе рубаху, продемонстрировав не столь уж и давние следы своего избиения Ратманом.

Правда, то был честный бой, один на один. Но факт поражения и даже посрамления атамана, как говорится, был налицо. После этого подчиненные Хряка, даже сочувствовавшие бывшему подельнику, действительно заткнулись. А атаман продолжал:

– Будет висеть столько, сколько я скажу. А если с его дурной башки упадет хоть одна волосина без моего участия, готовьте себе третий крюк…

Атаман смачно сплюнул под ноги Ратманову. И пошел из «карцера». Вслед за ним потянулись и остальные. Но только Татарин и Мордвин прятали глаза, испытывая сожаление по поводу участи бывшего товарища. Пьяница Лодыга уже успел где-то поднабраться и был скорее весел, чем несчастлив. Ну а Дуля продолжал смотреть на мир своим детским незамутненным взглядом – всем бы поучиться его православно-буддийскому спокойствию.

И только когда все вышли, почти все, Хряк окликнул Дулю уже из коридора.

– Дуля? Ты остаешься? – Главарь намеренно смягчил тон, чтобы не портить отношений с одним из ключевых людей авторитетного Казака.

На что Дуля поначалу ухмыльнулся. Но затем, засвистев себе под нос, вышел тоже.

6

Хлопнула дверь. С обратной стороны упала увесистая щеколда. Висевший на крюке Ратманов остался наедине с самим собой. Или не наедине? Что за третий крюк, о котором упомянул Хряк? Почему не второй? И кого попаданец мельком углядел посреди этого ужасного подвала?

Теперь при свете керосинки он мог рассмотреть и собрата по несчастью, который также болтался под потолком, едва задевая пол ногами. Только в отличие от Ратманова не шевелился. Может, с ним уже все кончено? Боже мой, да это же Двуреченский! Одежда точно принадлежала инспектору Службы эвакуации пропавших во времени. Посмотреть бы еще на отвернутое лицо…

– Корнилов! – несмотря на боль, усталость и удушье, позвал Ратман того, кто раньше был, да и должен, оставаться в теле Двуреченского. А именно – подполковника ФСБ Игоря Ивановича Корнилова, человека из будущего.

Корнилов не ответил.

– Двуреченский, Викентий Саввич! – Ратманов сменил тактику. Так его «подельника», чиновника для поручений при главе московского сыска, звали в прошлом.

Только на этих словах висевшее рядом тело понемногу пришло в движение. Двуреченский, словно нехотя, повернулся к Ратманову лицом. Вот ведь повезло! Живой! И даже почти не избит! Во всяком случае, на лице не было видно больших гематом, кровоточащая губа не в счет!

– Двуреченский, как же я рад тебя видеть! – не сдержался Георгий.

– Ратманов, давно ли мы на «ты»? – неожиданно пробурчал собеседник. И даже в тембре его голоса просквозила какая-то новая краска, неестественная холодность.

Вот те на! Давно ли они на «ты»?! Да уж несколько недель! Что по меркам пребывания в прошлом, где один день не то что за два, а за месяц, если не за год… Давно, очень давно, бесконечно давно!

– Викентий Саввич, или как тебя там, не пугай меня такими вопросами, ладно? – Георгий все еще надеялся, что чиновник пошутил и сейчас снова станет прежним. – Я и так вишу из последних сил, не добавляй мне страданий.

– Ратманов, я по-прежнему обращаю внимание на необходимость субординации. Каким бы шатким ни было сейчас наше с вами положение, но честь прежде всего. Мы с вами разного поля ягоды. Глупо это отрицать.

– Ты… Вы серьезно? Мы сейчас будем обсуждать, как друг к другу обращаться?! – вспылил Ратман.

– Хм… Согласен… Сейчас не лучшее время… – наоборот, стал «остывать» Двуреченский. – Что вы предлагаете?

– Что я предлагаю… А ничего не предлагаю! Мне по-прежнему странно разговаривать в таком тоне. Давай посмотрим для начала, может, ты и другие наши договоренности подзабыл, а?

– О чем речь? – сухо осведомился чиновник.

– О чем речь?! А о золотишке тоже забыл?

– Я вас не понимаю.

– И «Я, барон Штемпель» вам тоже ничего не говорит?

– Какой-то бред.

Несмотря на тяготы своего положения, Ратманов захохотал в голос. Этого только не хватало! Человек, бывший единственным связующим звеном между ним и XXI веком, начисто забыл все прежние разговоры и договоренности. Или притворяется? Но зачем?! А может, он о будущем и вовсе ничего не помнит? Надо проверить…

– Скажи-ка, скажите-ка, – специально поправился попаданец, чтобы лишний раз не раздражать принципиального собеседника, – а о будущем есть у вас какое-то представление?

– Глупый вопрос. Мне дать на него столь же глупый ответ? – поинтересовался Двуреченский.

Понятно…

– Ну хорошо, в две тысячи двадцать третьем году вы чем занимались?

– Ратманов, я начинаю думать, что вы сумасшедший. Давайте ближе к нашему времени. Если есть идеи, как отсюда выбраться, я непременно их выслушаю.

Вот блин! Ведет себя так, как будто ни сном ни духом. Никакого подполковника ФСБ Корнилова в теле дореволюционного полицейского Двуреченского. И никакого будущего у бандита Ратманова, а вернее, полицейского из XXI века Бурлака, с таким поворотом сюжета. Неужели правда? И человек на соседнем крюке действительно думает, что он обычный чиновник для поручений при начальнике московской сыскной полиции Аркадии Францевиче Кошко? И если он выберется из этого подвала, то продолжит как ни в чем не бывало ловить воровское отребье? И даже того же Ратманова?! М-да… К такому в Службе эвакуации пропавших во времени его не готовили…

Но готовили к другому. И не в СЭПвВ, а в доблестной российской милиции, а потом и полиции – держать ухо востро, оценивать обстановку и действовать сообразно обстоятельствам. Простая схема, но вполне рабочая.

– Кто нас охраняет? Дуля?

– Нет, Дуля выполнил свою часть работы.

– …И уже наверняка докладывает Казаку о том, что ополоумевший Хряк готовится убить Ратмана и полицейского чиновника, – подхватил Георгий.

Двуреченский в свою очередь подхватил уже его мысль:

– Вероятно. Хотя есть шанс, что полицейские будут здесь раньше людей Казака.

– Да, но небольшой. С другой стороны, что мешает Хряку ворваться сюда уже через пару секунд и затянуть веревки на наших шеях еще туже? А то и вовсе перерезать нам глотки? Полиции он уже дорогу перешел, терять ему нечего. – Ратманов продолжил размышлять вслух.

– Ваша правда. Есть и такой шанс.

– Хорошо, если нас не охраняет Дуля, то кто? Татарин, Мордвин? Они всегда неплохо ко мне относились. А Мордвин еще и должен полтинник…

– Не лучшее время платить по долгам, – саркастично заметил Двуреченский.

– Это правда, – согласился Жора. – Да и Хряк наверняка знает, с кем я был ближе других. Таких в караул не поставил бы. Кто остается? Копер? Но эту гниду я сегодня не видел. Да и не пойдет он в караульные, на понижение, он же видит себя есаулом, не меньше, а то и атаманом, если Хряк где-то оступится…

– Похоже на то, – согласился Двуреченский.

– Спасибо, – несмотря на вполне приличное и даже вежливое слово, попаданец произнес его так, будто огрызнулся. Помощи сейчас от чиновника было как от козла молока. – Кто же остается? А! Лодыга!

Жора почти закричал, но сам же заставил себя сдержаться. По всему выходило, что за дверью, скорее всего, дежурил старый знакомец Лодыга, известный своей рыжей шевелюрой, а еще больше – склонностью к выпивке и чуть меньше – к халявным деньгам. К таким людям нужно иметь особый подход, но он – подход – по крайней мере, был!

– Есть у меня одна мысля… – признался Георгий.

– Это хорошо, потому что у меня мыслей уже нет, и через час, максимум два, мы оба будем не жильцы, – решил поныть Двуреченский.

Хотя это было похоже на правду. И Ратманов решил действовать:

– План такой… Сейчас оба истошно орем, как только можем. Далее прибегает Лодыга. И уже для него я найду правильные слова, чтобы нас здесь больше не было. Годится?

– Годится…

С подачи Ратманова оба начали орать, как не в себе. И спустя какое-то время за стенкой действительно послышались шаги. Кто-то неторопливо убрал щеколду с обратной стороны двери. В комнату заглянула рыжая бестия – Лодыга.

– Вы что орете? С ума посходили? – шепнул он с претензией.

Ратманов и чиновник перестали кричать.

– Все, больше не будем, – успокоил Георгий Лодыгу. – Но ты дверь-то прикрой и послушай нас. У нас к тебе деловое предложение…

– Чевой-то? Хряк ругаться будет. Пошел я… – Но сам ушел не до конца, явно намереваясь дослушать, что же такого интересного ему могли предложить.

– Дверь, говорю, прикрой. Или ты хочешь, чтобы о кладе Бугрова услышали все и тебе как можно меньше досталось? – Ратманов знал, на что нажать.

Он покосился на Двуреченского – тот смотрел вроде как с недоумением. Но затем чиновник прошептал:

– Какой клад, какой Бугров? Ты с глузду съехал от страху?

– Перестань прикидываться, Корнилов, иначе мы оба умрем, – зло прошептал попаданец. – Лучше отдать ему половину, но остаться в живых.

Лодыга с подозрением прислушивался к спору, а потом и влез в него:

– Эй! Ну-ка говорите правду. Есть клад или нету его? Щас уйду, и подыхайте тута!

– Какой Корнилов, дрянь ты эдакая? – рассердился Викентий Саввич. – Пьянь, слякоть!

Бурлак с ужасом смотрел на губернского секретаря:

– Ведь действительно помрем… Перестань, не время темнить. Пусть он подавится тем золотом…

Но Двуреченский сердито сплюнул и повернулся к фартовому:

– Так, теперь слушай меня… Насчет золота какого-то там Бугрова – это все вранье. У Жоры Гимназиста в голове клепки не хватает. Он всегда был странный, будто контуженый…

– Ну а может, не врет? А ты врешь? – принялся вдруг рассуждать Лодыга. – Два мешка – это сколько же будет по энтому… как его? По номиналу?

– Нисколько, потому как пустой разговор ведешь.

А я сейчас дело скажу.

Чиновник для поручений загундосил строгим голосом, будто прокурор на суде:

– Савватий Семенович Пискунов, уроженец Москвы одна тысяча восемьсот семьдесят второго года. В тысяча восемьсот семьдесят шестом году потерял умершую в родовой горячке мать. С восьми лет, лишившись и отца, оказался на улице. В десять – первый привод, мелкая кража на Хитровке. В семнадцать – первый срок за кражу со взломом. Я могу продолжать еще долго. Или забыть о Пискунове Савватии Семеновиче, более известном как Лодыга, на какое-то время?

Пискунов-Лодыга поморщился:

– А золото?

– Нет никакого золота, братское чувырло! Могу дать тебе тысячу рублей из личных сбережений. Больше не накопил, увы. Ну, согласен? Вынимаю твои грехи из полицейского архива, из картотеки, рву отпечатки пальцев, данные бертильонажа[5]5
  Бертильонаж – система идентификации преступников по росту, окружности головы, длине кистей, стоп и прочим антропометрическим данным.


[Закрыть] и фотокарточки. Ты чистый будешь. И тысячу сверху.

Лодыга задумался:

– Эта… А как я деньги получу? Они же у вас, ваше благородие, не при себе?

– Не при себе. Но даю слово дворянина, что нынче же вечером вручу их тебе в чайной Варяхи, что в Последнем переулке.