Текст книги "Интервью на разворот. Рассказы"

Глава администрации не дурак, хотя интеллектом не блещет. Однако для руководства районом большой ум и не нужен. Андрюша даже шутил по этому поводу: «Попадись умный глава администрации, так он с ума сойдёт». Этот знал, кого пинать. Ему бы, Андрюше, не то, чтобы поддать под зад, грубого слова сказать не посмел бы. Знает, шельма, что один звонок отцу – и у главы райадминистрации появится очень серьёзный критик в областном правительстве. Нет, напротив, не раз и не два глава администрации предлагал ему пост главного редактора. Но зачем? Зачем этот геморрой? Пусть шеф наслаждается, а ему нужны приключения и маленькие радости с большой грудью.

Осеннее утро порадовало Андрюшу всё ещё тёплым солнышком. Листья с тополей и берёз давно облетели, но погода стояла, как в начале осени. До военкомата было всего два шага. Перейти через площадь перед администрацией и вот тебе – военкомат. Андрюша бодро перешёл площадь и вошёл в двухэтажное здание старой постройки. Именно здесь размещалась администрация до своего переезда в новый трёхэтажный офис из стекла и бетона. Военком, конечно, разместился в бывшем кабинете главы района. Когда Андрюша вошёл к нему, то удивился, что и мебель вся осталась в распоряжении военкома. Те же столы, ковровые красные дорожки а-ля СССР, стулья времён «холодной войны» и зелёное сукно на огромном длинном столе для заседаний.

«Зачем такой стол военкому?» – подумал Андрюша, но свой вопрос задать не успел. Из кресла поднялся тучный, за сто килограммов, человек в форме полковника артиллерии. На его лысой голове миролюбиво блеснуло отражение огромной люстры.

– Андрюша! – зарычал военком. – Какие люди! Какими судьбами? Золотые перья журналистики стали к нам залетать. Андрюша, вот молодец, а я сижу и думаю, с кем шарахнуть по рюмахе.

Андрюша знал о пристрастии военкома и быстро осадил его.

– Игорь Валерианович, господин полковник, я по делу.

Военком пропустил своё имя мимо ушей, а при «господине полковнике» его жирное лицо приобрело форму блюда, глазки нырнули в глубь, и только сочные губы выделялись по-прежнему.

– Андрюша, какие пустяки. Не хочешь, значит, так надо. Это мне, старому полковнику, грустно и скучно. А ты молодец, тебе дерзать. Идти, так сказать, в атаку с пером. В штыковую.

Он сел обратно в кресло, да так, что кресло сначала вздрогнуло, а затем заскрипело жалобно и протяжно.

– Говори, – рыкнул полковник, и Андрюша рассказал суть проблемы.

– Знаю я такую заразу. Ох, и противная бабёнка. Всех достала. «Майорша» – так её все зовут. Старая ведьма. Чуть что – пишет Путину. Чуть что – в область губернатору. На всё у неё жалоба, на всё у неё пожелания. Мы ей и ремонт дома за счёт военкомата сделали, и офицерский китель новый пошили. Чуть свою папаху не отдал. А ей всё мало. Ты говоришь, жалоба поступила? Правильно Аркашка тебя послал. Прокатись. Я сейчас распоряжусь. Тебе покажут личное дело этой старой ведьмы. Скоро юбилей Победы. Ох, и трудно будет. Не дай Бог, захочет в область на парад Победы поехать. Ох, не дай Бог. Намучаюсь я с ней. А ты иди. Я звякну в отдел учёта. Все материалы тебе предоставят. Хорошие люди умирают пачками. Просто мрут, как мухи, а этой ни-че-го. Живёт. Бегает, как конь бельгийский.

Полковник нажал кнопку. Вошёл секретарь.

– Отведите Андрюшу в отдел учёта. Пусть поработает. Дайте ему всё, что он попросит.

Отдел учёта был рядом. По коридору направо через три двери. Когда Андрюша вошёл в кабинет, у него зарябило в глазах от оголённых ног и симпатичных мордашек. В кабинете находились три девушки-военнослужащие. Две имели звание прапорщиков, а третья была сержантом. Вокруг трёх столов до потолка высились стеллажи с разноцветными папками. Троица стояла посреди кабинета. Все в коротких юбочках, подкрашенные и кудрявые. Они дружно заулыбались, наперебой предлагая молодому человеку свои столы. Андрюша поначалу даже растерялся от такого натиска. Однако взял себя в руки. Сделал серьёзное, насколько мог, лицо. В его планы не входил флирт. В его планы входила работа. Ответ военкома заставил его всерьёз отнестись к поручению. Видимо, ветеран войны была штучкой не простой. От его визита и статьи могла зависеть и его собственная судьба. В голове Андрюши родилась идея сделать серию статей. Под рубрикой «Навстречу юбилею Победы». Поездка обретала совершенно другой смысл. Ему захотелось написать так, чтобы поучаствовать и в областном конкурсе на лучший репортаж о ветеранах Великой Отечественной. Это была беспроигрышная тема. День Победы – это было то святое, что осталось у страны, что объединяло её и позволяло людям ощущать свою общность. Все остальные праздники превратились в борьбу нового со старым, но Великая Отечественная война стояла особняком. Как Священная Корова. Военную тему старались не чернить ни правые, ни левые, ни демократы, ни коммунисты. На этой теме можно было сделать имя и звание. Всё пригодится. Да, у отца водятся деньжата, но и своё иметь что-то надо. Конечно, Россия не Запад. Здесь на имена плевать, главное – чей ты. В чьих кругах тебе жмут руку. Общественное мнение превратилось в совершенный ноль. Однако, если есть связи, деньги, то имя имеет значение.

Андрюша мысленно нарисовал картину будущих действий. Три репортажа о ветеранах. Первую статью, как и хотел главный редактор, он сделает на разворот и через три дня. Второй репортаж выйдет к Новому году, а третий, опять на разворот, – к юбилею Победы. Это будет «полотно», как говаривал редактор. Андрюша от нетерпения вытянул руки вперёд и громко сказал:

– Девочки, сдаюсь в плен без боя, примите мою шпагу. Только дайте присесть и принесите материалы по Майорше. Слышали про такую?

Девочки стали серьёзными. Две пожали плечами, а третья показала на свой стол рядом с окном.

– Присаживайтесь, Андрей Юрьевич. Я вам всё принесу.

Майорша – она же Нина Константиновна Хибарь, моя подопечная. Весь учёт у меня. Присаживайтесь. Чаю?

– Да. Я не против.

– Девочки, быстро чай! – крикнула прапорщик и сама пошла к полкам.

Работа закипела. Девочки моментально выполнили команду, и одновременно с коробкой бумаг на столе появились чашка дымящегося чая, розетка, полная вишнёвого варенья, и ваза с печеньем и конфетами.

«Кучеряво», – подумал Андрюша, но ему сейчас было не до сладкого. Хлебнув обжигающий чай, он открыл личное дело и углубился в чтение. Им овладел азарт охотника. Он впился в первые строчки личного дела и забыл обо всём на свете. Яркий свет люстры высветил пожелтевший листок учёта Нины Константиновны Хибарь. Глаза медленно переместились ниже. Год рождения – 1924-й. Так, значит, восемнадцать лет ей исполнилось в 1943 году. Учёба на военного ветеринара: 1944 год. Служба в кавалерии N-ского полка в звании младшего лейтенанта ветеринарной службы. Перевод в санитарную роту кавалерийского полка. Перевод в артиллерийскую батарею ветеринаром конной тяги. Перевод в батальон хозобслуги ветеринаром хозвзвода в звании младшего лейтенанта. Медаль «За взятие Берлина». Медаль «За победу над фашистской Германией». Стоп. Андрюша прервал чтение. Подождите. Спокойно. Ещё раз. Перевод ветеринаром в хозобслугу хозвзвода в звании младшего лейтенанта… Медали. Как в звании младшего лейтенанта? Не может быть! Ещё раз. Ещё раз. Не может быть!

Он поднял глаза, и три девушки тут же мило ему улыбнулись. Андрюша снова упёрся глазами в текст. Ему стало не до улыбок. Его словно окатили холодным душем. Три репортажа ко Дню Победы рассыпались, как старый шрифт в наборной доске.

«Спокойно, Андрей, спокойно. Возьми себя в руки. Итак, что мы имеем? На одной стороне Майорша в звании майор, с полным набором орденов и медалей на кителе. Ветеранша капризная, обласканная властью. Власть наша любит поднимать на щит прошлое, растаптывая настоящее. Так что с этой Ниной Константиновной возились по полной программе. Да так возились, что она в одночасье стала майором, и никто этого не заметил. Не может быть.»

В кабинете было тепло несмотря на осенний ветерок. Даже жарко. Андрюша вспотел. Возможно, от волнения, а, может быть, от недоумения и растерянности. Как могло случиться, что столько лет она дурила всех? Судя по её послужному списку, она крутила хвостом, как беспокойная кобыла. По рассказам ветеранов, Андрюша примерно представлял, что происходило вне парадных репортажей. Он сразу понял: младший лейтенант ветеринарной службы до Дня Победы поменяла шесть мест службы, редко задерживаясь в части более трёх месяцев. В боевых частях Советской Армии таких женщин любили, они помогали мужчинам расслабиться и отдохнуть от ожидания смерти. На краткий миг оказаться в горячих объятиях женщины – это ли не счастье для человека, который завтра может погибнуть? Видимо, в начале её службы в новом подразделении так оно и было, но характер…

Это же надо так себя вести, что среди изголодавшихся по женщинам мужиков (для которых и Баба Яга – красавица) каждые три-четыре месяца вылетать в другую часть! Каким же образом младший лейтенант с двумя медальками превратилась в майора с орденами во всю грудь?

Андрюша собрал свою волю в кулак и заставил себя продолжать чтение. Он вдруг понял, что отрицательный результат – тоже неплохо. Это сенсация. Бомба. Теперь можно развернуть дело совсем по-другому. От неожиданно пришедшей мысли его затрясло.

«Вот оно как! Теперь я могу выступить в роли спасителя. Я разоблачу её. Сделаю такое одолжение главе администрации, военкому, всем, кто связан с этой, видимо, не очень приятной во всех отношениях женщиной. Вот это да! Вот это удача! Я волшебник! Я гений! Да такое в голову никому прийти не могло. Проверить данные заслуженного и обласканного властью ветерана войны. Этим девочкам плевать на архивную пыль. Майорша, значит, майор. Как они могли проворонить такое!?»

Удача явно благоволила ему. Андрюша уже рисовал картины разоблачения. Встречу с главой администрации и военкомом в присутствии всех замов. Он раскроет им глаза. Или нет. Он поедет в село. Он привезёт её, заслуженного ветерана со всеми регалиями, в администрацию. Умаслит её, за свой счёт привезёт. Заставит надеть все ордена и при скоплении начальства разоблачит её. Попросит предъявить все удостоверения: и офицерское, и на ордена, и на знаки ранений. Он вдруг представил её: маленькая, с тощими русыми волосами, в этом чуть великоватом кителе майора артиллерии. Полная грудь орденов и планок ранений. Эти выпученные глаза и самодовольная улыбка. Так вот ты какой… северный олень. Андрюша всё больше загорался идеей. Только тихо. Только не шуми дальше. Почему она именно майор? Почему не подполковник или капитан? В принципе звание не так важно. Одна звезда даже чересчур скромна для неё. Почему майор? Андрюша начал листать дело дальше и вдруг нашёл. Всё так просто. Всё гениальное просто. Её муж – майор артиллерии Хибарь Николай Станиславович. Ордена, медали, ранения. Умер в 1960 году от ран в госпитале города Анапа. Вот оно. Муж умер. Майор артиллерии. Уважаемый ветеран. Она всего лишь сняла с него китель. Возможно, перепутали дела. Возможно, при постановке на учёт какая-то девочка перепутала инициалы. А они сходятся: Нина – Николай. Включили её в список ветеранов Великой Отечественной войны под именем мужа с его регалиями и званием. Она восприняла это как подарок судьбы и забыла своё прошлое, в одну секунду став майором артиллерии. Кто будет перепроверять? Кто будет читать удостоверение или копаться в листке учёта? Кому это интересно? Чужая человеческая судьба. Андрюша встречался с фактами равнодушия власти к ветеранам войны на каждом шагу, и ничего, начальству всё сходит с рук. Ну, пожурят, ну, выговор, а человек от такого равнодушия умирал в нищете, лишённый элементарного ухода и внимания. Так и в этом случае с Майоршей, только со знаком плюс для неё. Равнодушие и безразличие чиновников позволило ей присвоить незаслуженные ордена и медали, звания, почёт, уважение, деньги, место в президиуме.

Ну, что ж…, Андрюша и здесь готов принять самое деятельное участие в разоблачении непорядочных людей. Ему стало так приятно. Ветеран оказался не тем, за кого себя выдавал. Да на его фоне он просто ангел!

Ангел взял в руки дело и, улыбаясь изо всех сил, попросил девушек показать ему ксерокс. Через полчаса он вернул коробку с делами личного учёта участников Великой Отечественной войны. Их осталось немного. Их просто мало осталось, но та, что была жива, грела сердце распалённого журналиста. Он спрятал в своей кожаной папке драгоценные листочки и с таким удовольствием попил чай с девушками, что ещё долго по коридорам военкомата гудели женские голоса, убеждающие друг друга, что Андрюша – душка, и именно ей он оказал повышенные знаки внимания, почти предложил руку и сердце, но времени не хватило.

Андрюша исчез из военкомата со скоростью «Красной стрелы», оставив после себя запах дорогих мужских духов и вздохи двух прапорщиков и одного сержанта. Со всех ног Андрюша бросился искать шофёра Колю. В пять утра он наметил командировку в село Полуполёвка, за тридцать километров от райцентра. Туда и обратно.

Дорога

С утра не задалось. Осень предъявила свои права. В полночь ветер принёс тучи, полные дождя и мокрого снега. Засыпая, Андрюша чертыхнулся непогоде, но расстраиваться заранее не стал. «К утру непогода стихнет», – подумал он, кутаясь в тёплое атласное одеяло.

Всю ночь бесновался в посёлке ветер. Дождь поутих, но своей осенней привычке моросить, как последняя зануда, не изменил. Постепенно выбоины и ямы наполнились холодной серой кашицей. Не дай Бог – мороз! Земля после такого осеннего погрома в одно мгновение превратится в одну большую ледышку. Но мороз не захотел портить настроение шофёру Коле, а возбуждённое состояние, в котором пребывал Андрюша, он при всём желании, не смог бы испортить. «Уазик» взревел пробитым глушителем, и они тронулись в путь. Дворники едва успевали очищать лобовое стекло от мокрого снега. Коля ехал и матерился. Андрюша, прислонившись к боковой двери, в тёплой «аляске», натянув на голову отороченный мехом капюшон, философски молчал. Дело его маленькое. Сиди, спи и, смотри, не разбей голову на кочке. Помогай шофёру: разговаривай с ним, поддакивай его матюкам. Сейчас он – Бог. От него зависит и будущая командировка, и сухая кабина, и сухие ноги в хромовых сапогах, подаренных отцом специально для командировки "в глубинку". От Коли практически зависит всё. А он, Андрюша, пассажир, в меру сил и возможностей поддерживающий настроение шофёра, под шум колёс боевого коня.

Ох, уж, эти российские шофёры! Философы и пророки, всезнающие умники, умеющие рассказывать о своей шофёрской судьбе такие небылицы, что оторопь берёт. Бывает ли такое в жизни? Бывает. Шофер Коля – здоровый рыжий парень с короткой стрижкой, выдвинутой челюстью, с руками, на которых бугрились мышцы от работы с рулем, был одним из тех дорожных философов, который знал всё обо всём. Судил о проблемах планетарного масштаба с непринуждённостью премьер-министра Англии, а в политике был таким докой, что, казалось, президент России Медведев все свои действия обязательно сверяет с Колей по сверхсекретной связи, о которой никто в посёлке, да что в посёлке – во всей области! – даже не догадывается.

Андрюша постарался серьёзно подготовиться к командировке. На редакционных полках он нашёл старую карту района. Под ехидным взглядом шофёра положил её в папку. «Пригодится», – сказал он главному редактору.

Присвоив себе звание «главного лица в командировке», он достал карту из папки, разложил её на коленях, нашёл нужный пункт назначения – село Полуполёвка – и громко, стараясь перекричать рёв мотора, выдал:

– Коля, до Полуполёвки нормальная дорога, на карте она нанесена как асфальтовая.

Сказал и пожалел. Машину так тряхнуло на кочке, что Андрюша выронил карту и больно ударился головой о верхнюю железную дугу рамы. Коля покосился своими голубыми глазами, сощурил их, выказывая всем своим видом глубочайшее презрение к пассажиру за его нелепое высказывание о дороге, и ехидно заметил:

– Наверняка, Андрюха, ты наметил до Полуполёвки за час доскочить. Или за полчаса. Тридцать км – не расстояние, а-а, Андрюха? Только ты погорячился. До Полуполёвки мы доедем к вечеру… Если доедем, – добавил он.

Словно в подтверждение его слов, машину опять тряхнуло, но уже в яме, и она заглохла. Коля заматерился так, что стёкла в «уазике» жалобно задребезжали.

– Проклятая дорога! Какой дурак карту рисовал?! Какой асфальт?! Отродясь не видел асфальта на дороге в Полуполёвку.

Он открыл дверь автомашины. Внутрь ворвался свежий воздух, разогнав тепло и запах бензина.

– Не надо верить своим глазам, – тихо пробормотал Андрюша. – В нашей стране не всё, что написано, есть закон, и не всё, что отмечено на карте, есть правда. С одной стороны только иностранец удивляется таким капканам, а с другой – и мы, россияне, иногда ошибаемся, наступая на брошенные нашими родичами грабли.

Шофёр Коля достал сумку с ключами, несколько минут покопался возле машины и сел на своё сидение промокший и злой.

– Только выехали. Надо же. Кто-то из нас возле стенки спал. Ну, ничего. Проскочим. У меня так всегда. Если еду в командировку по району, то первые километры всё что-то «летит» и ломается, а потом ничего. «Уазик» – что зверь.

Он хлопнул по приборной доске.

– До западных аналогов далеко. Но несмотря на неказистый вид, прёт по бездорожью за милую душу.

«Уазик», будто услышав похвалу в свой адрес, быстро завёлся. Коля удовлетворённо крякнул и принялся за своё любимое дело – философию. Нет ничего приятнее, чем ехать в тёплой и сухой машине, в полудрёме рассматривая меняющийся пейзаж за окном. В лобовое стекло злобно хлещет осенний дождь, ветер бросает горстями пожухлые, потерявшие былую красоту листья, дворник скрипит по стеклу, на мгновение открывая краешек грунтовой дороги, которая покрылась, как заплатками, дождевой водою в заезженных машинами колеях. С сиплым шумом рвётся холодный осенний воздух в щели дверей «уазика», а в салоне тепло. Разогретая печка гонит тёплый воздух в ноги, затем он поднимается к лицу и заставляет смеживать веки. Сквозь рёв машины и шум дождя с ветром только хриплый голос шофёра Коли не даёт забыться и уйти от реальности.

– Вот только не надо про российские дороги и дураков. Ерунда. Да! Дороги у нас плохие и дураков хватает, но это не наша национальная черта. Мы дороги плохие строим не оттого, что не умеем, а оттого, что не хотим. Понятно, что бетонка лучше, чем асфальт! Дураку ясно, но зачем? Бетонку положил один раз – и тридцать лет на неё не заглядывай. Это как? Это неправильно. Сколько людей лишается работы, а дорожники в районе – это одни из самых высокооплачиваемых работников. Без них добьют село нищетой. Посуди сам. Вот ты интеллигент. Чего-то там пишешь, но живёшь ты, наверняка, не на то, что зарабатываешь. Не поверю, что твой прикид тянет на зарплату журналиста. Значит, воруешь. Раз воруешь, то можешь позволить себе писать. Возле дороги кормится столько народа, что представить трудно, если строить её, беднягу, и ремонтировать не будут вовсе. Посчитай, сколько народу занято на ремонте. Шофера, бульдозеристы, дорожные рабочие, асфальтовый завод, мастера и прорабы, учётчики и бухгалтера. Это, брат интеллигент, армия. Так дайте им хотя бы что-то зарабатывать. В районе воровать негде. А не воровать – не прожить. В сёлах да деревнях всю технику сдали на металлолом. Вот и смотри. Первые три года сдавали старьё и утиль, что гнил на улице и в машинных парках. Потом года три собирали металлолом, разбросанный по земле. Потом, года два, вырывали кабели и сдавали цветной лом. Потом добили остатки техники и сняли провода с линий электропередач. Знаешь ли ты, журналюга без стажа, что в Полуполёвке, попросту ПП, света нет давным-давно? Тридцать километров алюминиевого провода срезали и сдали в цветмет ещё три года назад. В «Электросети» только руками развели. Новый провод стоит миллионы. Денег нет. Глава сельсовета попробовал собрать деньги с населения, но быстро понял: бес-по-лез-но. Денег у селян нет, хоть стреляй, а если и появятся, то они лучше пропьют, чем отдадут на провод, который в конце концов срежут и продадут в очередной раз. Вот и смотри, интеллигент. Тридцать километров от райцентра, а света нет три года. Знаешь, сколько таких сёл по району? А я знаю! Не сосчитать. Сегодня свет есть, а завтра подъехали ребята на «ГАЗоне» с вышкой…, тюк ножницами по металлу – и нету света в деревне. Их понять тоже можно. Жить и пить что-то надо и как-то крутиться надо. Поля зарастают деревьями, вроде регресс (есть такое научное слово), возврат к прежним временам. В домах свечи, керосинки. Для жизни хватает. Телевизор не в каждом доме. А у кого есть телевизор – значит, деньги водятся, чтобы купить себе импортный генератор. Они дешевые, на семью хватает. Опять же, от плохих дорог чужих людей меньше. Тишина. Покой. Природа сохраняется. Помню, провели асфальтовую дорогу до озера. Говорили, оно уникальное. Вода голубая, как в море. И что с того? Заорали озеро. Изгадили так, что противно приезжать. Грязь, пакеты, банки из под пива, кострища. Лес вокруг порубили на костры для шашлыка. Два раза пожар учиняли. Эх! Пропало озеро. Уникум природы. А не было бы дороги до него, до сих пор считалось бы уникальным. Пробьётся до него какой учёный или, как ты, журналист, повздыхает, поохает, сделает замеры воды. Пробы возьмёт. Фото на память. В палатке неделю комаров покормит, аккуратно закопает мусор – и нет его. Тихо и славно. Нет, в нашей стране, чем меньше хороших дорог, тем больше мы оставим будущему поколению нетронутой природы, чистой воды. Говорят, нефть кончается. Вода питьевая – дефицит во всём мире, а мы, вот-те, купите у нас. Нефти нет, зато есть чистая вода и опять ни думать, ни работать не надо. Богатей. Продавай воду – только и всего. Думаю, в Кремле об этом крепко задумываются, от того и не строят дорог в стране. Ни к чему. Плохие дороги – это стратегический запас. Будет нужда, махом забетоним всю страну. Капиталисты одуреют. Смогли же мы поднять экономику в тридцатые годы, и космос, и ракеты, и танки! Можем, если захотим. С другой стороны меняется страна. Может так случится, и не сможем… Мрёт народ. Старики умирают, а молодёжь работать не хочет. Да-а. Дороги…

«Уазик» подкинуло на ухабе. Коля вывернул руль влево. Андрюша больно ударился головой о боковое стекло и очнулся от полудрёмы. После трёх толчков «уазик» остановился. Коля посмотрел вокруг, протёр вспотевшее стекло ветошью и в его голосе появились тревожные нотки:

– Выходи, Андрюша. Посмотрим, что вокруг. Дождь вроде моросит. Не сахарные, не растаем. Осмотреться надо. Не нравится мне мост. Проедем или нет, сказать не могу, а так как ехать надо, то необходимо провести рекогносцировку местности. Пошли.

Андрюша сладко зевнул, но подчинился приказу. Здесь командиром был Коля. Он открыл дверь и вылез наружу. «Уазик» стоял перед ветхим деревянным мостом. Вода в реке поднялась. Сильные дожди в верховьях наполнили её массой холодной воды. Мост выглядел удручающе.

«Уазик» вряд ли пройдёт по нему», – подумал Андрюша и с тревогой посмотрел на шофёра. Тот уже бродил по мосту, пиная брёвна ногами, топая по доскам, пытаясь определить насколько крепки доски настила. От того, как качал головой Коля, Андрюша понял, что дела плохи. Мост не выдержит нагрузки. Вода почти подобралась к настилу. Несколько досок сорвало бурным потоком, и на этом месте пенилась вода. Тонкие сваи едва ли могли усилить устойчивость моста. От полного разрушения его спасали четыре троса, привязанные к крепким, в обхват, соснам, и растянутые в разные стороны.

Андрюша поёжился от пронизывающего ветра, плотнее закутал шарф на шее. Мелкие капли утихающего дождя освежили его разомлевшее от тепла печки лицо. Он утёрся и осторожно шагнул к мосту. Под ногами зачавкала грязь, глина, перемешанная с чёрной землёй и травой. Андрюша посмотрел на машину и рассмеялся. Давно он не видел столько грязи. «Уазик» был основательно заляпан коричнево-чёрной смесью. Даже сильный дождь не смог отмыть машину до родной серой краски. Относительно чистыми были только лобовые стёкла и одно боковое – возле которого сидел Андрюша. За горбатым задом «уазика» виднелась глубокая колея, наполненная до краёв водой. Мутная кашица ещё трепыхалась от недавно прошедших по ней колёс «уазика». Колея петляла между низкими кустарниками и редкими деревьями. Зелёные сосёнки и раздетые берёзы создавали картину глубокой осени в заброшенном краю, с наглухо заросшим сорняками полем и тягучими, нависшими над самой землёй облаками. Вокруг, куда не кинь свой взгляд, была серость и какая-то невыносимая тоска.

Немного пройдя к мосту, Андрюша успел два раза завязнуть в глиняной жиже. На третий раз он совсем было расстроился. Левый сапог соскочил с ноги, и ему пришлось, чертыхаясь, скакать на одной ноге, смешно балансируя руками. Страх упасть лицом в холодное коричневое месиво так взвинтил его, что он нашёл в себе силы всунуть ногу в шерстяном носке обратно в свой резиновый сапог. Глядя на его эквилибристику, шофёр Коля стоял и громко хохотал, держась за шаткие перила моста.

Андрюша обиделся. Ему было стыдно за свою неловкость. В любое другое время он бы выразил своё отношение к шофёру. Однозначно поставил бы его на место, но не сейчас. Ссориться бессмысленно и вредно для здоровья. Всему своё время. Пусть порадуется чужому горю.

В эту командировку Андрюша ехал с особенным настроением, и никакому шофёру Коле это особенное настроение не удастся сломать. У него в голове роились мысли, вызревал план статьи. Так было всегда. Сначала в голове вспыхивает идея, затем она обрастает разными вопросами и ответами. Вопросов, как обычно, бывает больше, а ответов – мизер. Проходит время, мозг закипает от накопившихся мыслей, и, – о чудо! – процесс пошёл. Строки ложатся в абзацы, абзацы формируют страницу, голова наполняется материалом, как инкассаторская сумка деньгами. Собранный материал отлёживается в голове дня два, а затем, в редакторском кабинете, за чашкой ароматного чая, Андрюша выплёскивает в голубую бездну ноутбука всё своё вдохновение.

Новая командировка – это особый случай. Можно сказать, уникальный. Это бомба. Бомбу надо снабдить зарядом, и он её зарядит. Он её зарядит так, что эхо взрыва дойдёт до самой Москвы. Тема Великой Отечественной войны, раскрытая с совершенно другой, нелицеприятной стороны, не пройдёт незамеченной. По крайней мере, после такого материала его будут знать. Имя – это тоже капитал.

Нахохотавшись, шофёр Коля подошёл к Андрюше и миролюбиво похлопал его по плечу.

– Не горюй, журналист. Это твоё боевое крещение, но не то крещение, что сапог, а то крещение, что мы на своей боевой машине попробуем проскочить по мосту. «Задача архисложная», как говорил вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин, но выполнимая». Давай бросай жевать сопли, пойдём накидаем досок на мост. Сделаем елань – и рванём. Риск, журналист, должен быть основан на твёрдом расчёте.

– Ну, уж, нет. На елань я согласен, а ехать с тобой в одной машине не стану. Рисковать хочешь, рискуй. Я для таких экспериментов молод. Тебе хочется умереть как можно скорее, а я своей жизнью рисковать не буду. Она мне дорога. Не пожил ещё.

Андрюша так же хлопнул по плечу шофёра Колю и пошёл на мост.

– Дело ваше, жить вам, – ответил с ехидной улыбкой Коля и пошёл следом.

Дождь не прекращался. Он то усиливался, то успокаивался, а то вдруг полосой проходил вдоль моста, словно пролитый из небесной лейки. У шофёра Коли нашлось два полиэтиленовых плаща. Мужик он был запасливый и умелый. Андрюша немного поворчал на командный тон Коли, но вскоре смирился. Опыт и умение победили знание русского и английского языка. Коля не суетился. Работа шла споро. Не так быстро, как хотелось Андрюше, но как только стало смеркаться, елани для «уазика» лежали на мосту, поблёскивая свежезабитыми гвоздями. Выдержат или нет доски? Вопрос риторический. Коля с упоением мастерил то ли пьедестал, то ли эшафот. Удивительный народ сельские шофёры! Минимум мыслей и забот о своей жизни и максимум азарта перед лицом смерти. Казалось бы, чёрт с ним, с мостом. Можно вернуться назад. Можно вызвать подмогу. Можно покататься по округе и собрать мужиков, но Коля был непреклонен. Командировка на три дня. По мосту они проскочат, как ласточки, а вокруг на десятки вёрст не сыскать к этому времени ни одного трезвого человека. Поздно. На селе мужика надо искать утром. Да ещё с бутылкой самогона. Вроде морковки для лошади. Не покажешь – не пойдёт. Шофёр Коля долго философствовал о смысле жизни, и к концу работы Андрюша твёрдо уяснил для себя: как только появится первая маленькая, малюсенькая возможность свалить в город, он обязательно свалит. Он работал под руководством шофёра и чтобы облегчить своё состояние, вызванное непрерывным матерным монологом Коли, успокаивал себя тем, что когда-нибудь напишет обо всех приключениях книгу. Она станет бестселлером и прославит его на всю область. Мысли о будущей книге вконец захватили его, и он, подавая доски, в то же время внимательно смотрел вокруг себя, пытаясь запомнить мельчайшие детали. Под ногами бурлит вода. Пенятся волны, захлёстывая его сапоги по щиколотку. По реке несутся оторванные листья или щепки вместе с полиэтиленовыми пакетами под маркой «Перекрёсток», неизвестно откуда взявшиеся в этой глуши.

В глазах Андрюши мелькали тревожные огоньки. Вода прибывала. Надо было торопиться. Ещё час – и поток разорвёт мост на две половинки. Тогда всё. Конец командировке. Прощай, разворот в газете. Кончено. Пройдёт дождь, мост восстановят, и он вновь поедет в эту глухомань – в село Полуполёвка, за материалом. Но как, как прожить эти дни, когда охотничий азарт охватил душу? Блестящий материал выстроился в стройные колонки букв и строк. Уже мерещится гром аплодисментов при вручении высшей областной награды для журналистов – «Золотое перо». Как удержать свои мысли, отчаянное желание довести задуманное до конца и с наслаждением выпить рюмашку водки в кругу семьи, под любящим взглядом мамы, а главное – папы, каждое движение рук и глаз которого говорит: «Молодец, Андрюша! Ты достоин носить мою фамилию и унаследовать деньги, которые я заработал в это смутное время в заботах о будущем».

Андрюша с остервенением таскал доски. Серый дождь на короткое время прекратился. Всё отчётливее слышался шум прибывающей воды. С удивлением осматривая мост, он посмотрел на шофёра Колю. Тот улыбнулся, махнул рукой в направлении противоположного берега и тихо сказал: