Текст книги "Интервью на разворот. Рассказы"

– Андрюша! Махнём на ту сторону. Пора. Времени больше нет.

– Ну, уж нет – твёрдо ответил Андрюша. – Я пас. Пешочком перейду на ту сторону и буду смотреть, как ты творишь чудо.

Они разошлись по разные стороны моста. Андрюша, уверенно ступая по прибитым доскам, шёл не оглядываясь. Он знал, что шофёр Коля без тени сомнения шёл к машине, мысленно прокладывая путь своему «уазику». Он нутром чувствовал, как Коля скрипит зубами от нетерпения, представлял его глаза, горящие желанием победить себя, стихию, проклятую воду и ненадёжный мост. За спиной взревела машина. Андрюша успел перейти мост, встал на бугорке и приготовился к зрелищу. Вода почти залила доски. Слева и справа от деревянной колеи виднелись проёмы, через которые переливалась вода. Малейшая ошибка шофёра, неловкое движение руля – и с жизнью можно запросто проститься навсегда. В одну секунду «уазик», весивший не меньше тонны, проломит хрупкие гнилые брёвна и целиком уйдёт под воду. Ледяная вода шансов на выживание не даст.

Андрюша прижал руки к груди и замер. Сердце застучало с утроенной силой. «Уазик» тронулся. Сначала медленно, затем всё быстрее. Андрюша слышал, как скрежещет коробка передач, как от возрастающей подачи бензина ревёт машина, готовясь к прыжку. Дворники бегали вдоль лобового стекла, очищая вид на дорогу. Шофёра Андрюша не видел. Сумрак сгущался с каждой секундой, и разглядеть лицо водителя за пятьдесят метров было почти невозможно. «Уазик» дёрнулся и рванул к мосту. Андрюша испуганно шагнул в сторону, будто груда железа с урчанием и воем летела на него, хотя до его берега надо ещё добраться. Машина на полной скорости влетела на мост. Из-под колёс в обе стороны брызнули фонтаны воды. Андрюша увидел мелькнувшее за лобовым стеклом лицо шофёра и был потрясен увиденным. Коля кричал. Глаза его горели от удовольствия и азарта. Уверенный и весёлый, он крепко держал руль «уазика». Сколько секунд мчался «уазик», Андрюша сказать не мог, но как в замедленной съёмке перед его глазами проплыла картина происходящего. Брызги воды из-под колёс, ревущая машина, азартные глаза шофёра Коли, а сзади – разваливающийся мост. На другом берегу лопнули сразу два троса. Вода и тяжесть машины сделали своё дело. Мост дёрнулся, и его противоположный край поплыл под напором воды. Ещё секунда – и перетянутый трос с левой стороны с визгом лопнул рядом с Андрюшей и в тот момент, когда машина выскочила с моста, с облегчением влетев на горку, трос со свистом ударил Андрюшу по голове так, что разорвал капюшон «аляски», подбитый ценным мехом и лишил журналиста сознания.

«Уазик» выехал на высокий сухой бугорок и остановился. Шофёр Коля выскочил из машины, радостно вскинул руки и вдруг увидел лежащего возле самой воды, широко раскинувшего руки Андрюшу. Радостный возглас потух. Коля бросился вниз, перевернул Андрюшу на спину, проверяя, что случилось с парнем, и облегчённо вздохнул. Андрюша открыл глаза и застонал.

– Живой, здоровый? Всё в порядке, журналист? А я хотел проучить тебя, – радостно поделился шофёр Коля с только что пришедшим в себя Андрюшей. – Хотел проехать метров пятьсот, чтобы ты, интеллигент сраный, тащился пешком. Передумал. Доброе у меня сердце, Андрюха. Отходчивый я. Оттого всю жизнь и страдаю. Оттого все на мне и ездят всю жизнь.

Он помог встать Андрюше, взял его под руку и потянул вверх к урчащей на холостом ходу машине. Андрюша опёрся на шофёрское плечо, и радостная нега обволокла его тело и голову.

– Хорошо-то как – быть живым!

Дом на отшибе

Во времена развитого социализма Полуполёвка была большим и богатым селом. Страна развивала Нечерноземье, и деньги на сельскую ниву лились нескончаемой рекой. Каждый год, перед посевной, в колхоз «Светлый путь» из райцентра шли удобрения, элитный районированный посадочный материал и техника. Комбайнам и тракторам не хватало места в МТС, а огромные кучи удобрений мокли под дождём до зимы, спокойно замерзали и к весне от них оставались жалкие крохи, которые тут же пополнялись. Одним словом, село жило не тужило. В сельский клуб привозили популярные кинофильмы, а по вечерам, с пятницы на субботу, полы в зале тряслись от танцев. Молодёжи было много, поэтому жизнь в селе была весёлой.

Прошли годы. От былой раздольной жизни не осталось и следа. Просто не осталось – и всё. Часть техники была продана при банкротстве колхоза «Светлый путь», часть пропала без вести, часть сгнила под открытым небом, а позже её растащили на металлолом. Народ в селе перестал получать зарплату и бросился добывать пропитание чем мог и где мог.

Начали с крупного и далёкого. Дальние коровники и свинарники разобрали по кирпичу. Скотину съели ещё раньше. Последняя корова держалась на цепях, чтобы не упасть от голода. Съели и её, а цепи ушли в неизвестном направлении. Дальние объекты, по своей скудности и малочисленности, не смогли утолить желания, и вскоре пали ближние. Растащили МТС, тихо разграбили клуб, выдрав половые доски и рамы со стёклами. От безысходности те, кто ещё хотел сохранить себя и семью, продали за бесценок своё хозяйство и подались кто куда. В райцентр, в города, в столицу области или в первопрестольную. Ради денег, бытовых удобств, а особенно – ради будущего своих детей, потому, что из школы сначала исчезли преподаватели-мужчины (коих было мало), а затем и женщины. Школа закрылась как малокомплектная. Дети учатся в соседнем селе, за 16 километров от Полуполёвки. Как только директриса повесила замок на двери школы, в ту же ночь кто-то выставил из здания все стёкла. И началось. Каждую ночь возле школы горели фонари и фонарики. Фонари на столбах потухли сразу, как разобрали подстанцию, и неизвестные увезли трансформатор. После такого штурма от двухэтажной школы сохранился только остов из бетонных колонн и то, только потому, что вытащить их невозможно, а сломаешь, никуда потом не поставишь. Рассыпаются, сволочи, на части. И уже совсем было дошла деревня до ручки, но цены на нефть на лондонской бирже стали бить рекорды. Государство родимое бросилось спасать село (по утверждению правительства и президента). Только слова остались словами, а бумага в России, как известно, терпела и не такое. Наверняка, деньги были выделены. Если писали в газетах, значит, точно. Не может же президент страны врать? Только до Полуполёвки они не дошли ни в каком виде. Ни в наличном, ни в безналичном. Может, оттого, что деньги давать в селе некому, а, может, и незачем. Раз уж начала Полуполёвка умирать, так пусть себе умирает. На полях, некогда засеянных гречихой, льном, рожью и клевером, давно выросли и окрепли сосенки и берёзы, некоторые стали толщиной с руку. Маслята под ними растут – объеденье.

Редакционный «уазик», фыркая от натуги, преодолел-таки последнюю лужу перед селом и в полнейших сумерках остановился на околице. О том, что они приехали именно туда, куда надо, догадался только Николай. Он по каким-то признакам, известным только ему одному, определил, что впереди начинается Полуполёвка. Андрюша ни за что бы этого не понял. Впереди была кромешная тьма, а то, что возле дороги стояла изба с заколоченными крест на крест окнами, так это ни о чём не говорило. Пока они ехали, таких заколоченных призраков, подпёртых брёвнами, чтобы не упали, они встретили достаточно. Однако шофёр упрямо твердил:

– Приехали. Полуполёвка.

Андрюша спорить не стал. Сам он в этих местах не был ни разу, и утверждать обратное было бы смешно. Просто фары «уазика» упрямо не просвечивали моросящую темень. Да, стояла хибара с выбитыми стёклами, да, забор из гнилых досок лежал на чёрной земле, но дальше этого незамысловатого ночного пейзажа не было видно ни зги. Не может же село состоять из одного дома-развалюхи. Это же не хутор какой-нибудь. На карте и в архивах значилось "село Полуполёвка", а село – это вам не деревня. В нём жителей и домов должно быть много. Сколько жителей и домов бывает в сёлах, а сколько в деревнях, Андрюша не знал, но ему было известно, что в селе стоит церковь, а в деревне нет. Однако поскольку практически по всей области церквей в сельской местности не было, определить по этому признаку населённый пункт не представлялось возможным.

– В центре села, помню, правление стояло. Ехать надо. Как увидим российский флаг на шесте, значит, приехали. Это сельсовет. Нынче он называется поселковой администрацией. Флаг – это первое дело. Я так всегда ориентируюсь. Какой дурак российский флаг выставит перед домом? Это прерогатива власти. Значит, ищи, интеллигент, флаг. От него и начнём плясать.

Андрюша засуетился. Он поёрзал на сиденье, достал папку с документами. Пять минут шуршал ими, а затем выдавил:

– У меня есть список руководящего состава посёлка. Главой администрации здесь значится Пендейкин Антон Григорьевич.

– Да хрен с ней, с фамилией! Какая разница, кто глава администрации? Нам бы до него добраться. Искать надо.

– Я не против, – ответил Андрюша и вернул лист бумаги обратно в папку.

Как искать флаг Российской Федерации, который висит на какой-то жерди, он не представлял и вообще не представлял себе, что можно обнаружить в кромешной темноте. Фары вырывали из хлеставшего дождя от силы метров десять территории. Темнота глотала свет, как пьяница с похмелья – воду. Как бы прочитав мысли Андрея, Коля задумчиво добавил:

– Тихонько ехать будем. Найдём, я был тут один раз. Там бугор, за бугром небольшой пруд, а за прудом сельсовет. Найдём. Может, дождь кончится.

– Есть хочется, – тихо простонал Андрюша.

– Всем хочется, не одному тебе. Приедем – нажрёмся. Найти сельсовет твоя задача. Разуй глаза. Смотри в разные стороны. Это и стол, и тепло. Не на улице же ночевать.

Реальная перспектива заночевать в машине мигом сбила с Андрюши дремоту. Он поёрзал на сиденье и сказал твёрдым голосом:

– Поехали, Коля. Будем искать.

– Будем искать.

«Уазик» тронулся, и они, вглядываясь в льющийся сквозь свет фар дождь, забыли обо всём на свете. В голове у обоих мельтешила только одна мысль: «Быстрее бы найти сельсовет, поесть и лечь спать».

Тридцать километров, обозначенных на карте, на деле обернулись двенадцатичасовой поездкой. Миновав мост, машина два раза буксовала, трижды глохла, а на одной яме лопнула покрышка на правом колесе. Больше часа Коля менял её на запасную, проявляя чудеса ловкости и изобретательности. Грунт всюду был сырой и поддомкратить никак не удавалось. Вдвоём они толкнули машину к неожиданно обнаруженному в земле камню, и только тогда операция по замене колеса благополучно завершилась. Работа по замене колеса вымотала обоих. Одежда едва успела просохнуть. Андрюша с непривычки так вымотался, что заставь его идти по дороге, упал бы, бедняга, через десять шагов. Оказалось, доехать до Полуполёвки – это только часть задачи. Главное – найти в ней живых людей. Голодные и злые, как черти, они почти час колесили по тёмным улицам. Дважды выезжая в чистое поле, Коля совсем потерял терпение. Он матерился на чём свет стоит, вспоминая родителей, родное государство, председателя поселкового совета, но удача не шла им навстречу.

– Может, помолиться? – вслух подумал шофёр Коля.

Андрюша покосился на водителя, но промолчал. В его ситуации лучше молчать. Иначе матерные слова начнут крыть и его родственников.

– Ни одной молитвы не знаю, – горько вздохнул шофёр Коля. – А ты?

– И я не знаю.

– Плохо! Тогда смотри в оба.

«Уазик» вывернуло в колее боком. Шофёр Коля поддал газу. Они вылетели на площадку, и мотор предательски заглох. Впереди маняще светилось окно. В тишине Андрюша услышал шум двигателя. Услышал его и шофёр Коля.

– Генератор! – крикнул он. – Приехали. Сельсовет.

Он выскочил из машины и ещё громче закричал:

– Смотри, вон флаг.

Андрюша пригляделся: точно, на железной жерди высотою шесть-семь метров, на ветру и дожде развивался российский трёхцветный флаг. Правда, белая полоса была почему-то внизу, но кто об этом думал, когда смотрел на эту красоту.

Махнув рукой в сторону замолкшего «уазика», Коля резво зашагал навстречу цивилизации. Андрюша подскочил от радости и побежал за Колей, предчувствуя отдых и еду, тем более что в «уазике» закончился бензин и оставаться в нём не было никакого смысла.

Шофёр Коля подбежал к одноэтажному кирпичному зданию с ухоженным двориком. По обе стороны двери, возле крыльца, росли уже довольно высокие голубые ели, а на крыше красовалась рогатая телевизионная антенна. К стене прилип серый диск спутниковой антенны. Коля принялся дёргать ручку двери, а Андрюша бросился к окну. Он дробно застучал по раме. Стекло жалобно задребезжало, и изнутри послышался голос:

– Ну, кого ещё черти тащат?

– Господин Пендейкин! Господин Пендейкин, откройте! Мы из района, в командировку, господин Пендейкин!

Звук щелкающего замка заставил трепетать от радости сердце Андрюши. Он услышал звук включённого двигателя. Над крыльцом сельсовета тут же вспыхнула неоновым светом большая лампа на гусаке.

– Цивилизация, – заключил Коля. – Вот тебе и свет, интеллигенция. Радуйся. Доехали.

Глава поселковой администрации открыл дверь и радостно улыбнулся командировочным.

– Антон, – протянул он руку сначала Андрюше, а затем шофёру Коле. – Рад, очень рад. Как же вы так, в такую непогоду? Зачем?

– Долго рассказывать, – солидным голосом оборвал речь главы поселковой администрации шофёр. – Жрать хотим, бензин на исходе, и вообще…

– Ночевать негде, – добавил Андрюша, весело поглядывая на российскую власть в глубинке.

– Чего ж я держу вас тут?! – всхлипнул Антон.

Он всплеснул руками и повёл приезжих внутрь здания.

– Гостиницы у нас нет в виду отсутствия желающих приехать в Полуполёвку и в ней заночевать, а для внезапных гостей держим мы в администрации комнатку. Так, знаете ли, комнатёнка, но ничего, приличная. Диван большой и тепло. Я генератор включил, а в комнате обогреватель стоит. Пока вас покормлю, комнатка и согреется.

Андрюша шёл за главой администрации и думал что первая часть командировки завершилась относительно благополучно. Он вполуха слушал Антона. Слова отскакивали от его уставшего лба, как горох от стены. Андрюше больше всего хотелось растянуться на большом диване и к утру прийти в привычное состояние.

Исполнение желания отодвинулось на час. Ничего. Зато за это время Андрюша слегка перекусил продуктами, которые Антон принёс из дома, и рассказал главе администрации Полуполёвки о том, как они добрались до места.

Антон, крупный лысеющий мужчина, с животом как на шестом месяце беременности, в яловых сапогах и цигейковой безрукавке, только ахал и охал, слушая о приключениях гостей: об уплывшем мосте, разбитой дороге, о лопнувшем тросе, едва не отправившем перспективного журналиста на тот свет.

За разговором Андрюша не заметил, как шофёр Коля лёг на диван и заснул крепким сном. Он тоже растянулся бы на большом диване, но Антон заставил его выпить три рюмки водки и только после этого оставил в покое.

Проснулся Андрюша в полдень. Он спал бы и до вечера, – так притомился накануне, – но чьи-то костлявые цепкие руки трясли его нежное плечо. Сквозь приоткрытые веки он увидел выпуклые белёсые глаза на щекастой физиономии пожилой женщины, тем не менее хранившей следы былой красоты; на голове у неё была лыжная шапочка, из-под которой торчали редкие русые волосы с седыми прожилками. Женщина не прекратила трясти молодого человека, даже когда он открыл глаза. Очнувшись ото сна, Андрюша понял: перед ним стоял объект журналистского расследования, ради которого он отправился в командировку – Майорша. В старом потёртом кителе с засаленными рукавами. Ордена и медали негромко звякали от энергичных движений её рук. В ряду жёлтых пуговиц со звездами одна была явно не армейского образца. Майорша улыбнулась. Андрюша вздрогнул. Два передних и три нижних зуба – это всё, что у неё осталось к старости. Дурной запах изо рта добил журналиста. Он в одну секунду вскочил с дивана и осмотрел комнату.

– Документы предъявите, молодой человек. Я вижу, распустился без меня наш глава. Стоит только заболеть, как начинает твориться чёрт-те что.

Поначалу Майорша смотрела на Андрюшу ласково, но не почувствовав ответной реакции, тут же изменила выражение лица. Губы сжались в струну, глаза налились злобой, она встала рядом с диваном, широко расставив ноги, сжав кулаки, готовая броситься на врага и душить его в меру старческих боевых сил.

В комнате никого не было. Андрюша растерялся. В любое другое время он бы нашёл, что ответить неразоблачённой аферистке, но теперь, спросонья, ещё не отойдя от дороги, лишённый малейшей психологической поддержки, он растерялся. Обвёл глазами комнату: перед ним стояла старуха в армейском кителе с орденами и медалями, подпоясанном солдатским ремнём с выпуклой звездой на пряжке, в старой шерстяной юбке в мелкую полоску по диагонали и приспущенных телесного цвета чулках на растопыренных ногах. Андрюша нисколько бы не удивился, если бы Майорша задрала юбку, а под ней он увидел бы тёплые байковые рейтузы. Глаза старухи налились кровью от злости и нетерпения, изо рта потекли тонкие струйки слюны.

– Встать! – заорала она. – А, может, ты и не журналист вовсе, а контрик? Враг народа! Да таких, как ты, я на фронте и в тылу расстреливала, не моргнув глазом! Документы мне быстро! Кому я говорю!

Наконец до Андрюши дошло. Растерянно улыбнувшись, он молча достал из куртки, которая лежала у него в головах, паспорт и редакционное удостоверение. Майорша буквально вырвала их из его рук. Она быстро открыла паспорт, сверила профессиональным цепким взглядом фото с оригиналом, затем настал черёд удостоверения. Несколько раз она смешно вскидывала голову, сверяя оригинал с фотографией в удостоверении, после чего подобрела и успокоилась. Андрюше показалось, что буря прошла и знакомство состоялось. Моральное преимущество было на его стороне. Он-то знал, кто такая Майорша на самом деле, а она об этом даже не подозревала. Майорша нехотя вернула документы, вроде даже сожалея, что они не фальшивые. Её узкие глазки сверкнули из-под выцветших ресниц, и она вновь преобразилась: выпрямилась, подбоченилась, превращаясь, как минимум в генерал-майора. Она не собиралась церемониться с заезжим журналюгой упитанной внешности и сразу взялась за дело.

– Вот что, голубчик. Работы у нас с тобой много. Я практически разоблачила террористическую группу, готовившую диверсию. Сегодня ночью найдём участкового, соберём людей и будем преступников брать.

Не дав очухаться Андрюше, она заходила по комнате, всюду суя свой нос. Майорша заглянула под узенький стол, на котором остался чайный сервиз главы администрации и вазочки с печеньем. Понюхала воздух. Взяла печенюшку в рот и, смешно морщась, откусила беззубым ртом от неё уголок. Затем она прошлась по комнате, зачем-то подошла к окну, посмотрела на улицу и задёрнула занавеску. Сразу было видно, что здесь она чувствует себя хозяйкой. Зная сколько ей лет, Андрюша с удивлением отметил отменную энергию и прекрасное здоровье, редкие для её возраста. Про речь и говорить не чего.

– Засиделись в креслах наши начальники. Зажирели. Сколько жалоб в район отписала. В ранешние времена ко мне из райкома вмиг, как голубчики, слетались. Только скажу, а они уже, как галчата, вокруг меня. Приучил их товарищ Сталин к работе. Великий вождь и учитель не выносил проволочек, когда решался вопрос безопасности Страны Советов. Сталина на них нет. Вот своими бы руками расстреляла! Вот своими бы руками! Кругом бардак. Расплодились коммерсанты-ворюги. Растащили великое государство. Простому человеку житья нет. Под пулемёт, под пулемёт, как в семнадцатом году. Чтоб не повадно было к народному добру руки тянуть. Чего журналиста мне послали? Думала, энкавэдэшника пришлют. Уж мы тут всех разоблачим! Кругом враги народа. Рожа у тебя, как у недорезанного буржуя. Лоснится, скоро треснет. Ну, да ладно. Главное, из райцентра, а то Антон, услыхав про террористов, рукой машет. Приедет, говорит, из района человек, привезёт инструкции и оружие, вот тогда и начнём. Ты привёз оружие? Эх, чего головой качаешь, по всему видать не привёз. Таким журналюгам только оружие и выдавать! Эх, пропала Родина! Своими бы руками расстреляла!

– Знаешь ли ты, где я служила? – Майорша прекратила свой бег по комнате и подошла к Андрюше. Пока она читала ему лекцию, он успел одеться и собраться с мыслями.

«Чёрт-те что! Конь с яйцами, а не восьмидесятилетняя старуха», – подумал журналист.

Майорша уставилась в глаза Андрюше. Приняв свою, видимо, любимую, позу – руки в бока.

Она, видимо, хотела навести страх на журналиста и попыталась пронзить его взглядом, но попытка напугать Андрюшу не удалась.

Андрюша встал с дивана. Он хотел было сказать этой полоумной старухе, что всё знает о её прошлом, о том, что никакая она не Майорша, и все её награды принадлежат умершему мужу, а, значит, липа. Но что-то остановило его. Стоя перед нею и глядя в её помутневшие от старости глаза, он почувствовал, что в его душу вселилась жалость.

– Я знаю, где вы служили и кем вы служили, – только и сказал он.

Старуха отвела глаза и продолжила бубнить, но уже без былого энтузиазма.

– На фронте я не церемонилась. Присылали к нам «контриков», так мы с ними быстро разговоры разговаривали: или вперёд, на врага, или к стенке! Не похож ты на бойца. Не товарищ, небось, «господином» кличут. Сталина на вас нет!

Постепенно её пыл угас. Майорша притомилась. Она села за стол и принялась выстукивать по нему костяшками пальцев какой-то марш. Ситуацию спас глава администрации Полуполёвки. Он вошёл в комнату и с порога спросил:

– Проснулся, Андрюша? Надоела тебе наша Майорша? Ты её не слушай. Болтает всякую чепуху: и что есть и чего нет. Давайте-ка я вас чаем напою.

– И я хочу чаю!

– Так я и думал. Чай не водка, много не выпьешь, на всех хватит. Ох, уж эта погода! Проехался я с Колей до речки. Всё! Дро-ва. Пропали на неделю. Моста нет. Связи нет. Дороги нет. Ничего нет. На носу партийное собрание в поддержку президента, а тут такая филантропия с неба. Ужас.

Андрюша не понял. Ему показалось, что он ослышался.

– Какое партийное собрание? Чьё партийное собрание?

Антон увидел округлившиеся глаза и засмеялся заразительным смехом. Причём смеялся он один. Майорша сощурила от ненависти глаза, а Андрюша недоумённо хлопал ресницами.

– Ты думаешь, жизнь только в районном центре да в области? Ты думаешь, приехал в Полуполёвку, а здесь конец географии, нет цивилизации? Да ты, я вижу, ничего не знаешь о жизни простого народа. Пишешь, а не знаешь ничего. Вот посмотришь – и поймёшь. Россия встанет с колен. Под руководством нашего президента Владимира Владимировича Путина жизнь в стране налаживается. Он уберёг от распада наше государство. Вместе с партией «Единая Россия» мы построим новую великую Россию. Партия стоит на страже интересов народа. Я как руководитель местного отделения «Единой России» готов всеми фибрами своей души поддержать президента…

Антон посмотрел на слушателей и прервал свою речь. Майорша сидела за столом и сверлила единороса из Полуполёвки ненавидящим взглядом, а Андрюша не мог оторвать от него своих изумлённых глаз.

– Вы что, Андрюша, не верите? У меня есть удостоверение, смотри. Он вытащил тиснённую золотом пластиковую карточку. Завтра проводим собрание отделения партии «Единая Россия» в бывшем правлении колхоза «Светлый путь». И пусть наше село называют ППП – «Путь к последней пристани», но нам есть что сказать врагам партии.

– Нет такой партии! – взвизгнула Майорша. – Есть одна партия, партия Сталина, а вы все приспособленцы и контрики, как пришёл к власти этот негодяй Ельцин, так сразу ты, Антон, вступил в этот кичман. Она сложила ладони в виде крыши.

– «Наш дом Россия». Помнишь, Антон? А ведь ты был коммунистом.

– Не был, не ври. Я только в комсомол вступил. Молод был, горяч.

– Не ври. Был коммунистом, был! Не ври, чтоб ты сдох! Открестились, предатели! А я свой партбилет вот здесь храню.

Она стукнула себя кулаком по груди.

– Я попрошу вас, Майорша…

– Не надо просить. Сталина на вас нет! Оборотни, все оборотни. Мне плевать на вашу партию. Я ветеран войны, а ты мне обязан оказывать всяческую помощь. Что тебе приказывает Путин? Забыл? Знать ничего не знаю. В семь вечера жду у дома на отшибе. Из района человека привезли, я здесь, ты тут. Всё, как договорились. Обещал. Сегодня разоблачим террористов.

– Ладно, а завтра ты не придёшь на собрание «Единой России» и не будешь орать про Сталина! Идёт? Лады. Тогда я в семь найду участкового и буду у дома. Ну, как? Идёт?

Андрюше показалось, что Майорша хотела сплюнуть на пол от злости, но что-то её остановило. Она обвела мужчин взглядом и процедила беззубым ртом:

– Рэкетир проклятый. Не приду, не ссы! Думаешь, мне хочется заседать в вашей «Единой России»? Надо же. Да я с некоторыми из ваших членов не то что на собрании – на одном поле срать не сяду!

– Не смей, Майорша, – взвизгнул Антон, – ты, что себе позволяешь? Как жаловаться, так Путину пишешь, а он, между прочим, с «Единой Россией».

– Но не член, но не член, – начала дразниться Майорша. – Не член и всё. Сколько его звали, а он не член. Он тайный союзник Коммунистической партии СССР. Наш человек. Бывший энкавэдэшник. Коммунист.

– Прекрати, Майорша! Не болтай чепухи. На всех съездах был, и партия именно его выдвинула в Президенты России, а теперь выдвигает Медведева.

– Тьфу на тебя! Продали Родину, сволочи. Сталина на вас нет.

Она встала из-за стола, прошла через коридор и со всей старушечьей силой стукнула дверью о косяк.

– Ух, – сказал Антон и вытер пот со лба. – Знаешь, откуда все корни нашей хреновой жизни? – неожиданно стал философствовать глава поселковой администрации и, не дожидаясь ответа, заговорил сам:

– От мусора в голове. Представь себе, журналист, в какой стране мы живём с 1917 года. Не знаем, что это за страна и куда она идёт. Строим и строим. От строительного мусора и вся беда. Наконец, пришли к капитализму. Зачем, когда выйдем, куда приедем? Мост смыло, в деревне света нет третий год, а они про партию. Мужики туда же, а никто работать не хочет. Пьют, как собаки. Пьют и воруют, чтобы пить. Достроились: ни строителей, ни стройки и спросить не с кого. А безответственность? Она, как страшный червь, изнутри государство изничтожает. Безответственность и враньё. Врём всё время. Себе и людям. А как иначе. Визжать хочется. Выбора нет. Понимаю, что не то говорю, а надо. Надеюсь и вы, Андрей Юрьевич, член нашей партии «Единая Россия»?

– Конечно, – ответил Андрюша и показал точно такое же удостоверение члена партии.

Антон заулыбался, приосанился и очень довольный встал из-за стола.

– Вот и ладненько, вдвоём мы народ вмиг обломаем.

– Что за собрание?

– Отстал ты в районе, Андрей Юрьевич. Дано указание по всей области провести собрание партии для поддержки на выборах в президенты страны Медведева Дмитрия Анатольевича.

– А-а, – устало ответил Андрюша. – Это многое меняет. Сделаем.

– Тут помощи особой не надо. У нас ведь всё равно я один голосую. Нам проформу соблюсти надо. И всё. Отчитаемся и бумаги с тобой отошлём. Будешь живым свидетелем. А за голосование пусть не беспокоятся. Я уже который раз сам голосую. Народ пьяный и старый. Молодёжи нет. Из горластых одна Майорша осталась. Народ голосовать не ходит. Ждём Майоршу. У нас по её активности сверяются выборы. Как проголосует она за свою КПРФ, так мы берём список избирателей и я расписываюсь за остальных. Сверху цифры есть. В калькуляторе батарейку заменил. Процент подсчитал, бюллетень для голосования отметил, в урну кинул и – привет горячий! Отдыхай. Зойка с отчётом в район, а я стакан хлопну – и спать. В селе осталось сто одиннадцать избирателей. Сам понимаешь.

– А сколько домов?

– Да как тебе сказать, Андрюша… По документам двести шестнадцать домовладений. А по факту…хорошо, если сотню наберём. Понимаешь…Держусь за своё место. Зарплату платят, положение какое-никакое в обществе занимаешь, в район вызывают, езжу, общаюсь. По цифрам наш поселковый совет надо бы закрывать. Только что толку-то? Ликвидируют мою ставку – пропадёт Полуполёвка. Вот и подаём в район данные, что число домовладений у нас увеличивается, глава администрации нужен.

Дома стоят. Заборы кривые, покосившиеся, а где-то их и вовсе нет – народ растащил. Хорошо хоть не горят домишки. Спалить бесхозные дома – чего проще. Соседнюю Полёвку сожгли вполовину. Там ещё детишки есть и школа. Вот они, сволочи, и принялись дом за домом поджигать. Ночью залезут, дома-то заколочены, так их и жгут, негодяи. А у нас тихо. Или взрослые, или старые, а какие и есть молодые, типа Зойки, так они с одной стороны девки, а с другой – разумные. С ними легко. Простые они. Собирай-с я. Для начала надо участкового найти. Пьёт, собака, целую неделю. Проедем по самогонщикам, может, спит где. Он нам нужен. Майорша достала с террористами, всё врагов народа ищет, никак крови не напилась при Сталине, а потом на собрании обеспечить порядок надо.

– Неужели она в НКВД служила?

– Да, чёрт её, Майоршу, знает, где она тусовалась. Такая зараза. Перестройка случилась, так она кричала, что в НКВД при лошадях состояла, а как вернулись старые времена, говорит, сама лично расстреляла десять человек. Может, и расстреляла. Кто её знает. Документов нет. Желания разоблачать нет. Хорошо хоть реабилитировали невинных, опубликовали, а чтобы обвинить тех, кто расстреливал, пытал да насиловал, на то духу власти не хватило. Пришлось бы тогда треть страны объявить преступниками. А кому это надо? Молчание в нашем случае золото. Народ примирился. Одни боятся вякать – вдруг разоблачат, что сдавали и расстреливали, другие молчат – помнят, что бывает за разговоры. Так и живём. Наверное, пока не вымрет поколения два или три, ничего путного в нашей стране не построить. Хоть кричи, хоть молчи. Всё. Точка невозврата пройдена. Впереди только разруха. Пойдём. Время.

Дождь не прекращался всю ночь и всё утро, но к обеду обессилел и стих. Шофёр Коля был в отличном расположении духа. Антон заправил его машину бензином по самое горлышко и дал ему ещё две канистры. Что может быть прекраснее для настоящего шофёра, чем полный под завязку бензиновый бак и запас топлива. Андрюша уступил место возле шофёра Антону. Сам же залез на заднее сиденье и вытащил блокнот. Пришла пора работать. Мысли бурлили в голове, и их необходимо было привести в порядок. Майорша оказалась не такой простой старухой-аферисткой. Её наглость и напор испугали Андрюшу.

«Поставить бы её сразу на место, намекнуть, что я знаю про её фокусы. Но нет, не решился. Опыта не хватило».

В первый раз в жизни он оказался лицом к лицу с человеком, который не силой, не деньгами, не властью, а наглостью и цинизмом заставил его отступить, испугаться. Нет, какова старуха, а? Опыта не хватило!