Текст книги "Семетей, Сын Манаса. Книга 2"

– Еще восемьсот лошадей и груз на восьмидесяти слонах из золота и серебра, – расщедрился Толтой.

– Договорились, – согласился Ажыбай.

– Ты смотри, Ажыбай, – огрызнулся Туменбай, – чтобы боком тебе не вышли дары жедигерцев.

– Ты должен учесть, Ажыбай, – обратился к нему Чынкожо, – вира за одного слона равна девяноста рабам.

Ажыбай не стал согласовывать свои слова с Туменбаем. Он уже говорил от имени Акун хана сам.

– Хорошо, Чынкожо, – сказал он, как глава посланников. – Через шесть дней ждем Толтоя в качестве жениха во дворце хана Акуна, чтобы обговорить условия свадьбы.

– Смотри, Ажыбай, – пригрозил Чынкожо. – Если еще раз придумаешь всякую чушь, чтобы не отдавать Айчурек, то окажешься на небесах.

– Что ты, Чынкожо, – возмутился Тулек угрозе. – Твой поступок хуже предательства. Они уже согласились, а ты угрожаешь.

– Ладно, – успокоил всех Ажыбай. – Мы зла не держим за ваши слова. Раз обещали, выполним свои обещания, если даже придется связать Айчурек…

Посланники хана Акуна, как они сами себя назвали, возвращались с тяжелыми думами о будущем ооганских земель. Судьба ооганского ханства оказалась в руках Айчурек. Ее одно слово решает все. Через семь дней либо на земле ооганцев запылает пожар войны, либо будут жить так же, как жили до настоящего времени. Хорош Акун хан, отдал судьбу своего ханства в руки дочери. Они злились на хана, который не сумел образумить свою дочь. Сказать ей жестко, чтобы она стала женой Толтоя. Если Айчурек откажет Толтою, пусть он сам идет работать дворником у Чынкожо. «А мы с тобой пойдем скотниками во двор Толтоя», – подумали они, поглядывая друг на друга. Они поехали во дворец Айчурек, что располагался в городке Кара-Шаар, в пригороде Опола. Нужно было еще раз с ней переговорить, чтобы заставить ее согласиться стать женой Толтоя.

* * *

Как только наступили сумерки, Айчурек велела немедленно разбирать лагерь встречи с женихом Семетеем и ехать во дворец, что был подготовлен для его приема в Кара-Шааре. Вновь образовался большой и длинный караван. Однако до Кара-Шаара было рукой подать. Поэтому, когда последние лошади выезжали из долины Ок-Кыя, голова каравана была уже во дворе дворца. За караваном шли десятки девушек, которые заметали следы пребывания скакунов Семетея на ооганских землях. Айчурек хотела, чтобы ни одна душа не могла сообразить, что сейчас в ее дворце происходит единение сердец жениха и невесты по воле Тенгира. Чтобы обеспечить скрытность своей затеи, по приезду во дворец она распорядилась, чтобы всех знаменитых скакунов Семетея покрыли попонами в виде шкур тигров. Многие девушки, которые занимались шитьем попон, только сейчас увидели назначение своих изделий. Они уподобили скакунов тиграм так, что трудно было отличить. Их всех разместили в великолепном сарае, где посередине был образован проход, а с двух сторон располагались клетки по всей длине строения. В каждой клетке разместили по одному скакуну. По проходу проезжали всадники, чтобы оставить своих коней в клетках и далее добираться пешком до приемных покоев Айчурек…

Веселье молодежи продолжалось во дворе дворца с еще большей страстью. Джигиты и девушки выбирали и находили себе напарников для игр и развлечений. Кюлчоро и Акылай подружились с первых же мгновений их встречи в землях Ок-Кыя. С тех пор они были вместе. Немногословного Канчоро увлекла красавица Канымжан. Сын Бакая Байтайлак стал ухаживать за красавицей Кермекаш. Калык, сын Сарыкана, постоянно крутился вокруг Умсунай. Шайымбет, сын Жамгырчи, выбрал себе по душе красавицу Айымкан. Великолепный сад во дворе дворца был весь освещен светильниками из промасленных ватных закруток. Пары стремились в темные уголки дворца, чтобы утолить душу, посвящая друг другу умоляющие слова в сопровождении долгих поцелуев. Всюду играла музыка, что трогала за невидимые струны человеческих сердец.

Над Семетеем и Айчурек по приезду из долины Ок-Кыя провели обряд бракосочетания хорошо знакомые с народными обычаями молодые женщины. Во главе молодух встала сама Кермекаш. Она под игру музыкальных инструментов повела Семетея и Айчурек по саду дворца. Две молодые женщины стали осыпать жениха и невесту цветами и сладостями, что были мгновенно подобраны окружающими джигитами и девушками. И вот наконец Кермекаш повела их в спальные покои, где часть помещения была отделена занавесом из синего щелка. Семетей почувствовал, что сердце у него заколотилось учащенно и приятно. Он знал, что за занавесом устроена постель для новобрачных.

– Ложись, дорогой, – шепнула ему Айчурек. – Жди меня.

Семетей немедленно разделся и стал ждать прихода невесты уже в постели. Мгновенье казалось ему вечностью. И вот наконец она вошла в покои. Легкое шуршанье ткани, еле слышное дыхание и легкий ветерок по лицу извещали, что Айчурек подошла очень близко и собирается юркнуть в его раскрытые объятия. Через мгновенье так и произошло. Нежное горячее тело Айчурек скользнуло в объятия Семетея, вырывая из его сознания всю память, оставляя только миг, в котором они были сейчас. У него «двадцать первый палец» давно ожидал своего времени, напряженный, длиной в двенадцать эли, чтобы проверить «бабью совесть» Айчурек.

– Что ты делаешь? – спросила со стоном Айчурек.

Она сама не соображала, о чем спросила, когда его «двадцать первый палец» заглянул на один эли в «бабью совесть». Семетей толкнул свой «палец» до конца с глубоким вздохом. Что-то порвалось внутри Айчурек. Она согнулась в калач с возгласом: «А-ай-ай!!!»

– Ты убил меня, – шепнула она.

Через несколько мгновений Семетей почувствовал, что сам истек «желтой жидкостью», что ему не хватает воздуха и он обессилен до невозможности, будто перенес лошака на изрядное расстояние…

Развязка

Ажыбай и Туменбай после разговора с главами жедигерцев поехали прямо в Кара-Шаар, во дворец Айчурек, чтобы уговорить ее согласится стать женой Толтоя. Они были готовы связать Айчурек и силой передать жедигерцам в том случае, если она откажется выйти замуж за Толтоя. Об этом, о своих крайних мерах, тоже решили оповестить ее, чтобы потом она не могла их упрекнуть в предательстве. Она должна понять, думали они, что прибегнуть к крайним мерам вынудила их необходимость смягчить отношение Толтоя и Чынкожо ради их будущего. Акун хан избежит тяжелой участи стать дворником у Чынкожо, а они сами – скотниками у Толтоя. По приезду во дворец Айчурек их встретила охрана из тысяч силачей, которая вынудила их встать на колени и рассказать о цели встречи с ханшайым Айчурек. При виде грозной охраны их обуяла дрожь, и никак они не могли избавиться от нее все оставшееся время встречи с Айчурек. Охрана сообщила Айчурек о приезде родственников Ажыбая и Туменбая. Было странно, что охрана их не пропустила к ней, она сама вышла к ним навстречу. Когда она пришла, охрана вынудила их опять встать на колени.

– Будь здорова, Айчурек! – завизжали хором они.

– И вам не хворать, – спокойно ответила Айчурек и спросила: – Какие у вас дела ко мне?

– Мы были у жедигерцев, – начал Ажыбай. – У них новое требование.

– Какое? – спросила Айчурек.

– Нам бы обсудить в спокойной обстановке, – сказал Туменбай, намекая на то, что лучше говорить за дасторханом.

– Вам нужно подождать, – сказала Айчурек, опустив голову. – Я приготовлю место, где можно устроить встречу.

– Хорошо, Айчурек, – поспешил сказать Туменбай. – Мы подождем.

Айчурек пошла ко дворцу. Почему-то родственники одновременно обратили внимание на ее походку.

– Походка у нее изменилась, – сказал Ажыбай, кивая головой на Айчурек. – Будто она двигается с трудом.

– Да, я тоже заметил, – поддержал его Туменбай. – Словно жеребец, которого только охолостили.

Через некоторое время прибежал актаяк, попросивший их следовать за ним. Он повел их через сарай, где содержались четырнадцать скакунов Семетея, покрытых попонами, в клетках, чтобы родственники могли спешиться и привязать своих коней. Как только они спешились, актаяк стал привязывать их коней к коновязи. Из соседней клетки фыркнул здоровый «тигр» прямо в лицо Ажыбая.

– Эне-ке-ее!!! – с отчаянным криком свалился на землю Ажыбай.

Отскочил в сторону Туменбай. Ему показалось, что «тигр» сейчас перепрыгнет через забор прямо на него. «Тигр» тоже испугался, он начал кружить внутри клетки, не находя себе места от беспокойства. Другие «тигры» тоже задвигались, чем устрашили родственников еще сильнее.

– Откуда у Айчурек столько тигров! – закричал Туменбай, придя в себя оттого, что все «тигры» закрыты в клетках.

Актаяк рассмеялся, но ничего не сказал. Он увидел, что у Ажыбая аксакала низ штанины стал мокрым. Для родственников все было таинственно…

– Так, слушаю вас, братья, – сказала Айчурек, как только расселись родственники вокруг дасторхана, устроенного в приемных покоях.

– Мы вынуждены были обещать Толтою, – начал Ажыбай, – выдать тебя ему в жены.

– Я же сказала вам, братья, – возмутилась Айчурек. – Не хочу замуж за него.

– Если будет война, – сказал Туменбай, – мы войну проиграем, Айчурек. Будут многочисленные жертвы. Толтой заберет тебя силой.

– А так, если дашь согласие, – подытожил Ажыбай, – мы с жедигерцами станем родственниками. Через семь дней Толтой сам приедет за тобой.

– А если не дам согласия? – проговорила Айчурек.

– Мы вынуждены будем тебя связать, – сказал Туменбай. – Ради спокойствия ооганцев.

В это время в приемные покои зашел Семетей.

– Здоровья вам, братья! – приветствовал он родственников.

– Будь здоров, богатырь, – ответили родственники.

– Познакомьтесь, братья, – сказала Айчурек. – Его зовут Семетей.

– Да, да, Семетей, – подтвердил тот свое имя и добавил: – Сын Манаса.

На некоторое время Ажыбай и Туменбай потеряли дар речи. Потом они одновременно опомнились и разом подали руки для того, чтобы поздороваться. Семетею пришлось пожать руки обоих в одной ладони. Их руки утонули в одной ладони Семетея. И теперь быстро оправился Ажыбай.

– Как у тебя, Семетей, родня и народ твой поживают?

– Благополучно, – ответил Семетей.

Они наперебой стали интересоваться судьбами Чыйырды, Каныкей и Бакая, с которыми когда-то довелось знакомиться по случаю сватовства Акуна хана и Манаса. Они припомнили хромого мастера Болекбая, который готовил вооружение для аскеров Манаса. Семетею было очень приятно оттого, что на далеких землях оогана так хорошо осведомлены о возрасте и характерах многих людей таласской земли. Он постарался услужить родственникам жены, как полагается женихам из других племен и народов. Вел себя покорно и уважительно. Уважительность и покорность Семетея перед ее родственниками не понравились Айчурек.

– Мой султан, – сказала Айчурек. – Это моя родня, которая требует, чтобы я вышла замуж за Толтоя.

Она, видимо, захотела очернить своих родственников перед Семетеем, чтобы он вел себя величаво, не теряя самолюбия.

– Айчурек! Ты не права, – чуть ли не воскликнул Ажыбай. – Нас вынуждают это сделать наши враги. Толтой и Чынкожо.

– Да, да! – поддержал Ажыбая Туменбай. – Я даже подрался с Чынкожо, чтобы его напугать. Но я вижу, что у них огромное войско. Они мигом затопчут наши земли.

– Я вас понимаю, – сказал Семетей. – И никак не виню.

– Моя родня, – продолжала обвинять родственников Айчурек, – готовилась связать меня и выдать Толтою насильно.

– Эх, Айчурек, Айчурек, – вздохнул Туменбай. – Ты же могла умолчать об этом. Ты нас совсем сравняла с землей перед своим мужем.

Семетей посмотрел с укором на Айчурек. Действительно, она должна была знать меру в осквернении отношений с родными. Айчурек осознала свою неправоту и молча поковыляла в свои покои, скрываясь от недоброго взгляда мужа.

– Мы вынуждены были пригласить Толтоя, – сказал Ажыбай, – через шесть дней на сговор сватовства, чтобы обговорить условия его женитьбы на Айчурек.

– Мы вынуждены были это сделать, Семетей, – оправдывался Туменбай, – чтобы сохранить ооганский народ от гибели.

– Я вас прекрасно понимаю, – сказал Семетей. – На вас я зла не держу.

Они с Семетеем подсчитали день приезда Толтоя.

– Я сам его встречу, – сказал Семетей.

Он рассказал, что у него около тридцати богатырей, которые приехали с ним, сопровождая его в пути. Брать с собой многочисленное войско ему не хотелось, чтобы не беспокоить другие мирные народы. Ибо каждый богатырь, приехавший вместе с ним, может достойно заменить тысячу аскеров. Он сказал, что собирался приехать сам Бакай ава с многочисленным войском, но Семетей запретил ехать даже ему, чтобы не подвергать опасностям судьбу великого человека кыргызов. Он попросил родственников жены собрать войско просто для вида, для того чтобы враг увидел у противника сопоставимую силу. Все остальное сделают богатыри Семетея. Может случиться так, что исход войны будет решен только выходами богатырей на поединки. Родственники благодарили Семетея за то, что он приехал вовремя, благодарили Тенгри за то, что великий Манас стал белкудой главы ооганского народа хана Акуна. Они с радостью побежали к себе домой, чтобы с быстротой молнии исполнить желание молодого мужа родственницы, красавицы Айчурек. Они благодарили Тенгри и за то, что Айчурек родилась красавицей и сумела обратить на себя внимание такого великого богатыря по имени Семетей…

Семетей собрал своих богатырей – двадцать пять ханзады и четырех джигитов, которых послал за ним Ормонбек с сотнями третьяков. Он им рассказал, что вокруг его невесты, уже жены, Айчурек развернулись такие события, в которые приходится вмешаться ему самому, чтобы с честью вернуться в родные земли. Он сказал, что сам должен встретить Толтоя, собравшегося приехать через шесть дней, который вот уже пять месяцев осаждает город Опол тестя его, хана Акуна, и требует выдать замуж за него Айчурек, невесту его, теперь уже жену.

– Семетей ава, – обратился к нему Кюлчоро. – Разрешите мне встретить его на пути во дворец хана Акуна.

– Я боюсь, – сказал Семетей, – за твою жизнь, дорогой мой чоро. Я боюсь отправить и Канчоро на встречу с Толтоем. Лучше поеду сам, чтобы встретить грозного врага.

– Как только вы меня освободили от рабства, – сказал Кюлчоро, – я обещал себе когда-нибудь умереть за ваше дело, Семетей ава. Умоляю вас, отпустите меня на встречу с Толтоем.

– Как я могу тебя отпустить умереть, дорогой мой чоро, – не согласился Семетей. – Лучше я сам погибну.

– Обещаю вернуться живым и здоровым, – сказал Кюлчоро, улыбаясь. – Но с победой.

– Если ты так хочешь сразиться с врагом, – согласился Семетей. – Тогда возьми себе мое оружие и поезжай на Тайбууруле.

От радости Кюлчоро запрыгал на месте. Он всегда мечтал блеснуть перед девушками мастерством в сражениях с врагом. Еще больше такое желание усилилось после знакомства с красавицей Акылай. Не только Кюлчоро обрадовался решению Семетея, но и все остальные ханзады тоже были рады, что Семетей начал доверять большие дела своим богатырям. Но грызло нутро Семетея какое-то неизвестное чувство.

– Запомни, Кюлчоро, – был вынужден сказать Семетей, когда оказались они наедине. – Чтобы избежать твоей смерти в сражении с Толтоем, я готов ему уступить Айчурек. Может быть, откажешься от встречи с ним?

– Я не хочу слушать такие слова из твоих уст, мой торе, – ответил Кюлчоро. – Айчурек женге стала для меня таким же дорогим человеком, как и ты. Я сам не потерплю ее отсутствия рядом с тобой.

Вот теперь дошло до Семетея, как важно иметь рядом родную душу, человека, который идет на жертвы, чтобы были счастливы близкие ему люди. То, что приснилось ему, как Кюлчоро засунул руку под платье Айчурек, возможно, говорило о том, что женге стала для него таким же дорогим человеком, как и он сам…

Айчурек сама стала готовиться к проводам Кюлчоро на его встречу с врагом Толтоем.

* * *

– Мы спасены! – воскликнул Ажыбай, как только увидел хана Акуна на его престоле.

Большая радость, которой лучились лица родственников, Ажыбая и Туменбая, вставших в дверях приемных покоев, тронула душу старого хана. Он еще не знал, отчего радуются близкие ему люди. Однако у него в груди потеплело от сознания, что его родственники не могут радоваться просто так. Раз они пришли с радостью на лицах и Ажыбай воскликнул о спасении, значит, они принесли общую радость для ооганцев.

– Пусть Тенгир позаботится о тебе! – ответил Акун хан и спросил: – От чего спасены? Какая радость пришла к нам?

– Семетей приехал! – сообщил Ажыбай.

– Ваш зять от Тенгира, – добавил Туменбай.

Глаза у хана Акуна расширились до невозможности. У него открылся рот, чтобы спросить: «Неужели Семетей приехал?» Но что-то его остановило, слова застряли в груди, и появился вопрос: «Неужели они его видели?»

– Вы его видели? – спросил он наконец.

– Да, да, – наперебой ответили родственники, и продолжил Ажыбай: – Мы встретились с ним в Кара-Шааре, во дворце Айчурек.

– Как он? – поспешил спросить Акун хан, будто знал и видел когда-нибудь Семетея.

– Он – великий богатырь, – охарактеризовал Семетея Туменбай. – Мне показалось, о-о, мой великий хан, что он превосходит своего отца, Манаса.

– Да, да, великий хан, – поддержал Туменбая Ажыбай. – По сравнению с ним Чынкожо и Толтой показались простыми смертными.

Наконец пришло успокоение для неспокойной души хана Акуна. Последние ночи он просто заснуть не мог от всяких скверных раздумий о судьбе своего народа. Выходит, Тенгир и дух Манаса не забыли о судьбе родственных народов. Слава Тенгри! Слава духу Манаса! Акун хан с огромной благодарностью принялся вспоминать великодушного богатыря. Не зря люди говорили о нем как о сыне Тенгри. Выходит, что Тенгир дал его не только для спасения кыргызов, а для спасения всего человечества. Дух Манаса привел своего сына Семетея для спасения ооганцев, и не только. Он спасет и жедигерцев от неминуемой гибели. Вот увидите…

Нужно его приветствовать с большими почестями. Акун хан посмотрел на своих родственников, которые радостно смотрели на него. Захотелось ему узнать их мнение о приеме Семетея в ханском дворце с большими почестями.

– Что думаете предпринять, дети мои? – спросил он, переводя взгляд с одного на другого.

– Было бы очень хорошо, мой великий хан, – ответил красноречивый Ажыбай, – устроить прием здесь, в вашем дворце. Обсудить при вас наши действия вместе с Семетеем.

Хану Акуну понравилось предложение Ажыбая. Он сказал то, что созрело в его сознании.

– Немедленно пригласите Семетея на прием, – велел Акун хан.

– Хорошо, о-о, мой великий хан, – хором ответили родственники и вышли из покоев.

Впервые за пять месяцев Акун хан почувствовал, что его тянет ко сну. И впервые со спокойной душой и благодарностью духу Манаса направился в свои спальные покои…

* * *

Весточка о том, что Акун хан приглашает Семетея в ханский дворец, дошла с людьми Ажыбая в Кара-Шаар, лично дочери хана Айчурек. Она с большой благодарностью к отцу приняла такую приятную весточку. Значит, отец одобрил действия дочери, хотя относился с недоверием. Приезд Семетея, выходит, взбодрил не только братьев-родственников, но и великого хана ооганцев. Теперь можно совместить прием ханом Акуном Семетея с проводами Кюлчоро на встречу с врагом…

Когда показался в дверях приемных покоев дворца богатырь Семетей, хан Акун невольно поднялся со своего трона. Ему показалось, что пожаловал в его дворец сам Манас со своими покровителями. Он пошел навстречу Семетею.

– С приездом, сын мой! – воскликнул хан Акун от радости.

Они обнялись так, будто встречались в те далекие времена, когда еще Манас и хан Акун стали друг другу белкуда. В глазах обоих мужей искрились огоньки радости от настоящей встречи. У хана Акуна было такое чувство, что его белкуда, каган кыргызов богатырь Манас ожил и встал перед ним в трудные времена для его народа. Семетей тоже принял хана Акуна как своего родного отца Манаса, из-за того, казалось ему, что они были вместе, разговаривали, обсуждали судьбу своих народов и ставили перед собой общие цели, чтобы породнились их народы благодаря семейному родству. Вот теперь пришло время для испытания чувств обоих ханов, после прошествия определенного периода в жизни. Семетей почувствовал великую ответственность за поступки и слова своего отца Манаса. Он сознавал, что не имеет права предать слова отца, надежды хана Акуна и мысли своей любимой жены Айчурек.

Хан Акун расспрашивал о состоянии здоровья матери Чыйырды и Каныкей, справлялся о Бакае и об Акбалте.

– Был слух, – обратился хан Акун к Семетею, – что ты погубил дедушку и братьев отца.

– Народ говорит иначе, отец, – объяснил Семетей. – Он говорит, что Тенгир не захотел, чтобы они портили жизни людей, и призвал их к себе на небеса.

– Да, я тоже не мог поверить, – согласился хан Акун, – что Бакай допустил большую оплошность в отношении родственников Манаса.

– Он мне помог разобраться во всем и выйти из сложных обстоятельств с честью, – сказал Семетей. – Я ему очень признателен.

– Мы всегда чувствовали, что за Манасом стоит гора неприступная, – сказал хан Акун. – Горой стоял Бакай за Манасом. Если бы он был рядом с Манасом на великой войне, возможно, великодушный не получил бы смертельное ранение.

– Возможно, – согласился Семетей.

– Всегда помни, сынок, – посоветовал хан Акун. – Страшна болезнь, что появилась изнутри, страшен враг, в которого превратился родной человек.

– Вы имеете в виду Чынкожо, отец? – спросил Семетей. – Да и предки Толтоя тоже служили моему отцу.

– Людей испортило самолюбие, – сказал хан Акун. – Плохо, когда оно портит только тех, кого Тенгир одарил властью.

В это время подошла Айчурек к Семетею и шепнула что-то ему на ухо.

– Мы решили отправить Кюлчоро встретить на пути Толтоя, отец, – обратился Семетей к своему тестю. – Просим благословить его поездку.

– Хорошо, сынок, – согласился хан Акун.

Они все вместе вышли из дворца в обширный двор, где ждал благоухающий огромный сад. Там, на краю сада, стояли родичи Акуна хана Ажыбай и Туменбай с джигитами и чоро Семетея. Актаяк удерживал поводья лошади белой масти, предназначенной для жертвоприношения Тенгри, чтобы он обратил внимание на Кюлчоро, уберег его от врага.

– О-о, Тенгир мой! – Акун хан поднял обе руки к небу. – О-о, создатель! Береги нашего богатыря Кюлчоро от кары ненавистных нам врагов. Пусть дух Алмамбета, отца его, защитит его везде и всюду. Духи отцов его, Манаса, Чубака и Сыргака пусть присмотрят за ним.

Акун хан повел по лицу ладонями. Все, кто находились рядом с ним, повторили его жест.

– Милости просим всех к дасторхану! – воскликнула Кермекаш, открывая двери гостевых покоев дворца…

* * *

После того, как благословил его Акун хан, Кюлчоро начал собираться в дорогу. Оседлал скакуна Тайбуурула под неустанным заинтересованным взглядом Канчоро, который ему начал завидовать после того, как Кюлчоро удалось выпросить для поездки в лагерь Айчурек знаменитого коня у брата Семетея. Способности Кюлчоро, которые проявлялись в последние дни в красноречии, храбрости и изворотливости, заставили Канчоро почувствовать, что Тенгри обделил его. У него не было таких качеств, как у Кюлчоро. У него возникла зависть, что начала грызть его самолюбие медленно, но очень больно…

Кюлчоро надел безрукавку Аколпок самого Манаса, которую невозможно было пробить стрелой или копьем. Ее сделали такой непробиваемой защитной одеждой умелые руки матери Каныкей. Она своим рукоделием старалась защитить любимого мужа Манаса от кары врагов. Еще Семетей вытащил из своего курджуна шлем из чистого железа, изнутри обшитый толстым слоем хлопковой ваты, и одел на голову Кюлчоро. Собственноручно повесил на пояс своего чоро знаменитую отцовскую саблю Наркескен, которую невозможно было вложить в ножны без пролитья крови врага, если она была вынута из них. Кроме того, Семетей вручил Кюлчоро свое любимое оружие Айбалту – луновидный топор, изделие рук мастера Болекбая. На изготовление Айбалты для Семетея мастер Болекбай потратил двенадцать лет жизни со времени его рождения. Все двенадцать лет он дружил с Дооту – покровителем мастеров железных дел. Он вложил всю свою душу в настоящее оружие, чтобы оно защищало правду и служило делу справедливости. Если Семетей замахивался на врага, оно всегда достигало цели, не важно на каком расстоянии оказывалась вражеская шея. На случай рукопашного боя с врагом Семетей повесил на шею Кюлчоро канжар Актинте.

Когда Кюлчоро вскочил на Тайбуурула и уселся в седле как следует, казался он всем вокруг непобедимым богатырем. Акылай и ее подруги завизжали от гордости и обиды. Гордость возникала от чувства, что именно Кюлчоро, возлюбленный Акылай, и никто другой, едет встречать врага. Обида возникала от чувств, что он может погибнуть в расцвете молодости, не успев провести еще одну ночь в объятиях Акылай.

Кюлчоро вознес руки к Вечному Синему Небу.

– Пусть Тенгир покровительствует нашим делам!

Все повторили его слова «пусть Тенгир покровительствует нашим делам» в виде пожеланий и благословений и провели ладонями по лицу. Кюлчоро ударил пятками по бокам скакуна…

Сбылась его мечта, зародившаяся еще в землях Таласа, когда не стало братьев Абыке, Кобеша и сорока чоро Манаса. Она заключалась в том, что, если когда-нибудь в будущем в жизни Семетея авы возникнет опасность, Кюлчоро примет ее на себя, даже если она окажется смертельной. Теперь, когда сбылась его мечта, надо выйти с честью из создавшегося положения. Вернуться нужно только с победой, чтобы обрадовать близких. Особенно чтобы еще сильнее гордилась им Акылай…

Он направил Тайбуурула по совету Ажыбая в ту сторону, где в одном месте пересекались девять дорог со всего мира в город Опол. Ему нужно было двигаться в западном направлении до края земель Бори-Кой, проезжая извилистые предгорья. За предгорьями, по словам аксакала Ажыбая, был холм Беш-Белчир, рядом с которым находилось распутье девяти дорог, где должен был встретить Кюлчоро богатыря жедигерцев Толтоя. Он подъехал на Тайбууруле к указанному месту раньше полудня в расчете, что, возможно, в это время Толтой соберется во дворец хана Акуна как жених его дочери Айчурек…

Он ждал очень долго. Наступил полдень. Кюлчоро решил полежать на земле и отдохнуть от тяжести своего оружия. Он воткнул в землю Сырнайзу, положил на землю все свое вооружение и прилег в тени высоких трав. И сам не заметил, как быстро заснул…

* * *

Наступило время готовить выезд Толтоя ко дворцу хана Акуна в качестве жениха. Он должен был отправиться завтра утром. Чынкожо вышел из своего походного шатра и увидел множество жедигерцев, что стояли вокруг шатра Толтоя и беседовали оживленно и бурно. Некоторые обрывистые слова жедигерцев доходили и до его ушей. Чынкожо понял, что жедигерцы сильно недовольны своим положением, которое ставило их всех в тупик. Вроде жив и здравствует свой хан Толтой, однако управляет всеми жедигерцами не он, а Чынкожо. И вот, жедигерцы стоят у порога города Опол не по воле своего хана Толтоя, а по воле ненавистного Чынкожо. Прежде с ооганцами жедигерцы жили дружно, душа в душу, считаясь с интересами друг друга. К таким дружелюбным отношениям два народа привел великодушный богатырь Манас, который подружился с отцом хана Толтоя эр Багышем и породнился с ханом ооганцев Акуном, став ему белкудой и связав их еще не родившихся детей. Народ помнил заслуги великодушного богатыря Манаса и плевался от поступков Толтоя и Чынкожо, которые привели на порог войны с дружественным народом. Однако народ не мог ничего предпринять, чтобы остановить двух зарвавшихся негодяев.

– О чем вы шушукаетесь?! – набросился Чынкожо на жедигерцев. – Что вы сделали для того, чтобы ваш хан Толтой предстал перед своим тестем как завоеватель?!

Никто не мог ответить на наглые вопросы Чынкожо. В это время вышел из своего походного шатра хан Толтой.

– Ты уже приготовился к поездке? – обратился к нему Чынкожо возмущенно, чувствуя что-то неладное.

– Нет еще, друг мой, – жалобно произнес Толтой.

– В чем дело, Толтой?! – Чынкожо перешел на крик. – Тебя ждет хан Акун! Тебя ждет невеста Айчурек!

– Я уже не хочу жениться на Айчурек, – спокойно ответил Толтой. – Я боюсь духа великодушного богатыря Манаса. Он меня накажет.

– Что еще за чепуху начал городить?! – возмутился Чынкожо.

– Да, да, Чынкожо, – сказал Толтой. – Я его видел еще ребенком на поминках по хану Кокетею на землях Каркыра.

– Испугался духа Манаса, – усмехнулся Чынкожо.

– Да, Чынкожо, – сказал Толтой. – Он один перебил все двести тысяч жайсанов кангайцев, он один искупал в крови всех воинов, кто пытался оскорбить тех, кто устраивал поминки. Ни у кого не было силы справиться с Манасом.

– Да неужели, – ввернул с ухмылкой Чынкожо.

– Да, Чынкожо, – подтвердил Толтой. – Я собственными глазами видел, что над головой великодушного богатыря летала огромная хищная птица, рядом с ним ревели хищные звери, которые могли разорвать на куски любого врага, осмелившегося выступить против богатыря.

– У труса в глазах троится, – усмехнулся Чынкожо.

– Видишь ли, – продолжил Толтой, – люди говорят, Семетей превосходит своего отца в силе. Значит, он непременно приедет за своей невестой.

– С кем я связался, – покачал головой Чынкожо и ответил сам себе: – Просто с трусом никчемным.

– Ты знаешь, Чынкожо, – жалобно произнес Толтой, – плохой сон мне приснился.

– О чем?

– Ооганская земля заполнилась людьми в белых колпаках, – начал рассказывать свой сон Толтой. – Когда я ступил на ооганскую землю, они увидели меня и отправили в мою сторону сорок джигитов.

– Что дальше? – спросил Чынкожо.

– Не дожидаясь, когда они подъедут, я стремился ускакать от них подальше, – сказал Толтой. – Но они догнали меня и отрубили мне голову.

– Эх, Толтой, Толтой, – сказал с горечью Чынкожо. – Тебе уже не ханствовать, а гадалкой работать. Уступи свой трон младшему брату – Кыязу.

– Я тоже так думаю, – обрадовался Толтой. – Хочу прожить спокойную жизнь.

– Не будет тебе никакой жизни, – уверенно сказал Чынкожо, – пока не перешагнет твой порог Айчурек.

– Нет, нет, – взмолился Толтой. – Давай поедем на юг, где живет народ карабаш, возьмем у них девочку и назовем ее именем Айчурек, чтобы жениться на ней.

– Ты что, Толтой, – возмутился Чынкожо. – Ты в своем ли уме?

– Да, я в уме, – продолжил Толтой. – Или поедем на запад, где живет народ кызылбаш, возьмем у них девочку и назовем ее именем Кызчурек, чтобы жениться на ней.

– Прекрати болтать! – прикрикнул на Толтоя Чынкожо. – Ты должен ехать завтра утром во дворец хана Акуна!

– Нет, нет, Чынкожо! – поспешно сказал Толтой. – Не хочу. Не поеду. Я боюсь духа великодушного богатыря. Он меня погладил когда-то по голове.

Явно что-то произошло с Толтоем. Он сломался. Видимо, старые воспоминания захватили его. Чынкожо мечтал насолить Семетею, отобрав у него невесту. Мысли начли путаться и у него. Возможно, придется жениться на Айчурек самому. Но в любом случае за невестой должен ехать Толтой, а то ооганцы могут не отдать Айчурек. Туменбай и так был возмущен, сравнив Толтоя и Чынкожо с животными.