Электронная библиотека » Николай Варенцов » » онлайн чтение - страница 18


  • Текст добавлен: 22 марта 2015, 17:56


Автор книги: Николай Варенцов


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 18 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Под давлением разных сообщений, слухов и просьб Н.А. Найденову пришлось созвать совет Торгового банка для обсуждения дела Общества «Сталь», так волнующего многих, при участии представителя этого общества профессора-геолога Семенова, обещавшего доказать неосновательность заключения профессора Мешаева и моего и с выводами, каких можно ожидать результатов от Общества «Сталь».

Семенов явился в полной военной парадной форме, с бесконечным числом навешанных на него орденов и значков. Лицо его было опившееся, одутловатое, без признаков интеллигентности, изображающее бычачье тупоумие. По его виду уже можно было заключить, что он завсегдатай кафешантанов и других веселых мест и мало он сидел как ученый за трудовым письменным столом. Он произвел на меня именно такое впечатление, и, как мне казалось, другие присутствующие не были лучшего о нем мнения. Командируя его сюда, эта милая компания плохую оказала себе услугу, предполагая импонировать москвичам только титулами и орденами.

Речь его тянулась долго, с выкладкой цифр, конечно, только предполагаемых, и была чрезвычайно скучна и нудна. Впечатления от нее не получилось никакого. Все были утомлены и, как видно, жалели о потраченном времени.

После его речи председатель обратился ко мне: «Что можете на это сказать вы?» Я отвечал: «Оспаривать цифры, указанные генералом Семеновым, я не могу, так же как и он не может утверждать, что они не проблематичны, опираться на них можно лишь тогда, когда для этого были бы сделаны изыскания, таковых изысканий до нашего приезда сделано не было. Отроги руды оказались доломитовые с вершковыми прослойками чудной руды. Специалисты указывают на невыгодность разработки ее, так как удаление доломита поглотит всю пользу от руды. Шахты со штольнями и штреками отсутствуют, и нам показать их не могли по случаю затопления их водой. Если они будут восстановлены, то это даст возможность всем интересующимся произвести опыты и изыскания и тем восстановить истину с проверкой цифр, изложенных генералом Семеновым. Но так как пока ничего не сделано, что прежде всего нужно было бы сделать, то можно ли входить в необследованное и темное дело с вложением больших капиталов?»

Заседание окончилось с ясным провалом генерала Семенова.

В деле Общества «Сталь» всего больше пострадал В.А. Хлудов, потерявший значительную часть своих средств, и его друг доктор Богуш, потерявший весь свой капитал, и, как говорили, причиной его скорой смерти была эта потеря; семья его осталась без всяких средств; другие вошедшие в это дело тоже потеряли много, но их участие, каждого в отдельности, не было так велико, сравнительно с их состоянием, а потому их жалеть особенно не приходится![250]250
  В конце 1900 г. газета «Новое время» так характеризовала положение дел в акционерном обществе «Сталь»: «Общество это, как нам передают, не думает о ликвидации, а продолжает свою деятельность, хотя значительная часть из внесенного капитала свыше 7 миллионов рублей действительно затрачена непроизводительно. <……> Почти все предприятие теперь перешло к московским капиталистам – Хлудову, Бахрушину, Перлову и др.» (Новое время. 1900. 23 декабря).


[Закрыть]

Н.А. Найденов через год после этого описанного случая был с докладом по каким-то делам у министра Витте, при расставании Витте сказал: «Следует обратить серьезное внимание на развившееся грюндерство, как, например, Общество «Сталь» и другие ему подобные предприятия: грюндерство создает недоверие к делам вполне солидным, заслуживающим полного внимания со стороны банков и публики».

Заканчивая свои воспоминания о «Стали», хотелось бы рассказать о дальнейшей судьбе Волынского, не бросившего своей страсти к плутням, только перенесшего свою деятельность с севера на юг России. Там он нашел с рудой землю, заинтересовал москвича Николая Николаевича Зыбина заняться разработкой руды. Основали они Товарищество под наименованием Николо-Михайловское (Зыбина звали Николай, а Волынского – Михаил). Предполагаю, что это дело не процветало: Зыбин неоднократно предлагал мне войти в это дело. Я знал о нужде в деньгах их общества и о большом кредите их в банках. Какое же было мое удивление, когда я узнал, что в этом деле участвует плут Волынский. Сочувствуя Зыбину, рассказал ему подробно о «Стали» и ее деятелях и прибавил: «Где Волынский, я в такое дело не пойду. Да и вам посоветовал бы с ним быть осторожнее, а главное – не допускать к кассе Товарищества».

Потом слышал, что Зыбин устранил Волынского от дела. Волынский не бросил своей грязной замашки: нашел рудоносную землю, принадлежащую церкви, подкупил попа и чиновника из духовной консистории, и земля была продана за хорошую цену. Дело открылось, всех их судили, и Волынский был приговорен в ссылку на три года.

У одних моих знакомых я прочел свои воспоминания об Обществе «Сталь», здесь присутствовал Федор Николаевич Малинин, родственник В.А. Хлудову, состоявший в свое время по службе при правлении Общества «Сталь». Малинин мне добавил кое-что, что мне не было известно, хотя я отчасти об этом догадывался: великий князь Петр Николаевич выразил свое желание через Ротштейна познакомиться с В.А. Хлудовым как с человеком большого ума и деловитости и притом добавил, что они оба большие пайщики в общем деле, а потому у них должны быть и общие интересы.

В.А. Хлудов отправился к великому князю, был принят крайне любезно и с приглашением к себе на обед. Великий князь за обедом вел оживленный разговор о блестящем будущем Общества «Сталь» и об ожидаемых громадных доходах и между прочим коснулся, что он в своем имении в Крыму строит большой дворец[251]251
  В 1895–1897 гг. великий князь Петр Николаевич выстроил в своем имении Дюльбер на Южном берегу Крыма дворец, который в 1917 г. стал местом заключения оставшихся в Крыму с началом гражданской войны членов великокняжеских семей.


[Закрыть]
, но у него в данный момент по неожиданной для него причине задержалась сумма поступлением, а потому, чтобы не прекращать стройки, он принужден временно на короткий срок заложить свои паи Общества «Сталь», то не может ли Василий Алексеевич выручить его и дать ему заимообразно под паи эту сумму, которую он в короткое время ему выплатит с благодарностью и с хорошими процентами.

Василий Алексеевич, восхищенный любезным приемом, особенно приглашением на великокняжеский обед, и глубоко уверенный в будущности Общества «Сталь», изъявил согласие выдать под паи просимую князем сумму.

После того как раскрылось положение Общества «Сталь», В.А. Хлудов пожелал получить обратно свои деньги от великого князя, но получил ответ через уполномоченного великого князя: денег в данный момент у князя не имеется, но в свою очередь великий князь ничего не будет иметь против, если Василий Алексеевич оставит паи в свою пользу вместо выданных им денег, на что Василий Алексеевич имеет все законные основания.

Ф.Н. Малинин оставался в Обществе «Сталь» до его ликвидации, а за последние дни его работы в нем ему не могли уплатить деньгами, ему пришлось получить стенными часами, висевшими в правлении Общества «Сталь», сохранившимися у него до сего времени.

Глава 33

Младший брат Алексея Ивановича Хлудова – Герасим Иванович был умным и дельным человеком, но более узких взглядов в делах и более скопидомен, пользуясь и следуя широкому размаху своего брата и его советам. Часто бывает, что лица с таким же характером, как Герасим Иванович, следуя и подчиняясь более сильному разумом и характером другому, устраивали свое благополучие с большим успехом, чем главный устроитель, обыкновенно отличавшийся страстным и решительным характером.

У Герасима Ивановича был единственный сын Павел и четыре дочери. Старшая, Прасковья, была замужем за Константином Константиновичем Прохоровым, рано умершим; вторая, Клавдия, – за Дмитрием Родионовичем Востряковым, третья, Александра, – за Александром Александровичем Найденовым и четвертая, Любовь, – за Николаем Александровичем Лукутиным.

Сын Павел сосредоточил на себе все внимание своих родителей как будущий единственный наследник всех дел и богатств их. Его слишком баловали и не по годам развивали в нем восприятие чувственных удовольствий: так, будучи совсем еще мальчиком, 10–12 лет, он приезжал с визитом к своему двоюродному брату Василию Алексеевичу Хлудову одетым во фрак, с цилиндром на голове, на роскошных рысаках; отец очень часто брал его с собой на обеды в Купеческий клуб и даже в рестораны. Паша, переживая удовольствия, не подходящие ему по годам, действительно еще в молодых годах сделался большим пьяницей и развратником.

Я помню, когда мне было 17–18 лет, я с одним своим родственником пошел завтракать в ресторан на Петровском бульваре. Когда я уписывал за обе щеки отбивную котлету, мне пришлось на несколько минут прервать еду из-за начавшейся суеты между хозяевами ресторана и их служащими, бросившими свои места у буфета, стремительно ринувшимися навстречу входящему молодому человеку с рыжими волосами, в сопровождении двух дам в громадных шляпах со страусовыми перьями, с подкрашенными щеками и подведенными глазами. Хозяин, буфетчик, половые, низко кланяясь, проводили прибывших к большому столу и, приняв от молодого человека заказ, поспешили в кухню. Позавтракав, мы собрались уходить, хозяин ресторана, знакомый моему родственнику, подошел к нему и тихо сказал: «Хлудов Павел Герасимович, очень богатый человек, у нас часто бывает – интереснейший нам покупатель!» Я опять взглянул на Хлудова, он чокался со своими дамами, на столе у них стоял ряд бутылок с вином и разные кушанья. Это была первая и последняя моя встреча с ним.

В то время я не думал о коммерческой деятельности и не знал, что мне придется в будущем иметь дело с фирмой, хозяином которой должен был быть этот рыжий молодой человек.

Лет через десять после этого случая, когда мне пришлось стать в более близкие отношения к семье Хлудовых, я услышал многое об этом несчастном Паше, погибшем от плохого воспитания и окружающих его близких лиц, старающихся от гибели его извлечь свою пользу.

Герасим Иванович, желая подготовить своего сына к коммерческой деятельности, отправил Пашу – еще совершенно молодого человека – в Англию с целью, чтобы он там подучился к предстоящей ему роли быть хозяином в громадном деле.

Паша, очутившийся на чужбине, был несказанно рад встретить в Лондоне своего двоюродного брата Михаила Алексеевича, уже, как говорят, прошедшего огонь, воду и медные трубы. Михаил Алексеевич не задумался показать этому молодому неустановившемуся человеку все прелести необузданного разгула, так присущие ему, пьянствовать и развратничать почти до безграничного предела.

Многие укоряли Михаила Алексеевича, что он был один из главных виновников погибели Паши. По уверению Василия Алексеевича, это им делалось с целью отомстить своему дядюшке Герасиму Ивановичу за скупку его векселей с целью завладеть второй половиной Егорьевской мануфактуры и тем сделаться единственным владельцем ее; но, как мне кажется, Михаил Алексеевич делал все это по простому легкомыслию и был рад приобрести компаньона по кутежам, чтобы оплачивать их в половинном размере, а не с целью погубить своего двоюродного брата.

Паша после Лондона, наученный прожиганию жизни, вернувшийся в Москву, попал в руки своего зятя, Дмитрия Родионовича Вострякова, искусного интригана, показавшего своему зятю утонченный разврат, с целью устранить с дороги Пашу, к этому времени уже достаточно спившегося и развращенного, рассчитав, что для этого не нужно прикладывать особенное старание: почва была приготовлена в достаточной мере хорошо. Отлично понимая, что Паша не будет в состоянии руководить делом, а ведение его останется у него в руках, так как остальные зятья – Прохоров уже скончался, Найденов не страшен по мелочности своего характера и малой деловитости, Лукутин – красавец мужчина, уделяющий свое время только дамам и картам, – не могут составить ему конкуренцию и он будет главенствовать во всех делах Хлудова. Такое определение мне пришлось слышать от лиц, близких Хлудовым, и от некоторых инженеров с Егорьевской фабрики; по их мнению, Д.Р. Востряков приложил достаточно своей энергии и опытности, чтобы окончательно не дать Паше выбраться из тех условий жизни, в которые он попал. Все это так и оказалось. Паша не вынес этой жизни и молодым скончался. Все громадное состояние Герасима Ивановича перешло в руки его дочерям, а Д.Р. Востряков сделался фактически главой дела, беря от него все, что можно, в свою пользу. И в свою очередь давал делу очень мало, посвящая свое время в значительной степени на разные личные удовольствия.

Дела Торгового дома А. и Г. Хлудова с его большими фабриками Товарищества Егорьевской мануфактуры и Товарищества Норской мануфактуры шли хорошо благодаря изобилию денег, хорошей постановке Алексеем и Герасимом Ивановичами и остатку опытных, старых служащих. Получаемая прибыль от этих дел давала хорошую пользу, хватающую на громадные издержки наследниц.

Прохорова и отчасти Найденова жили сравнительно скромно, и понятно, у них скапливались личные деньги, у Востряковой и Лукутиной, нужно думать, все доходы шли на развлечения и удовольствия.

Наследницы были довольны, счастливы и пользовались жизнью вовсю, но для опытных людей дела этой фирмы показывали не полноту преуспеяния, но некоторое расшатывание от плохого ухода.

Главный руководитель всеми делами Торгового дома Д.Р. Востряков был довольно красивый мужчина, выше среднего роста, с большими голубыми глазами и с большим носом. Когда мне пришлось с ним познакомиться, то невольно у меня осталось впечатление от его лица как бы хищной птицы, только не орла или даже ястреба, а скорее напоминающее сову или филина.

Жена его, Клавдия Герасимовна, была красавица; как она сама говорила между своими близкими родственниками, так и многие посторонние говорили, что она была дочь не Герасима Ивановича, а Алексея Ивановича, на которого походила лицом и глазами и характером. Она, окружив себя шлейфом поклонников, что сперва весьма нравилось ее мужу, скоро повела себя отчаянно скверно и сделалась в Москве потом притчею во языцех. Д.Р. Востряков махнул на нее рукой, устремясь со своей стороны брать от жизни все, что можно, с получением громадных тантьем за ведение дел наследниц и смотрел сквозь пальцы на все шалости своей супруги.

Кроме денег пользовался от врученных ему дел подбором поставщиков, доставляющих ему свежую «клубничку», и за эти труды награждая себя прибавлением цен к поставляемым ими на фабрики материалам. Вообще от дел Дмитрий Родионович получал хорошие деньги и приятные развлечения. Про него инженеры Егорьевской мануфактуры говорили: «Поездки на фабрики не были серьезно деловыми, а можно было их рассматривать как приятные пикники с друзьями, с красивыми дамами, с хорошими ужинами и винами».

Дмитрия Родионовича от избытка денег потянуло к тщеславию: добился сделаться ктитором при Николаевском сиротском институте[252]252
  Николаевский сиротский институт был основан в 1837 г. как женский сиротский институт Воспитательного дома, в 1855 г. получил название Николаевского и располагался на ул. Солянке в д. 14/2.


[Закрыть]
, сначала для получения орденов, для чего расположил к себе начальницу института, тратя большие деньги на церковное благолепие, но потом смекнул, что, кроме всего этого, можно извлекать от красивых учениц этого института развлечение для себя: так, кончающим курс барышням-сиротам устраивал в своем доме обеды, после вез неопытных девочек кататься за город, что кончалось в загородных ресторанах, а потом некоторые из них попадали на дорожку кокоток. Через несколько лет начальница узнала о его похождениях и поспешила Вострякова удалить от ктиторства[253]253
  В 1900–1906 гг. Д.Р. Востряков был ктитором церкви св. Екатерины Воспитательного дома и одновременно состоял попечителем Общества вспомоществования воспитанниц Николаевского сиротского института. Начальницами этого института были: в 1900–1903 гг. княжна Александра Владимировна Львова и в 1903–1909 гг. Александра Карловна Онгарская.


[Закрыть]
.

1897 год был юбилейным годом для фирмы Хлудовых: пятьдесят лет тому назад была построена Егорьевская бумагопрядильня, послужившая им к дальнейшему денежному процветанию. Хозяйки дела пожелали ознаменовать этот день особенным торжеством, устроенным на фабрике, с приглашением массы гостей[254]254
  Пятидесятилетие Егорьевской бумагопрядильной фабрики праздновалось в 1895, а не в 1897 г., как утверждает мемуарист. См.: Иоксимович Ч.В. [Хлудовы] // 1000 лет русского предпринимательства: Из истории купеческих родов. М., 1995. С. 306.


[Закрыть]
. Для чего на фабрике было специально выстроено здание с громадной столовой, гостиной и другими комнатами.

Как полагается, торжество началось с торжественного молебствия, с особым протодьяконом, с хором певчих. После молебствия в гостиной, обставленной пальмами и цветами, расположились на креслах сестры хозяйки и их близкие родственники, началось чтение адресов от лиц и фирм, имевших с Егорьевской мануфактурой деловые отношения.

Я тоже от Московского Торгово-промышленного товарищества прочел и поднес написанное мною приветствие, вложенное в дорогую художественную папку. Приветствие мое было написано в искренних и теплых выражениях: я считал, что этот срок работы предприятия дает право на полное сочувствие со стороны лиц, имеющих с ними дела.

Я заметил, что мой адрес произвел приятное впечатление на хозяек, очень благодаривших меня, с просьбой, чтобы я не забывал их навещать. Когда я отошел от них, то ко мне подошел Сергей Александрович Шереметьевский, консультант фирмы, известный присяжный поверенный, и сказал: «Адрес ваш превосходно написан, он был лучшим из всех прочитанных».

Когда церемония поднесения адресов была закончена, начался обед, приготовленный московским рестораном «Эрмитаж», сервированный наполеоновским сервизом, с чудными закусками, кушаньями, винами, конфектами и фруктами. Попеременно играли два оркестра, струнный Рябова и военный под управлением Маркварта. Не знаю, получили ли все, но я получил золотой жетон на память об этом юбилее. Экстренные поезда, привезшие гостей в Егорьевск, и отвезли их обратно в Москву.

Мне пришлось ехать в вагоне с Иваном Кондратьевичем Поляковым, о котором я уже писал в своих воспоминаниях; этот почтенный, всеми уважаемый купец, отличный знаток фабричного дела, под впечатлением осмотра фабрик, торжества сидел задумавшись, потом, нужно думать, желая поделиться мыслями своими, сказал: «Эх, пороть некому!.. выстроили бани, строили бы еще фабрику… было бы складнее!» За несколько лет до юбилея наследницы Хлудова выстроили роскошные бани, обошедшиеся им около 2 миллионов рублей.

Вскоре после юбилейного обеда на фабрике я получил от Д.Р. Вострякова приглашение на обед по случаю бывшего бракосочетания его сына.

Востряковы жили в своем особняке на Большой Дмитровке[255]255
  Д.Р. и К.Г. Востряковы с 1869 г. владели трехэтажным каменным особняком и комплексом доходных зданий на ул. Большая Дмитровка, д. 15. С 1905 по 1919 г. особняк был арендован Литературно-художественным кружком. Ныне в перестроенном особняке размещается Прокуратура Российской Федерации.


[Закрыть]
. Дом был большой, трехэтажный, расположенный на дворе, роскошно обставленный ценными художественными вещами; как бросалось в глаза, на это денег не жалели.

Был встречен хозяйкой Клавдией Герасимовной очень любезно, предложившей мне показать ее парадные комнаты, я радостно на это согласился, так как был любитель красивых и изящных вещей, они меня всегда привлекали. Но востряковская роскошь меня не увлекла: в нее действительно много было вложено денег, но не души хозяев, с их переживаниями, заботами и воспоминаниями, разве только один портрет Клавдии Герасимовны, висевший в кабинете хозяина, написанный каким-то известным художником в год выхода ее замуж, когда она блистала молодостью и красотой. Художник много вложил в ее портрет своей души, можно было догадаться, что он во время писания был ею увлечен. Я на портрет долго любовался, не хотелось уходить от него, вспоминая свои чувства и переживания, когда ее я первый раз видел лет пятнадцать тому назад, она на меня тогда произвела чарующее впечатление. Невольно я посмотрел на стоящий со мной рядом оригинал, и правда, мне стало жаль его: куда только девалась ее, Клавдии Герасимовны, красота? Теперь она походила на ожиревшую бабу-торговку, каких можно было видеть на рынках, сидящих на корчагах со щами с целью удержать теплоту в них.

Будуар и спальня Клавдии Герасимовны были обставлены замечательными статуэтками, группами их, канделябрами, сделанными из фарфора, представляющими большую ценность, как Vieux Sax[256]256
  Vieux Sax (‘старый Сакс’, фр.) – старинный саксонский фарфор в стиле рококо, изготовленный на первых в Европе фарфоровых мануфактурах в Саксонии в 1730–1760-х гг.


[Закрыть]
. Она мне жаловалась, что эти вещи отнимают у нее много времени из-за ухода за ними, так как не может поручить чистку их прислуге вследствие их большой хрупкости из-за тонкости работы.

После роскошного обеда я уже хотел уезжать домой, ко мне подошел мой товарищ по работе в Московском Торгово-промышленном товариществе Роман Васильевич Живаго, доводившийся племянником Вострякову, и сказал: «Погодите уезжать, сейчас начнется концерт венгерского хора». И действительно, двери залы распахнулись, и начали впархивать венгерки в коротеньких платьицах, с навешанными на них драгоценностями на шеях, ушах и пальцах. Вскоре под аккомпанемент рояли раздалось хоровое пение и началась пляска веселой «венгерки» перед гостями, восседавшими на стульях.

В то время в моей голове не умещалось, что в семейном доме, где много было молодых людей, барышень, возможно такое легкомысленное пение с танцами; я считал, что это допустимо только в закрытых кабинетах ресторанов и в кафешантанах, и я в душе осудил легкомысленных хозяев, портящих молодежь этими развлечениями.

Покидал Востряковых с одним из своих знакомых и высказал ему свое впечатление от этого удовольствия, он в свою очередь рассказал мне слышанный им разговор двух сестер, уже почтенных дам: «Смотри, Саша, вот идет в красном платье венгерка – любовница моего Роди! А направо от нее – твоего Жоржа! Правда, они очень милы? Можно ли не простить их увлечения!»

Рассказывая об этом случае, я вспомнил разговор мой с почтенным купцом Яковом Куприяновичем Зиминым, бывший лет за десять до обеда у Востряковых. Я.К. Зимин, красивый старик с седыми волосами, с довольно большой бородой, с черными глазами, большим носом, был могучего сложения человек; он, как-то зайдя в контору, сказал: «Ну, времена! Вчера был в саду «Эрмитаж» Лентовского[257]257
  Сад «Эрмитаж» в Божедомском пер. (ныне Делегатская ул.), на берегу реки Неглинной был с 1830-х гг. по 1894 г. местом гуляний и развлечений москвичей. С 1870 г. сад арендовал театральный деятель и актер М.В. Лентовский, выстроивший здесь театр и другие увеселительные заведения. См.: Дмитриев Ю.А. Михаил Лентовский. М., 1978. С. 103–147.


[Закрыть]
, пошел выпить чаю; пробираясь между столиками, увидал сидящего моего племяшу с несколькими кокотками, приветствовавшего меня поклоном с поднятием шляпы. И я был молодым, нужно сознаться, позволял себе изредка покучивать, но делал это в укромных местах, чтобы никто меня не мог бы видеть. Сознавал, что делаю дурно, и у меня был стыд и совесть, а этот – сидит без всякого стыда на виду всей публики с кокотками – да еще раскланивается с дядей!» За эти прошедшие года купечество шагнуло сильно в понятии морали, которая с каждым годом падала все ниже и ниже.

Лет через 10 или 12 после обеда у Востряковых был костюмированный вечер у известного оптовика суконных товаров М – а, в его доме на Новой Басманной, некогда принадлежавшем В.А. Хлудову[258]258
  В особняке № 19 по Новой Басманной ул., в 1880-х гг. принадлежавшем В.А. Хлудову (см. примеч. 9 к гл. 30), с 1906 по 1913 г. жила семья торговца сукном Александра Павловича Митрофанова. Дом юридически принадлежал его жене Вере Андреевне.


[Закрыть]
. После ужина часть более солидных гостей разъехалась, оставшиеся гости, разгоряченные вином и весельем, были свидетелями пляски хозяйки дома, отличавшейся грацией и красотой. Она танцевала голая на обеденном столе, имея только шелковые туфельки, доведя зрителей до невозможного возбуждения от ее прелестей.

Передававший мне об этом развлечении рассказал, что муж был в восхищении от успехов красоты тела его супруги, говорил: «Пусть любуются, красота есть достояние эстетов!»

Через несколько лет после этого случая в Москве была богатая свадьба, миллионер С.И.Щ. выдавал замуж свою дочку. Невеста во время венчания была одета во всем красном, начиная от башмачков, кончая вуалью, с букетом красных цветов в руках, вместо принятого белого с цветами флердоранжа, как эмблемы чистоты и невинности. Белый цвет принят невестами при венчании всеми цивилизациями христианских народностей. На свадебном обеде этой малокультурной оригиналки было много произнесено тостов, но тост молодой поверг многих в смущение, она провозгласила: «Vive la cocoterie!» («Да здравствуют кокотки!»)[259]259
  Это случилось на свадьбе дочери купца и мецената Сергея Ивановича Щукина Екатерины и Петра Дмитриевича Христофорова. См.: Демская А., Семенова Н. У Щукина, на Знаменке. М., 1993. С. 77.


[Закрыть]
.

Заканчивая главу воспоминаний о Хлудовых, не могу не упомянуть о кончине Клавдии Герасимовны Востряковой. К.Г. Вострякова, прожигая свою жизнь, быстро старела и дурнела, вполне понимая, что она через несколько лет сделается развалиной и своим видом не сможет прельстить даже очень невзыскательного Дон-Жуана, решилась сделать операцию, дающую возможность с виду остаться без перемены в лице, а замереть телом в стадии момента операции.

Операция была произведена известным специалистом, аббатом в городе Неаполе, но неудачно, она скончалась. Прибывший в Неаполь ее муж Д.Р. Востряков имел объяснение с аббатом о произведенной им такой серьезной операции, могущей вызвать смерть. Аббат показал бумагу, написанную рукою Клавдии Герасимовны, где она ставит в известность мужа и детей, что решилась на операцию без всякого принуждения со стороны кого-либо, а потому если она не удастся и кончится смертью, то просит никого в этом не винить[260]260
  О причине смерти К.Г. Востряковой так вспоминает в своих мемуарах ее сестра А.Г. Найденова: «Годы шли, она стала полнеть, это ее очень обескуражило, и она лечилась от полноты, ела по часам, но ничего не помогало, годы брали свое. И вот во Флоренции она познакомилась с монахом-католиком, который выманил у нее деньги и обещался сделать ее худой, она поверила, несколько лет они тянули, что-то давали глотать, но ничего не действовало, и наконец в день их Рождества дали ей под видом лекарства яда, и она, моя голубушка, скончалась 13 декабря 1899 года на 46 году жизни» (Воспоминания Александры Герасимовны Хлудовой-Найденовой (Авторизованная машинопись из архива М.В. Пржевальского. Частное собрание. С. 6–7).


[Закрыть]
.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 | Следующая
  • 4.2 Оценок: 6

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации