Текст книги "Прачечный комбинат «Сказка в Железноводске»"

Беда всегда приходит, откуда её не ждёшь. Милка заболела, попала в больницу. Мгновенно пропали друзья и хахали, напрашивавшиеся к Милке в любовники. Когда в больничную палату робко вошёл сосед по лестничной площадке, Милка ему обрадовалась как родному! Расцвела улыбкой.

– Держи, Мила, сам пирожки испёк. Специально для тебя! – предложил Николай.

Увидев пирожки, Милка не сдержалась и впервые в жизни расплакалась: не все бросили её, кому-то она ещё нужна.

– Спасибо! Я, очень, очень благодарна тебе за заботу. Я так рада видеть тебя, Николай!

– Может, что-нибудь ещё принести? Завтра вечером приду, принесу. Чего, ты, хочешь? Бутылочку вина?

– Нет!

– Тогда книгу, почитать?

– Нет! Сам приходи.

– Блинов напеку. Ты любишь блины?

– Люблю! Сам приходи.

– Приду…

Чтобы блины не остыли, Николай уложил их в кастрюлю, которую завернул в полотенце. Пришёл с блинами, как другие на свидание с цветами:

– Ешь, Мила, горяченькие, только с пылу…

– Вижу, что с жару, – продолжила Мила, втягивая в себя горячий, вкусный дух, и счастливо засмеялась. Как же приятно, когда знаешь, что ты кому-то нужна, кто-то о тебе думает… и приносит горячие блины в постель. Так можно болеть…

– Мила, выходи за меня замуж! Не говори сразу отказом, подумай. Ты будешь для меня лучшей женщиной на свете…

– Ну-ка, ну-ка, повтори!

– Ты будешь для меня лучшей женщиной на свете…

Ты очень красивая, я тебя люблю.

– Скажи ещё раз!

– Ты очень красивая, я тебя люблю.

– А цветы ты будешь мне дарить?

– Ой, не знаю. В цветах совсем не разбираюсь, полный профан в них. Однажды купил два цветочка в Москве. Кажется, это были астры. Ухаживал в поезде за ними, чтоб не завяли. У проводницы банку взял, налил туда воды, поставил цветы в воду… Иду домой – довольный: сохранил в дороге цветы. Вручаю жене, а она мне со злостью говорит: «Ты чего меня заранее хоронишь, идиот? Надоела уже»? Выкинула цветы в мусорное ведро. До сих пор не пойму, чего она на цветы обозлилась. Спросить у кого-нибудь стесняюсь. Вдруг, окажется, что астры женщинам дарить нельзя, обзовут ещё…

– Дурачок, ты мой! Не бери в голову про цветы, забудь. Мне они точно не нужны. Я цветы не люблю, ни-ка-ки-е! Что ты, Коля, говорил о замужестве?

– Выходи за меня замуж.

– Я согласна. Согласна!.. – и засмеялась, вытерев глаза носовым платком. – Извини, свет глаза режет.

* * *

Гена Долгополов к службе на границе отнёсся добросовестно. Службу нёс строго по уставу. Получил звание «Отличника пограничной службы». В начале второго года, приняли кандидатом в члены партии, а на третьем году в ряды Коммунистической партии Советского Союза.

Став старшиной заставы, Долгополов принял участие в задержании нарушителя границы. Проявил личное мужество. Несмотря на полученное ранение, продолжил преследование. Месяц провалялся в госпитале. За успешное задержание наградили правительственной наградой. Закончил службу старшиной. По просьбе командования два года прослужил сверхсрочно.

После службы вернулся в Железноводск. Не найдя на прежнем месте сберкассы, пошёл к прачечному комбинату.

Возле здания комбината о чём-то оживлённо разговаривала группа женщин. В одной из них с трудом узнал Милу. Да и как сразу узнать, если на её усталом лице появились морщины, фигура погрузнела… Одним словом: обабилась.

Поскольку Мила не обратила на Гену внимания, он не стал подходить. Вернулся в родительский дом.

– Как Мила? – поинтересовалась мать.

– Работает на том же месте…

– Что она сказала? Как встретила?

– Мам, отстань! Нельзя жить прошлым.

– Так – то, так! Только, как же ты, сынок?

Что матери ответить? Что зря по девушке сходил с ума, зря стоял под её дверью с цветами, мёрз на улице? Таскал дрова? Потешал людей, проходивших мимо? Надо благодарить Армию. Вовремя забрали служить. Служба всю любовную дурь выбила. Вот уж, воистину: «С глаз долой, из сердца вон».

«Повезло мне, что до армии не женился. Зачем нужна старуха», – подумал Гена, собирая чемодан в дорогу. Уехал в Ульяновск к родственникам. Поселился у них.

Поступил в институт по специальности «Промышленное и гражданское строительство». Проучился два года. Перевёлся в институт Устьзадомья на заочное отделение.

Вернулся в Железноводск к матери. Оформился на прежнее место в деревообрабатывающий цех. Согласился на предложенную Павловым должность мастера.

После того, как страна долго догоняла и перегоняла Соединённые Штаты Америки, оказалось, что зерна в стране катастрофически не хватает. Страна нуждается в новых сельскохозяйственных угодьях. На уровне ЦК КПСС утверждена программа по осушению болот и использованию их в сельском хозяйстве.

В год, когда Гена окончил институт, ремстройконтору преобразовали в производственно-механизированную колонну (ПМК).

Павлов ушёл на пенсию.

Как только Долгополов стал начальником ПМК, ему, как и следовало по постановлению ЦК КПСС, со всех концов страны стали присылать новенькую технику: экскаваторы, бульдозеры, самосвалы. Программа осушения болот по своему авантюризму и масштабности несравнима с освоением целинных и залежных земель. Предполагалось, что осушение болот даст целине несколько очков вперёд и обеспечит весомую прибавку зерновых в статистике.

Всю новенькую и старенькую технику Гена оставил в болотах. Как поётся в одной песне: «Её засосала опасная трясина»… На смену технике, канувшей в вечность, прислали ещё, и даже более совершенные машины. Новые, мощные экскаваторы и бульдозеры постигла та же печальная участь.

Осушенные болота через два года вновь расцвели клюквой, так и не став сельскохозяйственными угодьями. Единственная польза от затеи ЦК КПСС была в том, что жители Железноводска стали ходить на болота за клюквой по нормальной дороге, проложенной стараниями Гены.

Мила прожила долгую жизнь с Николаем. Как ни старались, обзавестись детьми, ничего у них не получилось.

На топтаной дороге трава не растёт.

Юбку новую купили и подбили правый глаз
Юркина любовь

На короткий пятнадцатиминутный перекур Костя вышел из ворот деревообрабатывающего цеха. Захотелось немного отдышаться, глотнуть свежего воздуха, привести себя в порядок: отряхнуть кепку, выбить пыль из одежды. Да и волосы неплохо бы руками взлохматить, убрать опилки – волосы превратились в паклю.

Охлопал одежду руками, кое-как стряхнув древесную пыль, прогулочным шагом делового человека удалился от ворот цеха метров на десять.

Выброшенные из цеха опилки бывает, что утром вывозятся, чаще же остаются неубранными, увеличивая толщину слоя. Хотя за готовой продукцией то и дело подъезжают машины, толстый слой опилок до конца не утрамбовался, зато теперь напоминает пружинный супружеский матрас.

От сильного толчка в плечо, Костя чуть не пропахал носом грязные опилки. Получив ускорение, проскочил несколько шагов, с трудом удержался в вертикальном положении. Не успев обозлиться на придурка и сказать, что о нём думает, оказался в крепких объятиях:

– Здорово Костик! Давно присматриваюсь к знакомой фигуре. Всё не мог поверить, что это ты. На уборке шлака, смотрелся по-другому: полнее, выше ростом. А сейчас, ну, ребёнок ребёнком! Прежде чем на работу посылать не мешало бы тебя подкормить. Ты же уверял, что будешь десятилетку заканчивать? Раздумал? Тебе сколько лет?

– Четырнадцать. Вернее, через два месяца исполнится четырнадцать.

– Как же тебя в цех деревообработки взяли? Да ещё на станки? С четырнадцати ведь не принимают на работу! Видел однажды, как ты, сопя, ящик гвоздей тащил. Я тогда был занят, не смог подойти и помочь! Выходит, освоился? Интересное кино: коза играет в домино! Не думал я, что дороги опять пересекутся. Рядышком станем вкалывать?

Юрка задаёт вопросы, на большую часть которых, как принято средимолодёжи, не ждёт ответа.

Приятно с ним разговаривать: мотай головой или подергивай рукой; жестов ему вполне достаточно для поддержания «разговора».

– Тебя не обижают? В курсе здешнего контингента? На хозяйственном дворе одни бывшие зэки работают. Сам начальник ремонтно-строительной конторы сидел в Южной центральной зоне по политической статье… Слышал?

– Да слышал, слышал! Чего, там, слышать? И слышал, и знаю. В цехе трое бывших зэков работают, уже успели поделиться со мной сведениями о Павлове – в одно время с ним сидели, в одном бараке клопов давили. Так что мои «зэки» Павлова хорошо знают! Он же их и пригласил на работу, помог с жильём…

– Ты, Костя, главное, не менжуйся, работай спокойно, никого не бойся. Пока Юрка вкалывает в этой шараге, тебя пальцем никто не посмеет тронуть. Юрка в обиду не даст… Считай, я на эту контору уже почти год пашу. Многих знаю, с некоторыми мужиками даже закорешился. Держись за меня, как за лошадь – не пропадёшь!

– Юрка, Юрка! Конь ты, а не лошадь! До чего же я рад тебя видеть! – прервал Костя трескотню давнего знакомого по уборке снега на железной дороге в десятой путевой части.

– Так всё-таки, если не секрет, как ты здесь оказался?

– Так и оказался! Лучше не спрашивай.

«Не хочу на эту тему с Юркой разговаривать. Можно подумать собственное желание привело меня в цех! Всего месяц назад, в пятницу в пять вечера, получил аттестат за седьмой класс. Домой летел как на крыльях, хотел перед родителями похвастаться оценками. Всего три тройки: физкультура; поведение, из-за пропуска занятий после каникул, и немецкий. Остальные: четвёрки и пятёрки.

Из родителей никто не заинтересовался аттестатом, не стал смотреть оценки: закончил, ну и закончил, что особенного? От такого дремучего равнодушия настроение сделалось отвратительным, захотелось забиться в угол, чтоб никого не видеть, не слышать и вдоволь похлюпать носом.

Обидно!»

Хотя, если посмотреть на событие с другой стороны, Костя четвёртый ребёнок в семье окончивший семилетку. Для родителей то, что их дети оканчивают школу – рядовой случай. Это для Кости семилетка целое событие, поворотный момент в жизни.

Но родители! Хотя бы из простого любопытства, могли бы посмотреть аттестат, слукавить, сделать вид, что рады успеху сына, поздравить его?

Вместо поздравления, отдохнувший после рабочей смены батька встал с койки и выдал «приятную» новость:

– Завтра пойдёшь в ремстройконтору учеником столяра.

Костя ещё экзамены за седьмой класс сдавал, а он уже договорился в конторе, чтобы открыли вакансию ученика. Учеников с четырнадцати лет берут.

Странная у государства логика. На работу в четырнадцать не принимают, а учеником, пожалуйста. Через полгода, получив разряд специалиста, Косте будет чуть больше четырнадцати. Можно официально работать по трудовой книжке. Ну и ну!

Ни одного дня «любимый» родитель не дал отдохнуть после окончания семилетки.

Нет смысла нагружать Юрку своими домашними обидами, ещё подумает, что Костя нытик. В каждом доме свои скелеты в шкафу. Есть они и у… «Чуть не подумал, мол, у нашей семьи тоже есть скелеты в шкафу! Какие могут быть скелеты, если шкафа нет?

Парадокс: батька мой столяр, а ни шкафа, ни комода в доме нет – «сапожник без сапог». Где нашему скелету находиться? Лишил родитель семейного сопровождающего законного места».

– У меня, Юра, после семилетки планы переменились. Раз не разрешили получать среднее образование, буду поступать в техникум. А оно вон как обернулось! И в мыслях не держал оказаться здесь. Родитель, как обычно, без меня, меня женил – оформил учеником столяра – станочника. Мой батька настырный. Там, где дело идёт о деньгах, он любого руководителя замотает, лишь бы сына взяли на работу. Снег и шлак таскали зимой…

– Я тогда кое-что обморозил, а Ольга «свою Машу», – усмехнулся Юрка.

Юрка мог бы промолчать и не вспоминать про Ольгино хозяйство, совсем не щадит человека! Из-за его пошлой несдержанности на уборке шлака, Костя неровно дышал не только в сторону Наташки, но и Ольги, мысленно представляя, что Юрка с ней вытворяет в туалете.

– Так вот, представь! В ту зиму на временную работу отец оформил мою старшую совершеннолетнюю сестру, а вместо неё послал вкалывать меня. Сестра получила деньги, отдала отцу. Мне с зарплаты копейки не перепало.

– Н-да, отец у тебя ещё тот жучара!

– Юр, извини, долго болтаем, перерыв наверно закончился, пойду работать – заказов много. И все срочные. Приходи после пяти, поговорим… Хорошо?

– Ладно, до встречи!

– До вечера, Юр!

Отец с раннего детства Костин больной «зуб». А у кого, что болит, тот… «Начну Юрке рассказывать про него, могу сболтнуть лишнего. Совсем ни к чему».

Юрке неинтересно знать, например, про то, как напутствовал Иван Михайлович, отправляя Костю в столярку. Когда Костя заикнулся об учёбе в техникуме или в профессионально-техническом училище, батька заорал:

– Матка два класса церковно-приходской школы закончила. Я всего четыре года в Вязьме отучился. Нам образования хватило. А ты семь классов отбарабанил. Этого мало? Может, хватит учиться и ничего не делать? Тебя матка рожала, чтобы ты стал помощником мне. Пойдешь учеником в столярку. Всё, я сказал! Достаточно хренью заниматься! Плотнику хватит и меньшего образования. Мой отец плотничал, я пошел по стопам отца и тебя сделаю плотником! Или столяром, что один хрен…!

– Мог бы батька и не материться! И так понятно, что «На дворе траве, на траве дрова»! – не переговоришь.

– Ваня, хватит материться! – бросила свои пять копеек мать. «Называется, поддержала сына»!

Личный инструмент, сделанный руками Кости, батька запретил брать в столярку:

– Загубят или украдут, – прекрасно зная российскую действительность, заявил родитель. И добавил напоследок: – Дома, каким инструментом будешь выполнять мои заказы?

«Надо же, как закрутил родитель: после работы, придя домой, ещё его заказы выполнять? Здорово! Он что, хочет меня угробить»?

– Себе сделаешь новый набор, берёзовые чурки в мастерской найдутся, – «подсказал», будто Костя ушибленный на голову без него не догадается сделать второй экземпляр инструмента.

Костю уже воротит от одного вида столярных изделий, глаза б не видели столярки. С пяти лет возится с деревяшками, рубанками, рейсмусами, зензубелями, шерхебелями…

В восемь утра прораб Павел Павлович Поляков, которого, как Костя позже узнал, за глаза зовут ТриПер, привёл ученика в столярку:

– Видишь мужика с красным носом? – показывает рукой. – Его Хусимом зовут. Он в курсе. Подойди к нему, доложись. А у меня времени на разговоры нет. Сам разбирайся.

«Странное имя у учителя. Он что? Будет мату меня учить? Так Иван Михайлович Теплов дома ругается так искусно, что ни какому Хусиму не сравниться. А в семье, какое правило: «Яблоко от яблони недалеко падает». По-другому: если батька знает весь алфавит мата, то сын от него не отстанет. Верно? Чему меня учить»? Только Косте – то что? У Камбалы работал, настала очередь работать у Хусима. Впереди видимо следует ожидать работу с каким-нибудь Орлом?

– Вы, Хусим? Здравствуйте!

– А, ученик? Я уже знаю, «хусим», что сегодня пришлют ученика, – не оборачиваясь, произносит мужик, деловито раскладывая на газете нехитрую еду. – Пришёл пустой, без инструмента? Вот, и займись им, свой инструмент не дам. Сейчас мы сгоняем в магазин за беленькой, заквасим, чтобы нос стал красненьким. Ты нам не мешай. А хочешь, так присоединяйся!

– Не пью!

– Зря! – Куришь?

– Нет!

– Зря! Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким умрёт! – шутит Хусим. – Кроме того, запомни, пацан, водка для здоровья полезна, продлевает жизнь. Она дезин-дезин-дезинфицрует.

– Дезанфицрует организм, – поправил длинный мужик, которого Хусим назвал Жердиной.

– Я другим способом буду «дезинфицрать», – пробурчал Костя под нос, а мужикам громко сказал, выходя из столярки: – Займусь инструментом.

Сухие берёзовые чурки в мастерской нашлись, стояли на виду в углу цеха – запасливый народ столяры.

Столярами «работают»: кругленький, маленький, гладенький Пашка – Мячик; худой «костылина» Толян – Жердь и среднего росточка с наколкой «Света» на пальцах – Хусим. Наколки на руках красуются у всех «столяров», только у Хусима к имеющейся наколке на запястье на каждом пальце добавлено по букве.

С получки две недели, не просыхая, столяры пьют.

Самый интересный мужик – сорокалетний Пашка с круглой женской странно оттопыренной попкой и розовыми девичьими щечками. На днях случайно подслушал трёп двух мужиков, стоявших недалеко от дверей деревообрабатывающего цеха:

– Пашка не просыхает, сильно пьет. Долго такую жизнь не выдержит, сдохнет. Многие зэки, знавшие Мячика по зоне, работают в конторе. Они помнят, как Мячик подрабатывал пидорасом. Стыдно перед людьми, потому и квасит, не может бросить пить.

С полгода назад, знакомая библиотекарша из районной библиотеки, подсунула Косте книжку Апулея «Золотой осёл»:

– Ты стал взрослым, хватит читать про Лёню Голикова, Ковпака, Заслонова… На вот, почитай лучше эту книжечку.

Сюжет книги поразил. Мужчина, имея жену и детей, открыто любил осла, страдал любовью к животному. Кормил осла отборной едой, ухаживал за ним, целовал в губы… и занимался любовью. Причем, его жена не возмущалась связью мужа с животным, только советовала заменить осла мальчиком или мужчиной, что считалось в обществе более благородным занятием.

Слышал от пацанов, что мужчин, занимающихся любовью с мужчинами, называют мужеложцами. Любой человек, живущий в Железноводске, знает, что мужика, который в зоне выступает за женщину, называют ещё и петухом. Может, Пашка занимался в зоне любовью с мужчинами? Был петухом?

Проснулся Хусим. Поднял голову, не вставая с верстака, попросил:

– Сходи, Кося, за беленькой. Вместо меня!

Костя повернулся и ушел в крытую без окон пристройку, гордо именуемую деревообрабатывающим цехом.

– У-у, гад, упрямый! Сам не пьет и другим не носит! – вслед пробубнил Хусим, и голова его с глухим стуком встретилась с верстаком. Верстак выдержал удар.

Косте определённо везёт в жизни на людей. Вот и с этими мужиками сложилось. Столяры даже будучи «вусмерть» пьяными, никогда не хватаются за ножи, не дерутся, не заводят свары; крутой мат в счёт не идёт. К мату Костя привык, поскольку вдоволь наслушался дома.

Работяги: напились – заснули. В обед поднялись, полчаса – час поматерились, сходили в туалет; послали гонца в магазин – напились. Напились – заснули. Ровно в пять, минута в минуту, просыпаются и, покачиваясь, двигаются, еле волоча ноги, через проходную, мотая пустыми сетками. Идти труженикам столярки далеко – в Северный район. Как они три километра преодолевают в алкогольном одурении? Подсознание включают?

Очередной рабочий день. Восемь утра. Компания столяров в сборе. Не слушая других, рассказывают о вчерашних вечерних похождениях: кто и сколько добавил, с кем сделал «трахтенбергер», кому баба не дала; где, в какой канаве валялся и дальше, в том же духе, не забывая о главном.

Как положено по правилу, установленному самими столярами, поднимается Хусим.

– «Такть, хусим», деньги на бочку. Труба зовёт повторить вчерашний утренний маршрут. – Зажимает в кулаке деньги, берёт сетку: – Ну, «такть», я пошёл, «хусим», ждите!

– Валяй – матерно напутствуют его оставшиеся страдальцы, готовя простенькую закуску: режут колечками репчатый лук, тонкими ломтиками хлеб, толстыми кусками сало, принесённые из дома. Закончив приготовление, ждут товарища с «Московской». Пьянеют быстро. Через час раздаётся дружный храп, слышный через закрытую дверь. На узком верстаке ухитряются разместиться втроём. Лежат по принципу: голова-ноги, ноги-голова; руки обнимают ноги, голова лежит меж ног. Как писала по этому поводу известная поэтесса: – «Сплетенье рук, сплетенье ног – души смятенье».

Интересно знать, есть у этих мужичков душа? Или она в смятенье вырубается, пьяно угорев?

Лагерная привычка отдыхать на деревянных нарах в стеснённых условиях без элементарных удобств, не отпускает мужиков, даже на воле, даже в пьяном состоянии. Хорошие люди столяры, безобидные, вот только судьба подсунула им кроме родной матери в нагрузку еще и мачеху в виде нелюбимой Родины. Что ж ты Родина с ними сделала?

Репчатый лук, в сочетании с чёрным хлебом и жирным салом, имеет коварное свойство. Мужиков изнутри распирает, пучит, тужит, громкие выхлопы сотрясают помещение столярки. Сунулся внутрь Павел Павлович, держа в руке приготовленную бумажку. Сделал два шага в направлении верстака и, зажав нос, выскочил на свежий воздух.

Костя догнал начальника, остановился рядом:

– Что-то нужно сделать? – спрашивает ТриПера.

– Срочно нужна половая доска. Одному трудно; половые доски вдвоём прогоняют… Мужики пьяные, брёвнами валяются… Как быть?

– Толщина, какая? Пятидесятка? Могу сделать.

– Через два часа подгонять машину?

– Подгоняй!

Доски шестиметровые, стандартной длины. Мало того, что они широкие, так ко всему ещё, сволочи, сырые. Даже не столько сырые, сколько мокрые; вода из них течёт. Кусок такой доски без опаски можно брать в дальнюю дорогу вместо фляги. Захотел попить, пососал деревяшку, и шагай, как пионер, с песней по пути указанному партией.

Вес каждой доски намного больше собственного веса Кости, вместе с одеждой и обувью. Поднять доску на плечо и занести в цех не хватает силёнок.

Волоком, упираясь ногами, из последних сил подтаскивает Костя доску к станку. Один конец закидывает на стол. Второй – с трудом укладывает на живот, как на опору, и рывками на длину шага животом толкает на дисковую пилу. Пропускает «деревяшку» до половины, осторожно перебирается вдоль доски, придерживая руками, чтобы не упала с узкого стола. Хватает провисший конец, тащит на себя. Готово, одна кромка отрезана. Теперь – вторую и…на строгальный станок.

Дело движется, к сроку ученик укладывается.

Болит живот…

Все заказы теперь идут только через Костю.

В обед подошёл ТриПер:

– В следующий четверг собирается разрядная комиссия. Председательствует Павлов. Подготовься, теорию почитай, там, книжки какие-нибудь: по столярке, по плотницкому делу.

– Сам Павлов? Ух, ты!

– Не пугайся, в комиссии все свои: Павлов, Некрасов, я, главный инженер Тихомиров.

Ничего себе «свои». Павлова Михаила Гавриловича уважают, даже ненавидящие весь мир, урки. Опыт работы с людьми у Павлова богатый. В зоне командовал ремонтно-строительной мастерской. После ликвидации зоны преобразовал мастерскую в контору, став её начальником. Силами конторы развернул мощное деревянное строительство двухэтажных жилых зданий из бруса, организует водоснабжение и канализацию посёлка.

Некрасова в бригаде зовут не иначе, как зверем. В его плотницкой бригаде бывшие зэки становятся «младенцами». Отбор в бригаду – жесточайший. Счастливцы, принятые к нему на работу, пашут по-чёрному. Зарабатывают по-крупному. Из-за большого заработка самые отпетые мужики просятся к Некрасову, зная, что в бригаде сухой закон. Сухой закон запойные мужики вынуждены терпеть. И вкалывают, вкалывают, вкалывают, задерживаясь на работе после пяти: сдельщина – хороший стимул для заработка.

Бывает, не выдерживая прессинга, некоторые всё же срываются. Плотники, недовольные дисциплиной, вылетают из бригады перелётными птичками. Выгоняют их свои же рабочие. Наиболее борзым и отпетым могут на прощанье для лучшей памяти и пендаля врезать.

Главному инженеру Тихомирову тридцать четыре года, три высших образования… На «пять» знает технику, как мальчишка в неё влюблён. Разбирается в самых сложных механизмах. Все новые станки, получаемые организацией, монтируют на фундаменты под руководством главного инженера. Первый в республике полуавтомат по заточке пил пилорамы Р-62 установил и отладил Тихомиров.

Умница… Знает несколько иностранных языков. Одна беда – пьёт. Вот жалко человека, который не может реализовать свой талант в полной мере. За систематическую пьянку Тихомирова увольняли из нескольких организаций. Павлов взял его к себе и – не прогадал. Преданнее и надёжнее человека у Павлова теперь нет. Тихомиров за Павлова готов в огонь и в воду.

Размышления Кости прервал ТриПер:

– Костя, для присвоения разряда Павлов попросил выполнить экзаменационное задание. К среде сделай подмышечные костыли инвалиду с одной ногой, высота костылей метр пятьдесят, а ещё настенное бра и стул с изогнутой спинкой. Материал – берёза. Работа не в ущерб основной… Всё понял? Справишься? – спрашивает прораб, глядя в упор на Костю.

– Не маленький, понял. Сделаю – чего особенного!

Странное экзаменационное задание – не для себя ли Паша готовит?

– Про бра слышал?

– Говорю же: не маленький!

В среду Поляков забрал изделия и отнес в кабинет Павлова.

К четырнадцати часам назначенного времени Костя пришел в здание управления. Сел на табуретку возле стены у закрытой двери начальника конторы. Никто к начальнику не заходит… И никто не выходит. Костю не зовут. Может ТриПер пошутил?

Дурацкая шутка!

В половине третьего открылась дверь, в коридор вышел сердитый Павлов:

– Я тебя долго буду ждать? Почему не заходишь?

– Не приглашают!

– Будешь ждать приглашения, никогда ничего в жизни не добьёшься!

Павлову Костя не стал возражать. Зачем ему знать, что Костя думает иначе: всего добьётся сам.

– Заходи. На утреннем совещании осмотрели твои работы, сошлись во мнении присвоить четвёртый разряд. Поздравляю, с завтрашнего дня перестаёшь быть учеником. Приказ мной подписан, приступай к работе специалистом четвертого разряда. Через полгода присвоим пятый. Можно бы и сейчас дать пятый, только никто меня не поймет, почему это я мальчишке присвоил высокий разряд. У меня люди намного старше тебя работают с четвертым… Обещаю, что через полгода получишь пятый. У Павла Павловича есть большие планы на тебя и твою бригаду. Я с ним полностью согласен. Иди, сынок!

Павлов на прощанье пожал Косте руку.

Четырнадцатилетнему пацану льстит, что ему как равному пожимает руку начальник ремстройконторы. Рукопожатие Михаила Гавриловича дорогого стоит. Таким знаком внимания следует гордиться. «Неделю не стану правую руку мыть. Кто я и кто Павлов?

Сейчас самое время заорать от радости дурным голосом: мне ещё нет четырнадцати, а я уже столяр-станочник четвертого разряда! И у меня будет бригада. Павлов не просто так заговорил о бригаде»!

Губы Кости непроизвольно растягиваются в дурашливой улыбке. Понимает, что людям со стороны улыбка покажется беспричинной, а это, как известно, признак дурачины. Не хотелось бы, чтобы люди о нём так думали! Он уже не ученик, а специалист четвёртого разряда – не хухры-мухры. Специалисту следует иметь серьёзный вид, соответствовать профессиональному разряду.

В пять часов сползли с верстака работники рубанка. Покачиваясь, подошли к Косте:

– Можно поздравить с разрядом?

– Плохой ты мужик, Кось, не пьешь, – с сожалением говорит Мячик. – Сейчас бы вмазали, песню спели: «Мы не сеем, мы не пашем. Мы валяем дурака.

С колокольни «шапкой» машем – разгоняем облака». Посидели бы за верстаком, как белые люди, отметили окончание твоей учёбы.

Словом «шапкой» пришлось заменить непечатное слово, которое с восторгом произнёс Мячик. Без мата мужики не могут разговаривать.

– Такть, хусим, не обижай парнишку. Таких пацанов я ещё не встречал, он даст нам несколько очков вперёд, – встал на защиту Кости его наставник. – Всё, чему мы его учили, он быстро усвоил. Толковый ученик нам попался.

– Мы завтра за него вмажем, обмоем разряд, а ему пить время не подошло.

– Кось, не обращай на меня внимания. Я в шутку сказал про плохого мужика, – смутился Мячик.

Знал бы Хусим с каких лет отец приучал Костю пить денатурат, говорил бы по-другому. Ладно, такть:

– Пока, – Хусим первым пожал Косте руку. За ним Мячик. Жердина просто одобрительно хлопнул по плечу. В смысле: «Будь здоров! И не кашляй»!

В деревообрабатывающем цехе Костя пробыл учеником тридцать пять дней вместо шести месяцев. Торопится Павел Павлович!

В конце следующего месяца компания столяров уменьшилась на одного человека. Не стало Мячика, пропал. На работу не попал. В смысле, не вышел на работу. Инструмент Мячика на обычном месте отсутствует, сиротливо торчат в стене пустые гвоздики, значит, уволился мужик.

«Неужели из-за меня? Сам понимаю, что из-за меня, нет смысла расспрашивать».

План ТриПера вступает в действие.

В перерыве между пьянками, Хусим снял с антресоли и отдал Косте две сухие березовые заготовки отличного качества:

– Дарю, Кось! Тебе пригодятся. – И добавил грустно. – Мне они уже ни к чему, не понадобятся.

Каменев Юра прописался в деревообрабатывающем цехе. Тянет его, как магнитом, к знакомому лицу, к человеку, с которым в лютый мороз приходилось вместе трудиться. Совместный труд на железнодорожных путях не только сблизил ребят, но и сделал друзьями.

– Костик, будет тебе нужна моя помощь – мало ли, какие-нибудь кузнечные работы – приходи в кузню. Я числюсь помощником кузнеца… Кузнец болтается по объектам, появляется в конторе редко. Считай, я там хозяин.

– Спасибо, Юра, приду. Обязательно приду! Мне срочно требуется сделать: топор, два молотка, две ножовки – продольную и поперечную. Поможешь вырубить металл, буду по гроб жизни обязан: сделаю тебе молоток. – Юра засопел, отвернулся. – Да ладно обижаться, я ведь шутя, сказал про молоток! Но ты всё – равно, молоток! Подрастёшь, кувалдой будешь!

– В лоб дам!

– Перебьёшься! Мне надо идти, вкалывать. Заказов много, а ещё хотя бы пару часов в день на себя требуется тратить. Топорище для топора нужно? Нужно! Ручки для молотков, киянка, то да сё… Столько всего требуется, что впору за голову хвататься… Так что лоб мой не трогай!

Заказов надавали пачку, но выполнение их не поджимает, из бригад не торопят, за горло не берут. Имеет смысл поработать на себя. Встал за фрезерный станок, взял в руки берёзовую болванку. Крутит, вертит.

Обрабатывает изогнутые места. В цех заглянул ТриПер:

– И на фрезерном умеешь работать? – удивился.

Чего спрашивает? Чему удивляется? Видит же…

– Паша, мне пришлось на многих станках поработать.

«Меня, Одиннадцатилетнего отец устроил на лето в сигнальную железнодорожную мастерскую. Два месяца занимался изготовлением путевых сигналов с использованием различных станков. Не только по дереву, но и по металлу.

А двенадцатилетнего родитель устроил на лето в художественную мастерскую ПЧ—10. Работал на отрезном и пробивном (прошивном) станках».

Опыт такой работы у Кости достаточный.

На заплетающихся ногах, уткнув глаза в пол, из столярки вышел Жердина. Остановился, ни на кого не глядя, буркнул:

– Я пошел за бутылкой. Хусим отдыхает, ты, Пашка, его не кантуй! – посоветовал прорабу Жердина.

– Наглец, – вслед Жердине «приласкал» прораб. И уже смотрит просительно. – Костя, позарез нужна шпунтовая доска. – Сделаешь? Очень нужно! Потихоньку, не торопясь. Желательно сегодня, к концу смены. Выручишь? Бригаде Некрасова к утру нужен задел.

С Некрасовым, сам знаешь, не стоит связываться. Себе будет дороже. Он в зоне отличался борзостью, а на воле совсем озверел, всех загонял. Принял на себя повышенные обязательства. Идет на орден Трудового Красного Знамени…