Текст книги "Голод – хорошая приправа к пище"

Лейтенант принёс из кабины две ракетницы, одну отдал обер-лейтенанту, – приказал погасить фары. По команде «айн, цвай, драй» одновременно выстрелили.

Красная и зелёная ракета взмыли высоко вверх, радугой расцветили падающие снежинки. Описали дугу и недалеко от земли рассыпались и погасли. Второй залп: белая и зелёная ракеты украсили тёмное небо. Снег засверкал, заблестел, позеленел. Ракеты погасли, ночь почернела. На дороге показались огни быстро приближающихся машин. На большой скорости завернули на деревенскую улицу. Солдаты с оружием наизготовку бросились к компании военных и гражданских, готовые к стрельбе на поражение.

Разобрались. Офицеры, сопровождавшие машины, остались гулять, солдат отправили назад, доложить, что «аллес ин орднунг» – всё в порядке.

Пьют, пьют, едят, пьют. Что-то говорят интересное, но никто никого не слушает. Русские запели русские песни, немцы – немецкие. Всем смешно. Взяв две бутылки самогонки, отправились угощать солдат, находящихся на постое в деревне.

Вернулись, выпили, и всё смешалось в «доме Облонских». Офицер женского пола потянула за руку Ивана и направилась за занавеску, ведя мужчину как бычка на верёвочке. В чулане Оксана чем-то интересным занялась с лейтенантом, – вместе с вознёй слышится счастливый смех. Глаша, Даша и Клава в разных углах комнаты, освобождённой под гостиную в честь праздника, целуются с офицерами мужского пола. В спальной комнате Валентин, Роман и Андрей храпят на полу возле детских коек, предаваясь блаженному новогоднему отдыху, забыв про любимых женщин.

В первый день года Лошади дети проснулись рано и удивились тишине, – обычно в это время родители уже хлопочут по хозяйству.

Прошлись по дому и не узнали его. Здоровая лошадь спит стоя, а здесь все валяются словно поражённые болезнью. Мама Клава и папа Андрей впервые спят не на своей койке, а на полу, – их койка занята дядей Валентином и тётей Глашей. В большой комнате за занавеской, где дядя Ваня обычно спал в гордом одиночестве, сегодня спит с тётей Оксаной, крепко обняв её. Папа Роман спит на собственной койке, как положено в семье, в которой жена уходит на работу в четыре утра: мама Даша – единственная «лошадь», отправившаяся на ферму ухаживать за коровами, ибо любовь к животным с возрастом и в праздники не проходит.

Вихляющий след машины, стартовавшей от калитки Тепловых, не до конца засыпанный снегом, показал, что немецкие гости под утро уехали «трезвыми», во всяком случае, своим ходом, – тащить машины на буксире не понадобилось.

В январе дети пошли в открывшуюся в Степановке школу. Иван, придя в рабочее состояние, отправился за разрешением на посещение церкви седьмого января. Подал бургомистру список из семи фамилий. Бургомистр список забрал, но документы не выдал, сославшись на приказ коменданта, запрещающий посещение города в связи с активизацией войск Калининского и Западного фронтов в направлении Вязьмы.

Снег и мороз – любимые братья-помощники красноармейских генералов. Малоезжеными дорогами, лесами и полями, увязая в снегу, полевая армия и конный корпус через бреши, прорванные десантниками, вышли в тыл немецкой обороны. Началось наступление на Вязьму с направления, не имевшего эшелонированной обороны вермахта. Советские войска Западного фронта приблизились к Вязьме с юга. Войска Калининского фронта, обойдя Ржев, обогнули Вязьму с севера и северо-запада.

Над Велеево, пролетая, как шмели в жаркую погоду, гудят немецкие бомбардировщики и истребители. Вблизи Вязьмы разверзся настоящий ад. Не дай Бог никому пережить такое! Если солдаты на фронте сходят с ума от услышанного и увиденного смертоубийства, то и жителей назвать здоровыми как-то язык не поворачивается. Выходят на улицу выполнять работы и, намахавшись лопатами, с опаской поглядывают на небо, прислушиваются к звукам и торопятся быстрее укрыться в доме, индивидуальной крепости. Сердце ёкнуло у многих, душа ушла в пятки у всех, когда увидели надвигающуюся со стороны Вязьмы огромную колонну танков с чёрными крестами. Колонна миновала деревню и пошла, пошла в сторону Пещёрска, сотрясая землю. Четыре часа не умолкает шум, создаваемый мощной техникой.

Стрельба отодвинулась от Вязьмы, но не прекратилась. Фрау обер-лейтенант перестала заговаривать о фабрике. Иван не напоминает ей о пошиве женской обуви для господ офицеров. Всем стало не до мелочей жизни. События поставлены гамлетовским ребром: «Жить или не жить? Вот в чём вопрос!»

Когда Иван заговорил о желании посетить службу в Соборе, Адалинда заинтересовалась:

– Ты до такой степени верующий? Не ожидала

от тебя.

– Мы хотели сходить в церковь на седьмое, потом на пятнадцатое января, но бургомистр оба раза отказал, сославшись на приказ коменданта. У нас на освящение воды остался всего один день – день Крещения Господня, приходящийся на девятнадцатого января. Ты не могла бы мне помочь получить разрешение на поход в город?

Адалинда задумалась. После продолжительного молчания сообщила новость, обрадовавшую Ивана:

– Помогу тебе! Сколько вас?

– Семь человек.

– Утром девятнадцатого еду за грузом в Сычёвку. Довезу до города. Вернусь в Вязьму через четыре часа. Заберу и сразу сюда. Вас это устроит?

– Более чем!

В ночь на девятнадцатое набрали воды в бидончики, девятнадцатого послушали проповедь и освятили воду. Брать святую воду фрау отказалась. Двадцатого всей деревней вышли чистить поверхность пруда от снега, – господа офицеры устроили на пруду каток: катались на коньках, в беседке пили коньяк в честь разгрома Тридцать третьей армии под Вязьмой.

Зимние бои за Вязьму увенчались успехом Центрального фронта. Взято много трофейного оружия и горюче-смазочных материалов. Захвачены тыловые склады нескольких советских армий. Продуктов взяли столько, что обеспечили всех солдат армий Центрального фронта настоящим русским ржаным хлебом. Вместо немецких банок с эрзац-мясом солдаты стали получать настоящее буйволиное или говяжье консервированное мясо американского производства.

Под грохот канонады дождались лета. Летом Красная армия возобновила наступление на узловой железнодорожный город, владение которым важно обеим сторонам. Кто владеет Вязьмой, тот владеет железнодорожной инфраструктурой для быстрой доставки резервов. Бои продолжаются, но это не является препятствием для развития животноводства и выполнения сельскохозяйственных работ в Пещёрском районе. Коровник и свинарник получили пополнения поголовья. Стада выгоняют на пастбища, поля засеяны. Когда на пруду нет отдыхающих немецких офицеров, Валентин облагораживает пруд. Иван занимается сапожным делом.

Комендант собрал руководящий состав деревень, чтобы сделать важное сообщение. Начал с похвалы:

– Вы установили добрые, могу даже сказать, дружеские отношения с нашей армейской группой. И отношение к труду у вас схожее с трудом германских рабочих – добросовестное. Нареканий к выполнению трудовой повинности у меня к вам нет.

Но, по независящим от нас обстоятельствам, обстановка в районе сложилась тяжёлая. Вы, наверно, уже знаете, что наши армии, составляющие Центральный фронт, временно отступив на заранее подготовленные позиции, ведут позиционные бои с армиями советских фронтов. Есть успехи, но до повторного наступления на Москву нам ещё далеко.

Этим обстоятельством воспользовались Советы. В нашем тылу в лесных массивах сформированы советские бандитские отряды, называющие себя партизанами.

В лесах некоторых деревень и даже посёлков бродят отряды, нападающие не только на германских подданных, но и на местное население. Возглавляют отряды пономарёвцы – чекисты, направленные в наш тыл для создания групп из деструктивных элементов, цель которых – нарушать деятельность тыловых подразделений фронта.

Выживают партизаны за счёт местного населения, реквизируя у него одежду, обувь и продукты питания. Нами собраны сведения о партизанах в лесах Семлева, Каменки, Дмитровки, Телепнёво, Касни, Вепрево.

Вблизи наших деревень пока партизан нет, но не исключена возможность их появления. В Поглавце арестовали группу подпольщиков, имевших связь с коммунистическим подпольем в Пещёрске, а те были связаны с партизанами. Мы их вовремя обезвредили. Арестованных отправили в гестапо. После активного допроса они сознались в преступной деятельности. Ими планировалась встреча и оказание помощи группе десантников, в задачу которых входила диверсия на железной дороге с целью перекрытия железнодорожного сообщения. Тем самым нам затрудняли передислокацию резервных войск.

Подполье обезвредили, группу десантников разбили, остатки отряда загнали обратно в лес. Но отряд окрепнет и вновь начнет вредить нам.

К Пономарёву у нас большие претензии как к человеку, втягивающего гражданское население в военные действия против вермахта и германской администрации. Появится у нас возможность предъявить ему обвинение, он понесёт заслуженное наказание. Когда прибудет в наш тыл с инспекторской проверкой боеспособности отрядов, мы возьмём его по горячим следам.

Мы знаем, что Пономарёв – сын крестьянина с Украины, но о начальном этапе его жизни ничего не известно. Нет сведений о его начальном образовании. Но доподлинно известно, что в шестнадцать лет он вступил в Красную армию, некоторое время, но недолго, служил рядовым. В армии вступил в партию. После окончания Гражданской войны учился на рабфаке. Закончив его, работал на железной дороге…

С рабфаковским образованием, которое даёт всего лишь рабочую профессию, поступает в Московский институт инженеров транспорта. После института получает направление в Красную армию командиром батальона. Мы не знаем, где и когда, но нам доподлинно известно, что он познакомился с Хрущёвым. С этого знакомства начался его быстрый карьерный рост.

Становится членом военного совета Белорусского фронта, участвует в операции ввода советских войск в Западную Белоруссию. За что, по протекции Хрущёва, получает звание генерала, награждается орденом Ленина. Входит в состав Центрального комитета Белоруссии, избирается или, скорее, назначается Первым секретарём.

С началом войны на Востоке занимает должности Члена военного совета Западного, Центрального, Брянского фронтов, Третьей ударной армии Калининского фронта. Оставаясь Первым секретарём, уделяет внимание созданию системы управления партизанскими силами в лесах Белоруссии. За активные действия по созданию сети партизанских отрядов получил звание генерал-лейтенанта.

Недавно возглавил Центральный штаб партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования. Пономарёв наполнил леса Белоруссии, а теперь и Смоленской области офицерами-чекистами. Воздушным путём чекисты получают оружие и немного продуктов питания из-за линии фронта.

Отряды снабжены рациями: действия их согласовываются с Центральным штабом и, в конечном итоге, со Ставкой Верховного Главнокомандования. Отряды пополняются бойцами из местного населения. Кто не соглашается служить в отряде, тех наказывают, применяя высшую меру социальной справедливости. Отряды выполняют роли первичных подразделений Красной армии: занимаются подрывной деятельностью, разведкой, натравливанием населения на наши военные и гражданские структуры.

Для поимки Пономарёва нами подготовлено несколько ложных партизанских отрядов. Для урегулирования некоторых спорных вопросов с другими отрядами мы пригласили Пономарёва. Он дал согласие прибыть, но неожиданно отказался, что-то почувствовав, но никуда он от нас не денется, поймаем.

Центральный фронт временно отступил от Москвы, выравнивая линию фронта. Этим воспользовался Пономарёв: деятельность отрядов усилилась. Без вашей помощи партизан мы быстро не ликвидируем, ждём от вас услуги. Тем более что вы перед нами в долгу: мы вас не трогаем, жить не мешаем.

Партизан мы уничтожаем в огромных количествах, но Пономарёв засылает к нам новых организаторов. Присланные офицеры связываются со старостами и под угрозой наказания при отказе заставляют их помогать им.

Станете помогать партизанам, понесёте суровое наказание. За помощь партизанам в первую очередь наказываем руководителей, а затем уже рядовое население. Чтобы этого не случилось, я требую, чтобы вы ставили нас в известность о подозрительных лицах, посещающих деревню. Будете скрывать от нас информацию, мы будем вас немного расстреливать. Будете помогать бандитам – придётся многих расстрелять: война сурова не только к военным, но и гражданским.

Даша, вернувшаяся с собрания, пересказала разговор Ивану и попросила его лишний раз не ходить за пределы Велеева и Степановки.

Наступило лето, но бои за Вязьму не прекращаются, не затихают ни на один день. Трясётся вяземская земля в мелком ознобе. Люди не находят покоя ни на улице, ни в доме. Коровы, оставшиеся на ферме, вяло едят, и вяло пьют, не хотят давать молоко. На лугу не столько едят траву, сколько лежат, шевеля ушами, прислушиваясь к звукам боя. Настроение у людей и животных – врагу не пожелаешь!

Подросшее за лето за счёт отёлов стадо коров с началом очередной оккупационной зимы отметилось новыми потерями: вермахт увёз несколько коров на мясо, – им, видите ли, надоело потреблять консервированный продукт, хочется свежатинки. Разбаловали их советские армии, отдавая без большого боя тыловые продуктовые склады.

Вторая военная зима не принесла больших изменений на фронте. Очередное советское наступление в очередной раз завершилось неудачей.

Немецкое хозяйственное подразделение не вылезает из разъездов. Обер-лейтенант всецело занята служебными делами, и Ваня вынужден полностью переключиться на Оксану, впрочем, не забывая Глашу и Дашу. Кобелирование продолжает сходить ему с рук. Он бы и рад был уменьшить аппетит, но женщины к нему привыкли и не хотят менять установившийся образ счастливой жизни. Почувствовав безнаказанность, Даша обнаглела: заходит к Ивану за занавеску даже без нужды.

В один из дней фрау немка вспомнила про Ивана и прислала за ним посыльного. Пошёл, не чувствуя за собой вины, кроме той, что, выпив в кругу семьи, он сказал в адрес немцев: «Конец приходит немчуре, больше сра… не будет!» Неужели заложили?

– Садись, выпьем коньяка, – прислали фронтовые друзья. Даже я, далёкая от политики, стала понимать, насколько в военном отношении бездарен наш вождь, но ты об этом никому не говори. В армии у нас среди офицеров много фанатов Гитлера. Не ухмыляйся, закрой рот: у вас не меньше фанатов Сталина.

Если бы Гитлер усилил Центральный фронт резервами при наступлении на Москву, мы бы её взяли. Если бы сейчас, когда в войсках ещё не угас наступательный порыв, он подкрепил нас резервами, мы смогли, обороняясь, разбить советские армии по частям, пойти в наступление и вновь выйти на рубеж Подмосковья, но он нас постоянно ослабляет. Забирает самые боеспособные механизированные и танковые части, нацеливая их на другое направление.

Скачет по России, как блоха на вшивом солдате. Я тебя не обманываю. Советы создали шести, а на некоторых направлениях – семикратное превосходство в живой силе и технике, но мы уже полтора года сдерживаем их натиск. И не просто сдерживаем, а ещё и бьём. Но для наступления нужны свободные войска, а их-то у нас и нет.

Гитлер требует удерживать оборону имеющимися силами. Но Красная армия, взяв Великие Луки, растянула нашу линию обороны, тем самым значительно ослабив мощь Центрального фронта. Советские армии беспрерывно бросают на нас пехоту, танки… Мы устали их уничтожать, но и сами несём потери. Чтобы сохранить людские и материальные ресурсы, Вязьму мы вынуждены оставить, иначе попадём в котёл, и придёт конец Центральному фронту.

От Великих Лук угроза велика, фронт не удержим – не хватит сил. Наша группа вслед за Цетральным фронтом перебазируется западнее Вязьмы на линию обороны Спас-Деменск – Дорогобуж – Духовщина, где строится новый оборонительный рубеж. Чтобы сохранить боеспособность Центрального фронта, начинаем постепенный вывод войск из-под Вязьмы. Закончить отвод войск планируем к концу февраля – началу марта года Барана. Мы всё ещё надеемся выиграть войну.

Для укрепления тыла нам понадобятся не только иностранные специалисты, разумные вроде тебя, но и военные, разделяющие наши взгляды. Я предлагаю тебе поездку с нами – место в транспорте найду. Но, если хочешь, можешь отправляться в эшелоне со своими соотечественниками. Полицаи вашего района почти в полном составе согласились отправиться с нами. Начнут службу в русских охранных корпусах, имеющихся в каждой немецкой армии, в том числе и нашей. Кроме русского охранного корпуса, к армиям Центрального фронта приписаны русские батальоны, несколько полков Русской «Народной стражи». Кроме того, Гитлер разрешил комплектование русских полков и бригад СС. У них зарплата будет в два раза выше, чем в обычных войсках.

Комплектование отрядов осуществляем в пожарном темпе. К нам много перебегает советских солдат разных национальностей. Только за сорок второй год на русском фронте перебежало около восьмидесяти тысяч солдат и младших офицеров.

Даже сейчас, после того как мы находимся не в лучшем положении, продолжают переходить на нашу сторону твои соотечественники. Можешь, не боятся, что останешься одиночкой.

Германия уважает русских людей, особенно смелых и талантливых. Мы до войны дружили со многими русскими, и не только с военноначальниками, но и с людьми без званий, имеющих талант. Перед самым началом войны русский лётчик-испытатель Иван Фёдоров выполнил на нашем новом самолёте Хе 100 элементы высшего пилотажа, которые не решались делать немецкие лётчики. Присутствующий на аэродроме Гитлер, увидев работу Фёдорова, так был восхищён талантом и мужеством русского лётчика, что наградил его высшей наградой – Рыцарским крестом с дубовыми листьями. О нём много писали немецкие газеты, как о герое Германии.

Будешь стараться, – и к тебе придёт слава, и ты будешь отмечен нашим руководством.

– Мне надо подумать, всё взвесить…

– На раздумье у тебя не осталось времени. Основные фронтовые подразделения от Ржева, Сычёвки и Гжатска уже выводят. В обороне оставляем небольшие группы защитников. Когда будем уезжать, я тебе сообщу: готовься отправиться с нами. Не поедешь добровольно, заберём силой.

Советская авиация совершила налёт на Степановку. Были убитые и раненые, сгоревшие машины. Фрау обер-лейтенант погибла при прямом попадании бомбы в её дом. Иван догадался о гибели Адалинды, увидев майора без сопровождения переводчицы. Хоронить её в Степановке не стали, тело немцы забрали с собой. Остатки семнадцатой группы удалились, забыв про Ивана и про недошитые им сапоги и валенки.

В начале марта, используя все огневые средства, Калининский и Западный фронты за три дня, пройдя путь от Ржева и Гжатска, не встречая сопротивления, выровняли фронт с Великими Луками и приблизились к Вязьме. После двухчасовой артиллерийской ночной подготовки части генерала Гордова Василия Тридцать третьей армии и Виталия Поленова Пятой армии вошли в город.

Всё опять повторилось сначала

Иван и Валентин выждали некоторое время, давая возможность улечься страстям освобождённых граждан, после возвращения города представителям законной власти.

Постепенно события начали принимать масштабный характер, расширяться, захватывая малые и большие населённые пункты. В Степановке обосновалась специальная группа советских солдат Красной армии, вставших на постой в помещения бывшей специальной семнадцатой группы Центрального фронта вермахта.

Советский спецотдел развернул бурную деятельность: под конвоем солдат приглашает местных жителей «на собеседование». После «душевного разговора» с сотрудником НКВД кого-то отправляют на перевоспитание в лагеря, кого-то – штрафниками в армию, ну а тех, кто «много знал – под расстрел, под расстрел!»: шибко умных людей не перевоспитаешь, проще от них избавиться, – меньше вреда принесут. Почему-то в этом случае говорят, что народу. Хотя те, от кого избавляются, это и есть самый настоящий народ. Как ни крути, а получается, что один народ избавляется от другого народа, применяя метод прореживания. Как прореживают морковку, когда она часто растёт на грядке. Применительно к морковке говорят: «Реже растёт, крупнее вырастет». Применительно к людям: «Меньше народа – больше кислорода».

Осудили на лагеря нескольких полицаев, не пожелавших уехать с немцами и не причинявших местному населению вреда. Отправили в штрафбат случайно застрявших в Мобосовке военных, проживших оккупацию, мирно трудясь в колхозе.

Достаточно было называться полицаем, чтобы получить срок и отбыть в отдалённые места валить лес. На расстрел определили бургомистра, оставшегося встречать Красную армию на сворованной лошади. Расстрел не привели в исполнение по логике «пути Господни неисповедимы». Красномордова освободили от наказания. Ходят слухи, что он откупился наворованными ценностями и подаренной Красной армии лошадью.

Друзья ускорили сборы, но спецотдел сработал быстрее. Допрашивали Ивана и Валентина в разных комнатах. Вопросы задавали обычные, от которых не пугаешься, и сердце не замирает от страха: не проходили ли службу в полиции, приходилось ли оказывать помощь врагу, чем занимались, не говорил ли друг с немцами о советской власти, почему не пошли служить в Красную армию? Вопросы вроде невинные, но в совокупности тянущие на пятьдесят восьмую статью.

Иван как на духу, поскольку скрывать было нечего, рассказал о гибели дома, не вспомнив про пьянку, красную икру и рыбу на столе коменданта на дне его рождения. Красочно, с упором на жалость изложил поход в военкомат, поиск сотрудников военкомата, бомбёжку города. Причину ухода из города мотивировал тем, что не захотел работать на врага на особо важном объекте. Деревенский период описал несколькими слова: занимался починкой сапог и валенок крестьянам. О личных связях с немцами заранее договорился с Валей и братьями не упоминать… и не упоминали.

Откуда-то оперативник узнал о занятиях Ивана новым сапожным производством. Спросил:

– Обувь новую шил?

Чего отпираться?

– Шил!

– И немцам шил?

– И немцам. Жить на что-то надо было?

– Они тебе платили?

– И деньгами, и продуктами.

Знал же, болван, что слово – не воробей, а вот дёрнула его нелёгкая сказать про деньги, и посадил себя на кукан.

– Деньги все потратил?

– Не тратил, город был закрыт для посещения, и мы не могли попасть на рынок или в магазин, где принимали марки.

– Они у тебя остались?

– Остались.

– А у Валентина?

– Я не в курсе.

– А у твоих братьев?

– Откуда у них деньги…

– Пошли к тебе, сдашь марки в пользу государства.

Валентин добросовестно описал жизнь в городе до призыва в армию. Подробно рассказал о работе на благоустройстве территории пруда, строительстве беседок и мест отдыха для офицеров специального подразделения Четвёртой армии. Пожаловался, что заставляли работать с утра до вечера, пытаясь вызвать у оперативника спецотдела сочувствие.

Итогом разговора стало направление, как и Ивана, на службу в формирующуюся новую Резервную армию, что Валентина вполне устраивало.

По-другому бы сложилась судьба его, если б он рассказал правду, которую скрыл даже от Ивана. А правда была такова: в летние погожие дни, занимаясь благоустройством отдыха офицеров вермахта, жарил мясо, варил уху по-русски с тройной оттяжкой, снабжал самогонкой, купленной на марки, и… часть марок прилипла к его рукам. Не его вина в том, что под рукой не нашлось мыла, чтобы отмыть руки от марок.

Оперативник отправился к Ивану, прихватив охрану, – попробуй, не пойди!

Со дна папиросного ящика вытащил Ваня бумажный свёрток, с трудом сдерживая слёзы, развернул на койке, пересчитал – триста восемьдесят марок достоинством по двадцать и пятьдесят марок и девяносто шесть марок восемьдесят пфеннигов достоинством в одну, две и пять марок и монетами в пять и десять пфеннигов: «Отдам ему всё – пусть подавится! Не полезет же он ворошить моё тряпьё, в котором ещё запрятано пятьдесят марок; посчитает, что все деньги отдал».

– Что-то на марках написано по-немецки – не пойму, – крутит денежную бумажку оперативник. А на марках написано «Имперские кредитные кассы. Хождение марок на оккупированных территориях. На территории Германии не действуют».

Советские войска территорию освободили, хождение немецких марок прекратилось. В Германии на эти деньги ничего не приобретёшь, зря спрятал марки оперативник спецчасти Народного комиссариата внутренних дел, не попользуется он ими, если только в тыл к немцам на оккупированную территорию не забросят.

Никак не может успокоиться Иван после ухода оперативника: «”Сдашь в пользу государства! Хочешь присвоить себе иностранные деньги!» Так я тебе всё и отдал – разбежался!..»

За двое суток, что таскали их на допрос, мужики страху натерпелись, но жёлтую струю сдержали. Иван и Валентин отделались направлением на службу в Резервную армию под Москвой, Роман и Андрей – во вновь формируемые пехотные войска с последующей отправкой на фронт.

Андрея и Романа не стали разлучать, зачислили пулемётчиками в резервный батальон. Романа – первым номером, Андрея – вторым.

Перед отправкой в город присели на дорожку, чтобы «дорога была скатертью». Вместо напутствия Роман сказал другие слова, которые Ивана привели в бешенство:

– Иван, нам в дороге понадобятся деньги, а мы тебе дали лишние за работу. Давай поделим пополам…

– Что? Нашёл о чём говорить! Я на вас горбатился: чинил сапоги и валенки, шил новые сапоги и детям ботиночки, вы ели моё мясо, тушёнку, – и у тебя язык поворачивается просить отдать часть денег?!!

Валентин встал на защиту Ивана:

– Он днями сидел за работой, портил зрение…

Андрей не дал ему договорить:

– И к немке ходил. Заложу особисту, ему не поздоровится.

– Я тебе заложу, – встал во весь рост Иван. Стоят двое против двух и неизвестно, чья возьмёт, но, зная горячий нрав Ивана, возникать братья не решились: «Ладно, замнём!»

Замяли, поскольку Иван стоял возле раскрытой сумки с плотницким инструментом, из которой выглядывало топорище плотницкого топора, на который он бросал красноречивый взгляд.

Ивана и Валентина приписали к военно-строительному отряду: строить мосты, прокладывать гати, возводить оборонительные сооружения, строить временные аэродромы… Железная дорога забита встречными эшелонами с солдатами и военной техникой. Едут долго, стоят на полустанках, пропуская воинские эшелоны.

За трое суток пути мужики помирились, – на станциях по очереди бегают за кипятком. Пьют чай с сухарями, которые выдали им в Вязьме в качестве сухпайка.

В поездке по стране увидели на полях военные похоронные команды, прячущие под землю участников битв. Крестьяне при помощи быков или коров очищают поля от военного мусора, в огромном количестве, брошенном на месте сражения: миномётов, пушек, машин, частей танков, покорёженных винтовок и автоматов…

На месте дислокации резервной армии под Москвой Ивана и Валентина направили в одно подразделение, а Романа и Андрея – в другое, разлучив их надолго, если не навсегда.

Получив винтовки, топоры, рубанки и прочие плотницкие принадлежности, друзья принялись за привычное дело: ремонтировать деревянные части колёсного транспорта, чинить старые окопы, готовить новые для приёма пополнения. Одновременно учатся держать строй, ходить врукопашную, использовать штыковую солдатскую лопатку как холодное оружие, окапываться, стрелять из положения лёжа, спрятав зад в ямке. Изучают приёмы защиты от нападения противника с ножом. Но больше всего проводят тренировок хождения в атаку с криком: «Мать, мать, мать!», – и как можно громче. После ужина совершают вечернюю прогулку под бравую песню:

 
«И от Москвы до Британских морей
Красная армия всех сильней…»
 

Немцы отступают, потому опять вошла в моду песня о непобедимости Красной армии. Военные песни надоедают, солдатам хочется чего-нибудь лирического, чтобы душа звенела и летела впереди строя. Такая песня нашлась, политработники её петь не запрещают. Она созвучна с думами молодых мужчин:

 
«Ты меня ждёшь,
А сама с лейтенантом живёшь,
И, тоскуя по ласкам моим,
Изменяешь мне с ним…»
 

Давно уже не секрет, что многие женщины-добровольцы, увидев настоящую войну в крови и гное, пристроились в полковых и дивизионных штаба́х. Ведут половозрелую жизнь, получая удовольствие, довольствие и награды. И товарища Жукова сопровождает в поездках постоянная медичка. Генералы, пониже уровнем командования, имеют в штате машинисток, радисток, телеграфисток… Разрыв между генералом и рядовым огромный. Из лексикона обращения старшего офицера к солдату исключено слово «товарищ». Обращаются примерно так: «Рядовой, почему проходя мимо, честь не о́тдал? Под трибунал захотел? Трам, тарарам, растудыть твои качели…»

Спят солдаты в окопах, завернувшись в шинели. На ночь приходит Валентин, устраивается рядом, – спать теплее, прижавшись к другу.

В отделении Ивана – пять человек молодняка, бывших в оккупации, в армии не служивших, потому командир взвода поручил ему индивидуальные занятия с новобранцами. От завтрака до обеда отделение практикует приёмы построения, строевой шаг, обращение с оружием.

Два раза сходили на стрельбище. Иван показал, как ложиться, как держать винтовку, как смотреть на мушку, как целиться, как нажимать на курок…. Потренировались в стрельбе по неподвижной мишени. Шести боевых патронов маловато для получения полноценных навыков меткой стрельбы, но командование посчитало такого количества патронов достаточным, чтобы при необходимости отразить нападавшего врага.

После обеда точат топоры, полученные старшиной, готовят отвесы для точной установки вертикальных элементов.

Иван впервые выступает в роли учителя. Показывает, как насаженную на топор деревяшку следует превратить в настоящее топорище, чтобы оно было надёжным и не набивало мозолей при работе с инструментом. Солдаты не приступают к работе топором, пока не наточат лезвия до состояния кинжальной остроты, при котором, проведя по но́гтю, срезается тонкая стружка. Таким топором можно не только бриться, но и врукопашную рубиться.

Личное время командир отделения тратит на индивидуальные занятия с молодняком. Неделя ушла на то, чтобы научить солдат правильно держать топор и тесать им, не калеча собственную ногу.

С новой недели весь взвод отправился на полигон. В ожидании пополнения заканчивают ремонт стенок старых окопов, сбивают новые; строят блиндажи, накаты, укрытия…

С Валентином видится ежедневно. Разговор один – воспоминания о деревенской жизни, обсуждение достоинств женщин, с которыми провели оккупацию, предстоящая война…

Пришло последнее пополнение: полки сформированы – через неделю отправляются на фронт на усиление армии, нацеленной на Смоленск.