Текст книги "Бисмарк"

Много позднее один из его ближайших помощников рассказывал: «Письменных заметок он почти не делал; он редко брал с собой в рейхстаг больше одного листка ин-кварто, а самые блестящие его речи являются полными импровизациями. Однако до этого он днями и неделями размышлял над отдельными поворотами и выражениями в планируемом выступлении»[115]115
  Tiedemann Ch. v. Aus sieben Jahrzehnten. Bd. 2. Seche Jahre Chef der Reichskanzlei unter dem Fürsten Bismarck. Leipzig, 1909. S. 476.


[Закрыть]. О «полных импровизациях» в данном случае говорить не приходится именно потому, что Бисмарк заблаговременно и тщательно продумывал свои важнейшие речи. Другой вопрос, что он никогда не читал написанный текст и был способен быстро и удачно реагировать на реплики своих оппонентов. Речь Бисмарка была всегда четко структурирована, построена по всем правилам ораторского искусства. Он часто употреблял метафоры и крылатые латинские фразы. Бисмарк любил провоцировать свою аудиторию, добиваться от нее эмоциональной реакции, и многие его выступления неоднократно прерывались возгласами из зала.

В конце июня Соединенный ландтаг, так и не оправдавший надежд монарха, был распущен. К этому моменту Бисмарк уже был довольно хорошо известен в Пруссии. 20 июня он удостоился аудиенции у самого короля, также благосклонно взиравшего на молодого защитника трона и алтаря. И политические друзья, и политические противники считали его сторонником крайней реакции, закоренелым монархистом, готовым защищать свои убеждения до последнего. Эта репутация в значительной степени соответствовала реальности. Бисмарк искренне ненавидел либеральное большинство палаты, с пренебрежением относился к парламентским институтам, выступал за сохранение прав короны и привилегий дворянства. Однако большинство современников пока не видели других его качеств – умения быстро учиться и развиваться, искать нетривиальные пути к цели, гибкости и способности идти на компромисс.

Выступления на заседаниях Соединенного ландтага были не единственными шедеврами красноречия Бисмарка, сочиненными им в эти месяцы. Иоганна, оставшаяся в Померании, довольно тяжело переживала разлуку. Ей нездоровилось, настроение молодой невесты тоже оставляло желать лучшего. Не имея возможности (или желания) вырваться из Берлина, Бисмарк писал ей длинные нежные письма, рассказывая обо всем происходившем в прусской столице в своей обычной ироничной манере. Кроме того, в этой переписке он стремился добиться большей душевной близости со своей избранницей. Ведь во многих вопросах – в частности религиозных – между ними еще оставались существенные расхождения. Иоганна изначально имела все задатки для того, чтобы стать для Бисмарка идеальной женой, но для достижения полной гармонии необходимо было приложить серьезные усилия.

В августе молодые отправились в свадебное путешествие. Через Дрезден и Прагу они добрались до Вены, которая очень понравилась Иоганне; расстраивало ее лишь недовольство супруга тем, что она слишком часто пишет своим родителям[116]116
  Marcks E. Op. cit. S. 441.


[Закрыть]. Бисмарк явно хотел, чтобы девица фон Путткамер поскорее осознала себя госпожой фон Бисмарк и рассталась со старыми привычками. Миновав Зальцбург и Инсбрук, молодожены в первых числах сентября прибыли в южнотирольский курорт Меран, откуда планировали продолжить путь в Швейцарию, а уже оттуда вернуться домой. Однако в Меране они встретили Альбрехта фон Роона и графа Фридриха фон Бисмарка-Болена[117]117
  Граф Фридрих Александр фон Бисмарк-Болен (Bismarck-Bohlen; 1818–1894), двоюродный племянник О. фон Бисмарка, генерал кавалерии (1873). В 1848 году обер-лейтенант Гвардейского драгунского полка. В 1858–1861 годах командовал Гвардейским гусарским полком. В 1868–1871 годах комендант Берлина и шеф ланджандармерии. С 1871 года генерал-адъютант.


[Закрыть], которые уговорили чету Бисмарков составить им компанию и отправиться в Венецию. Город дожей превзошел ожидания супругов. Бисмарк, однако, отметил для себя не только архитектурные красоты, но и большое количество солдат: чувствовалось приближение больших потрясений. Не последним аргументом для того, чтобы отправиться в Венецию, стало присутствие там короля Пруссии. Фридрих Вильгельм IV не замедлил пригласить супругов к своему столу; вдали от Берлина он уже без всякого стеснения смог продемонстрировать молодому консерватору свое расположение.

После отъезда короля чета Бисмарков также двинулась в путь. Через Швейцарию и долину Рейна они в октябре вернулись в Шёнхаузен. Здесь их ждали повседневные дела и заботы: обустройство, визиты, хозяйственные хлопоты. Молодой супруг вернулся к исполнению своих обязанностей в структурах дворянского самоуправления, осматривал дороги и плотины, порой замещал местного судью. К этому моменту Бисмарк, по всей видимости, уже осознал, что политика является его призванием. Понимал он и то, что ситуация в стране, как и в Европе в целом, стремительно меняется.

В конце февраля 1848 года всю Германию всколыхнуло пришедшее с запада известие – во Франции произошло восстание, король свергнут! Немецкие либералы и демократы увидели возможность осуществить свои мечты. На повестку дня встали вопросы создания единого германского государства и формирования конституционной монархии. Пруссию быстро захлестнуло революционной волной. Сперва начались волнения в Рейнской провинции, а 18–19 марта восстание охватило Берлин. Консервативные силы потерпели поражение: король был вынужден вывести из города войска, обнажить голову перед телами погибших повстанцев, отменить цензуру и привести к власти либеральный кабинет министров. Был обещан созыв народного представительства и скорое принятие конституции. Так началась немецкая революция 1848–1849 годов, которая во многом определила дальнейшую судьбу Бисмарка.

О событиях в Берлине молодой помещик узнал, находясь в Шёнхаузене. Его реакция была вполне однозначной и крайне жесткой: существующий порядок необходимо защитить, бунт должен быть подавлен любой ценой. Опыт Великой французской революции показывал: если не уничтожить восстание в зародыше, не проявить достаточно твердости, все происходящее довольно быстро обернется властью толпы и безостановочной работой гильотины. Необходимо было действовать решительно и энергично.

Двадцатого марта к Бисмарку явилась делегация из близлежащего городка, потребовавшая поднять на башне его усадьбы черно-красно-золотой флаг – символ революции и национального единства. Отправив делегатов восвояси, «бешеный юнкер» призвал местных жителей дать отпор смутьянам и поднял стяг цветов прусской монархии – черным крестом на белом фоне. По словам самого Бисмарка, он сперва решил сформировать отряд из крестьян, чтобы двинуться на Берлин для защиты короля. Однако, поразмыслив немного, отправился в прусскую столицу в одиночку – оценить ситуацию.

В Потсдам – королевскую резиденцию, находящуюся в паре часов езды от мятежного Берлина, – Бисмарк прибыл 21 марта. Здесь он в первую очередь встретился с военными, в числе которых был его давний знакомый майор Альбрехт фон Роон. Бисмарк призвал офицеров активно вмешаться в происходящее в столице – первой его идеей было, согласно воспоминаниям современника, «отправить эскадрон гусар по деревням во все стороны от Берлина, чтобы призвать крестьян защитить короля от городских»[118]118
  Schweinitz H. L. v. Denkwürdigkeiten des Botschafters General v. Schweinitz. Bd. 1. Berlin, 1927. S. 33.


[Закрыть]. Надежда на единение земледельцев и короны не покидала его. Военные заявили в ответ, что могут и сами справиться с восстанием, но не хотят действовать без приказа.

Тем не менее губернатору и коменданту Берлина генерал-лейтенанту Карлу фон Приттвицу[119]119
  Карл фон Приттвиц (Prittwitz; 1790–1871), генерал пехоты (1853). С 1843 года командовал 1-й гвардейской дивизией. С марта 1848 года заместитель губернатора Берлина, и.о. коменданта Берлина и с 10 марта командир Гвардейского корпуса, с 18 марта также губернатор Берлина. В 1849 году командующий действующей армии во время Шлезвиг-гольштейнской войны. В 1849–1953 годах вновь командир Гвардейского корпуса.


[Закрыть] помещик-энтузиаст пришелся как нельзя кстати: с его помощью можно было выполнить некоторые щекотливые миссии, оставаясь при этом в тени. Приттвиц отнюдь не возражал против применения силы к восставшим горожанам, однако ему требовалось, чтобы кто-нибудь из королевского семейства взял на себя ответственность. Бисмарк по его просьбе встретился с одним из младших братьев короля, принцем Карлом[120]120
  Принц Карл Прусский (1801–1883), 3-й сын короля Фридриха Вильгельма III, генерал-полковник в звании генерал-фельдмаршала (1857). С марта 1848 года инспектор 2-го армейского округа. С 1854 года генерал-фельдцейхмейстер и шеф артиллерии; благодаря его усилиям прусская артиллерия была перевооружена нарезными орудиями. В 1864–1866 годах губернатор Майнца. Участвовал в Немецкой войне 1866 года, однако в дальнейшем не занимал значимых постов из-за сложных отношений с Вильгельмом I.


[Закрыть], находившимся в Потсдаме. Принц, однако, предпочел занять выжидательную позицию.

Затем Бисмарк отправился в Берлин, но эта поездка тоже не принесла результата. Дворец монарха охраняли патрули Гражданской гвардии, сформированной восставшими. Они попросту не пропустили молодого помещика внутрь. Не сумев встретиться с королем, Бисмарк 23 марта добился аудиенции у принцессы Аугусты – жены принца Вильгельма Прусского, младшего брата монарха. Вильгельм, пользовавшийся репутацией ярого реакционера, выступал за подавление восстания самыми жесткими методами, за что получил от народа прозвище «картечный принц» и был вынужден бежать в Англию. Аугуста, отличавшаяся от супруга весьма либеральными взглядами, осталась с детьми в Пруссии – возможно, рассчитывая на отречение Фридриха Вильгельма IV, что автоматически сделало бы ее регентшей при малолетнем сыне. По крайней мере именно такой точки зрения придерживался впоследствии Бисмарк, только в ходе аудиенции осознавший, что обратился совершенно не по адресу.

Существуют две совершенно разные версии состоявшегося 23 марта разговора. Сам Бисмарк позже заявлял, что хотел получить от Аугусты сведения о месте пребывания ее супруга, чтобы привлечь последнего к подавлению восстания в Берлине. «Она приняла меня в комнате для прислуги, сидя на сосновом стуле, отказалась отвечать на мои вопросы и эмоционально заявила, что ее долг – оберегать права сына»[121]121
  WIA. Bd. 8. Teil A. S. 19.


[Закрыть]. Принцесса же утверждала, что Бисмарк пытался побудить ее объявить короля недееспособным, сместить его и возглавить подавление мятежа. Судя по всему, ни одна из двух версий не соответствует действительности в полной мере. В любом случае можно с уверенностью предположить, что Бисмарк требовал от принцессы содействия в деле подавления революции, она же наотрез отказалась, считая своего собеседника опасным реакционером, который ввергнет королевскую семью в еще большие бедствия. В итоге неудачных переговоров Бисмарк и Аугуста стали смертельными врагами и оставались ими до конца своих дней. Впоследствии они попортили друг другу немало крови.

Конец усилиям Бисмарка положил сам король, который 25 марта прибыл в Потсдам и заявил под недовольное ворчание офицеров, что никогда не чувствовал себя более свободным, чем под защитой берлинцев. Если до этого у Бисмарка еще оставались какие-то иллюзии по поводу того, что монарх находится в плену у восставших, откуда его необходимо вызволить, то теперь они рассеялись. Разочарованный контрреволюционер убедился: король слишком мягок и слабоволен, для того чтобы дать отпор бунтовщикам. Ему не оставалось ничего иного, кроме как вернуться в Шёнхаузен. Однако Бисмарк вовсе не собирался складывать оружие: если потребуется, он будет защищать существующую систему даже вопреки воле конкретного монарха. Тем не менее у него присутствовало и определенное чувство растерянности; изменения оказались слишком стремительными и масштабными.

В начале апреля в Берлине вновь собрался Соединенный ландтаг. Единственной его задачей стало закрепить уступки, сделанные королем в марте, и принять решение о созыве прусского Национального собрания. Несмотря на то, что ландтагу был отмерен весьма короткий век, Бисмарк успел произнести речь, в которой подчеркнул неизменность своих убеждений, но в то же время заявил: «Я прощаюсь с прошлым как с покойным, которого искренне любил; в печали, но без надежды вновь пробудить его после того, как сам король бросил горсть земли на его гроб». Завершалось выступление почти примирительно: «Если действительно получится на новом пути, на который мы сейчас вступили, достичь единства германского отечества, прийти к более счастливому или даже просто законодательно упорядоченному состоянию, тогда наступит момент, когда я выскажу свою благодарность создателю нового порядка; однако сейчас это невозможно»[122]122
  WIA. Bd. 1. S. 171.


[Закрыть].

Эти слова довольно резко диссонировали со сложившимся образом «несгибаемого реакционера». Политические противники Бисмарка увидели в них растерянность и готовность примкнуть к победителю. В свою очередь, покровители молодого политика остались весьма недовольны его «дезертирством». Сам он впоследствии пытался оправдаться, заявляя, что не чувствовал за собой права критиковать действия монарха, санкционировавшего перемены. По всей видимости, Бисмарк старался нащупать почву в новых условиях, понять, что и как еще реально спасти среди революционных потрясений. В неопубликованной статье, написанной спустя несколько недель – ее текст Бисмарк включил в свои мемуары, – он выражался еще более определенно: «Помещики, как и все разумные люди, говорят себе, что бессмысленно и невозможно пытаться остановить поток времени или заставить его повернуть вспять»[123]123
  WIA. Bd. 8. Teil A. S. 29.


[Закрыть]. Впоследствии это станет одним из основополагающих принципов его деятельности. Но лидеры прусских консерваторов к восприятию таких мыслей были пока не готовы.

Спустя несколько месяцев Бисмарку даже пришлось написать Эрнсту Людвигу фон Герлаху покаянное письмо, в котором автор заявлял, что «никогда не делал самому себе столько упреков, как по поводу моих тогдашних упущений»[124]124
  GW. Bd. 14/I. S. 109.


[Закрыть]. Однако доверие менторов возвращалось к нему лишь постепенно. Урок, вынесенный молодым политиком из этой истории, был ясен: не следует прогибаться под изменчивый мир, нужно четко стоять на своей позиции, чтобы не сесть в итоге мимо всех стульев, как говорят в таких случаях немцы.

На выборах в прусское Национальное собрание, заседания которого начались 22 мая 1848 года, шансов у Бисмарка не было, поэтому он даже не стал выставлять свою кандидатуру. Он вернулся в Шёнхаузен, где много времени проводил сидя на диване, куря сигары и мрачно размышляя о происходящем в стране. Его волосы к тому моменту уже начали редеть, а талия терять стройность. Еще весьма молодой мужчина в эти месяцы, по свидетельству очевидцев, любил надевать костюмы покойного отца, подходившие ему по размеру – не столько из экономии, сколько из протеста против всего нового, которому он противопоставлял старый добрый мир сельского юнкера.

Однако попытка отгородиться от происходящих событий стала лишь кратким эпизодом. Для Бисмарка это было время определенного переосмысления своей позиции. Ранее он выступал в защиту монарха, но король, по всей видимости, уступил революции. Чьи же интересы следовало защищать теперь? Ответ был прост: того сословия, к которому принадлежал сам Бисмарк. В действиях победивших либералов он видел в первую очередь стремление ущемить права крупных землевладельцев, а также отобрать их собственность. Против этого он намерен был бороться всеми своими силами. И Бисмарк вернулся к активной деятельности.

Характерной чертой, во многом определявшей политическую карьеру будущего «железного канцлера», являлась его способность плыть против течения, отстаивать свои идеи даже тогда, когда все, казалось, были на стороне его противников. В биографии Бисмарка есть два эпизода, когда он с небольшим количеством сподвижников, едва ли не в одиночку, почти демонстративно действовал вразрез с господствовавшими в стране настроениями и в итоге выходил победителем. Первый пришелся на революцию 1848–1849 годов, второй – полтора десятилетия спустя, после его назначения главой прусского правительства. Особенно примечателен тот факт, что его упорство не было бездумным упрямством, а скорее сознательной линией человека, уверенного в своей правоте на основе постоянного анализа происходящего и рассмотрения альтернатив. Это подтверждается тем, что Бисмарк и в первом, и во втором случае предпринимал попытки найти компромисс с большинством, не отказываясь в то же время от своей основной цели и основополагающих убеждений.

Не имея возможности проявить себя в роли парламентского оратора, летом 1848 года молодой политик взялся за перо. В условиях революции консерваторам все же пришлось позаимствовать методы противника и основать собственный печатный орган для широкой пропаганды своих идей. С 4 июля начала регулярно выходить Neue Preussische Zeitung («Новая прусская газета»). На самом верху ее первой полосы почетное место занимал Железный крест; в результате издание получило широкую известность как Kreuzzeitung («Крестовая газета»). На идее выпуска подобного издания Бисмарк начал настаивать еще до революционных событий – в частности, свой проект он обсуждал с Леопольдом фон Герлахом в июне 1847 года – однако услышан был далеко не сразу. Впрочем, и теперь он не получил в свои руки руководство газетой – то ли из-за своей одиозной репутации, то ли из-за апрельской речи, которую покровители ему еще не простили, то ли по причине молодости. Главным редактором был назначен Герман Вагенер, впоследствии еще долгие десятилетия являвшийся одним из лидеров прусских консерваторов. Вагенер стал одним из тех политических единомышленников, с кем Бисмарк тесно сотрудничал на протяжении практически всей своей дальнейшей карьеры.

Бисмарк был с самого начала одним из ключевых авторов «Новой прусской газеты» и во многом определял лицо издания. Точное число текстов, принадлежавших его перу, не установлено по сегодняшний день: в соответствии с обычаями публицистики XIX века, имя автора часто не указывалось. Несомненно, что их количество исчислялось десятками. Перо молодого консерватора отличал тот язвительный и полемичный тон, который был характерен и для его устных выступлений. Бисмарк участвовал и в обсуждении вопросов, связанных с обликом газеты, – в частности, выступал за публикацию в ней объявлений и биржевых новостей, чтобы охватить как можно более широкий круг читателей.

Журналистской деятельностью он не ограничивался. В июле 1848 года Бисмарк принимал участие в создании Союза за короля и отечество, причем изначально рассматривал его как некую тайную структуру, члены которой должны внедряться во всевозможные общественные организации и собирать информацию об их деятельности. Концепция не была принята – союз стал головной организацией для локальных консервативных объединений, – однако эта работа помогла молодому политику преодолеть охлаждение, наступившее между ним и Герлахами после его апрельского выступления в Соединенном ландтаге.

Одновременно Бисмарк принял участие в формировании Союза защиты интересов крупного землевладения, в рамках которого доминировали консервативные юнкеры, хотя были – больше для вида – представлены и крестьяне. Заседания союза, прозванного «юнкерским парламентом», прошли 18–19 августа в Берлине; здесь явственно прослеживалось желание создать противовес Национальному собранию. Бисмарк придавал союзу большое значение: «Речь идет не только буквально о существовании большей части консервативной партии, но и о том, бросятся ли король и правительство, стоящие на распутье, в объятия революции, объявят ли ее перманентной и перенесут ли ее в сферу социальных отношений»[125]125
  WIA. Bd. 1. S. 190.


[Закрыть]. Он еще весной с трибуны Соединенного ландтага активно выступал в защиту сельского хозяйства, интересы которого, по его словам, были ущемлены в ходе революции в пользу промышленности.

Бисмарк не уставал подчеркивать единство интересов помещиков и крестьян, которые равным образом заинтересованы в благоприятной рыночной конъюнктуре, и яростно выступал против любых попыток внести разлад в отношения этих двух социальных групп, «опорочить в глазах сельского населения тех его представителей, чье образование и ум позволили бы им успешно представлять в Национальном собрании интересы земледельцев, […] возбудить искусственное недовольство против помещиков»[126]126
  WIA. Bd. 8. Teil A. S. 29.


[Закрыть]. У помещика и крестьянина, утверждал Бисмарк, принципиально общие интересы; этот тезис и в дальнейшем останется одной из основ его политической и социальной концепции. Революция в его текстах оказывалась все чаще противостоянием не монарха и бунтовщиков, а «села» и «города».

Это противостояние играло большую роль в мировоззрении Бисмарка. Именно деревня, сельская местность, была для него источником всего здорового и настоящего в германском социуме. Город он рассматривал как источник социальных болезней. Он считал, что именно сельское население образует становой хребет государства и общества. «Крестьяне и бывшие помещики всегда составляют меньшинство в численном отношении, – скажет Бисмарк в германском Рейхстаге много позже, в феврале 1885 года. – Но пусть Господь сохранит для нас два этих класса, пока Ему угодно, чтобы в нашей стране был порядок. Если они погибнут, то я боюсь, что и порядок погибнет вместе с ними»[127]127
  PR. Bd. 11. S. 20.


[Закрыть].

Активная организационная деятельность молодого политика помогла ему укрепить свои позиции среди единомышленников. К началу осени тень недоверия к нему со стороны Герлахов рассеялась без следа. Тем временем немецкая революция медленно пошла на спад. Конечно, внешне казалось, что перемены идут полным ходом. В Берлине заседало прусское Национальное собрание, обсуждавшее вопросы государственного устройства монархии Гогенцоллернов; во Франкфурте-на-Майне – общегерманское Национальное собрание, рассматривавшее проблему объединения страны. И в том, и в другом парламенте тон задавала либеральная интеллигенция, проходили жаркие дебаты и ощущался явный дефицит конкретных решений на злобу дня. При этом оставалось совершенно без внимания то обстоятельство, что никаких инструментов реальной власти в руках у собраний не было, и по сути единственной их опорой являлось общество, постепенно устававшее от потрясений.

Пока революция буксовала, германские монархи готовились нанести ответный удар. Вокруг Фридриха Вильгельма IV сформировался кружок военных и консервативных политиков, получивший название камарильи и представлявший собой нечто вроде теневого правительства. Во главе стоял Леопольд фон Герлах, назначенный в 1849 году генерал-адъютантом короля. Осенью 1848 года противники революции смогли перейти в наступление. На смену либеральным министрам был назначен консервативный кабинет графа Фридриха Вильгельма фон Бранденбурга. 14 ноября в прусской столице было введено военное положение. Фактически состоялся государственный переворот: прусское Национальное собрание, так и не сумевшее взять в свои руки реальную власть, было сначала отправлено из столицы в провинцию, а 5 декабря и вовсе распущено. Одновременно от имени короля была опубликована Конституция Пруссии. В соответствии с ней учреждался двухпалатный парламент (ландтаг), причем члены верхней палаты (Палата господ) назначались королем пожизненно, а нижней (Палата депутатов) – избирались населением на основе всеобщего и равного избирательного права. Ландтаг участвовал в законодательной деятельности (правда, король мог наложить абсолютное вето на его решения), но не мог влиять на формирование правительства, назначаемого монархом. Сам факт создания парламента был существенным шагом вперед по сравнению с дореволюционными временами и предоставлял Бисмарку возможность продолжить свою политическую карьеру.

Это было тем более важно, что и Фридрих Вильгельм IV, и лидеры прусских консерваторов всерьез заблуждались в отношении молодого политика. В конце июня король пригласил Бисмарка на аудиенцию, в ходе которой был вынужден выслушать от него упреки в недостаточно твердой позиции. Образ «большего монархиста, чем сам монарх» вполне сложился. Когда в конце 1848 года встал вопрос о назначении Бисмарка министром в новом, консервативном кабинете фон Бранденбурга, Фридрих Вильгельм IV категорически отверг эту идею. Согласно одной версии, его вердикт гласил: «Использовать только при неограниченном господстве штыка», согласно другой – «Красный реакционер, пахнет кровью, использовать позднее»[128]128
  Schmidt R. Op. cit. S. 38.


[Закрыть]. То, что перед ними – не твердолобый юнкер, а достаточно гибкий и прагматичный реалист, не понимали ни друзья, ни враги.

Впрочем, осознавал ли это сам Бисмарк? По сути, молодой политик был сторонником «нового» консерватизма, который опирался бы на широкую социальную базу и учитывал интересы разных слоев населения. Вряд ли в его голове уже тогда сформировалась законченная концепция; скорее речь могла идти о наборе идей, довольно нестандартных с точки зрения реакционеров. Из юнкера, пришедшего в парламент защищать свои права, Бисмарк превращался в профессионального политика современного типа – гибкого, креативного, стратегически мыслящего.

Эрнст Людвиг фон Герлах называл Бисмарка «весьма деятельным и интеллигентным адъютантом Главной квартиры нашей камарильи»[129]129
  Gerlach E. L. v. Aufzeichnungen aus seinem Leben und Wirken 1795–1877. Bd. 2. Schwerin, 1903. S. 27.


[Закрыть]. Пока что только адъютантом – о том, чтобы молодой политик вошел в «руководящее звено», никто не говорил; его не привлекали к обсуждению и принятию серьезных решений. Именно поэтому Бисмарк старался обеспечить себе поддержку не только «сверху», со стороны покровителей в Берлине, но и «снизу», активно контактируя с юнкерами округа Ерихов. «С сентября месяца я словно челнок курсирую между здешними местами, Берлином, Потсдамом и Бранденбургом, так что уже не могу видеть Гентинское шоссе», – писал он в декабре брату из Шёнхаузена[130]130
  WIA. Bd. 1. S. 198.


[Закрыть]. Влияние молодого политика медленно, но верно росло, и он в целом был доволен происходящим. «Что касается политики, то там у меня все развивается в соответствии с моими пожеланиями, – писал он Иоганне, – и я благодарен Господу за то, что он доверил мне неоднократно и значительно послужить доброму делу»[131]131
  Bismarck O. v. Fürst Bismarcks Briefe… S. 110.


[Закрыть]. Во время ноябрьского переворота его активность достигла пика. Бисмарк вращался в придворных кругах, постигая сложную науку балансирования между различными силами и группами интересов.

Начало 1849 года молодой политик провел в предвыборной борьбе. Поскольку в родном округе шансов у него практически не было, ему пришлось выставить свою кандидатуру в более консервативном Бранденбурге. Здесь была обеспечена поддержка родственников жены, пользовавшихся в городе большим авторитетом. Однако и тут пришлось приложить немалые усилия, чтобы хоть немного смягчить устоявшуюся репутацию твердолобого реакционера. «Мы консервативны, да, очень, но все же не как Бисмарк», – описывал он настроения местных жителей в письме Иоганне[132]132
  GW. Bd. 14/I. S. 130.


[Закрыть].

Пятого февраля ему удалось, с трудом собрав необходимое большинство голосов, стать депутатом нижней палаты ландтага. Консерваторы составляли в ней явное меньшинство: они получили лишь 53 из 352 мест. Палата депутатов открыла свои заседания 26 февраля, однако уже два месяца спустя была распущена из-за конфликта либерального большинства с королевским правительством. Чтобы избежать новых стычек, Фридрих Вильгельм IV внес в процедуру выборов серьезные изменения. В Пруссии было установлено так называемое «трехклассовое избирательное право», просуществовавшее вплоть до 1918 года. Суть этой системы заключалась в том, что все избиратели в каждом округе были разделены на три класса в зависимости от величины уплачиваемых ими налогов. Наиболее крупные налогоплательщики, уплачивавшие треть от общей суммы поступавших в казну налогов, составляли первый класс, а масса мелких налогоплательщиков, также в общей сложности платившие треть всех налогов, – третий. Выборы были двухстепенными: каждый класс налогоплательщиков выбирал треть от общего числа выборщиков, которые, в свою очередь, избирали депутатов. В результате один голос избирателя из первого класса фактически равнялся в среднем голосам трех избирателей из второго и двадцати – из третьего. В таких условиях консерваторы, пользовавшиеся значительной поддержкой среди имущих слоев населения, смогли на июльских выборах значительно усилить свои позиции в палате.

Бисмарк, естественно, остался в числе депутатов. Его политическое кредо также было неизменным – как насмешливо писала одна из газет, в правой стене зала заседаний планируется сделать нишу, чтобы он мог сесть еще правее[133]133
  Schmidt R. Op. cit. S. 39.


[Закрыть]. К существующему парламенту он относился скептически, ему было бы больше по душе сословное представительство, в котором, однако, должны быть представлены люди из всех слоев общества, в том числе малоимущих. Бисмарк полагал, что «простой народ» в массе своей консервативен и верен королю. Теперь он выступал против любых соглашений и компромиссов с либералами, на которые была готова часть Консервативной партии. Осенью, посетив вместе с сестрой могилы горожан, павших в ходе берлинских уличных боев 18–19 марта 1848 года, он писал Иоганне: «Даже мертвым я не мог простить, мое сердце было полно горечи по поводу поклонения могилам этих преступников, на которых каждая надпись кричит о “свободе и праве” – насмешка над Богом и людьми»[134]134
  Bismarck O. v. Fürst Bismarcks Briefe… S. 144.


[Закрыть].

В это время Бисмарк окончательно отказался от сельской жизни: вслед за Книпхофом Шёнхаузен был в июле 1849 года сдан в аренду. В распоряжении семьи до 1851 года оставался только господский дом, но и он использовался нечасто. Бисмарк даже задумывался о продаже имения, поскольку финансовое положение оставляло желать лучшего; однако такой шаг поставил бы под угрозу его социальный статус, что было недопустимо. Как бы то ни было, больше половины дохода от арендных платежей приходилось использовать для покрытия старых долгов.

За политическими баталиями семейная жизнь, казалось, несколько отошла на второй план. Пока Бисмарк активно боролся против революции, беременная Иоганна оставалась в поместье. 21 августа 1848 года у супругов родился первенец – дочь Мария. «Я рад, что первый ребенок – девочка, но даже если бы это была кошка, я благодарил бы Господа на коленях в тот момент, когда Иоганна разрешилась от бремени», – писал он свекру[135]135
  WIA. Bd. 1. S. 187.


[Закрыть]. Осень Иоганна и Мария провели в Шёнхаузене. Отто даже пытался в какой-то момент привлечь жену к своей деятельности, поручив ей небольшую агитационную работу, однако потерпел неудачу. Иоганна явно не стремилась становиться политической сподвижницей супруга (который, впрочем, совершенно на этом не настаивал). Она нуждалась в поддержке, которую Отто не всегда мог ей предоставить. Поэтому значительную часть времени Иоганна находилась в Рейнфельде, в имении своих родителей.

Весной 1849 года семейство переехало в Берлин. Правда, жить им приходилось в довольно стесненных условиях. Половину съемной квартиры занимала Мальвина со своим мужем Оскаром фон Арнимом, который также являлся депутатом ландтага. Три комнаты, которые достались семейству Бисмарков, имели отдельный вход. Тем не менее Иоганну угнетала жизнь в одной квартире с сестрой мужа – тесная связь между Мальвиной и Отто, несмотря на свой родственный характер, заставляла ее ревновать. Как и всегда в дальнейшем, она не показывала своей ревности, от чего, вероятно, страдала еще больше.

Летом Иоганна уехала в Шёнхуазен, а Бисмарк жил у своего друга Ганса Гуго фон Клейста-Ретцова. Осенью он снова снял для семьи небольшую квартиру на Беренштрассе. 28 декабря 1849 года у супругов родился сын Герберт. Иоганне жизнь в большом городе с маленькими детьми вскоре окончательно надоела, и она в начале 1850 года уехала к родителям в Рейнфельд. И мать, и дети часто болели; Бисмарк ходил к врачам, а потом в письмах передавал жене их советы. Процесс сепарации Иоганны от родителей явно затягивался, однако поделать с этим молодой супруг ничего не мог: приходилось расставлять приоритеты, ведь политика властно требовала его постоянного пребывания в гуще событий. В свою очередь, его жене приходилось привыкать к тому, что сельской идиллией их семейная жизнь не станет и государственные дела будут занимать львиную долю времени и сил ее Отто. По всей видимости, смириться с этим она смогла далеко не сразу.