Текст книги "Мытищи"

Николай Воронцов-Вельяминов
Мытищи

На пятнадцатой версте от Крестовской заставы на Троицком (Ярославском) шоссе стоит многим знакомое село Большие Мытищи. Почти все богомольцы, едущие и идущие в Сергиевскую Лавру, останавливаются там, чтобы напиться чрезвычайно вкусного чаю или необыкновенно чистой и свежей воды. Известно, что Мытищи снабжают водой все Московские фонтаны посредством знаменитого водопровода, на месте же эта вода имеет особенно приятный вкус и ничем не заменимую свежесть.

Шумно и весело живут в Мытищах. Экипажи и пешеходы беспрестанно встречаются или обгоняют друг друга. То едет тяжелый длинный тарантас, нагруженный огромною семьею московского торговца, то лихая почтовая тройка мчит бульварного франтика, то извозчичья четвероместная карета пробирается маленькой рысью, и из окон ее выглядывают головки в беленьких гладких чепчиках, то идет мастеровой, держа на палке через плечо свое платье – много, много едут и идут, и все они за мостом, на середине села подвергаются истинному нападению. Нападение это не страшно, но оригинально. Завидя издали приближающийся экипаж, десяток или два деревенских девушек стремглав к нему бросаются и наперерыв зовут откушать чаю.

«Ко мне, барин… к нам, сударыня… вот мой столик под березками… откушайте чайку…»

Эти слова, мешаясь меж собою и часто сопровождаемые легкими толчками и потягиванием за платье, совершенно сбивают с толку проезжего. Иногда даже против желания вылезает он из экипажа и, окруженный толпою этих девушек, идет к какому-нибудь столу. Тут его сажают на лавочку и заставляют пить чай, в чем он после и не раскаивается, потому что, повторяю, чай в Мытищах необыкновенно хорош, а русский человек чаек любит.

Сцены эти повторяются беспрестанно и бывают презабавные.

Однажды на мосту остановилась запряженная парой тележка, в одно мгновение толпа девушек окружила ее со всех сторон. На козлах сидел здоровый краснощекий парень в рубашке и, улыбаясь, оборачивался то направо, то налево. Вероятно, ему нравилась эта налетевшая фаланга, и он отпускал набранным своего рода любезности. Лошади стояли очень смирно. В корню была маленькая исхудалая чалая лошаденка, вероятно, исправляющая должность водовозки, а на пристяжке большой гнедой буцефал, конечно, парадер, на котором возят хозяина в лавку. Низенький толстый купец, сидевший в тележке, был просто вытащен чайницами. Они в полном смысле облепили его со всех сторон, в эта разноцветная масса, кружась, придвинулась под березки.

– Пустите душу на покаяние, – говорил купец, вырываясь из середины девушек, – ну, куда тащите?..

– Чайку напейся… мытищинского… нет, купец, садись-ка… вот тут… тут сядь… – раздавались звонкие голоса, и купец был силою посажен на лавку.

– Затормошили, проклятые, – говорил он, отирая клетчатым платком лоб и бороду.

– Вы чайку попить?.. – спросил у него проезжий, против которого его поместили.

– Помилуйте-с, вовсе не желаю, силком притащили мошенницы, что будешь с ними делать?.. У меня и чаю-то с собою нет, еду в Пушкино на фабрику… дельце случилось…

– Так зачем же вы здесь остановились?

– Да вот дураку-то вздумалось пристяжную попоить, а они и нахлынули.

– У нас чай свой есть… мы тебе соберем, – кричали стоявшие вокруг них девушки, – всего-то пятиалтынный дашь…

– Ну что ж, – сказал ему сосед, – уж раскутитесь, чай здесь превосходный…

– От Креста, от чаю-с, – говорил купец, – да видно от них не отделаешься. Ну, давай ты, помоложе, как тебя? Параша, что ли?

– Ишь… Аксюша…

Чай был подан, и прошло более часа, а купец все еще сидел за чайным столом. Он уже снял картуз свой и частенько вынимал клетчатый платок из кармана.

Под праздник между экипажами, едущими в Мытищи, непременно встретишь тележки, из которых выглядывают ружья и собаки, если последние не бегут около. Это едут охотники.

Для охотника Мытищи привлекательны своими болотами. Село пересекается рекой Яузой, которая верстах в четырех и берет свое начало. Оба берега реки представляют собой широкие, довольно топкие болота, местами чистые, местами поросшие кустами и кочками. Влево от Мытищ эти болота сопровождают Яузу до села Тайнинского, кроме них по эту же сторону села идет до деревни Рупасова болотная низина, образуемая небольшой безымянной речкой, впадающей в Яузу. По правую сторону села болота идут до самого истока реки, места, называемого Бочагами, и продолжаются за ними до дороги Остромынки, где кончаются в седьмой части Лосиного погонного острова. Этот замечательный по древности и пространству лес протянулся от Сокольничьего поля до самых Мытищ; по одной стороне его идет шоссе, а по другой – помянутые нами болота. От Бочагов вверх болота доступны не для каждого охотника, надо знать хорошо местность, чтобы не заблудиться на этом огромном пространстве. Охотиться по всему болоту невозможно, есть такие крепи, т. е. частые кусты и огромные кочки, что, зашедши в них, рискуешь оттуда не выйти.

Назову места, доступные для обстреливания по правой стороне Мытищ. Сначала болотистый довольно чистый луг по обеим сторонам реки, не слишком частые кусты по левому берегу до урочища, называемого старым селом, далее Бочаги, потом круглое болото, чистое болото, Жуковские канавы и, наконец, площадки в седьмой части.

Старожилы говорят, что в этих болотах дичи было чрезвычайно много, но в настоящее время количество ее уменьшилось, хотя, впрочем, и теперь редкий охотник возвращается отсюда без хорошего поля.

Никуда в окрестностях Москвы не ездят охотники в таком количестве, как в Мытищи. Недальнее расстояние, хорошая дорога, спокойное и чистое помещение, возможность достать, порядочную пищу и, наконец, этот веселый чай, о котором упомянули мы выше, – все это, при надежде найти дичь, манит охотников. В Петров день, день открытия охоты, иногда сходятся сюда человек двадцать стрелков разного чина и звания. Одни приехали тройками, другие в одиночку, некоторые пришли пешком, а иные доехали за гривенник на попутной мужицкой телеге. Двухэтажный постоялый двор у моста – любимая пристань всех охотников, и под Петров день все комнаты набиты стрелками.

Постоянным посетителем Мытищ бывает один Николай Дмитриев сын Грачев. Скажу несколько слов об этом замечательном охотнике. Лет пятидесяти от роду, высокий мужчина, седоватые редкие волосы, довольно правильные черты лица и крепкое телосложение – вот его наружность. С юных лет занимается он охотой с ружьем и ни разу не изменил этому любимому своему занятию, хотя в жизни перешел многие ступени общества, беднел и богател замечательно, но не об этой жизни его хочу говорить я. Мытищинские болота изучил он как свою комнату, потому что несколько лет сряду живал в них целую осень. Беззаботно гуляет он по болотам, кажущимся для других непроходимыми; мелкие места в реке, удобные для перехода, замечены у него или колышком, или кустом особенного вида. По дорожкам, иногда очень длинным, лежат у него небольшие деревья для отдохновения; приволочь их из лесу для этой цели не кажется ему нисколько затруднительным. Никто из московских охотников не убил столько дичи, сколько он. При знании местности он отлично стреляет и имеет всегда добрую собаку.

Приезжаем ли мы из Москвы вместе или встречаемся в Мытищах, но уже всегда занимаем одну с ним комнату и вместе охотимся. Расскажу, как однажды провели мы с ним Петров день в Мытищах.

Приехали мы по обыкновению с вечера, чтоб не упустить утреннего поля, и сели пить чай на открытом воздухе. Кроме Грачева был со мною еще один молодой человек, отправлявшийся в первый раз на охоту с порядочным ружьем, но с не бывшею никогда в поле собакой. Г. Скворцов, так назовем мы нашего юношу, поехал с нами, чтоб испытать свои способности к охоте. Бегавшие около ворот лягавые собаки показывали, что мы приехали не первые. Почти вслед за нами подъехали еще длинные дрожки тройкой, и шестеро охотников с шестью собаками пошли на постоялый двор.

– Плохо, брат Николай Дмитрия, – говорил я Грачеву.

– А что-с?

– Да видишь, сколько наехало.

– Не бойтесь, нашей дичи не убьют. Ведь эти господа далеко не пойдут, походят по лугу, а на лугу-то взять нечего.

– Все-таки надо пораньше встать, чтоб не идти по их следу.

– Я встану раньше всех, – перебил его молодой человек, – и всех вас разбужу.

– Ну, ладно.

– Чай да сахар, господа, – послышался за нами хриплый голос. Оглянувшись, увидел я небольшого роста старичка, всего обросшего волосами. На нем был какой-то странный сюртук с тремя медными пуговицами, на голове теплый картуз, а охотничьи сапоги перевязаны под коленом веревкою. В руках держал он арапник, на который искоса

...

конец ознакомительного фрагмента