Текст книги "Братья Кеннеди"

Генеральное направление политического мышления в США относительно Вильсона, таким образом, проясняется. Лучше всего о Вильсоне судить но его собственным словам. Начиная курс лекций в университете Теннесси в 1890 году, он с похвалой отозвался об Э. Бёрке, который был мудр, ибо «шел от сегодняшней мудрости к завтрашней, к мудрости для всех времен». За Бёрке не последовали, сказал лектор, ведь «людям нужна мудрость, которую они хотят применить к очевидному и которая, следовательно, ограничена до удобных размеров». Это и многие другие суждения в том же духе опирались на гранитную скалу религиозных убеждений профессора.

Пресвитерианец, президент Вильсон считал, что в конечном счете бог и дела человеческие неразделимы. Он обычно не открывал своей приверженности к религии, но на исходе первой мировой войны доверился группе священнослужителей из Англии: «Вы совершенно правы… указывая, что я признаю – в эти сложные времена только религия способна разрешать эпохальные дела, которые человеческий разум не может даже объять. Я думаю, что без веры в бога человек сошел бы с ума. Он бы бродил в лабиринте без ключа. Если бы не было руководства свыше, мы бы пришли в отчаяние от результатов мудрости людской». Появившись в последний раз на людях в 1923 году, в годовщину заключения перемирия, экс-президент озлобленно заметил: «Я не из тех, кто испытывает хоть малейшее беспокойство за судьбу своих принципов. Я видел, как в прошлом дураки сопротивлялись воле Провидения, и видел их гибель… Мы возобладаем, и это столь же очевидно, как существование бога».

Урок Вудро Вильсона ясен. Он попытался перед лицом революции заняться перестройкой капитализма. Он полагал, что смотрит на вещи реалистически, но могущественные силы в США усмотрели в том абстракцию. Они не смогли исправить видение мира президента, но выправили его политику, вернувшись к «нормальным временам». Мессия пришел слишком рано, его методы пугали. Что до самого Вильсона, то он не смог превратить массу политического опыта и знаний в энергию действий, хотя обладал самым могущественным рычагом в первой капиталистической державе – Белым домом.

«НАЦИЯ ИММИГРАНТОВ». КЕННЕДИ

Ниобой наций (по античной мифологии, Ниоба – мать, растерявшая своих детей) называют «Зеленый остров» – Ирландию. Более ста лет с его берегов стекали потоки эмигрантов. Голод и нищета гнали ирландскую бедноту искать лучшей доли за морями. Ныне вне пределов Ирландии живут десятки миллионов ирландцев и их потомков, во много раз больше, чем в самой стране. Ирландцы, рассеянные по всем континентам, помнят свою родину, а иные из них иногда и навещают ее.

10 августа 1947 года по проселочной дороге ирландского графства Уэксфорд пробирался автомобиль. Молодой американский конгрессмен Джон Ф. Кеннеди в запыленной машине времени совершал путешествие в прошлое – ровно сто лет назад его прадед эмигрировал отсюда в Америку. В местечке Нью-Росс конгрессмен разыскал родовое гнездо семьи Кеннеди – типичный ирландский дом под остроконечной соломенной крышей, с тщательно выбеленными каменными стенами.

Семья бедного фермера – муж, жена и полдюжины ребятишек сердечно встретили неожиданного посетителя. Старшие вспомнили, что еще до первой мировой войны дед конгрессмена побывал в Нью-Россе. «Из разговора с ними, – с щемящим чувством сообразил Кеннеди, – я понял, что все Кеннеди в округе эмигрировали. Я провел около часа в домишке, окруженном цыплятами и поросятами, и уехал вконец расстроенный, под бременем тоски по родине».

Откуда, откуда пошла Американская земля? Существует ли история иммиграции в США или иммиграция и есть история заокеанской республики? Для Джона Кеннеди то были не праздные вопросы – он собирался написать обо всем этом книгу, подыскал название «Нация иммигрантов», подобрал материалы и закончил ряд глав. В судьбе прадеда как в фокусе сосредоточилась для него история ирландской иммиграции в США, куда въехало свыше четырех миллионов человек. «Ирландцы, – рассказывал Кеннеди, – были авангардом великих волн иммиграции девятнадцатого столетия». Пионерам всегда приходится трудно, и ирландцы в США не избежали этой участи. Они, вероятно, были единственной национальностью в истории США, против которой коренные американцы образовали в 50-х годах минувшего столетия политическую партию – «ничего не знающие» (так члены партии были обязаны отвечать на вопросы об их целях).

Размышляя о значении иммиграции для страны, Дж. Кеннеди склонен считать, что приток новых людей был чуть ли не основной движущей силой прогресса в Америке. В подтверждение он сослался на слова Ф. Рузвельта, сообщившего съезду «Дочерей Американской революции»: «Помните всегда и везде, что все мы, вы и я в особенности, происходим от иммигрантов и революционеров». К заключению Рузвельта Кеннеди добавил собственное соображение: «Каждый раз, когда какая-нибудь революция терпела поражение в Европе, каждый раз, когда какая-нибудь страна подпадала под власть тирании, мужчины и женщины, любившие свободу, собирали свои семьи и пожитки и ехали за море».

Исторический анализ, отнюдь не безупречный, верный для XIX века, оказался абсолютно неверным для XX века – теперь в США уезжают не революционеры, а бегут контрреволюционеры…

В конце августа 1963 года президент США Джон Ф. Кеннеди еще раз посетил Ирландию. Два университета присвоили ему почетные степени, ирландский парламент выслушал речь американского президента, обнаружившиеся теперь отдаленные родственники подарили ему ковер грубой домашней выделки: «Пусть лежит у кровати миссис Кеннеди, когда она разрешится близнецами». Детский хор исполнил в честь высокого гостя народные песни, а он подпевал.

Кеннеди ответил на радушный прием. Оп говорил о боге и своих предках: «Я рад побывать здесь. Потребовалось 115 лет, 6 тысяч миль и три поколения, чтобы совершить это путешествие. Когда мой прадед уехал отсюда, чтобы стать бочаром в восточном Бостоне, он не имел за душой ничего, только глубокое религиозное чувство и страстное желание свободы. Если бы он не уехал тогда, сейчас бы я работал на предприятии «Альбатрос компани», вон там, через дорогу…».

Так президент США говорил, подогреваемый вниманием громадной толпы, на том самом месте, где его прадед вступил на борт судна. В книгах приводятся суждения обычно более трезвые, и автор «Нации иммигрантов» усомнился: мог бы человек, подобный его прадеду, быть допущенным в США в середине XX века. «Прославленные слова Эммы Лазарус на пьедестале статуи Свободы, – писал он, – гласят: «Дайте мне ваших измученных, ваших бедных, ваших униженных, жаждущих стать свободными». До 1921 года то была точная картина нашего общества. При существующем (иммиграционном) законодательстве к этим словам следовало бы добавить: «Только в том случае, если они происходят из Северной Европы, не слишком устали, не слишком бедны, в отличном здоровье, не украли ни ломтя хлеба, не были членами сомнительной организации и если могут документировать свою жизнь за последние два года».

Свято веря в прогресс и памятуя о предках-ирландцах, президент Дж. Кеннеди хотел, чтобы американцы стали нацией наций, вбирающей в себя самое лучшее у человечества. Ради этого он писал книгу «Нация иммигрантов» и разрабатывал реформу иммиграционного законодательства, требуя установить основной критерий при въезде в США – нужда в квалификации данного человека. «Я не знаю другого вопроса, которому президент Кеннеди придавал бы большее значение, чем улучшение нашей иммиграционной политики», – свидетельствовал Р. Кеннеди. Пуля убийцы сразила Дж. Кеннеди, и книга «Нация иммигрантов», хотя и изданная, осталась незаконченной. Процесс, который Кеннеди хотел ускорить, – «утечка мозгов» в США, продолжается. Но в наши дни едут не бочары, а всасываются люди, обремененные учеными степенями.

***

Сто с небольшим лет до появления Джона Кеннеди на земле отцов ирландцы были привязаны к родине, но богопослушные католики твердо уяснили: господь оставил попечением «Зеленый остров». В середине 40-х годов разразился «картофельный голод». Недород, непонятная болезнь, поражавшая клубни картофеля, обрекали бедняков на мучительную голодную смерть. В стране, где тогда жило около 6,5 миллиона человек, за два года от голода умерло свыше миллиона. Слабые духом встречали смерть в родных домах, надеявшиеся на что-то бродяжничали, бросая ослабевших в дорожной пыли, и лишь самые энергичные, распродав все, устремлялись к портам, чтобы уехать в Америку, страну забытой сытости и сказочного счастья.

Поток эмигрантов унес молодого Патрика Кеннеди. По всей вероятности, в 1848 году. В числе 150 тысяч ирландцев, покинувших в том году родину. Заплатив (по нынешним ценам) около 20 долларов, Патрик вступил на борт старого парусника. Шесть недель переполненное эмигрантами судно плыло к обетованной земле за океаном. Современники утверждали, что на кораблях работорговцев неграм было куда лучше: они считались ценным живым товаром, ирландцев не ждали покупатели. Ждали разочарования – люди без гроша в кармане не могли двинуться на пресловутый Дикий Запад, возделывать тучные земли, строить бревенчатую хижину и американскую демократию. Они остались там, где ступили на землю США, – в городах на берегу океана.

Но и в Бостоне, где обосновался Патрик, не было ни сытости, ни спокойствия. Он нашел работу, стал бочаром, рабочий день – 14—15 часов, без воскресений. Его уделом стал сокрушающей силы труд, жизнь в сырых подвалах, забитых до отказа нищими иммигрантами. О жизни Патрика почти ничего не известно, он умер 35 лет от холеры, оставив четверых детей, последний сын Патрик Кеннеди-младший родился в 1862 году.

Мальчишке пришлось туго, а когда он подрос, то отчетливо понял: хваленая каторжная работа приведет его к скорой встрече с отцом. Патрик окончил только начальную школу и завершил образование в гуще жизни среди портовых грузчиков, чернорабочих. Как выбиться в люди? Случайность помогла: на Хаймаркет-сквер в восточном Бостоне продавался грязный кабак. Патрик сумел купить его в рассрочку и занял приличное по американским стандартам место – за стойкой. Разливая там дрянное пиво и дравшее горло виски, он на голову возвысился над своими соотечественниками, бившимися в тисках безысходной нищеты.

Как подобает доброму христианину, Патрик помогал обездоленным – окрестные ирландцы зачастили в кабак, где могли за плату получить стакан сивухи и бесплатно побеседовать с рассудительным и, как считалось, начитанным молодым владельцем. Их беды были известны: в Америке плохо относились к ирландцам, да еще католикам. Национальные предрассудки оборачивались худшими условиями труда для тех, кто был в меньшинстве, как ирландцы. А иногда объявления о работе заканчивались словами: «Ирландцы не нужны!» Они отвечали сплочением по религиозному – католики – и национальному признаку, яростным презрением к тем, кто уже считался коренным американцем. Господствовавшие тогда в США вероисповедания протестантского толка учили: верующий добьется лучшего в земной жизни, поощряли индивидуализм. За два с половиной столетия умеренное благополучие растворило пуританскую суровость и кальвинизм, протестанты теперь знали – прогресс угоден богу, а человек должен совершенствоваться.

Католическое вероисповедание, импортированное в США в те времена, в основном с ирландцами, окрашивало в мрачные тона без того безотрадную жизнь. Священники, впрочем, всегда были с паствой, указывая путь к спасению – через церковь, в семье. Уже в духовной области католики-ирландцы знали: нужно держаться вместе.

Кабатчик Патрик, или Пат, как его называли завсегдатаи заведения, стал своего рода политическим организатором, а под закопченными сводами душного зала родились честолюбивые замыслы – ирландцы покажут этому Бостону! В Америке, чтобы достигнуть успеха в политике, нужны верные соратники. Пат стремительно обрастал ими, он оказался отзывчивым – давал деньги в рост. Спокойный, черноусый кабатчик и ростовщик с головой окунулся в политическую деятельность. К 30 годам он был избран сначала в палату представителей, а затем в сенат легислатуры штата Массачусетс. Деньги двигали его личную политику, политика ускоряла обогащение.

Пат не любил произносить речей, доверив ведение своих кампаний верным соратникам. Он вообще не терпел быть на виду, ценя в политике сущность – власть. Инвестиции в политику приносили недурные дивиденды. Патрик Кеннеди стал «боссом» восточного Бостона. Одновременно он разумно распорядился доходами от торговли виски – приобрел акции угольной компании и помог основать два небольших банка. Брак оборотистого дельца с женщиной, семья которой стояла выше на социальной лестнице, упрочил его положение.

В 1888 году у них родился сын Джозеф. Отец позаботился всесторонне подготовить его к встрече с жизнью. Он расплывался в улыбке, когда девятилетний отпрыск приносил домой деньги, заработанные продажей сладостей, газет, выполнением поручений в банке и т. д. Впрочем, Пат не готовил Джозефа к карьере уличного торговца. Мальчик понял, что деньги значат все, и достаточно. Джозефа определили в привилегированную бостонскую латинскую школу, в которой с 1635 года обучались дети лучших семей города.

Из привычного католического ирландского окружения Джозеф попал в общество рафинированной молодежи протестантов. Ему трудно было тягаться с ними в учебе, оп остался на второй год. Отец оплатил продолжение учебы в Гарвардском университете. И здесь Джозеф не блистал академическими успехами, хотя неплохо зарекомендовал себя как «полковник» студенческого полка. Основные усилия он употребил на то, чтобы обзавестись друзьями. И, кажется, преуспел.

В 1912 году он окончил университет. После года службы банковским контролером в Бостоне в 1913 году он обзаводится собственным делом. Заняв с помощью отца и друзей 45 тысяч долларов, Джозеф П. Кеннеди избирает себя президентом крошечного банка «Коламбия траст». Размеры банка, на его взгляд, не имели значения, в 25 лет он – самый молодой банкир страны.

Завершается другая чрезвычайно важная деловая операция: в 1914 году Джозеф добивается руки Розы Фитцджеральд, первой красавицы-ирландки Бостона. Она получила по тем временам отличное образование для девушки в монастырях, бегло говорила по-французски и по-немецки. Отец Розы, «милашка Фиц», как звали его близкие друзья, к этому времени стал мэром Бостона. Он упорно сопротивлялся браку с Джозефом, Роза могла составить партию получше. Дж. Кеннеди оказался настойчивым претендентом, он вновь и вновь повторял, что дал клятву к 35 годам быть миллионером, а следовательно, хорошим добытчиком для семьи.

Звучало заманчиво. Сыграли свадьбу, венчал архиепископ Бостона кардинал О’Коннел. Молодые переехали в новый дом, купленный в долг. Семья быстро выросла: в 1915 году родился Джо, в 1917 году – Джон, в 20-х годах пять дочерей, в 1925 году – Роберт и, наконец, в 1932 году – четвертый сын, Эдвард. Еще быстрее росло состояние Кеннеди.

***

Джозеф начинал свое дело скромно: земельными спекуляциями. Подлинное обогащение открыла первая мировая война – в 1917 году он стал заместителем управляющего верфями «Беттлхэм стил» в Квинси. 22 тысячи рабочих, оклад 20 тысяч долларов в год плюс значительные бонусы. «Милашка Фиц» добился выгодного поста для зятя. Джозеф и заместитель военно-морского министра Ф. Рузвельт хорошо узнали друг друга. Как-то Рузвельт прислал буксиры военного флота, чтобы забрать с верфей два линкора, которые не выпускал Джозеф до полной оплаты. После одного из посещений кабинета Рузвельта, Дж. Кеннеди, по собственным словам, «сломался и расплакался».

Перемирие положило конец буму в судостроении. Джозеф немедленно бросается в знакомую сферу – биржевую игру. Ирландцу трудно пробиться в замкнутое общество финансистов-янки. Но он человек негордый, готовый оказать любые услуги. Вознаграждение – управляющий финансовой фирмой «Хайден, Стоун энд К°», которая не поглотила энергию Джозефа. С группой предприимчивых бостонцев он устанавливает финансовый контроль над 31 кинотеатром в Новой Англии.

Кеннеди еще не минуло 35 лет, а клятва перевыполнена– у него несколько миллионов долларов. Действовать в Бостоне становилось все труднее, здесь хорошо знали подноготную семьи, и местные тузы полагали, что Кеннеди хватает не по положению. Отсюда препятствия. В 1922 году Кеннеди расстается с «Хайден, Стоун энд К⁰» и «одиноким волком» охотится на нью-йоркской бирже. В 1926 году он перевозит в Нью-Йорк семью. Некий бостонский банкир с отвращением заметил: «Наш город небольшой, чистый пруд, а Нью-Йорк – громадное грязное болото. Оно-то и нужно Джо».

Преуспевающий делец приобрел громадный дом в Бронксвилле, к которому примыкал солидный земельный участок – пять акров. Цена – 250 тысяч долларов – не смутила главу семьи, детям нужен простор. Вскоре был приобретен для зимнего отдыха дом в Палм Бич, штат Флорида, а затем куплен порядочный участок земли в Хайниспорте в окрестностях Бостона, где постепенно вырос семейный поселок клана Кеннеди. Три резиденции – пристойно для человека его состояния.

Финансовые операции Кеннеди по сей день интригуют американских исследователей и журналистов. О них мало знают. Дж. Кеннеди действовал скрытно, делал деньги в одиночку. Лишь немногие эпизоды стали достоянием гласности. Так, он оглушительной рекламой взвинчивал стоимость акций какой-либо компании, продавал их и выходил из игры. Держатели акций вскоре обнаруживали, что их обманули, а Джозеф подытоживал барыши. Подобные операции (о них Джозеф скромно говорил: «Я только рекламировал») теперь запрещены.

В 1926—1929 годах Джозеф объявляется в Голливуде. Его деятельность продолжалась в городе кино, падая на время расцвета киноиндустрии, триумфального шествия «Великого Немого», творца неиссякаемых иллюзий и сказочных грез. Кеннеди сумел пробиться в руководство трех крупнейших кинофирм, в 1928 году организовал громадную «Радио-Кейс-Орфеум».

Тогдашняя кинозвезда Глория Свенсон, женщина дорогая и разборчивая, оценила Джозефа. Он финансировал два фильма с ее участием, чтобы еще более прославить актрису. Глория стала близким другом Кеннеди, финансировавшего немало ее фильмов. Газеты судачили об их отношениях, еще бы: Дж. Кеннеди подарил актрисе «роллс-ройс». Увы, обнаружила она, деньги на покупку роскошной машины он снял с их общего счета в банке. В конце двадцатых Кеннеди с выгодой продал свои интересы в кинопромышленности и вернулся в Нью-Йорк. В напряженных трудах в Голливуде он потерял 15 килограммов в весе и приобрел 5 миллионов долларов, компенсация более чем достаточная.

При первых ударах кризиса 1929—1933 годов Кеннеди обратил акции в деньги. Он сумел не только переждать финансово-экономическую бурю, но и умножить свое состояние. Кризисные годы, потрясшие устои капитализма, напомнили мультимиллионеру о политике. Деньги, оказывается, не все.

В 1932 году Гарвардский университет опубликовал анкету о роде занятий выпускников 1912 года. Против имени Кеннеди красовался его гордый ответ: «Капиталист» – не очень популярный титул в тогдашних Соединенных Штатах, где было 17 миллионов безработных. Но кому, как не капиталистам, спасать капитализм, рассудил Кеннеди. И когда спаситель Франклин Д. Рузвельт появился на президентских выборах 1932 года, Д. Кеннеди душой и деньгами был с ним. «Я единственный человек, стоящий больше 12 долларов, кто за Рузвельта», – смеясь, говорил он.

Он дал на избирательную кампанию 25 тысяч долларов, тут же одолжил демократической партии еще 50 тысяч и помог собрать среди друзей 100 тысяч. Кеннеди крепко помог Рузвельту, добившись поддержки его кандидатуры газетным концерном Хэрста. После избрания президентом Ф. Рузвельт назначил Кеннеди главой вновь созданной Комиссии по регулированию денежных сделок и биржи. Либералы, шедшие за президентом, ужаснулись: акулам капитализма Белый дом пожаловал лоцмана той же нечистой породы, к тому же водившего дружбу с фашиствовавшим демагогом, отцом Коф– лином. Президент отмалчивался. На Уолл-стрите ликовали. Капитализм отлично вписывался в программу реформ «нового курса».

Кеннеди знал о намерении Рузвельта отменить «сухой закон» и основал компанию по импорту спиртных напитков – «Сомерсете импорерс, лтд.». Со старшим сыном Рузвельта Джозеф отправился в Англию, где, имея за спиной сына президента, легко получил монопольное право на ввоз в США популярнейших джина «Гордон», нескольких сортов виски, рома «Рон Рико». Вырвав у правительства разрешение на ввоз в страну крепких спиртных напитков для «медицинских целей», Джозеф отлично подготовился к тому времени, когда жаждущие американцы вновь бросились в бары.

Когда Джозеф сел в кресло председателя комиссии, в месяц выпускалось на рынок около 1 миллиона долларов ценных бумаг, через год – 235 миллионов долларов. Доверие к крупному капиталу было восстановлено. По иронии судьбы председатель данной ему властью запретил множество приемов деловых сделок, которые принесли ему обогащение в 20-х годах. Пробыв 431 день на государственной службе, Джозеф подал в отставку. Он очень неплохо заработал на отмене «сухого закона». Пьяные миллионы не опьянили Джозефа, он сохранил трезвую голову и помнил о благодетеле.

Они крепко подружились – президент и мультимиллионер. В доме частного лица Дж. Кеннеди он был нередким гостем, хозяин велел соорудить специальный лифт для президента-инвалида, который еще наплавался всласть в домашнем бассейне. Места хватало, Дж. Кеннеди прозвал свой дом «Дворец Гинденбурга». Телефонные разговоры Кеннеди с Рузвельтом нередко начинались с официального «да, г-н президент, нет, г-н президент», а постепенно переходили в обращение «слушай, ты, парень». Когда Рузвельт как патриций посоветовал другу умерить публичные появления с Глорией Свенсон, последовал ответ – пусть президент сначала подаст пример, прекратив шашни с секретаршей Мисси Лихэнд.

В 1936 году, когда слепые реакционеры попытались было по допустить переизбрания ФДР, из-под пера, как было объявлено Кеннеди, выходит написанная кровью сердца книга «Я – за Рузвельта!». Автор напомнил мрачные времена – кризис 1929—1933 годов и признался: «Я не боюсь зафиксировать, что тогда был готов расстаться с половиной своих богатств, если мог быть уверен, что в условиях закона и порядка сохраню вторую половину». Он не щадил слов в адрес «современных бурбонов», осуждал «неразумные, фанатические, иррациональные предубеждения» против Рузвельта. Идеи Кеннеди клонились к тому, что, если не улучшить положения трудящихся, тогда неизбежна революция: ибо зачем голодному избирателю право?

«Чудесная книга!» – восклицал Рузвельт, она важна не только для избирательной кампании, но и «для здравого просвещения народа». Прослышав о лестном мнении президента, автор потребовал от него письменного отзыва. После повторных напоминаний Рузвельт прислал собственноручную записку: «Я – за Кеннеди! Великолепная книга. Я в восторге от нее…» Джозеф вставил записку в рамку и вывесил в гостиной своего дома. Пусть все знают – он состоит в переписке с президентом. Правда, он не афишировал, что книгу в основном написал публицист А. Крок.

Авторитет финансиста-политика круто шел в гору. Крупнейшие корпорации США наперебой приглашают его как эксперта дать рекомендации о лучшем ведении дел. Гонорары огромные. «Радио корпорейшн оф Америка» заплатила ему 150 тысяч долларов за обследование ее состояния, киносиндикат «Парамаунт Пикчерз» – 50 тысяч долларов. Концерн Хэрста пригласил его на работу с окладом в 10 тысяч долларов в неделю.

Но государственная служба превыше всего. В 1937 году Рузвельт назначает Кеннеди главой Комиссии по делам торгового флота. Нужно было разобраться, почему торговое судоходство в упадке. Кеннеди запротестовал: «Г-н Президент! – взывал оп, – я только что закончил дела на посту председателя Комиссии по регулированию денежных сделок и биржи. Работа там мне обходилась в 100 тысяч долларов ежегодно, ибо я не мог одновременно заниматься сделками на бирже. Если Вам все равно, пригласите другого патриота, а я же сыт по горло. Мне бы хотелось изменить обстановку, насладиться обществом жены и девяти детей. Кроме того, на денежном рынке сейчас можно хорошо подработать, и я бы не хотел упустить своей доли прибылей».

Доводы звучали убедительно, но разве не Джозеф Кеннеди совсем недавно писал в книге «Я – за Рузвельта!»: нужна «плановая экономика», чтобы спасти капитализм, «чем более сложным становится общество, тем сильнее требования в пользу планирования… Когда нет планирования, воцаряется закон джунглей». Кеннеди, вероятно, напомнили, что теория без практики мертва. Он покорился, отправился работать в комиссию, выполнил поручение президента, заслужив очередную благодарность.

Впрочем, сколько раз еще придется ждать похвалы президента, не лучше ли стать им самому? Говорят, что в конце 30-х годов такие мысли все чаще навещали голову Джозефа. О них стало известно в Белом доме. Чтобы избавить честолюбца от мучений, Рузвельт назначает его послом в Лондон. Очень своевременно. В 1938 году в Европе поднимаются грозные тучи войны. Кеннеди отправился на самый ответственный, как считалось тогда, дипломатический пост за рубежом. Обладатель более чем 200 миллионов долларов, чрезвычайный и полномочный посол США при правительстве его величества в Лондоне. Говорят, что Рузвельт радовался – «опаснейший человек» выслан из США, а припоминая происхождение Дж. Кеннеди – ирландец, ведущий род от бедняков восточного Бостона, смеялся – «величайшая шутка во всем мире».

В день прибытия Кеннеди в столицу Великобритании толпы журналистов набежали в просторный особняк (подарок американца Дж. П. Моргана своему правительству) на Гросвенор-сквер, где помещалось посольство США. В кабинете их встретил дипломат необычайной формации.

Положив ноги на полированный стол, развалившись в кресле, Джозеф Кеннеди доверительно сообщил: «Ведь не могу же я мгновенно превратиться в государственного деятеля, верно?». Английские газеты умилились, мудрый президент оказал честь, аккредитовав у короля послом неподдельного американца.

Обычно осведомленная «Чикаго трибюн» вскоре комментировала: «Кеннеди надеется использовать пребывание у двора английского короля как трамплин, для того чтобы попасть в Белый дом».

***

Отблеск миллионов Кеннеди ложился на страницы газет, ослепляя обывателя с глянцевых обложек еженедельников, а в доме их владельца на разговоры о деньгах было наложено строжайшее табу. На девять детей были заведены счета, и по достижении совершеннолетия они в конечном счете получали более чем 10 миллионов долларов каждый. Упоминать об этом в семье было категорически запрещено. Родители имели свои собственные педагогические идеи. Мать придавала большое воспитательное значение частому употреблению палки и ежедневному посещению церкви.

Отца просто распирали радужные надежды по поводу будущего детей. «Критерием успеха мужчины в жизни, – заметил Джозеф, – является не количество сделанных им денег; важнее, какую семью он создал. В этом отношении я бесконечно удачлив». Пока дети были маленькими, они всецело находились на попечении матери, подрастая – попадали под интеллектуальное влияние отца. Прежде всего спорт: бесконечные спортивные игры, атлетика. Специально нанятые тренеры следили за тем, чтобы дети находились всегда в отличной форме. Наказ отца – не пить и не курить до 21 года. Выдержавшему в день совершеннолетия выдаются 2 тысячи долларов в дополнение к первому миллиону долларов, доходами от которого отныне он или она могли распоряжаться.

Почему уже в 21 год миллион долларов? Джозеф объяснял: «Я хочу, чтобы любой из моих детей в финансовом отношении был совершенно самостоятелен и мог послать меня ко всем чертям». При запрещении пить и курить отцом двигали не высокоморальные, а весьма прозаические соображения: «Не могу понять, зачем тратить деньги на то, что приносит вред здоровью». Джон не взял чека на 2 тысячи долларов, когда ему минул 21 год, – он признался, что пил пиво со студентами.

Джозеф Кеннеди прочил сыновьям большое будущее, которое видел в политике. Он помнил свое детство, когда беседы в доме вращались исключительно вокруг политических дел Бостона. Одна из первых сцен, врезавшаяся ему в память: двое мужчин пришли к отцу и обычным тоном, как будто дело шло о пустяке, заявили: «Пат, сегодня мы проголосовали 128 раз» п. Со своей стороны, дед по материнской линии «милашка Фиц» был рад разбудить в мальчишках интерес к политике. Собственная политическая карьера была позади – в 1918 году ему удалось добиться избрания в палату представителей американского конгресса, но тут же были вскрыты злоупотребления при подсчете голосов, и «милашка Фиц», просидев с полгода в Капитолии, был с позором изгнан. Но рассказы о политике! Мальчишки заслушивались. Дед дожил до 1950 года, был свидетелем избрания Джона Кеннеди в палату представителей в 1946 году, а президент Дж. Кеннеди назвал президентскую яхту «Милашка Фиц».

В доме видного деятеля администрации Ф. Рузвельта Джозефа П. Кеннеди обсуждение политических дел никогда не прекращалось. «Я, пожалуй, не припомню ни одного обеда, – рассказывал впоследствии Роберт Кеннеди, – когда беседа не была бы посвящена тому, что делает Франклин Рузвельт или что происходит в мире… Поскольку общественные дела доминировали над всем нашим домом, казалось, что они простое продолжение быта семьи». Как водится, отец и мать любовались прежде всего старшим сыном. Еще подростком Джо гордо объявил, что будет первым президентом-католиком в США. Отец поддержал полет мысли сына, да и трудно сказать, не он ли подсказал идею.

Джону, на два года с небольшим моложе Джо, в детские годы пришлось трудновато. Джо ревниво оберегал свои прерогативы первенца, вживался в роль будущего президента, великодушно опекая малышей, но не давал спуску ближайшему по возрасту брату, возможному сопернику. Схватки между мальчишками всегда давали победу Джо. Джону часто приходилось ходить в синяках, между ними происходили нешуточные драки. Отец философски относился к распрям братьев. «Пусть дерутся между собой, я вступлюсь только тогда, если они не будут драться вместе против посторонних». Финансисту, жившему в долларовых джунглях, был мил дух борьбы, который он вколачивал в сознание детей.

Всегда будь первым! «Мне безразлично, кем ты будешь в жизни, – с наигранным равнодушием начал он, – но кем бы ты ни был, будь лучшим в мире в своей профессии. Пусть ты будешь землекопом, но будь самым лучшим землекопом». Энис, одна из дочерей, рассказывала: «Даже когда нам было по шесть-семь лет, папа заставлял принимать участие в состязаниях по плаванию… Он постоянно повторял – быть вторым скверно. Самое главное – победить, не прийти вторым или третьим, а победить, победить, победить!» Почему всегда побеждал адмирал Нельсон? – спрашивал отец и сам давал назидательный ответ: «Оттого, что всегда приходил на 15 минут раньше!» Джон был послушным сыном, и, когда ему подарили парусную лодку, он назвал ее «Виктура». Кто-то спросил: почему? Мальчик ответил: «Это латинское слово, означающее что-то вроде победы».