Текст книги "Жнец"

Глава 10
Запрещенные реакции

– Да нет, приятель, послушай-ка меня: все только об этом и говорят. Все думают, что ты собираешься стать жнецом, чтобы отомстить школе.

Теплым мартовским днем – в один из редких случаев, когда жнец Фарадей позволил Роуэну отдохнуть от дел, – тот отправился навестить своего друга Тигра, который за последние три месяца ни разу не выбрасывался из окон. Они по очереди кидали мяч в кольцо в парке в нескольких кварталах от дома Роуэна, куда Фарадей не разрешал ходить, – но Роуэн не пошел бы и сам.

Роуэн сделал пас:

– Я не поэтому стал учеником.

– Я-то знаю, и ты знаешь, – усмехнулся Тигр. – Но люди верят в то, во что хотят верить. Да, и теперь я затарен по самое не могу! Они думают, что я помогу им получить доступ к твоему кольцу. Болтают про иммунитет, про то, как можно избежать смерти.

Роуэн едва не рассмеялся, представив Тигра в роли посредника, да еще и собирающего за посредничество некую мзду. Наверное, и цену сам назначает?

Роуэн взял мяч и бросил в кольцо. Ему не приходилось играть в баскетбол с тех пор, как он поселился у Фарадея, но ясно было, что его отношения с мячом изменились: может быть, в точности броска он не прибавил, зато в силе – еще как! Кроме того, он стал вынослив как никогда прежде – все благодаря «Бокатору».

– Когда ты получишь кольцо, – сказал Тигр, – сразу же дашь мне иммунитет, верно?

Он бросил и промазал – намеренно. Хотел, чтобы Роуэн выиграл.

– Во-первых, еще неизвестно, выберут ли меня жнецом. А во‑вторых, я не смогу наделить тебя иммунитетом.

Тигр был по-настоящему удивлен.

– Вот как? Почему это?

– Это называется заводить любимчиков.

– А зачем же тогда друзья?

Подтянулась еще группа тинейджеров. Кто-то из них предложил поиграть команда на команду, но, увидев повязку на руке Роуэна, осекся.

– Нет, нет! Играйте, не будем мешать.

Это было невыносимо.

– Но мы же все можем сыграть, – начал Роуэн.

– Да нет, ничего, мы пойдем еще куда-нибудь.

– А я сказал, что можем! – настаивал Роуэн, но, увидев страх в глазах подошедших, устыдился своей настойчивости.

– Конечно, конечно, – сказал один из подошедших.

И, повернувшись к приятелям, скомандовал:

– Все слышали? Ну-ка, играем!

С самыми искренними намерениями они вышли на площадку, и с таковыми же начали проигрывать – точь-в-точь как Тигр. Неужели он, Роуэн, вызывает такой ужас, что даже друзья боятся состязаться с ним? Единственный, кто способен бросить ему вызов – Ситра.

Роуэн быстро потерял интерес к игре, и они с Тигром ушли. Тигру все это показалось забавным.

– Слушай, приятель, а ведь ты уже не салат. Ты – смертоносная белладонна. Белена, но с особым эффектом.

Тигр был прав. Если бы Роуэн велел этим парням встать на четвереньки и лизать тротуар, они бы подчинились. Это было ужасно, отвратительно, и Роуэн не хотел об этом думать.

Роуэн не знал, что нашло на него, когда он захотел сделать то, что сделал потом. Усталость от одиночества или желание перенести маленький кусочек прежней жизни в жизнь новую?

– Хочешь посмотреть, как живет жнец? – спросил он.

Тигр стоял в нерешительности.

– А он не будет против?

– Он в другом городе, на «жатве». Приедет поздно.

Он знал, что Фарадей спустит на него собак, если узнает, что Роуэн кого-то приводил. Но именно в этом была особая заманчивость непослушания. Ведь он всегда был таким смирным, таким послушным! Пора пойти навстречу своим желаниям.

Когда они пришли, дом был пуст. Ситра, которая также получила выходной, отсутствовала. Роуэн хотел, чтобы они с Тигром встретились, но потом подумал: А вдруг они друг другу понравятся? Вдруг он ее заинтересует? Тигр умел обращаться с девушками. Одну он даже убедил выпрыгнуть с ним из окна. Поэтому он был буквально прав, когда говорил:

– Стоит девице меня увидеть, и она падает.

Той девушке он сказал:

– Мы с тобой будем как Ромео и Джульетта. С той только разницей, что нас воскресят.

Не было нужды говорить, что родители красавицы рассвирепели и, после того, как поставили ее на ноги, запретили ей видеться с Тигром.

Тигр, узнав об этом, лишь пожал плечами.

– Что тут скажешь? Ее жизнь – это повесть, рассказанная дураками.

Шекспир, процитированный дилетантом.

Мысль, что Ситра может увидеть Тигра и пасть (пусть даже и не в буквальном смысле), была Роуэну противна.

– Это, что ли? – спросил Тигр, оглядываясь. – Так это же просто дом.

– А ты чего ждал? Секретный подземный бункер?

– Да что-то типа того. Ты посмотри на мебель! Он что, заставляет тебя жить в этой дыре?

– Здесь не так и плохо. Идем, я покажу тебе кое-что покруче.

Роуэн отвел Тигра в оружейное хранилище, которое произвело на того неизгладимое впечатление.

– Это предел всему! – воскликнул Тигр. – Никогда не видел столько ножей. А это что, пушки? Их я видел только на картинках.

Он взял пистолет и посмотрел ему в ствол.

– Осторожно! – крикнул Роуэн.

– Спокойно! Я прыгун, а не самострел.

И все-таки Роуэн забрал пистолет, но пока вешал его на стену, Тигр завладел мачете и теперь размахивал им, со свистом рассекая воздух.

– Думаю, я на время одолжу эту штуку, – сказал он.

– Ты что! Это невозможно!

– Да брось ты! Вон тут сколько всего! Он и не заметит.

Роуэн знал – если есть возможность оттянуться, Тигр ее не упустит. В этом-то и состояло удовольствие быть его приятелем. Но теперь эта его черта могла привести к большим неприятностям. Роуэн захватил руку Тигра, ударил его под колено, бросил на пол точно выверенным движением из серии «Бокатор» и удерживал руку под неестественным углом, готовый посильнее нажать и причинить боль.

– Какого черта! – прошипел Тигр сквозь стиснутые зубы.

– Брось мачете! Немедленно!

Тигр повиновался, и они тотчас же услышали, как открывается входная дверь.

– Тихо! – громким шепотом произнес Роуэн, отпуская Тигра.

Он выглянул наружу, но никого не увидел.

– Стой здесь, – приказал он, потом выскользнул в переднюю и столкнулся с Ситрой, которая закрывала за собой входную дверь. Похоже, она возвращалась с пробежки – на ней был спортивный костюм, и чуть более открытый, чем требовалось, потому что Роуэн почувствовал, как кровь отливает от его мозга. Поэтому он перевел глаза на ее повязку ученика, чтобы напомнить самому себе, что всякого рода гормональные реакции строго запрещены. Ситра посмотрела на него и дежурно поздоровалась:

– Привет, Роуэн.

– Привет!

– Что-то не так?

– Нет.

– Тогда что ты здесь стоишь?

– А где мне стоять?

Ситра закатила глаза и отправилась в ванную, закрыв за собой дверь. Роуэн вернулся в оружейную.

– Кто это был? – спросил Тигр. – Мисс «как-ее-звать»? Я хотел бы встретиться с твоей соперницей. Может быть, она даст мне иммунитет. А может, еще что-нибудь?

– Нет, – сказал Роуэн. – Это жнец Фарадей, и он уничтожит тебя на месте, если найдет здесь.

Неожиданно бравада оставила Тигра.

– О, черт! И что делать?

– Спокойно! Он в душе. Будешь вести себя тихо, я тебя вытащу.

Они на цыпочках вышли в коридор. Из-за двери ванной, действительно, слышался шум воды.

– Он что, смывает кровь?

– Да! На нем ее целые потоки.

Роуэн довел Тигра до входной двери и как можно быстрее вытолкал наружу.

* * *

Пробыв учеником три месяца, Ситра в разговорах со своим внутренним голосом уже не могла отрицать, что хочет получить кольцо. Сколько она ни отнекивалась, сколько ни пыталась уверить себя, что такая жизнь не для нее, она прониклась осознанием ее важности и поняла, что могла бы стать хорошим жнецом. Ее всегда привлекала жизнь деятельная, полная значимости, такая, какую ведут не все. Если она станет жнецом, да, у нее будет кровь на руках; но ведь кровь может и очищать.

Именно так кровь трактуется в системе «Бокатор».

«Черная вдова» показалась Ситре системой упражнений и навыков, которые требовали такой интенсивной физической нагрузки, какую ей никогда не приходилось выносить. Ее тренером был жнец Йингксинг, который для «жатвы» не использовал никакого оружия, кроме своих рук и ног. Он принял обет молчания. Похоже, каждый жнец отказался от какой-то части себя – не по принуждению, а по собственной воле, – словно в качестве платы за право и обязанность забирать чужие жизни.

– От чего ты откажешься? – однажды спросил Ситру Роуэн.

От этого вопроса она поежилась.

– Если я стану жнецом, я откажусь от своей жизни, – сказала она. – Думаю, что этого будет достаточно.

– А еще ты отказываешься от семьи, – напомнил Роуэн.

Ситра кивнула, не желая продолжать разговор. Она была так далека от мыслей о семье, что даже не думала об этом. Трудно было чувствовать что-либо по поводу того, что, может быть, станет важным для тебя только через многие годы. Кроме того, во время тренировки по системе «Бокатор» такие мысли следует держать подальше. Сознание должно оставаться ясным и чистым.

С такими боевыми искусствами Ситра имела дело впервые. Раньше она предпочитала неконтактные виды спорта – легкую атлетику, плавание, теннис, то есть те виды, где между ней и противником была ясно прочерченная разделительная черта. «Бокатор» являлся полной противоположностью всем этим видам. Бой рука об руку, тело к телу. Даже общение в классе было исключительно физическим – немой инструктор, не произнося ни единого слова, поправлял их позы так, словно они были мягкими податливыми куклами. Хрупкое посредничество слов было лишним там, где разговор вели сознание и тело.

Всего в классе их было восемь человек и, хотя их инструктором был жнец, Ситра и Роуэн были единственными учениками. Остальные – младшие жнецы – уже работали от одного года до нескольких лет. Была там еще одна девушка, которая не проявляла никакого интереса к Ситре и не пыталась подружиться с ней. К девушкам здесь не было особого отношения; предполагалось, что никакой разницы между ними и юношами нет.

Самым трудным и изнурительным упражнением на занятиях «Бокатором» был спарринг. Бой начинался достаточно просто, с ритуала агрессивного пританцовывания по кругу, во время которого партнеры дразнили и подкалывали друг друга. Постепенно все становилось серьезно. А потом и жестко. В ход шли самые разные удары, толчки и броски. Ситра надеялась, что получаемые ею синяки можно будет скрыть под одеждой. Ее первый конклав должен был состояться в апреле, и ей совсем не хотелось привлекать внимание собравшихся там жнецов синяком под глазом. С другой стороны, потрепанный в боях ученик должен вызвать уважение старших.

Сегодня ее спарринг-партнером был Роуэн. Движения Роуэна были более точными, но у Ситры имелось явное преимущество в скорости. Он был сильнее, но и выше, что не было достоинством. Более низкий центр тяжести делал Ситру более устойчивой. Если принять во внимание все факторы, они были примерно равны по силам.

Резкий поворот, и Ситра нанесла Роуэну мощный удар в грудь, который едва его не опрокинул.

– Отличный удар, – сказал он.

Жнец Йингксинг жестом напомнил им, что разговор во время боя вести нельзя.

Ситра напала справа, но Роуэн ответил так быстро, что она даже не поняла, с какой стороны он нанес удар – словно у него было не две, а три руки. Она потеряла равновесие, но лишь на мгновение. Его рука оставила след на ее боку. Будет синяк, подумала Ситра и усмехнулась. Он за это заплатит.

Она сделала финт влево и ударила справа, всем весом своего тела. Опрокинув Роуэна на пол, она сверху придавила его, но вдруг – словно силы гравитации поменяли направление – сверху оказался Роуэн. Ситра могла сбросить его, у нее достало бы сил, но она не стала этого делать. Она почувствовала его сердцебиение, словно сердце Роуэна билось в ее собственной груди, и ей вдруг захотелось продлить это мгновение – больше, чем выиграть бой.

Это разозлило Ситру. Злость помогла ей освободиться от захвата и оттолкнуть Роуэна. Между ними не было нарисованной линии, не было сетки. Ничто не разделяло их, кроме стены ее воли. Но эта стена уже потеряла несколько камней и продолжала разрушаться.

Жнец Йингксинг дал сигнал к окончанию боя. Ситра и Роуэн поклонились друг другу и разошлись по разные стороны ринга, в то время как в круг вышли другие бойцы. Ситра принялась внимательно наблюдать за схваткой, решив больше никогда не смотреть в сторону Роэуна.

Мы совсем не такие, какими были когда-то.

Подумайте о нашей неспособности понимать литературу и иные формы искусства, доставшиеся нам в наследство от Века Смертных. Нам кажутся непонятными стимулы, которые возбуждали чувства человека, обреченного на смерть. Фильтры, данные нам бессмертием, еще более-менее пропускают такие феномены, как истории любви, но нас уже ставит в тупик сила страсти и боязнь потери, которые сопровождают любовные переживания человека той эпохи.

Мы могли бы обвинить в этом эмо-наночастицы, которые уменьшают интенсивность нашего отчаяния, но корень проблемы видится мне гораздо глубже. Смертные считали любовь вечной, а потерю любви невообразимой. Мы же знаем, что и то, и другое – не так. Любовь умирает, зато вечную жизнь обрели люди. Только жнецы могут каким-то образом напомнить о старой форме этого уравнения, но все знают: вероятность погибнуть от руки жнеца в этом и даже в том тысячелетии столь ничтожна, что ею можно и пренебречь.

Мы совсем не такие, какими были когда-то.

Но если мы больше не люди, то кто же мы тогда?

– Из журнала жнеца Кюри.

Глава 11
Неосмотрительность

Ситра и Роуэн не всегда присутствовали на «жатве» вместе; иногда жнец Фарадей брал с собой только одного из них. Самую ужасную «жатву» Ситра наблюдала как-то в начале мая, за неделю до Весеннего конклава, одного из трех, которые Ситра и Роуэн обязаны были посетить в течение своего ученичества.

Их добычей должен был стать человек, который только что сделал полный разворот и установил свой возраст на уровне двадцати четырех лет. Он сидел дома за обедом, вместе с женой и двумя детьми возраста Ситры. Когда жнец Фарадей объявил, за кем они пришли, семья заплакала, а мужчина выскользнул в спальню.

Фарадей для этого случая выбрал мирное кровопускание, но не тут-то было. Когда Ситра и жнец вошли в комнату, их жертва напала на них. Мужчина был в отличной форме, а после перенесенного омоложения еще и полный чувства собственного превосходства; а потому он отказался умирать и напал на жнеца, мощным ударом сломав тому челюсть. Ситра пришла Фарадею на помощь, попытавшись использовать некоторые приемы, которые усвоила под началом жнеца Йингксинга, но очень быстро поняла, что применять боевые искусства в реальной ситуации – это совсем не то, что тренировки в додзё. Мужчина отшвырнул ее и вновь бросился на жнеца, который к этому моменту все еще не оправился от удара.

Ситра вновь вступила в борьбу, уцепилась за нападающего и на сей раз использовала самые простые приемы, норовя ткнуть пальцами в глаза и вырвать ему волосы на голове. Это отвлекло мужчину от жнеца и дало возможность Фарадею выхватить из складок мантии длинный охотничий нож и полоснуть противника по горлу. Тот упал на колени, ловя ртом воздух и отчаянно пытаясь остановить потоки крови, струящейся из разверстой раны.

А жнец Фарадей, держась ладонью за распухающую челюсть, заговорил с ним – без злости, но с величайшей печалью в голосе:

– Вы осознаёте последствия того, что сделали?

Мужчина уже не смог ответить. Дрожа и задыхаясь, он упал на пол. Ситра думала, что смерть от таких ран наступает мгновенно, но это было не так. Никогда еще она не видела столько крови!

– Останься здесь, – приказал жнец. – Смотри на него со всей возможной добротой; пусть это будет последнее, что он увидит.

И вышел из комнаты. Ситра знала, куда он направился. Закон ясно выражается насчет последствий побега или противостояния жнецу. Ситра не могла закрыть глаза, потому что у нее был приказ жнеца, но если бы могла, то заткнула бы уши, зная, что за звуки донесутся из гостиной.

Все началось с мольбы, с которой женщина обратилась к жнецу, прося за своих детей, и отчаянного плача самих детей.

– Не нужно меня ни о чем просить. Покажите этим детям больше смелости, чем показал ваш муж.

Ситра, не отрываясь, смотрела в глаза умирающего мужчины, пока жизнь не покинула его. Тогда она присоединилась к Фарадею, заранее подготовившись увидеть то, что происходит в гостиной.

Дети сидели на диване, а их плач превратился в слезное хныкание. Женщина, стоя на коленях, пыталась успокоить их.

– Закончили? – спросил Фарадей нетерпеливо.

Наконец женщина поднялась. В глазах ее стояли слезы, но она уже не молила о пощаде.

– Делайте то, зачем пришли, – сказала она.

– Отлично, – произнес жнец. – Аплодирую вашему мужеству и смирению. Дело в том, что ваш муж не противился «жатве».

Он потрогал распухшую челюсть.

– Просто мы с моей подручной не поладили, отчего у нас и появились эти повреждения.

Женщина с удивлением смотрела на Фарадея; ее нижняя челюсть слегка отвисла. Ситра тоже недоумевала. Жнец повернулся в ее сторону и свирепо посмотрел ей в глаза.

– Моя ученица будет сурово наказана за то, что бросила мне вызов, – сказал он.

Затем повернулся к женщине:

– Пожалуйста, встаньте на колени.

Женщина не встала, а скорее упала на колени. Фарадей протянул ей кольцо.

– По правилам, вы и ваши дети наделяетесь иммунитетом на один год, – сказал он. – Каждый из вас должен поцеловать кольцо.

Женщина целовала и целовала кольцо, не в силах остановиться.

Они вышли молча. Ехали на автобусе, потому что жнец, насколько мог, избегал авто-такси. Этот вид транспорта он считал экстравагантным.

Когда они приехали на свою остановку, Ситра рискнула задать вопрос:

– Вы накажете меня за то, что я сломала вам челюсть?

Она знала, что к утру у Фарадея все заживет, но наночастицам тоже нужно время. Жнец выглядел просто ужасно.

– Ты никому не должна об этом говорить, – сказал он сурово. – И никаких комментариев в журнале. Понятно? О неосмотрительности этого человека никто не должен знать.

– Да, Ваша честь!

Она хотела сказать, насколько восхищена тем, как поступил Фарадей. Дал возможность состраданию превозмочь обязанности. Из каждого акта «жатвы» Ситра выносила урок, но сегодняшний она не забудет никогда. Святость закона… и мудрость, состоящая в том, чтобы знать, когда закон может быть нарушен.

Сама Ситра, как ни пыталась быть идеальным учеником, не была гарантирована от некой неосмотрительности. Одной из ночных обязанностей Ситры было приносить Фарадею перед сном стакан теплого молока.

– Как в детстве, теплое молоко смягчает для меня шероховатости дня, – говорил он. – Хотя я и отказался от печенья, которое обычно сопровождало этот стакан.

Мысль о жнеце, пьющем перед сном молоко с печеньем, казалась Ситре почти абсурдной. Но она предположила, что и носители смерти имеют право на маленькие слабости.

Тем не менее, когда «жатва» оказывалась особенно трудной, Фарадей засыпал еще до того, как Ситра в назначенное время входила в его комнату с молоком. В таких случаях она выпивала молоко сама или отдавала его Роуэну, потому что жнец требовал, чтобы в хозяйстве ничто не пропадало зря.

Вечером этого ужасного дня Ситра задержалась в комнате Фарадея чуть дольше обычного.

– Жнец Фарадей! – негромко позвала она. Нет ответа. Новая попытка – и тишина. По дыханию Фарадея Ситра поняла, что тот спит.

На ночном столике, у изголовья жнеца, лежал некий предмет. Собственно, он находился здесь каждую ночь.

Его кольцо.

Своими гранями камень ловил неясные лучи, струившиеся из коридора. Камень посверкивал даже в этом смутном свете.

Ситра выпила молоко и поставила стакан на ночной столик – с тем, чтобы жнец, когда проснется утром, понял, что молоко, принесенное ею, не пропало. Затем она опустилась на колени, не спуская с кольца глаз. Интересно, а почему жнец всегда на ночь снимает кольцо? Но спросить об этом означало вторгнуться в запретное.

Когда Ситра получит собственное кольцо – если получит, – будет ли оно окружено для нее такой же строгой тайной или станет чем-то обыденным? Чем-то само собой разумеющимся?

Ситра протянула руку и тут же отдернула. Потом протянула вновь и осторожно взяла кольцо. Повернула так, чтобы в камне заиграл свет. Камень был большим, размером с желудь. Говорили, что это бриллиант, но в самом центре камня клубился некий сгусток темноты, а потому кольцо жнеца отличалось от обычного бриллиантового кольца. Никто не знал, что находится в сердцевине камня. Может быть, не знали даже сами жнецы. Центр камня не был вполне черным; скорее отсутствие цвета и света, и особенности его зависели от освещения – как иногда цвет человеческих глаз.

Взглянув на жнеца, Ситра обнаружила, что его глаза открыты, и он наблюдает за ней.

Она замерла, понимая, что поймана с поличным. Теперь, если она даже положит кольцо на место, изменить ничего уже нельзя.

– Хочешь примерить? – спросил Фарадей.

– Нет, – отозвалась Ситра. – Простите. Мне не следовало трогать кольцо.

– Не следовало. Но ты тронула.

Неужели все это время он не спал?

– Вперед! – произнес Фарадей. – Надень. Я настаиваю.

Она еще сомневалась, но уже надевала кольцо, потому что хотела этого, несмотря на то что говорила совсем иное.

Кольцо на пальце отдавало теплом. Размер его соответствовал пальцу жнеца, а потому Ситре кольцо было великовато. И – тяжелее, чем ей казалось.

– А вы не боитесь, что его украдут?

– Нет. Любой человек, достаточно глупый для того, чтобы украсть кольцо жнеца, исчезает из этого мира, поэтому такой опасности больше нет.

Кольцо становилось заметно холоднее.

– Притягательная вещица, не правда ли? – спросил жнец.

Неожиданно Ситра поняла, что кольцо не просто холодное, оно ледяное. В течение нескольких мгновений металл покрылся инеем, а ее палец охватила такая боль, что она рывком стащила кольцо, и оно отлетело в угол комнаты.

Отмороженным оказался не только палец, на который было надето кольцо, но и пальцы, которыми она его стащила. Ситра подавила всхлип. Наночастицы наполнили ее кровь морфином, и Ситра почувствовала, как тепло заструилось по ее телу. Голова закружилась, но Ситра взяла себя в руки.

– Мера безопасности, – сказал жнец. – Сам установил. Микрочип, обеспечивающий мгновенное замерзание. Дай-ка мне взглянуть.

Жнец включил лампу, взял Ситру за руку и принялся разглядывать ее пальцы.

– В Век Смертных ты потеряла бы палец, но сейчас наночастицы уже лечат повреждение.

Он отпустил руку Ситры.

– Завтра все будет в порядке. Зато в следующий раз уже подумаешь, стоит ли трогать чужие вещи.

Он поднял кольцо, положил его на ночной столик и протянул Ситре пустой стакан.

– С завтрашнего дня молоко мне приносит Роуэн, – сказал он.

Расстроенная сверх меры Ситра произнесла:

– Мне очень жаль, что я вас разочаровала, Ваша честь! Вы правы, я не заслуживаю того, чтобы приносить вам молоко.

Жнец поднял брови:

– Ты не поняла. Это не наказание. Любопытство вполне в природе человека. Я просто позволил тебе расстаться с ним. И должен сказать, это заняло немало времени.

Он заговорщицки усмехнулся:

– Посмотрим, насколько хватит Роуэна.

Иногда, когда бремя моей работы становится невыносимым, я начинаю сожалеть обо всем, что мы потеряли, победив смерть. Я думаю о религии и о том, что, став спасителями самих себя, став богами, мы потеряли веру. Что это значит – верить в нечто, превосходящее тебя во всех отношениях? Принять собственное несовершенство, но с надеждой взирать на образ того, кем сам ты никогда не станешь? Должно быть, это страшно. Но это же и возвышало людей над уровнем обыденного, и оправдывало разнообразные формы зла. Я часто размышляю над тем, а не перевешивало ли зло, состоявшее в отрицании бога, сами преимущества веры?

У нас же есть тоновики, создавшие собственный культ. Они одеваются в мешковину и поклоняются звуковым вибрациям; но, как и многое в нашем мире, это всего лишь жалкая имитация былого. К их ритуалам нельзя относиться серьезно, потому что существуют они лишь для того, чтобы придать хоть какой-нибудь смысл быстро летящему времени.

Недавно я имела дело с тоновиками, обитающими в нашем округе. Пошла на их сборище, где должна была забрать жизнь у одного из них – человека, который еще ни разу не проходил разворот и не омолаживался. На этом сборище они интонировали то, что у них называется «резонансной частотой вселенной». Один из них сообщил мне, что звук – живая субстанция и что, гармонизируя с ним свою жизнь, ты обретаешь внутренний покой. А интересно, когда они смотрят на гигантский камертон, являющийся для них символом власти, верят они в него по-настоящему или же воспринимают как шутку?

– Из журнала жнеца Кюри.