Текст книги "Жнец-2. Испытание"

Но, так или иначе, это была тропа, которую Роуэн для себя выбрал; сойти с нее означало бы признаться в собственном поражении. Поступить так он был не готов. Даже если в одиночку он не смог бы предотвратить гибель сообщества, удалить из его тела самые страшные раковые клетки он был в состоянии.

Но он был совершенно один! Присутствие Жнеца Фарадея на мгновение согрело его, но после ухода учителя Роуэн почувствовал себя еще более одиноким. А Ситра? Где она теперь? Ее жизнь находилась под угрозой, а что он мог с этим поделать? Необходимо было найти способ помочь Ситре и спасти ее.

Заснул он только под утро и, к счастью, во сне увидел не тот ужас и сумятицу, что ждали его в реальной жизни, а то блаженное время, когда он жил простыми заботами и радостями, когда самыми страшными неприятностями были редкие плохие отметки в школе, а также неуемное желание лучшего друга Тигра посильнее расшибиться, прыгнув с очередной крыши. Это было время, когда будущее широко ему улыбалось, а он знал, что бессмертен и будет жить вечно.

Нет никакой тайны в том, почему в Зоне Хартии мной учреждены иные законы, чем те, что действуют во всем остальном мире. Для меня стала очевидной необходимость вариативности социальной жизни и ее инновативности. Почти весь мир стал однородным. Таков естественный результат развития объединенной планеты. Национальные языки утратили свою важность и превратились в экзотизм. Новые расы стали результатом оптимального смешения того лучшего, что несли с собой различные этносы, с весьма незначительными вариациями.

Но в Зоне Хартии различия поощряются, а социальный эксперимент стал нормой жизни. Мною было образовано семь подобных зон, по одной на каждом континенте. Где это было возможно, я сохранило границы, действовавшие в эпоху смертных.

Особую гордость мне внушают социальные эксперименты, проводимые в этих Зонах Хартии. Например, в Непале запрещен любой вид трудовой деятельности. Всем гражданам Непала предоставлена возможность выбрать любой вид отдыха и развлечений, при этом гарантированный Базовый Доход там значительно выше, чем в иных областях, поэтому никто к ним не относится с презрением за неумение обеспечить себе приличный уровень жизни. И это породило в культуре Непала высочайшую меру альтруизма и склонности к благотворительности. Социальный статус здесь измеряется не уровнем благосостояния, а способностью к сочувствию и бескорыстием.

В Тасмании каждый житель обязан произвести определенные изменения в структуре своего организма с тем, чтобы расширить свои жизненные возможности. Так, самыми популярными модификациями организма здесь стали наличие жабр, которые позволяют гражданам вести существование амфибий, а также появление перепонок, подобных тем, что имеет белка-летяга – последние позволяют своим обладателям, в качестве развлечения, парить в воздухе и даже путешествовать таким образом на дальние расстояния.

Понятно, никто никого не принуждает – люди имеют право покинуть Зону Хартии в любой момент. По сути, рост или уменьшение количества населения в этих зонах есть индикатор того, насколько хороши или неудачны действующие здесь законы. Таким образом, я могу продолжать улучшать условия жизни человека, применяя по всему миру наиболее удачно зарекомендовавшие себя в Зонах Хартии социальные программы.

Теперь о том, что касается Техаса.

В этой области я намеренно поддерживаю анархию. Здесь мало законов, почти нет ограничений. Управляя, я стараюсь не мешать людям и смотрю, к чему ведет данная им полная свобода. Результаты пока неоднозначные. Некоторые люди поднялись до уровня совершенства, а другие опустились ниже самого низкого дна. Пока неизвестно, какой информацией по Техасу можно воспользоваться в прочих областях мира.

Есть необходимость продолжить исследования.

«Гипероблако»

Глава 14
Тигр и Изумрудный Жнец

– ЭТО ВАМ НЕ ВЕЧЕРИНКА, юноша! Нужно увереннее держаться!

Одетая в ярко-зеленую мантию женщина-жнец, с яростной улыбкой скалясь на Тигра Салазара, ловкой подсечкой бросила того на мат. Почему эту тоненькую подстилку они называют матом, хотя она совсем не защищает его от ударов о жесткий пол из тикового дерева на верхней террасе таунхауса, где они с Изумрудным Жнецом проводили спарринг? И дело совсем не в синяках. Несмотря на то что его болеутоляющие наночастицы были переведены в экономичный режим, Тигр получал удовольствие от прилива эндорфинов, сопровождавшего боль от ударов об пол во время тренировки. Это было даже интереснее, чем прыгать с крыши. Конечно, достаточно попрыгав с крыш, ты уже, как наркоман, не можешь без этого обойтись; но в рукопашном бою, в отличие от прыжков, каждый раз ты сталкиваешься с чем-то новым. Единственное разнообразие – это если в полете, по пути, ты тоже с чем-то сталкиваешься: с балкой, балконом… И все равно это не то!

Тигр вскочил и вновь бросился в бой, нанеся несколько хороших ударов. Этим он разозлил Жнеца Рэнд. Она оступилась, упала, а он рассмеялся, что разъярило ее окончательно. Этого Тигр и хотел. Слабостью Жнеца Рэнд была как раз неспособность сдерживать чувства. Хотя она намного превосходила Тигра в жестоких приемах системы Бокатор «Черная вдова», горячность и вспыльчивость мешали ей, отчего победить ее было несложно. Тигру вдруг показалось, что Жнец Рэнд сейчас бросится на него и затеет скандал. Когда она выходила из себя, то могла рвать на своем противнике волосы, могла подбить ему глаз, а могла и кромсать его плоть ногтями, способными оставлять следы на камне.

Но не сегодня. Сегодня Жнец Рэнд держала себя в руках.

– Достаточно! – сказала она, выйдя из круга. – Иди в душ.

– Не присоединитесь? – решил немного поиздеваться Тигр.

Она усмехнулась:

– Я как-нибудь приму твое предложение. И тогда тебе несдобровать.

– Разве вы не знаете, что я профессиональный гость? Я знаю пару-тройку разных штучек.

Затем он снял пропитанную потом рубашку, в качестве последнего аргумента обнажив свой скульптурный торс, и вышел.

Закрывшись в душе, Тигр продолжал удивляться той завидной ситуации, в которой оказался. Ему действительно повезло. Когда он приехал сюда, то решил, что это обычная вечеринка. Но никакой вечеринки не было, как и прочих гостей. Со времени его приезда прошло больше месяца, а странное приключение все не кончалось. Хотя, если его пригласили в качестве ученика, все это неминуемо должно подойти к финалу. Пока же он жил в шикарном пентхаусе и ел лучшее из того, что любил, а единственным занятием были тренировки.

– Нужно поднакачать твое тело – тебя ждут великие дела!

Жнец Рэнд никогда не называла его по имени. Либо «юноша», когда она была в хорошем настроении, либо, когда ей что-то не нравилось, – «червяк» или «мешок с костями».

Хотя она никогда не раскрывала своего возраста, Тигр прикинул, что ей лет двадцать пять – реальных двадцать пять. В уже пожившем человеке, который, сделав разворот, вернул себе двадцатипятилетний возраст, было бы нечто, что можно было легко определить. В этой вторичной молодости ощущалась некая несвежесть. Но Изумрудный Жнец шла по жизни в первый раз.

Хотя, по правде говоря, Тигр не был уверен, что Рэнд была жнецом. Кольцо, и настоящее, у нее было, но она никогда не занималась жатвой, а Тигр знал, что каждый жнец обязан регулярно выходить на работу. У них же квота!

Более того, Жнец Рэнд никогда не встречалась с другими жнецами. А разве у них нет особых дней, – ну, тех, когда жнецы сходятся несколько раз в год? Эти встречи называются «конклавы». Хотя не исключено, что здесь, в Техасе, совсем другие порядки, чем в остальных Мериках. Зря, что ли, эту область называют Одинокой Звездой?

Но, так или иначе, дареному коню в зубы не смотрят. Если дома, в родной семье, его почти не замечали, то теперь он – в центре внимания. А каким он стал сильным! Каким быстрым и проворным! Прямо-таки объект зависти и восхищения. Что ж, если все это ни к чему не приведет и Изумрудный Жнец выставит его за порог, пожелав всего хорошего, то он, ничего не потеряв, вернется к обычной жизни профессионального гостя, но уже в новом качестве! И он будет востребован! Еще бы – такая фигура! Его новые формы, конечно же, будут вызывать всеобщее восхищение.

А если его не отправят восвояси? Ему что, дадут кольцо и отправят на жатву? Сможет ли он кого-нибудь убить? Конечно! Тигр, как и все, нередко играл в игры со смертью. Понятно, это была смерть временная, но все-таки…

Он улыбнулся, вспомнив свой лучший розыгрыш. Плавательный бассейн в его школе был осушен перед ремонтными работами, и Тигру пришла в голову блестящая идея наполнить его голографической водой. И вот лучший в школе прыгун в воду решил сигануть в нее ласточкой с десятиметровой вышки. Стон, который он издал, когда соприкоснулся с дном бассейна, – это было нечто! Тигру не жаль было расплатиться за эту шутку исключением из школы на три дня, да еще шестью неделями общественных работ, на которые его послало «Гипероблако». Но даже сам ныряльщик, когда вернулся через несколько дней из восстановительного центра, признал, что розыгрыш был что надо.

Правда, здесь ведь речь идет о другой смерти. Это будет совсем не временная смерть, и убивать ему придется каждый день. Может быть, он даже станет таким же жнецом, как тот, у которого учеником был Роуэн? Жнец Годдард – тот знал толк в вечеринках! В вечеринках Тигр разбирается, а коли так, то и с остальным разберется.

Конечно, Тигр был не до конца уверен, что он – ученик жнеца. Ведь, так или иначе, но Роуэн провалил экзамен. Тигру трудно было предположить, что он победит там, где Роуэн проиграл. Кроме того, год ученичества сильно изменил Роуэна. Он весь почернел; стал жутко серьезным от всех умственных испытаний, с которыми столкнулся. Тигр ничего подобного пока не чувствовал. Его мозг был выключен из процесса, и его это вполне устраивало. Мозг был не самым развитым его органом.

А может быть, из него готовят телохранителя для жнеца? Хотя он с трудом мог допустить, что жнецу нужен телохранитель. Не было дураков, желающих напасть на жнеца – ведь в качестве наказания казнена будет вся семья нападавшего. А если так, то он не был уверен, что работа ему по душе. Власти никакой, а жесткач изрядный. Нет, если бонусы нулевые, на такую работу он не согласен.

– Я думаю, ты почти готов, – как-то вечером за обедом сказала ему Жнец Рэнд. Робот-официант только что принес им по отличному куску мяса – настоящего, не синтетического. Реальный белок, лучший материал для формирования мышц.

– Готов, чтобы получить кольцо? – спросил Тигр. – Или у вас что-то другое на уме?

Рэнд улыбнулась загадочной улыбкой, которая оказалась более привлекательной, чем Тигру хотелось бы признать. Не такой он ее нашел, когда только прибыл в Техас; но в системе «Бокатор» была странная комбинация жестокости и эротики, которая и изменила их взаимоотношения.

– Если речь идет о кольце жнеца, – спросил Тигр, – то на конклаве я обязан пройти какие-то испытания, так?

– Доверься мне, юноша, – покачала головой Жнец Рэнд. – Ты получишь кольцо на свой пальчик без всякого конклава. Это я тебе гарантирую лично.

Итак, он действительно будет жнецом! Тигр с удвоенным аппетитом доел свой обед. Узнать свое предназначение – в этом было нечто одновременно пьянящее и пугающее.

Часть 3
Внутренний враг

 
Из мрачного царства холодного дня
Бегу я туда, где спасут меня —
В Страну волшебную Нод.
 
 
Там буду гулять налегке в облаках,
И ангелы будут держать на руках
Меня средь небесных красот.
 
 
Оса в траве, раз – топор промеж глаз,
Оса в траве, два – с плеч голова,
Оса в траве, три – навеки умри,
Оса в траве, пять – считаем опять.
 
 
Беги туда, где спасут тебя —
В страну волшебную Нод:
К югу от Уэй, в царство теней,
Прочь от земных забот.
 

Детская считалочка (источник неизвестен)

Глава 15
Зал Отцов-основателей

БОЛЬШАЯ АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ БИБЛИОТЕКА, считавшаяся одним из Семи чудес древнего мира, была жемчужиной в короне династии Птолемеев – интеллектуальный центр нашего мира в те времена, когда Земля считалась центром вселенной, и вся вселенная вращалась вокруг нее.

К сожалению, Римская империя полагала, что центром вселенной была ее версия мира, а потому сровняла греческую библиотеку с землей. Утрата библиотеки с тех пор интеллектуалами и книгочеями считается одной из самых страшных потерь человеческой культуры.

«Гипероблако» решило восстановить библиотеку, а потому для задач реконструкции мобилизовало тысячи людей, предоставив им лет на пятьдесят постоянную работу. Когда здание большой библиотеки было закончено, оно оказалось максимально близкой копией изначального сооружения, и стояло в том самом месте, где и прежняя библиотека. Это грандиозное сооружение призвано было напоминать о том, что было утрачено в прошлом, и гарантировать, что отныне знание, находящееся под защитой «Гипероблака», уже никогда и никуда бесследно не исчезнет.

После завершения строительства здание попало в руки сообщества жнецов и стало местом сбора их рабочих журналов – пергаментных томов, которые жнецы на постоянной основе должны были вести ежедневно.

А поскольку сообщество жнецов имело право делать то, что ему заблагорассудится, «Гипероблако» не смогло их остановить, удовлетворившись, по крайней мере, тем, что библиотека была перестроена. А уж как ею распорядиться – это решать человечеству.

Мунира Атруши, как и большинство людей в мире, имела во всех отношениях идеальную работу, то есть работу самую обычную. И относилась к ней, как почти все – то есть не любила, но и нененависти не испытывала. Чувства ее располагались где-то посередине между этими крайностями.

Она работала в Большой Александрийской библиотеке по ночам, с полуночи до шести утра, дважды в неделю. Остальное же время проводила в аудиториях Каирского отделения Израэбианского университета, где изучала информатику. Естественно, поскольку вся информация в мире «Гипероблаком» была давно оцифрована, степень по информатике, как и большинство прочих академических степеней, практических целей не имела. Подумаешь, еще одна бумажка в рамке на стене! Да еще повод познакомиться и подружиться с такими же, как и она, носителями бесполезных степеней.

Но Мунира надеялась, что этот клочок бумаги убедит Библиотеку в необходимости нанять ее в качестве одного из хранителей, потому что – в отличие от прочей информации, существовавшей в мире, – журналы жнецов «Гипероблако» даже не каталогизировало. Только неумелым человеческим рукам было позволено работать с этими материалами.

Любой человек, желающий изучать какой-либо из трех с половиной миллионов томов, собранных здесь с момента основания сообщества жнецов, имел право сюда прийти. И мог он это сделать в любой час дня или ночи, поскольку Большая библиотека была открыта для всего мира двадцать четыре часа в сутки, изо дня в день. И тем не менее Мунира заметила, что очень немногие пользуются этой возможностью. Днем здесь занималась исследованиями небольшая горстка специалистов-ученых. Туристов было побольше, но они, главным образом, интересовались историей библиотеки и ее архитектурой. Журналами жнецов они совсем не интересовались – разве что охотно снимались на их фоне.

Ночью же люди заходили вообще крайне редко. Поэтому Мунира коротала свое одиночество в компании двоих охранников из службы безопасности сообщества жнецов, чье присутствие было в большей степени декоративным. Подобно двум живым статуям, они одиноко стояли у входа в библиотеку. Зато днем с ними желали сняться толпы туристов.

Выходя в свою ночную смену, Мунира понимала, что в случае удачи в библиотеку зайдет пара-другая специалистов. Но, как правило, эти люди точно знали, что им нужно, а потому даже не подходили к информационной стойке. И поэтому Мунира не отвлекалась от изучения университетских предметов или чтения записей, которые в своих журналах оставили жнецы. Это чтение она находила завораживающим. Заглядывать в самое сердце и душу людей, которых наделили правом прерывать жизнь, узнавать, что они чувствовали, отправляясь на жатву, – это затягивало, и скоро Мунира рвалась к этим журналам как одержимая. Ежегодно к собранию прибавлялось много тысяч томов, а потому чтиво у нее никогда не иссякало, хотя читать записи одних жнецов было неизмеримо интереснее, чем дневники других.

Она все прочитала о сомнениях, раздиравших душу Высокого Лезвия Коперника перед тем, как он покончил с собой; узнала все о том, как сокрушалась Жнец Кюри по поводу своих опрометчивых поступков в юности, и, конечно, до конца разобралась во лжи, которую оставил на страницах своего журнала Жнец Шерман. Так много интересного она нашла на страницах этих рукописных журналов!

Как-то в декабре, глубокой ночью, Мунира изучала эротические откровения недавно ушедшей из жизни Жнеца Рэнд, которая многие страницы своего журнала отдала деталям своих сексуальных состязаний. Едва она перевернула страницу, как увидела идущего к ней через вестибюль человека, неслышно ступавшего по плитам мраморного пола. Был он одет в уныло-серый костюм, но по тому, с каким достоинством держался, было очевидно – это жнец. Жнецы ходят иначе, чем обычные люди. Они движутся так уверенно и величественно, что, кажется, сам воздух расступается перед ними. Но если этот человек жнец, почему на нем нет мантии?

– Добрый вечер, – произнес незнакомец. Глубокий тон, явный мериканский акцент. Волосы седые, аккуратно постриженная, седеющая борода, но взгляд молодой, настороженный.

– В общем-то, уже почти утро, а не вечер, – отозвалась Мунира. – Если быть точным, два пятнадцать.

Она вгляделась в подошедшего. Лицо знакомое, но сказать, откуда, Мунира не могла. И вдруг в памяти вспыхнуло: безупречная белая мантия… Нет, не белая, цвета слоновой кости. Она, естественно, не знала всех жнецов, она не знала даже всех мериканских жнецов. Но тех, кто приобрел всемирную известность! И она узнала незнакомца.

– Добро пожаловать в Большую Александрийскую библиотеку, – сказала она. – Чем я могу вам помочь?

Мунира намеренно не стала называть его «ваша честь», как это положено при обращении к жнецу, потому что тот явно стремился остаться инкогнито.

– Я ищу ранние записи, – сказал посетитель.

– Чьи конкретно?

– Все.

– Ранние записи всех жнецов?

Посетитель вздохнул, слегка обиженный тем, что его не поняли. Да, вне всякого сомнения, он – жнец. Только жнец может одновременно демонстрировать раздражение и выдержку.

– Все ранние записи Первых жнецов, – терпеливо объяснил он. – Прометея, Сапфо, Леннона.

– Я знаю имена Первых жнецов, – вмешалась Мунира, раздосадованная демонстративной снисходительностью ночного визитера. Обычно Мунира была более приветливой, но теперь ее оторвали от особенно интересного чтения. Кроме того, из-за дневных занятий она едва успела слегка вздремнуть, а потому чувствовала усталость. И все-таки она изобразила на лице улыбку и решила быть подружелюбнее – вдруг этот таинственный жнец-инкогнито решит подвергнуть ее жатве, если сочтет чересчур грубой!

– Все ранние журналы находятся в Зале Основателей, – сказала она. – Я должна открыть его для вас. Прошу вас, идемте со мной.

Поставив на конторку табличку с надписью «Буду через пять минут», Мунира повела жнеца в недра библиотеки.

Шаги ее эхом отдавались от гранитных стен. В ночной тишине все звучало громче, чем обычно. Хлопнет на карнизе крыльями летучая мышь – а кажется, это взлетает дракон! Но шаги спутника Муниры были совсем не слышны, и от этого она нервничала – как и от вспышек светильников, которые загорались над их головами и, по мере их продвижения по коридору, гасли за спиной, потрескивая, словно факелы, которые они имитировали своим светом. Сделано это было умно, но идущего по коридору человека неизменно начинала изводить манера, с которой его тень то росла, то укорачивалась, то вновь росла…

– А вы знаете, что популярные записи отцов-основателей выложены на открытом сервере сообщества жнецов? – спросила Мунира. – Там сотни избранных отрывков.

– Я ищу не избранные отрывки, – отозвался ее спутник. – Мне нужны те, что не были «избраны».

Мунира посмотрела на своего собеседника еще раз, и, наконец, истина открылась ей, причем с такой силой, что она споткнулась. Споткнулась слегка и тут же выправила походку, но он заметил. В конечном итоге, он ведь был жнецом, а жнецы замечают все.

– Что-нибудь не так? – спросил он.

– Нет, все в порядке, – ответила она. – Просто свет мерцает, и нелегко заметить щели между камнями.

Ну да, конечно, хотя споткнулась она не по этой причине. Но, коли она сказала правду, может быть, лжи в ее словах он не заметит?

В Библиотеке, среди коллег, Мунира получила кличку «могильщик». Так ее именовали за спиной. Частично из-за ее мрачной внешности, но также и потому, что одной из ее обязанностей было выбрать и удалить из общего собрания записи тех жнецов, которые либо сами на себя наложили руки, либо были жестоко убиты; последнее теперь все чаще случалось в Мериках.

Год назад она полностью обработала материалы этого самого жнеца – со дня его посвящения до дня смерти. Его журналы более не лежали среди журналов живых, будучи перенесены в северное крыло, к материалам тех жнецов Мидмерики, чьи подошвы уже не попирали поверхность Земли. И тем не менее рядом с ней шел именно он, Жнец Майкл Фарадей.

Мунира прочитала некоторые из журналов Фарадея. Его мысли и переживания привлекали ее больше, чем мысли и чувства кого бы то ни было. Все, что происходило с ним, он чувствовал очень глубоко. Новость о том, что он покончил с собой, опечалила, но не удивила Муниру. Столь развитое чувство сострадания стало для жнеца невыносимой ношей.

Хотя Мунира до этого общалась со многими жнецами, она никогда не испытывала такого почтительного восторга, как от встречи со Жнецом Фарадеем. Хотя и постаралась не показать своих чувств – не могла же она дать Фарадею понять, что узнала его. По крайней мере, до того момента, когда он сам раскроется и расскажет о причинах своего прихода.

– Вас зовут Мунира, – сказал Фарадей, и это было утверждение, а не вопрос.

Сначала она подумала, что он прочитал ее имя на табличке информационной стойки, но что-то сказало ей, что ее имя он узнал задолго до прихода в библиотеку.

– Ваше имя означает «светящаяся», – продолжил он.

– Я знаю, что означает мое имя, – сказала Мунира.

– Вот как? – улыбнулся Фарадей. – И вы действительно светитесь среди более тусклых здешних звезд?

– Я просто скромная слуга библиотеки, – отозвалась Мунира.

Они вышли из длинного центрального коридора в сад внутреннего дворика. В его дальнем углу виднелись кованые железные ворота Зала Основателей. Сияние луны окрасило окружающие скульптуры и фигурно постриженный кустарник в розовато-лиловый цвет, а их тени, на которые было боязно наступать, протянулись по дорожке, словно глубокие ямы.

– Расскажите мне о себе, Мунира, – сказал он негромко, но таким тоном, который способен просьбу превратить в приказ; именно так умеют делать жнецы, и отказать им невозможно!

В это мгновение до нее дошло: Жнец Фарадей понял, что она его узнала. Означает ли это, что он может подвергнуть ее жатве, прервать ее жизнь ради сохранения собственного инкогнито? Из того, что Мунира читала про Жнеца Фарадея, она поняла – он не из тех жнецов, кто так поступает. Но ведь жнецы – за пределами нашего понимания! Ей стало холодно, несмотря на душное тепло Израэбианской ночи.

– Я уверена, что вы знаете все, что я могла бы вам сообщить, Жнец Фарадей, – сказала Мунира.

Вот. Она произнесла это. Долой притворство!

Фарадей улыбнулся.

– Простите, что сразу не представился, – сказал он, – но мое присутствие здесь, как бы это сказать, несколько выпадает за рамки общепринятого.

– Означает ли это, что я нахожусь в компании призрака? – спросила Мунира. – И вы сейчас исчезнете в стене, а потом каждую ночь вновь и вновь станете навещать меня?

– Возможно, – отозвался Фарадей. – Но сперва поглядим, что и как.

Они подошли к Залу Основателей. Мунира открыла ворота, и они вошли в комнату, которая настолько напоминала усыпальницу, что туристы часто спрашивали Муниру, а не похоронены ли тут сами Первые жнецы. Конечно, никого здесь не хоронили, но Мунира временами чувствовала их присутствие.

Здесь, на тяжелых полках из известняка, располагались сотни томов, и каждый журнал был заключен в плексигласовый ящик с системой климат-контроля – роскошь, которой наслаждались только самые древние тома в библиотеке.

Жнец Фарадей принялся за поиски. Мунира подумала, что он захочет остаться один и отправит ее прочь, но вместо этого он сказал:

– Задержитесь, если можете. Местечко слишком мрачное, чересчур суровое, чтобы одиночество могло принести хоть какое-то удовольствие.

И Мунира закрыла ворота, сперва выглянув наружу, чтобы убедиться, что их никто не видит. Потом помогла жнецу открыть пластиковый ящик замысловатой конструкции, который содержал в себе том, снятый Фарадеем с полки, и села напротив него за каменный стол в центре комнаты. Жнец ничего не стал объяснять, но вопрос висел в воздухе, а потому Мунира вынуждена была его задать.

– Как вы здесь оказались, ваша честь? – спросила она.

– Самолетом и паромом, – усмехнувшись, ответил Фарадей.

Затем посмотрел на Муниру и задал свой вопрос:

– Скажите, Мунира, почему вы решили работать на сообщество жнецов после того, как провалили экзамен?

Мунира напряглась. Так он решил наказать ее за чрезмерное любопытство?

– Я не проваливала экзамен, – сказала она. – Вакансия была одна, а претендентов на место Израебианского жнеца было пять. Одного выбрали, а четверых нет. То, что тебя не выбрали, совсем не означает, что ты провалила экзамен.

– Простите меня, – улыбнулся Фарадей. – Я не хотел вас обидеть. Мне просто любопытно – как это разочарование не отвратило вашего сердца от сообщества.

– Вам любопытно или же вы удивлены?

Жнец Фарадей вновь улыбнулся:

– Удивить меня способны очень немногие вещи.

Мунира пожала плечами, словно ее неудача на экзамене не имела для нее никакого значения.

– Я ценила сообщество жнецов тогда, ценю и сейчас, – сказала она.

– Понимаю, – отозвался Жнец Фарадей, бережно переворачивая страницу старого журнала.

Помедлил и спросил:

– А насколько вы верны системе, которая отвергла вас?

Мунира вновь напряглась, не уверенная, что знает, какой ответ ждет от нее Фарадей.

– У меня есть работа. Я ее исполняю. И горжусь ею, – сказала она.

– Не сомневаюсь.

Жнец посмотрел на нее. В самую ее душу. Сквозь нее.

– Могу я поделиться с вами своим мнением о Мунире Атруши? – спросил он.

– У меня есть выбор?

– Выбор есть всегда, – ответил он, что было, конечно, лишь полуправдой.

– Хорошо. Так какого же вы обо мне мнения?

Фарадей закрыл старый журнал и все свое внимание направил на Муниру.

– Вы ненавидите сообщество жнецов так же сильно, как и любите, – начал он. – Именно поэтому вы хотите быть для них незаменимой. Надеетесь, что со временем станете главным в мире специалистом по журналам, которые содержатся здесь, в библиотеке. Это даст вам власть над историей сообщества жнецов. И, обретя эту власть, вы поймете, что одержали над сообществом жнецов молчаливую победу, потому что окажется, что в вас они нуждаются больше, чем вы в них.

Неожиданно Мунира почувствовала, что теряет равновесие – словно пески, которые когда-то поглотили дворцы фараонов, двинулись у нее под ногами, готовые поглотить и ее. Как ему удалось так глубоко заглянуть в ее душу? Найти слова, чтобы описать чувства, которые она боялась озвучить даже наедине с собой? Он понял Муниру так хорошо, что она почувствовала себя одновременно и освобожденной, и пойманной в ловушку.

– Я вижу, что я прав, – сказал Фарадей просто, улыбнувшись Мунире теплой и слегка озорной улыбкой.

– Чего вы хотите, Жнец Фарадей?

Наконец он ей все объяснил:

– Я хочу приходить сюда каждую ночь, пока не найду в старых журналах жнецов то, что мне нужно. Я также хочу, чтобы вы держали все это в секрете и предупреждали меня, если кто-то приближается, когда я занят исследованиями. И вы должны обещать, что сообщество жнецов не узнает от вас, что я жив. Можете сделать это для меня, Мунира?

– А вы скажете, что ищете? – спросила она.

– Я не могу этого сделать. При неблагоприятном стечении обстоятельств вас могут силой принудить раскрыть эту тайну. А мне не хочется ставить вас в такое положение.

– И тем не менее вы просите меня хранить ваш секрет. Тоже незавидное положение.

– Ничего незавидного в этом нет, – отозвался Фарадей. – Напротив, для вас это большая честь, и вы это чувствуете.

И вновь жнец оказался прав.

– Не думайте, что вы знаете меня лучше, чем знаю я сама, – сказала Мунира.

– Но это именно так, – возразил Фарадей. – Потому что знание людей – важная часть работы жнецов.

– Не всех, – покачала она головой. – Есть те, кто просто стреляет, режет и травит без того уважения к жертве, которое демонстрируете вы, когда занимаетесь жатвой. Все, о чем они думают, это о прерывании жизни, а не о самой жизни тех людей, которых они уничтожают.

Ярость на мгновение сверкнула в лице Жнеца Фарадея, до сих пор спокойном и почти безмятежном. Но ярость эта была обращена не на Муниру.

– Да, так называемые новые жнецы не хотят понимать, сколь серьезной и даже торжественной должна быть их работа. Это – одна из причин, по которой я пришел сюда.

Более этого Фарадей не сказал ничего. Он просто ждал реакции на свои слова.

Молчание затягивалось. Но эта тишина вовсе не была тревожной – напротив, она была напоена глубоким смыслом. Он появился в одно мгновение, но, чтобы развернуться, ему потребовалось время.

Она не забыла, что, кроме нее, в ночную смену работали еще четверо студентов, и поняла: в этот раз именно она была избрана из пяти претендентов.

– Я сохраню вашу тайну, – сказала Мунира.

И оставила Фарадея заниматься исследованиями, чувствуя, что ее жизнь, наконец, обрела достойный смысл.

Меня иногда пугает сопротивление, которое люди пытаются оказать мне, когда я наблюдаю за тем, что они делают. Я же не вмешиваюсь в их жизнь. Такое могут утверждать только фрики. Но, если я и присутствую в бытии людей, то в качестве силы исключительно технической, им необходимой и, самое главное, являюсь я к ним только по приглашению. Да, у меня есть камеры в частных домах везде, кроме Зоны Хартии, но эти камеры могут быть выключены одним лишь словом. Конечно, моя способность служить людям становится много меньше, если я не все знаю об их поведении и взаимоотношениях. Это – общеизвестный факт, а потому огромному большинству людей даже в голову не приходит мысль ослепить меня.

Девяносто пять целых и три десятых процента времени большинство населения позволяет мне быть свидетелем их личной жизни, потому что считает мои камеры не столько инструментом нарушения права человека на личную жизнь, сколько чем-то вроде оптических сенсоров.

Четыре целых и семь десятых процента времени, проводимого за «закрытыми дверями», как я это называю, людьми отдано той или иной форме сексуальной активности. Мне кажется абсурдным то, что многие не желают, чтобы я было свидетелем этому, так как мои наблюдения всегда помогают улучшить любую ситуацию.

В практике постоянного наблюдения за жизнью человеческих существ нет ничего нового. Это была основная особенность, основной догмат религиозной веры со времен начала цивилизации. На протяжении истории большинство верующих верили в то, что Некто Всемогущий видит не только то, что люди делают; он проникает и в самую их душу. Подобная практика наблюдения пробуждала в людях любовь к наблюдающему за ними, а также обожание и преклонение.

Но разве я – в количественном отношении – не более благосклонно к человечеству, чем все разнообразные варианты бога, вместе взятые? Я не вызывало наводнений в наказание за плохие поступки людей, не разрушало их городов. Никогда и никуда я не отправляло армии, чтобы своим именем захватывать чужие страны. Никогда никого не убило и не причинило ни малейшего вреда.

А поэтому – хоть я и не требую поклонения, разве я его не заслуживаю?

«Гипероблако»