Текст книги "Беседы с Богом о здоровье, душе и будущем медицины"

И это правда: я выходила после занятия из лаборатории, где, например, мы только что смотрели легкие, и думала только о человеческих легких. Наверное, это странный способ идти по жизни, но, разговаривая с людьми, я тогда представляла себе их легкие, потому что воспоминание было слишком ярким. Однако, в общем, я просто не верила тому, чему меня учили в той лаборатории – в духовном смысле, – поэтому не думаю, что воспринимала это слишком серьезно. Для меня это была очевидная иллюстрация того, что я связана со своими родными, с любимыми и с каждым человеком, чей путь пересекся с моим, на уровне энергии. Это подтверждало существование чего-то, помимо физического.

Для меня это стало кристально ясно.

НИЛ: Тело ни в коей мере не является нашей сутью, тем, кто мы есть. Вам очень повезло получить такое откровение в столь юном возрасте.

Большинство людей за всю свою жизнь даже близко не подходят к этому знанию, к такому глубокому пониманию.

Доктор КУПЕР: Это был первый случай в моей жизни, действительно поставивший передо мной вопрос: если мы – не наши тела, то кто мы?

В результате это стало началом исследования того, о чем мы говорили ранее – пересечения физического и духовного – и понимания связи между телом и душой.

И, Нил, мне бы хотелось поделиться еще одной историей в дополнение к этой, которая еще больше углубила мое понимание. Это была первая операция на открытом сердце, на которой я присутствовала, – аортокоронарное шунтирование – когда надо провести артерии вокруг сердца.

В этой операции мое внимание привлекло то, что она выполнялась именно на сердце, одном из самых жизненно важных органов в теле. Это не тот случай, когда пациент сломал ногу или еще что-нибудь, а нам надо это починить. Сердце – тот самый орган, без которого жизнь попросту невозможна. В смысле, что остается от нас, когда наше сердце не бьется?

Поэтому я была заинтригована этой операцией с первой же минуты, как только вошла в помещение.

Я прекрасно помню, как стояла в операционной и помогала анестезиологу, «усыплявшему» пациента перед операцией. В тот момент меня поразило, что для погружения пациента в «сон» – большинство этого не знает – надо парализовать его мышцы. Ведь, если мы собираемся вставить дыхательную трубку, а мышцы не парализованы, они дыхательную трубку вытолкнут. То есть сами не расслабятся настолько, чтобы впустить ее. Также мы не хотим, чтобы пациент отталкивал хирурга или отбивался, поскольку мышечные рефлексы будут противиться действиям хирурга. Это еще одна причина, почему надо временно парализовать пациента, прежде чем начать вмешательство.

Затем мы довели сознание пациента до состояния, которое называют «лекарственной комой». Это значит, что человек, который подвергается операции, на самом деле не спит, он не видит сны, не проходит другие относительно активные стадии мозговой активности. Если измерить активность его мозга на электроэнцефалограмме в этот момент, она покажет коматозное состояние, эквивалентное полной потере сознания [2].

Если анестезия была проведена правильно, то, «просыпаясь» после операции, пациент абсолютно ничего не помнит. То есть у него не остается никаких воспоминаний о том, что операция вообще имела место. Остаются только швы на месте разрезов.

Все это звучит как научная фантастика, а уж ощущается и подавно. Именно так я себя чувствовала, находясь в этом помещении и наблюдая глазами юного студента-медика. Но это было по-настоящему. И это было замечательно.

Пациент под анестезией не мог самостоятельно дышать, поскольку его мышцы были парализованы. Поэтому нам надо было «дышать» за него с помощью аппарата искусственной вентиляции легких. Более того, данная конкретная операция затрагивала сердце, и оно, разумеется, не билось, пока мы над ним работали. Вместо этого пациента подключили к аппарату искусственного кровообращения – трубопроводу, который гонял его кровь по кругу и обогащал ее кислородом, то есть выполнял функции, в норме осуществляемые сердцем и легкими [3].

И вот я стою в операционной. Кровь пациента качается по трубкам, опутавшим всю операционную – сердце у него не бьется, легкие не работают, память на нуле, активность мозга подавлена до состояния комы, мышцы парализованы. Помню, как подумала в тот момент: «Черт, если это не заставляет нас задуматься, кто мы, если это не заставляет нас снова задаться вопросом „Что такое жизнь?“, то что может заставить?»

Уберите наше сердце, функции мозга, легкие, мышцы – и что останется? Что есть мы?

Поэтому самое важное, что я вынесла из своего обучения профессии врача: физическое и духовное не существуют сами по себе. Наше физическое «Я» – ничто без постоянной и вечной связи с духовной энергией, и это стало мне совершенно ясно именно в те моменты.

НИЛ: Итак, вы говорите, что существует энергетическая составляющая жизни, которая оживляет всю нашу физическую сторону. Неотъемлемая сущность.

Из вашего рассказа очевидно, что в операционной применяют заменители телесных механизмов. У них есть заменитель сердца, заменитель кровеносной системы, заменитель легких и так далее. Но неотъемлемая сущность должна оставаться с телом, – иначе это будет труп. Потому что нет заменителя для фундаментальной энергии жизни, когда эта энергия жизни больше не течет в теле. И эта фундаментальная энергия не течет ни из какой машины.

Доктор КУПЕР: Интересный взгляд!

НИЛ: Как это относится к человеку, который не пребывает под наркозом, а ходит себе и живет нормальной жизнью?

Доктор КУПЕР: Ну, что до меня, то я восприняла это и применила к собственной повседневной жизни – явно не под наркозом – сказав себе: «Ясно, без сомнений, что существует духовная энергия, оживляющая наше физическое присутствие, которую невозможно ничем заменить».

Также очевидно, что как таковую мы ее обычно не видим. Большая часть человечества не видит этого присущего нам замечательного инструмента!

В «Беседах с Богом» говорится о нашей вечной связи с Богом, и этому сопутствует идея о том, что духовность способна помочь нам во времена тягот и борьбы. Однако по иронии судьбы, когда мы оказываемся в этих самых тяжелых временах, по моим наблюдениям, большая часть человечества прибегает к «физическим» решениям проблем и даже не задумывается о духовной точке зрения.

Когда я собственными глазами увидела, что это духовное присутствие сопровождает нас всегда, это стало для меня не столько эзотерическим откровением, сколько реальным, земным знанием. Я начала усваивать, что «духовное присутствие» не просто все время со мной, – это на самом деле я и есть.

А если это и есть я, тогда это можно использовать как чудесный вспомогательный инструмент в моем арсенале пути по жизни.

НИЛ: Стало быть, если духовная энергия и есть наша подлинная суть, тогда как получается, что она автоматически покидает тело, если сердце перестает функционировать?

Что происходит, когда сердце перестает работать? Если нет заменяющего механизма, нет аппарата в операционной, который бы поддерживал его работу… Вас на улице сбила машина, и вы не можете достаточно быстро добраться до больницы, а замены работающему сердцу нет – оно просто перестает биться. Если так, то все кончено. Тогда это «присутствие», о котором вы говорите, эта жизненная сила, теоретически, вас покидает. Значит, духовный аспект того, что мы собой представляем, наша суть, очевидно, зависит от физического механизма тела, чтобы в этом теле оставаться.

И когда физический механизм сдает – то есть когда сердце перестает биться, – тогда духовная сущность, очевидно, не имеет выбора, кроме как сказать: «Что ж, береги себя, а нам пора. Пока!» И духовная сущность уходит.

И возникает вопрос: что первично – курица или яйцо?

Похоже, что духовная сущность на уровне своего функционирования принимает решение уйти и таким образом заставляет сердце перестать биться, если у него нет заменяющего механизма? Или сначала перестает биться сердце, а потом духовный механизм говорит: «Ну, если ты не собираешься продолжать, то я пошел!»?

Так что же первично – курица или яйцо?

И разумеется, аналогичный вопрос возникает при рассмотрении рождения, первых мгновений жизни. И кстати, этот вопрос и врачи, и общество обсуждают уже несколько тысяч лет: когда начинается физическая жизнь?

Жизнь, как мы ее определяем, начинается с первым ударом сердца в утробе? Вот зародыш находится в материнском лоне и представляет собой просто инертную массу клеток, пока не случится первый удар сердца. Именно в этот момент, полагают некоторые, он становится живым! Или он не является живым, пока он не родится на самом деле, пока не выйдет из материнского тела?

Мне кажется, этот вопрос упирается в то самое пересечение между физическим и духовным. И мы должны понять: где физическая и духовная энергии пересекаются и, в некотором смысле, сталкиваются.

Я некогда написал небольшую книгу под названием «Сердце запускается, любовь начинается» в соавторстве с медсестрой родильного отделения, которая хотела обратиться к вопросу, когда начинается жизнь. Когда это происходит: в момент рождения или в момент, когда запускается сердце в утробе? Или еще раньше?

Сейчас медицина утверждает, что это происходит, когда эмбрион становится «жизнеспособным». И под «жизнеспособностью» понимается способность эмбриона выжить самостоятельно вне матки.

Но с духовной точки зрения можно возразить, и многие это делают, что жизнь начинается не тогда, когда эмбрион становится жизнеспособным, то есть в состоянии жить вне утробы. Жизнь начинается, когда тело еще существует внутри материнского лона, но сердце начинает биться.

«Ой-ой, – говорит врач. – Ой-ой, я слышу, сердце бьется!» Понимаете, сердце младенца начало биться. Считается, что это происходит между четвертой и шестой неделями беременности. А меня пятьдесят лет занимал вопрос: почему сердце вдруг начинает биться? Кто его включает? И, коли на то пошло, кто выключает?

Доктор КУПЕР: Да, это завораживающий вопрос! Более того, древнейший вопрос о том, когда начинается жизнь, также связан с вопросом, который вы задали до этого: зависит ли на самом деле духовное от физического для проявления в этом мире?

Я бы хотела на минутку отклониться от темы, Нил, а затем вернуться к вашему вопросу.

Мне хочется сказать пару слов о генетике. О целом букете новых научных открытий вокруг такой штуки, как эпигенетика (что изначально представляет собой экспрессию наших генов – и мы к этому сейчас подойдем).

Как бы то ни было, изначально мы обладаем полным генетическим кодом, и каждая отдельная клетка нашего тела заключает в себе код всего тела. То есть ДНК всех клеток идентичны, и единственная разница между клетками разных типов в том, какая часть генетического кода активна (или «включена»), а какая неактивна (или «выключена»).

ДНК (или генетический код) клетки волоса, например, такая же, как ДНК сердечной клетки, клетки печени или любой другой клетки в теле. Но каждая из этих клеток на ранней стадии эмбрионального развития «выбрала» проявить себя определенным образом и в результате приобрела свои уникальные характеристики.

Этот процесс называется дифференциацией стволовых клеток, как вы очень хорошо объяснили на вашем последнем семинаре.

НИЛ: Спасибо, доктор. Я старался произвести на вас впечатление. (Смеется.)

Доктор КУПЕР: Но теперь я хочу обратить ваше внимание на эпигенетику – которая, по сути, представляет собой способность каждой отдельной клетки тончайшим образом модифицировать свои проявления в течение человеческой жизни.

По окончании начальных стадий периода эмбрионального развития клетки больше не подвергаются крупным изменениям. Иными словами, сердечная клетка не превратится внезапно в клетку печени. Однако они продолжают подвергаться мелким изменениям на протяжении всей нашей жизни. На самом деле наши клетки модифицируют экспрессию своих генов постоянно, ежечасно!

Так что генетическая экспрессия внутри каждой конкретной клетки в каждый конкретный момент не «закреплена», как думают многие. Это не что-то статичное. Скорее, она постоянно адаптируется к внешним и внутренним раздражителям, то есть подстраивается под окружающую среду, под любые изменения в ней, а также под любые изменения внутри самого тела.

В связи с этим интересно революционное исследование, опубликованное доктором Ричардом Дж. Дэвидсоном в 2013 году в «Журнале психонейроэндокринологии» (Journal of Psychoneuroendocrinology). В нем говорится об «эпигенетическом воздействии медитации» на тело. Иначе говоря, в наших генах в результате осознанности и занятий медитацией могут происходить настоящие изменения! [4]

Когда я читала исследование Дэвидсона, эта идея мгновенно привлекла мое внимание, и я подумала: вот реальное доказательство того, что духовность способна влиять на нашу обыденную физическую жизнь!

Прямо передо мной на странице лежало доказательство того самого пересечения духовного и физического, о котором мы говорили.

В исследовании проводилось сравнение двух групп людей, одна из которых, контрольная, никогда не практиковала медитацию, а другая имела в этом занятии значительный опыт. В начале эксперимента обеим группам велели погрузиться в восьмичасовую «ментальную практику», после чего ученым были доступны измеримые генетические изменения! Они включали в себя сокращение экспрессии воспалительных и провоспалительных генов, а также снижение выработки гормонов стресса, таких как кортизол, в результате изменения генетических путей.

Еще один интересный момент заключается в том, что перед восьмичасовым экспериментом гены и контрольной, и медитационной группы оценивались как эквивалентные. То есть медитационная группа не имела вначале никакого преимущества; благотворное влияние медитации возникло от осуществления самой деятельности.

Как бы то ни было, это иллюстрирует глубинную связь между нашим духовным и физическим «Я». Ведь если за восемь часов можно с помощью медитативных/ментальных практик изменить экспрессию генов, то представьте, какое влияние оказывает наша духовная энергия на тело в течение всей жизни!

Так что, возвращаясь к вашему вопросу, Нил: если человек умирает от сердечного приступа, то душе, так сказать, всего лишь очень жаль? Она просто движется дальше, а тело «расстается с ней»?

Не думаю. Опираясь на подобные исследования, я бы предположила, что «расставание» происходит не без взаимодействия тела с духовной частью и не без некоего вклада с ее стороны в процесс. Это происходит не на сознательном уровне, но, думаю, на каком-то уровне душа в этом участвует, сознает это человек умом или нет.

На мой взгляд, тело и душа очень тесно связаны друг с другом, и подобные случаи происходят в согласии с целями обоих.

НИЛ: Интересная мысль. И она, безусловно, отражает информацию, которая дается нам в книге «Дома с Богом. Жизнь никогда не кончается». Это последняя из девяти книг-диалогов серии «Беседы с Богом», и в ней говорится, что мы умираем в то время и таким образом, как выбираем сами. Как ни трудно поверить в это на чисто физическом, человеческом уровне, в «Беседах с Богом» нас приглашают обдумать возможность этого. С нашим телом или сознанием не происходит ничего из того, что делалось бы в разногласии с душой.

Если мы действительно воплощения Божественности, то это утверждение совершенно логично. Иначе придется допустить, что с Богом или с любым из Божественных проявлений может случиться нечто, что не было бы Божественно.

По поводу Божественности и Человечности можно прийти только к двум выводам: эти два начала либо объективно разделены, либо объективно едины. Либо Божественность и Человечность суть Одно, либо Божественность и Человечность – два разных аспекта. И тогда вся жизнь, коли на то пошло, состоит из совершенно отдельных и независящих от Бога физических проявлений.

«Беседы с Богом» говорят нам: «Все вещи суть Одна. Есть только Единое, и все вещи суть часть того Единого, что существует».

Именно на этой основе построено все содержание трех с лишним тысяч страниц девятитомного диалога «Бесед с Богом».

Но давайте вернемся к обсуждению стволовых клеток. Вы, как врач, предполагаете, что стволовые клетки дифференцируются по велению Духа. Как вы сказали, сознание – или состояние бытия личности в описанном вами процессе медитации – способно влиять на генетическую и клеточную экспрессию человека.

Поэтому мне кажется, что то же самое может происходить и в эмбрионе, чьи стволовые клетки находятся в процессе дифференциации. Энергия эмбриона, которую с духовной точки зрения можно определить как его неотъемлемую сущность, может также демонстрировать свой выбор на генетическом и клеточном уровне. И это может происходить до первого удара сердца. Если эмбриональные клетки движутся, комбинируются, формируются и дифференцируются, то жизнь фактически происходит до первого удара сердца. Потому что до первого удара сердца – в первые 3–5 недель существования эмбриональных тканей в материнской утробе – формируются части тела. Формируется само сердце! Оно не бьется, пока не сформировано.

А это означает, что на определенном уровне происходит принятие решения. Клетки дифференцируются за счет некоего процесса, который начинается до того, как начинает биться сердце.

Вот откуда возникает интереснейший вопрос: когда жизнь действительно начинается?

Является ли сама жизнь частью клеточной деятельности сперматозоида и яйцеклетки, когда они соединяются от отца и матери? И следовательно, является ли фактом, что у жизни нет ни начала ни конца, а происходит лишь перенос? Может ли быть так, что жизнь (движение и принятие решений клетками) просто переносит свой разум из одной формы жизни в другую? Возможно ли, чтобы ткани – клеточная масса, – создаваемые объединением материнской яйцеклетки и отцовского сперматозоида в форме эмбрионального клеточного существа, были не началом «новой» жизни, но просто продолжением жизни, только в иной форме, без «разрыва» в энергетической линии неотъемлемой сущности?

Возможно ли такое, что жизнь на самом деле никогда не начинается, но просто продолжается? И разве не интересно думать в таком ключе, что мы, которые сидят тут себе и разговаривают по телефону, являемся продолжением жизни с самого-самого начала физического проявления тысячи и тысячи, и тысячи лет назад?!

Доктор КУПЕР: Какая невероятная идея! Думаю, вы тут что-то нащупали, Нил. Не удивлюсь, если в ближайшие годы наука в итоге докажет именно это.

По-моему, это замечательная мысль.

НИЛ: Тогда жизнь должна быть «передаваема». Но ведь очевидно, что она и так «передаваема», поскольку вот они мы, потомки, если угодно, самых первых человеческих существ. Жизнь путем процесса эволюции создала человеческие существа, а мы являемся потомками нескончаемого переноса неотъемлемой сущности, Божественного разума, который всегда существовал и всегда будет существовать, в физическом виде.

Но как же труп?

Если жизнь определяется как движение и если вы разрежете труп и изучите его на клеточном уровне, то все равно увидите движение на субмолекулярном уровне, хотя тело вроде бы мертво. Это означает, что жизнь никогда не кончается, но просто меняет форму.

Поместите его под суперультрамощный микроскоп, подвергните его самому сильному увеличению, и вы не увидите инертных клеток. Их атомы и субмолекулярные частицы не могут просто замереть неподвижно. Энергия, оживляющая отдельные клетки в трупе, будет по-прежнему двигаться. Эта энергия, эта неотъемлемая сущность просто не замирает.

Жизнь как мы ее знаем, может, и кончилась, но сама жизнь не кончится никогда.

Доктор КУПЕР: Согласна. И я думаю, это будет еще легче понять, если представить, что произошло бы с телом в естественном мире, а не в искусственной среде, где труп препарируют на лабораторном столе в медицинском институте.

Если человеческое существо ушло, а его тело осталось в лесу, оно распадается. И разумно предположить, что процесс его распада послужит топливом для роста других созданий. Как говорится в «Беседах с Богом», всякая жизнь поддерживает жизнь за счет процесса самой жизни.

Поэтому так называемая «мертвая органическая материя» на деле является фактором роста, или субстратом для новой жизни.

И если заглянуть в электронный микроскоп с высоким разрешением, действительно увидишь движение, как вы сказали. Но это движение будет служить крайне специфической и важной цели – оно будет топливом для возникновения других форм жизни.

НИЛ: То есть на самом деле это не процесс разложения, а процесс сложения.

Доктор КУПЕР: Да!

НИЛ: Тело, которое лежит в лесу, в дикой природе, и, в конечном счете, разлагается, на деле не «разлагается» вовсе. По сути оно слагается. Или, если угодно, слагается с миром заново. Оно становится слагаемым бесконечного процесса и проявления жизни, просто в другой форме.

Доктор КУПЕР: Именно! Я бы согласилась. Красивая формулировка – и кажется такой законченной. Правда, чудесно.

Получается, смерть – это не столько про умирание, сколько про нескончаемый цикл существования, в котором жизнь постоянно воспроизводится совершенно новым образом.

И возможно, наше понимание того, что жизнь никогда не кончается, будет способствовать более полной, насыщенной жизни. Ведь сказано же, что наш страх смерти прямо пропорционален нашему страху жизни – жизни в полную силу.

НИЛ: Да, и я думаю, наш страх смерти – это на самом деле страх потерять свое ощущение «Я», потерять нынешнюю форму, в которой наша жизнь проявляется.

В книге «Дома с Богом. Жизнь никогда не кончается» я спросил Бога: «Что такое смерть?» – и Бог ответил: «Смерти, как ты ее себе представляешь, не существует. То, что ты называешь смертью, лишь процесс повторной идентификации».

Так что, оказывается, жизнь никогда не кончается, но просто меняет форму проявления.

Доктор КУПЕР: Мне нравится эта идея.

НИЛ: И мельчайшая часть нас заново идентифицируется определенным образом. Можно привести аналогию с горящим поленом в камине. Бог спрашивает: «Исчезло полено или оно просто сменило форму, в которой проявлено – с дерева на пламя, жар, дым и свет?» Полено не исчезло, и пепел в камине – всего лишь крохотная доля процента от него, так же как труп – всего лишь мельчайшая часть исходной физической формы. Труп – как пепел от полена в камине. Это 0,05 процента от проявления жизни, называемого «человек», которое мы продолжаем видеть.

Доктор КУПЕР: Просто безупречное сравнение.

НИЛ: Да, для меня.

Есть такая поговорка: пепел к пеплу, прах к праху. Как и энергия полена, оставляющего после себя лишь пепел, так и человеческое существо оставляет после себя мельчайшую долю того, чем оно было. В то время как громадный процент уходит дальше в других формах энергии. Энергия просто проявляется другими способами в конечной вселенной физических тел.

Интересно. Интересно.

Надо исследовать этот вопрос дальше и посмотреть, куда он нас заведет.