Текст книги "Плавание на «Веге»"

Все эти соображения и легли в основу при выработке плана проектируемой экспедиции.

Я предполагал бы в начале июля 1878 года отправиться из Швеции на паровом судне, построенном для плавания среди льдов, с запасом провианта на два года, взяв, кроме научного штаба из четырех или пяти человек и четырех нанятых в Норвегии зверобоев, экипаж, состоящий из морского офицера, врача и команды не более чем из восемнадцати человек матросов-добровольцев военного флота. Сначала судно пойдет в какой-нибудь порт на северном побережье Норвегии, где возьмет уголь. Отсюда путь пойдет в пролив Маточкин Шар, разделяющий острова Новой Земли, где придется ждать благоприятных условий для перехода через Карское море. Далее плавание будет продолжаться до гавани Диксона при устье Енисея, подойти к которой я надеюсь в первой половине августа. Как только обстоятельства позволят, экспедиция продолжит отсюда путь в полосе чистой воды, которую потоки из Оби и Енисея непременно должны образовать вдоль побережья до мыса Челюскина, причем тут возможны некоторые небольшие отклонения к северо-западу, чтобы исследовать, не расположен ли между северной частью Новой Земли и северной Сибирью какой-нибудь большой остров.

У мыса Челюскина экспедиция встретит единственное на намеченном пути место, где никогда не проходило судно, и это место считается, быть может справедливо, самым трудным для прохождения на всем северо-восточном пути. Если Прончищев в 1736 году на небольших, недостаточно приспособленных к морскому плаванию речных судах приблизился на расстояние нескольких минут широты к северо-западной оконечности Азии, то для нашего судна, обладающего всем необходимым современным оборудованием, не должно было бы встретиться слишком больших затруднений, чтобы обогнуть этот мыс, а далее у нас будет, по всему вероятию, довольно открытая вода до Берингова пролива, до которого следовало бы дойти в конце сентября.

Если время и ледовая обстановка позволят, желательно, чтобы экспедиция в этой части пути сделала несколько уклонений к северу для исследования, не расположена ли какая-нибудь земля между мысом Челюскина и Новосибирскими островами, а также между этими последними и Землей Врангеля. Из Берингова пролива путь должен продолжаться с остановками, вызываемыми обстоятельствами, сначала до какого-нибудь азиатского порта, откуда можно было бы послать на родину вести о себе, и затем далее, вокруг Азии к Суэцкому каналу. Если экспедиция не сможет проникнуть от мыса Челюскина дальше на восток, то, в зависимости от обстоятельств, заранее трудно предвидимых, экспедиция либо немедленно вернется в Европу, – и в таком случае судно, снаряжение и экипаж можно использовать для другой цели, – либо перезимует в какой-нибудь удобной гавани в устьях Таймыра, Пясины или Енисея. В таком случае следующим летом можно будет выполнить важные исследования в Сибирском ледовитом море. В течение же лета, когда южный ветер отгонит льды от берегов, без сомнения, представится какая-нибудь возможность достигнуть Берингова пролива. Возможно даже, если зимовка окажется необходимой, что у нас будут случаи послать с зимней стоянки письма на родину.

Глава первая

Отплытие // Тромзе // Участники плавания // Остановка в Мозе // Границы лесов // Климат // Цинга и ее лечение // Первое плавание вокруг Нордкапа // Описание путешествия. Отера // Представления о географии Скандинавии в первой половине XV века // Древние карты Севера // Сообщение Герберштейна о путешествии Истомы // Густав Ваза и северо-восточный путь // Путешествия Виллоуби и Чанслера

«Вега» покинула гавань Карлскрона 22 июня 1878 года. Считая лейтенантов Паландера и Брузевица, экипаж состоял из 19 моряков шведского флота и двух иностранных морских офицеров, лейтенантов Говгарда и Бове, которые должны были принимать участие в путешествии. Двое последних жили уже некоторое время в Карлскроне, присутствуя при снаряжении судна и приведении его в состояние полной готовности к плаванию.

В Копенгаген зашли 24 июня, чтобы принять на борт большое количество съестных припасов, закупленных там.

26 июня продолжали плавание в Гетеборг, где стали на якорь 27-го.

Во время этого перехода нам сопутствовал итальянский географ Кристофор Негри, уже много лет с интересом следивший за всеми плаваниями по Ледовитому морю и теперь получивший от своего правительства поручение присутствовать при отплытии «Веги» из Швеции, познакомиться со снаряжением судна и т. д. В Гетеборге на корабль прибыли доцент Чельман, доктор Альмквист, доктор Стуксберг, русский поручик Нордквист и приглашенный в Стокгольме в помощь естествоиспытателям технический работник; здесь погрузили большую часть научного оборудования экспедиции и приняли закупленные в Швеции съестные припасы, одежду и т. д.

4 июля «Вега» покинула гавань Гетеборга. Во время плавания вдоль западных берегов Норвегии дул сильный ветер, вследствие чего корабль пришел в Тромзе только 17 июля. Тут на борт «Веги» взошел я. Уголь, вода, оленьи меховые одежды[40]40
  Во многих полярных экспедициях употребляли для одежды вместо оленьего меха тюленьи шкуры. Но оленьи меха легче и теплее и являются поэтому хорошей защитой при сильном морозе. Во время оттепели оленьи меховые одежды пропитываются водой и становятся уже неприменимыми. Но в такую неустойчивую погоду и не следует пользоваться меховой одеждой. Береговые чукчи, которые сами в большом количестве бьют тюленей, а олений мех должны покупать, все же носят зимой этот мех, считая его необходимым. В это время года они надевают верхнюю одежду того же покроя, что «пэск» лопарей, и отлично удовлетворяющую требованиям. Основываясь на этом, я предпочитаю полярную одежду Старого Света полярной американской, более тесной одежде. Обувь лопарей из оленьего меха, напротив, совершенно непригодна для арктических путешествий, если не имеешь возможности часто менять ее и заботиться о ней. (Прим. автора)
  С этим заключением Норденшельда нельзя согласиться. В. Ю. Визе, на основании собственного опыта на Новой Земле и Земле Франца-Иосифа, считает лопарские канги наиболее подходящей обувью при пеших переходах в Арктике. Такого же мнения придерживается и Нансен, утверждающий, что «лопарские канги являются, несомненно, самой лучшей обувью из испытанной мною». (Прим. ред.)


[Закрыть] для всего экипажа, равно как и множество другого снаряжения, закупленного за счет экспедиции в Финмаркене, были приняты здесь же, в Тромзе. Тут также были взяты на судно и трое нанятых на время путешествия зверобоев.

21 июля весь груз был принят, экипаж собрался в полном составе, все было готово к отплытию, и в тот же день в 2 часа 15 минут под громкое «ура» многочисленной толпы народа, собравшейся на берегу, мы подняли якорь и начали плавание в ледовитые моря.

На борту «Веги» находились следующие участники экспедиции:

1. А. Е. Норденшельд, профессор, начальник экспедиции – род. 18/XI/1832 г.

2. А. Л. Паландер, лейтенант, ныне капитан шведского флота, командир парохода «Вега» – род. 2/Х/1840 г.

3. Ф. Р. Чельман, доктор философии, доцент ботаники Упсальского университета, заведующий ботаническими работами экспедиции – род. 4/XI/1846 г.

4. А. И. Стуксберг, доктор философии, заведующий зоологическими работами экспедиции – род. 18/IV/1849 г.

5. Е. Альмквист, врач экспедиции и лихенолог – род. 10/VIII/1852 г.

6. Е. Брузевиц, лейтенант шведского военного флота, помощник капитана – род. 1/XII/1844 г.

7. Дж. Бове, лейтенант итальянского военного флота, заведующий гидрографическими работами экспедиции – род. 23/Х/1853 г.

8. А. Говгард, лейтенант датского военного флота, заведующий магнитными и метеорологическими работами экспедиции – род. 1/XI/1853 г.

9. О. Нордквист, поручик русской гвардии, переводчик, помощник зоолога – род. 20/V/1858 г.

10. Р. Нильсон, шкипер – род. 5/I/1837 г.

11. Ф. А. Петерсон, 1-й машинист – род. 3/VII/1835 г.

12. О. Нордстрем, 2-й машинист – род. 24/II/1855 г.

13. К. Карлстрем, кочегар – род. 14/XII/1845 г.

14. О. Ингельсон, кочегар – род. 2/II/1849 г.

15. О. Эман, матрос – род. 23/IV/1843 г.

16. Г. Карльсон, матрос – род. 22/IX/1843 г.

17. К. Лундгрен, матрос – род. 5/VII/1851 г.

18. О. Гансон, матрос – род. 6/IV/1856 г.

19. Д. Асплуид, боцман и кок – род. 28/I/1827 г.

20. К. И. Смоленнинг, боцман – род. 27/IX/1839 г.

21. К. Левин, боцман – род. 24/I/1844 г.

22. П. М. Лустиг, боцман – род. 22/IV/1845 г.

23. К. Юнгстром, боцман – род. 12/IX/1845 г.

24. П. Линд, боцман – род. 15/VIII/1856 г.

25. П. О. Фестэ, боцман – род. 23/VIII/1856 г.

26. С. Андерсен, плотник – род. 3/VIII/1847 г.

27. И. Гауган, зверобой[41]41
  Гауган до этого много лет ходил на собственном судне на Шпицберген и Новую Землю и был известен как один из удачливейших зверобоев норвежского полярного флота.


[Закрыть] – род. 23/I/1825 г.

28. П. Ионсен, зверобой – род. 15/V/1845 г.

29. П. Сивертсен, зверобой – род. 2/I/1853 г.

30. Т. А. Бострем, технический сотрудник при научных работниках – род. 21/VIII/1857 г.

Кроме того, «Вегу» сопровождал во время плавания между Тромзе и гаванью Диксона, в качестве уполномоченного Сибирякова, С. И. Серебреников, которому было поручено наблюдать за погрузкой и выгрузкой товаров, ввозимых в Сибирь и вывозимых оттуда на «Фразере» и «Экспрессе». Эти суда уже несколько дней тому назад отплыли из Варде в Хабарово, в Югорском Шаре, где им было приказано дожидаться «Веги». «Лена», четвертое судно, находившееся в моем расположении, получила приказание дожидаться «Вегу» в Тромзе, откуда оба эти парохода могли теперь вместе идти дальше на восток.

Покинув Тромзе, мы шли сначала шхерами до Мозе, где «Вега» должна была остановиться на несколько часов для передачи писем в почтовую контору, вероятно, самую северную в мире. Но к этому времени поднялся такой сильный северо-западный ветер, что нам пришлось задержаться там на три дня.

Мозе – маленький скалистый остров, расположенный под 71° сев. шир., на 32 километра юго-западнее Нордкапа, в местности, богатой рыбой, приблизительно на середине между Бредзундом и Магере. Залив в восточной части острова представляет собой хорошо защищенную гавань. Гавань и обилие рыбы дали этому месту известное значение и сделали его самым крайним пунктом цивилизации на севере. Тут, всего в нескольких километрах южнее северной оконечности Европы, расположены, кроме множества рыбачьих хижин, лавки, почтовая контора, больница и т. д., и по крайней мере для тех, кто путешествовал в северной Норвегии, вряд ли нужно добавлять, что здесь имеется несколько приветливых и гостеприимных семей, в среде которых мы незаметно провели в беседе часы нашей невольной остановки. Местное население живет, конечно, рыбной ловлей. Всякое земледелие здесь невозможно. Картофель, однако, иногда давал богатый урожай на близлежащем острове Инге (71° 5’ сев. шир.), но обычно он не созревает из-за короткого лета; зато редис и некоторые другие овощи с успехом произрастают на огородах. Из диких ягод встречается брусника, но в таком ограниченном количестве, что с трудом можно собрать полкружки или целую кружку; черника встречается чаще, а виноград севера – морошка – здесь в изобилии. На пространстве нескольких квадратных метров можно часто набрать полный кувшин этой ягоды. Леса настоящего здесь нет, попадается только кустарник.

Леса в районе Нордкапа не доходят до самых берегов Ледовитого моря, но в защищенных местах, в незначительном расстоянии от взморья, встречаются уже березы вышиной от четырех до пяти метров.[42]42
  Тут имеется в виду пахучая береза (Betula odorata Bechst.) а не береза «ера» (Betula nana L.), доходящая на Шпицбергене до Айсфиорда (78° 7’ сев. шир.), хотя она здесь и поднимается всего на несколько дюймов от земли. (Прим. автора)


[Закрыть]

В былые времена лес рос даже на ближайших шхерах. Это доказывают древесные стволы, попадающиеся в болотах поморья Финмаркена, например, на острове Рене. В Сибири граница леса по реке Лене доходит до начала ее дельты, т. е. приблизительно до 72° сев. шир.[43]43
  Согласно Латкину – «Лена и ее область» (Petermanns Mitteilungen, 1879, стр. 91). По карте, приложенной к путешествию Врангеля издания Энгельгардта (Берлин, 1839 г.), граница лесов по Лене отнесена к 71° сев. шир. (Прим. автора)


[Закрыть] Нордкап лежит под 71° 10’, следовательно, леса в Сибири местами простираются вдоль больших рек значительно дальше на север, чем в Европе. Это зависит частью от большого количества нагретой воды, которую эти реки несут с собой летом с юга, частью от того, что речная вода является переносчиком семян, частью же и от благоприятной почвы – тучного чернозема, ежегодно обновляемого весенним разливом; у нас же почва обычно представляет голый гранит и гнейсовые скалы или бесплодные пески. Впрочем, границы лесов в Сибири и в Скандинавии совершенно различны: в то время как у нас на севере окраина леса представлена низкорослыми березами, покрывающими, несмотря на свои искривленные стволы, склоны гор яркой и густой зеленью, граница леса в Сибири состоит из сучковатых и полувысохших листвениц (Larix dahurica Turcz.), торчащих на вершинах холмов, как редкая серая щетина.[44]44
  На Кольском полуострове, в районе Белого моря и далее до Урала граница леса состоит из соснового вида (Picea obovata Ledeb.), дальше же к востоку, на Камчатке – из березы. Th. v. Middendorff, Reise in dem äussersten Norden und Osten Sibiriens. B. I V, стр. 582. (Прим. автора)


[Закрыть] К северу от этой границы по Енисею снова встречаются густые кустарники ивы и ольхи. На то, что крупный лес и в Сибири несколько столетий или тысячелетий назад доходил дальше на север, чем теперь, указывают огромные найденные в тундре пни, да и теперь, не слишком отдаляясь к югу, видишь берега рек, покрытые высокими густо зеленеющими деревьями.

Зима на острове Мозе не особенно сурова, но там сыро и ветрено круглый год. {Понятие об умеряющем влиянии непосредственного соседства теплого морского течения дает прилагаемая таблица средних температур в различные месяцы года в: 1) Тромзе (69° 39’ сев. шир.); 2) Фругольме близ Нордкапа (71 °6’ сев. шир.); 3) Варде (70° 22’ сев. шир.); 4) Энонтекисе и Каресуандо на р. Муонио внутри Лапландии (68° 26’ сев. шир.).

Числовые данные взяты из Г. Моона, Климат Норвегии [отдельный оттиск из работы К. Ф. Шюбелера, Растительная жизнь в Норвегии (Христиания, 1879)] и А. И. Онгстрема, о температурах воздуха в Энонтекисе (Труды Академии Наук, 1860) (H. Mohn, Norges Klima. A. J. Ångström, Om lufttemperaturen i Enontekis). (Прим. автора)} Местность все же была бы здоровой, если бы не цинга, поражающая, в особенности в сырые зимы, население как культурное, так и некультурное, богатых и бедных, стариков и детей. По сообщению одной местной жительницы, цинга даже в очень тяжелой форме излечивается применением настойки морошки на роме. Больному дается ежедневно несколько ложек этого средства, и говорят, что кружки настоя достаточно, чтобы совершенно излечить опасно больного ребенка. Я предлагаю этот новый способ применения морошки, этого известного в старину средства против цинги, так как убежден, что будущие полярные экспедиции, которые захотят извлечь отсюда урок, убедятся, что лекарство это даст здоровье всему экипажу и может быть отвергнуто только чересчур убежденными трезвенниками.[45]45
  Во времена Норденшельда витамины еще не были известны науке. В настоящее время мы знаем, что причиной цинги является отсутствие или недостаточность в пище витамина С. Целебное действие морошки, а также некоторых других ягод, как, например, черной смородины, объясняется богатым содержанием витамина С. В настоящее время получен способ выделения этого витамина в чистом виде. После того как наукой дан верный метод предотвращения и лечения цинги, эта болезнь уже не может считаться «бичом полярных стран», как во времена Норденшельда. (Прим. ред.)


[Закрыть]

Александр Михайлович Сибиряков – организатор экспедиций по изучению Арктики и Сибири

В план этого труда входит, одновременно с описанием самого плавания «Веги», давать краткие сведения о главных морских экспедициях, впервые открывавших участки пути, по которому направилась теперь «Вега». Каждая из них в свою меру способствовала подготовке нынешней экспедиции, которой теперь, наконец, пройден путь вокруг Азии и Европы. Поэтому для начала я считаю долгом сообщить данные о путешествии, во время которого впервые была обогнута северная оконечность Европы. Сообщение это представляет большой интерес, и в нем много замечательных сведений о быте древнего населения крайнего севера Скандинавии.

Путешествие это было совершено приблизительно тысячу лет назад норвежцем Отером из Галогаланда или Гельголанда.[46]46
  Береговая полоса Норвегии, расположенная между 65 и 66° сев. шир. (Прим. автора)


[Закрыть] Отер, по-видимому, бывал в дальних плаваниях и во время своих странствований попал и ко двору знаменитого английского короля Альфреда Великого. Отер в простых словах описал королю морское путешествие, предпринятое им из своей родины на север и на восток. Рассказ этот сохранился благодаря тому, что король Альфред включил его, вместе с описанием путешествия в Балтийское море другого северянина, Вульфстана, в первую главу своей англосаксонской переработки истории Павла Орозия: «De mseria mundi».[47]47
  Орозий родился в Испании в IV веке нашей эры и умер в начале V века. Он писал свой труд, чтобы доказать, вопреки уверениям многих языческих писателей, что мир при язычестве страдал от таких же больших несчастий, как и во времена христианства. Это, по-видимому, является причиной, почему его однообразное описание всех несчастий и страданий, преследовавших языческий мир, долго пользовалось большим успехом, распространялось во множестве копий и печаталось в бесчисленных изданиях с различных рукописей. Старейшее из них выпущено в Вене в 1471 году. В англо-саксонском тексте, о котором здесь говорится, описание путешествия Отера включено в первую главу и, в сущности, составляет географическое введение в труд короля Альфреда. Англо-саксонский подлинник хранится в Англии и состоит из двух отлично сохранившихся рукописей IX и X веков. История самого Орозия теперь забыта, но введение короля Альфреда и в особенности описание путешествий Отера и Вульфстана привлекали внимание многих исследователей. Это видно из находящегося у Joseph Bosworth (King Alfred’s anglo-saxon version of the compendious history of the world by Orosius, London, 1859) списка переводов этой части сочинений короля Альфреда. (Прим. автора)


[Закрыть] Позднее она была предметом переводов и толкований многих ученых, среди которых я могу здесь назвать скандинавов Г. Г. Портана в Або, Расмуса Раска и К. Хр. Рафна в Копенгагене.

Показания относительно положения Отера при короле Альфреде расходятся. Одни исследователи предполагают, что он был лишь гостем при дворе, другие – что король Альфред посылал его в морские плавания, и, наконец, некоторые допускают, что он был военнопленным.

Вот описание путешествия Отера в мастерском переводе Портана.[48]48
  Vitterhets, Historie och Antiquites-Acad. Handl. Del. 6, s. 37, Stockholm, 1800. (Прим. автора)


[Закрыть]

«Отер сказал своему господину, королю Альфреду, что он живет севернее всех норвежцев. Он поведал, что в этой стране люди живут севернее Западного моря. И он сказал, что эта страна тянется еще дальше на север; но там она необитаема, за исключением немногих мест, где временами живут финны, которые зимой охотятся и летом ловят рыбу в море. Он сказал, что он однажды захотел исследовать, как далеко тянется эта страна на север, или живут ли какие-нибудь люди севернее этой пустыни. С этой целью он начал плавание вдоль берегов на север; во время всего путешествия с правой стороны у него оставалась пустынная земля, с левой же открытое море. Через три дня он прошел на север так же далеко, как китоловы, а они обычно ходят в море далее других. Три дня он плыл еще дальше на север. Тут берег стал отклоняться к востоку, или море (стало уклоняться, вдаваться) к земле, он не знал, что вернее; но это он знает, что ждал там западного или северного ветра и затем пошел на восток вдоль берегов, сколько мог пройти за четыре дня. Тут ему пришлось снова ждать полного северного ветра, так как земля поворачивала здесь к югу, или море вдавалось в землю; он не знал, что вернее. Затем он пошел вдоль берегов к югу, сколько мог проплыть за пять дней. Тут он увидел большую реку. Он вошел в нее, но, опасаясь встречи с врагами, не решился плыть дальше вверх, по одному берегу река была густо заселена. С тех пор, как он покинул родину, он еще не встречал населенных мест; справа у него повсюду была пустынная местность, и он не встретил никого, кроме нескольких рыбаков, птицеловов и охотников, которые все были финны. А слева у него было широкое море.

«Биармийцы очень хорошо возделывали свою землю; но они (Отер и его спутники) не решились сойти тут на землю. Страна же терфиннов[49]49
  Под финнами здесь разумеются лопари; под терфиннами—обитатели Терского берега русской Лапландии. (Прим. автора)


[Закрыть] была пустынна повсюду, за исключением мест, где временно селились охотники, или рыбаки, или птицеловы.

«Много рассказали ему биармийцы и о своей земле, и о землях, окружающих их. Но он не знал, что из этих рассказов было правдой, потому что сам никогда этих стран не видел. Ему казалось, что финны и биармийцы говорят почти на одном и том же языке. Он отправился туда главным образом не для того, чтобы знакомиться с самой страной, а для промысла моржей,[50]50
  Моржей еще ловят ежегодно на льдах в воронке Белого моря, не особенно далеко от берегов (см. А. Е. Норденшельд, Отчет экспедиции к устью Енисея и в Сибирь в 1875 году, стр. 23; А. Е. Nordenskjöld, Redogörelse för en expedition till mynningen af Jenisej och Sibirien). Теперь они, конечно, редко встречаются там и, как кажется, не вблизи берегов, но едва ли можно сомневаться, что они в старину водились по всему северному побережью Норвегии. Они, несомненно, изгнаны оттуда так же, как теперь от Шпицбергена. С какой быстротой количество их у Шпицбергена уменьшается с каждым годом, можно судить по тому, что я в своих многочисленных арктических плаваниях, начавшихся в 1858 году, никогда не видел моржей у Медвежьего острова или у западных берегов Шпицбергена, но, по словам промышленников, еще десяток лет назад эти животные попадались здесь стадами в сотни и тысячи голов. Я сам видел такое стадо в Гинлопенском проливе в июле 1861 года, но в этом же проливе во время путешествий 1868 года и 1872–1873 годов я не встретил здесь уже ни одного моржа. (Прим. автора)
  В настоящее время морж в Белом море больше уже не встречается. (Прим. ред.)


[Закрыть] потому что кость их зубов очень ценна, и путешественники несколько таких костей привезли королю. Кожей моржей можно пользоваться для изготовления корабельных снастей. Этот род китов гораздо мельче других и не длиннее семи локтей. Но в его стране особенно богата ловля именно этих китов. Попадаются также киты длиною в сорок восемь локтей, а самые большие – в пятьдесят локтей длины. По его словам, он с пятью товарищами за два дня убил таких китов шестьдесят штук.[51]51
  Так как для шести людей казалось невозможным убить за два дня шестьдесят больших китов, то это место рассказа Отера весьма затруднило его комментаторов, что неудивительно, если здесь шла речь о больших китах, т. е. Balaena mysticetus. Но если рассказ имеет в виду меньшие роды китов, то у берегов полярных стран и в наши дни возможен такой лов. Различные виды малых китов держатся вместе большими стадами, и так как они иногда заходят в мелкие воды, то при отливе застревают на мели, и тогда их легко убивать.
  Иногда их даже удается и загнать на мель. Что киты весной посещают берега Норвегии огромными, опасными для парусников стадами, подтверждает также Иаков Циглер в своем труде: Quae intus continentur Syria, Palestina, Arabia, Aegyptus, Schondia etc., Argentorati, 1532, p. 97. (Прим. автора)


[Закрыть]

«В отношении этого рода имущества Отер был одним из самых зажиточных людей, и богатство его состояло в диких животных. В бытность его у короля он имел шестьсот прирученных животных; эти животные назывались оленями. Из них шесть служили для приманки. Финны особенно ценят таких оленей, потому что на них ловятся дикие олени. Он был одним из первых людей в своей стране. Но он владел не более чем двадцатью коровами, двадцатью овцами и двадцатью свиньями, и то незначительное количество земли, которое он обрабатывал, он пахал лошадьми. Но богатство жителей его страны основывается главным образом на дани, которую им платят финны. Дань эта состоит из звериных шкур и птичьих перьев, китового уса, корабельных канатов из китовой[52]52
  В этом случае под «китом» разумеется морж, ремни из шкуры которого северные промышленники, эскимосы и чукчи еще и сегодня употребляют как веревки. Кожей настоящих китов, вероятно, также можно было бы пользоваться для этой цели, но это представлялось бы мало рациональным без применения особых инструментов для разрезания толстой китовой шкуры. (Прим. автора)


[Закрыть] или тюленьей кожи. Каждый платит по своему состоянию. Самый богатый должен доставить пятнадцать куньих шкур, пять оленьих, одну медвежью, десять коробов перьев, одну куртку из медвежьего меха или из выдры и два ремня, каждый в шестьдесят локтей длиной, изготовленный один из моржовой кожи, другой – из тюленьей».

В продолжении рассказа Отера дается описание Скандинавского полуострова и путешествия, которое он предпринял из своей родины на юг. Вслед за этим король Альфред вставляет пересказ путешествия датчанина Вульфстана в Балтийское море. Но эта часть вступления к Орозию слишком далека от задач моей экспедиции, чтобы приводить ее в этом описании.

Из простого и ясного рассказа Отера видно, что он предпринял настоящее путешествие с целями открытий, чтобы исследовать лежащие к северо-востоку неизвестные страны и моря. Путешествие это дало богатые результаты, так как Отер первый обошел самую северную часть Европы. Не вызывает сомнений, что Отер во время этого плавания проник до устья Двины или, по крайней мере, до устья Мезени в стране биармийцев.[53]53
  Скорость судов Отера почти равна скорости нынешних парусных судов. Это как будто странное обстоятельство, однако, вполне понятно, так как Отер пользовался исключительно попутным ветром. Обычно он, по-видимому, продвигался в сутки или, вернее, в день на 70–80’. (Прим. автора)


[Закрыть]

Рассказ поучает нас, что самая северная Скандинавия уже тогда была, хотя и не густо, населена лопарями, образ жизни которых мало отличался от образа жизни современных лопарей.

Население Скандинавии пришло и поселилось в Финмаркене впервые около 1200 года, и с этих пор, конечно, стали распространяться в северных странах сведения об этих краях; но они долго были сбивчивы и в известной мере менее правдивы, чем рассказ Отера. Как представляли в Европе первой половины XVI века северные оконечности материка, можно судить по двум картам севера: одной 1482 года, другой 1532 года.[54]54
  Карты взяты из: Ptolemaei, Cosmographia latine reddita a Jac. Angelo, curam mapparum gerente Nicolao Donis Germano, Ulmae 1482, и из вышеупомянутого труда Иакова Циглера, вышедшего в свет в 1532 году. Часть этого сочинения, касающаяся Скандинавии, перепечатана в Geografiska Sektionens tidskrift, В. I, Stockholm, 1878. (Прим. автора)


[Закрыть]

Еще на последней из этих карт показывают Гренландию соединенной с Норвегией вблизи Вардехуса. Эта карта, согласно предпосланному ей объяснению, составлена на основании показаний двух епископов из епархии Нидарос,[55]55
  Это были датчанин Эрик Валькендорф и норвежец Олаф Энгельбректсон. Швед Иоган Магнус, архиепископ Упсальский, и Петер Монсон, епископ Вестеросский, также дали Циглеру важные сведения, касающиеся северных стран. (Прим. автора)


[Закрыть] к которой принадлежали Гренландия и Финмаркен и жители которой часто предпринимали как сушей, так и морем торговые поездки и хищнические набеги на землю биармийцев. Трудно было бы понять, как при подобных картах, изображавших распределение на севере суши и моря, могла возникнуть мысль о северо-восточном пути. Однако уже и в те времена раздавались голоса о возможности такого прохода. С одной стороны, основывались на старых сказаниях, что Азию, Европу и Африку окружает одно огромное море; с другой стороны, вспоминали рассказ, как индийский корабль был пригнан бурей в Европу.[56]56
  Эти часто встречающиеся в рассказах индийцы, – вернее, уроженцы северной Скандинавии, России или Северной Америки, но, конечно, не японцы, китайцы или индусы, – которых пригнало бурей к берегам Германии, впервые упоминаются еще до нашей эры. В 62 году до н. э. Квинт Метелл Быстрый (Quintus Metellus Celer) «управляя в качестве проконсула Галлией, получил в дар от короля бойев (Плиний называет их свевами) несколько индийцев, и когда он спросил их, как они попали в эту страну, он узнал, что их пригнало бурей из Индийского океана к берегам Германии» (Pomponius Mela, lib. III, cap. 5; утраченное сочинение Корнелия Непота; Plinius, Hist, nat., lib. II, cap. 67).
  О подобном же происшествии в средине века рассказывает ученый Aeneas Sylvius (Эней Сильвий), позднее папа Пий II в своей «Космографии»: «Я сам читал у Оттона (Оттон Фрейзингский), что во времена германских императоров к германским берегам прибило бурей индийский корабль с купцами. Считалось достоверным, что их пригнало противными ветрами с востока, что вряд ли было бы возможно, если бы Северное море, как думают многие, было непроходимо и покрыто льдом» (Pius II, Cosmographia in Asia et Europae, eleganti descriptione etc., Parisiis, 1509, лист 2). Возможно, что это тот же самый случай, приводимый испанским историком Гомара (Historia general de las Indias, Saragoca, 1552–1553), указывающим, что индийцы потерпели крушение у Любека в царствование короля Фридриха Барбароссы (1152–1190). Дальше Гомара сообщает, что он встретил бежавшего с родины шведского епископа Олая Магнуса, уверявшего его, что можно из Норвегии плыть вдоль северных берегов до Китая (французский перевод вышеупомянутого труда, Париж, 1587, лист 12). Особенно поучительные данные об этом находятся в Aarböger for nordisk Oldkyndighed og Historie, Kjöbenhavn 1880. Автором является F. Schiern, заглавие статьи «Om en etnologisk Gaade fra Oldtiden». (Прим. автора)


[Закрыть] Только в 1539 году появилась карта севера Олая Магнуса, впервые давшая приблизительно верные очертания Скандинавии на севере.[57]57
  Olaus Magnus, Auslegung und Verklerung der neuen Mappen von alten Goettenreich. Venedig, 1539. В настоящее время, как сообщает старший библиотекарь Г. Е. Клемминг, вряд ли найдется карта этого издания, но она без изменения напечатана в 1567 году в базельском издании труда Олауса Магнуса «De gentium septentrionalium variis conditionibus» etc. К римскому изданию этого же самого труда в 1555 году приложена карта, несколько отличающаяся от оригинала карты 1539 года. (Прим. автора)


[Закрыть] Но во всяком случае прошло около семисот лет, пока Отер нашел последователя в лице сэра Хьюга Виллоуби, которому обычно по ошибке приписывают первенство в длинном ряду людей, пытавшихся проложить северо-восточный путь из Атлантического океана в Китай.

Но следует заметить, что в то время, как в западной Европе распространялись такие карты, как карта Циглера, на севере укреплялись другие, более точные сведения о северных странах. Очень возможно, что в XV или в начале XVI века норвежцы, русские или карелы с мирными или воинственными намерениями часто отправлялись на лодках от западных берегов Норвегии до Белого моря и обратно, хотя нигде и нет упоминаний о таких путешествиях, кроме рассказа Сигизмунда фон Герберштейна в его знаменитом труде о России, где он говорит о плавании Григория Истомы и посла Дэвида от Белого моря до Трондгейма в 1496 г.[58]58
  Мне кажется неудачным предположение Ф. Крарупа и некоторых других исследователей, что в своих многократных путешествиях Николо и Антонио Дзени (Зено) в конце XIV века посетили берега Ледовитого и Белого морей. Предположение это оспаривается множеством подробностей в повествовании самих Дзени и замечательной во многих отношениях картой, относящейся к путешествию и впервые опубликованной в Венеции в 1558 году, к сожалению, в несколько «улучшенном» виде одним из потомков Дзени. На самой карте имеется год MCCCLXXX. Смотри: Zeniernes Reise til Norden et Tolknings Forsög af Fr. Krarup, Kjöbenhavn, 1878; R. H. Major, The Voyages of the Venetian brothers Nicolo and Antonio Zeno, London, 1873, и др. труды, касающиеся этих известных путешествий. (Прим. автора)


[Закрыть]

Путешествие это носит заглавие[59]59
  Первое издание под заглавием: Rerum Moscoviticarum commentarii etc. (Вена, 1549 г.) выпущено с тремя рисунками и картой, очень важной для древней русской географии. Карта эта, если судить по экземпляру Королевской библиотеки в Стокгольме, сделана от руки и гораздо хуже карты, приложенной к позднейшему итальянскому изданию того же сочинения (Comentari della Moscovia et parimente della Russia etc., per il Signor Sigismondo libero Barone in Herberstain Neiperg & Guetnbag, tradotti nuoamente di latino in lingua nostra volgare italiana, Venetia, 1550, с двумя рисунками и картой с надписью «per Giacomo Gastaldo cosmographo in Venetia MDL»). Герберштейн посетил Россию два раза в качестве посла римского императора. Первый раз – в 1517 году и другой раз – в 1525 году. В результате этих путешествий появилось описание страны, впервые познакомившее Западную Европу с неведомым до того времени государством. Эта книга имеет большое значение и для самих русских как материал для изучения культуры минувших веков в их государстве. Фон-Аделунг в своем сочинении: v. Adelung, Kritischliterärische Übersicht der Reisenden in Russland bis 1700, St. Petersburg & Leipzig, 1846, насчитывает одиннадцать латинских, два итальянских, девять немецких и один чешский перевод этого сочинения. Позднее в трудах Hakluyt Society появился и английский перевод. (Прим. автора)
  Существует также несколько изданий книги Герберштейна на русском языке. Лучшим из них является: «Записки о московских делах, с приложением книги о московском посольстве Павла Иовия Новокомского», перевод А. И. Малеина, СПб., 1908. (Прим. ред.)


[Закрыть] «Navigatio per Mare Glaciale» и начинается заявлением автора, что он слышал рассказ от самого Истомы, который юношей учился в Дании латинскому языку. Как на причину выбора необычного, долгого, «но верного» кружного пути по северному морю вместо обычного, более короткого, Истома указывает недоразумения между Швецией и Россией и возмущение Швеции против Дании как раз в то время, когда путешествие было предпринято (1496 год). После описания путешествия из Москвы до устья Дайны он продолжает:

«Сев в устье Двины в четыре лодки, они сначала держались правого берега моря, где виднелись очень высокие островерхие горы,[60]60
  Очевидно, здесь произошла путаница с виденными позже норвежскими горами, так как северо-восточные берега Белого моря низкие. (Прим. автора)


[Закрыть] и когда они таким путем прошли шестнадцать миль и переплыли морское горло, они пошли вдоль левого берега, оставляя справа открытое море, которое, как и близлежащие горы, получило название от реки Печоры.[61]61
  Печорским морем раньше называлось море, омывающее северные берега Европы к востоку от Белого моря. В настоящее время под Печорским морем понимают юго-восточную часть Баренцева моря, лежащую к востоку от линии мыс Черный (Новая Земля) – остров Колгуев – мыс Святой Нос Тиманский. (Прим. ред.)


[Закрыть] Тут они встретили народ, называющийся финно-лопарями, который хотя и живет в низких и жалких хижинах у моря и ведет жизнь подобно диким зверям, но во всяком случае более миролюбив, чем племя, называемое дикими лопарями. Затем, пройдя страну лопарей и проплыв еще восемьдесят миль, они пришли в страну Нортподен, подвластную шведскому королю. Этот край русские называют Каянской землей, а народ – каянами. Оттуда они поплыли дальше вдоль очень изрезанного берега, простирающегося вправо, и дошли до полуострова под названием Святой Нос.[62]62
  Этот мыс нельзя смешивать с мысом Святой Нос (на восточном Мурмане) современных карт. (Прим. ред.)


[Закрыть] Название произошло от большой скалы, которая, как нос, выдается в море. На полуострове есть грот или пещера, которая в течение шести часов поглощает воду и затем с большим шумом и грохотом, в виде водоворотов, выбрасывает ее вон. Некоторые называют пещеру „пупом моря“, другие – Харибдой. Рассказывали, что водоворот этот обладает такой силой, что притягивает к себе корабли и другие находящиеся вблизи предметы и поглощает их. Истома говорил, что он никогда не был в такой опасности, как в этом месте, потому что водоворот притягивал судно, на котором они плыли, с такой силой, что они спаслись только с величайшим трудом, гребя изо всех сил.[63]63
  Это, несомненно, отголосок легендарных рассказов о Малстреме, чрезвычайно распространенных в средние века. Еще Олай Магнус (1555) повествует о находящейся около Лофутенских островов «огромной пучине или, скорее, Харибде, которая в один миг поглощает мореплавателей, неосторожно приблизившихся к ней». (Прим. ред.)


[Закрыть]

Пройдя мимо Святого Носа, они дошли до горного мыса, который должны были обогнуть. После того как им пришлось задержаться здесь несколько дней из-за противного ветра, туземец-лоцман сказал: „Скала, которую вы видите, называется Семес, и нам трудно будет пройти мимо нее, если ее не умилостивить какой-нибудь жертвой“. Истома говорит, что бранил его за бессмысленное суеверие, но тот молчал. И так по причине сильного морского волнения они задержались на месте еще и четвертый день, но затем буря прекратилась, и они подняли якорь. Когда при попутном ветре они продолжали путешествие, лоцман сказал: „Вы смеялись над моим советом умилостивить скалу Семес и сочли это за смешное суеверие, но нет сомнения, что для нас было бы невозможным пройти мимо нее, если бы я ночью тайно не поднялся на скалу и не принес жертву“. На вопрос, что же он принес в жертву, лоцмам отвечал: „Я посыпал выдавшуюся в море скалу овсяной мукой, смешанной с маслом“. В то время как они плыли дальше, они дошли до другого большого мыса, похожего на полуостров и называвшегося Мотка. На краю его находилась крепостца Бартгус, что значит сторожевой дом, так как норвежский король держит здесь стражу для охраны своих границ. Толмач сказал, что полуостров этот такой длинный, что его едва можно обогнуть морем в восемь дней. Путешественники, чтобы не задерживаться, с огромным трудом перенесли на плечах на протяжении полумили свои лодки и вещи посуху. Отсюда они поплыли дальше мимо страны диких лопарей до места, называющегося Дронт (Трондгейм) и расположенного в 200 милях севернее Двины. Лопари сказали, что московский князь обычно брал дань до этих мест».

Рассказ интересен, так как дает нам представление, как 400 лет назад путешествовали вдоль северных берегов Норвегии. Возможно, что он имел непосредственное влияние на посылку экспедиции сэра Виллоуби: напечатанный в Венеции в 1550 году труд Герберштейна должен был скоро стать известным венецианцу Каботу, который в то время был первым штурманом Англии (grand pilot) и с большим тщанием руководил снаряжением первой английской экспедиции на северо-восток.

Еще больше вероятия, что в Англии до 1553 года была известна вышеупомянутая карта Скандинавии Олая Магнуса. Это следует из того, что тогда на севере укоренилось убеждение, которое, наперекор южноевропейским космографическим картам, признавало существование открытого морского сообщения на севере между Китайским морем и Атлантическим океаном и даже побудило Густава Вазу пытаться организовать экспедицию для изыскания северо-восточного пути. К сожалению, план не был выполнен, и все, что мы об этом знаем, заключается в письме к курфюрсту Августу Саксонскому француза Губерта Ланге, посетившего в 1554 году Швецию. В этом письме, датированном 1 апреля 1576 года, Ланге говорит: «Когда я двадцать два года тому назад был в Швеции, король Густав часто говорил со мной про этот морской путь. Наконец он стал побуждать меня предпринять такое морское путешествие и обещал снарядить два судна со всем необходимым для долгого плавания и дать экипаж из опытнейших моряков, готовых подчиняться моим приказаниям. Но я ответил на это, что предпочитаю путешествовать по населенным странам, чем отыскивать новые пустыни».[64]64
  Huberti Langueti, Epistolae Secretae, Halae, 1699, I, 171. Смотри также статью А. Г. Альквиста в Ny Illustrerad Tidning за 1875, стр. 270. (Прим. автора)


[Закрыть] Возможно, что если бы Густав Ваза нашел человека, способного выполнить его грандиозные планы, Швеция оспаривала бы у Англии честь открытия длинного ряда путешествий на северо-восток.[65]65
  Первый, призывавший к открытиям в полярных странах, был, однако, англичанин Роберт Торн. Так как новые земли уже были открыты испанцами и португальцами, Торн в 1572 году стал уговаривать французского короля Генриха VIII заняться открытиями новых стран на севере. Он полагал, что, дойдя на севере возможно ближе к полюсу, можно повернуть на восток. Тут сначала пришлось бы пройти мимо Татарской земли, затем до Китая и далее до Малакки, Ост-Индии и мыса Доброй Надежды и, таким образом, проплыть кругом «всего света». Можно было бы также повернуть на запад, обогнуть Ньюфаундленд и вернуться через Магелланов пролив (Rihard Hakluyt, The principael Navigations etc., London, 1589, стр. 250). За два года до этого Павел Иовий (Paulus Jovius) на основании донесений русского посла папе Клименту VII сообщал, что Россия на севере окружена огромным океаном, по которому, придерживаясь правого берега, если не встретится на пути другой земли, можно доплыть до Китая (Pauli Jovii opera omnia, Basel, 1578, 3-я часть, стр. 88; заимствованное оттуда описание России в первый раз напечатано в Риме в 1525 году под заголовком «Libellus de legatione Basilii ad Clementem VII»). (Пpuм. автора)


[Закрыть]

Карта Северной Европы Олая Магнуса. 1567 г.

В настоящее время мореплавание в Англии несравненно более развито, чем в какой-либо другой стране, но оно недавнего происхождения. Еще в середине XVI века оно было в высшей степени незначительно и ограничивалось каботажным плаванием вдоль берегов Европы или немногими рыболовными экспедициями в Исландию и Ньюфаундленд.[66]66
  В 1540 году Лондон имел, не считая королевского флота, не более четырех кораблей, водоизмещение которых превышало 120 тонн (Anderson, Origin of Commerce, London, 1787, т. II, стр. 67). Большая часть приморских городов Скандинавии обладает теперь большим торговым флотом, чем Лондон в XVI веке. (Прим. автора)


[Закрыть] Морское могущество Испании и Португалии и их нетерпимость к другим странам не допускали чужеземных мореплавателей заводить торговлю с восточноазиатскими странами, про неслыханные богатства которых, золото и драгоценные камни, дорогие ткани, пряности и благовония так соблазнительно рассказывал Марко Поло. Чтобы североевропейские купцы могли иметь свою долю прибыли в этих богатствах, казалось необходимым открыть новые пути, недоступные для армады Пиренейского полуострова. Этим объясняется упорное стремление англичан и голландцев к снаряжению дорогостоящих экспедиций с целью открытия нового пути в Индию и Китай, либо северо-западным путем, мимо Нового Света, либо северо-восточным, вдоль северных берегов Старого Света. Путешествия эти прекратились лишь с упадком морского владычества Испании и Португалии. Ни одна из экспедиций не достигла цели, но нужно заметить, что эти экспедиции во всяком случае были первым толчком к созданию господства Англии в море.

Путешествие сэра Хьюга Виллоуби в 1553 г. было, таким образом, первым большим морским путешествием, предпринятым из Англии в отдаленные моря. Его организовал с большим тщанием знаменитый, хотя и старый уже мореплаватель Себастьян Кабот, составивший для командиров подробные правила на всякие случаи в путешествии. Часть этих предписаний кажется теперь, конечно, ребяческими,[67]67
  Например, пункт 30: «Если вы увидите их (т. е. незнакомцев, которые встретятся в пути) в львиных или медвежьих шкурах, с длинными луками и стрелами, не пугайтесь: все это часто носят больше для того, чтобы пугать чузеземцев (Hakluyt, 1-е изд., стр. 262). (Прим. автора)


[Закрыть] но иные можно было бы применять и теперь как правила распорядка для каждой хорошо организованной полярной экспедиции. Кроме того, Виллоуби получил от короля Эдуарда VI открытую грамоту на латинском, греческом и нескольких других языках, в которой говорилось, что единственной целью путешествия являются открытия и установление торговых сношений и что народы, с которыми могла бы прийти в соприкосновение экспедиция, просят относиться к сэру Виллоуби и его спутникам так, как они сами хотели бы, чтобы к ним отнеслись, если бы они прибыли в Англию. Уверенность в том, что этот путь приведет в Индию, была так велика, что для защиты от червей, точащих дерево, впервые в Англии покрыли подводную часть кораблей сэра Виллоуби тонкими свинцовыми листами.[68]68
  Согласно рассказу о путешествии Клеменса Адамса. (Hakluyt, стр. 271.) (Прим. автора)


[Закрыть] Корабли эти были:

1. «Bona Esperanza», адмиральский корабль в 120 тонн, на котором находился сам сэр Хьюг Виллоуби как главный командир флота. Экипаж состоял из 35 человек, включая самого Виллоуби, капитана судна Вильяма Джефферсона и шести купцов.

2. «Edward Bonaventure», в 160 тонн, на котором находился Ричард Чанслер, капитан флота и главный штурман. Весь экипаж этого судна состоял из 50 человек, включая двух купцов. Среди судового состава встречаются знаменитые впоследствии в истории северо-восточных путешествий имена Стефана Борро, капитана судна, и Артура Пита.