Текст книги "Замечательные люди (сборник)"

Я смотрелась, и что же увидала? За столом восседала вся наша пингвиновская компания, уже порядком подвыпившая, а слева, во главе стола сидел тот, кого Боря называл Владимиром Высоцким, собственной персоной! Прямо под фотографией. Точно в той же позе, и даже в похожей рубашке, точно так же нога за ногу и в руках гитара. Как будто сошел с фото и уселся за стол. Я опешила от неожиданности.

И ведь не предупредил же, гаденыш Борька.

Все ещё дружно ржали, когда Владимир встал и подошел ко мне очень смешной, типа, элегантной походкой, чуть подвиливая задом, взял мою руку, поцеловал и со смехом сказал:

– Мадам! Смею представиться! Хам трамвайный!

Компания заржала ещё громче. Я тоже не удержалась, потому что это, и, правда, было очень смешно! Мы дружно покатились со смеху. Володя хохотал громче всех и даже приседал. На глазах у него выступили слезы.

– Если честно. – сказал Владимир, после того, как их утер. – Меня ещё в жизни никто не называл хамом трамвайным. Честное слово! – Это где-то даже полезно! Когда тебя опускают на грешную землю и нежные, молодые, красивые девушки называют хамом. Я вам за это песню спою. А зовут вас как? – он прищурил один глаз.

– А друзья зовут меня Нинуля. А вообще-то меня не зовут. Я сама прихожу, когда сочту нужным. – почему-то нагло сказала я и сама на себя очень удивилась. Чего это меня-то в хамство опять понесло. Оно что ли заразное? Но Володя не обиделся, хотя выделил выпукло мою кривую реплику.

– Ну, вот и обменялись любезностями по новой. – он пошел к столу.

– Господи! – спохватилась я, озвучивая свою мысль. – Чего это меня-то в хамство понесло? Вы меня простите. Это от неожиданности. Вместо того, чтобы петь вам дифирамбы про ваши песни, я вдруг в другую сторону. – выдала я и совсем опешила. Мой язык лепил такую ахинею, что мне стало стыдно. Что может подумать человек? Дура, она и есть дура. Из провинции. Хорошо хоть, что никто этого не знал. Я ж для всех была «из Питера»! Поэтому я заткнулась и присела бочком на диван. Стульев свободных уже не было.

Володя протренькал по струнам и вдруг запел про богатырей. При этом в куплетах, где про русалку, которая совсем недолго берегла свою честь, стал смотреть только на меня, для чего даже развернулся.

Я даже обиделась. Я ж, между прочим, свою честь к тому времени очень даже сберегла.

Когда он допел до конца я и спросила:

– А это вы кого имели в виду под этой русалкой? Меня, что ли? Так я между прочим. Девушка. – сказала очень гордо! потому что считала, что сей факт заслуживает мужского внимания.

Он заржал как лошадь, а все тут же подхватили и выдал:

– Знаете анекдот!? У армянского радио спросили: много ли девушек в городе Ленинграде? На что армянское радио ответило: выдайте дуре самокат и пущай сваливает из города Питера!

Все опять заржали, а теперь Боря выдал:

– А она уже свалила в город Владивосток по направлению!

Народ грохнул со смеху, а я сидела, как оплеванная и краснела. Володя это усек и сказал ласково:

– Да, ладно! Не обижайся. Это я так. К слову. А вообще ты это принципиально, или почему? Я про девичество.

– Я хочу по любви чтобы было, чтобы красиво, чтоб сердце ёкало… – сказала и опять покраснела, но от своей бестолковости. – Кто такие вещи обсуждает по-пьянке?

– Правильно! – сказал Володя. – Ты честь береги и отдай только по любви! На самом деле это очень важно! Настоящий человек себя не на помойке находит, а настоящая девушка это вообще подарок судьбы! Молодец! Я тебя зауважал! – сказал и наклонил голову, как в поклоне, положив руку на сердце. Получилось как-то театрально, но зацепило. Все о чем-то задумались. Правда, ненадолго.

– Может чего-нибудь серьезное тебе спеть? – спросил он прямо у меня. – Заказывай.

Народ молча, как завороженный, наблюдал за нашей дискуссией.

– Мне ваша «банька» очень нравится. – тихо сказала я – Тем более, что у меня мама сибирячка, а деда моего «утащили из Сибири в Сибирь», и мне кажется, что именно два здоровых охранника. Я под вашу «баньку» всегда плачу.

– Да! Точно! – встрял Боря. – Сам видел, как она украдкой слезы роняла. А я и не понял – почему? А это из-за деда?

– И из-за бабки. За нашей фамилией долго почему-то по Сибири гонялись, пока почти всех мужиков не перебили. Чем она им не понравилась? Правда, мой дед у Деникина в офицерах служил, в Белой армии, но, потом же к красным переметнулся! Я его не осуждаю, может, выхода другого у него не было, но красные ему все равно дворянства не простили. Мы считались долго «детьми врагов народа», пока после Хрущева не получили реабилитацию.

– Так ты коммуняк не любишь? – хитро так спросил Володя, прищурив один глаз.

– Терпеть не могу. А за что любить? За то, что моя мама сиротой осталась, за то, что её дальние родственники выгоняли на сибирский мороз, и она в собачьей будке с Тузиком в обнимку спала?

– А почему ее в датский дом не сдали? Тогда всех «врагов» в детские дома сдавали. – удивился Боря.

– Какой детский дом! Мои деды были богатые. У нас дом до сих пор в селе «Преображенка» Тобольской губернии, самый большой. В нем чего только не было. И контора Председателя колхоза вместе с Райкомом, и школа с другой стороны вход, потом библиотека, а в последнее время клуб. Поэтому четверых детей по домам разобрали, а добро поделили.

Все сидели молча, и думали, каждый про свое.

– Давайте за наших дедов, которые прошли страшные испытания. И не все выжили посла них, к сожалению. – поднял тост Володя Белошапкин.

Все чокнулись и выпили, а Высоцкий начал тихо, в полголоса:

 
– Затопи ты мне баньку по белому
Я от белого свету отвык,
Угорю я и мне угорелому,
Пар горячий развяжет язык…
 

И запел дальше, а я сидела, как завороженная и даже не дышала! До меня вдруг доехало, что вот сейчас в моей жизни происходит что-то очень важное! Вот сейчас меня по темечку стукнуло яблоком, и я должна буду сказать «эврика»…

Честное мое слово! Когда поет настоящий артист, когда он ТАК поет, что сжимается сердце, а к горлу подступает комок, тогда не важно, что там какие люди думают или не думают! Просто я сидела на краюшке дивана, а напротив меня сидел Настоящий Человек с Большой Буквы и пел ИМЕННО МНЕ, песню, от которой и так в горле комок першил, а тут тормоза мои совсем отказали, и из глаз просто посыпалось…. Я их даже не утирала….

Он допел…. Наступила тишина. Просто гробовая! И вдруг в дверь кто-то позвонил. Мы все аж подпрыгнули и переглянулись! Сказать, чтобы мы тут орали или ещё чего, типа били посуду, тогда да! А так сидит завороженная компания разинув рот, а один АРТИСТ поет вполголоса песню…. И что???

Боря пошел открывать дверь. Мы насторожились. Особенно я. В Бориной квартире под диваном, на котором я сидела и в шкафу, за моей спиной, было битком набито «товаром»!!! Ужас сжал мое горло, не успели просохнуть слезы….

В коридоре кто-то с кем-то поговорил, потом Боря вернулся один с очумелыми глазами, и молча протянул Володе телеграмму.

Володя развернул сложенный листок и прочел текст вместе со знаками препинания:

– Боря тчк. Срочно сообщи Володе тчк. Я получила визу зпт. вылетаю Москву через четыре дня тчк. Марина. Тчк…

Все молча уставились на Володю. Он подскочил, как ужаленный, и вдруг резко преобразился. Куда девались морщинки у рта, куда мешки под глазами? Лицо враз помолодело, расцвело, и он вдруг сказал именно мне:

– А ты говоришь, что любви нет! Есть! Е-Е-Е-сть!!! Ещё как есть! Урра!!! Она прилетает!

Все почему-то подскочили тоже и засмеялись, как будто Марина прилетала именно к ним. Кто такая эта Марина я понятия не имела, но тоже, была очень рада, тем более, что он вдруг подхватил меня с дивана и закружил по комнате, стукая моими ногами всех подряд. Кружил и повторял:

– Едет, едет, едет… она едет!!! Ты хоть это понимаешь!?

Тут я осмелела и спросила прямо у его лица:

– А кто такая эта Марина?

Он сначала опешил, а потом поставил меня на пол, посмотрел внимательно, и опять весь расцвел:

– Это самая красивая девушка на свете и я её люблю!!! Ты это понимаешь? И она ко мне едет! Понимаешь?

– Не-а! – честно сказала я, глядя ему в каждый глаз по очереди. Я, правда, не понимала. Нет, я понимала, что Марина едет, но не понимала, при чем тут какая-то виза. Я такого названия даже не знала. – При чем тут какая-то виза? И что это за виза? – наконец выдавила я из себя это мучительное слово.

– Глупенькая девочка. Она у меня иностранка! Француженка! – понимаешь?

– Аааааа!!! А что, она из самой Франции едет?

– Вот в том-то и дело! Я ждал этого дня полгода! Понимаешь? А мы тут сидим! А надо собираться! Я ее вообще так давно жду!!! Боря! Ты поедешь со мной? Я один не доеду. Опять где-нибудь тормознут.

– Хорошо! Я поеду с тобой. – ответил Боря и сказал уже мне. – Пойдем на кухню.

Я пошла. Я все поняла. Чем больше денег мы зарабатываем, тем круче у Бори аппетит. Денег, значит, нету! Не-ма-е! Но спросила сначала про наше, бабское: – А кто это Марина? И что за сложности приехать? Сел себе и езжай! Были бы бабки. Да?

– И да и нет. Марина, это Марина Влади. Знаешь такую актрису. Французскую? Она в фильме «Колдунья» играла. Видела?

Вот тут я аж подскочила:

– Что! Сама Марина Влади? – я совершенно опешила. Представить себя так близко от своего кумира, было что-то невероятное! Она в то время была для меня именно что кумиром. Я даже волосы отрастила и носила под нее. Да тогда все девчонки грезили Мариной Влади! Мне вдруг показалось, что я ее даже вижу рядом…, с собой, но не с…. – Она что, его любимая девушка? В жизни бы не сказала! Он же такой! Нууу, обыкновенный! Ну, АРТИСТ, да! Поет классно, но она же, по-моему, такая длинная. Она в фильме так скачет по полям и лесам, волосы развиваются, белые, класс! Красивая. Очень красивая! Он же ей до плеча! – высказала я своё резюме и представила Высоцкого рядом с Влади. Мне, лично, он был до бровей. Когда он меня крутил, это было хорошо понятно.

– Глупенькая ты. Девушка, потому что! В кровати все равны и одинаково любимы. И длинные и маленькие. Я вот маленьких люблю. Но я про другое. У тебя бабки есть?

– А сколько надо?

– А сколько есть? Все давай. Я решил, что ключ от квартиры тебе оставлю, ты потом тут все это сама «сдашь» и мой долг вычтешь, а остальное Вовке Белошапкину отдай. Я ему что-то там должен. Хорошо?

– Да. Хорошо. Только они все у Лены. Я в общаге не держу, там у меня эти, алкашки.

– Звони, значит, Лене. Пускай берет тачку и сюда.

Лена приехала только через пару часов. Оказалось, что все мои деньги она держит у мамы в деревне. Пришлось ехать на такси в деревню и обратно. За это время от жалостливо-тоскливой темы мы перешли к радостным.

Настроение у всех было просто чудесным, как будто и правда к нам ко всем летела на крыльях любви очаровательнейшая женщина, красавица и умница, как рассказывал нам Володя – его Марина Влади!!! Поэтому за этими разговорами к приезду моей Лены все уже были сильно под шафэ, включая меня.

Лена привезла нам кучу денег, которые я и вручила Боре.

Дальше память делает кульбит, потому что на радостях от получения денег гонец три раза гонял в подворотню к знакомому дворнику (у Борьки именно там происходила основная алкогольная затоварка по ночам), и чем закончилось все это безобразие, я помню смутно. Прямо по-Высоцкому: – Только помню, что стены с обоями…

Мы все куда-то ехали прямо с сумками провожаться, по дороге заехали в ночной ресторан, оказывается для «капитанов дальнего плавания» во Владике были и такие, потом помню отрывками Аэропорт и ночной ресторан там, пока кто-то из наших добывал билеты, а в то время это была ну оооочень большая проблема.

Помню, как все хором пели что-то из Высоцкого и махали руками, провожая ребят за турникет, помню, пели и танцевали что-то типа сиртаки, в одну шеренгу около здания Аэропорта, пока на нас не наехал мильтон…, дальше не помню…

Проснулась я почему-то на раскладушке. И не одна! Было очень тесно, и кто-то сопел мне в ухо. Разлепив один глаз, второй придавил локоть, и не мой, я скосила его на то, что сопело рядом.

Это был ВОВА БЕЛОШАПКИН!!!

Ё! Моё!!! А он-то как попал ко мне на раскладушку? Я что, с ним «согрешила»!? От этой мысли я вся аж вспотела! Столько лет беречь эту долбаную «честь», чтоб потом в пьяном угаре?!!! Мама моя родная! Я что, совсем дура? Мне же он никогда не нравился. Володя был очень хорошим парнем, но не в моем вкусе. Он был очень полным и не совсем высоким. А нам же по молодости всем красавцев подавай! Особенно в «первую брачную ночь»!!! И вообще, как он умудрился взгромоздиться на раскладушку? Она же ему одному на пол попы как раз!

Я стала выбираться на волю. Это оказалось не просто. Одна из Володиных конечностей лежала поперек моего тела, ужав в раскладушку основательно, а приподнять ЭТО было делом нешуточным. Кряхтя и выворачиваясь, я из раскладушки вывалилась на бок, вот тогда и огляделась.

Оказалось, что мы с Леной ночевали в Бориной квартире. Она, как королевишна, на диване, а мы, понимаешь, вдвоем на раскладушке!!! Ни-фи-га-се-бе! Опять хамство трамвайное. Но что было самое удивительное, я спала одетая!!! А был, между прочим, март, а не лето, и я в теплом свитере. Вот почему я так вспотела! Конечно, если на свитер сверху положить Володю, то все вспотеют! Но это наводило на другую мысль: значит, я от приставаний отбилась! Побежал в ванную проверять свое состояние, и выскочила оттуда радостная! Он меня не тронул!!! УРРРААА!!!

Дальше рассказывать не буду, только в трех словах. Я же вам рассказываю про Владимира Высоцкого, на минуточку!

Из Владика я уехала навсегда только в конце мая месяца, а Боря вернулся из Москвы через пару недель. С диким хохотом рассказывал, как они летели в Москву. Такое приключиться могло только с ними. Они по-пьянке то ли посеяли где-то, то ли у них украли почти все деньги. То есть в карманах у Бори остались только те бумажки, которые были сдачей от дворника, а у Володи и того меньше. Но на них набежало это противное слово НО!!! Но в Новосибирске самолет совершил вынужденную посадку. Что-то там у них сломалось, а потом не пускала погода. Это именно об этом потом пел Высоцкий, собрав воедино все свои «задержки рейсов». Они сидели в Новосибирске три дня! Представляете, какое у Володи было настроение? Его любимая девушка уже в Москве, а он сидит посреди Сибири и тоскует!!!

Тоскуй, не тоскуй, а есть-то хочется!!! И что они удумали? Они стали петь прямо в здании Аэропорта! Концерт по заявкам застрявших! С шапкой по кругу!

Вот такая вот история.

Когда я вернулась в свою маленькую и уютную Бараньку, я, вначале, даже никому не стала рассказывать про всю эту канитель и только Лариска услыхала всю историю через год прямо из первоисточника, во что не поверила! Представляете? Хотя, если честно, она понятия не имела ни про Высоцкого, ни про Марину Влади. Даже не знала таких….

Сиииильно начитанная была девушка…

Но на этом история ещё не закончилась! Прошло пять лет.

Зима. Слякоть. С неба что-то сыплется, противное. Я иду по Невскому проспекту в районе угла улицы Владимирской. Там на этом углу был ресторан и сбоку кафе, которое мы обзывали, почему-то, «Сайгон» и в котором были необыкновенно вкусные слойки с капустой. Основное питание нищего студента. Я из него только что и вышла, но не одна, а с подружками. И вдруг около нас тормозит иномарка! Красивая!!! Слов нет!

А из нее выпрыгивает САМ ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ!!!

Девчонки встали, как вкопанные. К тому времени это имя уже гремело по всей Стране Великой! Я тоже стою. Смотрю. Вдруг он подбегает ко мне, чмокает в щёку и громко так, на весь тротуар, чтоб все девчонки услыхали, говорит:

– О! Здорово! Нинуля! А ты как здесь?

– Я! Я! Я!.. учусь я здесь и живу… – у меня в горле аж заклинило.

– Девчонки! Привет! – вдруг говорит он всем. – А вот это горе, которое пять лет тому назад было ещё и девушкой, – и показывает на меня. – обозвало как-то меня хамом трамвайным! Я это до сих пор помню!!! Просто меня в моей жизни никто и никогда так не обзывал!!! Ты давай, не пропадай! – Он ещё раз чмокнул меня в щёку. – Я спешу! Пока!

И заскочил за дверь гостиницы. А мы остались стоять, разинув рты, посреди улицы.

Правда, потом эту новость кто только кому не рассказывал и мой рейтинг в «Сайгоне» сильно повысился, но это уже другая песня.

Прошло опять много лет.

Следующая встреча была из другой оперы.

Лето! Москва. Шумит! Олимпийские игры! Мне заранее достали билет на бокс. Правда, на страшной верхотуре, на галерке в Олимпийском. Я себе представила, как я там сижу, а внизу букашки руками в перчатках махают, но собралась пойти. Нужно было на стадионе духа олимпийского глотнуть…

И вдруг как гром среди ясного неба прозвучало на всю Москву!

УМЕР ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ!!!

Москва аж вся зацепенела! Я к этому времени так привыкла к тому, что ЛИЧНО ЗНАКОМА, что мою историю про это знал каждый мало-мальский мой приятель. Телефон у меня трещал без перерыва с утра и до ночи целых два дня, как будто я была его близкой родственницей. В связи с таким делом, один мой друг Ежи Ращевский, решил, что я ОБЯЗАНА быть на панихиде в театре, и достал нам двоим пропуск.

Какой Бокс! Туда я естественно, не пошла…

Мы договорились с Ежом, что встретимся внутри метро Таганская в десять утра. Но я к тому времени была уже человеком состоявшимся, имела мужа и нехилые деньги. И как это «наше величество» поедет в метро? «Наше величество» поехало на такси! А такси довезло это сраное величество только до моста под Садовым кольцом, а дальше сами, мадам, сами… Я и пошла… сама. Дошла до тыла театра, а дальше милицейский кордон! Не пущають, гады! Меня!!! И не пущають к Высоцкому!!!

Я давай башкой своей тупой и гордынной крутить туда-сюда, ругая себя последними словами. Смотрю, а народ тоже пытается как-то прорваться. Два молодых человека подались вглубь соседнего двора. Я поперлась следом, а там вместо забора натянута сетка-рабица, но есть вариант ее перелезть!

Они-то ребята, да ещё и в штанах, им проще, а я дура в новой юбке. И что вот делать? Полезла следом на забор. Туда залезла, сижу сверху как на коне, забор качается, сетка. Думаю – счас как навернусь с этой верхотуры, мало не покажется. Стала ногу переносить через сетку, а юбка зацепилась, да так основательно, я вам дам. Я ногу перекинула и вдруг оборвалась и на юбке повисла! Представляете! Но как гордо повисла, как на такси приехала! Дура! Висю и кукарекаю:

– Люди! Помогите! Снимите меня!!!

Слава Богу, пришли два местных алкаша и вдруг говорят:

– Деваха! На бутылку дашь, сымим!

– На две дам! – кричу я, вися, как мокрые подштанники, на этой сетке.

Алкаши принесли лестницу. Настоящую, крепкую лестницу, приставили рядом и полезли по ней ко мне наверх. А я висеть-то висю, но ценные замечания отпускаю, по ходу пьесы:

– Мужики. А у вас ещё одна лестница есть?

– Есть! – говорят.

– А вы вторую лестницу притащите, на ту сторону забора опустите, и бабки с народа снимайте. Вам не на одну бутылку народ накидает.

– О! Точно! Васек, беги за второй лестницей!

Васек быстренько соскочил, и приволок вторую лестницу.

Снимали меня хором. И два алкаша и ещё набежавший народ, который понял, что, кажется, тут что-то светит!

Снять-то они меня сняли, но клок из юбки все-таки выдрали. Правда, на той стороне забора, я умудрилась грохнуться в крапиву. Это я вам скажу круто, выползать из крапивы на четвереньках, а потом слюной пытаться зализать крапивные укусы.

Огляделась я по сторонам и направилась в ту сторону, куда ребята подались, потому что обратно они не появились, а потом они так целенаправленно перепрыгивали через сетку, что создалось впечатления об их хорошей осведомленности о задворках театра…

Мужики с лестницей просимофорили в спину, что нужно пойти в третий подъезд, подняться на чердак, там есть проход в соседний подъезд, а из него пройти, спуститься по лестнице и выйти прямо на Таганскую улицу, почти рядом с театром.

За мной тут же пристроилось несколько быстро перепрыгнувших, и мы подались искать чердак. Нашли! Пробрались, приседая под балками и все в паутине, спустились на первый этаж! Радостные!!! А тут облом! Прямо на выходе из подъезда на улицу оказалось оцепление из железных загородок, и нас заблокировали. Ну, вот и что сделаешь? Я стояла самая первая. Я видела, что вся улица забита народом до стоячки, и стоят они за этими ментовскими загородками желтого цвета в очередь к дверям театра. Друг за дружкой. Я поняла, что-то случится и стала в дырочку двери выпасать, когда же менты отойдут или рассосутся.

И дождалась! Вижу, по Таганке от Садового кольца спускается троллейбус, наверное, последний, потому что народу на улице было, как селедок в бочке, навалом! Менты стали свои загородки отодвигать и народ разгонять, чтобы его пропустить. Он собирался за зданием метро сделать кольцо или просто остановиться. Вот тут-то мы все и высыпались, как горох из банки и врассыпную. Менты не успели очухаться, как я, самая нахальная, в хвост троллейбусу пристроилась и за ним, боком, боком и в метро! Слава Богу, прорвалась.

Часы в метро показывали без десяти минут одиннадцать. Ежа, слону понятно, уже не наблюдалось. Кто будет ждать почти час, а мобильников тогда и в помине не было. Панихида прошла без моего участия. Я стояла в метро, которое работало с утра только на выход, и тихо грустила одна. Мои усиленные попытки в последний раз поклониться ВЕЛИКОМУ АРТИСТУ и прекрасному человеку, а ещё и моему знакомому, к сожалению, закончились ничем. Была надежда, что как-то можно прорваться, но желающих было несметное количество и я единственное, что смогла, стоя на цыпочках, возле входа в метро, подпрыгивая дождаться, когда будут выносить гроб.

Впечатление жуткое! Когда такая огромная масса народу, несколько тысяч человек, как только гроб показался в двери театра, вся как будто выдохнула и такая великая скорбь прозвучала в этом выдохе, что у меня, да и у всех, мурашки по телу пробежали…

Не дай Бог никому хоронить молодого гения, который так много мог ещё сделать для моей многострадальной Родины!

Не дай Бог! Прощай, Великий Человек! – говорила я сама себе. Спасибо Господи, что ты хотя бы на миг был в моей жизни!