Текст книги "Голос крови"

– Ты же сама только что думала о том, что твой мозг ночью не спит. А что тогда он делает, если весь твой организм спит?

– Думала я об этом, потому что действительно не понимала, чем он занимается во время моего сна? А может мой мозг думает, что это и есть его работа? Думать?

– Да. Это именно так! Его работа заключается в том, чтобы принимать космические вибрации во время сна, и за счет этого расти и духовно, и физически. Эти вибрации может принимать только твой мозг, но переносить, накапливать, систематизировать, анализировать и принимать решение по работе над информацией может только твоя кровь. Поэтому ты, точнее сказать, то что ты есть, это совокупность триады. Духа, Души и Крови, заключенных в телесный саркофаг! Ты должна любить себя, а значит все что в тебе и в первую очередь свою кровь. Ты должна беречь ее. Ты должна дать ей Волю принимать решения. То есть постараться прислушиваться к себе, к своей интуиции, а значит, к знаниям своей крови!

– Ага! Вот, значит, в чем секрет? – удивилась бы Таня сама внутри себя. – Мы есть носители информации и она содержится в нашей крови.

– И не только содержится, но и накапливается, и перерабатывается, и само реализуется, и знает все о твоем прошлом и о твоем будущем! Знает все тайны Космоса! Только нужно научиться слышать и слушать ее, то есть себя! Ты уже знаешь, что каждая капелька твоей крови есть вселенная и каждая капелька содержит информацию обо всей Вселенной. Макро и микрокосм есть единое целое! Это тоже есть кровь, только космическая. Только она не жидкая, а эфирная. Она, как и кровь, связана информационно со всей Вселенной! И точно так же как и кровь несет информацию, поэтому одна капелька крови может рассказать и о тебе, и о твоем теле, и о твоем прошлом, и о твоем будущем! Слушай себя, верь себе, люби себя и доверяй себе.

Таня смотрела в потолок и мечтала, а вдруг этот кто-то ОН действительно на связи с ней и у НЕГО можно спросить самый важный на сегодня вопрос. Что бы она спросила? Она бы спросила:

– Что случится со мной дальше, если ты знаешь о будущем? Это можно спросить?

– Спросить можно, но сказать нельзя и помешать нельзя. Ты идешь своим путем и путь твой тернист и сложен. Он называется твоя жизнь. Но ты должна его пройти, потому что таким образом ты будешь расти и крепнуть духовно, а подставить тебе руки, чтобы смягчить удары судьбы никто не имеет права. Ты сама должна набрать плюсов в свою судьбу, в свою карму, чтобы твоя Душа смогла в следующей жизни подняться на ступеньку выше.

– А это правда, что в моей крови есть гены космических пришельцев? – обязательно спросила бы она.

– Земля заселялась много раз. Это уже седьмой. – наверняка ответил бы ОН, и Таня вдруг поняла, что она знает, что именно ОН бы ей ответил, как будто, и правда, ОН был рядом или ее кровь, и правда, принимала информацию прямо из Космоса. И еще она удивилась тому, что ей известно про заселение земли именно шесть раз! Откуда? Этой информации раньше она не знала!

– Каждый раз в процессе эволюции ее посещали пришельцы из разных миров. – продолжил бы ОН. – Они жили в разное время, в разные эпохи и на разных земных континентах. Они экспериментировали с генным материалом аборигенов и своим собственным, получали разные результаты. Не всегда эти результаты были положительными. На земле сегодня осталось очень мало первоначального генетического материала. В каждом из вас есть гены прилетавших на землю «Богов». Минус резус фактор это один из сбоев, который получило человечество от прилетавших с Венеры и Сириуса пришельцев. От нас. Мы пытались поселиться на Земле, но ваш климат не совсем нам подошел. Даже эксперименты с перво материалом аборигенов не принесли положительных результатов.

– Значит, избавиться человечеству от минуса невозможно?

– А ваш перфоран!? Наука движется вперед, и ты сама стоишь на пороге массы открытий! Дерзай! Ты можешь сама решить эту земную проблему и сможешь это сделать. Я это знаю. Большего я сказать не имею права. Если ты захочешь со мной поговорить, зови. Меня зовут Эрлиан. – подумала она почему-то, может потому, что это необычное имя ей понравилось? – В вашем понятии я есть твой Ангел Хранитель.

– Да? А что, Ангелы на самом деле есть? – удивилась бы Таня и обрадовалась. – Вот было бы здорово если бы ОН и на самом деле был, но, к сожалению, я думаю, что это все выдумки.

– А ты сама послушай свою кровь. Что ты слышишь? Ты слышишь именно свою кровь, и она тебе говорит внутри тебя, что Я есть. Так?

– Так. Говорит. И я должна в это поверить или должна принять на веру со слов чего-то, что говорит в моей голове? Удивительно….

Глава семнадцатая
За что?

Дверь никто не открывал пять дней. В окошко подавали отварную бурду, которую Таня «потребляла», после чего оно закрывалось, и наступала тишина.

На шестой день дверь с лязгом открылась и худощавая женщина, в погонах и военном обмундировании, не глядя на нее, а куда-то в угол, крикнула:

– На выход!

– С вещами? – спросила Таня.

– Ишь! Размечталась. Просто на выход! – и пошла вперед. Таня вышла и пошла следом.

Ее привели в кабинет. Это был уже другой кабинет. В нем сидели два человека. Они тоже были уже другие. Ни родинки, ни волосатого музыканта с усами не было. За столом сидели два настоящих чиновника, которых она в последнее время видела толпами у себя в лаборатории. Только без накинутых на пиджаки белых халатов.

– Присаживайтесь. – пододвинул к ней один из пиджаков стул. Он был не прикручен к полу. Просто стул. Таня пристроилась на уголок и уставилась с вопросом во взгляде на среднюю пуговицу пиджака. Эти двое молча рассматривали ее, Таня видела это боковым зрением, а Таня – пуговицу. Она уже не пугалась их. Она твердо знала, что ни в чем не виновата, точно так же как и двое ее мужчин, Саша и Феликс. Она так решила.

– Нуу! Как вы себя чувствуете? – сделав участливое лицо, спросил второй пиджак, на которого Таня глянула исподлобья. – Вам было удобно в камере?

«Значит комната, в которой я была, называется камера. Понятно.» – удивилась Таня.

– Да, уж. Очень красивая комната. Со всеми удобствами. Кровать очень большая и мягкая. А главное, в номере так тепло! Замечательная комната. У меня даже появилось время подумать о моей работе. Потому что на работе времени никогда не хватает.

– Ну, вот и замечательно. Сегодня мы вас в другую камеру переведем, там вам будет удобнее. Там с вами будет сокамерница. Не так скучно. Согласны? А сейчас мы вам зададим пару вопросом. Вы согласны нам ответить?

– Если вы опять будете спрашивать всякую глупость, то нет. Я все поняла. Кто-то вам написал анонимку, вы в ней разберетесь и нас отпустите. Я согласна еще побыть в вашей камере, но дождаться полного расследования. Я так думаю, что в цивилизованном обществе людей просто так не держат, а предъявляют обвинение и озвучивают дело, из-за которого произошел арест. Так я понимаю? Или вы, как в тридцать седьмом году, начнете бить беременную женщину и выколачивать из меня какие-то признания.

– Татьяна Евгеньевна. Что же вы нам сразу не сообщили, что вы ждете ребенка! Мы бы сразу поместили вас в приличную камеру. Вы нас поймите. Даже в тюрьме есть свои правила. Нужно было произвести ваш медосмотр, завести на вас карточку, снять отпечатки пальцев, вы должны были пройти душевую камеру, вам должны были выдать матрац, белье, необходимые вещи, а вы упали в обморок, и пришлось вас помещать в камеру без всякой санобработки.

– Да. Я понимаю. Я все понимаю. Именно поэтому пять дней вы ремонтировали ваш душ, а врачи были заняты на уборке картофеля, ой, извините, сейчас же весна. Значит, на майском субботнике!

– Не надо так иронизировать. Вы же здесь не для отдыха сидите. Вы сидите, чтобы вспомнить все, что происходило в вашей лаборатории в последнее время. Мы будем повторяться, но нас все так же интересует и спирт, и история с Афганистаном. Вы что-нибудь вспомнили? Не может быть, чтобы ваш муж не поделился с вами своими тайнами. Ну? Что вы нам скажете.

– А скажу я вам следующее. Я ни в какие ваши инсинуации не верю. Не верю, что мой Саша и Феликс Иванович способны на какие-то закулисные игры. Я в это не верю! Я об этом ничего не знаю и я об этом говорить с вами не собираюсь! Можете расценивать мои слова, как хотите, но я с вами разговаривать не буду до тех пор, пока вы не разберетесь в этом обмане и не принесете мне извинения, отпуская домой. До свидания.

Таня выпалила всю свою речь громко и одним предложением, а сама внутри себя ее испугалась. Ей показалось, что это не она сейчас говорила, а ОН. Ангел! Она сама никогда бы на такое не решилась. Время детского садика с лидерскими замашками давно прошло, а современная жизнь утоптала Таню и усадила за микроскоп, со всеми вытекающими оттуда последствиями. И получилась сегодня из нее девочка из очень благополучной семьи, выросшая в любви и холе, никогда не повышавшая голос и не представлявшая самой себе грубость ни под каким видом.

И вдруг вот сейчас она вся ощетинилась и возразила громко и без всякой боязни! Таня поняла, что, во-первых, в ней наконец-то проснулся ее Лидер, а во вторых это еще и Голос Ее Крови заговорил в ней. Голос именно Ее Крови. Точнее, это ОН, ее Ангел Хранитель, родил в ней и бесстрашие, и способность дать отпор этим страшным людям в костюмах. Значит, он все такие есть!!!

Вот тогда она точно почувствовала свою внутреннюю силу Лидера и совсем перестала бояться, а гордо уставилась им прямо в лица, переводя взгляд с одного на другого.

Оба мужчины молча посмотрели на нее и даже, как показалось Тане, опешили. Они не знали, что ответить.

– Так. Отведите меня обратно в эту вашу камеру. Я устала и хочу отдохнуть. Еще не мешало бы принять ваш душ. – Таня встала и пошла также гордо, как и говорила, прямо к двери. – Откройте.

Камера, куда ее привели после душа, снабдив большим матрацем, подушкой, одеялом и постельным бельем, оказалась больше предыдущей, светлой и обжитой. Там стояли три железные кровати, справа унитаз, совершенно настоящий, современный, с крышкой, слева тумбочка, над ней полка, на которой оказалась Танина миска с кружкой, ложкой и ее сумка с вещами на одной из кроватей. На другой кровати сидела невысокая, худощавая женщина и болтала ногами.

Она тут же бросилась помогать. Они вместе расстелили матрац, застелили сверху простынями и одеялом, Таня уселась на него и тоже стала болтать ногами. И вдруг ей даже показалось, что она почти дома.

А потом был разговор с сокамерницей, из которого Таня выяснила, что сидит она сейчас в тюрьме Лефортово, в которой сидят только государственные преступники и шпионы. Что окошко для каши называется кормушка, а окошко под потолком решка. Оказалось, что она не имеет права сидеть в ней, потому что не подписывала никаких бумаг и ей не предъявили никакого обвинения. То есть она сидела здесь «инкогнито».

Вот тут-то Таня и испугалась ни на жизнь, а на смерть! Значит, в нашей Родной Стране можно было просто так поднять с кровати людей посреди ночи, привезти в тюрьму и держать в ней без суда и следствия сколько хочешь? Значит, можно их здесь и похоронить? То есть забыть здесь навсегда? Какой ужас!

Она сидела на кровати, которая называлось, оказывается, шконка, но была застелена мягким матрацем и даже имела одеяло и тихо паниковала. Наверное, нужно было спросить свою кровь, что же это такое? А ее соседка, которую звали Валя, как ни в чем не бывало, завалилась на шконку и стала читать книгу, потому что Таня резко прекратила разговаривать, переваривая шокирующую информацию, и с трудом понимая ее.

Тогда Таня тоже улеглась на шконку и стала расслабляться, попытавшись почувствовать внутри себя свою Кровь. Она читала в литературе, что можно войти в транс, и так расслабиться, что даже выйти из своего тела, а потом путешествовать в Космосе и получить там ответы на свои вопросы! Но как это делается, она не знала.

Сейчас ей просто необходимо было что-то сделать, заявить о себе, иначе паника была неминуема! Она четко почувствовала угрозу своей сущности. Своему человеческому Я! Что-то происходило неправильно! Какой-то тихий ужас подкрадывался к ее сердцу снизу, отчего оно сжималось, и пульсировала рывками и нервно. Может быть именно сейчас, в эту минуту, решался какой-то важный для всех них вопрос? Может быть, сегодня их отпустят домой? Или что-то более важное? Может их сегодня поведут на расстрел? Хотя в наше время просто так этого не делают? Или делают?

Волосы на ней встали дыбом, и по телу прошелся озноб. Ей по-настоящему стало очень, точнее совсем страшно. Даже жутко до состояния замерзания ее Крови! Она лежала без движений и пыталась внутри себя сама успокоиться. Она спрашивала свою Кровь, что происходит и не получала ответа, только ужас внутри себя, который подсказывал, что все вокруг очень плохо. Вот тогда она и почувствовала, где находится ее Душа, потому что ее сжал настоящий спазм. Прямо над «тещиной дорожкой» между грудью. Тогда она стала вызывать своего Ангела. Она говорила в уме:

– Ангел мой Хранитель, Эрлиан! Я хочу с тобой поговорить! Ты слышишь меня? Ангел мой Хранитель! Приди ко мне!

– Я здесь. – сказал ОН ей в голове. – Я слушаю тебя.

– Ой! Это и правда ты? – удивилась она по-настоящему. – Скажи, что происходит вокруг меня? Почему у меня в Душе поселилась паника и жуткий страх? Что-то случилось? Что! Говори! Я сильная! Я хочу знать! Меня хотят расстрелять? Или Сашу и Феликса? Что?

– Я не имею права тебе это говорить, но я тебе это скажу. Ты должна мужаться. Саша погиб. Его больше нет!

– Они расстреляли его? Да? – ахнула Таня.

– Нет. Его держали в камере с ворами. Они хотели его унизить, как мужчину, а он не позволил, и его убили сегодня ночью.

– А почему они мне этого не сказали? Почему? – ужаснулась она.

– Понимаешь. Они не знают, как тебе это сообщить. Но это еще не все. Феликс Иванович был доведен до такого состояния, что умер у себя на даче. Его тоже больше нет! Мужайся.

– Нет! Этого не может быть. – захотелось крикнуть Тане громко, громко! – Ты мне все врешь, мой Ангел! Этого не может быть!!!

Таня подскочила со шконки и бросилась к двери. Она стала колотить в нее двумя руками, а потом и ногами, и кричать:

– Откройте немедленно! Откройте! Мой муж умер! Я хочу его видеть! Откройте!

Кормушка открылась, и в нее заглянул мужчина в зеленом мундире.

– Что у вас случилось? Почему кричим? Почему стучим?

– Мой муж погиб! Я знаю. Я хочу его видеть! Немедленно! Слышите?

– Слышим, слышим. – спокойно проговорил мужчина. – Вот и хорошо, что вы уже знаете. Мы не знали, как вам это сообщить. А откуда вы это знаете?

– Мой Ангел Хранитель мне об этом сказал! – выпалила Таня.

Мужчина глянул в кормушку с вытаращенными глазами, покосился на Валентину, покрутила пальцем у виска и кормушку захлопнул.

Таня опешила. Вместо того, чтобы немедленно отвести ее к Саше, он просто захлопнула кормушку и все!!! Таня опять стала стучать в дверь уже зло и рьяно! И руками и ногами! Она кричала изо все сил:

– Немедленно откройте дверь! Изверги! Фашисты! За что вы убили моего мужа! Откройте дверь! Немедленно откройте!!!

Но дверь не реагировала никак. Валя попыталась оторвать Таню от двери, но она не слышала ее и колотила в дверь изо все сил.

Так продолжалось часа два. Таня уже охрипла, силы ее покидали, но она все еще стучала и стучала в дверь. Наконец дверь открылась и в камеру вошел пузатый мужчина при погонах. Наверное, это был большой начальник. Он остановился прямо напротив Татьяны и уставился ей в глаза. Таня, как удав перед кроликом, чего-то испугалась и тут же замолчала.

– Женщина. Не надо кричать. Вы же не хотите в карцер на хлеб и воду? А то мы можем вас туда отправить.

– Я уже пять дней была в вашем карцере. Я правильно поняла? Это же был именно карцер? Так что мне не страшно!

– Это был карцер с поблажками. Вы там лежали, ходили, ели. А если будете кричать и ругаться, мы вас отправим в карцер, где лежать нельзя, можно только с десяти вечера и до шести утра, а потом ничего нельзя. Сидеть можно только на стуле и не облокачиваясь на стену. И все. И есть можно только двести грамм хлеба в день и воду. Все. Вы так хотите?

– Я хочу только одного. Я хочу увидеть моего мужа, а потом можете меня сажать куда хотите. За что вы убили моего мужа? Что он вам сделал? Изверги! Ненавижу вас! Проклинаю вас! Вы из нормальных людей сделали каких-то шпионов и воров, а потом убили их! Как вам не стыдно!

– Послушайте, женщина. Мы не убивали вашего мужа. Мы власть исполнительная. Мы не принимаем решения. Что нам скажут ваши следователи, то мы и делаем. Нам велели посадить его в эту камеру, мы и посадили, а что он там не нашел общего языка с сокамерниками, мы не виноваты. Они повздорили, вот его и убили. Мы то тут при чем? Зачем вы нас клянете!

– А почему вы Татьяну вообще здесь держите? – вдруг вступилась за нее Валя. – У нее даже нет подписанного протокола и обвинения. Нет даже заведенного уголовного дела! Она не должна здесь сидеть! Это нарушение уголовно процессуального кодекса. Вы это понимаете? Тем более в такой тюрьме!!!

– А вам, я посмотрю, больше всех нужно? Вы, наверное, точно в карцер захотели? Да? Так я вам это устрою!

– Это я вам устрою! – закричала Таня изо всех сил. – Как вы можете такое выделывать в нашей родной Советской Стране! Вы же, наверное, коммунист? А женщин пугаете карцером! У вас что-то человеческое есть или вы биороботы бесчувственные?

Таня вдруг почувствовала внутри себя сумасшедшую боль. Ее сложило пополам, и очень сильная резь прошлась по всем внутренностям. Внизу живота стала так горячо и больно, так больно, что от этой боли все в глазах поплыло и стало двоиться….

Таня стала заваливаться набок прямо на большого начальника в погонах. Он подхватил ее под руки и потащил в шконке. Следом на полу образовалась кровавая полоса. Начальник испугался и быстро почти бросил Таню на шконку. Он выглянул в коридор и закричал:

– Врача, срочно врача….

Это все, что смутно помнила Таня, потому, что потом в глазах у нее помутилось и куда-то уплыло в черную черноту….

Глава восемнадцатая
Тяжелые последствия

Прошло три года. Страшных три года.

Таня осталась после них совсем опустошенной и морально, и физически.

Ее выпусти из тюрьмы через месяц, так и не извинившись за все с ней содеянное. Почему ее держали так долго, она не поняла. Ребенка она потеряла.

Этот месяц, проведенный ею в камере очень многое для нее открыл. Она очень часто общалась со своим Ангелом и задавала ему самый невероятные и немыслимые вопросы. Ответы, которые она получала, свели бы с ума любого нормального человека, если ему это озвучить, но Таня сказала сама себе, что никогда не будет рассказывать об этих беседах никому. Никогда!

Первое, что она сделала, когда очутилась на свободе, это поехала в Пущино. Оказалось, что лабораторию закрыли. Здание было опечатано и стояло пустое и тоскливое. Тетю Машу она нашла в ее доме. Та бросилась к Тане на грудь и громко разрыдалась, приговаривая:

– Боже мой! Живая! Боже мой! Счастье-то какое!

Она очень изменилась. Было заметно, что она тоже была опустошена внутренне, постарела и похудела внешне и пугалась каждого шороха. Вот она то и рассказала ей все, и даже то, как погиб Феликс.

– Ой, Танюшенька! Страсти-то какие! Феликса приехали забирать через неделю после того, как увезли вас. С утра, как все про вас узнали, сразу ничего не поняли, но за эту неделю шуму было! Во-первых, отстранили от дел вашего главного начальника в Министерстве, Генриха Степановича Ивановского. Мало этого, выгнали из партии. Во-вторых, всех ребят из лаборатории таскали в органы на допросы и пугали, что тоже посадят, потому что еще посадили бухгалтершу Анну Алексеевну и Колю. Искали украденный спирт. Коля продержали трое суток и отпустили. Но он был парень молодой, боялся всякого подозрения ребят про то, что это он писал анонимки, и не выдержал первым. Он раздобыл где-то ружье и ночью застрелился. Вот тогда-то из тюрьмы и пришла весть, что Сашу твоего убили. Да!

– Боже! Бедный Коля! – Таня зажала рот рукой, чтобы не закричать громко, по бабьи, в голос, потом переждала немного, а потом с трудом выговорила: – А Сашу потом кто-то забрал? Разрешили? – спросила и тихо заплакала.

– А Колю родители еще тогда забрали из тюрьмы с большим скандалом. ЭТИ не хотели отдавать. Но потом все-таки отдали. Родная моя. А я ж была на похоронах. Его мать так, родимая, плакала! Говорила мне, что он у них был единственный кормилец, и что они теперь без него будут делать, она даже не знает? Такой молодой… – Тетя Маша опять тихо заплакала. – Даааа…

Они посидели молча, поплакали, повздыхали, а потом тетя Маша продолжила:

– И только потом выяснилось, что кто-то подсиживал самого Феликса! Да! Писал на него бесконечные анонимки, а спирт был предлогом, потому что и в ОБХСС тоже писали, про спирт. Да! Мало этого, анонимки писал кто-то из нашей лаборатории, потому что описанное в них было до такой степени похоже на правду, что этого никто кроме работавшего внутри самого нашего коллектива знать не мог. Да!

– Боже! Тетя Маша! Что ты говоришь? – Таня даже поперхнулась вдруг от неожиданности и подавилась не просохшими еще слезами. – Не может быть! Это до такой степени неправдоподобно, что не укладывается в голове. Ты хочешь сказать, что наш дружный коллектив имел внутри себя сексота?

– Ты представляешь себе такое? И этот кто-то был самой настоящей сволочью мерзопакостной! – возмутилась тетя Маша.

– Да! И этот кто-то в нашей лаборатории оказался самым гнусным мерзавцем из всех, которые я могла себе представить? Какой ужас! Как же он может жить дальше на этой земле, имея за спиной троих хороших убитых людей и одного младенца! Моего сыночка! Неужели этот мерзавец не побоялся Бога!

– А потом рано утром забрали Феликса и повезли с обыском на его дачу. – продолжала тетя Маша.

– А что, дача на самом деле была? – удивилась Таня.

– Да какая дача. Бабушкин старый дом в деревне. – тетя Маша вздохнула.

– А что они там искали?

– Огромные деньжищи за спирт, и за украденный зачем-то перфоран. Они всех пугали тюрьмой и требовали сознаться в воровстве этот вашего перфорана, будь он неладен.

– И потом.

– Потом ничего не нашли и уехали, а он на этой даче остался. А утром его нашел сосед. Повешенного. Мы все уверены, что его они сами повесили. От злости! Потому что после их отъезда никто к нему в дом не заходил, да и следователь намекнул, что он с ночи висел, а не утром повесился. Вот так вот! Девочка моя. Жалко мне тебя как! Ребеночка потеряла?

– Потеряла, тетя Маша. Ой, потеряла… – и опять но уже совсем тихо заплакала. Тетя Маша обняла ее за плечи и стала гладить по спине.

– И куда ты теперь? – спросила она.

– Поеду домой, к маме и папе. А что делать? Лаборатории больше нет и работать мне здесь негде. Восстановлюсь в институте, отчислили наверняка, буду сдавать экзамены, получу в конце концов диплом и начну искать работу. А может и не буду работать. Буду в себя приходить. Не знаю.

– Я ж ваши вещи сохранила. Да! Ты их забери. Мало ли чего. А потом Сашины вещи тоже надо куда-то… Может матери позвонить? Детям могут пригодиться. Парни растут, два. Я позвоню….

Таня приходила в себя потом почти два года.

Дома ее встретили как «потерпевшую на войне», и старались чем могли отвлечь «ненаглядницу» от ее проблем и боли. Ба Тоня не давала ей делать по дому ничего. Она очень переживала за «внучечку» и позволяла ей бездельничать, или «вытворять все», что та захочет или что ей «заблагорассудится».

Бабушка была единственная, кому она однажды взяла и рассказала все. И про Вадима, и про аборт, и про Сашу, и про кровь, и про Ангела Эрлиана, и про тюрьму, и даже про то, что очень хочет родить ребеночка, неважно от кого. Ба Тоня ее понимала и старалась не осуждать, но, как человек очень мудрый вдруг изрекла такую фразу, над которой Таня думала несколько месяцев, прокручивая события в воспоминаниях, как заезженную пластинку в уме туда-сюда:

– А это все, моя милая, потому, что ваша любовь с самого начала на крови замешана была! Она вам и помешала. Ох, уж, эта кровь человечья! Скоко в ней тайн! Скоко на ней дурного глаза и всяких проклятий! Вот ты ж не знаешь, чего там тебе в спину со злости кинули эти бандиты, которыи в тюрьму загремели, какие проклятия? А у тебя теперь вся жисть наперекосяк пошла! Терьпи, девка, пока на свои рельсы все встанет….

Поэтому и стала закрывать глаза на все Танины «завихрения».

За это время Таня все-таки, с трудом пополам закончила институт и получила диплом. Просто, в промежутках между учебой она ударилась во все тяжкие. Ее «понесло по мужикам». Она решила во что бы то ни стало забеременеть. Поставила себе такую цель. Решила ни на кого не обращая внимания, не слушая людей и их осуждения, просто забеременеть. И все!

Она стала настоящей московской львицей. «Таскалась» по клубам и ночным заведениям. Правда, не позволяла себе употреблять спиртное и старалась знакомиться с молодыми людьми по принципу «отличный и трезвый генофонд».

Они, и, правда, были, все, как на подбор! Стройные, красивые, успешные и богатые. Она ничего от них не хотела, только ребенка и сразу предупреждала, что претензий иметь не будет. Эти бесконечные пробы дали четыре беременности, но ни одного ребенка.

Как только Таня беременела, тут же сдавала анализы и начинала «борьбу за плод», как сохраняя все в секрете, называла теперь это ба Тоня. И борьба была не в ее пользу.

И вот теперь она опять была беременна. Она стояла у плачущего окна и рассматривала две тестовые полоски из аптеки, которые говорили ей об очередной беременности!

Это был ужас! Этот ужас повторялся уже два года и не давал покоя. Она не могла и не хотела объяснять своим молодым людям, почему будет делать аборт. Этот – Игорь, был уже четвертый, который тоже не поймет, почему нельзя оставить ребенка и не идти на очередную операцию.

«Боже, как же больно!» – думала она, – «Как больно! Неужели человек такое закаленное создание, которое может выдержать такую отчаянную, такую окаянную, такую жгучую боль и не помереть? Неужели невозможно что-то сделать, поменять, переписать по новой, изменить этот ужас на что-то, что не так больно царапает за сердце»?

Это очередное посещение врача только добавило боли в ее душу. Она рвалась на части и кричала внутри ее нутра ненормальным и больным голосом. Несколько раз она вызывала Эрлиана и беседовала с ним. Она хотела знать, что же ей делать дальше? Но Ангел успокаивал и предлагал набраться терпения и тогда все будет хорошо!

– И когда будет это, когда? Это тогда! – даже выкрикнула она однажды в сердцах!

– Когда ты будешь готова для этой великой цели! – ответил ОН ей телепатически, а Таня так и не поняла, что ОН имел ввиду. Какую такую цель?

И тогда она решила поставить на себе точку. Совсем. Навсегда. Даже диплом забросила на шкаф и решила, что, во-первых, никогда не будет врачом, а во-вторых, она никогда не сможет иметь детей, и не будет стараться это сделать. Она стала подумывать сделать операцию по перевязке труб, чтобы больше не возвращаться к теме беременность! Никогда!

Наверное, наступало время, когда нужно было принимать решение, чем заниматься дальше. Закончить бессмысленную борьбу за потомство и заняться делом. Не могла же она бесконечно ничего не делать? Ей было стыдно и перед родителями и перед Ба Тоней. Как-никак ей в наступающем году будет двадцать шесть лет! Если в двадцать пять еще что-то позволяло «валять дурака», то двадцать шесть знаменовало серьезный шаг в совершенно взрослую жизнь.

– Ой! Здоровая выросла дылда! – осматривая Танину фигуру, повторяла по утрам ба Тоня. – Но, ой, дура! – и ласково улыбалась.