Текст книги "Как украсть квартиру в Москве. Пособие для начинающего мошенника"

Двадцать девятое января

Позвоните родителям!

Из социальной рекламы конца 90-х

Мы набираем номер адвоката Носовой:

– Здравствуйте, Анна! Вам удобно сейчас разговаривать?

– Вполне, здравствуйте.

– А мы вот риэлторы. Наш клиент (хотя это все же некоторое лукавство – наш клиент в данном случае не покупатель, а продавец) хочет приобрести четырнадцатую квартиру в доме, где вы числитесь старшей, а мы проверяем историю объекта – для юридической чистоты сделки.

Дружелюбная Анна позитивно и радушно встречает новости:

– А-а-а, понятно. Мы с соседями всегда очень рады новым жильцам! У нас живут только очень и очень приличные люди. Историю объекта я могу вам рассказать – ведь я знаю семью Тепловых лично уже давно – десятки лет. Достойные люди. Я даже работала вместе с их покойным отцом. Мы будем счастливы видеть вашего клиента в числе новых обитателей нашего дома. Но, правда, насколько мне известно, сам Женя (Теплов) сейчас находится в Швейцарии вместе с мамой и братьями.

– Да нет, что вы! Он совершенно точно не в отъезде. Мы сейчас с ним регулярно встречаемся по вопросу продажи квартиры, – заверяю я Анну.

– Ну и хорошо. Всегда рада помочь.

Спустя пятнадцать минут старшая по дому вдруг зачем-то перезванивает нам, несколько смущенная:

– Ой, девочки, тут такое дело: я сейчас разговаривала с Лидией Сергеевной (это мама Евгения Теплова). И она сказала мне, что эта квартира не продается. Поясню: сам Евгений является лишь титульным собственником, а на деле квартира принадлежит матери. Он не имеет никакого морального права ее продавать.

Нет, вы это слышали?! И это говорит юрист! Собственник по закону не имеет моральных прав. Есть у нас, оказывается, право гражданское, право уголовное, а вот тут, товарищи, еще и моральное где-то отыскали.

Но действительно, Женя сейчас находится в Москве, и мать планирует немедленно позвонить и провести с ним профилактическую беседу на тему, как же это можно так бессовестно разбазаривать семейное имущество, пока бедная старая мать в отъезде.

Вот теперь и скажите мне как на духу, дорогой мой читатель: какие такие выводы мы должны были сделать из разговора с Анной Носовой, старшей по дому?

Мне кажется, только один: у каждого из нас вполне могут иметься сумасшедшие родственники, которые считают, что принадлежащее нам по закону имущество на самом деле не наша, а их собственность. Согласитесь, но семейные дрязги этого порядка – они совсем не для того, чтобы мучились внутрисемейными разборками еще и посторонние! Мало будто бы риэлторам головных болей с долями, так еще и учти мнение каждого родственника и знакомого – да любого! – из окружения продавца, из тех, кто захочет сунуть в сделку свой длинный сопливый нос.

Зачем нам нужно в это влезать, если мы на сто, да даже на двести процентов уверены, что сын – единственный собственник, а мама тут права голоса в принципе не имеет. Ну, в смысле – не имеет прав, если сын, маленький мальчик в коротких (зачеркнуто) подвернутых штанишках, наконец, на четвертом десятке, сменит мамкину титьку на умение принимать самостоятельные решения.

Весь этот бред мне напоминает какие-то одесские комиксы с карикатурно изображенной еврейской мамой и сыночком Семой пятидесяти лет.

Так я подумала, но конек риэлтора – коммуникации, надо держаться. Я вежливо выслушала старшую по дому.

– Анна! Давайте мы сделаем так. Вы, пожалуйста, передайте Лидии Сергеевне мой телефон. Пусть она наберет, как ей будет удобно. Мы с удовольствием выслушаем мнение Тепловой по поводу продажи квартиры ее сыном и обсудим с ней сложившуюся ситуацию, раз уж это ее так беспокоит. Мы всегда открыты для общения и заботимся лишь о чистоте сделки.

Глупо мне было в этот момент говорить, что я ту маму на самом деле в гробу видала в белых тапках, а равно и разговоры с ней. Зачем усугублять ситуацию?

Мы оставляем телефон для связи, но… мама нам так и не перезванивает. Мы интерпретируем это следующим образом: Теплову наконец удалось поставить маму на место. Раз и навсегда:

– Мамо, идите, наконец, у попу!

Наверняка он заявил ей, что отныне он сам распоряжается и своей жизнью, и своим имуществом.

– Квартира моя, и она будет продана! Я так решил.

И советчики ему не требуются, и он настоятельно просит убрать руки от его собственности.

– Ты деньгами от аренды моей квартиры попользовалась? Вот и хватит с тебя! Больше я тебе не подчиняюсь и никаких финансовых дел обсуждать с тобой не намерен.

Ну, в общем, и ладушки, а то действительно, только разборок с чужими мамами нам как раз и не хватало.

Тридцать первое января

Все случается тогда, когда оно должно было случиться.

Хаким, в силу национальных особенностей восточного организма, неистово торгуется. Отжимая у собственника копеечку за копеечкой, продавливает того ниже и ниже. Но стоит только Евгению согласиться, как хитрый иранец немедленно еще понижает ставки. Но чувствуется, что он уже почти готов. Это дает нам понимание, что уже пора и начинать готовить сделку.

Мы назначаем Теплову встречу у нас в офисе в обеденное время. Обсудить условия договора. Евгений несколько раз переносит время – на час, потом на два, на три, а после пишет, что сегодня ему доехать до Москвы просто нереально: на улице жуткая метель, дороги в области не чистят, а он застрял за городом.

Я помню этот буран. Я сама тогда жила в области – резко выскакивая из сугроба, прилетела задним бампером в другую машину, припаркованную напротив моей. Я в те дни понимала его как никто. Это все не из-за его необязательности, это из-за снегопада.

Каждый раз, когда собственник вот так переносит встречи, Пакистани выносит мне мозг:

– Он нам все-таки с кем-то изменяет, подлец, выигрывая время, пытается усидеть сразу на двух стульях. В одно агентство сбегает, потом в другое, потом в третье.

– Ну что ты можешь в этом изменить? Относись ко всему философски. Наше от нас не уйдет, – успокаиваю я руководительницу.

Если бы я тогда предвидела, что именно ласково называю «нашим», – молила бы Господа, чтобы метель мела еще ближайшие полгода.

Первое февраля

Не дай мне бог сойти с ума. Уж лучше я сойду сама.

Мы с Пушкиным

На следующий день погода перестала гневаться, и Евгений смог-таки до нас добраться. Мы подбираем Теплова рано-рано, аж в девять утра, на площади Ильича.

Он сам дает нам ориентир не на метро, что было бы логично, а на адрес в начале шоссе Энтузиастов. Позже в телефонном разговоре с кем-то он упомянет, что хотел бы встретиться на пересечении этого тракта (видимо, на его продолжении) и Садового кольца. Потом я сделаю вывод о том, что Евгений дает ориентиры как человек, который постоянно сидит за рулем и не пользуется общественным транспортом.

Привязка к этому направлению (к шоссе Энтузиастов) станет крайне важной в дальнейшем. Запомните ее.

Вместе с собственником мы едем в отделение Росреестра на Гаражную, дом 6, где заказываем копии договоров по квартире. (Там из-за передела долей между наследниками чего только нет среди правоустанавливающих документов. И договор дарения доли в праве собственности на квартиру, и мена этими самыми долями, и, как я уже упоминала, наследство от батюшки.) Разумеется, чтобы заказать документы, Теплов предъявляет паспорт – и это место в книге вы тоже запомните.

В Росреестре я успеваю устроить скандал – не специально, конечно. Агрессию я использую не из-за того, что обладаю дурным характером, а исключительно как инструмент воздействия на аудиторию. Это очень удобный инструмент достижения целей. И тут я возопила только для того, чтобы хоть как-то расшевелить местных ленивцев. Типичные герои уже позже вышедшего мультфильма «Зверополис». Нас опять должны были запомнить.

Далее наш санный путь лежит в, не приведи господи, наркологический диспансер на Садовнической улице – за справкой для сделки с недвижимостью.

Надо сказать, дорогой мой читатель, что эта справка – совершенно не обязательный для продажи квартиры документ, а скорее принятый в столице театр юного зрителя для покупателя. Эти самые справки ничего для возможного суда не значат, но все покупатели привычно хотят их видеть. На случай, если употребляющий наркотики или алкоголь гражданин после сделки заявит, что находился под воздействием веществ и не осознавал что делает, продавая квартиру.

В этом смысле и со справкой злонамеренный продавец может устроить балаган. Например, подписать договор купли-продажи, отойти за угол, влить в себя немного водки или вколоть дозу наркотика, попасться на глаза сотрудникам патрульно-постовой службы, которые сволокут гражданина в отделение, проспаться там, выждать время получения денег, а потом на голубом глазу пойти доказывать, что был обманут. И суд примет его сторону – ведь сотрудники полиции подтвердят, что в день сделки Сидоров был мертвецки пьян. Вот так вот бывает.

В принципе, вместо получения такой бумаги достаточно просто осенить себя крестом из трех перстов – и гарантии будут примерно той же степени надежности. Тут или пронесет, или «пронесет». Как повезет, конечно.

В нарколожке… (Есть в русском великом и могучем такое слово? Где я его сейчас взяла? Мне кажется, где-то слышала. У-у-у-у, тайны подсознания хреновы!) В нарколожке я сопровождаю Теплова до самого входа. На моих глазах он предъявляет в регистратуре паспорт (опять запоминайте), спокойно заходит в кабинет и через некоторое время выходит оттуда с нужной справочкой.

«Не употребляет!» – с облегчением выдыхаю я.

Приятно все же, что батюшкино наследство не будет пущено по вене. Или еще на «излишества какие нехорошие». В этом случае безмерно жалко было бы память натрудившего в лихие девяностые четырнадцать трех-четырехкомнатных квартир Теплова-старшего. А впрочем, откуда у меня такие мысли? На самом деле меньше всего наш собственник похож на наркомана. Вполне приличный, образованный молодой человек. Типичный мажор, но даже без «наглинки». Скорее приятный интеллигент.

Далее наш с Евгением путь лежит в психоневрологический диспансер на Фрунзенской набережной, ровно с той же мутной целью – получить для сделки никому не нужную справку о том, что данный гражданин на учете в данной организации не состоит и за врачебной помощью не обращался.

Да, хитрые медицинские чиновники обезопасили себя и постановили не писать «Здоров», дабы ни в коем случае не брать на себя ответственность за возможные негативные последствия… И никогда не пишут, все ли в порядке с человеком по психиатрической части или не очень. Вместо этого лепят весьма обтекаемую фразу: «На учете не состоит». Так все, собственно, пока они голышом и с кастрюлей на голове бегать по городу не начнут, не состоят. А потом их ловят, госпитализируют и устанавливают диагноз.

Вполне такой «неучтенный» может получить справку для сделки с недвижимостью, а потом прямо в регистратуре сдернуть с себя трусы и поскакать, изображая кенгуру, невзирая на февраль.

И что, по мнению медиков, может для всех остальных означать фраза «За врачебной помощью не обращался»? Если не стоит на учете, как бы он туда обратился? На каком основании? Или это как раз о том, что кенгуру в майке-алкоголичке прискакал на порог учреждения и просил завотделением помочь его трусы найти, которые он где-то здесь оставил?

О чем эти ничего не значащие записи?!

Психдиспансер на Фрунзенской набережной. На самом деле хоть локация и крайне престижная (все о ней мечтают, а тот, кто не мечтает, брешет как сивый мерин), не хотела бы я иметь квартиру именно в этом жилом доме, где с обратной стороны такое печальное заведение. Желтый дом – дом скорби. Хотя чего это я загоняю? Это ведь всего лишь поликлиника. Не самая, конечно, приятная, но тем не менее. А впрочем, это лишь мои личные предрассудки и тараканы, а люди живут и в ус не дуют. Меня, в конце концов, никто туда и не приглашает.

Итак, мы приехали еще за одним крайне сомнительным документом. Потому что у нас невменяемость и посмертно легко доказывается, что уж говорить о ситуации, когда продавец будет иметь дурные намерения при жизни.

В «дурке»… ой, простите, диспансере просторно, светло и… неприятно. Удивлены? Я – да. Ведь, слава тебе господи, я сегодня впервые в жизни в подобном месте, и то, к счастью, не по личной надобности, а по производственной необходимости.

Пока Теплов занимается получением бумажки, я имею возможность наблюдать жизнь с новой, крайне пугающей меня стороны.

В основной своей массе посетители доллгауза (так в царской России называли сумасшедшие дома) спокойные. Больные сидят молча или что-нибудь тихонько бормочут себе под нос – ну, максимум раскачиваются на стульях из стороны в сторону. Не все, конечно. У большей части завсегдатаев этого заведения их недуг абсолютно никак не проявляется внешне. Если бы не место, где мы сейчас находимся, их легко можно было бы принять за очередь к районному терапевту.

Но есть и исключения из этого правила: одна явно не очень здоровая, странно одетая старушка тоненьким противным дискантом визжит омерзительно грязные проклятия в адрес своей дочери.

Меня осеняет: так вот он откуда, образ Бабы-яги, в русской литературе – полоумная бабка! А сколько таких прихворнувших испанская инквизиция на кострах пожгла! У-у-у-у…

Другая пожилая женщина привела на вид примерно сорокалетнюю девочку в детской шапке с помпоном и ушками. Не в первый раз я вижу странную тенденцию: близкие будто специально имеют цель подчеркнуть диагноз своего родственника одеждой, подбирая взрослому человеку совершенно нелепые для его возраста детские наряды.

«Девочка» же в шапке монотонно бубнит, что злая мать что-то сделала ее не то рыбке, не то киске – не разберу кому именно. Потом «девочка» куда-то в воздух уточняет, что сопровождающая не мать ей, а мачеха. И мне вновь приходят в голову аналогии со сказками. Привела злая мачеха прекрасную принцессу на съедение дракону со смирительной рубашкой и галоперидолом…

Мне становится совсем не по себе от этих безрадостных наблюдений, и, чтобы как-то отвлечь себя от тяжести бытия, я бесцельно фотографирую Евгения сзади и сбоку. Евгений безмерно симпатичен мне как мужчина – наверняка я снимаю его неосознанно. А впрочем, блогер я или где? Я все и всегда фотографирую. Но клиентов все же обычно нет. Наша деятельность требует строгой конфиденциальности. Но тут – не сдержалась.

Итак, нужная справка симпатичным Евгением наконец получена, и мы, закончив здесь дела, имеем возможность двигаться дальше. Пока все идет по плану.

На улице даже воздух ощущается иначе, особенно когда ты осознаешь, какое это счастье – быть по другую сторону от тех посетителей поликлиники, которым повезло куда меньше.

И мы наконец выдвигаемся собирать справки дальше.

А вот уже в многофункциональном центре на Смоленском бульваре нас поджидает неожиданная неудача.

Ввиду отсутствия в этом месте парковки, от слова «совсем», я остаюсь на бульваре – караулить свою машину. Кому же хочется выйти из учреждения и обнаружить, что веселенькая зеленая хватайка увезла твой автомобиль в дальние дали? Бегай потом по городу, выручая машину – это же аду подобно! Где-то около МКАД обнаружить свой автомобиль на стоянке, потом оплатить в центре Москвы штраф и опять возвращаться на МКАД – забирать многострадальную машину. Ну нет! Сижу жду.

Скучая, я разглядываю историческое здание и невероятные «входные группы». Что еще за «входные группы»? А можно выражаться по-русски? Перевожу – это странное словосочетание на древнем птичьем риэлторском языке обозначает «подъезд» или «парадное», кому как привычнее.

Теплов же с Пакистани заходят в многофункциональный центр. Со слов Юлии, Евгений оговаривается: «А я уже раньше здесь был, я знаю, куда тут нужно идти».

Это мою наставницу как раз нисколько не удивило. А что такого? Подумаешь… Любой из нас сто раз бывал в таком вот учреждении по месту своего проживания – за какой-нибудь справкой, или паспорт получить, или пенсию оформить. Сейчас же все через «одно окно» делается – любой документ. И очень это, кстати, удобно. Дай бог здоровья и мужа хорошего тому, кто это придумал.

Но что же происходит в МФЦ, пока я томлюсь в запертом автомобиле? Правильную выписку из домовой книги сотрудники центра нашим посетителям выдать не могут – по сведениям учреждения, в собственниках квартиры и по сей день продолжает числиться умерший отец. Актуальная информация в их базы не вносилась. Потому что никто после смены владельца не удосужился прийти сюда с документами на собственность и переоформить лицевой счет.

Ну, понятно, что в случае с нашим Евгением это дело безнадежное и от него никак не зависящее – тут же все мать решает. Решала до последнего момента, во всяком случае.

Для того, чтобы изменить сведения в базе и получить наконец актуальную выписку, необходимо предоставить копию свидетельства о смерти отца. Которого (в смысле, свидетельства) у Теплова сроду никогда и не было. Оригинал, понятное дело, у матери Евгения, Лидии Сергеевны, наверняка в той же банковской ячейке, где и все документы, и нам его никак не достать…

Вот дела! Загвоздка. А выписка эта нужна и для Хакима, и для совершения нотариальной сделки, которую покупатель, и к бабке не ходи, потребует. Еще бы! Такие деньжищи!

– Нотариус! – восклицает Юлия, которую вдруг осенило. – Копию свидетельства о смерти Теплова-старшего можно вытащить из наследственного дела, и вы, как участник этого дела, вполне вправе его запросить в нотариальной конторе.

– Ну, не знаю… – внезапно мрачнеет Евгений. – Это как раз самый сложный путь получения такого документа.

– А в чем дело? Что не так?

– Да дело все в том, что этот нотариус – близкий друг моей матери. Он или совсем не даст мне документ, найдет причину для отказа, или мгновенно Лидии Сергеевне доложит, что я к нему обращался с такой просьбой. Впрочем, матери он сообщит в любом случае.

– Подумаешь, опасность! И что тогда будет?

– Ну как что? Маман моя через пару-тройку часов примчится в Москву с воплями, визгами, вырыванием волос на всех труднодоступных местах. Объявить меня душевнобольным и получить надо мной опеку – она уже мне не раз грозилась – за непослушание. А с ее связями скорая психиатрическая помощь будет у нашего дома максимум через двадцать минут после ее звонка.

– Да ладно, Евгений, вы сейчас уже преувеличиваете!

– Отнюдь. Один из братьев уже испытал это на себе – его месяц продержали в психушке в подростковом возрасте. За непослушание и бунт. Даже не сомневайтесь, что, услышав от нотариуса о моих поползновениях, она ровно через два часа будет здесь.

– Из Швейцарии? Через два часа?! Ну прямо там. Это вы уж точно загнули!

– Я сейчас ничуть не утрирую. Да она, если войдет в раж, личный самолет наймет, не поскупится. Лишь бы на своем настоять. Пусть в деньгах потеряет, но сделает так, как ей это видится правильным. Если было бы возможно контролировать движение планет – она бы и туда со своим мнением влезла.

Ну и дела! Что же это за чудовище такое, а не мать? Огнедышащий дракон, охраняющий свои владения. Кажется, где-то у Астрид Линдгрен был такой персонаж. Просто какой-то кошмар – материал для сценария хорошей голливудской драмы: молодой симпатичный принц заперт в подвале, в кандалах, вдовствующей королевой – а то, не дай бог, в люди выйдет и простуду подхватит, или там губы пересохнут, или прыщик на носу может выскочить… Нет уж, пусть лучше сынулька сидит в тепле и сырости. Целее будет.

Ох… Мы, не зная, как сейчас правильно поступить, пока оставляем решение вопроса с нотариусом на потом.

Этим же вечером Теплов заезжает к нам в офис и оставляет все документы по квартире. Сейчас уже и не вспомню, какие и зачем именно, но раз у меня так в хронометраже записано – значит, так оно и было.

Тот хронометраж мной все-таки не для литературного произведения составлялся на самом деле, а для целей куда более важных – для исполнения гражданского долга. На бис. Стоя. На коне. В полный рост.

В этом месте я утираю слезу, растрогавшись от правильности собственных поступков. Но не время рыдать – время сказывать сказку далее!

Победоносное второе февраля

Не верь индийцам, дары приносящим.

Московская народная мудрость

Употевший уже торговаться Хаким (а это действительно было похоже на восточный базар – покупатель еще только оземь не бился, а так уходил в закат раз пять: «Не покупаю!») дает наконец свое согласие выйти на сделку. Доторговались по итогу до сорока пяти миллионов российских рубликов. Сорок пять, сорок пять, четырехкомнатная квартира в Хамовниках – ягодка опять. Клубничка прямо напротив Кремля, земляничная полянка размером сто семьдесят метров. И повезло же чертяке иранцу! Эх, щоб я так жил, ей богу!

И опять все радуются. Впрочем, кто эти «все»?! Традиционно все, кроме хозяина квартиры. Опять ему явно что-то не так, но он не говорит, что именно.

В наше с Пакистани отсутствие Теплов внезапно появляется в офисе нашего агентства, чтобы непонятно зачем забрать свои документы обратно. Зачем?!

Целых два часа он ждет нас с Юлией в большой переговорной комнате, явно очень нервничая и поминутно выглядывая в окно.

Пакистани не понимает, зачем собственник хочет документы обратно, и подозревает того в измене. Дает указание в офис – сказать, что она увезла ключи от сейфа с документами, пусть, мол, сидит, ждет. Приеду – сама в глаза ему посмотрю.

Все это время наш директор Марина Карловна развлекает Евгения беседами о страшных и забавных случаях на сделках, а юрист Печановская тем временем тихонечко зачем-то фотографирует нашего дорогого гостя. В дальнейшем жизнь покажет, что это была хорошая, если не сказать отличная, идея нашей Светланы.

А! Я же напрочь забыла про «индийский след»! Не только один Евгений не обрадовался решению Хакима приобрести эту хибарку. Была еще группа, а точнее, стая товарищей, которая жаждала нагло перебежать дорогу двум маленьким риэлторам. Ну, точнее, полутора специалистам – одному риэлтору с маленьким риэлторенком.

Так как для сути дела это не особенно важно, а просто потешно, в своем сухом перечне происходящих событий я опустила одну крайне смешную деталь. Но читатели не полиция, читателей нужно развлекать. Как раз в книге уже можно рассказать и вещи, мало относящиеся к сути. Те, которые просто весьма позабавят уважаемую публику.

Как я уже упоминала, один наш знакомый, «индийский долларовый миллионер» Фарух, тогда еще гражданский супруг Юлии Пакистани (это важно!), закинул удочку о продаже этой самой квартиры в местную индийскую диаспору. Обычно чужеземцы в любой стране тесно жмутся друг к другу и держатся кучками. Так и там – они регулярно где-то вместе тусят. Обычно в ресторанах, поскольку наш скромный околосоветский быт крайне шокирует индийцев. Для них, например, неприлично видеть чужие спальни. А у нас иногда вся квартира из одной спальни и состоит.

Когда Пакистани поведала мне, что супруг ее сейчас активно рекламирует квартиру напротив Кремля в своих кругах, я немало изумилась. Мне, например, даже из очень расплывчатых рассказов Юлии о любимом сразу было понятно, что сам Фарух беднее церковной крысы. Хитрый иностранный (будто у нас отечественных таких мало) альфонс просто удачно пристроился к теплой и щедрой русской женщине.

Как там сказал о нем классик? «Птичка божия не знает ни заботы, ни труда; хлопотливо не свивает долговечного гнезда» ©. Откуда у этой птички возьмутся знакомые, способные к таким тратам на недвижимость?!

На мое удивление, будто специально опровергая мои размышления, индийская диаспора всколыхнулась и даже забродила, изъявляя желание немедленно получить документы на недвижимость на электронную почту.

Даже не зная еще, чего именно от них можно ожидать, но будто предчувствуя неладное, мы бумаги отправили, в фоторедакторе лишь на всякий случай тщательно вымарав номер квартиры. Нет, индийцы, конечно, требовали от нас и номер, да только кто же им, маленьким, его дасть?

Устав биться в телефонной истерике и требовать точный адрес, крайне предприимчивые дельцы назначили нам встречу.

Предложенное место встречи, учитывая предмет разговора, меня несколько шокировало. Как говорится, а что, так можно было, да?! Если честно, это была (и до сих пор остается) моя первая и единственная деловая встреча в «Бургер Ринге». Все остальные проходят не в столь экзотических местах.

«А что же в «Бургер Ринге» экзотического?» – скептически спросите вы меня, мой дорогой читатель.

И будете категорически неправы, ибо нереальные посреди куриных крылышек и сэндвичей с луком суммы то в шестьдесят, то в десять миллионов рублей, впервые прозвучали в этих хлипких, демократичных, я бы даже сказала, бюджетных стенах.

В кафе нас встретили смуглые усатые мужичонки в коротких для зимы курточках.

«А что за новая какая-то сумма в десять миллионов рублей?» – поинтересуется читатель.

А, не обращайте внимания. Так, пустячок. Мелочишка на винишко. Карманные расходы. Партнерский бонус. Всего-навсего десяточка миллиончиков – а именно такую нескромную цифру захотели скромные индийские посредники за покупателя на квартиру напротив Кремля.

Ваш зеленый стажер открыл было позеленевший от озвученной суммы рот. Но руководительница Юлия быстренько захлопнула мою челюсть обратно, взглянув на меня как василиск.

Я, конечно, в этом тогда еще вообще ничего не понимала и просто наблюдала, как Пакистани легко соглашается убедить собственника заложить индийский интерес такого размера в сделку. В этот момент мы со стенами «Бургер Ринга» были примерно на одинаковом уровне заинтересованности и риэлторской компетенции.

– Вообще ноу проблем, синьоры. Вай бы и не нот, месье? – ответствовала Юлия. – Но мы при этом с вами в доле, пятьдесят на пятьдесят. Пополам. А если мало вам пяти миллионов – хоть двадцать своего интереса закладывайте. Я с удовольствием тоже заберу половину – десять.

Добрая она все-таки женщина! Привыкла, понимаешь, спонсировать дружественную нацию. А ведь напрасно она так бездумно соглашалась обогатить иностранных жуликов! Для этих гаденышей мелких и рубля на самом деле жалко, а не то что целых десять или даже пускай пять миллионов.

Гаденыши остались довольны результатами переговоров (ну еще бы!), и мы, вежливо попрощавшись, расстались.

Фарух на встрече изо всех сил делал вид, что он не с нами, что мы его случайные знакомые, и, наконец, остался в кафе с соотечественниками.

А вечером индийский муж вернулся домой к русской жене. Рассказать о том, что его вороватые соплеменники (хотела было написать «сородичи», но больно уж некорректно звучит), абсолютно, разумеется, не зная, кем же ему эта риэлторша приходится, предложили тупо кинуть Пакистани и исключить ее из схемы. А это действительно было очень тупо. Нечистые на руку деляги убеждали бедного Фаруха просто вызнать у бедной женщины номер продающейся квартиры, а уж на продавца, мол, они тогда через своих юристов и сами выйдут. Еще чего не хватало! С какой-то посредницей делиться? Ну уж нет! Она обойдется. Всегда лучше все деньги забрать себе.

Насколько мне известно, индийцы верят в ментальные тела.

Так вот, после этих проказ их ментальные тела получили такие смачные ментальные поджопники, что, пожалуй, во избежание ментальных синяков были необходимы ментальные припарки.

Узнав о таком дорогом коварстве заморских граждан, Юлия бушевала, как тайфун Катрина в апогее. Она обзывала хитроглазых (хотела было написать «хитропопых», но да ладно уж, не будем нарываться на международный конфликт) сограждан своего супруга последними словами, из которых не употребляемое в высшем свете слово «засранцы» – наиболее приличный эпитет.

А уж чего Пакистани им желала, я даже не буду вам пересказывать. В одном можете быть уверены: это совершенно точно не богатырское здоровье и не несметные богатства.

– Да чтоб их перевернуло и подбросило, аферюги чертовы!

В этом есть практическая, хоть и парадоксальная мораль – лишь делясь с ближним частью дохода, ты сможешь стать богаче.

Вот почему бы директору завода не забирать все деньги себе? Потому что тогда и делать все придется одному. А много ли один наработает? Так и завод встанет. Вот так и остановилась индийская миллионопечатальная фабрика от мощного взрыва жадности управляющего.

В общем, с того вечера этот источник появления возможного клиента на квартиру напротив Кремля был навсегда для нас, а значит, и для продавца утрачен.

Вот так бесславно закончилась моя первая и единственная в жизни попытка бизнеса с выходцами из стран Индостана. Впредь буду много осторожнее.

А впрочем, это и не моя попытка была. Я так, для красоты постояла рядом.