Текст книги "Страсть к удовольствию"

– Ты не можешь допустить, чтобы о нашей семье вообще что-либо говорили, – ответил Себастиан, высвобождая руку. – Ты стал хуже Александра. Но ему-то хотя бы удалось избежать скандала.

Себастиан приготовился к тому, что на него обрушится гнев отца, но Раштон лишь покачал головой.

– Александр избежал скандала благодаря Лидии.

– Он не навлек бы на себя неприятностей, если бы не познакомился с Лидией, – заметил Себастиан и тут же нервно сглотнул, так как ему стало стыдно за свои слова. Проклятье! Ведь он сам поощрял интерес Александра к этой красавице, которая к тому же была талантливым математиком. Он понимал, что его брату нужна такая женщина, как Лидия. И тот факт, что Александр с Лидией весьма удачно избежали скандала, стал прекрасным доказательством прочности их отношений.

Себастиану вдруг ужасно захотелось отойти от отца, но бесчисленные гости перекрыли выход из бального зала. Тут музыканты заиграли котильон, отчего-то зазвучавший слишком уж неприятно. Себастиан сжал больную руку, потирая большим пальцем согнутый мизинец и шрам, наискосок пересекавший ладонь.

– Александр нашел себе подходящую женщину, – сказал Раштон. – Женщину, которая сделала его лучше, сделала его порядочным человеком. Предлагаю тебе поступить так же.

– То есть как ты? – съязвил Себастиан. Ему хотелось, чтобы отец рассердился и наконец-то превратился в противника, с которым можно было бы сражаться.

Но Раштон вдруг помрачнел и, оглядев танцующие пары, со вздохом проговорил:

– Нет, не так, как это сделал я. Твоей матушке было безразлично, что думают о ней люди, и она совершенно не задумывалась о том, какие последствия могут иметь ее решения для других. – Граф криво усмехнулся. – Черт возьми, в конечном счете ей стала безразлична даже семья.

Себастиан не мог с этим не согласиться. До сих пор ничего не было слышно о бывшей графине Раштон, которая опозорила их семью, вступив в связь с русским офицером. После того как Раштон развелся с ней, она покинула Англию и детей, чтобы жить в грехе со своим любовником, и никто не знал, где она сейчас.

А для семьи, как и для всех, эта женщина была мертва, и граф даже никогда не упоминал ее имя – словно ее и не существовало вовсе. Себастиан часто спрашивал себя, вспоминали ли его братья и сестра о матери. Сам-то он постоянно вспоминал о произошедшем. И конечно же, он никак не ожидал такого предательства от своей матери, всегда казавшейся ему женщиной во всех отношениях идеальной – пожалуй, даже слишком уж правильной.

Граф и графиня передали своих пятерых детей на попечение нянек и гувернанток, а затем мальчиков отправили в школу, и ничто в подобном воспитании детей не могло подготовить их к неожиданному скандалу – любовной связи их матери и последовавшему за этим разводу родителей.

Кэтрин, графиня Раштон, казалась самим совершенством, которым надлежало любоваться, но лишь издали; ее можно было сравнить с затейливым морозным узором на оконном стекле – прекрасным, но холодным на ощупь. Оттаивала она только в те моменты, когда садилась за пианино.

– Найди женщину, представляющую противоположность твоей матушки, – продолжал Раштон, – и ты построишь свой брак на гораздо более прочном основании, чем это сделал я.

Себастиан не ответил, и отец, чуть нахмурившись, шагнул к нему поближе.

– Имей в виду, Бастиан, я предлагаю тебе серьезно подумать над моими словами, потому что… поверь, я пойду на крайние меры. Я готов лишить тебя содержания и даже наследства, если ты не свернешь с того недостойного пути, по которому идешь сейчас. – С этими словами граф Раштон резко развернулся и направился в комнату для игры в карты.

Себастиан поморщился, злясь на себя из-за того, что угроза отца, к сожалению, подействовала на него. Пять месяцев назад он рассмеялся бы и отправился флиртовать с какой-нибудь женщиной – не важно, порядочной или нет – с любой, которая привлекла бы его внимание. И никакие слова отца не повлияли бы на его желание жить так, как ему хотелось. А теперь…

Себастиану вдруг показалось, что в зале ужасно душно, и он направился в соседнюю комнату, откуда имелся выход в сад. Александр помог бы ему с деньгами, если бы он попросил, но попросить – значит, раскрыть гораздо больше, чем хотелось. Более того, своей просьбой он осложнил бы жизнь Александру, теперь наслаждавшемуся покоем. К тому же он таким образом бросил бы вызов отцу и, по сути, заставил бы Александра сделать то же самое.

Себастиан тяжко вздохнул. Не впервые он испытывал зависть при мысли о своем старшем брате – тот умел «приводить дела в порядок». Если бы Александр оказался в таком положении, он бы все поставил на свои места одной лишь силой воли, если бы не нашлось другого способа. И он не уступил бы давлению отца, что бы ни случилось. Но ведь и тот никогда бы не выдвинул Александру подобный ультиматум… После скандала и развода успехи Александра лишь подчеркивали неудачи отца. И теперь, когда назначение графа Раштона на должность заместителя министра внутренних дел несколько повысило его престиж, ему захотелось заставить всех остальных членов семьи последовать положительному примеру Александра.

И начать он решил с Себастиана.

Глава 2

Минувшей ночью она вновь мечтала о нем. Встретив Себастиана Холла впервые за прошедшие десять лет, Клара постоянно думала об этом человеке. Когда-то, в прошлом, это был красивый молодой музыкант, чей взгляд лучился улыбкой и чьи изящные руки порхали по клавишам пианино словно птицы. И сейчас Клара вспоминала себя в те далекие времена, когда она с Уильямом и матерью жила на заколдованной земле Уэйкфилд-Хауса, где все они наслаждались погожими солнечными днями. Она вспоминала о поросших травой холмах, возвышавшихся вокруг неотесанных камней Уэйкфилд-Хауса, вспоминала о полевых цветах, пробивавшихся к свету ароматными группками, а также о белой морской пене, набегавшей на прибрежный песчаник извилистого побережья. И Себастиан Холл был неразрывно вплетен в ткань этих воспоминаний, потому что именно там, в Дорсетшире, Клара впервые встретила его.

На балах и званых обедах он очаровывал всех красотой своей игры и собственным обаянием. Клара же наблюдала за ним со стороны, искренне восхищаясь молодым музыкантом. Ей нравилось, что он смотрел людям в глаза, когда разговаривал с ними. Он всех слушал внимательно и весело смеялся чьим-либо шуткам. При этом он нес свой талант, словно рыцарский плащ, завещанный ему великим предком. И конечно же, Себастиан прекрасно сознавал, что ему выпало счастье обладать редкостным талантом.

Невольно вздохнув и очнувшись от этих грез, Клара вспомнила, что за прошедшие десять лет все это безвозвратно ушло. Ушло для нее и, похоже, для него – тоже. Но почему? Как это случилось?

Встреча с Себастианом в доме на Ганновер-сквер разбудила ее любопытство, и Клара решила во что бы то ни стало узнать, что же с ним случилось. Теперь, когда мечты все еще липли к ней словно нити паутины, это решение почти уняло боль утраты.

Быстро одевшись, Клара ополоснула лицо холодной водой, и это тотчас ее взбодрило. Ничто не могло отвлечь ее от цели – даже мысли о человеке, который некогда казался ей олицетворением всего самого лучшего, олицетворением всего того, о чем она мечтала.

Клара вытерла лицо полотенцем и взяла деревянную коробочку со своего туалетного столика. Открыв крышку, полюбовалась содержимым: дюжиной атласных ленточек: красных, желтых, синих, зеленых… настоящая радуга! – и вывалила их на рубцеватую поверхность старого стола. Ленты легли на столешницу цветастой горкой, напоминавшей комок паутины какого-нибудь экзотического паука. Клара пропустила сквозь пальцы красную ленточку, затем зеленую и все остальные… Ей казалось, что каждая ленточка ощущается по-особому (хотя она и понимала, что на самом деле это не так). Красная ленточка была скользкой и теплой, текстура зеленой ленточки напоминала молодой листочек, желтая была грубоватой – как кожура лимона, а голубая походила на безоблачное летнее небо.

Какое-то время Клара стояла у стола, глядя на ленточки. И тут вдруг тонкий солнечный луч пробился сквозь утренний туман и заиграл на мгновенно ожившем атласе. В ту же секунду на Клару нахлынули самые недавние воспоминания, и она, постаравшись отбросить грустные мысли, сосредоточилась на приятных – стала думать о своем мальчике с каштановыми волосами и милой щербинкой на месте выпавшего переднего зуба. Когда Клара думала об Эндрю, то почти верила, что наступит день, когда она вновь сможет обнять его и жить в радости и безопасности.

Клара сложила ленты в шкатулку, аккуратно закрыла крышку и направилась вниз. Том уже развел огонь в камине и зажег лампы в гостиной, главном выставочном помещении Музея автоматических механизмов. Несколько лет назад ее дядя купил небольшой особняк, который служил им и жильем, и мастерской. Когда же количество его изобретений начало расти, он открыл дом для посетителей. Десятки механических приспособлений и автоматических игрушек были выставлены на полках наряду с различными деталями машин, мотками проволоки, хитроумными пружинами и инструментами, причем количество всех этих вещей неуклонно росло.

С момента своего переезда в этот дом чуть больше года назад Клара пыталась сделать музей прибыльным, и значит, нужно было убедить дядю превратить самые большие комнаты в выставочные залы, а все инструменты, заготовки и материалы хранить в мастерской.

Клара отдернула шторы в гостиной, впуская в комнату водянистый сероватый свет. Стены тут были уставлены стеллажами с раскрашенными музыкальными шкатулками, необычными часами с меняющимися картинками, а также механическими певцами и музыкантами. Клара выровняла все предметы, убрала моток проволоки, который ее дядя оставил на столе, и вытерла пыль с полок.

– Миссис Уинтер!.. – послышался вдруг женский голос.

Клара вышла из комнаты, стараясь придать лицу приветливое выражение. В вестибюле, который также использовался в качестве приемной музея, стояла Розмари Фокс. Она стягивала с себя забрызганный каплями дождя плащ, и ее высокая стройная фигура казалась абсолютно прямой, как ствол молодого деревца.

– Неужели уже девять? – Клара бросила взгляд на часы, несколько обескураженная тем, что потеряла счет времени.

– Всего лишь девять, – отозвалась миссис Фокс, зябко поежившись. Она была бледна, а черты ее изящного личика заострились от холода и усталости. – Не думаю, что в такую погоду у нас будет много посетителей.

– Миссис Маршалл еще не пришла, но я приготовлю вам чай.

– Не стоит беспокоиться.

– Я бы не предложила, если бы считала это беспокойством, – сказала Клара и отправилась на кухню.

Тем временем миссис Фокс начала приводить в порядок бумаги и гроссбухи, лежавшие на столе.

Заварив чай, Клара нашла несколько булочек со смородиной, положила их на поднос рядом с чашкой и блюдцем и направилась обратно к миссис Фокс, уже готовившей входные билеты, которые она складывала в небольшую стопку.

– Есть ли новости от мистера Блейка? – Миссис Фокс добавила в чай сахара.

– Да, слава богу. Он должен вернуться завтра, так что будет присутствовать на балу у леди Ростен. Было бы крайне неудачно, если бы мы упустили возможность заручиться ее покровительством.

После того как леди Ростен увидела в галерее на Риджент-стрит одну из механических игрушек, она нанесла визит в Музей автоматических механизмов и пришла в совершенный восторг от изобретений Гранвилла Блейка. В конце концов, она настояла на том, чтобы мастер создал нечто абсолютно новое и удивительное, что-нибудь такое, что можно было бы показать на одном из ее знаменитых балов в поддержку Музыкального общества. После долгих уговоров мистер Блейк согласился представить на балу Миллисент, или Музыкальную Леди, – автомат, над которым он работал в течение нескольких месяцев.

– Леди Ростен уже проявила интерес к изготовлению автомата с танцующими куклами, – сказала Клара.

Выражение лица миссис Фокс не изменилось, но взгляд ее обрамленных темными ресницами глаз обратился к собеседнице.

– Мне кажется, важнее, чтобы мистер Блейк работал так, как ему хочется, и не был чем-либо обязан покровителям.

– Он не сможет работать без покровительства, – возразила Клара с некоторым раздражением. – На следующей неделе у нас состоится несколько встреч, в ходе которых мы собираемся обсудить условия нового заказа. Поэтому совершенно необходимо, чтобы дядя Гранвилл присутствовал на этих встречах.

– Я уверена, что мистер Блейк самыми важными встречами считает встречи с семейством Дюпре, которое именно сейчас нуждается в утешении и поддержке. – Не отрывая глаз от лица собеседницы, миссис Фокс держала чашку обеими руками – словно пыталась согреть озябшие пальцы.

Клара вздохнула и потупилась. Разумеется, Розмари Фокс была права. Ее дядю и семью месье Дюпре связывали самые теплые отношения со времен обучения Гранвилла Блейка, то есть уже целых двадцать лет. Поэтому дядя Гранвилл, получив известие о смерти своего наставника и учителя, тотчас отбыл в Париж.

– Но все-таки важно, чтобы именно дядя провел демонстрацию, – сказала Клара. – Я верю, что Миллисент сможет привлечь внимание гостей ее светлости.

– Если вы считаете, что это к лучшему, то я спорить не стану, – пробормотала миссис Фокс.

Клара в раздражении передернула плечами. Она давно уже поняла: хотя миссис Фокс всегда была довольно осмотрительна и уклончива, высказывая свое мнение, каждый ее взгляд был полон значения. Более того, весь облик миссис Фокс свидетельствовал о том, что она никогда не совершала ничего предосудительного, сумев таким образом подстроиться под окружающий мир, чтобы не терять времени, дожидаясь, когда мир подстроится под нее.

Вероятно, подобная тактика была надежна и безопасна, но Клара совершенно не представляла, как с ее помощью достичь хоть каких-то реальных результатов. К тому же миссис Фокс, вероятно, никогда ни в чем не испытывала ни малейших сомнений.

Понимая, что весы решительно качнулись в сторону Розмари Фокс, Клара решила сменить тему. Указав на лежавшие на столе гроссбухи и деловые бумаги, она сказала:

– Я заказала новые занавески для парадной комнаты. Пожалуйста, проследите, чтобы счет был включен в музейные расходы, а не в хозяйственные.

– Да, хорошо. – Миссис Фокс подвинула к хозяйке стопку писем. – Утренняя почта, полагаю.

Клара молча кивнула и невольно вздрогнула, увидев письмо со штемпелем дядиного поверенного. Ее сердце гулко забилось, и она, взяв письмо, поспешно вышла из комнаты. Дрожащими пальцами она тотчас вскрыла письмо.

«Уважаемые мистер Блейк и миссис Уинтер!

С сожалением сообщаем вам о том, что окончательное судебное решение, официально объявленное 4 октября 1854 года судом лорд-канцлера в Линкольн-инн на Чансери-лейн… относительно права собственности на Уэйкфилд-Хаус, а также собственности, расположенной…»

Клара пропустила еще несколько строк, но отдельные фразы кинжалом вонзались в ее сердце.

«…Подтвержденные условия доверительной собственности… владение домом остается в руках миссис Клары Уинтер… запрещающие продажу или завещание дома…

Сожалеем.

Наши глубочайшие извинения.

Решение окончательное.

Пересмотру не подлежит».

Тяжело вздохнув, Клара уставилась в пол и на несколько мгновений оцепенела, пытаясь осознать произошедшее. Уэйкфилд-Хаус был ее единственным преимуществом в конфликте с отцом, единственной ее собственностью, которую хотел прибрать к рукам лорд Фэрфакс.

Финансовые обязательства Мэнли-парка плюс стоимость нового крыла, пристроенного к дому, а также закладные на иную собственность, – все это поставило лорда Фэрфакса на грань банкротства. Но если бы Уэйкфилд-Хаус был переведен на его имя, он мог бы продать его и использовать полученные средства для оплаты части своих долгов.

Однако условия управления имуществом по доверенности запрещали Кларе как продавать поместье, так и переписывать его на чье-либо имя. В конечном итоге это означало, что она не могла предложить отцу поместье в обмен на право опеки над Эндрю. Отныне решение суда делало условия доверительного управления нерушимыми.

«Сожалеем… извинения… пересмотру не подлежит…»

В груди у Клары больно кольнуло. В соседней комнате глухо пробили часы. Клара сжала кулаки, стараясь удержать перед глазами пробивающийся сквозь отчаяние образ сына. Она должна вернуть его, должна что-нибудь придумать. У нее просто нет выбора. И не будет. Только бороться, бороться и снова бороться…

Душа ее отца искривилась давным-давно и стала подобной ползучему плющу, отнимающему дыхание у дерева, служившего ему опорой. И если в ближайшее время она не предпримет хоть что-нибудь, то хватка Фэрфакса задушит и ее саму, и ее сына.

Себастиан вышел из экипажа перед Музеем автоматических механизмов. Он не ожидал, что просьба Дарайуса приведет его в этот музей, где он, возможно, снова увидит Клару Уитмор. И уже одно это наполняло поручение брата новым и довольно приятным смыслом.

Себастиан тотчас же вспомнил их вечернюю встречу. Он не мог напрямик спросить ее о чертежах той машины, которую искал Дарайус, но, возможно, ему удастся узнать то, что было известно Кларе. Впрочем, не исключено, что ей вообще ничего не известно. Но даже если его поиски не увенчаются успехом, эта их встреча станет самым подходящим случаем, чтобы как-то приблизиться к Кларе… В конце концов, в прошлом они уже встречались, а на балу у леди Ростен можно будет продолжить знакомство. Собственно, сейчас ему достаточно уподобиться кошке, которая нашла норку полевой мыши, – так что теперь оставалось лишь скрести лапой, чтобы расширить отверстие.

Забор окружал небольшой парк, разбитый перед особняком – жилищем и музеем одновременно. Балконы с перилами из узорного кованого железа и высокие фронтонные окна украшали фасад здания, а на воротах висела уже слегка помятая металлическая табличка с указанием времени работы музея.

Себастиан постучал в дверь и стал ждать, поеживаясь от холодной утренней мороси. Спустя минуту он снова постучал – на сей раз громче. Взглянув на свои карманные часы, он решительно повернул дверную ручку и вошел. В вестибюле горел одинокий фонарь, освещавший длинный стол, заваленный бумагами. Двери же – наверное, ведущие в столовую и гостиную, – были распахнуты. Механические игрушки и детали часов в беспорядке лежали на столах и полках вместе с различными инструментами – пилами, стамесками, рубанками и молотками, – и повсюду виднелись части тел и конечности фарфоровых кукол и животных.

Стоя в вестибюле, Себастиан с любопытством осматривался. «Зловещее и загадочное место», – думал он. И действительно, все это: выцветшие обои, облупившаяся краска, искореженные куски металла и мотки старой проволоки – производило довольно жуткое впечатление, усиливавшееся запахом плесени.

Но где же хозяева? Может, следовало сообщить о своем визите?

Не желая слышать собственный голос в царившей здесь тишине, Себастиан молча двинулся дальше. В конце коридора была приоткрыта еще одна дверь, свет из которой проливался на вытертый ковер. Толкнув эту дверь, Себастиан распахнул ее и остановился. Серый утренний свет, свободно проникавший сквозь высокие окна, заливал небольшой зал, некогда, должно быть, служивший музыкальной комнатой. И все столы тут были завалены яркими тканями – зеленым шелком, красным бархатом, голубым атласом. Ленточки же и золотая тесьма каскадом свисали со своих шпулек, образуя на полу красочные лужицы. Кисти для рисования, проволока, мотки ниток и горшочки с краской в беспорядке теснились на полках вместе с перьями, цветами, отрезами тюля и гирляндами.

А в центре этой яркой волшебной страны сидела Клара Уитмор. Склонив свою темную головку над отрезом ткани, она сосредоточенно орудовала иголкой. На ней было простенькое платье, прикрытое белым передником. Лиф платья был запачкан голубой и красной краской. Узел волос на затылке слегка растрепался, и выбившиеся завитки падали на шею.

Что-то дрогнуло в душе Себастиана, и он вдруг почувствовал, что кровь быстрее побежала по жилам. Решительно расправив плечи, он кашлянул, но Клара даже не пошевелилась.

– Мисс Уитмор… – позвал он.

Клара подняла голову.

– Ох, извините… – Она отложила шитье и, быстро поднявшись, обошла стол. – Я не знала, что здесь кто-то есть.

– Я стучал.

– Я не слышала. – Должно быть, миссис Фокс вышла. – Клара умолкла, потом вдруг пробормотала: – Мистер Холл?.. – Казалось, она только сейчас его узнала.

– Доброе утро, мисс Уитмор. – Он посмотрел на ее запачканный краской передник. – Новая мода, не так ли?

Клара бросила на него странный взгляд – как будто он сказал какую-то глупость. Похоже, так оно и было.

Себастиан в смущении молчал. Было ясно: если он хотел увлечь эту женщину, ему следовало стереть ржавчину со своего природного обаяния, в последние месяцы значительно потускневшего.

– Уинтер, – неожиданно сказала Клара.

– Прошу прощения, вы о чем? – Себастиан еще больше смутился.

– Моя фамилия Уинтер. – Она вздохнула. – Меня зовут Клара Уинтер.

Себастиан коротко поклонился.

– Прошу прощения. Я не знал.

– Я вдова, мистер Холл. Мой муж скончался больше года назад.

И точно так же, как это случилось в их прошлую встречу, на лицо Клары легла тень печали, что исключало дальнейшие вопросы.

Сняв фартук, Клара вопросительно взглянула на гостя.

– Так чем же я могу вам помочь?

Себастиан прекрасно понимал, что не стоило проявлять настойчивость. По крайней мере не сейчас.

– Ваш дядя сообщал что-нибудь о своем возвращении? – спросил он.

– Я жду его завтра.

При их первой встрече Себастиан думал, что странный цвет ее глаз объяснялся вечерним освещением, но оказалось, что он ошибался. Даже сейчас, при свете дня, глаза Клары Уинтер мерцали фиалковыми и голубыми крапинками. Внезапно взгляд этих необычных глаз упал на его губы… и задержался на них, подействовав как ласковое прикосновение пальцев. Затем Клара вновь посмотрела ему в лицо, и слабый румянец окрасил ее щеки – словно она сделала то, чего не следовало делать; словно подумала о том, о чем не следовало думать.

Себастиан тотчас приободрился. Конечно, ему легче будет достичь своей цели, если он сможет увлечь миссис Клару Уинтер. К тому же ему нравилось ее смущение – нравился блеск, появившийся в ее глазах, и очаровательный румянец. Однако следовало было добиться того, чтобы в его присутствии Клара чувствовала себя непринужденно. Пытаясь снять неловкость, Себастиан кивнул на дверь и спросил:

– Может быть, вы окажете мне любезность и покажете дом?

– Да, разумеется. – Клара положила фартук на стол и, проскользнув мимо гостя, вышла в коридор.

Себастиан тотчас же последовал за хозяйкой. Из вестибюля потянуло холодным воздухом, и Клара, шедшая впереди, остановилась, увидев женщину, снимавшую плащ. Та обернулась и молча посмотрела на Клару; при этом словно какое-то напряжение повисло в воздухе.

– Миссис Фокс, пожалуйста, предупреждайте меня, когда уходите, – сказала наконец Клара.

– Прошу прощения, миссис Уинтер. – Женщина бросила на стол газету. – Я ходила за газетой, поскольку Том забыл это сделать.

Миссис Фокс прошла к столу и, поправив юбки, уселась на стул с видом королевы, воссевшей на трон. Не снимая перчаток, она раскрыла гроссбух и с преувеличенным вниманием стала изучать страницы.

Клара молчала, едва сдерживая раздражение. Себастиан же не отрывал взгляда от ее шеи – белой и изящной, чуть прикрытой завитками волос и обрамленной воротником платья.

Наконец, вскинув подбородок, Клара сделала шаг к столу.

– Это мистер Себастиан Холл, – произнесла она официальным тоном. – Я проведу его по музею. Будьте любезны сообщить миссис Маршалл, что после окончания нашей экскурсии мы будем пить чай.

Миссис Фокс коротко кивнула.

– Да, конечно. – Она провела пальцем по колонке в гроссбухе. – Вы что, не записали это посещение?

– Мистер Холл здесь на правах моего гостя, – ответила Клара.

– Тем не менее… – Миссис Фокс бросила на Себастиана пронзительный взгляд. – Плата за вход, сэр, составляет один шиллинг.

– У меня нет при себе мелочи, но мой слуга…

– Вам не нужно платить, мистер Холл, – поспешила заверить его Клара. – Пожалуйста, пройдемте в гостиную. Мы начнем нашу экскурсию оттуда.

– Миссис Уинтер, я должна выразить протест по поводу вашего решения. Посетители не имеют права входить сюда без платы, – холодно произнесла миссис Фокс.

– В таком случае, миссис Фокс, я должна выразить протест по поводу вашей излишней озабоченности финансовыми вопросами. – Клара открыла перед Себастианом дверь гостиной. – В отсутствие дяди мои решения не подлежат обсуждению. И уж конечно, мои гости имеют право рассчитывать на любезное к ним отношение. Пожалуйста, передайте миссис Маршалл мое распоряжение относительно чая.

Стараясь не смотреть на строгую даму, Себастиан поспешно переступил порог и оказался в безопасной атмосфере гостиной. Клара последовала за ним и тут же прикрыла за собой дверь.

– Прошу прощения, мистер Холл, – сказала она. – Миссис Фокс обладает прискорбной склонностью считать, что все знает лучше всех. Ее уже почивший муж был помощником у дяди Гранвилла.

– Мне не хотелось бы стать причиной конфликта между вами, – пробормотал Себастиан, прекрасно понимая, что между женщинами уже давно существовали весьма серьезные разногласия. – Я велю своему слуге…

– Нет, мистер Холл. Я сказала, что вы мой гость, – таковым вы и останетесь. А миссис Фокс занимается счетами музея, и у нее нет права здесь распоряжаться.

Клара нервно теребила свои юбки. В ее фиалково-голубых глазах промелькнула неуверенность, но она тут же взяла себя в руки и проговорила:

– Что ж, начнем с механических игрушек. Мой дядя продает их на рынке, а также отдает в детские приюты.

Клара подошла к полке, заполненной игрушками, и начала показывать, как с помощью поворота ключа заставить обезьянку играть на крошечном барабане, акробата – крутиться на трапеции, а парочку гусей скользить по искусно изготовленному стеклянному пруду.

Себастиан невольно поддался очарованию этих крошечных механических созданий, многие из которых были в изящных костюмах, искусно сшитых из ярких ленточек и газовой ткани.

– Вообще-то дядя отдает предпочтение более крупным автоматическим механизмам – таким, как Миллисент, – объясняла Клара, – тем не менее изготовление подобных игрушек доставляет ему огромное удовольствие. А вот эта – моя любимая. Ее сделал коллега дяди Гранвилла. Вот почему так хорошо работает музыкальная часть. К сожалению, дядя пока не добился такого совершенства в работе своих механизмов.

Они подошли к украшенной цветами клетке для птиц, и Клара, протянув руку, повернула ключ, затем отступила на шаг. Две лимонно-желтые канарейки замахали крыльями и начали открывать и закрывать свои крошечные клювики, издавая мелодичный щебет.

– Прелестно, не правда ли? – Улыбаясь, Клара с нескрываемым удовольствием наблюдала, как птицы выполняли свой птичий танец.

– Да, в самом деле…

Повернув голову, Клара вдруг обнаружила, что Себастиан смотрел вовсе не на птиц, а на нее. Ее улыбка тотчас погасла, а лицо вновь залилось румянцем. Отвернувшись от гостя, она как можно спокойнее проговорила:

– Следуйте за мной, и я покажу вам дядину мастерскую и зал, где мы выставляем более крупные механизмы.

Они вернулись в вестибюль и молча прошли мимо грозной миссис Фокс, вновь одарившей Себастиана недобрым взглядом. Он ответил ей обаятельной улыбкой, эффект от которой можно было бы сравнить с ударом пушинки по камню.

«Жаль», – подумал Себастиан. Глаза этой женщины были обрамлены густыми ресницами, а строгие, но изящные черты лица казались бы вполне привлекательными, если бы их смягчала хоть малая толика приветливости.

Следуя за Кларой по очередному коридору, Себастиан чувствовал, что его сердце билось все ровнее и нервное напряжение постепенно спадало. А ведь оно, это напряжение, изводило его с того самого момента, когда выяснилось, что травмированная правая рука действует не в полной мере. Но теперь он почти забыл про руку, ибо его охватило чудесное предчувствие чего-то нового…

Интуиция подсказывала Себастиану, что он как минимум заинтересовал Клару Уинтер. Это означало, что несколько вовремя сказанных комплиментов и обаятельных улыбок позволят ему еще до конца недели узнать все необходимое. А пять месяцев назад он смог бы добиться своей цели уже к концу дня…

Они вошли в бывшую библиотеку, комнату более просторную, чем музыкальная гостиная, но также захламленную различными поделками, мотками проволоки и деталями каких-то механизмов. Клара остановилась подле человеческой фигуры, сидевшей на скамье и заключенной в металлическую раму непонятного назначения.

– Сейчас дядя работает над этим, – сказала она, положив руку на плечо фигуры. – Это будет переписчик, сидящий за столом. Дядя Гранвилл собирается сделать так, что он будет писать три стихотворения – причем не только на английском, но и на французском.

Себастиан приподнял бровь. Это произвело впечатление даже на него.

– Вашему дядюшке не откажешь в честолюбии.

Хозяйка молчала, и Себастиан, подумав, что она его не услышала, повторил свое замечание.

Клара повернулась и внимательно посмотрела на него.

– Простите, что вы…

– Ваш дядя. Я сказал, что он довольно честолюбив.

– Да-да, конечно. – Клара взмахнула рукой, словно отгоняя надоедливую мошку. – Я не очень хорошо слышу левым ухом, поэтому не расслышала ваших слов.

Себастиан не помнил, чтобы у нее имелись проблемы со слухом. Но ведь это было так давно… к тому же он вообще мало что помнил о ней.

– Пожалуй, вы правы, – сказала Клара. – Дядя Гранвилл постоянно думает над тем, как сделать свои изобретения более сложными. Его наставником был очень известный часовых и игрушечных дел мастер. Возможно, вы о нем слышали. Это месье Жак Дюпре.

Себастиан неопределенно хмыкнул, притворившись, что сдерживает кашель. А Клара перешла к следующему механизму.

– Боюсь, что дядя смог бы лучше объяснить вам, как действует вся эта механика, – сказала она. – Вот это будет танцующая пара.

– Ваш дядя изготавливает вещицы, предназначенные только для развлечения? – спросил Себастиан, тщательно подбирая слова.

– Иногда он делает часы, что, конечно же, гораздо практичнее.

Да, разумеется. Дарайус ведь сообщил, что шифровальные машины имеют сходные с часами механизмы. Но если у Гранвилла Блейка и в самом деле имелись чертежи этой проклятой штуковины, едва ли он станет делиться этим своим секретом. Да и Клара скорее всего ничего об этом не скажет, даже если знает что-либо. И все же…

– Но в основном – да, конечно, – продолжала Клара. – Дядя Гранвилл изобретает автоматы для своего собственного удовольствия. Мы надеемся, что после субботней демонстрации леди Ростен предложит нашему музею свое покровительство.