Текст книги "Кровавая вода Африки. Достояние Англии. Книга III"

От ручья пришли матросы с мытой посудой, и все сели обедать, а потом кто-то из моряков спросил у дона Родригу про пиявок, которых он заметил в ручье.

– Да, в этих местах много пиявок, – ответил дон Родригу и объяснил сыну, про что у него спросили. – Пиявки живут в тёплой воде, на растениях и на земле. Они могут прикрепляться к коже, а при питье речной воды даже попасть в пищевод и горло. Укус пиявки безболезненный и потому незаметный, но не надо отрывать пиявку – она может остаться в ранке, которая загноится. Лучше капнуть на ранку…

Тут португалец остановился и вопросительно прищурился на доктора Легга.

– Ну, конечно же, рома, – сказал поспешно доктор.

Все засмеялись. Дон Родригу улыбнулся и подтвердил:

– Совершенно верно, доктор Легг… Рома.

Глаза матросов загорелись огнём, они с интересом ждали, что скажет ещё их проводник.

– Но особенно в Африке досаждают путешественникам насекомые, – стал рассказывать дон Родригу, его не нужно было особо просить. – Они тут все, кажется, только и родились на белый свет, чтобы жалить, пить кровь, впиваться под кожу, откладывать яйца в малейшую ранку и брызгать в вас ядом… Но не надо расчёсывать место укуса, лучше смазать его…

– Ромом, – подсказал ему доктор Легг и засмеялся вместе со всеми.

– Правильно, доктор Легг, – подтвердил дон Родригу, когда смех утих. – А вот тропические кровососущие клещи живут на растениях, на земле и в щелях хижин и так и норовят впиться в бедного чужестранца. Но не срывайте впившегося в вас клеща… Лучше капните на него…

– Рома!.. – в один голос закричали матросы, они неожиданно развеселились, стали хитро подмигивать друг другу, толкаться, глаза их сияли.

– Но ром совершенно бесполезен и даже вреден при укусе змеи, а змеи в Африке смертельно опасны абсолютно все, – сказал, немного помолчав, дон Родригу – его вдруг неожиданно покинуло его отличное настроение. – Даже вылупившийся только что из яйца змеёныш, длиной не более шести дюймов, ядовит не менее взрослой змеи…

Он опять замолчал, уставившись застывшим взглядом в одну точку. Так и не оторвавшись от этой точки, дон Родригу вдруг медленно произнёс:

– Мой лучший друг погиб от укуса чёрной мамбы за четверть часа… Мы с ним были пиратами…

– Пиратами?.. – в один голос вскрикнули все, сидящие возле потухшего костра.

Это было настолько невероятно, и так не вязалось с обликом старого аристократа, что капитан не поверил своим ушам. Он впился глазами в губы дона Родригу, словно пытаясь по его губам, по степени отчётливости артикуляции понять свою ошибку.

Нет, этого не может быть, этого просто не может быть, лихорадочно думал капитан, а в душе у него что-то поднималось, какая-то волна протеста, какой-то пылающий шквал отрицания. Позабытые, выгоревшие от времени воспоминания, опрокидывая и оттесняя друг друга, вдруг ринулись в его сознание, пытаясь докричаться до него, что-то объяснить ему, что-то доказать, вот сейчас, немедленно, но все они вызывали или жалость, или безграничную брезгливость и гасили, словно нарочно подминая под себя, всё то хорошее, что он успел полюбить в португальском проводнике.

– Что вы такое говорите? – жёстко выговорил капитан, и все посмотрели на него с испугом.

Дон Родригу тоже поднял глаза на капитана и словно бы очнулся. Потом он глянул в сторону Жуана, который, заметив всеобщее замешательство, не отрываясь, смотрел на своего отца удивлёнными и какими-то по-детски пристальными глазами, и поспешно произнёс:

– Вы все, наверное, читали, господа, книгу капитана Чарлза Джонсона22
  Под этим псевдонимом скрывался английский писатель Даниель Дефо.


[Закрыть] «Всеобщая история пиратов», появившуюся на лондонских прилавках в 1724 году. В ней есть страницы, посвящённые Либерталии – пиратской стране Свободы. Не знаю, была ли эта республика на Мадагаскаре в действительности, но я был гражданином такой же республики на острове Тумбату33
  Остров Тумбату – третий по величине остров Занзибара, островной части Танзании, находящейся на восточном берегу Африки.


[Закрыть], когда мне было почти тридцать лет. Наш маленький, окружённый рифами островок, на несколько лет стал для нас оплотом справедливого устройства общества, общества гармонии… Это мы, на Тумбату, а не в Либерталии, запретили пьянство, ругань, азартные игры и драки в своём городе… Это мы хотели нести по миру идеи равенства, человеческого братства, свободы и расового равенства… Это мы ненавидели богатство, а деньги у нас не имели хождения, и всё имущество было общим, а добывали мы его за счёт пиратства…

Словно не найдя больше слов, дон Родригу замолчал, опять уставившись взглядом в одну, только ему известную точку.

– А что случилось потом, дон Родригу? – жадно спросил капитан.

Старый португалец задумчиво, медленно сощурил веки, словно вглядываясь в себя или в прошедшее безвозвратно время, словно пытаясь, наконец-то, и сам понять причины того, что произошло с ними много лет назад, потом он поднял брови и сказал как-то удивлённо:

– Люди боятся равенства… Они не любят свободу и не желают гармонии… Они, почему-то, больше хотят пьянствовать и враждовать друг с другом…

И тут Жуан поднял руку и показал в сторону деревни, что-то сказав отцу. Дон Родригу незаинтересованно посмотрел за его рукой и вдруг неожиданно стал быстро подниматься со словами:

– Капитан, к нам идёт посланник вождя…

Капитан обернулся, увидел идущего к ним человека и тоже встал.

***

Старый вождь Нинббе отказал белым пришельцам в проводниках, хоть ему и была ими презентована отличная бумазея – отрез плотной хлопчатой ткани с начёсом на изнаночной стороне. Вождь гладил, как живую, пушистую ткань заскорузлой рукой и говорил:

– Мы знаем эти места… Но северные горы – страшные горы… Там никто не живёт… А у меня так мало людей, все сильные мужчины сейчас на пастбище со скотом… А те, что остались, нужны мне в деревне…

Удручённые капитан и дон Родригу вернулись в лагерь.

– Конечно, мы можем пойти туда и сами, но нам будет сложно без носильщиков, – сказал дон Родригу, когда все обступили его и капитана.

– Сегодня и завтра отдыхаем, – решительно заявил капитан. – Послезавтра мы отправляемся в северные горы сами…

И доктор с мистером Трелони решили побродить вокруг деревни. С ними пошёл Жуан и два матроса. Они взяли мушкеты и неспешно двинулись по едва заметной тропинке мимо каких-то пустых участков земли, на которых или ещё ничего не посадили, или наоборот, всё уже собрали. Скоро им попалась сложенная тщательно куча камней.

– Дон Родригу говорит, что эти камни имеют ритуальное значение, – сказал сквайр. – Каждый камень – это душа человека, ушедшего в мир иной. Так души предков охраняют дорогу живущих…

Доктор Легг фыркнул носом и отвернулся от кучи. Скоро они выбрались к полузасохшему ручью и пошли вдоль его каменистого ложа. Время от времени доктор указывал Жуану пальцем на что-нибудь и называл этот предмет по-английски, Жуан повторял это слово за доктором снова и снова.

Мистер Трелони шёл за ними, осторожно посматривая вокруг, а вокруг, выше по берегу, шли непролазные заросли, изумрудные, дикие. В этих зарослях длинные ветви, стволы и побеги разных деревьев и кустов вплелись друг в друга, потерялись в лианах, перемешались белыми и красными цветами и колыхались, как живые, раскачиваясь беззвучно в полном и жарком безветрии.

И вдруг впереди, возле мутной воды, сквайр увидел бабочек, их было много, сотни и сотни. Они сидели пушистым ковром, поднимая и опуская крылья, некоторые из них вспархивали ненадолго и снова садились, и мистер Трелони, вскрикнув и обогнав всех, бросился к ним. Бабочки взлетели, открыв замшелые камни, поднялись и зависли в воздухе золотистым облаком, трепетно сверкая бело-коричневыми пятнами, а когда люди прошли, они снова сели на то же место.

– Никогда не видел таких больших бабочек, – сказал сквайр, он остановился и оглянулся.

– Да, – ответил доктор Легг потрясённо. – Размах крыльев около семи дюймов… И какие красавицы… Наверное, воду прилетели пить…

Назад Жуан повёл сквайра, доктора и матросов через деревню. В деревне было особенно жарко и лениво. Женщины возле своих хижин варили еду на кострах, что-то толкли в больших ступах, плели циновки из пальмовых волокон, и они сушились, развешанные тут и там по всей деревне. Мужчины отдыхали в тени, дети копались в пыли, тут же ходили куры, высматривая всё, что плохо лежит. Одна зазевавшаяся курица попала под ноги спешащей хозяйке, и тотчас над всей тихой, сонной деревней разнеслось её истошное кудахтанье.

– И каждый день здесь похож на предыдущий, – сказал мистер Трелони доктору, когда они вышли из деревни.

– А женщины здесь, и вправду, хорошенькие, – ответил ему доктор, оглядываясь. – И волосы у них заплетены в пять косичек.

В лагере их встретили расспросами, на которые мистер Трелони, смеясь, ответил, что прошлись они хорошо, но обезьяну со своей миской он так и не увидел.

Капитан через силу улыбнулся. Уже какое-то время он чувствовал страшную сонливость – всё его тело вдруг стало тяжёлым, голова думала медленно, хотелось лечь и не двигаться. Он потёр уши руками, потряс головой – сонливость не проходила.

– Я пойду, прилягу на пять минут, – пробормотал капитан Платону и нырнул в палатку.

И не успел капитан лечь и закрыть глаза, как ему приснился сон: он проснулся, сел, протёр глаза и огляделся. Он сидел в высокой сочной траве, среди бесчисленных луговых цветов, которые тянулись кругом на сколько хватало глаз. Рядом с ним, совсем близко, под рукою, лежал мушкет, и как только Дэниэл увидел его, он сразу же почему-то понял, что его надо скорее заряжать и что от этого зависит вся его жизнь.

Дэниэл взял мушкет в руки, поставил курок на предохранительный взвод и открыл полку замка. Потом он достал из патронной сумки патрон, зубами сорвал кончик бумажной оболочки и высыпал из неё немного пороху на полку. И всё это он делал медленно, очень медленно и непонятно почему так медленно, ведь он торопился, он прекрасно понимал, что медлить нельзя, что промедление ему грозит смертью, гибелью, но он едва двигался, и порох сыпался тоже неторопливо, так неторопливо, что Дэниэл даже успел сосчитать, прежде чем он закрыл полку крышкой, падающие крупинки пороха – их было ровно девятнадцать штук, этих чёрных неровных крупинок.

Дэниэл медленно и осторожно поставил мушкет прикладом на землю, бережно высыпал из патрона весь оставшийся порох в ствол и заложил туда же пулю. Мушкет был длинный, и дуло у него было длинное, и пуля никак не хотела забиваться в этот длинный ствол, хотя Дэниэл, как заведённый, толкал и толкал туда же бумажный патрон и этим пыжом с помощью шомпола ужасно медлительными движениями снова и снова старался забить заряд. А когда мушкет был всё же заряжен, Дэниэл неспешно и как бы даже задумчиво вставил шомпол обратно в ложу, медленно поднял мушкет, неторопливо поставил курок на боевой взвод, прицелился и тихо, и словно бы нерешительно, двумя пальцами, нажал на спусковой крючок. Курок, спущенный с боевого взвода, всё так же медленно пошёл обратно, и когда неторопливая круглая пуля, неспешно вращаясь, вылетела из ствола, Дэниэл застонал и проснулся…

Капитан вышел из палатки, подошёл к мистеру Трелони, стоящему рядом с Платоном, и сказал одними губами, глядя куда-то в сторону:

– Надо уходить… Немедленно… Здесь оставаться опасно…

– Хорошо, сейчас начнём собираться, – без лишних слов согласился сквайр, потом помолчав немного, спросил. – А как же жители деревни?..

– Я не знаю, – медленно ответил капитан и потёр лицо руками. – Я отвечаю только за свою команду…

– Но их же убьют, – тихо сказал Платон.

Капитан молчал, потом ответил нехотя:

– Ладно, пусть они идут вместе с нами…

– Но они же не пойдут… Как я им объясню, что надо подняться и всё бросить? – так же тихо и убито сказал Платон.

– Я не знаю! – вскричал вдруг капитан с сердцем, потом тут же сбавил тон. – Объясняй, как хочешь… Пусть Жуан что-нибудь придумает… Но отсюда надо уходить…

Платон быстро пошёл к Жуану, и через минуту они вдвоём бросились в деревню. Капитан крикнул матросам, что надо собираться и как можно скорее. Все кинулись складывать вещи. Дон Родригу растерянно стоял среди всеобщей лихорадочной сумятицы с поднятыми в изумлении бровями, не зная, как ему всё это понимать. К нему несколько боком приблизился смущённый доктор Легг.

– Надо собираться, – сказал доктор португальцу тихо, косясь на него зелёным глазом. – Если капитан говорит, что здесь оставаться опасно, то это совершенно точно…

– Но почему? – тоже тихо спросил его дон Родригу.

– Ах, не спрашивайте меня! – ответил доктор. – Я и сам ничего не понимаю уже столько лет! Но это совершенно точно…

Дон Родригу смотрел на доктора недоумённо. Тут из маленькой палатки, на другой стороне лагеря, вылез капитан со своим мешком, глянул на португальца и закричал ему через всю поляну:

– Дон Родригу! Считайте, что это приказ!.. Мы меняем дислокацию…

Дон Родригу смотрел на капитана потрясённо. Капитан подошёл к нему и сказал громко и даже как-то весело:

– Я получил приказ… От кого – не знаю, для настоящего военного это совершенно не важно. Для настоящего военного важно выполнить этот приказ и как можно скорее…

Дон Родригу, ни слова не говоря, направился к своим вещам. Тут из деревни вернулись Платон и Жуан, с ними пришёл вождь, который встал с краю и принялся опасливо смотреть на сборы белых людей. На вожде сегодня не было его великолепного плаща, он был одет по-простому, ему, несомненно, было не до церемоний.

– Жители деревни никуда не пойдут, – негромко сказал Платон капитану

– Я вам так и говорил, – пробормотал капитан, лоб его пошёл продольными морщинами.

– Вождь Нинббе говорит, что их колдун ничего не предчувствует, – сказал Платон. – Но сам вождь явно напуган…

– Хм, – хмыкнул капитан и криво улыбнулся.

Мистер Трелони и доктор подошли к капитану.

– Мы не можем просто так взять и уйти, – расстроенно сказал сквайр – на нём лица не было.

– Уйдём не просто – устроим представление, – буркнул капитан.

– Капитан, вы прекрасно понимаете, что я имею в виду! – стоял на своём мистер Трелони, он начинал сердиться.

Капитан посмотрел на него невозможно усталыми глазами и начал говорить тихо, постепенно повышая голос:

– Джордж, вы же здравомыслящий человек… Мы не можем защищать всю Африку… Нам бы самим уцелеть как-нибудь… Я не могу рисковать своими людьми, я не могу рисковать вами… Я не могу рисковать доктором и Платоном, чёрт побери… И, вообще – нам с вами надо в северные горы!.. Вы забыли?..

Сквайр молчал. Капитан отвёл от него глаза и покосился в сторону вождя. Рядом с ним уже стояла молодая туземка. Она была беременна и держала на руках маленькую девочку: капитан разглядел вокруг глаз и рта ребёнка зигзаги синеватой татуировки, такой же, как у матери. Девочка, волосы которой были стянуты в несколько небольших косичек, крутилась на руках женщины и бессмысленно таращила на капитана глазки. К вождю подходили другие женщины, за ними несмело подтягивались мужчины.

– Неужели нет другого выхода? – спросил доктор Легг и посмотрел на капитана с надеждой.

Но капитан был уже далеко. Он стоял рядом с доктором, но он был уже не с ним, он его даже не слышал, потому что голова его уже была занята: он видел всю деревню целиком, так ясно, так рельефно и чётко, словно бы он висел над ней высоко в небе… Он видел четыре своих поста, затаившихся и ведущих наблюдение тут, тут, тут и вот тут… Он видел все подходы к деревне, и он видел, как по ним идёт неприятель, и этот неприятель не прятался, потому что считал, что прятаться было излишне…

Капитан подошёл к вождю и сказал:

– Сегодня можете ложиться спать… Но как только услышите выстрелы… Если услышите выстрелы, бегите все сюда, вот на это место…

Дон Родригу стал переводить, вождь слушал его и мелко-мелко тряс головой, словно со всем соглашаясь, по его смуглому морщинистому лицу тёк пот. Потом вождь повернулся к своим людям, но как он им стал что-либо объяснять, капитан уже не видел, потому что пошёл назад в свой лагерь.

***

Они уходили лесом, отстреливаясь, уже около часа. То, что напавшие на деревню решились их преследовать в лесу ночью, говорило о той степени растерянности или ярости, в которой те пребывали: никто не станет лезть в тропический лес в тёмное время суток, даже если близится рассвет, а эти полезли. Приходилось задерживать преследователей выстрелами, оборачиваясь на ходу и стреляя наугад в тёмную чащу леса на свет факелов. Пистолеты у англичан были разряжены ещё в деревне, теперь они стреляли из мушкетов: кто-нибудь их них, останавливаясь, делал выстрел и бежал дальше. И их мушкеты тоже были уже почти все разряжены, а зарядить их снова не представлялось пока возможности.

В ответ не прозвучало ни единого выстрела, не полетело ни одной стрелы, и это пугало, это было странно. Несколько раз, думая, что преследователи отступились от них, деревенские охотники, крадучись, возвращались назад, но через какое-то время, слыша, видя и чувствуя неотступную погоню, все снова бросались бежать: впереди рабы, прорубающие путь тяжёлыми и широкими ножами, следом за ними мужчины-фульбе с мелким скотом, с женщинами и детьми, потом опять мужчины с луками и копьями, а в арьергарде – отряд белых людей.

Надо было отдать должное туземцам – шли они быстро, даже женщины и дети, и тихо – овец, коз и кур почему-то не было слышно. И мистер Трелони долго не мог понять причину этой тишины, пока не увидел в свете своего факела овцу на плечах одного туземца – её ноги были связаны, а голова на длинной и мягкой шее безвольно моталась в такт шагу, словно овца была мёртвая.

А потом стало светать, и заряды в мушкетах кончились, и капитан сказал дону Родригу, что надо остановиться и перезарядить оружие. Длинная цепь бегущих постепенно встала, а к капитану подошли два деревенских пастуха и показали ему остро заточенные палочки длиной пять-шесть дюймов.

– Они спрашивают вашего согласия поставить отравленные шипы, – сказал дон Родригу. – Их до половины втыкают в землю острым концом вверх среди травы за корнями больших деревьев. Человек перешагивает через корень и босой ногой или верёвочной подошвой наступает на шип. Смерть неминуема и мучительна, потому что от этого яда кровь густеет в жилах…

В первый момент капитан, явно поражённый, молчал, не зная, что сказать, наконец, он кивнул головой. Пастухи присели возле дерева, и в разных местах, за его корнями, пересекающими их путь, стали втыкать свои страшные палочки. Матросы попятились от пастухов.

– Я посмею сделать одно предположение, джентльмены, – сказал дон Родригу. – Нам шипы не страшны… Мы же в сапогах,

– Но лучше уйти подальше, – сказал доктор Легг и потянул за рукав мистера Трелони.

Англичане бросились прочь и в некотором отдалении от пастухов с их шипами перезарядили своё оружие, а потом вся цепь опять пришла в движение.

Мистер Трелони шёл быстрым походным шагом и прислушивался к тому, что происходит сзади, и скоро ему показалось, что он услышал вскрик, а может это кричал попугай – встревоженные птицы кричали громко и оглушительно при их появлении. Солнце давно встало, но лучи его не проникали до земли сквозь кроны деревьев, просто стало светлее и отчётливее всё видно.

Переходя ручей или реку, за лето превратившуюся в ручей, сквайр, оступившись с камня, провалился в грязь почти по колено, и это жидкое месиво грязи, цепляясь за сапоги, волоклось за ним, не отпуская, всё время, пока он, задыхаясь всей грудью и раскачиваясь телом вправо и влево, пытался продвинуться хоть куда-нибудь. И мистер Трелони вдруг испугался – ему показалось, что его ноги медленно затягивает вниз, и что дна под ним нет. В ужасе он оглянулся и увидел капитана, который стоял и, улыбаясь, тянул к нему руку. Мимо них пошли матросы, капитан сказал им, чтобы они не останавливались.

– Я послал назад разведчиков из наших фульбе, – спокойно произнёс капитан, вытягивая сквайра на сухое место. – Они умеют ходить по лесу бесшумно…

– Хорошо, – тоже спокойно, будто ничего не случилось, ответил мистер Трелони.

Он сел и, тихо чертыхаясь, стал вытряхивать из сапог грязь. Где-то в ручье позади него раздалось какое-то бульканье и неясный шорох. Мистер Трелони обернулся и замер, прислушиваясь. Ничего не увидев, он улыбнулся капитану устало и стал натягивать сапоги грязными и скользкими руками, потом он вытер ладони об себя и, морщась, поднялся.

Они продолжали отходить, делая небольшие остановки, и тогда все падали на землю куда попало, и сидели, как неживые, в полумраке и лесной прели среди мешков, котлов, связок квохчущих кур и уже пробуждающихся от сонной одури овец и коз, не смотря на насекомых, которые толпами устремлялись к ним. Утреннее возбуждение давно спало, и теперь на всех накатила страшная усталость.

Когда разведчики вернулись, мистер Трелони сидел на земле, привалившись спиной к мягкому от мха стволу дерева, и слушал гул и клокотание внутри ствола – там возились насекомые… И сквайр подумал, почти им завидуя, что они, как никто другой на свете, вполне довольны своей короткой, но такой насыщенной жизнью, что они наслаждаются ею, занимаясь своими нескончаемыми делами, ненасытно радуясь своим грабительским набегам, в которых они бегут, налетают, дерутся, хватают, тащат и прячут, и опять волокут что-то куда-то, везде лезут и повсюду кишат.

Сквайр поднялся и подошёл к разведчикам, которые рассказывали капитану, что воины-фульбе всё ещё преследуют их: они упорно идут за ними по следам, по ими же вырубленной тропе.

– Твою мать!.. Да что они к нам привязались? – воскликнул капитан раздражённо. – Мы не может всё время так бежать… Мы уже выдохлись, чума их забери…

Он посмотрел на Платона и сказал ему:

– Надо взять пленного…

Платон кивнул. Мистер Трелони сделал шаг к капитану.

– Капитан, я хотел бы пойти с вами, – сказал он.

– Нет, сэр… Вы мне нужны здесь, – ответил ему капитан. – Нас могут обойти с флангов… Я всё время жду этого… Но, видимо, противник малочисленен… Хотя к нему в любую минуту может подойти свежее подкрепление…

Сквайр глянул на капитана удивлённо.

– Что вы на меня так смотрите, мистер Трелони? – спросил капитан. – Да, мы втянулись в войну с этими фульбе… Или втягиваемся в данную минуту… Будете держать с доктором оборону лагеря, пока меня не будет…

И капитан стал объяснять мистеру Трелони, как держать оборону, и по мере его объяснений лицо сквайра принимало всё более изумлённое выражение.

– Но капитан!.. Откуда вы всё это знаете? – воскликнул он, не выдержав.

Капитан промолчал, словно не заметив вопроса, и только уходя с поляны за Платоном и охотниками-фульбе, он ответил, обернувшись к сквайру, потерянно стоящему рядом с встревоженным доктором Леггом:

– Мне довелось воевать… В Московии…

И тут одуряющая духота словно навалилась на мистера Трелони и, ткнув носом в землю, подмяла его под себя, от чего ему сразу стало нечем дышать.