Текст книги "По велению Ваала"

9. Взываю к тебе, Люцифер!

Клементина вошла в магический круг, очерченный дюжиной черных свечей. Внутри светлого пятна сконцентрировались упругие струи ароматных горячих потоков, сорванные с кончиков ядовитых язычков.

Они метались в столбе света, не находя укромного места. Лишь мантия магини, такая же черная, как зев пустоты, могла дать им приют. Тени облепили чудесную ткань, проникли в нее, напитали неистовой силой.

Клементина подождала, пока языки пламени совсем не успокоились, и, воздев руки вверх, горячо прошептала во Вселенную, со всех сторон облепившую стройную статную фигуру:

– Азазель, Азазель!

Взываю к тебе,

Люцифер!

Владыка знаний, огня и металла!

Кровью своей

усладивший холодную глину —

явись!

Во имя изменения духов Земли и Огня,

Урана и Геи,

Венеры и Марса,

Во имя сил, связующих миры,

Явитесь, покорные духи

Бараланеизис,

Балдахиензис,

Паумахия!

Предстаньте предо мной

князи девятой когорты и

и министры адского царства:

Аполодиа,

Эенио и

Лиашидае!

Явись, Прискорбный дух!

Явись, явись!

Отвори жилы Мщения!

Сократи путь Возмездия!

Дай знать о своем присутствии!

Явись, явись!

Аморуль! Тенехса! Ладистен! Рабур!

Тенехса!

Эша! Аладиа!

Альфа и Омега!

Лейсте! Ористон!

Адонаи!

Магиня и Вселенная, лежащая на ее плечах, начали воссоединяться.

Звуки, исходящие из горла еще не воплотились в глас всесильного существа. Но природа мира уже откликнулась на зов.

Свечи из черного воска, расставленные внутри круга ярко вспыхнули.

Вершины пентаграммы сдвинулись против часовой стрелки.

Что было Севером, стало Западом.

Что было Югом, стало Востоком.

– Азазель! – продолжала взывать Клементина, глазами ища прореху в астрале.

– Дай знать, что слышишь меня! Яви могущество! Откликнись! Отзовись!

Свечи вспыхнули еще ярче, по ногам подуло солью морей и озоном космоса.

В лицо ударил холод луны.

Лучи пентаграммы снова переместились.

Север стал Югом.

Восток – Западом.

– Азазель! Явись, лентяй, обманщик! – голос магини становился все нетерпеливее, все раздраженнее:

 
Не хочешь по—доброму,
явись по принуждению!
Не молю, а требую!
Как требуют жрецы Египта!
Стань покорным,
Обратись рабом!
Слугой!
Презренным скотом!
Волом, верблюдом!
Явись, Презренный!
Иначе, узнаешь гнев хозяина!
Смешаю с грязью последних планет!
С гноем глаз заразной побирушки
соединю имя твое и брошу бродячим псам!
Азазель! Азазель!
 

Гиззо сидел, незамеченный очень близко от Клементины. Их разделяла тонкая, но необычайно прочная стена.

Эту незримую стену смастерил главный механик специально для наблюдения за плененными магами. Она была устроена просто, но истинная природа изготовления, так и не раскрылась разуму инквизитора.

– Все дело в обратном кварцевом отражении, – так объяснил Чезаре принцип замечательного фокуса с зеркальной стеной.

Осколки чудесного мегалита доминиканцы обнаружили на развалинах Авлона, и Чезаре Ачило, тщательно обтесав стыки алмазными жерновами, остеклил ими тайные ниши каземата.

Прозрачными зеркалами на ярусе дознания были выложены все камеры, где содержались важные пленники.

Гиззо мог невидимо присутствовать на любом допросе.

Самый крупный кусок зеркального материала украшал северную нишу оратория, где инквизитор частенько подглядывал за пассами магов.

Ему доставляло удовольствие вдруг явиться на допрос в самом неожиданном месте и, сделав строгое лицо, укорить палача в чрезмерной жестокости. При этом он часто приостанавливал испытание, и, сняв с ног ополоумевшего от пыток мага, раскаленные колодки, медовым голосом извинялся:

– Ах, эти бездушные деревенские грубияны! Примите извинения за их необязательную кровожадность. Но что с них взять? И кем их заменить? Воспитанные люди не рвутся служить в дознании.

Этот момент обычно становился переломным.

Маятник добра и зла всегда срабатывал. Замученный старец обнажал душу, плача на груди своего главного врага.

Гиззо нравилось угадывать пусть мимолетное, но обожание в глазах измученных колдунов. Оно сулило скорое признание во всех земных грехах, конец дознанию, праздник аутодафе и продвижение по службе.

В этот раз Гиззо не без любопытства наблюдал за суматошными пассами колдуньи и ее страстной перебранкой с расставленными в круг свечами.

Он сидел на низенькой скамье так близко от ведьмы, что мог бы при желании ущипнуть ее за крутые ягодицы, выпирающие из бархата узкой мантии.

Но сама заклинательница не замечала шпиона.

Инквизитор злорадно ухмылялся. В душе звучала музыка власти.

Подглядывать не благородно.

Но он же не рыцарь, закованный в латы.

Он рыцарь, зашитый в шкуру верного пса.

Зато он ни разу не потерял след.

Клементина, ты поймана!

Скоро ты раскроешь тайны своих заблуждений.

Я сорву с тебя черный бархат и найду на твоей плоти поцелуи дьявола.

Парацельс глуп. Он не заметил предательства в доме.

Вы с Сатаной столько лет морочили ему голову!

Но мне ты исповедуешься без утайки.

Ты перл Сатаны, ты его сердце.

Все прославленные колдуны, маги и философы мужского рода – всего лишь обман.

Мы искали сильного.

А дьявол заслал в наш мир слабую, но хитрую женщину.

Но мы справимся с ее магией.

Я отправлю ее на костер.

Огонь подчеркнет каждый штрих великолепной фигуры.

Лишь тающая красота бесценна.

Лишь уходящее вызывает слезы.

Как великолепно ты будешь выглядеть в искрах костра!

Высокомерная чернокнижница, благородная дева, постигшая Каббалу, проклянет своего защитника – Сатану!

Гиззо вышел из укрытия.

В нос ударил густой аромат изысканных курений.

– Позвольте прервать ваши пассы, магиня.

Клементина вздрогнула. Воздетые к небесам руки опустились, словно кто-то перерезал невидимые нити марионетки.

Она сложила пальцы замком на груди и с неудовольствием вышла из магического круга:

– Я слушаю, преподобный.

– Ты ведьма!

– Вы только что в этом уверились?

– Но ты не простая сатанинская тварь. Ты более других приблизилась к тайнам дьявола. К тем тайнам, которые не извлечет из тебя даже костер. Ты не боишься огня. Ты играешь с ним, забавляешься. Это похвально для мага. Но не в ладу с верой.

– Что вам угодно?

– Из многих душ я пытался сделать флейту, способную заманить Сатану в капкан. Одни ломались, не исторгнув ни звука. Другие фальшивили. Одна ты бесстрашно лжешь, так лжешь, что веришь в свое вранье. Я только что стал свидетелем общения ведьмы с темным миром.

– Общение с параллельным миром происходит постоянно. Мы с ним не просто соседи. Наши миры пронизывают друг друга, как свет и тень. Нет на земле ни одного человека, который хотя бы раз не прикоснулся к чуждым очертаниям.

– Все, что ты здесь наколдовала – ересь. Самая гнусная ересь во имя Сатаны. Тысячу лет мои сподвижники напрасно лечат от нее человечество. Мы не жалели ни меча, ни огня. Казалось, Дьявол отступил. Но вдруг, откуда ни возьмись, появляется новое воплощение зла – прелестная сеньорита с трепетными ресницами, которая не ради строгих правил сплела на затылке замысловатые косы.

– Вы пришли сказать комплимент?

– Догадайся, зачем я здесь. Увы, не ради строгости.

– Я слушаю.

– Сей момент я стал свидетелем, как Дьявол нашептывал в милые ушки, чем и кого из мудрейших этого мира необходимо соблазнить. Дьявол! Он наградил соучастницу прекрасными синими глазами, умом и статью. Только он способен на подобное изуверство. Ты самая ценная тварь из его челяди. Стоишь передо мной, постукивая магической палочкой об ладонь, и преподаешь хранителю папских сокровищ тайные знания о настоящем боге, по имени Сатана.

– Тайны рождаются и умирают. Это знает каждый маг. Сколько магов ты вывернул наизнанку? Не рассказывай мне. Пусть это останется твоей тайной. У нас разные пути.

– И разные покровители.

– Но главная тайна всегда на виду. Самое загадочное скрывается среди обычных, казалось бы, примелькавшихся вещей. Ты видишь во мне ведьму, которую можно сжечь. Но не видишь в этом огне себя.

– Угроза обнаруженной ведьмы?

– Нет, предсказание мага.

– Неужели ты не боишься меня? Разве бред, изложенный нежными губками, не повод отправить тебя на костер?

– Я не забыла, в каком месте нахожусь. Но пусть случится то, чему не миновать. Ты шантажируешь Парацельса, не замечая, что предмет шантажа – здесь главный персонаж.

– Магиня, я не преклоню голову перед бредом сомнамбулы. Ты без опаски по ночам ходишь по лаваторию. Знаю, что твоя заветная мечта – пробраться в городской пантеон, чтобы, распоров живот мертвецу, насладиться зловонной картиной распада.

– Ты глуп.

– Ты забываешь, с кем говоришь!

– Ни на миг не забыла, чью жизнь держу в руках. Ты можешь ненавидеть своего целителя. Но ненависть к своему недугу еще страшней. Не так ли?

– Тебе не избежать костра, поскольку ты лжешь.

– Я знаю о твоем будущем более, чем сам догадываешься. Ты станешь папой, да. Но не скоро. Пройдет несколько десятков лет, и человечество прибавит мудрости, чтобы избрать на трон абсолютное ничтожество.

– Таково твое пророчество?

– Это не все. Слушай дальше. Ты будешь главенствовать десять лет, но мало что изменишь. Мир изменяют мудрецы. А их к тому времени почти не останется. Ты будешь скрипеть зубами, наблюдая, что территория твоей власти заметно убавилась, а герцогства задыхаются от близкой осады магометян. Страшась того дня, когда орда подступит к стенам Ватикана, ты разрыдаешься в плечико служки-евнуха. Он скажет: «Я из Болгарии. Я знаю, что такое рабство. Встань, иди, исправь ошибки. Брось золото в толпу. Стань нищ. Насыть кузнечные мехи огнем, пусть возродятся в пламени крылья отваги. Они всегда легки. Они зовут. Их свойство поднимать толпу и начинать войну. Ах, да! Но ты же не веришь предсказаниям!

– Ты оскорбила меня. Очень оскорбила. Ты назвала меня трусом. Но я сдержусь. Я не мстителен, хотя знал таких, как ты… Они были равны тебе по духу. Они умирали, проклиная меня, они выли, теряли сознание, но я приводил их в чувство. Я мстителен, поверь… Мстить – грешно и подло. Но я придумал, что сделаю с тобой.

– Ты зол, хитер и завистлив. А более всего ты боишься смерти. Потому что тебе предначертано стать понтификом, войти в золотые покои, открыть безмерные сундуки, запустить руки по локоть в сокровищницы пап. Поверь, там среди бриллиантов, полно костей. Не правда ли, этого ты жаждешь? Это жалко потерять. Цель оправдывает средства. И ради этого ты не лишишь меня жизни.

– Что ж, продолжай, твори пентаграмму бессмертия. А я присмотрю, в чем ложь, – усмехнулся Гиззо.

10. Живое сердце

В некромагическую лабораторию Клементины вошел Чезаре Ачилло. В вытянутой руке он осторожно нес набрякший льняной узелок.

– Посмотри, что я принес, кхе-кхе, – осклабился он, протягивая ношу.

Ткань пропиталась кровью, густая капля сорвалась и разлетелась от удара по мрамору на мелкие брызги.

– Что это? – Клементина оттерла лицо, заметив на пальцах кровь, поднесла к носу. – Кровь?

– Открывай осторожно, только не урони, – сказал Чезаре Ачилло, пряча хитрую усмешку.

Тонкие пальцы Клементины не смогли развязать тугой узел. Чезаре вгрызся в него клыками, пригладил контуры ткани и положил на стол.

Магиня осторожно развернула содержимое и вздрогнула от омерзения.

Из пакета вывалился кровавый кусок.

Он шевелился и вздрагивал, как живое существо, с шумом засасывая воздух.

– Что ты мне притащил?

Чезаре кашлянул в кулак и осклабился гнилыми зубами:

– Это сердце. Поспеши, пока оно бьется.

– Разве я просила живое сердце?

– Живое сердце – мой подарок. По правде сказать, не обошлось без хитрости. Пришлось в него вмонтировать пульсирующую ртутную каплю. Она и движет весь кусок.

– Я не просила сердце. Где свежая кровь с морской солью и вытяжкой из корня тибетского жень-женя?

– Все остальное по заказу тоже добыл. Здесь печень и почки, а это – глаза, – механик выложил на стол еще несколько свертков, обернутых льняным полотном. – Остальная зелень с некромагической дрянью в отдельном свертке. Точно исполнил, по списку. Надеюсь, верно?

– Похоже, все правильно.

– Будет ли толк? Мумия, кажется, провоняла. Больше я не нужен? Ну, пошел, пошел, не буду мешать. У меня свои дела, не слишком мудреные.

Клементина любила наблюдать, как день за днем прибывает плоти под бинтами в саркофаге. Мощи ненасытно впитывали в себя любую влагу, будь то солевой раствор, молоко или кровь. Кожа мумии становилась плотнее и глаже, ребра уже не выпирали над животом, спекшиеся губы прикрыли десны, лицу возвращались живые миловидные черты.

Сердце, почки, мозг, размешанные до состояния желе, понадобились не сами по себе, но лишь как удобрение, чтобы растущая плоть не нуждалась ни в одном элементе.

Живое сердце, как ненужную забаву, Клементина поместила в отдельную реторту, где оно, вопреки всем правилам жизни, продолжало работать и будить по утрам бодрым ритмичным сопением.

Наконец, чудо свершилось!

Вот оно!

Люх ожил!

Зародыш демона стволового мозга проснулся и начал прорастать в жизнь.

Позвоночный ствол, как высохшее за зиму дерево, пустило в раствор корни артерий и вен.

С каждым днем мумия все более пропитывалась раствором.

Хранитель древностей заметил восторженный блеск в глазах Клементины.

– Похоже, ты чего-то добилась?

– Пока еще рано хвалить. Но посмотри!

– У тебя, в самом деле, получилось, – удивлялся Чезаре, разглядывая мумию. – Не думал, что некромагия меня когда-нибудь удивит.

– Заметь, как пузырится раствор на губах.

– Похоже, легкие оживают?

– Еще не легкие, но живая ткань, способная к обмену.

– Хвалю. И первый раз в жизни склоняю голову перед женщиной. Браво. Не скрою, что у меня появилась смутная надежда. Просьба, так сказать.

– Говори, механик.

– Если некропод заговорит, позволь задать ему пару вопросов по технологии точной нарезки и сверления гранитных мегалитов. А еще не пойму, как строители пирамид, распилив горы на блоки, могли мгновенно перенести их на расстояние года пути и с необычайной точностью без единого зазора соединить?

11. Где ты, Парацельс?

Гиззо  задумался.

Сколько раз приходилось допрашивать ведьм, молодых или старых, ужасных или с ангельской улыбкой на лице, но всегда выяснялось одно: души сатанинских тварей обитали в ином, отличном от нашего мире.

Этот мир никогда не открывался разуму инквизитора. Он был соткан из теней, подобно кошмарам или воспоминаниям.

Оргии и шабаши на деле оказывались выдумкой, а разорванные младенцы – отголосками детских страхов и снов.

Хитросплетения образов причудливы, как расплавы цинка в венецианском стекле. Мозаика дрем не знает логики, поэтому кажется случайной.

Клементина вздрогнула, услышав за спиной шаги инквизитора:

– Что случилось? Невежливо прерывать общение мага с темным миром.

– Парацельс сбежал.

Клементина заметила ярость в глазах инквизитора.

– Неужели? – усмехнулась она.

– Он сбежал, как подлый трус, как плебей, как дикарь, не имеющий понятия о чести.

– Как может сбежать тот, кого вы сами отправили в дорогу?

– Он изменил намеченный маршрут.

– Он знает краткие пути.

– Уже целый месяц нет о нем никаких вестей. Супруг не сдержал клятву и бросил тебя, как пастух бросает барашка волкам, чтобы спасти свой зад.

– Парацельс не из пастухов. Такая политика ему не знакома.

– Что ж, будем знать, что политика магов – предательство и обман.

– Он маг. А маги друг друга не предают.

– Маги? Похоже, ты и себя причисляешь к их рядам? Смешно звучит: «маг женского рода».

– Темный мир не различает полов. Ему без разницы, кто приоткроет слуховое окно.

– Уверен, что всемогущим демонам претят беседы с повивальной бабкой.

– Мир теней не соблюдает земных регалий. Там все наоборот.

– Ты знаешь чуждый мир? Кто объявил тебя глашатаем демонических существ?

– Я занята. Можно ли мне продолжить работу?

– Работа отменяется. Профессор исчез. Потуги бездарных повитух в этих стенах неуместны. Ты знала о предстоящем побеге. Ты соучастница, поэтому не избежишь испытаний в камере пыток. В той самой, где…

– Уверяю, Парацельс не сбежал. Он, возможно, испытывает некоторые финансовые затруднения.

– Мы обеспечили его.

– Где бы профессор не находился, магия выведет из любого тупика.

– В данный момент меня интересует не магия, а маг.

– Позволь мне выяснить, где оборвался его путь.

– Он исчез  где-то среди Альп.

– Возможно, в тех краях отсутствуют почтовые  лошади.

– Увы, сеньора, службе тайной канцелярии не нужны лошади, перегонные станции и даже овес.

– Ах, да! Знаю. На каждом постоялом дворе для вас всегда припасена шестерка свежих рысаков.

– Да, но Парацельс исчез не только вместе с ними, но и с нашим доверенным лицом.

– Вы следили за ним?

– Ты догадлива. Мы контролировали перемещение профессора. Наш человек не отставал ни на шаг, следовал за ним.

– Как он выглядел?

– Искусство слежки – тайна. Но расскажу. Мой доверенный был дорог мне лично. В своем деле не знал он равных, прикидываясь то беглым иудеем, то возничим, то странствующим монахом. Даже цыганкой ему пришлось обращаться. Не было цены этому человеку. Последнее донесение пришло две недели назад. Но доверенный пропал одновременно с исчезновением Парацельса. Догадайся, девушка, что это значит.

– Ровным счетом не значит ничего. Парацельс исчез. Но разве это проблема? Исчезновение сыщика – тем более не проблема. На земле столько мест, откуда люди не хотят возвращаться! Особенно в эти стены.

– Не дерзи, Клементина. Исчезновение Парацельса крайне осложнит наши отношения. Потому что Круг Бессмертия, созданием которого ты пытаешься оттянуть время, – занятие пустое.

– Это – единственный ваш шанс на исцеление.

– Я разрешил тебе жульничать. Круги и знаки, вытравленные в мраморе, дозволены милому ребенку, чтобы он не догадался о главном.

– О чем же?

– О том, что время – наш  главный  палач. И  учителю гораздо легче  найти нового ученика, чем  затянуть на своей  шее  веревку.

– Уверяю, Парацельс  не  заблудился.

– Ты снова о своем!

– Я в нем уверена!

– Обманщица! Ты вместе с проклятым колдуном надеялась провести главного доминиканского пса? И чем? Уморительными пассами? Парацельс умен, да, несомненно. Но он бросил клоунессу. И бросил навсегда. А казался таким заботливым и нежным супругом: «Где мой меч!» «Я вернусь!», «Тяни время!»

– Ты подслушал наш разговор, инквизитор?

– Не разговор – а заговор.

– Парацельс посоветовал супруге быть осторожной и зря не напрашиваться на кол. Только и всего. Но знай, что настоящий маг никогда не откажется от эксперимента, если в его руках находятся редчайшие магические компоненты. Да, я пыталась оттянуть время, ожидая, что Парацельс вытащит возлюбленную из ада, но работа меня увлекла. Я добилась невероятных успехов.

– Не забывай, что я тебя на работу не нанимал. Папская сокровищница открылась тебе, как свидетелю, стоящему одной ногой уже в аду. Ты уходишь. Все тайны, познанные здесь, ты унесешь с собой. Они никому не пригодятся в преисподней. Поэтому будем считать, что твой допрос уже начался.

– Позволь доделать работу.

– Ты снова о Круге Люцифера? Я навел об этой магии справки. Она неизвестна современным магам.

– Кто они? Те, кто не смог помочь тебе?

– Их много здесь, закованных в цепи. Шаманы живой крови, жрецы Трилистника, дравидийские огнеглотатели, вест-индийские свидетели Немезиды – они все работают на нас.

– Тогда странно, что вам нужно было от меня?

– Забавно было наблюдать, как ты морочишь головы и притворно машешь руками внутри выдуманных пентаграмм. А потом, тряся губами, выкликаешь в исступлении: «Азазель! Ио! Азазель!»

– Признаться, некоторые пассы моей магии не грациозны и груб язык. Но главное ты упустил: меня услышали на другой стороне.

– Знай, ни один из колдунов, работающих на нижних этажах, не признал в твоих истеричных телодвижениях и экзальтации сопряжение с миром духов. И каждый заливается хохотом, услышав о Круге Бессмертия.

– Позволь и мне над ними посмеяться. Все они свезены с разных концов земли. Поэтому не удивительно, что среди них не нашлось ни одного знатока нашего края.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что природа потустороннего мира не однородна. Более того, пугает крайним разнообразием. Так, например, в районе пустынь адский мир полон подземных рек На Севере – огонь его держава. Лапландская магия бесполезна в Сахаре. Бедуинского мага закидают камнями друиды.

– Суровые пытки докажут, кто прав.

– Пусть нашу правоту рассудят успехи. Благодаря богатой коллекции манускриптов уже изученных мной я далеко продвинулась вперед.

– В таком случае, тебе следует поделиться тайнами с магистрами. Пусть они оценят важность их и назначение.

– Известно ли тебе, что маги никогда не воруют откровения друг у друга? И тем более не предают огласке. Каждое заклинание обязано быть неповторимым, как судьба, написанная на ладонях.

– Твоя судьба – судьба выжатой оливки. Ты все отдашь. Мы выжмем до последней капли.

– Зов стихийного существа не совместим с украденной мыслью. Мои уста даже под пыткой не присягнут чужому элементалу. Также уста чужого мага побрезгуют коснуться моего. Уверена, никто не согласится, не сможет повторить контакт.

– Ты знаешь наши методы.

– Пытки бесполезны. Каждый маг самостоятельно плетет клубок заклинаний из ему лишь одному открытых словосочетаний. Нельзя использовать чужие рецепты. Лишь вдохновение способно опутать разум духа и, заманив в ловушку тайного смысла, совместить незримые души с вакуумом темного мира.

– Ты помнишь ту женщину на крюке? О, как бы ей хотелось обратить время вспять. Но было поздно.

– Допустим, я не выдержу пыток. Все расскажу. Но сможет ли твой человек уподобить свой голос моему? Знак – скважина, но ключ к ней – мой голос. Без меня врата не открыть.

– Тогда откроешь ты.

– Да, я войду в круг Люцифера. И створки отворю. Но дальше разве ты позволишь сделать шаг? Уйти совсем, исчезнуть? Как остановишь ты меня?

– Не твоего ума дело.

– Магия не терпит чужих рук. Если открылась одному, другой ее закроет навсегда. Круг Люцифера трудно заполнить содержимым демонического бытия. Не каждый маг с этим справится.

– Уверен, все что открылось девчонке, доступно мудрым старикам.

– Им не открылось до сих пор. Они знают – почему. Движением вершин пентаграммы заклинатель совмещает параллельные миры и проникает в невидимые сферы. Мир духов очень тонок и состоит из хрупкой консистенции, которую легко вспугнуть случайной мыслью, злобой, инфантильным весельем или страхом. Размышления о смерти близки и сокровенны мелким духам. А души могущественных демонов не созвучны лишь с печалью об ушедшем. Они глядят вперед. Они воины, а не старики.

– В таком случае, хочу предупредить и посоветую использовать вызванных демонов для немедленной связи со сбежавшим мошенником по имени Парацельс. И как можно скорее.

– Куда спешить?

– Даю тебе три дня. После этого срока придется слать запоздалый дифирамбы Сатане из костра.

Отыскать следы Парацельса  Клементине  удалось без  труда.

Она распылила над картой мира тонкую взвесь из костной муки, намолотой из плюсны повешенного пирата, смешала с пыльцой перекати поля и мозгом летучей мыши.

Порошок усыпал тонким слоем острые вершины, пики и ущелья, в которые мог провалиться горе-путешественник.

Шарик из самоцвета кошачьего глаза99
  Редкий драгоценный камень зеленого цвета


[Закрыть], закрученный против хода Меркурия и переброшенный сквозь пламя свечи из тюленьего сала, упав на карту, уверенно взял след.

Сначала он завертелся вокруг оси, потом качнулся, как магнитная стрелка, дрогнул и покатился, но совсем не туда, куда предполагала Клементина.

Путь Парацельса лежал не в Рим, не в папский дворец, как они условились, а на север, по ухоженным дорогам Венеции к высокогорью Шнееберг, славному обширными полями вальдфиртельского мака.

Кошачий глаз катился по горной дороге, вьющийся среди альпийских лугов, поднимаясь все выше, все круче, плутая по медовым долинам, с недолгими остановками в тавернах, пропахших печеной гусятиной, маковыми сдобами и крепким пивом из высокогорного хмеля.

Дорога    Парацельса  с  виду  была беззаботна и легка.

– Но почему ты, Теофраст, направился туда? А не в Рим? – размышляла Клементина, следя за перемещением кошачьего глаза.

– Похоже, профессор заметил, что за ним увязался шпион. Вот почему он так искусно заметает следы.

Кошачий глаз сверкал, радуясь перемене пейзажей, ему осталось преодолеть последний перевал, чтобы весело скатиться с восточного склона в сторону Балкан. Но… Вдруг самоцвет резко остановился, словно споткнулся об невидимую преграду, задрожал, раскачиваясь, и замер на месте.

– Вот где ты застрял, Парацельс! Местечко не из опасных, но… Что же случилось?

Целый день Клементина наблюдала за кошачьим глазом. Самоцвет, как приклеенный, качался на одной точке, подергиваясь то в южном направлении, то в восточном, при этом каждый раз незримо ударялся об невидимое препятствие.

Наконец, он замер и совсем остановился.

Блеск погас. Ни одной искринки не заиграло в свете свечи.

– А если так? – Клементина протянула руки над самоцветом, губы шевельнулись, послышался шепот, она даже зажмурилась от напряжения, и со стороны было видно, как из пальцев к камешку устремились яркие синие молнии.

Кошачий глаз дрогнул, вспыхнул, закачался, но едва магиня убрала руки – он снова окоченел, превратившись в мутный неприглядный шарик.

– Даже молнии Антэроса бессильны? Элементалы ярости тоже не смогли его оживить! – Клементина подняла двумя пальцами кошачий глаз, посмотрела сквозь него на пламя свечи.

– Вот в чем дело!

Камешек запотел, как стекло на морозе.

– Снежная лавина! Она преградила путь Парацельсу.

Клементина облегченно вздохнула и громко сказала, обратившись в сторону Альп:

– Парацельс, ты жив. И, как всегда, неуязвим. Но ради всего святого – спеши из этого места! Беги!

Она убрала кошачий глаз с карты и спрятала в шкатулку.

– Но что же это такое? – вдруг вскрикнула она, глядя на пальцы.

Они были запачканы кровью.