Текст книги "По велению Ваала"

12. «У Щедрой Ласточки»

В таверне «У Щедрой Ласточки» народу собралось немного, в основном путешественники, застигнутые непогодой.

Столики пустовали. Но выручка не уменьшалась, так как многим путникам пришлось просидеть взаперти день, два, а то и неделю.

В эту пору в горах трудно было подгадать хороший денек, постояльцы сидели за столами хмурые и озабоченные, то и дело бросая недовольные взгляды за окно.

Там не смолкал буран. Он то царапал стекло острыми когтями, то змеился белой шерстью под столами, проникая сквозь двери вместе с гостями.

Парацельс потопал ногами у входа, сметая с башмаков снег, смахнул со шляпы приличный ком, отряхнулся и вошел внутрь.

В зале было тепло и уютно.

Какой-то подвыпивший студент декламировал двум дамам в дорожных костюмах любовный сонет:

 
«Любовь – есть огнь,
душевный ад!
Верни, Лукреция,
дукат!»
 

Мимо столов маячила, качая бедрами, голосистая, пышная в боках хозяйка с дымящейся похлебкой и кружками пива на подносе.

Ее супруг восседал на крепко слаженном табурете возле бочки пива. Пара его сыновей – работников, оставив лопаты у входа, грелись, протянув руки к очагу, выложенному в центре зала.

– На скотном дворе тоже нужно расчистить, – сказал хозяин сыновьям.

– Снега много. По колено.

– К обеду управитесь. Не впервой.

– Сделаем.

В дальнем углу сидел незнакомец в надвинутом на лицо капюшоне.

Парацельс оглянулся, присел за свободный стол, смахнул со шляпы остатки снега.

– Бутылку бургундского, а к ней – жареной форели под маринадом! – потребовал он у подлетевшей к нему хозяйки.

После второго бокала взгляд его остановился на худосочной спине малоприметного господина в сером плаще.

Парацельс понял, что странник одет в цвет дорожной пыли не случайно: он упорно старался не выделяться из темных углов захудалого питейного заведения.

В горах опасно кичиться знатным происхождением. Неприметная внешность незнакомца наверняка скрывала владельца тугого кошелька.

Сам Парацельс даже в многодневных поездках одевался как франт.

Ажурные манжеты были всегда надушены трирскими духами, туфли до блеска начищены черным воском, а перья на берете были столь роскошны, что прохожие подобострастно раскланивались неизвестному, но знатному господину.

Парацельс пригляделся к страннику за соседним столом. С виду тот был невзрачен, да и манерами не отличался от окружающей публики: был не нищ, но и не скуп, не особо скрытен, но и не навязчив.

Продолжить описание этого господина стоило бы так: ни усаст, ни бородат, ни выбрит, ни рыж, ни блондин и ни брюнет.

Человек – невидимка. Тень толпы, безликое существо.

Капюшон скрывал половину лица. Но и видимая часть, с маленькой безволосой челюстью и с тонко очерченными, почти женскими губами, тоже не выдавала характер и намерения странника.

«Хоть никакой – все равно собеседник!» – подумал Парацельс, подсаживаясь к незнакомцу.

– Застряли, зверски застряли, друг! Буран метет уже третий день, – сказал он, с досадой стряхивая капли со шляпы. – Только вышел за порог по нужде – пришлось полмили за головным убором бежать. Ветер лют, жеребцы бунтуют. Эх, не люблю без дела сидеть!

Собеседник еще ниже опустил голову, пытаясь под капюшоном скрыть лицо.

– Друг мой, вижу: пребываешь в депрессии. Не пьешь, не ешь. Любовь? Угадал! Прыщей-то на роже развел! Понимаю тебя. Тяжело. Но средство есть. И, кстати, находится неподалеку, – Парацельс вынул из саквояжа темную пузатую бутыль и поставил на середину стола.

– Это мандрагора. Легендарная, всесильная целительница мужского бессилия. По древним поверьям растет, злодейка, лишь под виселицами, где иступленные вопли душегубов продуцируют бурное семяизвержение.

Незнакомец на мгновение оторвал взгляд от кружки и снова погрузился в себя.

Парацельс подумал: «Клянусь, я тебя разговорю!», и продолжил:

– В минуты агонии, когда от мозга остается лишь натянутая струна, природа позволяет мученику оставить после себя хоть какое, но потомство, и подобно рыбе, извергающей в пучину молоки, несчастный распространяет в эфире консистенцию жизненной силы. Вот из нее-то и произрастает средство, дарящее импотентам безумную жажду совокупления.

Незнакомец заметно смутился, тонкие бледные пальцы забарабанили по столу. Рука с неприметным перстнем из черного камня показалась магу знакомой. Где он мог видеть эти гибкие пальцы, наполовину скрытые манжетой из серого сукна?

«Ничего, рано или поздно ты заговоришь. По голосу узнаю», – подумал Парацельс, так и не сумев перехватить взгляд незнакомца:

– Психоактивный яд мандрагоры действует безотказно. Опоив подругу настойкой из корней, можно при первом же совокуплении с ней откинуть копыта. Поэтому знатоки советуют не заскакивать после первой рюмки на предмет вожделения, но предоставить первины бродяге с улицы, чья скоропостижная смерть никого не отягчит утратой.

Незнакомец тупо смотрел на кружку и молчал.

– Не здраво, друг мой, выглядишь, не здраво, – присмотрелся к нему лекарь. – Взгляд у тебя нехороший, больной. Поверь, сей отвар моментально восполнит опустевшие мощи. Не хочешь мандрагору на спирту – посоветую иное. Любовных средств изобретено множество. Спермолюбивую, столь редкую мандрагору, может заменить не менее популярное у черных и белых магов средство, включающее в большом количестве гормоны животных и птиц.

С этими словами Парацельс извлек из саквояжа крохотный пузырек и, сжав его двумя пальцами, проверил на свет.

– Полюбуйся, друг: сердце голубя, славного мастера ухаживаний растерто с клоакой ласточки, мастерицей строить прочные гнезда. Туда же добавлен сушеный гребень петуха, верного стража куриного гарема. К растолченному порошку оных компонентов следует присовокупить лишь каплю своей крови, дабы разум избранницы догадался, ради кого происходит неистовая буря области чуть ниже солнечного сплетения.

Подошла хозяйка. Встала рядом, собирая пустые кружки:

– Верно говоришь, лекарь. От любой немочи лечить надо ниже солнечного сплетения.

– Это правильно. Оттуда любовная сила проистекает. Но ты, милая, откуда это знаешь?

– Супруг мой, как переест, сразу требует ласки, от нее тухлая отрыжка вмиг проходит.

– И я том же толкую. Любовные зелья – первостепенные снадобья от недугов.

– Позволь и мне послушать о заграничных приворотах.

– Да ты никак сама ведьма, раз интересуешься?

– Ведьма, да, как всякая женщина. Знаю то, чего мужчинам не дано знать и не положено.

– Мне бы тебя послушать! В странствиях по миру я собрал сотни знахарских средств и снадобий. Приворотные, отворотные, рвотные и слабительные – это моя стихия. Но коллекция тем и хороша, что в ней всегда найдется место для пополнения.

– Мои знания скромные. В наших краях люди живут без университетов.

– Вот именно! Без университетов – а справляются! Садись ближе, сударыня, да пивца свежего налей-ка и мне, и болезному господину. Расскажи, о своей волшбе. Вижу: муж-сердцеед истерзал сердце ласточки.

Хлопотливая хозяйка выставила на стол пару пенных кружек:

– За счет заведения!

– Ласточка ваша воистину щедра!

Немало отхлебнув и осушив губы ажурным белоснежным платком, Парацельс продолжил:

– Так вот, о привороте… Красное вино, в котором две недели отстаивается данное средство, подается в горячем виде в сияние свечи, смазанной маслом собственноручно пойманного угря. А свеча должна быть заготовлена особым образом. Возьми две иглы и раздели ими огарок на три равные части. Первая игла вонзается в первый слог начертанного имени объекта, вторая в окончание второй части свечи. После того, как оная свеча будет зажжена, а горячее вино поднесено к алым губкам избранницы, не следует в тот же миг сдирать с красавицы платье, вонзая корень любви. Наберись терпения и до тех пор, пока свеча не прогорит на треть, услаждай слух дамы комплиментами нарядам и тонкому вкусу.

Незнакомец вскочил, скрывая лицо от света, и рванулся покинуть слишком разговорчивого соседа. Но на его плечи тяжело опустились медвежьи лапы хозяина:

– Стой, стой! Не спеши, молодой человек. Буран еще не утих. Пропадешь в пути.

– Вот именно, – подхватил Парацельс. – Двигаться в буран – пустое дело.

– А почему бы, судари, не выпить за счет заведения? – предложил хозяин. – Пивцо – любо дорого, не на меду, так на травках. А каждая травка – любовная, надо знать.

– Точно сказано! – подхватил Парацельс. – Каждый корень и цветок на земле создан ради размножения, а значит, хранит в себе невероятную силу продолжения рода. Нет ядовитых трав. Главный секрет любого снадобья – точные пропорции.

Он допил кружку. Хозяйка, бросив лучезарный взгляд на мужа, выставила еще одну перед разговорчивым посетителем.

Целитель дунул на густую пену, которая парусом встала над кружкой и сказал:

– Так вот, господа, поделюсь наукой чувств, которую повсеместно величают приворотом. Продолжим. Никаких срамных слов! Комплиментами надлежит заниматься до тех пор, пока первая игла не выпадет из растаявшей половины имени. В этот момент следует поднести к горячим устам дамы второй бокал зелья и, уложив в постель, слегка покусывая, нежными поцелуями добраться до первоисточника желаний. При этом не забывать о свободной другой руке, пустив ее в противоположном направлении.

– Ах! – воскликнула трактирщица.

– Путь поцелуев должен продолжаться до тех пор, пока не упадет вторая игла приворотной свечи. Только тогда смело приступай к задуманному. Но не спеши! Любовная атака должна продолжаться до тех пор, пока не догорит вся свеча. Чем меньше огарок, тем меньше холода останется в сердце привороженной дамы.

– Неужели нынешние законы дозволяют колдовство? – нахмурилась хозяйка.

Трактирщик закатал рукава:

– Да ты, никак, ведьмак? А мы люди честные!

– Ведьмак я или нет, но слава о моем искусстве облетела весь мир. Мое имя Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенхайм, прозванный в народе Парацельсом. Известен в верхних и нижних мирах, в дельте Нила, в Двуречье, в Тибетском Заоблачье, в степях Чингисхана и в королевстве силезских гномов-рудокопов.

– Знатная птица! – присвистнул хозяин, перемигнувшись с женой.

– Лечу от кори и заворота кишок. Успешно удаляю чирьи и гнилые зубы. Излечил королеву Австрийскую от корчи в суставах, а герцога Амстердамского от грудной жабы.

– Лекарский труд – одно. А приворотный – совсем другое, – проворчал трактирщик, поедая глазами странствующего мага.

– Любовь – самое верное и безопасное средство от всех болезней. Стало быть, привороты на благо организму.

– Говорят, недавно в Вене еще одного колдуна сожгли.

– Не колдун. Кстати, пользуюсь на случай ареста личной папской индульгенцией, – с этими словами чернокнижник извлек из складок шляпы ценную бумагу и загадочно помахал ею перед носом трактирщика.

Присутствующие вытянули шеи. Даже незнакомец бросил взгляд на папскую визу. Хозяин попросил:

– Дай-ка ближе взглянуть. Ни разу это чудо не видел.

Он взял листок, развернул его к свету, губы зашевелились:

– Не могу прочитать. тут на латыни. Не учил, не знаю.

– И без латыни можно понять: бумаге нет цены, раз ее в шляпе прячут, – сказала хозяйка.

– Неужели все грехи перевесит сия бумажка?

– А ты как думал? Конечно, перевесит. Не верить папе римскому – значит не верить себе, – сказала жена, возвращая Парацельсу бумажку. Тот аккуратно ее свернул и снова спрятал в потайной карман со словами.

– Индульгенция – прекрасное изобретение превращающее пыль золота в свободу. А свобода и есть жизнь.

Незнакомец в капюшоне резко встал, расплачиваясь. Отошел от стола и о чем-то спросил хозяина. Тот ответил, жестами показывая за окно.

Парацельс внутренним чутьем понял, что торопливый сосед избегает более близкого знакомства.

«Не обо мне ли разговор?» – мелькнула мысль.

Чернокнижник услышал, как захрапели кони.

Человек-тень седлал лошадей.

«Значит не соглядатай. Никакой слежки за моей персоной более не ведется, – удовлетворенно заключил Парацельс и, прилично хлебнув бургундского, усмехнулся. – А хитер же я, старый лис! Провел доминиканцев! Вовремя заметил шпиона и, очертив знак Марса над рысаком, пустил быстроногого прямым ходом в Черскую пропасть. Туда ему дорога! Зато соглядатаи потеряли меня еще у Вильны».

– Эй, трактирщик? Как погода? Скоро ли утихнет буран? – крикнул он, рассчитывая заказать еще один кувшинчик.

– Сеньор, таких, уму непостижимых бурь здесь никто раньше не видел. Поэтому точно сказать не могу. Но советую остаться на ночь, не спешить. Хотя, разве кто-то удержит рыцаря, коли время поджимает? Тот болезный господин тоже интересовался погодой. Но все равно двинулся вперед, несмотря на предупреждение.

– Он куда-то спешил?

– А кто его знает! Все путники куда-то спешат. Плата за ночлег поторапливает, хе-хе, – хозяин погасил смешок в кулак. – Обвалы здесь часто случаются. Лавины сходят, погребая путников.

– Вот как?

– Три дня тому назад моя собака отрыла беглых моранов. Тринадцать человек их было, бежали из Богемии. В тех краях разыгралась проказа, и епископ объявил войну иудеям. Они бросились через заснеженный перевал. Но головной караван засыпало.

– Как же ты их нашел?

– Моя собака за три метра под снегом человека чует. Мне ее монах один щенком подарил за услугу. Так вот, слышу: воет пес, и следы к завалу прокладывает. Сходили с сыновьями. Откопали. Кто жив, привели, обогрели кипятком да полынным отваром.

– Где они сейчас? Горю нетерпением пополнить коллекцию дивных рецептов.

– Путники были страшно пугливые, в окна погоню высматривали, да так и не выдержали до утра, сорвались в бега. И правильно сделали.

– Кто их преследовал?

– Оказывается, следом за ними епископ наблюдателя выслал.

– Наблюдатели – важный народ.

– А шпионов, скажу по секрету, мотается по дорогам – тьма, больше чем нормального народа.

– Это точно!

– Говорят, к каждому беглецу по два преследователя приставлено, не меньше. Да еще, говорят, по новым правилам принято, чтобы шпион за шпионом присматривал. Порой так и ходят друг за другом цепочкой по десять человек. Куда один, туда другой. Но вы-то, сударь, надеюсь, не из этаких. Хотя тоже много вопросов задаете.

– Я врачеватель. Лишь медицинские изыскания вызывают мой пристальный интерес. Кстати, я достаточно подробно вам представился.

– Врачеватель? Вот счастье-то! Имени вашего ранее мы не слышали. Но помощи попросим. Один из тех беженцев, кого не нашли под завалом, будучи покойником, ожил и в «Щедрую Ласточку» по следам дополз. Ноги у него синие, распухли. Умирает в муках. Не может ли ремесло ваше чем-нибудь облегчить участь страдальца?

Трактирщик провел Парацельса по крутой лестнице в подвал, уставленный бочками с пивом и вином. В дальнем углу за ларями, заполненными грушами, тыквами и редькой, на дощатом столике тлела убогая масленка, тускло освещая постель больного.

По всему было видно, что несчастный не выкарабкается из беды. А по хрипам в горле определялась близкая агония.

Но Парацельс добросовестно обследовал раны. Одна кисть была отрублена, глубокие порезы, нанесенные, очевидно, пластинами льда, уже нагноились и специфическим запахом созывали на пир осмелевших мух.

Парацельс открыл заветный саквояж, достал два пузырька из темного стекла и, поднеся каждый к носу, смешал ароматные микстуры, сверяя содержимое на свет.

Когда эссенция антигнили пеной хлынула из флакона, маг смочил губку, оросив пересохшие губы раненого.

Несчастный приоткрыл глаза.

– Парацельс! – прошептал он.

– Милый друг, мы знакомы?

– Ты лечил моего сына от рези в животе. Вылечил.

– Табор близ Каталенсии! Помню, помню! И где же наш молодой?

– С ним все в порядке. Жив, здоров. И детей народил.

– Рад.

– Отблагодарю тебя, целитель. Наклонись ко мне. Ближе. Еще.

Парацельс наклонился так низко, что дыхание больного защекотало ухо.

– Беги из этого места, пока не поздно! Беги, не оглядывайся!

– О, чем бредишь, друг?

– Знаю, что ищешь, маг, – шептали губы раненного. – Знаю, что это – твоя великая тайна. И наша. Поведаю тебе, возьму грех на душу. Спеши! Догони мое семейство. Там сестра моя, Рахиль Мария, отдаст тебе свиток. Он ключ. Заповедный. Откроет, где наши родичи схоронили Великую Книгу. Она не там, куда направляешься. В другом тайнике.

– Откуда знаешь мой путь?

– Мы знаем всех, кто ищет кумранский манускрипт. Следим, отводим от места. Но тебе я помогу. Только будь бдителен. За тобой идут и враги, и друзья. Будь осторожен. Береги себя. Сбереги и манускрипт. Пусть святой пергамент избежит нечестных рук.

– Ты бредишь, друг, или угадываешь мысли?

– Помоги также моей семье. Избавь от пса. Идет он за тобой, неузнанный, от самого Рима. Охотник неутомим и неподкупен. Ни яда, ни огня этот пес не боится. Изворотливый, как змей. Уведи моих родичей в безопасное место. И беги! Беги!

Странник закрыл глаза и забылся тяжелым сном. Сухие губы продолжали беззвучно шевелиться, но ни единого слова Парацельс больше не разобрал.

– Я осмотрю твои раны, друг. Потерпи. Вылечу, знаю средство.

Маг с помощью трактирщика перевернул раненого на живот и похолодел от ужаса.

Ягодицы и бедренная часть ног несчастного были срезаны, но не льдом, а уверенным острым тесаком.

13. Атака

Парацельс оглянулся.

Из темноты проступили еще три фигуры и встали вокруг плотным кольцом. Это были два плечистых сына хозяина и сама щедрая ласточка.

Хозяйка спрятала пухлые руки под фартук, ее глаза из-под высоко повязанного платка смотрели дерзко, губы тронула ядовитая усмешка, из одного уголка в другой пробежал туда и обратно блестящий мокрый язычок.

Старший сын, коротко отстриженный детина, одетый в кожаную окровавленную робу, легко на весу поигрывал топорищем, пробуя пальцем острие.

Младший отпрыск, уже отпустивший тонкие редкие усики, звонко щелкал удавкой, натянутой между ладоней.

– Спокойно, спокойно, граждане! – сказал Парацельс, отступая к стене.

Трактирщик, держа в руках путы, расширил петлю, намереваясь набросить ее, мимо широкополой шляпы.

– Вот такие дела, целитель. Жизнь есть жизнь. А смерть – всего лишь смерть. Она так быстра, что не успеешь испугаться.

Рука Парацельса потянулась к шпаге, но вместо рукоятки схватила пустоту.

Шпаги не оказалось в ножнах!

Младший сын трактирщика усмехнулся и снова щелкнул ремнем.

Детина в робе набычился, поднимая топор.

Все четверо сделали шаг вперед.

Парацельс выхватил из-за пояса короткий ланцет:

– Смею уверить, господа злодеи: я не фехтовальщик, а только врачеватель, зато знаю в каких местах легче выпустить кровь.

– Эта премудрость знакома каждому скотоводу, целитель! – сказал хозяин.

– Мне надоело его слушать, – сказала трактирщица. – Заткните его!

Кровожадное семейство сделало еще полшага вперед.

Парацельс поиграл ланцетом:

– Не беспокойтесь о гонораре. Лечить ваши мучительные раны и возвращать никчемные жизни я не стану. Прямым ходом отправлю в ад!

Он сделал выпад вперед, ланцет, сверкнув, отразился в испуганных глазах трактирщицы.

Нападающие сыновья на шаг отступили и переглянулись. Хозяин крикнул:

– Дави его! – и поднял руки с путами вверх.

Младший отпрыск, описав в воздухе круг ремнем, со свистом обрушил его на запястье мага, скрутил и рванул на себя.

Кулак Парацельса дернулся и, ударившись об стену, беспомощно выронил оружие.

Ланцет звякнул на полу.

Семейство переглянулось, хозяйка хищно сверкнула зубами и облизала губы:

– Теперь ты наш!

Топор снова поднялся над головой Парацельса, но врачеватель не растерялся, выпустив из крошечного флакона столб зеленого дыма в лица врагов.

– Учись, деревенщина! С такими штуками вы еще не знакомы.

Раздался звон стекла и флакон с желтоватой жидкостью, разбившись об стену, заполнил подвал резкой слезоточивой вонью.

– Не понравилось?

Агрессоры принялись чихать и тереть кулаками глаза.

Парацельс бросился в просвет между ослепших негодяев.

Он успел взлететь по крутой лестнице и наполовину высунуться в зал с хмельной публикой.

– На по… – успел крикнуть он, но остатки крика застряли в горле.

Дьявольская собака в высоком прыжке втолкнула мага обратно в подвал, обрушила затылком об пол, скинула с лестницы и поставила тяжелые лапы на грудь, пуская длинные слюни в лицо.

Подоспевшие мерзавцы наскоро завалили барашка в шляпе и навсегда испортили его каталонское кружевное жабо.

Парацельс очнулся в сыром подвале.

Под пятками намокла рыхлая глина, разорванная штанина наглоталась дерьма.

Было темно, как в могиле. С низких балок капала вода.

Маг изловчился и поймал каплю на язык.

Морщась от отвращения, выплюнул.

Руки и ноги были туго связаны, тело спеленато коконом.

Парацельс ощутил пронзительное покалывание в конечностях.

– Дело плохо. У вас, уважаемый магистр, обнаружен явный признак закупорки жил и, возможно, скорой гангрены, – сам себе сказал он. – Двигаться! Двигаться! Только движение способно оживить кровь.

Он начал разминать пальцы, до судорог напряг мышцы спины и, резко откатившись к порогу, приник ухом к просвету внизу двери.

Повеяло затхлой прохладой и скисшим солодом.

Он крикнул вполголоса:

– Эй, кто-нибудь!

Молчание.

– На помощь!

На крик поспешили крысы и принялись усами щекотать лицо.

– Люди! Спасите! Помогите! – кричал и кричал Парацельс, пока где-то наверху не раздался грузный топот.

Двое, ругаясь, волокли вниз по лестнице тяжелую ношу.

– Давай сбросим!

– Нет, донесем. Не люблю свежатину с кровоподтеками.

Заскрежетал железный засов, и в лицо ударил свет фонаря.

Парацельс успел разглядеть очертания темницы.

Это был не просто подвал, а тесная зловонная скотобойня.

С потолка свешивались крючья, на которых качались ободранные туши.

В тазах зеленели кишки.

Человечина!

Никакого сомнения.

Очевидно, людоеды, о которых в горах ходили страшные слухи, обитали ни где-нибудь, а в гостеприимной «Щедрой Ласточке». Никто не догадывался, что путники, пропавшие якобы во время снежных бурь, стали жертвами альпийских потомков Каина.

Швырнув добычу на пол рядом с Парацельсом, людоеды удалились, снова погрузив скотобойню в сплошную темноту.

Парацельс разразился диким воем и руганью.

– Чума на вашу «Ласточку»! Чума на всю вашу деревню!

Кровь ударила в виски.

Он вспомнил копченый дух колбас и вкрадчивый голос хозяйки: «Понюхайте, как молод и свеж кабанчик! Не желаете ли, сударь, кровяной колбаски со шпиком? А может, копченых ребрышек подать к пивцу?»

– Кабанчик! Колбаски! Ребрышки! Дьявол в юбке!

Парацельса вывернуло наизнанку.

Отрыгнув изрядное количество дерьма и выпустив при этом немало газов, он вдруг заметил, что резко похудел, зато веревка слегка сместилась к животу, и путы ослабили хватку.

Между тем второй пленник не издавал ни звука.

– Эй, жив ли ты? Дышишь? – позвал Парацельс собрата по несчастью.

Тот не ответил.

Парацельс начал кататься по полу, извиваясь, как червь. Он чувствовал, как смердящая грязь обволакивает его тело, конечности и лицо. Но усилий освободиться он не прекращал. Стонал, кряхтел, выл от врезавшихся в плоть веревок.

Ему удалось ослабить петли и освободить сначала одну, а потом другую руку, размотать ноги и скинуть сеть с лица.

Он подполз к товарищу по несчастью.

Прикоснулся.

Жив!

На ощупь определил дорогое добротное сукно.

Наткнулся в темноте на окровавленный подтек на выбритом затылке.

«Монах, – определил он. – Голова пробита, но рана легкая, кровь уже свернулась».

Крепкими щипками врачеватель привел сокамерника в чувство.

– Эй, друг, вставай! Поторопись! Из этой клоаки нужно выбираться, и как можно скорее!

Глаза незнакомца влажно блеснули в темноте.

– Хвала Меркурию, ты жив, здоров, и еще долго будешь грешить на земле. Кровь уже подсохла. Рана не опасна. Да очнись же!

Незнакомец молчал, и лишь по затаенному дыханию можно было определить, что Парацельс ему не внушал доверия.

– Ты местный? Откуда родом? Не молчи. Бойся не меня, а тех, кто голову тебе проломил. О людоедах в здешних местах давно ходят слухи. Думал: сказки. Вот он, фокус: стоит выпить лишнего – и, как свинью, тут же вздернут на крюк. Не пей, друг, не пей. И я зарекаюсь. Против людской подлости любая магия бессильна!

Незнакомец молчал.

Что-то в этом молчании показалось Парацельсу знакомым.

– Освободи-ка, брат, меня от пут. Зубами перетри узел на спине. Остальное – за мной.

Незнакомец кашлянул, порывисто вздохнул, сверкнув влажными глазами в сторону врачевателя.

– Ну вот, давно бы так! – Парацельс ощутил чужое горячее дыхание на плече, удобно повернулся на живот, но тут же взвыл от боли: сокамерник впился зубами в палец.

– Проклятье! И ты каннибал? – завопил в ужасе Парацельс, но петли уже ослабли, перекушенная веревка упала.

Маг принялся ожесточенно массировать затекшие ноги.

– Вот и славно! Теперь я свободен. Давай думать, как нам выбраться из дерма. Я торчу здесь уже целую вечность. Не знаю, который час. Скажи: ночь сейчас наверху или день?

Незнакомец молчал.

– Думаю, ночь, поэтому оставили кабанчиков до утра. А к завтраку постояльцам парных колбас подадут. С пивком от заведения.

Незнакомец молчал.

– Кто ты, собрат? – Парацельс проворковал эту фразу на французском, потом на арамейском, болгарском, словенском, еврейском, на ненавистной латыни.

– Откуда же тебя, убогий, в чертову ласточку занесло? – он повторил вопрос на всех диалектах Индонезии и Африки, но ответа не дождался.

– Черт с тобой, молчи, если хочешь. Вижу: понимаешь. Монах должен знать латынь. Поэтому – слушай. Одно не забудь: надо выбираться. Есть идея. Под нами земляной пол, почва мягкая и влажная. Мы сможем легко подкопать лаз под дверью и в абсолютной темноте устроим засаду. Я заметил под потолком острые крючья. Вооружимся. Марс – в первой четверти луны, это нам в помощь. Мы легко обезвредим людоедов. Их пятеро. Хозяйка с хозяином, сыновья и волкодав. Этот – самый опасный. Так что, гляди в оба. Если собака не лает, значит вцепится. От зубов известно одно верное средство – ноги. И тогда – знай беги, да зад береги.

Парацельс бросился копать.

Незнакомец помогал. Рыл он по-собачьи, с ожесточенным пылом, не жалея рук, и комья земли из-под ног фонтаном долетали до противоположной стены.

Парацельс оказался прав. Фундамента под косяком не оказалось, и вскоре пленники вылезли из живодерни в погреб.

Парацельс вооружился увесистым засовом. Его спутник облюбовал, подобранную под ногами бечевку.

Сначала шли, держась руками за стену, стараясь не шуметь, натыкаясь то на бочки, то на мешки с зерном.

Парацельс запнулся об сложенную грудой брюкву, овощи раскатились.

– Тсс!

Что-то еще рассыпалось, грохоча под ногами.

– О, дьявол! Прячься! – вполголоса крикнул Парацельс и, затаив дыхание, скрылся под мешками.

Он ждал, что людоеды прибегут на шум, и приготовился к обороне.

Но обошлось. Никто не услышал шума.

– Где ты, друг? Не теряйся! Эй! – вполголоса позвал маг.

Наверху скрипнула дверь.

Осторожно приоткрылась, пропуская каплю света в погреб, и тут же снова закрылась.

Парацельс понял, что молчаливый спутник, обнаружив выход, бросил товарища, спеша по своим делам.

– Ну, беги, неблагодарный, спасайся! Авось, людоеды не догонят!

Он долго прислушивался, ожидая шума борьбы наверху. Но там, словно все вымерло.

– Где чертов пес?

Ни лая, ни рычания…

Парацельс решил выбраться из ада самостоятельно.

Рано или поздно, любой лабиринт заканчивается выходом. Нужно только идти в одном направлении, не отрываясь от стены.

Он долго петлял по темному погребу, наконец, наткнулся на отвратительную слизь, подскользнулся, упал.

Нащупал рядом чью-то холодную руку.

– Эй, кто здесь? Вставай, друг! – он потянул ладонь на себя – и сердце содрогнулось от отвращения.

Предплечье было отрублено.

– Друг, ты жив? – шепотом спросил целитель.

Никто не ответил.

Парцельс понял, что очутился в том самом углу, где на него набросили сеть.

Где-то здесь под бочками лежал его ланцет.

Он долго искал его, обшаривая углы и щепки, но нашел в другом месте.

В адском проклятом месте!

Он отшвырнул подальше этот ланцет!

Нет! Он никогда больше к нему не притронется!

Прочь из этого места!

Скорее наверх!

Вот, она, дверь!

Маг ощупал руками дубовый прямоугольник, из-под углов которого пробивался яркий свет, осторожно толкнул дверь, едва не вывалившись в ярко освещенный зал.

И…

Волосы встали дыбом.

Повсюду на полу, под столами и в проходах лежали мертвые люди.

Парацельс наклонился к крестьянину, наполовину вывалившемуся из лисьей дохи. Его глаза остекленели, синие губы обнажили зубы с прикушенным лиловым языком.

Рядом с ним скорчился дорожный сторож, разглядывая мертвыми глазами потолок.

Со спинки стула свесился подвыпивший студент, на его носу безмятежная муха чистила крылья.

Парацельс принюхался к недопитой кружке с пивом.

Цикута!

Этот яд он не спутал бы ни с чем!

Все постояльцы трактира были отравлены.

Парацельс насчитал двенадцать покойников.

Но где сами хозяева?

Где проклятые злодеи?

Вооружившись арбалетом мертвого стражника, Парацельс поднялся на второй этаж и толкнул дверь в покои хозяев.

То, что он увидел, весьма удивило.

Щедрая Ласточка, вытаращив глаза и вывалив наружу посиневший язык, валялась под столом.

Рядом распластались ее сыновья, сжимая в руках ножи с нанизанными кусками вареного мяса.

Приторный запах цикуты смешался с пригоревшим варевом.

Парацельс поспешил на свежий воздух.

Труп хозяина он обнаружил во дворе рядом с волкодавом. Оба подозрительно заглядывали друг другу в стеклянные глаза.

Раздался стук копыт. Кто-то снаружи седлал коня.

Парацельс бросился на шум, успев заметить плащ незнакомца, которому прошлым утром поведал несколько любовных рецептов.

«Странный путник. Очень странный. Умчался из таверны с утра, но тут же вернулся с полпути, словно что-то забыл, – размышлял Парацельс. – Но… плешь на затылке… Не он ли был моим собратом по несчастью?»

– Друг, стой! Эй, дружище! Подожди!

Парацельс выскочил на дорогу, но от всадника осталось лишь облачко пыли