Текст книги "Благие намерения"

6

Она знала, что это сон, смирилась, что будет его смотреть, еще до крепких объятий Рорка, прежде чем закрыть глаза.

Она плыла внутри своего сна, превратившись в голос, в образ, в воспоминание.

Вот они с Рорком в машине, остановившейся прямо на мостовой, набрасываются друг на друга, рвут друг на друге одежду, она изнывает от желания почувствовать его внутри себя, как будто от этого зависит ее выживание.

И оба не подозревают, что все происходящее, их безумное желание спариться, происходит по команде Барроу.

Теперь они на вечеринке, спрятались в глубоком стенном шкафу. Рорк уже наставил ей синяков и, прижав к стене, жестоко врывается в нее, обуреваемый диким, хищным желанием – все по той же самой команде.

– Тсс, это только сон.

В ее забытье проник голос Рорка, и она, услышав его, расслабилась, боль и унижение улетучились.

Вот во что их вверг Барроу. Вот кого защищала Баствик.

И если бы только это. Нет, гораздо, неизмеримо хуже!

Повесившийся Матиас, утонувший в собственной крови Фицхью. Девейн, раскинувшая руки и бросившаяся вниз с карниза «Таттлер Билдинг».

Свою власть над ними Барроу не использовал – это делал кто-то другой, но он ее создал. Ради денег, прибыли, власти.

Следующим чуть было не стал Рорк. Капкан уже был взведен, зерно самоуничтожения было готово для сева.

А защитницей злодея выступала Баствик.

«Я выполняю свою работу, вы – свою, ведь так, лейтенант?»

В переполненном зале суда, среди знакомых и незнакомых лиц встает со своего адвокатского места Баствик. На ней один из ее любимых костюмов – ярко-красный, отлично скроенный, туфли на высоченных каблуках, приковывающие взгляд. Попробуй, не обрати внимания на ее ноги! Аккуратный узел светлых волос на затылке, красивое спокойное лицо.

Ева сидит на свидетельском месте. Ее заливает бьющий в окно солнечный свет. У нее за спиной возвышается, как назло, статуя слепой Фемиды с наглой ухмылкой на лице.

«Я выполняю свою работу», – смиренно подтверждает Ева.

«Разве? Вы не выискиваете новый способ отомстить моему клиенту, Джессу Барроу?»

Взмах руки Баствик – и солнечный свет ударяет в Барроу. Он сидит перед пультом управления, нажимает на кнопки, двигает тумблеры.

«Привет, сладенькая!» – подмигавает он Еве.

«Не лезь в это сейчас, ты ни при чем, – сказала ему Ева и перенесла внимание на Баствик. – Я ищу вашего убийцу».

«Неужели? Зачем тогда тратить время на Джесса? Он в тюрьме, потому что вы выжали из него признание, сначала подвергнув насилию. Насилие применил ваш муж».

«Разве тебе не понравился секс, Даллас? – подал голос Джесс. – Если нет, я не виноват».

«Суды подтвердили виновность Барроу, – спокойно произнесла Ева. – Вы потерпели поражение. Исходите из этого».

«Теперь вы, значит, учите моего убийцу? Вы ненавидели меня так же сильно, как Джесса. Или даже сильнее».

«За то, что ты хладнокровная стерва, манипулятор, лгунья? Это не равно ненависти. В любом случае я буду делать свою работу».

«Что у вас за работа?»

«Защищать ньюйоркцев и служить им».

Баствик вцепилась руками в барьер под самым носом у Евы, тонкий длинный порез у нее на горле набряк кровью. Слепая Фемида у Евы за спиной насмешливо фыркнула.

«Я уберу убившего вас человека с улиц – вот что такое моя защита и служба. Я все сделаю ради того, чтобы выяснить, кто вас убил, и арестовать его».

«Мы и так уже знаем, кто меня убил. Любой здесь знает, кто виноват в моей смерти. Меня убила ты! – Баствик драматически поворачивается к присяжным. – Дамы и господа присяжные, меня убила лейтенант Ева Даллас!»

На скамье присяжных сидят знакомые Еве люди. Этих людей она помогла изобличить.

Реанн Отт – тот, кто применял программу Барроу, чтобы убивать; Уоверли, убивавший во имя прогресса медицины; Джулианна Дан. Последнюю Ева сажала дважды.

И другие, убивавшие ради наживы или острых ощущений, из ревности или алчности. А то и просто потому, что захотелось.

«Присяжные настроены против меня, – решает Ева, снова переводя глаза на Баствик. – Зря стараешься, адвокат, потому что, глядя на них, я вспоминаю смысл моего ремесла».

«Ты, – повторяет Баствик, видя равнодушный взгляд Евы. – Я погибла из-за тебя».

«Изъян этого спора в том, госпожа адвокат, что когда в отношении Джесса Барроу вершилось правосудие, я о вас не думала. Вы ровно ничего для меня не значили. Напрасно вы пытались выгородить этого мерзавца, мороча голову прессе и привлекая ее внимание ко мне».

«Так это я виновата? – Баствик провела рукой по своему горлу, и с ее пальцев закапала кровь. – Я?!»

«Нет, не вы. Но и не я. Виноват тот, кто накинул проволоку вам на шею. Я найду виновного и арестую его, это моя работа».

«Как же вы поступите потом? – Баствик подошла еще ближе. – Что сделаете, когда мой убийца перестанет вас боготворить и покусится на вашу жизнь?»

«То, чего потребует мой долг».

«Вы будете защищаться! Защищать саму себя, когда меня уже нельзя будет защитить. Не того, кто будет следующим в списке, не того, кто умрет во имя вас. Вы будете защищать саму себя, потому что дело появляется у вас только тогда, когда кого-нибудь убивают. Без убийцы вы – никто. Убийца – вот ваш единственный истинный друг. Я закончила изложение своей версии».

Ева вздрогнула и проснулась в крепких объятиях Рорка. В окне над их кроватью серел рассвет.

– Ты спала недолго и тревожно.

Она ответила на его объятия, впитывая его тепло, его запах.

– Как и ты.

– Можно поспать еще немножко. – Он ласково гладил ее по спине. – Попробуй уснуть.

Она покачала головой и уперлась лбом ему в плечо.

– Не смогу. Голова пухнет.

– Ты прямо как младенец, которому нужна пустышка. – Он поцеловал ее в висок. – Сейчас получишь. Все, что угодно, лишь бы ты урвала еще немного сна.

С него станется, подумала она. Этот человек, которому повинуется почти все, владелец поразительно крупной доли цивилизованного мира и еще более крупных долей нецивилизованного, мог вскочить на рассвете, чтобы раздобыть для нее соску.

– Лучше я урву немного тебя. – Она добралась губами до его подбородка. – А ты – меня.

Их губы встретились. Вот что ей требовалось! Губы к губам. Любовь к любви.

Она замерла, наслаждаясь его теплом, его железным телом.

Теперь ей нужен не сон, а сладостное забытье, путешествие, куда он увлекает ее, не дожидаясь просьб. С ним ей так просто перестать мучиться и обрести радость. Она знает, он не разожмет объятий.

Во сне она бормотала и металась, борясь с кошмарами. Теперь, чувствуя ее дрожь, он стал обнимать ее, сражаясь с ее ознобом.

И вот он дождался ее беззвучного призыва – о любви. Только его любовь может избавить ее от кошмаров.

Успокоительное «Рорк» действеннее любого другого снадобья, оно медленно исцеляет ее поцелуями, гонит плохие сны, холод, страшные тени и слепящий режущий свет.

Его ласки как легчайший пух и одновременно как обжигающие языки пламени. Ее храбрый воин, он всегда скрывает от нее собственные раны.

Она любит его так, что сама себе не верит. Она его избранница, его мускулистый коп – смекалистый, наблюдательный, наделенный сверхчувствительным сердцем.

Она раскрылась для него, снова стала восхитительным цветком с шипами, всегда вызывавшими в нем бурю противоречивых чувств.

Он вошел в нее, и она встретила его вздохом облегчения. Он пробормотал ее имя, она изогнулась, вбирая его в себя. Он нужен ей целиком.

Пока Ева билась под Рорком, радостно приветствуя наступление нового дня, бесполое с виду существо, прикидывавшееся посыльным, торопилось в мрачную, исписанную граффити берлогу в глубине зачумленного квартала, прозванного местными обитателями Квадратом.

Наркоманы всех сортов, люди-привидения и пропащие игроки не слоняются по улицам на зимней заре. Некоторых из них наверняка можно раскопать сейчас под землей, в облюбованном Ледо гадком притоне под названием «Геймтаун».

Обычно Ледо заползал в свою нору до восхода солнца. От «дури» у него сильно село зрение, и теперь бильярдист из него совсем никудышный. Максимум, на что он еще может рассчитывать, – перепихнуться по-быстрому с такой же, как он, пропащей за «траву» или за что-нибудь позабористее. Короче, наркоторговец, в былые времена оскорблявший Еву Даллас, даже нападавший на нее, теперь переживал трудные времена.

Но даже эти трудности теперь грозили смениться для него кое-чем неизмеримо худшим.

Снова коробка, хотя здесь прятаться не от кого. В таких местах обходились без камер безопасности и без считывателей отпечатков пальцев.

Входную дверь даже не удосужились запереть. Парочка спрятавшихся в тамбуре от холода уличных бродяг не шелохнулась, когда через них перешагивала фигура в толстом коричневом пальто.

От них так несло, что правильнее было бы очистить мир и от подобных им. Хотя зачем прекращать их жалкие жизни? В этом нет смысла, так не стяжать славы.

С каждой преодоленной ступенькой росло возбужденное предвкушение нового убийства. Знакомое чувство, само по себе рождавшее удовлетворение.

С этим чувством соседствовало осознание важности самой работы.

Все это подношения Еве, знаки дружбы. Человек, однажды ударивший ее по лицу, наконец-то получит по заслугам.

Прочь сомнения: Ева будет довольна, очень довольна, когда узнает, что общество избавилось наконец от двуногой слякоти по имени Ледо.

Защищать и служить!

Не обращая внимания на вонь мочи и блевотины, убийца ловко вскрыл жалкий замок.

Если Ледо окажется не один, если затащил к себе в постель какую-нибудь наркоманку или уличную торговку собственным телом, тем лучше: подношение получится сдвоенным.

В любом случае в этот раз Ева все увидит и поймет, она пошлет какой-нибудь сигнал в подтверждение того, что ценит преданность своего истинного друга.

Убийца беззвучно проник в убогую дыру и на всякий случай закрыл дверь на засов.

Слева донеслось мерное сопение. Тонкий луч фонарика нашарил Ледо, спавшего в одиночестве на тонком матрасе.

Довольный убийца поставил на пол свою коробку, вынул из кармана пальто шокер и взялся за дело.

Завтракать вместе с Рорком прямо в спальне очень приятно, если не учитывать его выбор блюда – овсянку. Если бы она добралась до автокухни первой, то они ели бы оладьи, но она задержалась в душе и теперь может винить только себя.

Галахад, проявивший к овсянке даже меньше интереса, чем Ева, растянулся на спинке дивана, свесив хвост, и стал таращить двуцветные глаза – уповая, наверное, на волшебное появление бекона.

Смирившись с неизбежным – при большом количестве коричневого сахара, меда и ягод можно уговорить себя, что она ест не овсянку, а что-то более аппетитное, – она пересказала Рорку свой сон.

– Видишь, твое подсознание сообразительнее тебя. Оно понимает, что ты не несешь ответственности за поступки того, кого тянет убивать.

– Я тоже не промах, – сказала она обиженно. – Меня беспокоили другие мысли. Баствик – промежуточное звено, дело не в ней самой. Мы должны проработать все версии, действовать строго по правилам, что и делаем. Но нам не найти ни мстительного партнера, ни оскорбленного брошенного возлюбленного. Хуже того, единственное, что позволит сместить фокус, – это еще одно мертвое тело с таким же обращенным ко мне посланием.

«Баствик права, – мелькнуло у Евы в голове. – Следующего мне не уберечь».

– Убийца – мой друг, – пробормотала она. – Так сказала она.

– Чушь собачья!

– Не скажи. Что такое моя работа, если разобраться? Преследование убийц. Никто никого не убьет – не будет работы. Холодная логика! Возможно, и убийца ею руководствуется.

– Допустим, это холодная логика, – уступил Рорк. – Холодная, но безумная.

– А убийца кто? Все совпадает. Фемида – статуя с завязанными глазами – помирала со смеху. Думаю, это потому, что мы с Баствик знали, как знает любой коп и любой юрист, что Фемида только и делает, что подглядывает из-под своей повязки.

Раз у нее нет выбора, пришлось клевать овсянку.

– Любопытно, – сказал он. Ему хотелось, чтобы ей перестали сниться кошмары. Ей давно требуется здоровый сон. – Ты будешь говорить с женщиной, написавшей тебе? Помнишь, помощница юриста?

– Хилли Деккер? А как же! Утром первым делом проверим ее. Она живет и работает неподалеку от нашего Управления. По пути на службу мы с Пибоди к ней заглянем.

– Это не сдвиг, но все-таки шаги в другую сторону. Сегодня Мира преподнесет тебе новых кандидатов.

– «Кандидаты»! – Ева прыснула. – Кандидаты в лучшие друзья лейтенанта Даллас! Неясно, откуда взялись мои нынешние друзья, но главное требование к ним понятно: психам с тягой к смертоубийству просьба не обращаться.

Она запихнула в себя еще овсянки и поняла, что переборщила.

– Поговори с Соммерсетом, ладно? Прежде чем купишь себе новый континент.

– Обязательно. – Чувствуя ее волнение, он погладил ее по бедру. – У меня намечена встреча с моей собственной прессой. Правда, это последнее, о чем тебе следует беспокоиться.

– Это точно. – Она встала, взяла портупею и надела ее поверх фиолетовой водолазки. – Сейчас я кое-что проверю, – сказала она, спрятав в карман серых брюк полицейский жетон и пристегнув к ремню пряжки подтяжек. – А потом за дело. Еще рано, мы с Пибоди постараемся поймать эту Деккер до того, как она уйдет на работу.

Взяв пиджак, она нахмурилась.

– Это не тот, который я вынула из шкафа.

– Не тот. Зато тот, какой надо.

Пиджак того же серого цвета, что ее брюки, а узкая полоска на нем подходит тоном к водолазке, поэтому она не стала сопротивляться. Потом вдруг прищурилась.

– Я не смахиваю на бухгалтершу?

– Ничего похожего! Хотя лично я ничего не имею против бухгалтерш. – Рорк встал и шагнул к ней. – Ты смахиваешь на хорошо одетого копа.

– Это настоящий – как называются такие штуки? – оксиморон. Исключение – Бакстер. Черт, надо еще поговорить с ним, с Рейнеке и с Дженкинсоном. – Не дождавшись от Рорка реакции на свои слова, она потерла переносицу. – И вообще со всеми. Ничего не поделаешь, неприятные беседы ждут всех до одного.

– У тебя отлично смазанный механизм. Детали механизма – прилежные копы.

– Просто хорошие. Ладно, я этим займусь.

– Главное, не забывай моего особенного, хорошо одетого копа. – Он наградил ее поцелуем.

В это мгновение подал сигнал коммуникатор Евы, сильно ее напугав.

– Даллас слушает.

– Примите сообщение. Лейтенанту Еве Даллас явиться по адресу авеню Би, дом 524, ячейка 311. Вероятно, убийство. Потерпевший опознан полицией как Ледо, имя на данный момент неизвестно. Доложено о наличии письменного обращения к лейтенанту Еве Даллас. Возможна связь с текущим расследованием.

– Принято. Вызовите детектива Делию Пибоди. Я уже еду.

– Подтверждено. Конец связи.

– Ледо… – Еву укололо чувство вины. – Ну, вот.

– Я поеду с тобой. Расскажешь по пути, кто это.

– Тебе необязательно.

– Я хочу. – Рорк крепко взял ее за плечи. – Потом я оставлю тебя в покое. Не хочешь учитывать естественное беспокойство мужа – считай, что это просто свежий взгляд и другой угол зрения.

– Согласна. Поведешь ты. Я пока проверю, чем Ледо занимался со времени нашей последней встречи.

Она сорвала с вешалки пальто, набросила его и недоверчиво уставилась на протянутый Рорком шарф – рождественский подарок, собственноручно связанный Пибоди.

– Там холодно, – напомнил Рорк.

– Ладно. – Обмотав шарфом шею, она метнулась к двери, радуясь, что Пибоди отдала предпочтение неярким цветам.

Она уже бежала к прогревающейся машине, когда он, догнав ее, ловко натянул ей на голову лыжную шапочку.

– Черная! Тебе идет.

Спорить, как и напоминать, что сам он без шапки, не было смысла. Она прыгнула на пассажирское сиденье и уткнулась в компьютер.

– Его звали Вендал – подумать только! Возраст – тридцать четыре года. Выглядел лет на десять старше – из-за злоупотребления химией и всем, что только можно придумать. После нашей с ним встречи он ненадолго садился за хранение наркоты. Был осужден на полгода, просидел четыре месяца, вышел под обещание завязать и лечиться. Держу пари, даже и не подумал этим заняться. Адвоката по тому делу ему выделили. Не вижу никакой связи с Баствик. Ее и не должно быть, разве что через меня.

– Расскажи мне о нем, – попросил Рорк, выезжая из ворот.

– Второстепенный – нет, для него это комплимент, третьестепенный наркоторговец и совсем пропащий наркоман. По нему можно было изучать вред «дури». Любил бильярд и неплохо играл, но это в прошлом, потому что «дурь» испортила ему зрение. Крыса из подземелья, завсегдатай «Геймтауна». Дубина, пустое место. Склонности к насилию не проявлял. Сбежать, спрятаться, обмануть – вот его промысел. Так, мелочь.

Она устало прикрыла глаза.

– Когда ты видела его в последний раз?

– Позапрошлой зимой, перед потерей жетона. Тогда я расследовала убийства бездомных.

Она вспомнила жюри присяжных из своего сна с участием Вейверли.

– Я затащила в подполье Пибоди – ох, и напугалась же она тогда!

– Теперь не напугалась бы.

– Теперь – нет. Я искала его там, потому что знала, что он якшался с одним из потерпевших – стариком Снуксом, пострадавшим за торговлю вялыми цветами.

Она мысленно перенеслась в подземелье, в мир отбросов и опасностей. В тоннели, где свирепствовало зловоние и обитали потерянные души.

– Я нашла его в «Геймтауне», у бильярдного стола. Один из партнеров не пожелал прерывать игру и полез на меня с кулаками. Пришлось отнять у Ледо кий и задать ему жару. Он был здоровенный, отразил атаку. Я врезала ему коленом в промежность. Забила «чужого», так сказать.

– Если убийца карает твоих обидчиков, то пострадать должен был, скорее, тот здоровяк.

– Я дралась любимым кием Ледо и сломала его об башку того козла. Тогда на меня накинулся сам Ледо, засветил мне в глаз. Ничего страшного, но звездопад из глаз был будь здоров.

– Ты его арестовала?

– Нет. Только припугнула арестом за нападение на сотрудника полиции и выжала из него все, что хотела. Он согласился стать информатором, но толку от него не было, он мог только бесить. Конченый болван!

– Все это должно фигурировать в твоих рапортах.

– Это точно. – Ева вздохнула. – Все там. Да и сам Ледо хорош: пытался улучшить свою репутацию среди ему подобных, хвастаясь, как наподдал стерве из полиции, оставил у нее на лице отметину. Он вполне мог болтать об этом в свою последнюю отсидку, да еще приукрасить историю.

Рорк ехал быстро, ловко лавируя между макси-бусами, рано выехавшими из дома горожанами, такси.

– Все сходится на тебе, это плюс.

– Не забудь, мы имеем дело с убийцей. Так что, скорее, минус.

– Выше голову! Это все болтовня. – Он снял руку с руля и погладил ее по плечу. – Ты справишься. Ты ищешь того, кто знал этих двух потерпевших и был осведомлен об их связи с тобой. Баствик выступала в прессе, с ней все просто. Со вторым потерпевшим сложнее.

– Снова приходится предположить, что это полицейский или юрист. Вряд ли на мне зациклился кто-то, знавший и Баствик, и Ледо. Трудно представить двух более непохожих людей, чем они. Полицейский, юрист, кто-то из судейских. Или, скажем, репортер.

Она задумчиво забарабанила пальцами по своему бедру.

– Мира считает, что он организован, умен, сдержан. Способен строить и осуществлять долговременные планы, избегает конфликтов. Ищет одобрения – по крайней мере, моего – и похвалы.

– Этот человек тебя идеализирует, – подхватил Рорк. – И способен в два счета тебя демонизировать.

– Согласна. Пойдешь со мной?

Тротуары Квадрата загромождали ржавые остовы машин. Все мало-мальски работающее с них уже сняли, а то, что осталось, густо расписали бранными словами, непристойными предложениями и порнографическими граффити.

Позади бывшего пикапа, давно оставшегося без колес и без дверей и превращенного в линялую ширму для отправления естественных потребностей, был припаркован внушительный черно-белый автомобиль полиции. На ступеньках лестницы, ведущей вниз, в ночлежку, устроились двое, страдавшие то ли бессонницей, то ли неизлечимой игроманией. Щеки у обоих раскрасневшиеся, глаза злющие.

Неподалеку стояли двое околоточных дроидов с присущими дроидам злобными рожами. Оба готовились прибегнуть к полицейским дубинкам.

– Лейтенант! – К вылезшей из машины Еве подошел один из них, задуманный конструкторами как чернокожий мужчина лет тридцати, с плечами шириной в Великую Китайскую стену. – Мы предназначены для сдерживания толп при возникновении необходимости и для наблюдения за официальным транспортом. Мы запрограммированы на специфические ситуации и культуру данного района.

– Вот и делайте свое дело. – Ева оглядела здание, темные окна, некоторые из которых были заколочены досками. – Рановато для беспорядков. – Она покосилась на бездельников на лестнице, один из которых почмокал губами, изображая адресованные ей поцелуи.

Дроид обернулся на хулигана, но Ева покачала головой:

– Я сама.

Она двинулась на обидчика, не обращая внимания на ветер, трепавший полы ее длинного кожаного пальто.

– Охота целоваться?

– Копу моих губ не дождаться! – Из-под набрякших век на нее уставились налитые кровью глаза, растянутые в улыбочке губы показали вопиющее пренебрежение гигиеной полости рта. – А вот член у меня о-го-го, в самый раз для твоего ротика.

Тощий приятель красноглазого по-девичьи захихикал.

– О-го-го, говоришь?

Он растопырил колени и похлопал себя по промежности.

– Ты таких не видывала, сучка.

Она склонила голову набок и улыбнулась.

– Чего я только не видала! Где доказательства?

Мистер Большой Член, здорово перебравший «дури», расстегнул ширинку и вывалил свое хозяйство, твердевшее на глазах. Ева подумала, что он вправе участвовать в первенстве чемпионов. Но это только облегчало ей задачу.

– Твой?

– Ты что, слепая и совсем безмозглая, сучка?

– Это так, для верности.

Она схватила его за член, радуясь, что надела перчатки, и крутанула. Похабник издал звук, похожий на свист закипающего чайника, его сосед вскочил и испуганно закудахтал.

Сжав пальцы свободной руки в кулак, Ева нанесла петуху-самозванцу удар в кадык – шея длинная, не промахнешься. Он задохнулся, схватился за горло, не устоял на ногах и рухнул на замусоренный тротуар.

Мистер Большой Член рухнул перед ней на колени, истошно визжа.

– Выбирай, – обратилась к нему Ева, повторив вращательное движение. – Я могу отправить в каталажку твой уродский отросток вместе с тобой и твоим кретином-дружком. Появление в непристойном виде в общественном месте, нападение на сотрудника полиции, хранение той дряни, которую мы найдем у вас, ублюдков, в карманах. Понял? Если да, кивни.

Он часто закивал, из его красных глаз полились слезы.

– Тем лучше. Второй вариант: застегнись, прежде чем к твоим преступлениям добавится загрязнение окружающей среды. Один кивок – согласие с первым вариантом, два – со вторым.

Он исполнил два аккуратных кивка.

– Тоже неплохо.

Она разжала пальцы. Оба пострадавших так закашлялись, что, показалось, вот-вот начнут выплевывать свои внутренние органы. Дожидаясь, пока они отдышатся, Ева стянула перчатки, вывернула их наизнанку и скомкала. Больше она их не наденет.

– Давно вы здесь ошиваетесь?

– Да пошла ты!

– Смотри, теперь я возьмусь за твои яйца, – весело предупредила тонкошеего Ева. – Я раздавлю их, как каштаны. Давно, спрашиваю?

– Хватит ее злить, Пик, уймись.

Тонкошеий с трудом встал на колени.

– Мы пришли просто так. Смотрим – копы. Я живу вот здесь. – Он указал на ночлежку внизу. – Мы ничего не сделали. И ничего не видели.

– Знаешь Ледо?

– А то как же. Он тоже здешний.

– Когда видел его последний раз?

– Вроде вчера. А может, позавчера. В «Геймтауне», что ли? Типа того.

Теперь она знает, где их найти, если приспичит. Она выпрямилась.

– Проваливайте. Чтобы духу вашего здесь не было!

Она отвернулась и зашагала прочь. Дроидам было очень весело – настолько, насколько дроиды способны веселиться. Рорк, небрежно привалившийся к своей машине, не отрывался от компьютера.

– Нам докладывать об инциденте, госпожа лейтенант? – спросил один из дроидов.

– Какой инцидент? – Она поманила Рорка и повернула к соседнему дому. – Не буду врать, это было то, что мне требовалось!

– Любому иногда нужно развлечься.

– Я отлично взбодрилась. – Входя в дом, она расправила плечи. – Эти перчатки – твой подарок?

– Скорее всего.

– Такие хорошие. Извини.

Решив, что выписывать самой себе штраф глупо, она бросила перчатки в кучу мусора под лестницей и стала подниматься. Тот, кто теперь ими воспользуется, вряд ли задастся вопросом об их прежнем применении.