Текст книги "Благие намерения"

8

Ева подъехала к роскошному двухбашенному комплексу на берегу Гудзона. Не желая иметь дело с надутым привратником, она включила полицейскую «мигалку» и вышла из машины с жетоном в руке.

Разодетый привратник – рубиновый фрак с серебряной оторочкой, серебристые штаны с красными лампасами – уставился на нее и на ничем не примечательный автомобиль.

– Это место для лимузинов, – важно сообщил он. – Мы заботимся о приличиях.

– Приличия? А расфуфыриваться, как кукла с девчачьей полки, прилично?

Он поиграл желваками.

– У нас есть подземная стоянка.

– Вот мой жетон, вот моя машина. Она будет стоять там, где я ее поставила.

– Извините, я не собирался вам мешать. Мой шурин служит в Квинсе.

– Молодец! Кармине Ателли.

Привратник сочувственно вздохнул.

– Западный пентхаус. Жетон не поможет, вам придется назвать себя, администрация позвонит мистеру Ателли и узнает, примет ли он вас. Он работает по ночам, а днем отсыпается.

– Ничего, я его разбужу.

Ева и Пибоди вошли в сверкающий холл с блестящими красными стенами и серебряными полами. Рядом с диванами высились черные вазы с цветами, сорванными, судя по их виду, на Венере.

Привратник указал Еве на столик с глянцевыми красными яблоками и гладким черным компьютером.

– Зарегистрируйтесь здесь, – сказал он. – В лифт вы сможете войти только с пропуском или после проверки.

Ева поднесла свой жетон к сканирующему устройству.

– Лейтенант Ева Даллас, детектив Делия Пибоди, Управление полиции Нью-Йорка.

«Ждите, идет проверка».

– Не включали бы вы это, – сказала она привратнику, но тот только усмехнулся, заставив Еву заподозрить, что карьера шурина в Квинсе ему совсем не дорога.

– Я не должен никого пропускать без разрешения жильца.

«Лейтенант Ева Даллас, детектив Делия Пибоди, проверка завершена. Просьба сообщить цель визита или назвать жильца, которого вы намерены посетить».

– Кармине Ателли, западный пентхаус.

«Просьба подождать ответа мистера Ателли. Цель визита?»

«В вашем холле два копа. Угадайте».

«Невозможно».

– Наверное, подземный бизнес приносит хороший доход, – сказала Пибоди привратнику, – раз Ателли живет в таком месте.

– Я не знаю. Не бывал там с шестнадцати лет, когда продулся.

Привратнику привалило работы: пришлось открывать дверь даме в синем пальто, с длинным разноцветным шарфом на шее, в шляпе с наушниками, в толстых варежках. Она вела на поводках трех тявкающих собачонок в клетчатых комбинезонах и в ботиночках – последняя деталь Еву удивила.

– Благодарю, Честер.

Она повела свою обутую тявкающую свору к лифтам. Собачонки заинтересовались Евой и Пибоди, и хозяйке пришлось призвать их к порядку.

– Простите, – сказала она, – они не кусаются.

Она вынула из кармана электронный пропуск и зачмокала, направляя троицу в кабину.

– Они обуты! – недоуменно проговорила Ева.

– Это чтобы не мерзли лапки, – объяснила Пибоди.

– Ничего себе! Кто шьет маленькие собачьи ботиночки? Кому такое вообще пришло в голову? И откуда хозяин знает, какой размер покупать? Сколько сразу возникает вопросов!

«Мистер Ателли примет вас. Ваш лифт – С. Приятного посещения и удачного дня».

Лифт плавно и бесшумно вознес их на уровень пентхауса и высадил в частный холл цвета голубиного крыла с двумя черными лакированными банкетками, между которыми на постаменте в форме обнаженной женщины была водружена крупна белая орхидея.

Противоположная стена представляла собой ниши с переливающимися сосудами и статуэтками, сплошь в виде женщин на разных стадиях обнажения.

В тот момент, когда Ева собралась нажать на звонок, дверь сама открылась, и перед полицейскими предстал Кармине в серых шелковых брюках и коротком черном халате поверх белой сорочки. Красивое волевое лицо обрамляли волны светлых позолоченных волос. Он улыбнулся и жестом пригласил гостей внутрь своего жилища. На пальце сверкнул крупный камень – того же серебристо-голубоватого оттенка, как и глаза.

– Какая неожиданная радость, леди!

– Не леди и не радость. Полиция и полицейская надобность.

– Это как посмотреть. Прошу, располагайтесь.

Гостиную с окнами вместо стен, уставленную карликовыми лимонными деревцами, заливал бледный зимний свет. Между низкими гелевыми диванами цвета морской волны и глубокими креслами в серую полоску стояли матовые никелированные столики. Красок добавляли картины – уже ожидаемые фемины в изысканных и рубленых позах, как подчеркнуто чувственные, так и беззаботно-пасторальные.

В тот момент, когда гостьи, повинуясь хозяину, сели, к ним спустилась по ступенькам живая женщина с длинными огненно-рыжими волосами, в белом распахнутом платьице, демонстрировавшем внушительную грудь и не маскировавшем того факта, что красавица обладает рыжей мастью от рождения.

Ее зеленые кошачьи глаза смотрели сонно, голос походил на урчание.

– Хочешь кофе, милый?

– Конечно. Я тебя разбудил?

– Не ты, а звонок. Джоси спит без задних ног.

– Когда я освобожусь, мы вдвоем попробуем ее поднять. – Он улыбнулся, подмигнул и хрипло усмехнулся вслед вальяжно удаляющейся рыжей кошке.

– Итак, лейтенант, детектив, – усевшись, он развел руками, – чем могу быть вам полезен?

– Во сколько вы вернулись домой этим утром, Кармине? – спросила Ева.

– Где-то в полшестого. Раньше обычного из-за приезда Джоси. Это моя хорошая подруга, – добавил он, – она провела несколько месяцев в Европе. Мы с ней и с Виви выпили здесь и легли спать. У меня дома что-то не так?

– Об этом мне ничего не известно. Вас навещал вчера Ледо?

– Да, мы играли в бильярд. С глазами у него беда, руки трясутся, но инстинкт все еще на высоте. Бросил бы ширяться – ему по-прежнему не было бы равных в обращении с кием.

Рыжая Виви прикатила серебристую тележку с кофе, и Кармине умолк.

– Угощайся, милый.

– Виви работает на частных шаттлах.

– С планеты и обратно, – объяснила Виви, подавая Кармине большую белую чашку и ложечку для перемешивания. – Какой кофе предпочитаете? – радушно обратилась она к Еве и к Пибоди.

– Черный, – ответила Ева.

– И мне, – сказала Пибоди. – Благодарю вас.

Обслужив всех, Виви спросила:

– Мне уйти?

– Как хотите, – сказала Ева и повернулась к Кармине. – У Ледо были неприятности – вчера или раньше?

– Ледо очень старается избегать неприятностей. Как почует приближение неприятности – стремглав убегает. «Фанк» и прочая дрянь – вот что его прикончит.

– Уже. Бильярдный кий.

– Что?! – Кармине посмотрел на Еву в тот момент, когда брал у Виви свой кофе. – Ледо мертв?

– С шести часов с минутами утра.

– Кто-то следил за ним по пути от моего дома до его дыры? Разве у него было что отнять? Надо проверить записи камер.

– Мне потребуется копия ваших записей.

Ева увидела во взгляде Кармине недовольство. Потом, выругавшись себе под нос, он встал и подошел к домашнему коммуникатору.

– Кто такой Ледо? – спросила Виви Еву.

– Мелкий наркоторговец и талантливый бильярдист. Теперь он в морге.

Виви покачала головой:

– Ума не приложу, зачем людям убивать друг друга. Жизнь и так коротка, правда? Сочувствую, Кармине, – обратилась она к подошедшему хозяину дома. – Вы дружили?

– Это громко сказано. Он был завсегдатаем «Геймтауна». Я велел отправить в ваше Управление съемку камер безопасности за эту ночь.

– Это то, что нужно.

– Если вы интересуетесь мной, то у меня алиби. Вот оно. – Он провел ладонью по голой ляжке Виви, присевшей на подлокотник рядом с ним. – Второе еще нежится в постели. Камеры покажут мое возвращение домой сегодня где-то в полшестого утра.

– Хорошо. Не слыхали, чтобы кто-то наводил о нем справки? Кто-нибудь новенький, вдруг пролезший к нему в друзья?

– У Ледо не было друзей. Были другие завсегдатаи, игравшие с ним. Он был поглощен своим бизнесом – чаще всего в тоннелях, чтобы не попасть в объективы камер. Не знаю никого, у кого был бы на него зуб. Всерьез – никого. Разве что женщины-игроки отшивали его за попытки ухаживаний, но все оставалось в рамках. Не могу представить, чтобы кто-то забил его до смерти бильярдным кием. Факт, что это произошло не здесь.

Ева сознательно не отреагировала на его предположение об избиении кием.

– Вы знаете, где он жил?

– В паре кварталов от «Геймтауна». Точно не знаю, но где-то близко. То ли он сам что-то об этом говорил, то ли кто-то еще. Он жил на Квадрате.

– Понятно. – Ева поставила свою чашку. – Спасибо за желание сотрудничать.

– У него есть родственники?

Ева уже вставала, но, удивленная вопросом, снова села.

– А что?

– Я возьму на себя расходы.

– С какой стати?

– Он был постоянным клиентом и привлекал посетителей. У него сохранялась репутация мастера кия, игроки специально стекались, чтобы с ним сразиться. Они покупали напитки, секс, играли в другие игры. Он был конченым торчком, но я ни разу не слышал, чтобы он причинил кому-то вред. Он не заслужил, чтобы его засунули в топку, как безымянного бродягу.

– У него есть мать, – сказала Пибоди, не отрывавшаяся от своего компьютера. – В Трентоне.

Кармине кивнул.

– Если ей не по карману оплатить его погребение, это сделаю я. Держите меня в курсе.

– Обязательно.

– Конченый торчок, но ведь совершенно безобидный, – пробормотал Кармине.

«Это самая лучшая эпитафия для Ледо», – подумала Ева, уходя.

Вернувшись в Управление, она затребовала совещательную комнату и созвала туда всех сотрудников отдела, которые на тот момент не находились на выезде или в суде.

Пока все собирались, она написала рапорт по делу Ледо и направила его Уитни и Мире, сопроводив соображениями, возникшими после посещения Хилли Деккер. Потом обновила свой журнал и надолго застыла, глядя на результат.

Затем она занялась чтением всех писем, отчего у нее только усугубилось ощущение, что она стала объектом чьего-то напряженного внимания.

Покончив с письмами, Ева добавила фотографии документов в пухнущее дело, а потом решила отыскать Янси. Вдруг Мисти Полински сумела сообщить что-то полезное?

Янси трудился на своем рабочем месте, деля время между компьютером и тетрадью с набросками. Курчавая грива добавляла привлекательности его и без того смазливому облику. Ева не раз наблюдала, как свидетельницы, заглядевшись на художника, забывали про свою взвинченность.

– Здорово, Даллас, у меня для тебя кое-что есть. Ты разминулась с Мисти. Рорк прислал ее в ускоренном порядке – я думал, ты в курсе.

– Да. Как она?

– Оказалась ничего, надо только втереться к ней в доверие. Смотри, что она нарисовала. – Он нашел карандашный набросок и показал ей. – Настоящий самородок.

Ева, хмурясь, уставилась на персонаж в чем-то среднем между комбинезоном чистильщика и скафандром астронавта.

– И это все?

– Почти. Как тебе вот это? – Он продемонстрировал собственный набросок.

– Плотное телосложение!

– Возможно. Но она утверждает, что этот клопомор – так она его величает – надел комбинезон поверх пальто. Из-под белого комбинезона торчали, по ее словам, ботинки – на своем рисунке она их закрыла. «Коричневые рабочие башмаки» – так она выразилась. Коричневые перчатки, как здесь, на рисунке. Это ей запомнилось – контраст между белизной и коричневым цветом. Рабочие ботинки, рабочие перчатки. Надвинутый белый капюшон. Еще она нарисовала эту коричневую лыжную шапочку. А также маску и защитные очки. Ей показалось, что клопомор был белым, но она не уверена.

– Она не видела его лица, – бросила Ева.

– Не видела, только очки, капюшон, маску. Когда она высунулась из двери, чтобы с ним поговорить, он отвернулся. Говорит, он сильный – легко обращался с крупным баллоном. Мы, правда, не знаем, был ли баллон полным и тяжелым.

– Такой комбинезон можно купить в любом хозяйственном, в лавке, торгующей красками, в магазине форменной одежды. То же самое касается маски и очков. Больше ничего не бросилось в глаза? Эмблема, название компании?

– Что бросилось в глаза, так именно отсутствие чего-либо подобного. Распылитель тоже можно легко приобрести. Например, мой дед опрыскивает из такого свои цветочки, чтобы отпугивать оленей.

– Что ж, попытка не пытка. Пришлешь мне готовый рисунок?

– Скоро получишь. Она очень старалась, Даллас. Но она мало что видела, а то, что видела, было закрыто с головы до ног.

«Кому интересен борец с насекомыми? – размышляла Ева, возвращаясь к себе в отдел. – А посыльный кому нужен? Люди видят форму, инвентарь, но не самого человека».

Разумно.

Еще разумнее убивать зимой, когда кутающийся человек не вызывает подозрения.

Проверив время, она решила идти прямо на совещание, но ее отвлекла Пибоди.

– Я сумела добраться до коменданта в доме Ледо. Он уже почти два года не вызывал никого морить насекомых.

– Мы и сами были близки к этому выводу.

– Да, достаточно было оглядеться и принюхаться. Я запросила информацию на Ледо, поговорила с его матерью. Ее сильнее всего беспокоило, почему это ее проблема. Она не видела сына уже лет пятнадцать. Разговор получился короткий – что толку? Связаться с Ателли?

Ева, помедлив, пожала плечами.

– Почему нет? Если ему охота достойно проводить Ледо в последний путь, зачем мешать? – Она еще раз проверила время. – Рапорта чистильщиков еще нет. Загляну-ка я в морг. Но первым делом брифинг.

– Что-нибудь подготовить?

– Готовить нечего. Мы не можем выпустить ориентировку на задержание неизвестного, одетого как борец с насекомыми или посыльный.

Решив, что подчиненным потребуется вся информация, она все-таки приготовила все, чем располагала. Когда они начали собираться, она уже вывела на экран свой журнал с фотографиями обоих потерпевших и мест преступления, с данными по времени, с рисунками Янси и с предполагаемым обликом убийцы, выдающего себя за посыльного.

Дженкинсон явился в красном галстуке в синенький и желтенький горошек – как же он замучил сослуживцев таким странным вкусом! – и с кругами вокруг глаз, свидетельствовавшими о сильном утомлении. Ева вспомнила, что он и Рейнеке расследуют двойное убийство: двоих подростков исполосовали ножами, чтобы отнять у них рождественские подарки – воздушные скейтборды.

– Дело движется? – спросила она.

– Транспортное управление предоставило записи камер со станции метро, где сошли потерпевшие. За ними увязалась какая-то троица. Сейчас мы стараемся опознать каждого из троих. Ничего, мы их схватим! – Он указал на экран. – Здесь с опознанием не больно разбежишься. Я был о Баствик невысокого мнения. Уж очень она старалась выставлять копов остолопами. Но и ты не промах: знала, с кем имела дело, и подготовилась. Имела право.

Нет, подумала Ева, не всякий коп – Дженкинсон. Не всякий умеет так подготовиться, чтобы его не выставили остолопом.

– Давайте покончим с этим, – обратилась она к собравшимся, – чтобы все могли вернуться к своим делам и продолжить ловить преступников. Первая потерпевшая: Баствик, Леанор. Почти все вы знаете, кто она такая, некоторые – на собственной шкуре. Но для тех, кто не знает…

Она перечислила необходимые подробности, рассказала об убийстве и о месте преступления, вывела на экран послание.

Кто-то что-то забубнил, у кого-то скрипнул стул. Большинство, как она заметила, изучая лица, уже что-то слышали. Однако крышка была закрыта так плотно, что картина во всей полноте вызвала удивление.

– Мы ждем утечек, и скоро, но я не хочу, чтобы их источником стала эта комната, мой отдел. Мы с Пибоди ведем это расследование на двух уровнях. Первый – это поиск того, у кого был мотив, средства и возможность убить Баствик. Второй – это поиск человека с мотивом, связанным со мной. Доктор Мира определяет неизвестного как организованного, умелого человека с самоконтролем. Убийца не оставил на месте следов, постарался предотвратить опознание. Мы считаем, что он долго изучал и преследовал Баствик, чтобы изучить ее правила и замашки.

– У людей, вроде Баствик, всегда куча врагов, – подал голос Бакстер. – Такие враги могут считать тебя другом.

– Именно по этим соображениям сейчас изучается поступающая для меня корреспонденция. Мы с Пибоди занимаемся теми ее авторами, которых Мира считает потенциальными подозреваемыми. Одновременно мы отслеживаем угрозы, поступавшие потерпевшей, ищем подозрительных авторов и сопоставляем их с моими.

Она повернулась и расширила изображение на экране, вставив фотографию Ледо.

– Второй потерпевший – Ледо Вендал, мелкий наркоторговец, подсевший на собственный товар.

– Вот дерьмо! Ледо! – Рейнеке подался вперед и чуть не утопил свой мятый галстук в чашке кофе. – Я брал его еще молокососом. Был болваном тогда и с возрастом не изменился. Таким же, видать, и помер. Не вижу связи с Баствик. Не представляю такого, как он, ее клиентом.

– Я тоже. Сейчас единственная ниточка между ними – я. Полюбуйтесь, это торчавший из груди Ледо обломок бильярдного кия. Мы ждем отчета чистильщиков с места преступления, хотя они вряд ли что-то обнаружат.

– Вы сами как-то раз пострадали от сломанного кия Ледо, – напомнила Кармайкл, пожимая плечами. – Помните, лейтенант, как вы явились сюда с фонарем под глазом? У Пибоди тогда был такой вид, словно она еле отбилась от уличной банды. Я тогда еще спросила, откуда такой фингал.

– Я не успела увернуться от удара, – сказала Ева. – Вот и огребла. С тех пор прошло два года. А вчера вечером его убили – якобы ради справедливости.

Она показала коллегам второе послание.

– Это уже назойливость, – пробормотал Бакстер, заставив Еву удивленно поднять брови. – Первый текст тоже больной, но хотя бы обстоятельный: правосудие, то да се, она тебя обидела и поплатилась за это. А здесь уже больше напора, требовательности.

– И желания признания, – тихо дополнил Сантьяго. – Вашего признания, Даллас. Если он его не получит, то убьет еще кого-нибудь, демонстрируя свою преданность. А если получит, то совершит новое убийство, потому что вы его вознаградили.

Она и сама пришла к тому же выводу. Куда ни кинь, всюду клин.

– В общем, отовсюду выпираешь ты, – сказал Дженкинсон. – Либо оскорблен он, либо ты, если Уитни тебя отстранит. Кто-нибудь тебя донимает, босс? Больше обычного?

– Нет. Я уже ходила по этому кругу. Больше всего шансов сулят письма и банальная полицейская работа: стучаться в двери, допрашивать, соображать, что могли бы нам рассказать сами потерпевшие.

Она помолчала и бросила на весы самую тяжелую гирю.

– Исходя из доступных фактов, неизвестный, вероятнее всего, служит в правоохранительных органах или в обслуге. Или хочет в них служить.

Никто не выбранился, не выразил возмущения. Все с горечью, молча приняли сказанное ею к сведению. Хороший, крепкий у нее все-таки отдел!

– Можно прикинуть, не писал ли письма кто-то из покушавшихся на копов, – сказал Сантьяго, глядя на Кармайкл.

– Точно, – сказала та. – Мы с Сантьяго возьмемся за это.

– А мы с Трухартом проверим отставных и отстраненных от службы полицейских. – Сказавший это Бакстер посмотрел на своего молодого помощника в форме.

– Валяйте.

– Лейтенант? – произнес Трухарт.

– Слушаю вас.

– Он упорно повторяет слово «правосудие». Что, если поискать по письмам того, кто не добился правосудия или остался при мнении, что с ним поступили несправедливо? Какой-то потерпевший или связанный с потерпевшим человек? Баствик состряпала оправдание подозреваемого или досудебную сделку. Возможно, Ледо сыграл при этом какую-то роль: продавал наркотики кому-то, вышедшему сухим из воды, потерпевшему или самому разыскиваемому. Вдруг наркотики сыграли роль в том, что разыскиваемый стал убивать?

– Он у меня мыслитель, – прокомментировал не без гордости Бакстер.

– Мы учитываем такую версию. Ты прав, что указал на нее, – сказала Ева Трухарту. – Но это все равно что искать свихнувшуюся иголку в куче других иголок. Учти, не в стоге сена! Я заказала перекрестный поиск человека, связанного с обоими потерпевшими. Пока что результат нулевой. Если связь существует, то крайне мутная.

– А мы ее все-таки поищем, – сказал Рейнеке, кивая Дженкинсону.

– Вы заняты собственным расследованием, – напомнила Ева.

– При всем уважении, босс, нам это не помешает, – возразил Дженкинсон. – Все здесь работают достаточно давно и могут долго стоять на одной ноге с одним закрытым глазом. Всем ведь понятно: если орудует коп или кто-то связанный с копом, то двух мертвецов, конечно, не оживить, но чем скорее мы положим этому конец, тем меньше грязи прилипнет к Управлению. Да и к вам, лейтенант.

– О своей грязи я позабочусь сама.

После недолгого молчания слово взял Рейнеке:

– Дженкинсону неудобно дважды вступать с вами в спор, поэтому его заменю я. Вы не правы, лейтенант.

Бакстер покачал головой.

– Хотите за это взяться? – обратился он к Рейнеке и к Дженкинсону. – Тогда будьте хитрее. Ты можешь сама разбираться со своей грязью, Даллас, но кто-то тем временем запачкает все Управление, всех нас. Мы все обязаны этому помешать. При этом, возможно, будет спасена чья-то жизнь, потому что нет никакой уверенности, что смертям пришел конец.

– Как я сам об этом не подумал! – пробормотал Дженкинсон. – Скользкий же ты тип, Бакстер!

Тот, глядя на Еву, ухмыльнулся.

– Да, я такой: скользкий и блестящий. Женщинам нравится!

– Ну, так действуйте, жонглеры, только осторожно. Сколько, кстати, тем двоим зарезанным пацанам, Дженкинсон?

Взгляд Дженкинсона сразу погас.

– Одному пятнадцать, другому восемнадцать. Братья.

– Они – твой приоритет.

– Кто же спорит, Даллас? Мы не уроним ни один из подброшенных мячиков.

– Пибоди, на тебе снабжение всех необходимыми данными.

– Слушаюсь, сэр.

– Если надо, свяжитесь с Фини и с Макнабом на темы электроники, с Мирой по ее профилю. В лаборатории обращайтесь только к Дикхеду. Крышка с котелка рано или поздно слетит, но только не под давлением изнутри нашего отдела. Необязательно говорить вам об этом, но я все равно скажу. Если к вам обратится пресса или вообще кто-нибудь, ответ возможен только один: вы ни при чем, все вопросы к лейтенанту Даллас. И последнее. Бакстер!

– Я весь внимание.

– Всю летящую грязь принимаю на себя я. За это мне и платят чуть-чуть больше, чем тебе. Тем не менее твоя помощь и твое желание ее предложить – это ко всем относится – заслуживают высочайшей оценки. Все свободны.

– Никому не позволим покушаться на нашего лейтенанта! – заявил Дженкинсон и первым покинул комнату.

– Очень мило! – сказала Пибоди. – Дженкинсон в своем репертуаре.

Ева наморщила нос.

– Не выношу пафос!

В двери появилась физиономия Трухарта, выражающая неисчерпаемое рвение.

– Прошу прощения, лейтенант, к вам Надин Ферст.

– Она здесь?

– Так точно, сэр. Бакстер прогнал ее от вашего кабинета, но она расположилась вместе со всеми нами. Мы не знали, как вы на нее прореагируете.

– У нас все, Пибоди?

– Все.

– Пришлите ее сюда, Трухарт.

– Слушаюсь, лейтенант.

– Ей положено находиться на Невисе или еще где-то, где пальмы и песочек, в обществе племенного производителя по кличке Бруно.

– Это тот, с развитым брюшным прессом? Она рассказывал мне про него у тебя на дне рождения.

– Да, пресс у него, похоже, что надо. Ладно, я с ней разберусь. А ты займись теми, чьи имена уже прислала Мира. Позаботься, чтобы у всех были данные, чтобы начать работу.

– Уже бегу.

Пибоди бросилась к двери, но оттуда как раз появилась Надин в сверкающих сапогах до колен, в облегающих черных брючках, в маково-красном свитере под распахнутым пиджаком, с меховой шубкой в руках.

– Тут у вас минус пять и вероятность пурги к вечеру. На острове в момент моего отлета было плюс двадцать восемь и ослепительное солнце. Твои копы не пускали меня даже с этим. – Она бросила на длинный стол красивую коробку. – Двойные шоколадные кексы, мечта копа.

Отвергнуть лакомство?! Неужели ее копы перерождаются на глазах?

– Пибоди, захвати это с собой и угости ребят. С ума они, что ли, посходили – отказываться от шоколада?

– Сначала я угощусь сама, а то они мне ничего не оставят. Мои любимые!

– Только что сделаны, может, еще теплые, – поддала жару Надин. – Приятного аппетита, Пибоди.

– Как провела Рождество, Надин?

– Недурно, а ты?

– Тоже. – Поймав укоризненный взгляд Евы, Пибоди схватила коробку. – Еще увидимся!

Надин бросила свою шубку на стол и водрузила рядом с ней полосатую, как зебра, сумку размером с контейнеровоз – рождественский подарок Евы.

– Тут варят нормальный кофе? – Она указала на автокухню.

– Нет.

– Паршиво.

– Где Бруно?

– Дуется. Не знаю, пришло ли время проявить вкус и найти подходящий подарок, который обозначит расставание. Он – чудесное развлечение, пока я решаю, что для меня важнее – продолжить развлекаться или поставить точку. Я еще настроена на развлечение. Но хватит про меня. Что у тебя нового?

– Ничего такого, из-за чего тебе стоило бы возвращаться.

Надин достала из своей огромной сумки-зебры папку.

– Здесь письма мне, связанные с книгой и с фильмом. Я уже все просмотрела и отсеяла тех, кто никак не может быть вовлечен: четырнадцатилетнего мальчишку, женщину, недавно отметившую свое столетие прыжком с парашюта, ученого, занимающегося алеутами. И еще некоторых. Я знаю в этом толк, Даллас.

– Все равно напрасно ты прервала свой отпускной секс и примчалась сюда.

– Хорошо сказано – «отпускной секс»! Признаться, это приятное занятие, но подруга важнее. А уж если она – отличный коп. Можешь поменять эти причины местами. Добавь еще одну – отличный сюжет! Он обязательно станет громкой сенсацией.

– Знаю.

– Давай поможем друг другу. Не это ли предназначение друзей? Не для этого ли созданы хорошие копы и ловкие репортеры? Расскажи мне все, что можешь, и я с этим поработаю. Пусть я и прервала свой отпускной секс, но официально я еще не на работе. Я одна, без команды.

Еве очень хотелось настоящего кофе, который ждал ее в кабинете, но вести туда Надин она не собиралась. Не в этот раз.

– У нас появился второй потерпевший.

– Второй? – Надин снова запустила руку в «зебру» и достала блокнот и карандаш. – Видишь? Никакой записи, только от руки. Мои каракули никто не прочтет. Имя?

– Вендал Ледо.

– Связь с Баствик?

– Неизвестно. Он был мельчайшим наркоторговцем. Жил и работал в Квадрате.

– На уважительном удалении от Баствик. Как его убили?

– Хороший репортер может выяснить это сам.

– Выясню. Связь с тобой – или предпочитаешь, чтобы я и это сама раскопала?

– Считай, что узнала это из случайного источника, не очень желавшего делиться сведениями. Однажды он врезал мне кием, который я перед этим сломала об голову другого козла.

– Ясно, легкие жизненные неурядицы. – Надин оторвалась от блокнота. – Не хочешь же ты сказать, что его убили за то, что он ударил тебя бильярдным кием?

– Типа того.

– Убийца не оставил нового послания?

– Оставил.

– Какое?

– Тебе достаточно знать, что оно в общих чертах повторяет первое.

– Я бы могла помочь, если бы… Подожди. – Она в очередной раз залезла в сумку и достала коммуникатор. – У меня стоит будильник. Только что сработал.

– Плевать.

– Расскажи мне, что сможешь, и скажи, что мне можно делать, а чего нельзя.

– Я не могу. – Прервавшись, Ева взяла собственный коммуникатор. – Это наш главный по связи с прессой, – объяснила она Надин. – Даллас, частный режим. – Слушая и давая короткие ответы, она стала ходить вдоль стола. – У меня Надин Ферст. Знаю. Никаких отклонений от плана. Тоже знаю. Ладно. Послушайте, Киунг, вы забыли, как я вас хвалила? Вот и себя похвалю: я не дура. Я ей скажу.

Она убрала коммуникатор в карман.

– Он позвонит тебе через две минуты и сообщит то, что можно. Назови его «безымянный источник в Управлении полиции Нью-Йорка».

– Годится.

– Можешь остаться здесь, если хочешь, а мне пора идти.

– Хорошо. Эй, не так быстро, Даллас!

Ева оглянулась.

– Что еще?

– Будь на стреме.

Ева заморгала.

– Что я слышу? Ты стоишь передо мной в лакированных сапогах, доходящих до промежности, щеголяешь с «зеброй» – и советуешь мне поберечься в таких выражениях?

– Бруно обожает военные триллеры и учит меня специфическим словечкам.

– Я знаю и не такие. «На стреме».

У нее почему-то полегчало на душе.