Текст книги "Святые грехи"

Тэсс наклонилась к нему:

– Как вы думаете, он может быть священником? Или, допустим, бывшим священником? Или, хотя бы, несостоявшимся священником?

– Вполне вероятно, что он получил соответствующую подготовку. – Логан нахмурился, посередине лба пролегла морщина. – Для удушения можно было бы использовать и иные предметы священнического облачения. Но епитрахиль носят на шее, и поэтому, как ни жестоко это звучит, она подходит лучше всего.

– А что скажете насчет белого цвета?

– Он символизирует отпущение грехов, спасение. – Логан непроизвольно раскинул руки ладонями вверх, как это веками делалось до него.

Тэсс согласно кивнула:

– Отпущение грехов согрешившим против Него?

– Возможно. Но, возможно также, что результатом греха стала смерть или потеря женщины, которую он продолжает спасать.

– Так он ставит себя на место Христа? Считает себя Спасителем? – резко спросил Бен. – При этом первым кидает камень?

Будучи человеком, привыкшим сначала думать, а потом говорить, Логан откинулся на спинку и потер лоб.

– Нет, Христом себя он не воображает, по крайней мере пока. Знаете, детектив, он, видимо, считает себя работником Бога и знает, что смертен. Поэтому принимает меры предосторожности, защищает себя. Он догадывается, что общество не признает его миссию, но повинуется высшему зову, зову высшей власти.

– Снова голоса. – Бен зажег сигарету.

– Голоса, видения. Для шизофреника они так же или еще более реальны, чем реальный мир. Это не раздвоение личности, детектив, это болезнь, биологическая дисфункция. Не исключено, что болезнь его продолжается уже много лет.

– Первое убийство было совершено в августе, – сказал Бен. – Мы связались с отделами по расследованию убийств по всей стране, но такие убийства нигде не фиксировались, их просто нигде не было.

Логана заинтересовали полицейские детали, но не поколебали его мнения.

– Возможно, он выздоравливал, а потом произошел какой-то стресс, пробудивший прежние симптомы и разрешившийся насилием. В настоящий момент он разрывается между тем, что есть, и тем, что ему кажется. Он агонизирует – и молится.

– И убивает, – резко добавил Бен.

– Я и не ожидаю вашего к нему сочувствия. – Человек с темными глазами и сильными руками говорил совершенно спокойно. – Это моя сфера, моя и доктора Курт; а вашей – имея в виду характер вашей работы – она и быть не может. Но ни кому из нас не хочется, чтобы он продолжал убивать, детектив Пэрис.

– Значит, вы не думаете, что он воображает себя Иисусом Христом? – прервал его Эд, продолжая делать заметки. – А почему? Только потому, что он принимает меры предосторожности? Но ведь Христа тоже уничтожили физически.

– Превосходное замечание. – Чистый голос священника зазвенел. Больше всего монсеньор Логан любил, когда кто-нибудь из студентов начинал сомневаться в его теории. Он поочередно посмотрел на обоих детективов и решил для себя, что они составляют прекрасную пару. – И все-таки мне кажется, что он считает себя всего лишь инструментом, орудием. Религия, со всеми ее структурами, ограничениями, традициями, имеет более определенный характер, чем теология. Он убивает как священник независимо от того, является ли таковым на самом деле. Он дарует прощение и отпускает грехи как посланец Господа, – добавил он и увидел, что Бен вздрогнул, – не как Сын Божий. Я тут развил любопытную теорию, доктор Курт, вы, кажется, кое-что оставили без должного внимания.

– В самом деле? – вскинулась Тэсс.

Он снова улыбнулся, на сей раз с оттенком профессиональной гордости.

– Теория достаточно проста. Вы ведь не католичка, верно?

– Нет.

Полицейские тоже упустили этот момент.

– Я методист, – заметил Бен, не отрываясь от записей.

– Я никого не собираюсь обращать в свою веру. – Логан взял трубку и принялся набивать ее.

– Пальцы у него были большие и короткие, ногти аккуратно подстрижены. Выпавшие из рук несколько крошек табака прилипли к свитеру. – Первое убийство было совершено пятнадцатого августа, по религиозному календарю это святой день.

– Успение, – автоматически пробормотал Бен.

– Совершенно верно. – Логан, улыбаясь, продолжал возиться с трубкой.

– Раньше я был католиком. – Бен вспомнил, что на уроках Закона Божьего всегда отвечал правильно.

– Случай нередкий, – заметил Логан, разжигая трубку.

Ни тебе лекций, ни благочестивых нравоучений. Бен почувствовал облегчение, и сразу же заработал его мозг.

– Я не сопоставлял дат. Думаете, это может иметь значение…

– Возможно. – Логан тщательно стряхнул со свитера крошки табака.

– Прошу прощения, монсеньор. – Тэсс подняла руку. – Может, все-таки объясните, что к чему?

– Пятнадцатое августа церковь считает днем упокоения души Богородицы. Божья Матерь была смертной женщиной, но она зачала Спасителя. Мы чтим ее как самую благословенную и самую чистую из женщин.

– Чистую, – повторила Тэсс.

– На любую другую дату я бы, наверное, не обратил внимания, – продолжал Логан, – но эту дату я сверил с церковным календарем. Второе убийство произошло в день Рождества Пресвятой Богородицы.

– Значит, он выбирает дни, когда церковь отдает почести Святой Деве Марии? – Ожидая подтверждения, Бен оторвался от записной книжки.

– Третье убийство пришлось на день Введения во Храм Пресвятой Богородицы. Я приложил к вашему отчету, доктор Курт, церковный календарь. Если все три убийства произошли в определенные дни, то вряд ли дело в простом совпадении.

– Согласна. – Тэсс встала, ей не терпелось взглянуть на даты. Она открыла календарь и посмотрела на числа, обведенные Логаном в кружок. Смеркалось. Логан зажег лампу, и на бумаги, которые она держала в руках, упал яркий луч света. Следующий день – восьмое декабря. Это день Непорочного зачатия, – проговорил Логан, куря трубку.

– Следовательно, пройдет восемь недель, – быстро подсчитал Эд, – а раньше разрыв составлял не больше четырех.

– Нельзя быть уверенным, что он окажется способным на такое долгое ожидание чисто эмоционально, – задумчиво сказала Тэсс. – Возможно, он внесет изменения в свою схему. Наверняка есть причина, которая подтолкнет его к этому. Он может выбрать дату, важную для него лично.

– Может, день рождения или смерти кого-нибудь из близких. – Бен закурил очередную сигарету.

– Женщина. – Тэсс закрыла календарь. – Женщина.

– Я согласен, что его эмоциональное напряжение постоянно возрастает. – Логан отложил трубку и наклонился вперед. – И желание сбросить его может оказаться настолько сильным, что он не выдержит и нападет на очередную жертву раньше срока.

– Не исключено, что его мучит какая-то физическая боль. – Тэсс положила календарь в свой портфель. – Мигрень, тошнота… И если она окажется невыносимой…

– Вот именно. – Логан снова скрестил на груди руки. – Жаль, что больше ничем не могу быть полезен. Доктор Курт, мне бы хотелось еще раз поговорить с вами обо всем этом.

– Кое-что сдвинулось – у нас появилось расписание. – Бен встал и затушил сигарету. – Будем думать о восьмом декабря.

– Конечно, это крохи, – сказал Бен, выходя на морозный воздух, – но тоже хлеб.

– А я и не знала, что вы католик. – Тэсс застегнула пальто на все пуговицы – ветер пронизывал до костей. – Это может пригодиться.

– Был католиком. Кстати, о крохах. Вы не голодны?

– Умираю от голода.

– Отлично. – Он обнял ее за плечи. – В таком случае Эда мы забаллотируем.

– Вы ведь не будете настаивать на йогурте и брюссельской капусте?

– Э-э…

– Ну, Бен будет доволен каким-нибудь паршивым гамбургером. С ума можно сойти, если знать, чем он набивает свой желудок!

– Как насчет китайского ресторана? – Не придумав ничего лучшего, Тэсс забралась в машину. – Рядом с моей работой, на углу, есть чудесное местечко.

– Говорил же я тебе – стильная женщина, – заметил Эд, садясь за руль. Он пристегнулся и ждал, когда Бен последует его примеру. – Китайцы с уважением относятся к пище.

– Ну да, ублажают рисом. – Обернувшись, Бен увидел, что Тэсс, устроившись на заднем сиденье, развернула папку. – Эй, док, отдохните не много.

– Просто хочу кое-что проверить.

– Вам приходилось когда-нибудь лечить трудоголиков?

Она уткнулась было в папку, но тут же подняла голову.

– Послушайте, ведь я могу решить, что мне больше всего хочется йогурта.

– Только не Таню Такер. – Не успели прозвучать первые такты, как Бен нажал кнопку «стоп». – Хватит с нас дневного сеанса.

– Но мне хочется.

– Кретин. Давай-ка лучше я поставлю… Эй, смотри-ка, винная лавка.

Эд притормозил.

– Похоже, чистят.

– Что-что? – Тэсс выпрямилась и попыталась разглядеть происходящее.

– Ограбление. – Бен уже отстегивал привязной ремень. – Пора браться за работу.

– Ограбление? Где?

Бен выругался сквозь зубы и включил радиосвязь.

– До чего же хочется свинины в кисло-сладком соусе…

– Свинина – яд. – Эд тоже расстегнул ремень.

– Патруль 6-0, – передал Бен, – на углу Третьей и Дуглас-стрит ограбление. Необходим наряд.

– У нас в машине гражданское лицо. Ах ты, черт, выходит! Нужна помощь. Преступник движется в южном направлении. Белый, пять футов десять дюймов, сто восемьдесят фунтов. Черная куртка, джинсы.

Радио прохрипело что-то в ответ.

– Да-да, следим за ним.

Эд немного прибавил скорость и завернул за угол. Тэсс, не отрываясь, наблюдала за происходящим.

Он заметила, как из винной лавки вышел рослый мужчина в черной куртке и неторопливо побежал вверх по улице. Повернув голову, он увидел «мустанг» и припустил со всех ног.

– Он засек нас. – Бен вытащил небольшой пистолет, – Не двигайтесь, док.

– Бежит к переулку, – невозмутимо заметил Эд. Он резко вывернул руль и нажал на тормоз. Не успела Тэсс и рта раскрыть, как оба выскочили и бросились вперед.

– Оставайтесь в машине! – крикнул Бен.

Ее терпения хватило на десять секунд. С силой хлопнув дверью, она тоже побежала к перекрестку.

Эд был крупнее, а Бен проворнее. На глазах Тэсс человек, которого они преследовали, полез в карман. Она увидела пистолет, но даже не успела испугаться: Бен бросился в ноги преступнику, и тот беспомощно распластался у мусорных баков. Раздался выстрел, затем – звон металла.

Тэсс добежала до середины переулка, когда Бен рывком поднял этого типа на ноги. Вокруг были пятна крови, отвратительно пахло объедками: мусорные ящики опорожняют регулярно, но чистят редко. Пойманный не пытался сопротивляться – возможно, потому, что увидел Эда с полицейским жетоном в руке. Он сплюнул сгусток крови.

«По телевизору все это выглядит иначе», – подумала Тэсс, не сводя глаз с преступника, который мог выстрелить Бену прямо в лицо, стоило тому хоть чуточку замешкаться. И в романах такие сцены описываются иначе, и даже в одиннадцатичасовом выпуске новостей все не так: там подробности тщательно монтируются, и события разворачиваются со скоростью тушения пожара. А в жизни полно вонючих переулков и блевотины. С ее профессией, ее работой она мысленно бывала в таких местах.

Тэсс глубоко вздохнула, довольная, что в ней проснулся не страх, а только любопытство. Правда, немного захватило дух.

Бен живо скрутил пленнику руки за спиной и надел наручники.

– Ты что, совсем спятил – стрелять в полицейского?

– У тебя все брюки в каком-то жиру, – заметил Эд, засовывая пистолет в кобуру.

Бен посмотрел вниз: действительно, от бедра до колена шла сальная полоса.

– Проклятие! Эй ты, ублюдок, я служу в отделе по расследованию убийств, – бросил он пленнику, – и не люблю, когда у меня на штанах появляется грязь, меня тошнит, когда это случается. – Бен раздраженно передал пленника Эду и вытащил жетон. – Ты арестован, малыш. Можешь ничего не говорить, ты имеешь право… черт побери, Тэсс, разве я не говорил, чтобы вы оставались в машине?

– У него был пистолет…

– Плохие парни всегда носят пистолеты. – Глядя на нее, одетую в кашемировое пальто пепельного цвета, Бен с особой остротой ощутил запах пота, исходивший от несчастного воришки.

– Она выглядит так, словно отправляется на велико светский прием.

– Возвращайтесь в машину, здесь вам делать нечего.

Не обращая внимания на его замечание, Тэсс разглядывала грабителя. У него на лбу на месте удара об асфальт виднелась глубокая царапина. Он, наверное, получил небольшое сотрясение мозга – отсюда несколько затуманенный взгляд. Кожа и зрачки были желтоватого оттенка. На лбу выступили капли пота, куртка раздувалась от ветра.

– Похоже, у него желтуха.

– Ничего, времени подлечиться у него будет достаточно. – Бен услышал рев сирен и посмотрел за спину. – А вот и кавалерия. Они и объяснят ему его права.

Бен взял ее за руку. Тэсс покачала головой:

– Вы неслись за ним, а ведь у него было оружие.

– Так ведь и у меня оно было, – заметил Бен, направляясь с ней к машине. По дороге он приостановился и показал подъехавшим полицейским в форме свой жетон.

– Но он был у вас в кармане. Этот парень мог убить вас.

– Так плохие парни всегда и поступают. Они совершают преступление, мы гонимся за ними, а они стараются убежать.

– Перестаньте делать вид, что это только игра.

– Ну да, игра.

– Он собирался убить вас, а вы, видите ли, приходите в ярость оттого, что у вас брюки запачкались.

Это заставило Бена снова взглянуть на свои брюки.

– Придется выставить счет конторе. Жир не отстираешь.

– Вы просто чокнутый!

– Это диагноз специалиста? Ей очень захотелось рассмеяться, повод был, но она воздержалась.

– Я пытаюсь его сформулировать.

– Не торопитесь. – Бен все еще был возбужден. Подойдя к машине, он увидел, что к месту происшествия подъехали три полицейских автомобиля. И все из-за какого-то мерзавца, больного желтухой! Может, вообще все посходили с ума? – Ладно, подождите меня немного в машине, я только объясню ребятам ситуацию.

– У вас кровь на губах.

– Да ну? – Он провел по рту тыльной стороной ладони. Осталось розовое пятно. – Действительно. Может, мне необходим доктор?

Она достала из кармана бумажную салфетку и приложила ее к ранке.

– Может быть.

Где-то позади них арестованный вдруг начал громко ругаться. Собиралась толпа.

Глава 6

Следующие несколько дней дел у Тэсс было невпроворот. Обычные восемь-девять часов превратились в двенадцать – четырнадцать.

Она даже отменила традиционный ужин по пятницам с дедом, чего никогда не позволила бы себе ради свидания. Иное дело – пациент.

Пресса постоянно ее донимала. Некоторые не слишком деликатные коллеги вроде Фрэнка Фуллера не давали ей покоя. Сотрудничество с полицией прибавило ей таинственности, поэтому Фрэнк постоянно вертелся около ее кабинета часов до пяти вечера. Тэсс стала задерживаться до шести.

Нового ничего не было, но нарастало ноющее чувство тревоги: скоро будет очередная жертва. Чем лучше она, как ей казалось, понимала убийцу, тем меньше сомневалась в этом.

Субботней ночью, когда улицы были пустынны и темны, а глаза ее слезились от усталости, мысли Тэсс были заняты Джо Хиггинсом. Она сняла очки, откинулась на спинку стула и потерла веки.

Почему никак не удается достучаться до него? Почему ни на шаг не продвинулась? Встреча накануне вечером с самим Джо, его матерью и отчимом оказалась сплошным кошмаром. Вроде бы ничего не было – ни вспышек ярости, ни крика, ни взаимных обвинений, но было бы лучше, если бы все это было – хоть что-то живое.

Мальчик просто сидел на месте и односложно отвечал на вопросы, в сущности, не отвечая на них. Отец так и не появился. По глазам матери было видно, что она очень встревожена, но во взгляде сына читалось только усталое смирение. Своим тихим, привычно ровным голосом он лишь повторил, что непременно проведет День Благодарения с отцом.

«Но его ожидания будут обмануты», – подумала Тэсс, прижимая пальцы к глазам и не отпуская их до тех пор, пока жжение не перешло в тупую боль. Когда рухнет надежда, возможно, она и окажется той самой соломинкой…

Джо Хиггинс был кандидатом в пьяницы или наркоманы, его ждало скверное будущее. Если бы только семья это осознала и предоставила ей свободу действий!.. Но при первом же упоминании о больнице Тэсс резко оборвали. Они считали, что нужны только время, домашнее тепло, только… «Помощь», – подумала Тэсс. Он очень нуждается в ней. Она уже сомневалась, что еженедельные сеансы приведут к положительным результатам.

Она подумала об отчиме: нужно попробовать открыть ему глаза. Можно попытаться заставить его понять, что Джо нуждается в защите от самого себя. В следующий раз, решила она, нужно поговорить с Монро наедине в кабинете.

На сегодня все. Тэсс склонилась к папке, искоса посмотрев в окно. На улице маячила одинокая фигура. В этой аристократической части Джорджтауна, где перед фронтонами старых, покрытой благородной патиной домов аккуратно высажены цветники, праздношатающиеся либо бродяги появляются редко. Судя по виду, этот человек стоял здесь долго. Один, на холоде… Смотрит куда-то вверх. Вверх, на ее окно. Поняв это, Тэсс инстинктивно отпрянула.

Глупости, выругала она себя, но все-таки выключила настольную лампу. Кому может прийти в голову торчать на улице в такую погоду и глядеть на ее окно? Тем не менее, убрав свет, Тэсс поднялась, подошла сбоку к окну и слегка отодвинула штору.

Он все еще стоял, не шевелился, только глядел. При мысли о том… – глупость, конечно! – что он смотрит ей прямо в глаза, она задрожала, хотя между ними были три этажа и темнота в комнате.

«Кто-нибудь из пациентов», – подумала Тэсс. Но ведь она никому не дает своего домашнего адреса. Репортер? При этой мысли ей стало легче. Да, наверное, репортер надеется узнать что-то новое об этом деле.

«В два часа ночи?» – Тэсс опустила шторы.

Да нет, ерунда, убеждала она себя. Почему она решила, что он заглядывает именно в ее окно? На улице темно, она устала. Просто кто-то ловит такси или…

Нет, не в этом районе. Она опять потянулась к шторе, но не смогла заставить себя отдернуть ее.

Очередной удар близок… Может быть, именно эта мысль преследует ее, именно поэтому ей так страшно? Он испытывает боль, его постоянно что-то гнетет, у него есть миссия. Объекты его нападения – блондинки под тридцать, от маленького до среднего роста.

Она приложила руку к горлу.

Довольно! Тэсс взялась за край занавески. «С такого рода паранойей справиться нетрудно», – убеждала она себя. Никто за ней не охотится, кроме помешанного на сексе психоаналитика и стайки голодных репортеров. Она просто устала, заработалась, вот ей и лезет в голову всякая всячина. Пора сказать себе, что уже ночь, налить в стакан немного охлажденного белого вина, включить стереомузы-ку и приготовить горячую пенную ванну.

Дрожащими руками она отодвинула штору. На улице никого не было. Опуская штору, Тэсс подумала, что ей легче от этого не стало.

Она смотрела на него. Непонятно как, но он почувствовал это, понял в тот самый момент, когда ее глаза остановились на нем. И что же она увидела? Что спасение близко?

Слегка постанывая от боли, он вошел в свою квартиру. В коридоре было темно. Никто не видел ни как он уходил, ни как возвращался. Да и лица его она не разглядела – об этом можно не беспокоиться. Было слишком темно и далеко. Но быть может, она почувствовала боль?

Зачем он пошел туда? Он снял пальто, оно соскользнуло на пол. Завтра он аккуратно повесит его и уберет, как обычно, квартиру, но сейчас боль слишком сильна, чтобы думать о чем бы то ни было.

Господь всегда испытывает праведных!

Он отыскал флакон эсфедрина и разжевал две таблетки, с облегчением ощутив их сухой, горьковатый вкус. Подводило живот, к горлу подступала тошнота – теперь так бывает каждый вечер и не проходит до утра. Последнее время он употреблял таблетки, лишь бы не свалиться с ног.

Зачем он пошел туда?

Может, он сходит с ума? Или все это – чистое безумие? Он вытянул руку и увидел в темноте свои дрожащие пальцы. Ему нужно взять себя в руки, иначе все выйдет наружу. В эмалированной поверхности плиты, которую, как его учили, он всегда держал в идеальной чистоте, отразилось его измученное лицо, под ним белел ворот рясы. Если бы его кто-нибудь увидел сейчас в таком виде, все стало бы ясно. А может, было бы лучше? Тогда можно было бы отдохнуть и забыть обо всем.

Он почувствовал резкую боль в затылке.

Нет, нельзя отдыхать, нельзя забывать! Ради Лауры он обязан завершить начатую миссию, чтобы перед глазами ее наконец зажегся свет. Разве не его она просила, разве не его умоляла получить У Бога прощение?

Суд над Лаурой свершился быстро и безжалостно. Он проклинал Бога, он утратил веру, но ничего не забыл. И вот теперь, много лет спустя, прозвучал Голос и указал дорогу к ее спасению. Возможно, ей придется умирать многократно, умирать в других, но всякий раз это будет происходить быстро, всякий раз будут отпускаться грехи. Скоро все будет кончено – для всех.

Он прошел в спальню и зажег свечи. На окантованной фотографии женщины, которую он потерял, и на фотографиях тех, кого он убил, заплясали огоньки. Под черными четками лежала аккуратно вырезанная из газеты фотография доктора Терезы Курт.

Он прочитал, как учили, молитву на латыни.

Бен принес ей желтовато-красный леденец, который можно сосать целый день. Тэсс взяла его, внимательно рассмотрела и покачала головой:

– Да, детектив, надо отдать вам должное: вы умеете поразить женщину. Большинство мужчин принесли бы шоколад.

– Слишком тривиально. К тому же я подумал, что вы, возможно, привыкли к швейцарскому, а я… – Он замолчал, сообразив, что начинает говорить ерунду. Тэсс, прижав леденец к губам, насмешливо посматривала на Бена. – Сегодня вы выглядите по-другому.

– Да? Как именно?

– Волосы у вас распущены. – Бену захотелось потрогать их, но он остановил себя, зная, что еще не пришло время для этой вольности. – И на вас нет костюма.

Тэсс мельком посмотрела на свои шерстяные брюки и свободный свитер:

– Обычно я не надеваю костюм, когда иду на фильм ужасов, да еще на сдвоенный сеанс.

– И вы совсем не похожи на психиатра.

– Похожа, просто мой вид не совпадает с вашими представлениями о психиатре. – Он все-таки слегка прикоснулся к ее волосам. Ей это понравилось: прикосновение было дружеским и осторожным.

– А вы никогда в него и не вписывались.

Постояв минуту и приведя свои мысли в порядок. Тэсс положила леденец на стол, рядом с блюдом дрезденского фарфора, и пошла к шкафу за курткой.

– Ну, и каково же оно, это ваше представление?

– Некто бледный, худой и лысый…

– Гм…

Куртка была из мягкой, как шелк, замши. Он помог ей одеться.

– И пахнет от вас тоже не как от психиатра.

– А чем пахнут психиатры? – Тэсс улыбнулась. – Или мне этого не следует знать?

– Мятой или кремом после бритья.

– Весьма своеобразный запах. – Тэсс повернулась к нему.

– Да. У вас волосы зацепились.

Бен сунул руку под воротник ее куртки, высвобождая зацепившуюся прядь. Почти неосознанно он прижал Тэсс к дверце шкафа. Она вскинула голову, и он увидел в ее глазах уже знакомое ему настороженное выражение. Косметики на ней почти не было: добропорядочный, безлично-приветливый вид, обычно свойственный ей, сменился на какой-то мягкий, податливый. Эта перемена, несомненно, должна была бы показаться мужчине многозначительной. Бен знал, что ему нужно, и с удовольствием ощутил острый прилив желания. Насколько острый – иное дело. Когда сильно желание и ждать невтерпеж, лучше положиться на ход событий, развивающихся своим чередом.

Губы ее были совсем близко, а рука его лежала на ее волосах.

– Кукурузу маслом намазываете?

Тэсс не знала – то ли засмеяться, то ли выругаться. Ни того, ни другого она не сделала: ей просто хорошо было с ним.

– Да, и побольше.

– Прекрасно. Тогда хватит одного пакета. На улице холодно, – добавил он, – так что надевайте перчатки.

Открывая дверь, он достал из кармана собственные – из черной кожи, достаточно потрепанные.

– Я и забыла, какие страшные эти фильмы. – Было уже темно, когда Тэсс, ублаженная пиццей и дешевым красным вином, снова оказалась в машине. Морозный воздух, первый предвестник наступающей зимы, покалывал щеки. Но ни холод, ни телевизор не могли удержать народ дома. Как обычно в субботу вечером, по улице двигался нескончаемый поток машин – люди отправлялись в клубы, на званые обеды, вечеринки.

– Мне всегда нравилось, как фараон достает эту девушку в «Восковом доме».

– Единственное, что нужно Винсенту, это хороший психоаналитик, – негромко заметила она, пока Бен настраивал радио.

– Ну да, и он утопил бы вас в ватерклозете, предварительно покрыв воском и сделав из вас… – Он повернулся и пристально посмотрел на нее. – Ну прямо Елена Троянская.

– Недурно. – Тэсс поджала губы. – Наверное, иные психиатры сказали бы, что таким образом вы подсознательно уподобляетесь Парису.

– Как полицейский, я не стал бы романтизировать похищение.

– Жаль. – Она прикрыла глаза, не сознавая, насколько ей с ним легко. Обогреватель негромко гудел в тон лирической мелодии, доносящейся из магнитофона. Она вспомнила слова и начала про себя напевать.

– Устали?

– Нет, все отлично. – Дождавшись конца мелодии, Тэсс выпрямилась. – Боюсь, ночью меня будут преследовать кошмары. Фильмы ужасов – прекрасный вариант для разрядки. Я уверена, что никто из присутствующих в кинотеатре не думал о следующей выплате по страховке или кислотных дождях.

Бен улыбнулся и выехал со стоянки.

– Знаете, док, для многих это просто развлечение. Да и вы, похоже, ни о чем серьезном не думали, проделывая у меня в ладони дырку при виде бегущей сквозь туман героини.

– Наверное, это была женщина, сидевшая от вас по другую сторону.

– Мое место было у прохода.

– Ей удалось дотянуться. Вы пропустили поворот к моему дому.

– Я ничего не пропустил, умышленно не повернул. Вы же сказали, что не устали.

– Это верно. – Она действительно никогда не чувствовала такого прилива сил, бодрости. Словно музыка играла у нее внутри, обещая приключения и сладость сердечной боли. Первое, считала она, по-настоящему бывает, только если есть второе.

– Мы едем куда-нибудь?

– Есть одно местечко, где можно послушать хорошую музыку и выпить не разбавленную водой выпивку.

Она незаметно облизнулась.

– Звучит заманчиво. – Сейчас она не прочь была послушать музыку, какой-нибудь блюз с тенор-саксом. – Должно быть, по роду занятий вы неплохо изучили местные бары.

– Да уж, познакомился. – Бен нажал кнопку прикуривателя. – Но вы не из тех, кто ходит по барам.

Тэсс с интересом посмотрела на него. Лицо его было в тени, лишь уличные фонари время от времени освещали его. Интересно, иногда он выглядит надежным, спокойным. В темноте такой мужчина всегда защитит женщину. Неожиданно свет упал на лицо под другим углом – и все изменилось. От такого мужчины женщине лучше бежать без оглядки. Она тут же отбросила эту мысль, вспомнив свое правило: не анализировать мужчин, с которыми встречаешься. Слишком часто узнаешь больше, чем хочется.

– А что, есть особый тип женщин, которые ходят?

– Есть. – Он это хорошо знал. – Но вы другая. Вестибюль гостиницы. Шампанское в «Мэйф-лауэр» или в отеле «Вашингтон».

– Так кто же из нас рисует психологический портрет, детектив?

– Знаете, док, в моем деле приходится квалифицировать людей. – Он сбавил скорость и протиснулся между «хондой» и «шевроле». «Может, не стоит», – подумал Бен.

– Как это понять?

– Да так и понять. – Он вытащил ключи из замка зажигания, но в карман их не положил. – Я здесь живу.

– Вот как? – Она выглянула в окно и увидела четырехэтажный дом из красного, слегка выцветшего кирпича, с зелеными карнизами.

– Только шампанского у меня нет.

Итак, решение за ней. Она его достаточно изучила, чтобы не понять сделанного шага. Но понимала также и другое. В машине было тепло, тихо, спокойно. А в доме могут быть неожиданности. Себя она тоже знала хорошо – не стоит обманываться: рисковать она не любит. Но, может, пора рискнуть?

– А виски есть? – Она обернулась и встретила его улыбку.

– Есть.

– Ну и отлично.

Стоило выйти из машины, как со всех сторон ее обдало холодом. «Зима не хочет считаться с календарем», – подумала она и тут же вздрогнула: вспомнился другой календарь, с Мадонной и младенцем на обложке.

Присутствующий страх заставил ее оглядеться по сторонам. В квартале от них раздался звук выхлопной трубы проехавшего грузовика.

– Пойдемте. – Бен стоял в кругу света от уличного фонаря. – Вы замерзли.

– Да. – Ощутив его руки на плечах, Тэсс вновь вздрогнула.

Бен повел ее внутрь. На одной из стен были прикреплены почтовые ящики. Бледно-зеленый ковер, чистый, но протертый чуть не до дыр. Вестибюля нет, не видно и консьержа, – только тусклый пролет лестницы.

– Тихо здесь, – заметила Тэес, поднимаясь на второй этаж.

– Все заняты своими делами.

На площадке, где была его квартира, она почувствовала слабый запах кухни. С потолка светила тусклая лампочка.

Квартира оказалась уютнее, чем она ожидала. Не таким она представляла жилище холостяка. Аккуратным Бена нельзя было назвать, ему, видимо, не свойственно стирать пыль с мебели, приводить в порядок старые журналы. «Впрочем, это и не обязательно», – подумала Тэсс. Да, конечно, комната чистая, и в ней чувствуется стиль хозяина.

Особенно выделялся диван. Низкий, далеко не новый, он казался громоздким из-за бесчисленных подушек-думок. «Диван от Дэгвуда», – отметила про себя Тэсс. На нем так и хочется растянуться, немного вздремнуть. На стенах были развешены скорее плакаты, чем картины: танцовщицы Тулуз-Лотрека; женская ножка, обутая в туфлю на высоком каблуке и перехваченная на бедре белой подвязкой; натюрморт кисти Диффенбакья – цветок в пластиковой баночке из-под маргарина. Больше всего по душе Тэсс пришлись книги. Они занимали целую стену. Она сняла с полки потрепанный том Стейнбека в твердом переплете – «К востоку от рая».

Почувствовав на плечах руки Бена, Тэсс открыла книгу.

«Бену (четкий, явно женский почерк), Кис-кис. Бэмби».

– Бэмби, – усмехнулась Тэсс, закрывая книгу.

– У букиниста купил. – Бен снял с нее куртку. – Люблю иногда порыться. Никогда не знаешь, что попадет в руки.

– Так вы у букиниста нашли книгу или Бэмби?

– Не важно. – Он взял у нее книгу и поставил на место.

– А вы знаете, что по некоторым именам можно составить психологический портрет?

– Да? Неразбавленный скотч?

– Ага. – Мимо метнулся какой-то серый комок и опустился рядом на красную подушку.

– Еще один кот? – Тэсс с улыбкой потянулась, чтобы погладить животное. – А как этого зверя зовут?

– Это она. Свою половую принадлежность она доказала, окотившись в прошлом году в ванне. – Кошка перевернулась на спину, и Тэсс почесала ей живот. – Я называю ее ОК.

– Что это означает – «Округ Колумбия»?

– Нет, Обалдуйка-Кошка.

– Странно, что у нее не развился комплекс. – Снова запустив пальцы в шерсть на животе, Тэсс подумала, не предупредить ли его, что примерно через месяц его ждет новый «подарок».

– Почему же не развился? Она, например, забирается на стены. С определенной целью, полагаю.