Текст книги "Подводные камни"

Глава 3

Зейн сделал все, как ему велели. Боль утихла, синяки сошли. В горах никто не усомнился в словах доктора Бигелоу, который сказал, что сын упал с велосипеда и должен отлежаться в номере. В Лейквью поверили в басню про падение с лыж.

Неладное заподозрила разве что Эмили, удивившись, почему толком не выздоровевшему мальчику разрешили кататься, но это ничего не изменило.

Жизнь шла своим чередом.

Зейн усвоил одно: надо быть осторожным.

Он без лишних напоминаний убирался в комнате, безропотно выполнял обязанности по дому. Учился – больше из страха, нежели из интереса. Если оценки будут ниже ожидаемого, его снова накажут и запретят играть в бейсбол. Бейсбол был не только единственной мечтой и страстью, но и шансом на спасение.

Если удастся подписать контракт, он уедет из города и забудет его, как страшный сон.

Все вели себя так, будто двадцать третьего декабря ничего не было. Дом на Лейквью-Террас пропитался ложью. Зейн с честью выдержал отцовские испытания – ему хватило ума понять, в чем они заключаются. Неожиданные тычки и пощечины без причины – и довольное выражение лица, когда сын смиренно опускал глаза, ничего не отвечая.

Ночью, в тишине комнаты, Зейн писал правду.

Двенадцатое января. Грэм толкнул меня в стену. Сказал, я весь ужин сидел с надутым лицом и не выказал должного уважения. Я попросил отца Мики никому не рассказывать, что он меня тренирует – мол, хочу устроить сюрприз. Он все равно не общается с Грэмом. По-моему, тот ему не нравится. Дэйв сказал, что не надо обращаться к нему «сэр», иначе ему кажется, что он снова в армии. Раз мы тренируемся вместе, можно звать его по имени. Дэйв классный!

Второе марта. Я стал сильнее!!! Выжимаю семь килограммов по двенадцать раз в три подхода. А еще поднял штангу в тридцать пять кило. Набрал два килограмма. Дэйв говорит, это мышечная масса. Завтра у нас первая предсезонная игра, и тренер сказал, у меня не рука, а ракета! Видимо, накачал. На тренировке я получил одиночный балл и тройной, и целых два очка для команды. Завтра мы точно разгромим «Иглз»! Элайза велела вытащить тарелки из посудомоечной машины. Я сказал: «Конечно». Грэм дал пощечину. Нельзя говорить «Конечно», надо говорить «Да, мэм», иначе я никчемный маленький засранец. Потом дал пощечину ей за то, что не исправила меня, и назвал ее тупой сукой. Бритт хотела заплакать, но я строго посмотрел на нее. Не хватало еще, чтобы и ей досталось.

Зейн заполнял дневник каждую ночь, подробно описывая свои игры, тренировки с Дэйвом и стычки с отцом.

С волнением и гордостью он написал про победу в чемпионате. Про то, с каким довольным видом отец сидел на трибуне, а потом всю дорогу домой критиковал поведение Зейна на поле. Про то, как Дэйв Картер хлопнул его по спине и назвал чемпионом.

К пятнадцати годам – день рождения у него был летом – Зейн вытянулся до ста восьмидесяти сантиметров и весил пятьдесят восемь кило. Когда Дэйв в шутку назвал его «тощей машиной для убийства», он не знал, что Зейн именно к этому и стремится.

В ночь на двадцать третье декабря Зейн проснулся в холодном полу. Ему приснилось, что отец нашел дневники и забил его до смерти.

Наяву все было тихо, праздники прошли спокойно.

У Зейна появилась девушка – Эшли Кинсдейл, блондинка с веселыми глазами, отличница и спортсменка. В мае он впервые позвал ее на свидание, пригласив на школьные танцы.

Дэйв обещал отвезти их вместе с Микой и его девушкой – геймером и занудой Мелиссой «Мэл» Райли.

Зейну пришлось купить новый костюм и туфли. Он корчил недовольные гримасы, но в глубине души был рад. Вдобавок выяснилось, что он подрос на пять сантиметров и прибавил в размере ноги.

Свою прическу он не любил – отец заставлял носить армейскую стрижку, тем самым напоминая про военную академию, – однако в остальном Зейну нравился его внешний вид. Он надеялся к концу школы дорасти до ста девяноста сантиметров. Тогда он окажется одного роста с Грэмом. Тем самым Грэмом, который называет Эшли «шлюхой», если ее нет рядом.

Живот у Зейна до сих пор ныл от удара, которым его наградили, когда он забылся и в ответ на очередную издевку поднял глаза.

Два года два месяца. Столько времени осталось до восемнадцатилетия и свободы. Родители думают, он поступит в Чапел-Хилл и будет изучать медицину. Ни за что! Зейн нацелился на Университет Южной Калифорнии. Тот на другом конце страны, и у них серьезная спортивная программа.

Он подаст заявку туда и еще в Университет штата Калифорния в Фуллертоне. И в Аризону тоже. Если Барри Бондс учился в Аризоне, то и Зейн Бигелоу неплохо там устроится.

Письма он отправит с адреса Эмили – ей к тому времени он расскажет о своих планах. Только попросит держать в секрете. Эмили его не выдаст, Зейн почти не сомневался. Он не хочет быть врачом, тетушка его поймет. Если дадут стипендию, все получится. Без стипендии нельзя – Грэм не станет платит за учебу.

У Зейна был неплохой средний балл – четыре и две десятых по углубленной программе. Вдобавок тренер обещал дать рекомендации.

Математика и естественные науки давались ему с трудом, но Зейн старался не нахватать плохих оценок. За это он будет обязан Мике по гроб жизни.

На экзаменах он набрал сто девяносто баллов. По математике – всего пятьдесят, за что получил несколько ударов по печени и почкам. Математику придется пересдать в следующем году.

Впрочем, об этом он подумает после. Сегодня у него свидание!

От стука в дверь Зейн напрягся, однако затем вспомнил, что родители никогда не стучат. Он впустил Бритт.

– Боже, только гляньте на него.

– Неплохо, да? Если не обращать внимания на дурацкую прическу.

– Тебе хотя бы не приходится каждый день завязывать волосы в хвост или крутить пучок на репетицию. Хлоя недавно подстриглась и покрасилась. Так здорово выглядит. Мне уже тринадцать, а у меня прическа как у восьмилетки.

– Мика и Мэл вообще ходят с одинаковыми синими прядями.

– Да, они чудики. – Бритт плюхнулась на кровать. – Кстати… Ты знаешь Мэйджера Лоури?

– Да, немного. Новенький, играет в баскетбол. Говорят, получил приглашение из университета. А что?

Она накрутила кончик хвоста на палец.

– Ничего. Просто интересно…

– Да ладно, – фыркнул Зейн. – Он в старшей школе. А ты еще нет.

– Через год тоже там буду.

– Вау, да ты в него втрескалась! – Зейн расхохотался. – Учись целоваться с зеркалом, а то…

– Заткнись!

Как и полагается старшему брату, Зейн зачмокал губами, изображая поцелуи. И вдруг замер.

– Господи, Бритт, даже не думай.

– Не твое дело.

Она, задрав подбородок, хотела встать, но Зейн махнул рукой.

– Мэйджер ведь черный.

У Бритт вспыхнули глаза.

– Не думала, что ты расист!

– Ну же, Бритт, пойми уже.

Она еще выше вздернула подбородок.

– Я все понимаю.

– Ты слышала, что он говорит про Эшли только потому, что ее дедушка приехал из Ирландии. Как, по-твоему, он отреагирует, когда узнает, что ты встречаешься с чернокожим парнем?

Бритт снова упала на кровать.

– Без разницы. Такое чувство, он вообще не помнит о моем существовании.

Если Грэм хотя бы заподозрит неладное…

– Будь осторожнее. И умнее. Еще пять лет. Знаю, это долго, но рано или поздно все закончится.

– Мама говорит, мне надо стараться изо всех сил, чтобы меня в шестнадцать лет пригласили на бал дебютанток. Танцевать, хорошо учиться, следить за манерами. Тебе хотя бы разрешают играть в бейсбол. А у меня одни дурацкие платья с бусами!

Бритт снова вскочила, вскидывая руки:

– Это не мое. Не хочу такой быть!

– Думаешь, я хочу? – Зейн провел пальцами по волосам. – Будь умнее и осторожнее. Особенно когда я уеду в колледж. – Он с опаской посмотрел в сторону двери. – Я хочу рассказать обо всем Эмили перед отъездом.

– Не смей! – В глазах у Бритт вспыхнул ужас. – Он же взбесится.

– В том-то и дело. Он взбесится, когда поймет, что я поступил не в Чапел-Хилл, когда поймет, что я уехал. И тогда выместит злобу на тебе. Одной тебе не справиться. Эмили поможет.

– Что она сделает?

– Не знаю. Что-нибудь. – Зейна и самого изрядно грызли сомнения. – Я не оставлю тебя одну, без поддержки.

– Ты не сможешь защищать меня всю жизнь.

– Смогу. Поговорим потом, не здесь, не дома. Обсудим. Может, и родителям Мики скажем.

– Зейн, нельзя! Они все равно не поверят.

– Дэйв работает на «Скорой». Он знает Грэма, и тот ему не нравится. Он никогда не говорил прямо, однако я чувствую. Потом обсудим, – повторил Зейн. – Знай, тронуть тебя я не позволю.

Бритт хотела сказать что-то еще, но покачала головой.

– Что?

– Ничего. Потом. Если нас услышат…

Зейн читал про военнопленных, про то, как они строили планы побега. Себя с Бритт он тоже воспринимал пленниками в родном доме. Однако впереди его ждало целых четыре часа свободы. Пока он не вернется домой, все будет хорошо.

Вечер начался не слишком весело: пришлось зайти за Эшли и сфотографироваться с ней миллион раз. Провожать ее вышли даже бабушка с дедушкой, они сделали уйму фотографий, разговаривая со смешным акцентом.

Эшли с густыми кудрями, которые завила ей мать, выглядела на удивление хорошенькой. Зейн сказал, что у нее красивое платье: синее и впрямь было ей к лицу.

Зал для танцев оформили в пляжной тематике. Декорации не произвели на Зейна особого впечатления, но музыка и освещение ему понравились.

По сравнению с Микой, из которого был никудышный танцор, Зейн неплохо двигался. Особенно по вкусу ему пришлись медленные танцы, когда надо было просто раскачиваться из стороны в сторону, обнимая льнущую к нему всем телом Эшли.

Она даже позволила потрогать себя за грудь – сквозь одежду, разумеется. Зейн надеялся, что скоро его допустят до голой плоти.

Судя по тому, как улыбалась Эшли, надежды были вполне обоснованны.

Она обняла его за шею и потянула вниз, намекая, что хочет поцеловаться. На вкус ее губы были сладкими, будто леденцы, и от нее пахло цветами.

– Отличный вечер, – пробормотала Эшли. – Еще неделя занятий, и лето.

– Три с половиной дня, – уточнил Зейн.

– Тем более. Я буду скучать, когда ты уедешь на каникулы в Италию.

– Ты сама уедешь в Ирландию. – Он прижал ее к себе. – Хорошо бы поехать в одно время… Тогда мы хотя бы окажемся в одной части света.

– Обязательно пиши. Я буду отвечать. Жаль, у тебя нет телефона. Мы бы тогда переписывались каждый вечер.

– Постараюсь раздобыть. Родители против. Попрошу Эмили, чтобы купила мне, а я отдам ей деньги.

Главное, надежно спрятать аппарат рядом с дневниками.

– Было бы здорово. Не могу представить себе жизнь без телефона. Ты же отрезан от всего света. Он есть у каждого. Твои родители такие строгие!

Эшли даже не представляла, насколько…

– Да, есть немного.

– Что ж… – Песня закончилась, и Эшли замерла, прижимаясь к Зейну. – Мы теперь старшеклассники. Совсем взрослые. Может, они успокоятся?

– Может. Давай ненадолго выйдем и…

Эшли снова улыбнулась, понимая, что скрывается под этим «и».

– Давай.

Вечер выдался прохладным, с озера дул ветер, и Зейн отдал Эшли свой пиджак. Вышли многие – поговорить, покурить, дунуть. Или ради «и».

Курильщиков и наркоманов Зейн обходил стороной. Ему и без того светила военная академия. Он отвел Эшли подальше в тень, где можно было спокойно поцеловаться и потискать ее за грудь.

Стоило подумать об этом, как Эшли отстранилась.

– Давай не будем торопиться.

Сердце у нее колотилось, она часто и прерывисто дышала. Еще бы минуту, хотя бы секунд тридцать, и…

– Не хочу останавливаться! – Эшли покачала головой. – Но надо.

– Эшли, ты мне очень нравишься.

– Ты мне тоже. Только нам пора возвращаться. Не злись.

– Я не злюсь. – Зейн был весьма разочарован – а еще с таким стояком, что не сумел бы сделать и шага. – Я все понимаю. Просто… Я постоянно о тебе думаю. О том, чтобы быть с тобой.

Глаза у нее были похожи на озеро: такие же чистые, голубые и прозрачные.

– Я о тебе тоже. Поэтому нам пора идти. Бабушка залетела от деда как раз в моем возрасте.

– Господи!

– Ага. Пойдем обратно в зал.

О подобном развитии событий Зейн даже не думал. Он не знал теперь, что сказать.

Стояк вызывал еще больше неудобств.

– Мне надо немного… Ну…

Эшли посмотрела вниз и хмыкнула. В голубых глазах мелькнула ирония.

– О. Ясно. Давай поговорим про математику.

– Давай.

Зейн прекрасно провел тем вечером время. Проводив Эшли до дверей, он получил в награду взрослый поцелуй. Чтобы лишний раз не смущаться, пришлось по дороге к машине повторить таблицу умножения.

Надо будет обязательно описать сегодняшний вечер в блокноте: тогда удастся пережить его еще раз. Вдобавок появится хоть одна запись без гадостей – ни контрольных, ни домашки, ни издевок Грэма.

– Спасибо, что подвез, – сказал он Дэйву, обмениваясь рукопожатием с Микой.

Зейн направился к двери, мечтая пройтись по окрестностям и повспоминать про Эшли и их последний поцелуй. Правда, тогда он пропустит комендантский час.

Может, получится заглянуть на кухню, что категорически запрещалось после ужина, но за время танцев Зейн сильно проголодался. Хорошо бы сделать бутерброд. Правда, есть подозрение, что Грэм пересчитывает ломтики ветчины.

Наверное, не стоит лишний раз нарываться. Грэм и без того в последние дни пребывает не в духе. Не раздает тычки и оплеухи, а только рычит, словно собака перед тем, как броситься.

Когда Зейн отпер двери и вошел, его встретили очередным рыком:

– Ты опоздал.

Грэм стоял в холле, держа стакан с виски. Глаза были холоднее обычного.

– Сэр, сейчас половина одиннадцатого.

– Одиннадцать тридцать четыре. Или ты разучился определять время?

– Нет, сэр.

– Каждая минута стоит денег. Важно соблюдать правила. Покидать дом ради развлечений – это привилегия, а не право.

– Да, сэр.

«Два года и два месяца», – мысленно, словно мантру, твердил про себя Зейн.

– Мое время ценно особенно. Думаешь, мне больше нечем заняться, кроме как ждать сына, неспособного соблюдать простые правила?

Зейн, подчиняясь инстинкту, не поднимал глаз. Что-то было не так: то ли выпивка тому виной, то ли давало о себе знать напряжение последних дней.

– Простите, сэр. На дорогу, чтобы отвезти девушек, ушло больше времени, чем…

Он ждал, что его толкнут, если не хуже, поэтому послушно отшатнулся на пару ступеней вниз.

– Думаешь, мне нужны твои оправдания? Ты должен быть более ответственным, следить за временем и соблюдать правила. Поскольку ты, как обычно, хамишь и проявляешь неуважение, ты наказан на две недели. Никаких звонков по телефону и компьютерных игр. Тебе запрещается выходить из дома даже на тренировки.

Зейн вскинул голову.

– Сэр, мы едем на чемпионат. Должны выиграть второй раз подряд, и…

В ответ самодовольно зарычали:

– Значит, ты из-за своей безалаберности подвел команду. Обойдешься в этом году без славы. Ты неудачник, Зейн, и всегда им был.

Зейна вдруг осенило, ярко, как прожектором.

– То есть все именно поэтому? Ты не хочешь, чтобы я играл и выделялся? Ищешь любой предлог, чтобы мне запретить? Ты…

Кипя от ярости, он не заметил удара.

– Еще плюс две недели.

Отбросив бокал, Грэм сгреб Зейна за грудки и прижал к двери.

В эту секунду Зейн понял, что прав. Четыре минуты – лишь предлог, чтобы отнять у него любимое занятие.

Руки сжались в кулаки.

– Ты пил?

– Нет.

Грэм снова его ударил.

– Не ври мне! Принимал наркотики?

– Нет.

– Значит, валялся в кустах с этой маленькой шлюхой, так?

– Нет! Эшли не шлюха!

– Обычная шлюха, а ты слишком тупой, чтобы понять: ей нужны только мои деньги. Не смей приходить посреди ночи, полураздетый, и говорить, что не трахался с ней.

Зейн, как и все парни, во время танцев снял пиджак и галстук.

– Я не принимал наркотики, не пил и не занимался сексом. Я был на школьных танцах!

От удара в живот ожидаемо перебило дыхание.

– Значит, никакой ты не мужик, раз не способен залезть этой мелкой шлюхе в трусы.

– Грэм!

Тот даже не оглянулся на жену.

– Заткнись. Я занят.

– Бритт плохо. Ее вырвало на пол.

– Так вытри!

– Грэм, ее рвет, и у нее истерика. Сделай что-нибудь!

– Хорошо, как хочешь.

Он отпихнул сына в сторону и рванул вверх по лестнице.

Зейн почти бесстрастно смотрел, как Грэм молотит жену кулаками, а Элайза кричит и отбивается. Пусть грызутся, словно дикие звери, главное – чтобы не трогали Бритт.

Зейн стал подниматься по ступенькам, но на шум и крики выбежала сестра. Белая, как призрак, она заткнула уши.

– Хватит, хватит! Прошу! Я не могу! Я больше не вынесу!

Ее с размаху ударили. Зейн увидел, как сестра падает на пол, и внутри у него что-то сломалось. В ярости он ринулся вперед. Грэм развернулся к нему, и Зейн вскинул кулаки.

– Посмотрим, как тебе такое понравится.

Натренированные за год мышцы не подвели, а изумление на лице Грэма и брызнувшая кровь только подстегнули Зейна.

Со всех сторон неслись вопли. Зейн не останавливался – не мог, пока мужчина перед ним стоит на ногах.

Краем уха он слышал, как Бритт зовет на помощь, выкрикивая адрес. Элайза ногтями вцепилась ему в лицо, но он не чувствовал боли.

Потом он упал. Долго летел, кувыркаясь. Локоть врезался в ступеньку, как молоток в шляпку гвоздя. Что-то треснуло, сломалось, разбилось вдребезги, и красным расцвела боль. Зейн ударился головой.

Оглушенный, он попытался встать, сумел вскарабкаться на колени и поднял трясущиеся кулаки.

Грэм не спешил его бить. Наверху никого не было. Бритт перестала кричать.

Понимая, что случилось нечто страшное, Зейн привстал, но снова упал. Нога не слушалась. Он пополз.

Зейн добрался до лестницы в тот самый момент, когда наверху появился Грэм. Он тащил Бритт за волосы. В руке держал докторский саквояж.

Бритт не сопротивлялась, не плакала, вообще не двигалась, и Зейн впервые за все время испугался за жизнь сестры.

– Не трогай ее, сукин сын!

– Это ты сделал, – ровно и спокойно ответил Грэм, спускаясь по лестнице. – Про военную академию можешь забыть. Еще будешь о ней мечтать, но поздно.

Он встал над Зейном и, склонив голову набок, принялся его разглядывать.

– Ты слишком похож на мать – и внешне, и полным отсутствием амбиций, и дурными манерами. Я даже не уверен, что ты от меня.

– Хотелось бы.

Тот лениво пнул Зейна в живот.

– Юридически я твой отец и уважаемый член общества. У каждого действия есть свои последствия. Готовься их принять.

– Вали на хрен со своими последствиями. Что ты сделал с Бритт?!

– О, нет-нет, сынок. Это сделал ты.

Завыли сирены. Слава богу, Бритт вызвала помощь. Наверное, позвонила в Службу спасения.

– Тебя запрут до конца дней.

Грэм усмехнулся, покачал головой, поставил саквояж на пол и направился к двери.

– Такой идиот не мог от меня родиться. Элайза!

– Да-да, Грэм?

– Помни, что я сказал, и говори в точности как я.

Он распахнул дверь, вдохнул поглубже и выбежал.

– Сюда! Сюда!

Грэм замахал руками, подзывая полицейскую машину. Голос у него дрожал, он умудрился выдавить несколько слез.

Ни капли не удивившись, он увидел, что из машины вылезает начальник полиции собственной персоной. Грэм нарочно поддерживал дружбу с Томом Бостом, считая того полезным идиотом.

Главное, не переигрывать. Грэм согнулся, упираясь руками в колени, словно не мог отдышаться.

– Господи, Грэм. Какого черта у вас случилось? Из твоего дома поступил вызов.

– Том, боже!.. Нам нужна «Скорая».

– Сейчас приедет.

– Зейн… нет, я не могу… Он напал на мать. Ударил ее, Том. Кулаком в лицо. А потом и малышку Бритт. Я бросился к нему, хотел успокоить. Мы стали драться. Он упал с лестницы. Бритт пришлось дать успокоительное. Мой мальчик совсем озверел, Том. Мне кажется, он сошел с ума.

– Погоди. Стой здесь.

Бост подал знак одному из патрульных.

Да, звонок в Службу спасения из дома Бигелоу воистину творит чудеса. Грэм покачал головой и вслед за Томом вернулся в дом.

– Том… Том… – Элайза на лестнице держала в руках обмякшую Бритт. – Нам нужна «Скорая», срочно. Моя детка… Моя девочка…

– Сейчас будет. Господи, Зейн. – Том присел на корточки. – Что на тебя нашло? Ты принял наркотики?

– Нет. Нет! Он снова избил ее, а потом хотел избить Бритт. Я пытался ему помешать.

– Как ты можешь такое говорить? – Элайза, всхлипывая, качала Бритт. – Грэм в жизни не поднимал руку ни на кого в этом доме! Господи, Зейн, что ты наделал?

Тот лишь ошарашенно таращил глаза.

– Она врет. Она его покрывает!

– Он вернулся со школьных танцев, позвал меня. Я была наверху. Бритт стало плохо, ее тошнило. Я пыталась помочь ей, сказала, что сейчас не до него. А он… просто взбесился. Ударил меня.

Элайза прижала трясущуюся ладонь к щеке.

Баюкая раненую руку, Зейн чувствовал, как у него умирает душа.

– Как ты можешь?.. Что ты за мать?

– Он всегда ревновал к Бритт, но я даже не представляла, насколько…

Элайза прижала дочь к себе и громко разрыдалась.

В дом забежали медики.

– Сперва ими займитесь.

Бост указал наверх.

Грэм взял свой саквояж.

– Их надо отвезти в больницу.

– Ты поедешь с ними? – спросил Бост.

Грэм кивнул.

– Том, нам надо поговорить. Не здесь. Он утверждает, что не принимал наркотики и не пил, – добавил он для фельдшеров. – Но я ему не верю. Он прежде баловался.

– Неправда!

– Зейн, полегче.

Зейн узнал одного из медиков – Нейта, приятеля Дэйва.

– Я никогда ничего не принимал. Богом клянусь. Ни разу!

– Ладно, сынок, мы разберемся.

Зейн устало закрыл глаза.

– Это вряд ли.

– Не смейте давать ему обезболивающее, – распорядился Грэм, выходя с Бостом на крыльцо. – Надо взять анализ на наркотики. Ему верить нельзя.

– Я не употребляю наркотики. – Слез не было, только бесконечная усталость. – И не пью. За такое сразу выгоняют из команды. У нас скоро чемпионат.

Было больно – так же больно, как и двадцать третьего декабря. Когда на лодыжку с рукой наложили шину, боль самую малость отступила.

Зейна подняли на каталку и стали выносить. Вернулся донельзя мрачный Бост.

– Надо надеть на него наручники.

– Господи. – Нейт взялся за здоровое плечо Зейна. – У него сломана рука и, может, раздроблен сустав. Лодыжка, по всей видимости, тоже серьезно пострадала. Как минимум растяжение. Он не способен стоять. Еще у него сотрясение, и он в шоке. Куда он, по-вашему, денется?

– Таков порядок. – Бост выпятил подбородок. – Он обвиняется в нападении по трем статьям.

Зейн пристально глядел Босту в глаза, пока тот пристегивал его к каталке. В них не было ни сочувствия, ни тени сомнений. Как и обещал отец.

И все же он рискнул:

– Я не виноват.

– Зейн, твои родители говорят одно и то же. Твоя сестра под успокоительным, но с ней мы поговорим завтра. – Бост сжал ему ладонь, то ли успокаивая, то ли обнадеживая. – Тебе окажут надлежащую помощь.

Его выкатили на крыльцо. Из домов выглядывали соседи – он слышал их голоса. Кто ему поверит? Никто. Ни единая душа.

Зейн уставился в небо. Там светили те же звезды, на которые он любовался час назад вместе с Эшли. Однако теперь все изменилось. Мир уже не будет таким, как прежде.

Услышав торопливые шаги, он съежился. Это отец. Он хочет его прикончить.

Никто не скажет ему ни слова.

Но за руку его схватил Дэйв.

– Зейн, все будет хорошо!

– Я не бил Бритт. И мать не трогал.

– Естественно, не трогал. Какого черта ему надели наручники?!

– Дэйв, отойди.

– Что вообще тут происходит? Я высадил его из машины полчаса назад. Он с моим сыном ходил на танцы. Прекрасно провел время. Зейн, что случилось?

– Он снова ее бил. Начал с меня, потом взялся за нее. Только в этот раз ударил и Бритт. Я не смог терпеть. Хотел его остановить.

В глазах Дэйва он увидел неожиданное. Тот ему поверил.

– Где, черт возьми, Грэм Бигелоу?

– Едет в больницу вместе с женой и дочкой. Дэйв, мне это тоже не нравится, но Зейна обвинили в нападении. Ему сейчас окажут медицинскую помощь, а потом отправят в Банкомб.

– Господи, Том, ты же знаешь мальчика!

Бост упрямо стоял на своем.

– Его родителей я тоже знаю, и оба дали показания. Дэйв, у меня нет выбора. Ему предъявили обвинение, и судья Уоллес вынес постановление. Ты обязан отойти.

– Черта с два. Я медик и еду вместе с ним. Кто-то должен поддержать мальчика. – Дэйв забрался в «Скорую», помогая затащить каталку. – Нейт, доложи, как обстоят дела?

Зейн нащупал его руку.

– Он чудовище, – выдавил он, когда двери закрылись.

– Кто, дружище?

– Грэм Бигелоу. Он чудовище. И Элайза тоже. Не дай им тронуть мою сестру.

– Не переживай. Успокойся. Мы все решим.

Неужели ему верят? Хоть кто-то? Зейн закрыл глаза. Хоть кто-то… Крохотный лучик надежды причинял не меньше боли, чем раненая рука.

– Скажи Эмили. Позвони ей, расскажи, что случилось. Прошу.

– Хорошо. Не волнуйся.

– Пусть присмотрит за Бритт. Я теперь не смогу.

Дэйв погладил его по голове, и в глазах появились слезы. Зейн отвернулся и дал им волю.