Текст книги "Наследие"

Глава 10

Все лето Райлан работал почти исключительно из дома. И почти всегда ночью. Сон не жаловал его после смерти Лорили, и он превратил ночь в рабочее время, только ранним утром перехватывал пару часов сна. Спал, когда – и если – спали дети.

С мыслью о том, что нужно нанять няню, он никак не мог смириться. Не мог привнести еще и такую резкую перемену в жизнь детей. И не допускал мысли оставить их с кем-то другим.

А так как первые недели Брэдли часто просыпался ночью в слезах, сон стал для Райлана скорее роскошью, чем приоритетом.

Невозможно переоценить помощь, утешение, внимание от сестры и матери, но не могли же они оставаться навсегда.

У него была ответственность – в первую очередь перед детьми, потом – перед работой. Работа не только обеспечивала его семью, но поддерживала на плаву компанию и ее сотрудников, которым он давал заработать на жизнь.

На какие-то промежутки времени он мог забыться в работе или в заботе о детях. Стирка, магазины, готовка, внимание, прогулки в парке. Все это способствовало его стараниям создать у них чувство безопасности, ощущение нормальности жизни.

Он и раньше интересовался, как справляются одинокие родители.

Оказалось, что при этом часто случаются отчаяние и изнеможение – зато полностью пропадает любого толка эгоизм.

Он худел – фунт там, фунт здесь, – пока не стал из худого истощенным и едва узнавал себя в зеркале.

Но времени что-то с этим делать у него совсем не было.

Осенью он, отведя детей в школу, ехал на работу и сидел там, пока не надо было их забирать.

Он занимался домашними делами, включая еженедельный наем уборщицы для выполнения той работы, что обычно они делали вместе с Лорили.

На Рождество, когда ему больше всего хотелось запереться в темноте и предаться горю, он заставил себя поставить елку и повесить гирлянду.

И сломался – слава богу, когда был один, – начав развешивать рождественские носки и распаковав носок Лорили. Горе захлестнуло его страшной черной волной, обрушило на пол.

Как теперь жить? Как вообще кто-то может через такое пройти?

Он судорожно сжал носок в руке, и Джаспер подошел на мягких лапах, забрался к нему на колени и положил голову на плечо. Райлан притянул пса к себе, обнял и не отпускал, пока приступ не ослабел.

Он сможет, и он сделает. Потому что наверху спят дети, и он им нужен.

Но вместо того, чтобы устраивать утро Рождества дома, а потом ехать к своей матери на праздничный ужин и день подарков, они устроили семейное Рождество утром сочельника, а поехали потом.

Санта принес подарки и вложил их в чулки заранее, сказал Райлан детям, потому что знал, что они едут к Нане. Санта все знает.

Новая традиция, сказал он себе. Их надо создать, чтобы старые не разорвали его в куски, которые уже никак не сложить.

Так он прожил лето, осень и зиму, и в годовщину смерти Лорили он сидел один в темноте (дети уже спали), и она ему снилась.

Она села ему на колени, как часто бывало в тихие уединенные минуты. Он слышал аромат цветочных духов, которыми она душилась. Аромат наполнял его, как дыхание.

– Отлично справляешься, милый.

– Я не хочу отлично справляться. Я хочу, чтобы ты была рядом.

– Знаю, но так и есть. Я в детях. Я вот здесь. – Она положила руку ему на сердце. – Ты только живи дальше. Знаю, что сегодня тяжело, но ты переживешь, и будет завтра.

– Хочу вернуться и не пустить тебя в тот день на работу.

– Нельзя. – Она ткнулась лицом ему в шею. – Иначе тот мальчик был бы мертв. И не говори, что тебе все равно, потому что это неправда. Кто знает, кем он вырастет, какие чудесные вещи, может быть, сделает?

– Он приходил ко мне, – тихо сказал Райлан. – С родителями. Я не хотел с ними разговаривать.

– Но ведь поговорил?

– Они хотели мне сказать… просто сказать, как они мне сочувствуют и как благодарны. Мне это было все равно – я хотел, чтобы было все равно.

– Но ведь не было?

– Они получили разрешение посадить дерево у школы. Карликовую вишню, декоративную. Чтобы тебе она была видна из окна твоего класса. Хотели, чтобы я знал: они никогда тебя не забудут.

– Нам не дано знать, сколько добра может он сотворить в своей жизни. А если бы меня там не было, тот, кто вел бы в тот день мой класс, мог бы не укрыть других детей. Мы не можем этого знать, милый. Просто не можем.

– И не можем знать, что могла бы сделать со своей жизнью ты. Мы с нашими.

– Ох, Райлан… я сделала то, что сделала, и думаю, это то, что мне было предназначено сделать. Ты это знаешь. Теперь ты делаешь то, что должен делать ты. Помнишь, как мы с тобой накануне разговаривали, решали, как сказать детям про Софию?

– Мы собирались им сказать, что она должна была стать ангелом и что теперь будет смотреть за ними, за всеми, кому это нужно.

– И это было бы правильно, потому что они еще такие маленькие. Но ведь и ты так можешь думать обо мне. Потому что я всегда буду с тобой, милый мой Райлан. Буду смотреть за тобой и детками.

– Эдриен мне написала. Она сказала, что ты была ангелом.

– Вот видишь? – Она поцеловала его нежно, сладко. – Я люблю тебя, Райлан. И теперь тебе нужно уйти от своего горя. Это не значит забыть меня, уйти от памяти, забыть любовь. Пусть уйдет горе, пусть оно превратится во что-то другое. Ради меня и ради наших детей.

– Не знаю, смогу ли я.

– Я знаю, что сможешь. И знаю, что так и сделаешь.

Она снова его поцеловала – и он остался в темноте один.

Райлан встал, включил в офисе свет. Хотя уже была почти полночь, он подсел к рабочей станции.

И начал рисовать ее – свою Лорили. Сначала лицо – множество выражений лица. Счастливая, грустная, сердитая, веселая, заманчивая, удивленная.

Потом тело – анфас, профиль, три четверти. Заполнил много страниц рисовальной бумаги, потом добавил крылья.

Он ее рисовал с крыльями сложенными, расправленными, летящую на крыльях, входящую в пике. Сражающуюся крыльями.

Сперва она была в длинном белом платье, но тут же стало понятно, что это неправильно.

Крылья – да, белые, большие, красивые, даже какие-то яростные. Но весь наряд должен быть смелее, сильнее, резче этой ангельской белизны.

Он еще раз попробовал, одев ее в комбинезон, облегающие сапоги, подумал о нимбе, но отказался как от заезженного штампа. Длинные рукава свел к точке на тыльной стороне рук, сделал V-образный вырез на сапогах спереди.

Просто, сильно. Потянувшись за цветными карандашами, выбрал синий – как ее глаза.

Она умерла, спасая другого, подумал он, но безвременно. И это нарушение порядка вещей. Значит… значит, ей было дано прожить сто лет человеком, но лишь если бы она сражалась за других, спасала их, служила бы правде, охраняла невинных.

Ли. Она была бы Ли Марли: часть ее имени, сочетание имен детей – в человеческом образе, в своем альтер эго. Художница.

А когда она расправила крылья, когда ее призвали защищать, она стала Истинным Ангелом.

Он приколол эскиз к чертежной доске.

Пока дети еще не проснулись, надо набросать историю ее происхождения.

Фоном мелькнула такая мысль: он сейчас сделал то, что она просила. Отпустил частицу своего горя, преобразовал его в нечто иное.

Райлан проследил, чтобы дети оделись, разыскал сверкающие розовые кроссовки, которые дочь должна была надеть в детский сад и не могла найти. Поскольку это сожрало уйму времени, он на завтрак разогрел вафли, что было встречено приветственными возгласами.

Загрузив детей и результаты своей ночной работы в машину, он отвез их в сад и школу, а затем направился к себе на работу. И впервые за весь год – с реальной целью и с реальным интересом.

Первым делом он столкнулся с Джонасом.

– Райлан, черт побери! Ну и видок у тебя – краше в гроб кладут.

– Всю ночь работал. Есть у меня деловой разговор с тобой и с Бик.

– Она только что поднялась к себе. Слушай, мне надо поймать Кристол, чтобы написать…

– Потом.

Экономя время, он потащил Джонаса к грузовому лифту.

– Я знаю, что вчера тебе нагрубил, но ты правда столько наркоты принимаешь?

– Только кофе, но в больших количествах.

Лифт застонал и поехал вверх, а Райлан написал Бик:

«У меня в офисе, срочно!»

– Ты вряд ли даже кофе пьешь.

– Сегодня ночью пил. У меня тут кое-что есть, – он хлопнул по портфелю. – Мне надо, чтобы вы глянули и честно сказали свое мнение.

– Не вопрос. Только кофе больше не пей. У нас ведь встреча с партнерами сегодня, так, может, ты чуть вздремнешь, а мы…

– Нет, давай сейчас.

Он снова ухватил Джонаса за руку и потащил к себе в офис. Открыв портфель, достал эскизы, начал их прикалывать. Не обращая внимания на незаконченную работу на столе, стал добавлять эскизы истории происхождения, главу за главой.

– Красивая, – тихо сказал Джонас. – Это Лорили, и она красивая.

Райлан мотнул головой.

– Это Ли Марли в образе человека. Она – Истинный Ангел, защита невинных.

– Что за пожар, так вас и этак? – спросила, входя, Бик. – Я тут… а! – Она остановилась, рассматривая эскизы. – Слушай, друг, это фантастика.

– Мне надо, чтобы вы это просмотрели, чтобы прослушали сюжет. А потом сказали, пойдет это или нет. Не потому, что вы мне сочувствуете, не потому, что вы тоже ее любили. А потому, что это правильно. И даже лучше, чем правильно, если это у нас пойдет. Если увидите недостатки, я должен знать. Если это не выстрелит, я тоже должен знать. Это ее лицо и ее сердце, так что я просто должен знать.

Джонас уже стоял у доски и изучал наброски.

– Ты и так знаешь, что это пойдет. Ты и так знаешь, что это более чем правильно. Да, это в ее память, но… – он осекся. – Давай ты, – буркнул он, обращаясь к Бик.

– Я читаю.

– Могу вам сказать, что дальше по сюжету, – начал Райлан. – Я уже у себя в голове все сложил.

Бик погрозила ему пальцем:

– Тихо. Вытащи ее из Бруклина, помести в Сохо. Пусть у нее там будет лофт. А чтобы себе его позволить, она работает в галерее внизу.

– Окей. – Райлан кивнул, обдумывая идею. – Окей. И тогда она привязана к Манхэттену, это лучше.

– У тебя она во время ограбления магазина спасает женщину. Нельзя, чтобы ребенка? Типа десятилетнего мальчика, уличный мальчишка. Так будет трогательнее.

– Может, и правда лучше будет. Подумаю.

– Я тебе вот что скажу. Код срочности в «Скорой», потом ее пытаются вернуть, а тем временем ее дух бродит – как у тебя называется между здесь и там? Это может быть и магия – когда ее возвращают и она дышит. Да, вполне может быть магия. – Бик обернулась к нему: – Насколько тебе тяжело будет все это писать и иллюстрировать? Возвращать ее?

– Может быть утешением. – И уже было. Какой-то позитив выжать из ее утраты. – Но это только если у меня получится что-то стоящее.

– Уже получается. Джонас?

Райлан взял себя в руки, улыбнулся.

– Вот Истинный Ангел. Да будет долгим ее полет.

«Истинного Ангела» выпустили во вторую годовщину смерти Лорили. Райлан дал ей в противники Ужаса – полудемона, заражающего людские души так, что обычные неприязненные чувства и недовольство превращаются в безумные зверства.

Работа занимала Райлана, отвлекала, а прием, оказанный «Ангелу» читателями, подстегнул его дух и укрепил компанию.

К лету, к концу очередного школьного года, он принял тот факт, что ему нужно что-то менять. Ради детей, ради себя, ради качества собственной работы.

Он взял долгий, давно заслуженный отпуск – неделю на пляже только с детьми.

Оставив позади всякую мысль о работе, он плюнул на все правила насчет режима сна и питания, и мир наполнился песчаными замками и потоками санскрина, жаренными на гриле сосисками и морепродуктами. Райлан просыпался от шума океанских волн и прыгающих у него на кровати детей.

Ночью, если он не сваливался в мертвый сон после солнца и моря, как его дети, то сидел на маленькой веранде, глядя на звездный дождь над темным морем.

Когда ему приснилась Лорили, она была одета в длинное белое платье с лиловыми цветами. Он это платье помнил. Одно из последних, которые он заставил себя отдать на благотворительность.

Она стояла у перил веранды, океанский бриз шевелил ее волосы, фигуру омывал лунный свет.

– Мы всегда любили сюда приезжать. Думали, что когда-нибудь купим себе коттедж или бунгало. – Она улыбнулась, оглядываясь. – Так и не успели.

– Слишком многого мы не успели.

– Самое важное успели. Вот они там спят в доме, свернулись, на солнышке нагревшись, и Джаспер сторожит их сон.

– Он не меньше их любит пляж. Я сейчас мог бы здесь купить себе что-нибудь. «Истинный Ангел» серьезно пошел вверх. Мог бы себе приглядеть местечко на Кейп-Мэй, ближе к дому, но…

– Даже хорошему отцу трудно делать все одному.

– Боюсь, что я кое-что пустил на самотек. Добыть две дюжины капкейков – без глютена – для одноклассников Брэдли, проверить, чтобы у Марии была лента именно нужного цвета, под стать ее наряду – девушка фанат моды. Как ты все это успевала?

– Милый мой, у меня был ты, так что мне не надо было добывать капкейки, ты их покупал в пекарне. Когда я не могла найти нужную ленту, ты находил заколку с цветочком, и этого хватало.

Она уютно села рядом с ним, взяла бокал вина, который он едва пригубил.

– Если тебе нужна помощь, ничего стыдного в этом нет.

– Не в том дело. Каждый раз, как я начинаю искать няню, у меня чувство, что это не то, что это неправильно. Для них, для нас. Не знаю, почему, но ощущение именно такое.

– Знаешь, знаешь. – Она потрепала его по ноге, отпила вина. – Точно так же, как знаешь ты, что должен делать, что тебе нужно сделать. И в глубине души – хочется сделать.

– А это ощущается как бросить тебя, отвернуться от всего, что у нас было, что мы построили, чего нам хотелось.

– Райлан, милый, это я тебя бросила. Против воли, против своего желания, но я тебя бросила. И теперь ты должен делать то, что нужно для наших деток и для тебя. – Поставив бокал, она поцеловала Райлана в щеку. – И я на тебя рассчитываю.

Она встала, расправила белые крылья и улетела в ночь.

Вернувшись в Бруклин, Райлан сделал болезненно точные приготовления к празднику для обоих детей, а потом куда более простые – к встрече с партнерами.

Она подразумевала конференц-зал на третьем этаже и заказ ланча из китайского ресторана.

Джонас, чисто выбритый после зимнего эксперимента с бородой, ухватил курицу в кисло-сладком соусе.

– Марта мне только что выдала отчеты по «Ангелу» и по «Снежному Ворону» – предзаказы на июльский выпуск. Я их вам обоим скину и сюда выведу, чтобы за едой настроение было хорошее. Потому что, парни, мы прем в гору!

– Приятно знать. – Бик ловко орудовала палочками в лапше. – Потому что я тут пописала на бумажку сегодня. К весне нам с Пэтс еще один рот кормить.

– Ни фига себе! – Джонас указал на нее пальцем, а Райлан вскочил, оббежал вокруг стола и обнял ее. – Залетела?

– Именно так. Пока что не афишируем, и еще нужно официальный тест в клинике, но вам надо было сказать.

– И как ты? – спросил Райлан. – Как самочувствие?

– Лучше не бывает, пусть бы так и дальше. И рада до чертиков, как последний псих. Только вот что, парни: не хочу пока никому говорить, пока не пройду по докторам, все не выясню, что все в полном порядке и идет как надо. Так что, Джонас, рот на замке.

Он состроил обиженную физиономию:

– Рот на замке я держать умею.

– Обычно его заваривать приходится. Но тут я серьезно. Рот на замке, пока я не дам отмашку.

– А чего ты на Райлана не катишь бочку?

– Потому что он не трепло.

– Трепло… – задохнулся Джонас. – Так я же тоже!

Бик засмеялась, толкнула его в плечо:

– Мудрый человек все о себе знает.

– Бик, это здорово. Я рад за тебя и за Пэтс.

– Я сама за нас рада, Райлан. Ладно, ты нас позвал на совещание. Хочешь рассказать, как отпуск провел?

– Это можно сделать в двух словах: чертовски хорошо. Детям понравилось. Должен признаться, что у Брэдли держится одержимость Темным Рыцарем.

– Что-то надо с ребенком делать, – сказал ему Джонас.

– Икона есть икона, но мне пришлось принять трудное решение: помочь ему воссоздать из песка Уэйн Мэнор.

– Что? А почему не Гнездо Снежного Ворона? Оно же круче!

– Ему только семь, Джонас. – Почти восемь, вдруг дошло до Райлана. – Не будем его торопить. Ладно, а теперь, пока мы не приступили к цифрам и не занялись другими делами, я должен спросить вас обоих – как партнеров, а не как друзей: создает ли моя работа из дома какие-нибудь шероховатости для компании? В производстве, в разработке, в разделении обязанностей?

– Ты работал из дома, когда пришел с «Истинным Ангелом», – напомнила Бик. – Это не шероховатость, а наоборот.

– И мы уже запланировали для тебя работу из дома на весь остаток лета или на большую его часть, – вставил Джонас. – У нас есть техники, Человек-Райлан. Да, это классно, когда мы в одном помещении можем устроить мозговой штурм, принять решение или оспорить его. Но мы все это можем, если надо, и по видеоконференции.

– А как бы вы к этому отнеслись, если бы это было не только летом, или в школьные каникулы, или когда ребенок болеет?

Бик села прямее:

– Что-то с детьми?

– Нет. Но я чувствую, что недостаточно для них делаю. Меня просто мало, им нужно больше. Им нужна семья и четкое расписание, которое я сам им дать не могу. Я все это откладывал ради себя, и больше так не могу. Так что я решил уехать домой, вернуться в Трэвелерз-Крик.

– Из Бруклина в Дыркотаун? – спросил потрясенный Джонас.

– Я в Бруклин приехал из Дыркотауна. Там живет их бабушка, и они мало друг друга видят. Там их тетка и дядя, их двоюродный брат. Семья. И я знаю, что они все люди занятые, но они там. И я буду там. Мне не придется посылать маме видео, как танцует на школьном концерте Мо или как Брэдли играет в малой лиге. Она сама сможет присутствовать. Я знаю, что, если нужно, они будут сидеть и делать уроки в ресторане Риццо, как я когда-то.

– Кажется внезапным, но на самом деле нет, – сказала Бик.

Нет, подумал Райлан. Совсем не внезапно.

– Я об этом не первый день думаю, но откладывал. Потому что продать дом, который мы вместе купили, вместе ремонтировали, куда привозили из роддома детей, – это казалось предательством.

– Да нет, – тихо сказал Джонас. – Да нет.

– Спасибо. Я смогу прыгнуть на поезд или в машину примерно раз в месяц, и не беспокоиться за детей, они будут с моей матерью или сестрой. Если не выйдет, если скажется на работе моей компании, я выйду из дела. Сможете купить мою долю и…

– Заткнись к хренам. – Бик ткнула пальцем в его сторону.

– Точно сказано. Это наше детище от колыбели до могилы. И нас трое, – сказал Джонас, – или ни одного. Ведь это ты тогда сказал: «А ну на хрен, давайте комиксы лепить».

– Я был пьян.

– Ну так вот, с тех пор мы и лепим на хрен эти комиксы, хоть и протрезвели. Может, ты и хочешь уплыть в свой Хревелерз-Крик, но грести будем в три весла.

– Джонас! – Бик положила руку на сердце. – Да ты же, мать твою, поэт. Райлан, как дети на это отреагировали? Ты бы не стал нам излагать, не поговорив сперва с ними.

– Они за. Меня удивило, как они быстро прыгнули в лодку. У них тут друзья, школа, дом. Но предложение их обрадовало. Мо хочет дом с башней для принцессы. Брэд, боюсь, потребует Уэйн-Мэнор.

– О господи! – Джонас с набитым ртом покачал головой. – Этот мальчик меня убивает.

– Сперва будем жить у мамы – по крайней мере, я собираюсь это на нее обрушить, – потому что не сразу можно будет найти там жилье, и это уже после того, как разобраться со здешним домом, подготовить к продаже, выставить на рынок.

– Не…

Бик тут же зажала себе рот рукой, вытаращив глаза.

– Два дома я не могу держать. Не настолько у нас хороши цифры.

– Нет, я в смысле… что бы ты сказал, если бы мы его купили? Мы с Пэтс… боже мой, что я сейчас сказала.

– Повтори?

– Ну да, с ума спятила. Но мы об этом говорили, когда я сделала тест и когда перестали прыгать от радости, в один голос сказали, что надо будет купить дом. Оставаться поближе к ее работе и к моей, но чтобы у нас был дом, двор, район, где детям не страшно. Черт бы побрал, что, если бы мы твой дом купили? Это так ужасно? Будет тебе плохо, если там будут жить люди, которых ты знаешь? Будет ли…

В его широко распахнутое сердце хлынуло все добро мира.

– Не мог бы придумать ничего лучше. Не чужие люди, а родные.

– Правда? Ох ты ж, надо будет мне с ней поговорить. В смысле, ей твой дом по душе, но без нее я не могу сказать, что решили.

– Это предрешено. – Джонас жевал курицу. – У меня покалывание в костях. А вы же знаете, что у меня это бывает, лишь когда я предчувствую.

– Я ей позвоню. Ты уверен?

– Ага. У меня, честно говоря, тоже косточки покалывает.

– Эй, это у меня покалывает. Не воруй чужое предвестие.

– Я ей прямо сейчас позвоню. – Бик вскочила, потом снова села. – Нет, давайте сперва цифры. Мне надо видеть цифры перед тем, как бежать покупать дом.

Джонас глотнул газировки и усмехнулся, оборачиваясь к компьютеру.

– Позвольте мне предварить доклад словами, что купить дом мы себе можем позволить.

Поскольку погода так и звала на улицу, Эдриен записала тренировку для блога в патио, выбрав для записи быстрый и эффективный сеанс йоги, а закончила сидя со скрещенными ногами на коврике, одной рукой обнимая устроившуюся рядом Сэди.

– Не забывайте: гибкость – один из важнейших столпов фитнеса. Оставьте время для нее, для себя. До следующего раза! Мы с Сэди желаем вам приятного дня.

Она щелкнула пультом, ткнулась лицом в собаку.

– А это обложка на эту неделю.

– Ты тоже ничего выглядела.

Эдриен обернулась, увидела Дуома.

– Привет, я не знала, что ты вернулся. Надо было тебе принять участие. Знаешь же, люди любят, когда ты появляешься в блоге.

– Эти позы «собака-мордой-вниз» оставляю тебе и Сэди.

– Тогда тай-цзы на следующей неделе. Ты это хорошо умеешь.

– Посмотрим. Не посидеть ли нам в тени, если ты не очень занята, и насладиться этим прекрасным летним днем?

– Не очень прекрасным. Садись, а я лимонад принесу.

– Не возражаю.

– Пять минут. Сэди, посиди с Поупи.

Дуом сел за маленький столик, Сэди подошла к нему, положила на колени свою большую голову.

Гладя собаку, Дуом смотрел на сад, снова оживший летом. Зрели помидоры, цвели розы, здоровенный куст розмарина благоухал вовсю.

Гудели пчелы, пели птицы.

Ему было неприятно осознавать, что он уже не может работать в саду так, как раньше, но он знал, что Эдриен за ним доделывает.

– Много чего приходится доделывать, Сэди.

Он смотрел, как она идет из кухни с подносом. Кувшин, стаканы со льдом, мисочка ягод, тарелка с фруктами и сыром.

Много что, снова подумал он.

– Как там в «Риццоз»?

– Довольно тихо сегодня. В такой прекрасный день люди предпочитают гулять. Но есть хорошая новость.

– Сплетня? – Эдриен повела плечами, наливая лимонад в потрескивающий лед. – Сплетни я люблю.

– Боюсь, скорее новость, чем сплетня, но новость хорошая. Мне Джен сказала, что Райлан с детьми возвращается в Трэвелерз-Крик.

– Правда? – Эдриен закинула в рот ягоду малины. – Она, поди, в восторге.

– Это еще слабо сказано.

– А как же его работа, его компания?

– Будет работать отсюда, а при необходимости – ездить в Бруклин. Будут жить у нее, пока дом не найдут. Она, думаю, была бы счастлива, если бы не нашли вообще. – Он глотнул лимонада. – Точно как бабушкин.

– Я часто видела, как она его делает. В отличие от тебя – ни разу не дал посмотреть, как делаешь свой соус.

– Когда-нибудь, – улыбнулся он.

– Ты уже это говорил.

Она бросила Сэди ягоду черники – всем нравилось, как собака ее ловит на лету.

– Есть одна вещь, о которой я хочу с тобой поговорить.

– Да?

– О доме и о ресторане. Я давно уже внес изменения в завещание…

– Поупи…

Он оборвал ее, резко качнув головой:

– Человек, который не приводит свои дела в порядок, – эгоистичен и близорук. Мне хотелось бы думать, что я не таков.

– Ты не таков.

– И я подумал, что никогда об этом с тобой не говорил, а то, что я сделал, может оказаться более обузой, чем даром. В смысле, оставить тебе дом и ресторан.

– Поупи…

– Тут дело не только в том, что твоей матери не нужно ни то, ни другое, а еще и в том, что она этого не хочет. Это не ее дом, и давно уже. Бизнесом она тоже никогда на самом деле не интересовалась – у нее есть свой. Но ведь и у тебя тоже. И я хочу, чтобы ты мне честно ответила – потому что это обязанности, которым нет конца. Ты можешь вернуться в Нью-Йорк и даже думать не захочешь о том, чтобы владеть ресторанным бизнесом.

– Я никуда не собираюсь уезжать – здесь мой дом, и ты это знаешь. А «Риццоз» не просто бизнес – ни для тебя, ни для меня. Ни для нашего города.

Он именно этого и ожидал, но на сердце все равно стало легче.

– Тогда ладно. Я знал, что на вас обеих могу полагаться. Что до обстановки в доме, прошу тебя, пусть твоя мать возьмет, что захочет. Украшения ее матери – София не особенно ими увлекалась, но как память. Мебель, вещи. Пусть у Лины будет то, что для нее что-то значит.

– Не вопрос. Обещаю.

– Хорошая девочка. Ты всегда была моим сокровищем, но в эти два года… Я бы без тебя не выдержал. И без тебя. – Он снова погладил Сэди по голове. – Моя большая девочка.

– Мы тебя любим, Поупи. И то, что у меня есть вот это все, – она развела руки, будто хотела обнять пространство вокруг себя, – что у меня есть ты, – это дает мне корни. Определяет, кто я такая.

– Сердце наполняется гордостью, когда я вижу, что выросло из этих корней, – вздохнул он. – Ладно, с этим покончено и займемся тем, чем ты и предложила, заканчивая запись. Будем наслаждаться этим летним днем.