Текст книги "Наследие"

Глава 8

Ее называли героиней. Мальчик, которого она закрыла своим телом, десять дней провел в больнице, но выжил.

Никто из учеников ее класса физически не пострадал. Но раны сердца, души, ума заживут у них лишь через много лет. Если заживут.

Двое мальчишек, шестнадцати и семнадцати лет, злясь на весь мир, плюя на собственную жизнь, в этот светлый майский день лишили жизни шестерых человек.

Пять из них были их одноклассниками.

Еще одиннадцать они ранили.

Разбитые жизни, горе детей, потерявших родителей, братьев и сестер, детскую наивность, вечное горе родственников, которое будет только расти.

Оба стрелка погибли при штурме.

Эдриен сама еще горевала, сидя за бабушкиным столом и выбирая из ее набора бумаги для писем.

Она послала бы цветы, но цветы завяли бы.

Через неделю после двух горестных смертей она написала Райлану:

Дорогой Райлан!

Нет слов, чтобы передать, как я тебе сочувствую. Я знаю, что твои мать и сестра сейчас с тобой, и надеюсь, что это как-то смягчит горе.

И мне очень жаль, что я не могла приехать на отпевание Лорили, потому что не могу сейчас оставить деда.

Она была одной из самых красивых женщин, из самых красивых людей, что я встречала в своей жизни. Я не очень хорошо ее знала, в основном по переписке, но ее жизнерадостность, ее доброта, ее любовь к тебе и к вашим детям так ясно были видны.

Мир потерял ангела.

Конечно, пустые слова – «дай мне знать, если есть хоть что-то, хоть что-нибудь, что я могу для тебя сделать». Но я их говорю от всего сердца. Чтобы это пережить, пройти через это горе, я говорю себе, что Нонна и Лорили сейчас хранят друг друга.

И нас. Тебя, ваших детей и меня.

Потому что такова была их суть.

Есть люди, которые оставляют после себя в наследство доброту. Твоя Лорили и моя Нонна были именно такими.

С глубоким сочувствием,

Эдриен.

Она взяла это письмо и то, которое написал дед, и вышла на веранду, где сидел Дуом.

– Поупи, пошли покатаемся. Надо отправить эти письма, и давай заодно в ресторан заедем, посмотрим, что там делается.

Он улыбнулся и покачал головой.

– Давай не сегодня, детка. Завтра, наверное.

Он это говорил каждый день.

Она подошла, села рядом на соседний стул – на бабушкин. Положила ладонь на руку деду.

– Джен и Майя возвращаются на следующей неделе. По крайней мере, рассчитывают вернуться.

– Бедный мальчик, бедные дети. У меня с Софией была целая жизнь, а у них – мгновенье. Джен может оставаться с ним, сколько ему будет нужно.

– Она знает.

Он повернул руку, похлопал ее по руке.

– Тебе нужно вернуться к своей жизни, Эдриен.

– Выставляешь меня за дверь?

– Никогда. – Он сжал ее руку. – Но тебе нужно вернуться к своей жизни

– Прямо сейчас я должна выполнить несколько поручений. Хочешь сэндвич из багета с мясом? Можно пополам.

Она специально предложила его любимое, но он лишь рассеянно потрепал ее по руке:

– Мне все равно, как скажешь.

И это он тоже повторял практически каждый день.

Эдриен, вставая, поцеловала его в щеку.

– Я всего на час, не больше.

– Не торопись.

Но она торопилась. Ей не хотелось оставлять его сейчас надолго. Он казался слишком хрупким, слишком беспомощным.

По дороге в город она опять перебирала все варианты и понимала, какой нужно выбрать.

И на самом деле она с самого начала знала, какой выбор сделает.

Заехав на парковку возле «Риццоз», она вышла на почту отправить и открыть почтовый ящик. Это означало разговор с почтмейстершей – тяжелый разговор, потому что та спросила про Дуома.

Оттуда Эдриен пошла на Мейн-стрит, потом к «Фарм-Фреш» за квартой молока, дюжиной яиц – тут еще один разговор. Полный бакалейный обход ей был не нужен – люди принесли и продолжали приносить еду мешками.

А дедушка ел слишком мало.

Она взяла немножко варенья из лесной малины, надеясь, что обильный завтрак, который она собиралась приготовить утром, деда соблазнит.

И прихватила лавандово-соевых свечей в надежде, что они помогут успокоить тревожные мысли в утренней медитации.

Вернулась к машине – еще один разговор на переходе, пока горел красный.

Уложила яйца и молоко в кулер, остальное затолкала в багажник и вошла в суматоху обеденного часа в «Риццоз».

Вошла она через задний вход, не зная, на сколько еще разговоров ее хватит. Пахло чесноком и специями, кислотой уксуса. Эдриен, петляя среди столиков, вышла в главный обеденный зал с открытой кухней, в шум разговоров, стук тарелок, лязг ножей на разделочных досках.

От соусов, булькающих на большой плите, шел пар. Стукнула дверь кирпичной печи, когда повар вытащил очередной пирог.

– Эдриен, привет! – Барри зачерпнул соуса, полил пузырящийся пирог. Долговязый, совиноглазый и верный Барри работал у Риццо со школьных лет. Прошло четыре года, и вот он тащит на себе заведение, пока Джен – ныне менеджер – утешает сына, а Дуом в трауре. – Как оно там? Как наш босс?

– Нормально. Все пытаюсь уговорить его подкрепиться мясным сэндвичем. Когда представится шанс.

– Не вопрос. Я знаю, как старик его любит. Присядь. Выпьешь чего-нибудь или съешь?

– Нет, спасибо. Я возьму… – Она хотела было сказать «воды», как ей уже давно было свойственно, но сообразила, что и ей можно бы подкрепиться. – Мне колы. И еще мне нужно в офис зайти на пару минут, если ты не против.

– Не вопрос, – повторил он. – Скажи Дуому, что его тут сильно не хватает.

– Скажу.

Она налила себе шипящей колы, добавив приличное количество льда.

Офис представлял собой комнатушку в глубине здания, где возле большой раковины работала посудомойка, стояла – сейчас без дела – тестомешалка и пробегала раздатчица прихватить что-то из кулера.

Эдриен помахала всем и закрылась в комнатушке.

Села у стола в относительной тишине, откинулась на спинку стула и закрыла глаза на пару минут.

С болью в сердце удавалось сладить, когда Эдриен была поглощена каким-то делом. Например, прибиралась в доме – хотя работы тут было немного. Работала в саду, ездила в магазины за предметами первой необходимости. Но стоило остановиться хоть на минутку, от боли едва дыхание не перехватывало. Решение, напомнила она себе, – в том, чтобы продолжать что-то делать.

Она представляла, что принятое ею решение именно это и гарантирует.

Зная, что нужен разговор лицом к лицу, она достала планшет и вызвала Тишу по FaceTime.

Тиша появилась на экране. Коротенькие косички, а на бедре сидит смешной и трогательный Финеас, почти двух лет от роду.

Жизнь изменилась, подумала Эдриен. Не может же она стоять на месте. Ее давняя подруга, бизнес-менеджер, ее громогласная надежная стена, – мамочка. Влюбилась – и уже не вылюбилась – в красивоглазого, медленно-улыбчивого автора песен, который покорил ее музыкой, цветами и героическим терпением.

– Ох уж этот мальчишка!

Он завопил, увидев Эдриен на экране, захлопал пухлыми ладошками, сказал «Рицц!» и послал ей воздушный поцелуй.

– Финеас! Привет, Фин! Вот этого человека я люблю. Я так понимаю, это у него лицо вымазано соусом, а не кровью его жертв?

– Правильно понимаешь – на этот раз. Только что поели. Ты говори, я пока его сполосну. Монро заперся в студии, работает, но это нормально, у него вечерняя смена. А как ты, Эдриен? Как Поупи? Жаль, мы не могли остаться на дольше.

– Как-то справляемся. Но он меня беспокоит, Тиша.

– Еще бы. – Финеас стал резко возражать против мытья лица и рук. – Ребенок, потерпи, уже почти все. Ты говорила, твоя мама тоже уехала?

– У нее работа, мероприятия. Пробыла в Трэвелерз-Крик три дня, а для нее это как месяц. Я не могла ее слишком на эту тему напрягать, потому что ей больно. Это я знаю.

– Всем нам не хватает Нонны. Я сейчас воткну это создание в «Улицу Сезам», и сможем поговорить как взрослые. Минутку, Рицц.

Эдриен ждала у планшета и слышала, как Тиша рассказывает Финеасу про Элмо и тот смеется долгим, глубоким, раскатистым смехом.

И этот звук придал Эдриен оптимизма. Все будет хорошо.

– Фух, вот я здесь. Этот мальчик любит Элмо больше, чем я – свой новый ноут. А уж как я его люблю, ты знаешь.

– Знаю.

– И это все еще не взрослый разговор. Давай его начнем. Помоги мне.

– Я так рада, что ты счастлива, Тиша. Так рада, что у тебя Монро и Финеас и что у них есть ты.

– Отлично получилось. Нам здорово повезло, что у нас есть этот мальчик. Но вот тебя нам не хватает.

– Взаимно. А вы все еще подумываете переехать в пригород или в сельский дом мечты?

– Думать-то думаем, конечно. Понимаешь, мы оба всю жизнь прожили в городе, и ничего страшного, да? Но… – Она глянула туда, откуда доносился писклявый голос Элмо и хихиканье Финеаса. – Приятно было бы иметь дом и двор, и в нем, скажем, какая-нибудь дурацкая собака. Качели на дереве, ну и так далее. Я жутко одомашниваюсь, Эдриен. Спаси меня от этого.

– Ну уж нет, раз тебе это так подходит. Так вот, мое предложение, состоящее из двух частей. Часть первая: я собираюсь перебраться сюда.

– Как? На самом деле? Ты собираешься там остаться?

– И хочу тебя просить организовать упаковку моего барахла. Личного, в смысле. Мебель – можешь взять себе все, что хочешь или что пригодится. Остальное можно сдать на хранение, пока зачем-нибудь не понадобится – если вообще понадобится. Но здесь мне это все не нужно.

– Грандиозные новости. С Годзиллу размером. Когда ты решила?

– Я подумала об этом, когда приехала и увидела Поупи. Он не может жить один в этом большом доме, Тиша, а переезд его убьет. Я ему тут нужна, хотя он никогда сам не скажет. А мне для работы не обязательно быть в Нью-Йорке. Мне тут хорошо.

– Все это верно, но Нью-Йорк был твоей базой с самого первого прыжка.

– Базой для работы, а настоящий дом был здесь, и уже давно. Я могу использовать местные локации, дополнить их, создать дизайн, привести технику для стриминга тренировок, видеосъемок, ну, для чего угодно. А если надо будет съездить в Нью-Йорк – прыгну в машину или на поезд, и я там. Но мне как-то не хочется об этом даже думать сейчас.

– Поняла. Сделаю. С практической стороны – пять нулей в год на аренде сэкономишь. Можешь процент от этого направить себе на оборудование рабочего места там. С креативной стороны – переключаешь сеттинги с Нью-Йорка на Трэвелерз-Крик и окрестности, и это мы сможем продвинуть. А на личном фронте – не надо будет каждый день волноваться за Поупи, потому что он будет у тебя на виду.

– Вот потому-то ты у меня и подруга, и менеджер.

– А что сказал Поупи?

– Я ему еще не говорила. Объявлю по факту. Что он будет делать? Не выбросит же меня за порог?

– В этом можешь не сомневаться.

– Мы с тобой сможем работать удаленно, когда и если понадобится. Ну вот или… – она переключилась на самые проникновенные интонации: – Тут столько таких чудесных мест. По-настоящему прекрасных домов, в Трэвелерз-Крик и окрестностях, и все с большими дворами для дурацких собак и очаровательных младенцев мужского пола.

– Да ну тебя к чертям, Эдриен! – Она закрыла глаза, а Финеас громко повторил ее слова. – Когда я уже научусь? – сказала она себе под нос. – Это ж не то что переехать в Нью-Рошель с Петри. С Робом и Лаурой, – пояснила она на недоуменный взгляд Эдриен. – Ладно, не бери в голову.

– Это может быть даже лучше. – Эдриен умела настоять на своем, но еще и знала, когда настаивать, а когда убавить огонь и дать дойти. – Просто надо подумать. И если ты будешь думать в эту сторону положительно, то я тебе в сумочку подкину еще одну работу. Заведением «Риццоз» заправляет Джен Уэллс. Всякой бухгалтерией занимались Нонна и Поупи, но в основном Нонна. Не то чтобы Поупи не мог с этим справиться, но мне кажется, ему не помешает помощь. А я в этих делах не особо смыслю.

– Рицц, я этого дядечку люблю как родного. Ты же знаешь, что я всегда ему в этом помогу, где бы я ни была.

– Надеялась это от тебя услышать. Я поговорю с Поупи, а Джен возвращается через пару дней, так что и с ней тоже. Но для бизнеса мне нужна твоя жуть до чего сообразительная думалка.

– Мы могли бы заехать на пару дней, разобраться с этим вопросом. Я поговорю с Монро, посмотрим, сможет ли он.

– Спасибо. – Надо чуть-чуть огоньку прибавить, подумала она. – А представь себе красивый дом с красивым двором. И тебе под кабинет комната побольше кладовки. И настоящая музыкальная комната для Монро. Игровая для Финеаса – и всех, кто еще появится.

– Соблазняешь меня размером жилплощади и низкой налоговой базой?

– Изо всех сил. Подумай об этом, обсуди. Я сейчас обратно к Поупи, но надо связаться с хозяином, известить его.

– Это я сделаю. И найду место хранения для твоего барахла. Пока что мебель оставь. Может быть, тебе придется там или тут что-то из нее использовать.

– Ты права. Спасибо. Вот просто спасибо. Целуй от меня своих парней, и скоро опять поговорим.

– Так и сделаю. Знаешь, Рицц? Это ты правильно придумала. Не только для Поупи, это для самой тебя правильно. Я так чувствую.

– Ага, я тоже. Слушай, я по правде тебя люблю.

– И я тебя.

Закрыв планшет, Эдриен вздохнула. Да, все будет как надо. Сколько-то времени, сколько-то работы, сколько-то обдумывать придется, но она все сделает, и будет как надо.

Колу, о которой она забыла, Эдриен взяла с собой в обеденный зал. На этот раз она села на табурет возле стойки.

– Давай я тебе этот сэндвич на багете приложу. Хотел сделать так, чтобы ты его до дому теплым довезла.

– У тебя здорово получается тут заправлять в такое время, Барри.

– «Риццоз» мне дом родной. И всю жизнь им был.

– Заметно. Слушай, у тебя младшей сестры нет?

– Три штуки. Отчего, ты думаешь, дом у меня здесь?

Она засмеялась, отпила колы. Он тем временем разрезал багет вдоль.

– Я про ту, что в колледже. Дизайн интерьеров, да?

– Это Кайла. Ага, возвращается примерно через недельку. После первого года.

– Есть у меня вопрос. Обещаю, что твои слова никуда дальше не пойдут. Она дело знает?

– Ну, скажем, говорит, что отделка моей квартиры – страх и ужас. Не то чтобы ошибается, но это моя и только моя берлога с тех пор, как мы с Макси расплевались. У себя дома она свою комнату пару лет назад отделала сама, и выглядит картинкой из журнала. Попала в список декана – значит, что-то может. Взгляд у нее есть, типа.

– Скажи ей, чтобы мне позвонила. Может, найдется для нее работа.

– Правда? – Он засунул багет в печь, чтобы тающий проволоне растекся по котлетам и соусу. – В Нью-Йорке?

– Нет, здесь. Если ее заинтересует, может дать мне консультацию, и посмотрим, насколько мы друг другу подходим.

– Ясно. Она будет до потолка прыгать. Она следит за выходом твоих новых тренировок.

– Правда? – Эдриен улыбнулась, отпила колы. – Это ей тоже в плюс.

Дома она застала Дуома на веранде. Он начал вставать, когда она внесла по ступеням пакет и кулер.

– Давай помогу.

– Справилась. Давай тут поедим.

– Как хочешь, детка.

– Давай здесь. Сейчас так хорошо на улице. Я вернусь через минуту.

Иногда, подумала она, шагая через большой дом в большую кухню, правильный выбор является единственной возможностью.

Она разрезала багет, взяла красивые тарелки, матерчатые салфетки, налила и воды, и вина. Для искушения добавила еще горсть его любимых чипсов, с солью и уксусом – черт с ним, с правильным питанием, на один день забить можно, – в каждую тарелку.

Вынесла поднос, расставила все на длинном столе на веранде.

– Поедим, Поупи. Я заезжала туда, дела идут хорошо. – Она продолжала трещать, а он тем временем медленно поднялся, подошел к столу. – Сегодня был Барри, он отлично работает, но сказал, что тебя там не хватает.

– Может быть, завтра заеду.

Он то же самое говорил накануне.

– Отлично было бы. О господи, я багет с котлетами не ела уже… ой, сколько? – Она наклонилась над тарелкой, капая на нее соусом, когда откусила кусок. – Ух ты. Наверняка в каких-то штатах это должно быть нелегально. Когда-нибудь ты мне дашь рецепт секретного соуса Риццо.

– Конечно, дам.

Он улыбнулся, отщипнул кусочек.

– Я сегодня звонила через FaceTime Тише и ее потрясающему Финеасу. Из города звонила. Они привет передают.

– Милейший мальчик. Умен, как бес, и даже умнее.

– Это да. Надеюсь, что мы его будем видеть гораздо чаще, если я Тишу и Монро уговорю сюда переехать.

– А? В смысле – сюда?

И тут, подумалось ей, прорезалась щелка в том занавесе, что упал ему на глаза.

– Мм, вкусно. – Она откусила еще. – Понимаешь, мы можем работать удаленно, не вопрос, но они поговаривали насчет купить дом – в пригороде, может, даже в сельской местности, – с самого рождения Фина. Так почему не здесь? И ее блестящие бизнес-мозги нам помогут держать «Риццоз». Монро может работать откуда угодно. – Она глотнула вина, улыбнулась, пожала плечами. – Как и я.

– Не понял.

Она еще хмыкнула, съела чипс.

– Вот теперь я понимаю, почему стараюсь такое вот не есть. У меня весь организм кричит и просит еще. – Она снова засветилась улыбкой. – Я переезжаю сюда. Разве я не говорила? И уже известила об этом – то ли я, то ли Тиша – хозяина квартиры в Нью-Йорке. Она соберет мое барахло, которое надо сюда передать. Что-то пойдет на хранение – она разберется. Не думаю, что без нее я бы все это разгребла.

– Gioya, твоя жизнь – в Нью-Йорке.

– Была там, потому что там живет мама, и там я ее начала. Но мой дом здесь, и был здесь, сколько я себя помню. И мне хочется, чтобы моя жизнь шла в моем доме.

– Эдриен, ты не принесешь свою жизнь мне в жертву. Я на это не соглашусь.

Она небрежно слизнула с пальца соус.

– Это печально, потому что я уже это сделала. Для тебя, потому что я тебя люблю. Для себя, потому что именно этого я хочу. Я тебя люблю, – повторила она. – Люблю этот большой старый дом. Эти виды. Деревья, сады. Этот город. И вот это все я беру себе. Не надо мне мешать.

По его щеке скатилась слеза.

– Я не хочу, чтобы ты…

– А что я хочу – не важно? – Она накрыла его руку ладонью. – Разве это не важно?

– Важно, конечно. Важно.

– А хочу я этого.

– Жить в этой старой развалине, на окраине городка с тремя светофорами?

Она съела еще один чипс.

– Ага. Именно этого я и хочу. Да, и жить я буду на нижнем этаже.

– Я…

– Право сквоттера. Мне нужно место для зоны фитнеса, для стриминга. Для работы. Позади дома хорошая дорожка, так что свет будет, и привезу команду, чтобы с техническими вопросами разобрались. Может, найму сестренку Барри, чтобы над дизайном поработала.

– Эдриен, это серьезное решение. Не принимай его так сразу, обдумай сперва.

– Обдумала уже, все за и против взвесила. Победили за. Ты же знаешь Риццо, Поупи. Мы знаем, чего хотим, и умеем этого добиваться. – Она подняла стакан с колой в тосте: – Привыкай, соседушка.

Она поставила стакан, обняла деда обеими руками и почувствовала, как упала слеза.

– Я тебе нужна, – сказала она тихо. – Но и ты мне тоже нужен. Мы это делаем друг для друга.

– Поладим.

– Конечно. – Она взяла в ладони его лицо, поцеловала. – Она не ждала бы от нас меньшего. А теперь съешь этот чертов багет, потому что если это сделаю я, а не ты, мне потом это дорого встанет.

– Ладно, ладно. Барри знает, как я его люблю.

– Он так и сказал.

Когда она снова села, старик откусил еще кусок. Выпил вина, прокашлялся.

– Ты правда думаешь, что уговоришь их сюда переехать с этим чудесным мальчишкой?

Она улыбнулась, чокнулась с ним стаканом.

– Я считаю, что шансы на моей стороне. Качели из старой покрышки скучают без детской задницы.

– Это точно. Я было начал думать, что мне уже хочется тихо дотлеть. Как можно жить, когда ее больше нет? Значит, дотлеть и погаснуть.

Слезы жгли ей глаза, рвались наружу.

– Я знаю.

– Ты не позволишь.

– Не позволю.

Он кивнул, глядя ей прямо в глаза.

– Рассказала бы ты мне, что ты задумала устроить у меня в подвале? У нас в подвале, то есть.

Через два дня она бродила по помещению, которое собиралась переделать. Изучала, представляла, рассматривала, отвергала. Винный погреб здесь сделали еще до ее рождения, и он, конечно, останется. Как и кладовая.

Гостевую комнату и полноразмерную ванну тоже трогать не следует.

Оставалась целиком область жилых комнат семьи и старинный бар, старый кирпичный очаг, который использовался в основном, когда бывало много гостей.

Что-то еще из мебели переставить или сдать на хранение, но вот бар и очаг – это будет интересный фон.

Она хотела, чтобы обстановка выглядела как подлинная, то есть как часть дома, и в то же время служила ее целям, целям съемки. Взяв планшет, она стала делать заметки, чтобы поделиться с Кайлой, когда – будем надеяться – студентка-дизайнер здесь появится и можно будет с ней обсудить.

Ее занятия прервал сигнал FaceTime, и Эдриен воззрилась на экран. Мать никогда в FaceTime не звонила. Эдриен взяла трубку.

Лина появилась на экране полностью накрашенная, каштановые волосы убраны сзади в тугой хвост. Рабочий режим, поняла Эдриен.

– Привет, это что-то новое!

– Надо поговорить, и это самый лучший способ. Я только что твой блог прочла.

– Вот как? Не знала, что ты его…

– Эдриен, нельзя тебе хоронить себя в этом доме, в этом городишке. Что ты себе думаешь?

– Я думаю, что как раз там мне хочется – и необходимо – быть. Не считаю, что себя хороню, а вижу новые возможности.

– Ты себе сделала имя в Нью-Йорке, и места, локации для съемки твоих дисков – это часть твоего почерка. Твоя подпись.

– Эту подпись я и хочу изменить.

Лина от кого-то отмахнулась, не отрывая глаз от экрана.

– Послушай. Это достохвально, что ты готова перевернуть свою жизнь ради того, чтобы ухаживать за дедом.

– Достохвально. Хорошее слово.

– Да, именно так. Доброта, любовь – это достохвально. Эдриен, я не дура, и я понимаю все обстоятельства. Я знаю, что ему нельзя оставаться в доме одному. Думала насчет уговорить его ехать в Нью-Йорк, но поняла, что это для нас обоих будет упражнение в фрустрации. Стала тут подбирать сиделку-компаньонку…

– Ты ему об этом говорила?

– Нет, потому что он бы отверг саму идею в корне. Но когда я кого-нибудь найду…

– Больше не ищи. – Эдриен села на подлокотник дивана, напоминая себе, что злиться нет смысла. Обычно мать так и делала – проблему или неудобство забрасывала деньгами. Плюс в этом тот, что она пытается что-то сделать. – У него не болезнь, у него горе. Сиделка ему не нужна, а нужна ему я. Тем более что это и в другую сторону работает. Я хочу быть здесь, и не только чтобы за ним ухаживать. Я хочу жить в доме нашей семьи. Чем тебе это не нравится?

– Мне не нравится видеть, как ты жмешь на тормоза, когда твоя карьера только набирает ход. У тебя есть талант.

– И я буду пользоваться им и дальше.

– В этом старом доме на окраине захолустного городишки?

– Именно. И на веранде, на заднем дворе, в парке, на деревенской площади. У меня полно идей. У нас корень работы не изменился, мам, но растет в две разных стороны.

– «Новое поколение» все еще под зонтиком «Йога-беби».

Тут уже Эдриен приподняла брови.

– Верно. И если мой переезд заставляет тебя передумать на эту тему, можем сказать юристам, чтобы организовали раздел.

– Да перестань ты… – Лина прервалась, отвернулась от экрана, и Эдриен видела, как она старается взять себя в руки. – Я хочу сказать, что тут не только чувства, но и бизнес, стиль жизни. В бизнесе требуется практичность, а не только инновации. Не только у тебя прилив эмоций. Она была мне матерью. – Еще один глубокий вдох, и Лина повернулась лицом к экрану. – Она была мне матерью.

– Я знаю. Ты права. – Горе Лины Эдриен видела так же явственно, как ощущала свое. – И я должна была тебя предупредить заранее, и по личным, и по деловым соображениям. Не подумала. Просто не подумала, и прости меня за это. Давай сделаем так: если после этого переезда все получится не так, как я думаю, мы с тобой его пересмотрим.

– Под «пересмотрим» ты имеешь в виду реально посоветоваться со мной, с Гарри, со всей командой?

– Да.

– Ладно. – Она снова отвлеклась от экрана: – Да-да, еще две минуты! Эдриен, я желаю тебе успеха.

– Я это знаю.

– Мне пора. Папе скажи… скажи, что я скоро позвоню ему.

– Скажу.

Разговор закончился. Эдриен опустились на диван. Да, она сделала ошибку, не сказав матери о своем решении. И хоть убей, она не могла понять, просто забыла или на каком-то подсознательном уровне поступила так намеренно.

Что сделано, то сделано. И раз уж она так поступила, то и Лина, и все прочие увидят, что поступила она правильно и в нужный момент.

Теперь осталось сделать так, чтобы это оказалось правдой.

Северная Калифорния

Обычный такой рассветный турист-пешеход. Маскировка стала для него и искусством, и развлечением. Каньон отзывался гулкой тишиной – только иногда доносился крик ястреба или орла.

Хищники, вызывающие восхищение.

Та, которая не доживет до следующего рассвета, ходит здесь дважды в неделю. Трижды, если получается, но два раза – это как часы.

Время ее одиночества, время общения с природой, время настройки тела и души.

Так она писала в блоге.

Охота, составление плана – это было чистейшее удовольствие. Поездка – неотъемлемая часть той жизни, что он вел, – предлагала массу возможностей.

Новая обстановка, новые звуки. Новая добыча.

И вот с точностью часового механизма появилась она. Широко шагает в туристских ботинках, в ярко-розовой бейсболке, крашеные блондинистые волосы хвостом в проеме бейсболки. Солнечные очки, бриджи.

Одна.

Нарочитая хромота, гримаса боли – она обратила внимание.

– С вами все в порядке?

Взмах руки, мужественная, слегка искаженная болью улыбка. Голос слабый, тихий.

– Слегка вот ногу подвернул. По-дурацки.

Еще шаг с легкой хромотой.

Это она протянула руку помочь?

Нож гладко вошел в живот. У нее рот открылся в изумленном «О», которое могло бы стать криком, но нет, эти восхитительные звуки издал нож, когда его вытащили и всадили вновь.

Когда она упала, очки соскользнули с лица.

Сувениры! Солнечные очки, спортивные часы, футляр с ключами – и конечно же, традиционное фото.

Впитывалась в землю кровь, кружился и кричал наверху коршун.

Вычеркнув очередную строчку из списка, охотник уходил быстрым шагом. И думал о новом стихотворении даже сейчас, снова ложась на курс, ведущий к Эдриен Риццо.

Работа не ждет. Рассчитать заход на следующую цель.

Через три дня Эдриен снова ездила по делам – на этот раз с полновесным посещением бакалеи, поскольку ожидался приезд Тиши с семьей. Эдриен забрала пачку почты из нового почтового ящика, который указала в блоге, на своей веб-странице и в социальных сетях, и заехала к флористу за свежими цветами.

Дуом помог ей убрать продукты – и это она сочла хорошим знаком. Они поели греческий салат, и за едой Эдриен пересказала слышанные в городе сплетни.

Когда он засмеялся, засмеялся по-настоящему, у нее к горлу подступили слезы счастья.

Почту она стала разбирать только к концу дня. И тут же увидела, что ее поэт ее нашел.

 
Ты от меня желаешь скрыться?
Ну, что ж, беги, я не спешу.
Но я найду тебя, как крысу,
И словно крысу, придушу.
 

С почтовым штемпелем Балтимора на этот раз, отметила Эдриен, и подумала: слишком близко.

Но она знала, что штемпель ничего не значит. Письма приходили в последние десять лет со всей страны.

Да, но всегда в феврале.

Значит, ее ход всполошил не только мать, но еще и этого ее поэтического сталкера. Получается, надо будет сообщить местной полиции – потому что надо быть разумной. И поставить в известность Гарри и – хотя это и неприятно – деда тоже.

И просто для надежности (потому что надо заботиться еще и о Дуоме) стоит усилить охранную систему.

И у нее были на эту тему кое-какие идеи.