Текст книги "Опасные тайны"

– Может быть серьезно. При сильном ларингите лошадь может запросто задохнуться от недостатка воздуха.

– Умереть? – Келси в тревоге прислонилась щекой к щеке коня. – От больного горла?

– Для тебя это больное горло, но у лошадей все иначе. Он поправится, правда, малыш? Видишь, он еще даже не может ничего есть, кроме болтушки и чая из льняного семени.

«Чай для лошади! Подумать только!»

– А не нужно его показать ветеринару?

– Нет, если только не станет хуже. Мы держим его в тепле, даем подышать парами эвкалипта, три-четыре раза в день мажем язык камфарой. Теперь он уже даже не кашляет, а это хороший признак.

– Какую часть работы ветеринара вы здесь выполняете сами? – поинтересовалась Келси.

– Мы зовем Мэтта, только если не можем справиться сами.

– Я думала, что тренер должен только готовить лошадей к скачкам.

– Тренер должен делать все. Иногда даже может показаться, что в списке его обязанностей непосредственно лошади занимают весьма скромное место. Проведи как-нибудь со мной денек – сама увидишь.

– Мне бы очень этого хотелось.

Моисей озадаченно поглядел на нее. Он предложил это просто так, отнюдь не рассчитывая на то, что Келси согласится.

– Я начинаю задолго до рассвета.

– Я знаю. Возможно, я буду тебе только мешать, но мне хотелось бы что-нибудь делать… пока я здесь. Например, чистить стойла или приводить в порядок упряжь. Конечно, я не рассчитываю, что мне доверят самих лошадей, но я терпеть не могу ничего не делать.

«Дочь своей матери, – подумал Моисей. – Ну что ж, посмотрим…»

– Здесь всегда найдется какая-нибудь работа, – сказал он. – Когда ты хочешь начать?

– Сегодня во второй половине дня или завтра с утра. Сейчас я должна сделать одно дело. – При мысли о том, что ей предстоит, настроение Келси заметно упало. – Откровенно говоря, я предпочла бы кидать навоз, но другого выхода нет.

– Приходи, когда освободишься.

– Хорошо. Кстати, я хотела спросить, нельзя ли мне взять какую-нибудь лошадь? Я умею ездить верхом.

– Ты – дочь Наоми. Это значит, что ты умеешь ездить верхом и не должна спрашивать разрешения, чтобы взять лошадь.

– И все-таки я предпочитаю спросить.

– Ладно, оседлаем тебе Юпитера, – решил Моисей. – Он тебе подойдет.

Чалый жеребец очень любил бегать. Три года назад он вышел в отставку, но так и не смирился со своим новым положением просто верхового животного. Впрочем, довольно часто его использовали для того, чтобы выводить участников скачки на трек во время парада, и Юпитер выполнял свои новые обязанности с величавым достоинством, хотя он, конечно, предпочел бы мчаться по кругу с развевающейся гривой.

Как сообщил Келси Моисей, Юпитер никогда не был чемпионом, но не был он и заурядной лошадью, ибо на протяжении своей долгой карьеры регулярно брал призовые места, принося немалый доход.

Впрочем, Келси было все равно. Она не возражала бы, даже если бы Юпитер заканчивал каждую скачку последним. Пока Келси скакала через холмы, лошадь под ней двигалась, словно хорошо смазанный механизм, играючи одолевая подъемы, послушно отзываясь на шенкеля и плавно переходя с шага на небыстрый и плавный галоп. Судя по всему, конь – как и Келси – был счастлив мчаться утренними полями наперегонки с игривым ветром.

Скакать верхом было удовольствием, которого – Келси только сейчас осознала это – она так долго была лишена. И она пообещала себе, что и впредь обязательно будет находить время для верховых прогулок вне зависимости от того, как сильно будут болеть нетренированные мускулы. Даже уехав с фермы, она обязательно постарается выкраивать время на это удовольствие.

Может быть, она даже оставит свою квартиру и уедет из города. На данный момент Келси не видела причин, почему бы ей не купить свое собственное маленькое ранчо и лошадь. Разумеется, лошадь придется где-то содержать и учить, но все это можно устроить. Если она теперь же начнет брать уроки у Моисея, то впоследствии и сама сможет работать в стойле.

Пока же Келси большими глотками пила прохладное вино ранней весны, ловила в воздухе запахи молодой травы и другой растительности, уже очнувшейся от зимней спячки, но еще не набравшей полную силу. Ну почему, почему она вбила себе в голову, что всю свою жизнь она должна торчать в пыльной конторе или художественной галерее, когда можно жить на свежем воздухе и заниматься простым физическим трудом просто ради радости, которую он приносит?

Келси откинула назад волосы и засмеялась, когда Юпитер грациозным прыжком преодолел неширокий ручей и взбежал по косогору.

Потом она слегка натянула поводья, заметив раскинувшиеся внизу постройки.

«Рискованное дело». Наклонившись вперед, она потрепала Юпитера по шее и стала разглядывать ферму. Поездка верхом принесла Келси удовольствие, но не решила главную проблему. Она по-прежнему не имела никакого понятия о том, как ей разговаривать с Гейбом.

– Ладно, – пробормотала она. – Там будет видно.

Гейб еще издалека увидел, как Келси спускается с гребня холма. Он остался стоять там, где стоял, возле изгороди, следя за тем, как годовалый жеребенок работает на лонже. Со вчерашнего вечера Гейб так и не сумел успокоиться окончательно, но, глядя на то, как Келси подъезжает ближе – прямая, стройная, верхом на золотистом и величественном чистокровном скакуне, – он понял, что хочет ее не меньше, чем вчера.

Гейб глубоко затянулся своей сигарой и лениво выдохнул дым. Он ждал.

Спешившись, Келси взяла Юпитера под уздцы и пошла к Гейбу, размышляя о том, что ей, пожалуй, следовало выглядеть более несчастной и виноватой. Впрочем, прошлые несчастья никогда не казались ей особенно значительными, особенно по сравнению с несчастьями будущими.

– Ты хорошо ездишь, – заметил Гейб вместо приветствия. – Такому ветерану, как этот, нужна твердая рука.

– Всегда этим отличалась, – ответила Келси, машинально поправляя волосы. – Я бы хотела поговорить с тобой, если у тебя найдется несколько минут.

– Пожалуйста.

«Почему он должен облегчать мне жизнь?» – подумала Келси, прилагая все силы, чтобы справиться с собственной гордостью.

– Я бы хотела поговорить наедине.

– Хорошо. – Он взял из ее рук поводья и знаком подозвал грума. – Займись стариной Юпитером, Кип.

– Да, сэр.

Повернувшись, Гейб пошел прочь от загона, и Келси пришлось идти широким шагом, чтобы поспеть за ним.

– У тебя здесь так хорошо все устроено, – польстила она. – Очень похоже на «Три ивы».

– Хочешь купить?

– Нет. – Келси слегка обиделась и оставила попытки завязать непринужденную беседу. – Я понимаю, что ты занят, и не отниму у тебя много времени, – сухо пообещала она и сердито замолчала, не проронив ни одного слова до тех пор, пока они не дошли до застекленной задней двери усадьбы.

За дверью оказались самые настоящие тропики. Сочные темно-зеленые растения, высаженные в кадушки и горшки, цвели яркими цветами и купались в солнечном свете, попадавшем внутрь сквозь стеклянную крышу. В середине оранжереи блестел водой овальный бассейн, выложенный голубой плиткой.

– Как красиво! – в восторге воскликнула Келси и провела пальцем по мясистому листу пламенеющего гибискуса. – Вчера вечером ты ни словом не обмолвился о том, что у тебя есть бассейн.

– Мне показалось, что тебе было не до экскурсий, – сдержанно ответил Гейб, усаживаясь в полосатый шезлонг. – Итак, мы одни.

Келси посмотрела на дымок от его сигары, который, курчавясь, поднимался к потолку, где лениво вращалось несколько больших вентиляторов.

– Я приехала, чтобы извиниться.

Никакие другие слова не дались бы ей с бо́льшим трудом.

– За что? – Гейб слегка приподнял бровь.

– За… за мой вчерашний поступок.

Словно в раздумье Гейб стряхнул пепел в серебряное ведерко с песком.

– Вчера вечером ты совершила довольно много самых разных поступков. Не могла бы ты выражаться точнее?

Он дразнил ее, но Келси, растерявшись, попалась на удочку.

– Ты негодяй, Слейтер! Хладнокровный, наглый негодяй!

– Для своих извинений, Келси, ты вряд ли могла бы найти слова более подходящие.

– Но я же извинилась! Извинилась, хотя, признаюсь честно, сделать это мне было нелегко. Если ты не хочешь принять их, значит, у тебя нет никаких представлений о порядочности.

– Как ты правильно заметила вчера вечером, мне действительно недостает порядочности и хороших манер. – Гейб лениво вытянул вперед скрещенные ноги. – И твое внезапное обращение из одной веры в другую, как я полагаю, объясняется разговором с Наоми, которая наставила тебя на путь истинный.

В ответ Келси лишь повыше вздернула подбородок. Для нее это был единственный способ защититься.

– Ты мог бы сам сказать мне, как обстоит дело.

– А ты бы мне поверила?

– Нет! – Келси снова воспламенилась и в ярости отвернулась от него. – Но ты все равно мог бы попытаться… Ты должен был понять, каково это – думать так, как я думала, и… и…

– И?..

– Оказаться в твоих объятьях! – Келси буквально выплюнула эти слова, снова повернувшись к нему лицом. – Я не буду отрицать это – я сама бросилась к тебе на шею. Я не думала… не могла ни о чем думать. Здесь, конечно, нечем гордиться, но я не стану притворяться, будто во всем виноват только ты. В конце концов, у меня есть свои собственные желания, побуждения, и – черт возьми! – я не какая-нибудь ледышка!

Гейб затруднялся сказать, что поразило его больше: неожиданный пыл, с которым она произнесла эти последние слова, или же слезы, заблестевшие в ее глазах.

– В этом меня убеждать не надо, – сказал он негромко. – Но почему тебе вздумалось убеждать в этом себя?

Сбитая с толку, Келси с трудом справилась со слезами.

– Дело не в этом, – пояснила она. – Дело в том, что я совершила большую ошибку. Я сказала тебе слова, которых ты не заслуживал, и я об этом сожалею. – Она запустила в волосы пальцы обеих рук и, слегка приподняв, снова опустила. – Господи, Гейб, я думала, что накануне вечером ты был в комнате Наоми. Я слышала…

– Моисей? – закончил за нее Гейб.

Келси со вздохом закрыла глаза.

– Дурак всегда узнаёт обо всем последним. Я думала, что это ты, и мысль о том, что после нее ты перейдешь ко мне… что я позволю тебе… – Она снова не договорила. – Извини меня.

Солнце позолотило ее волосы, сожаление заставило потемнеть глаза… Келси выглядела такой красивой, такой привлекательной, что Гейб едва не вздохнул сам.

– Ты знаешь, поначалу я сильно разозлился на тебя. Еще сегодня утром я продолжал злиться – так мне казалось проще и, в каком-то смысле, безопаснее. – Гейб поднялся с кресла и подошел к ней. – Ты выглядишь усталой, Келси.

– Я плохо спала.

– Я тоже. – Он поднял руку, чтобы дотронуться до ее щеки, но Келси сделала шаг назад.

– Не надо, ладно? – Она замялась. – Эти слова звучат совершенно по-идиотски, и я знаю, что я сама круглая дура, что говорю их тебе, но… Просто я все еще в таком состоянии, что меня можно легко ранить. А ты, похоже, снова меня заводишь.

Гейб с трудом подавил стон, готовый сорваться с его губ.

– Спасибо, что поделилась со мной своими тревогами, дорогая. Это, безусловно, поможет мне уснуть сегодняшней ночью. «Не прикасайся ко мне, Гейб, иначе я могу снова броситься тебе на шею».

Келси невольно улыбнулась.

– Что-то в этом роде. Может быть, нам стоит попробовать начать сначала? – Она протянула ему руку: – Друзья?

Гейб посмотрел на ее руку, потом поднял взгляд и заглянул прямо в глаза.

– Не думаю. – Продолжая смотреть на нее, он приблизился еще на один шаг.

– Послушай… – Келси поспешно отступила, чувствуя, как преступный жар снова начинает разливаться по ее телу. – Я не могу… не хочу никаких отношений, во всяком случае, сейчас. В моей жизни это не самый легкий период, и…

– Очень жаль. Лично я доволен своей жизнью. На данном отрезке времени.

– Говорю тебе… – Келси сделала еще шаг назад, и нога ее неожиданно нащупала пустоту. Прежде чем удариться о воду бассейна, Келси успела заметить улыбку в глазах Гейба – спокойную и даже удовлетворенную, и тем не менее Келси уловила в его взгляде тревогу.

Вынырнув, она отвела со лба мокрые волосы.

– Ты мерзавец!

– Я тебя не толкал, – возразил Гейб. – Не скрою, мне хотелось это сделать, но все же я удержался.

Он наклонился к воде и протянул руку, чтобы помочь ей выбраться.

Глаза Келси непроизвольно вспыхнули. Ухватившись за его руку, она с силой потянула Гейба на себя. С тем же успехом она могла пытаться сдвинуть с места секвойю.

– Никогда не блефуй, Келси. – Гейб просто-напросто выпустил ее руку, и Келси снова ушла под воду. На этот раз она отнеслась к вынужденному купанию философски и сама вскарабкалась на бортик. Села.

– Хороший у тебя бассейн.

– Мне нравится. – Скрестив ноги по-турецки, Гейб уселся рядом с ней. – Заходи как-нибудь поплавать по-настоящему.

– Спасибо, я уже.

– Здесь очень хорошо купаться зимой. Чувствуешь себя как-то по-особенному, когда снаружи идет снег.

– Могу себе представить. – Келси не торопясь отжала мокрые волосы, потом неожиданно плеснула водой ему в лицо. – Получай!

Гейб перехватил ее руку, прижал к губам мокрую ладонь и поцеловал.

– Получай, – эхом откликнулся он.

Келси поднялась на ноги, чувствуя, как сердце отчаянно колотится в груди.

– Мне нужно возвращаться.

– Ты вся вымокла.

– На улице тепло. – Она с трудом подавила желание снова отступить, когда Гейб легко поднялся с пола прямо из сидячего положения. – Чудесная погода, почти хрестоматийный весенний денек.

Гейб мимолетно подумал о том, отдает ли Келси себе отчет, насколько она очаровательна и желанна в моменты, когда волнуется.

– Я отвезу тебя домой.

– Не стоит. Мне хочется проехаться верхом, ведь я уже почти забыла, как это здорово. Нужно пользоваться возможностью, пока я здесь, и потом… – Келси прижала ладонь к высоко вздымающейся груди. – О боже, мне надо держаться от тебя подальше!

– Ничего не выйдет. – Гейб потянул руку и, поймав ее согнутым пальцем за штрипку джинсов, подтянул на дюйм ближе к себе. – Ты нужна мне, Келси. И – рано или поздно – я тебя получу.

У Келси перехватило горло, и она с трудом выдохнула:

– Может быть.

Гейб ухмыльнулся.

– Может, поспорим? – Он выпустил ее и кивнул. – Идем, в конюшне я найду тебе какую-нибудь куртку.

Келси торопилась. Через десять минут она уже галопом скакала в сторону «Трех ив». Гейб дождался, пока она скроется за гребнем холма, и только потом отвел взгляд.

– Хороша кобылка, ничего не скажешь.

Звук этого голоса был для Гейба словно нож, поворачивающийся в ране, словно внезапный укус змеи, от которого невозможно защититься. Но и испугать его, заставить вздрогнуть было не так-то просто. Когда Гейб повернулся к отцу, лицо его представляло собой ничего не выражающую маску.

Он сразу же отметил, что Рик Слейтер почти не изменился. У него всегда был собственный стиль. Может быть, он больше пристал странствующему коммивояжеру – продавцу «болеутолителя» или средства от выпадения волос, – но все же это был стиль. Слейтер-старший был крупным, широкоплечим мужчиной с длинными и сильными руками. Аккуратный габардиновый костюм сидел на его фигуре довольно ловко, плотно облегая широкую грудную клетку; ботинки сияли зеркальным блеском; блестящие черные волосы под мягкой фетровой шляпой были коротко подстрижены.

Он всегда привлекал к себе внимание и умело пользовался этим. Пронзительный взгляд голубых глаз, живая улыбка – все это способно было легко очаровать доверчивого человека. Словом, все было точно так же, как и шесть лет назад, когда Гейб в последний раз виделся с отцом. Но он лучше других знал, на что следует обращать внимание в первую очередь.

Морщины на лице Рика Слейтера стали глубже, и их уже не могли разгладить ни притирания, ни молитвы, но глаза – как и шесть лет назад, как и всю жизнь – блестели неестественным блеском, а нос и щеки покрывали многочисленные красные следы лопнувших капилляров. Рик Слейтер оставался верен себе, неизменно пребывая во хмелю. И никто, похоже, не помнил его другим.

– Что тебе надо?

– Так-то ты встречаешь своего старика? – Рик сердечно рассмеялся и, словно по ковровой дорожке, сделал несколько шагов навстречу сыну и заключил его в объятия. При этом Гейб безошибочно уловил запах виски, который отец пытался заглушить «двойной мятной».

Комбинация этих двух запахов неизменно вызывала у него тошноту и отвращение.

– Я спросил – что тебе надо?

– Да ничего. Просто приехал посмотреть, как ты тут поживаешь, сынок. – Отпуская Гейба, он хлопнул его по спине, даже не покачнувшись при этом. Рик Слейтер – он сам любил это повторять – умел контролировать себя.

Но только пока дело не доходило до второй бутылки. А вторая бутылка обязательно оказывалась наготове, когда заканчивалась первая.

– На этот раз ты сделал это, Гейб. Попал в десяточку. Больше не нужно играть в кости на грязных улочках и сшибать мелочь у приятелей, верно я говорю?

Гейб взял отца двумя пальцами за рукав и брезгливо отстранил от себя.

– Сколько?

Глаза Рика сверкнули, но он притворился обиженным.

– Разве не может отец просто взять и навестить своего сына? Почему ты думаешь, что я явился за подачкой? В последнее время мои дела шли совсем неплохо. В одном месте на Западе я даже сорвал банк, потом по маленькой играл на бегах, совсем как ты. – Рик снова рассмеялся, но в уме продолжал оценивать и подсчитывать стоимость того, что он видел вокруг. – Но все равно я не хотел бы жить твоей жизнью. Ты же знаешь меня, парень, я привык быть вольной пташкой, одна нога здесь – другая там, только меня и видели.

Он достал сигарету, щелкнул позолоченной зажигалкой, на которой была выгравирована его монограмма.

– Так кто эта сексуальная блондинка? Насчет баб ты всегда был малый не промах. – Он похабно подмигнул. – Да они и сами на тебя бросались.

Гейб почувствовал, как кровь забурлила в жилах, но сдержался.

– Сколько ты хочешь на этот раз? – сквозь зубы процедил он.

– И цента не возьму, говорят тебе.

«Центами от меня не отделаешься, – подумал Рик про себя, глядя на ближайший загон, где конюх все еще работал с жеребенком. – Человек с парочкой таких лошадей может устроить сенсацию на скачках. Настоящую сенсацию. Нет, центы мне не нужны – мне нужно больше, гораздо больше».

– Прекрасный жеребенок, – заметил он небрежно. – Я помню времена, когда лошади на треке интересовали тебя гораздо больше, чем игра.

И всякий раз, припомнил Гейб, тяжелая рука отца поднималась, чтобы выбить «из головы дурь».

– Мне некогда обсуждать с тобой достоинства моих лошадей, – сказал он. – Я должен работать.

– Когда человек обладает таким богатством, как ты, ему не надо работать, – возразил Рик и с горечью подумал: «И потеть. Потеть от страха или стыда, выпрашивая подачку у малознакомых людей». – Впрочем, я не собираюсь тебя задерживать. Просто я намерен некоторое время пожить в этих местах, встретиться с кое-какими старыми друзьями. – Он выпустил изо рта клуб дыма и улыбнулся. – И поскольку все мои друзья живут где-то поблизости, я не прочь на несколько дней остановиться в этом твоем чудно́м домишке. Погостить, так сказать.

– Я не хочу, чтобы ты жил в моем доме. И не хочу, чтобы ты ходил по моей земле.

Улыбка Рика погасла.

– Не желаешь со мной знаться, да? Начал шикарно одеваться и забыл, откуда пробился наверх? Ты трущобный кот, Гейб! – Он уперся пальцем в грудь сыну. – И всегда им будешь. Пусть ты живешь в шикарном доме и трахаешь шикарных женщин – все это не имеет значения. А может быть, ты забыл, кто давал тебе крышу над головой и набивал едой твое брюхо?

– Я не забыл, как спал на пороге и ходил голодным, потому что ты пропивал все те жалкие гроши, ради которых мать с утра до вечера гнула спину, – резко возразил Гейб и отвел взгляд.

Он не хотел вспоминать. Он ненавидел эти воспоминания, которые следовали за ним по пятам, словно его собственная тень.

– Я не забыл, как мы тайком выбирались из какой-нибудь вонючей комнатенки, потому что у нас не было денег заплатить за аренду. Как видишь, я многое помню. Я помню даже, что моя мать умерла в приюте, харкая кровью.

– Я изо всех сил старался помогать ей.

– Ты старался высосать из нее последние соки. Так сколько я должен заплатить, чтобы ты исчез?

– Мне нужно где-то остановиться. – В голосе Рика послышались хныкающие нотки; так бывало всегда, когда – по той или иной причине – он начинал утрачивать контроль над собой. Вот и сейчас, не в силах справиться с собой, он потянул из заднего кармана припасенную фляжку. – Всего на несколько дней, Гейб.

– Здесь для тебя нет места. И никогда не будет.

– Господь всемогущий! – Рик сделал из фляги богатырский глоток, потом еще один. – Скажу тебе прямо, сынок: у меня неприятности. Кое-какие недоразумения во время игры в Чикаго. Я играл в паре с одним парнем, но он скурвился.

– Иными словами, ты передернул, тебя застукали, и теперь кто-то разыскивает тебя, чтобы разбить коленные чашечки.

– Хладнокровный, равнодушный сукин сын! – Фляжка явно была из второй бутылки, и Рик уже почти ее прикончил. – Не забывай, что и ты кое-чем мне обязан. Мне нужно отлежаться где-то, хотя бы несколько дней, пока все уляжется, можешь ты это понять?

– Только не здесь.

– Ты хочешь вышвырнуть меня вон, и пусть они меня убивают?

– О да, – отозвался Гейб с улыбкой, в которой не было ни капли веселости. – Но я дам тебе равные с ними шансы. Пять тысяч позволят тебе на некоторое время лечь на дно и не отсвечивать.

Рик огляделся по сторонам, скользнул оценивающим взглядом по ухоженным строениям, по глянцевым шкурам лошадей. Он никогда не бывал настолько пьян, чтобы не суметь подсчитать куш.

– Этого мало.

– Ничего, перебьешься тем, что дают. И держись подальше от моей фермы. Я выпишу тебе чек.

Гейб зашагал прочь, а Рик снова поднес к губам фляжку. «Этого мало, – думал он, глотая виски, которое горечью растворялось в крови. – Этого недостаточно». Гейб вышел в люди, завел свое дело, большое дело, и Рик хотел получить свой кусок пирога. И он получит его, пообещал себе Рик. В свое время он дал мальчишке шанс. Настала пора сыграть в ту же игру, только обменявшись ролями.