Текст книги "Мои дорогие мужчины"

Пролог

Кэмерон Куин не считал, что он пьян, хотя, если бы захотел, в два счета достиг бы этого состояния. Однако в данный момент он предпочитал безмятежную легкую эйфорию. Ему нравилось думать, что, балансируя на грани полного опьянения, он не выпускает из рук удачу.

Кэмерон безоглядно верил в судьбу, а сейчас удача лилась на него непрерывным потоком. Только вчера он выиграл чемпионат мира в гонках судов на подводных крыльях, буквально вырвав победу у соперников и побив все старые рекорды.

Со славой и кучей денег Кэм приехал в Монте-Карло, чтобы посмотреть, как долго продержится удача.

Она держалась отлично!

Несколько партий в баккара, пара бросков костей – и его бумажник стал весить еще больше. И слава не тускнела, что подтверждалось постоянным присутствием рядом с ним вездесущих папарацци и репортера из «Спортс иллюстрейтед».

Фортуна продолжала улыбаться, и, надо сказать, ее улыбка была обворожительной! Ведь не зря же она привела его сюда одновременно с дюжиной знаменитых фотомоделей, а самая длинноногая из этих неземных созданий обратила на него свои невероятно синие глаза так призывно и маняще, что и слепой заметил бы. Кэмерон, конечно, заметил, а красотка решила задержаться в Монте-Карло и ясно дала понять, что, приложив минимум усилий, он смог бы стать еще счастливее.

Шампанское, шикарные казино, ни к чему не обязывающий секс… Да, определенно, удача – это женщина! И именно такая, каких он обожает.

Кэм и его спутница вышли из казино в лунную мартовскую ночь и чуть не попали в объятия неутомимого папарацци, который тут же защелкал затвором. Девушка надулась – Кэм уже успел заметить, что именно легкое недовольство было ее «торговой маркой», – но с отработанным изяществом откинула длинные белокурые волосы и так изогнулась, что подол ее платья, ярко-красного, как сам грех, пополз вверх и резко остановился в дюйме от райских врат.

Кэмерон только усмехнулся.

– Эти фотографы так назойливы, – сказала девица и вздохнула. Кэм обратил внимание, что она едва заметно шепелявит. Или это был французский акцент? – Куда бы я ни взглянула, везде фотокамеры. Я так устала от того, что меня рассматривают, как вещь, созданную для мужского удовольствия!

«Точнее не скажешь», – решил Кэмерон, засмеялся и повернул ее к себе.

– Солнышко, а почему бы не дать им тему для обложки?

Кэм поцеловал ее в губы. Их вкус раздразнил его, разбудил воображение, и он поблагодарил всевышнего за то, что отель, в котором они оба остановились, находится всего в двух кварталах от казино.

Девица погрузила пальцы в его волосы. Она всегда придирчиво выбирала потенциальных любовников, но к этому парню у нее не было претензий. Его густая шевелюра, темная, как ночь вокруг, и крепкое тело спортсмена отвечали самым строгим требованиям.

Вот только руки… Это были руки рабочего. Однако, учитывая их ловкость, она готова была пренебречь отсутствием утонченности.

Не красавец, конечно. Но она ни за что в жизни не связалась бы – тем более не позволила бы сфотографировать себя – с мужчиной красивее ее самой. Впрочем, лицо интригующее. Упрямое, суровое лицо. Вероятно, так кажется из-за загорелой кожи. Или из-за выражения серых глаз. «У него стальные глаза», – подумала она и, рассмеявшись, высвободилась из его объятий.

Мартина обожала загадочных мужчин, тем более что ни один из них не мог долго таить от нее своих секретов.

– Ты – испорченный мальчик, Кэмерон.

Она легко провела пальцем по его губам, в которых не было и намека на мягкость – так же, как и во всем теле.

– Именно так мне всегда и говорили… Мартина. – Ему пришлось напрячь память, чтобы вспомнить ее имя.

– Но сегодня я, пожалуй, разрешу тебе быть испорченным.

– Очень рассчитываю на это, солнышко. – Кэм повернул к отелю, искоса взглянув на девушку. – Твой номер или мой?

– Твой, – промурлыкала она. – А если закажешь в номер шампанское, может, я позволю тебе попробовать совратить меня.

Кэмерон взял у портье свой ключ и, не сводя глаз с Мартины, сказал:

– Бутылку шампанского, два бокала и одну красную розу в номер. Немедленно.

– Да, месье Куин. Я позабочусь об этом.

Когда они направились к лифту, красотка захлопала ресницами.

– Роза! Как романтично!

– О, тебе тоже хочется розу?

Девушка озадаченно улыбнулась, и Кэм понял, что с чувством юмора у нее неважно. Ну что же. Значит, придется сразу перейти к делу.

Как только двери лифта закрылись за ними, он впился жадным ртом в ее надутые губы. Слишком долго он лишал себя развлечений. Как же он изголодался по нежной ароматной коже и красивому женскому телу! Сейчас ему подошла бы любая женщина, если она согласна, опытна и знает правила игры.

А уж Мартина подходит идеально.

Она застонала – и это явно не было притворством, чтобы потешить его самолюбие, – затем выгнула шею навстречу его нетерпеливым губам.

– А ты не теряешь времени…

– Это мой жизненный принцип.

Кэм чувствовал, что ее сердце забилось сильнее, дыхание участилось, а руки… она определенно знала, что с ними делать.

Так кто же кого совращает?!

Когда они вошли в номер, Кэм быстро захлопнул дверь и прижал к ней Мартину. Глядя ей прямо в глаза, он сдернул тоненькие лямки с ее плеч.

И решил, что пластический хирург, создавший эти груди, заслужил медаль.

– Ты хочешь медленно? – спросил он.

У него действительно были шершавые ладони рабочего, но, боже, как они возбуждали. Мартина подняла свою невероятно длинную ногу на его бедро. Кэмерон поставил бы высший балл ее чувству равновесия.

– Я хочу немедленно!

– Хорошо. Я тоже.

Кэм забрался ей под юбку – если этот пустячок можно было так назвать – и разорвал крохотные кружевные трусики. Ее глаза распахнулись, дыхание стало хриплым.

– Животное! Зверь! – И она впилась ртом в его горло.

Кэму показалось, что вся его кровь хлынула вниз. Он уже потянулся к «молнии» на брюках, когда в дверь над головой Мартины постучали.

– Господи, здесь не может быть такого хорошего обслуживания! – пробормотал Кэмерон. – Оставьте за дверью! – крикнул он и приготовился, не сходя с места, овладеть великолепной Мартиной.

– Прошу прощения, месье Куин. Для вас только что получен факс. Помечено «срочно».

– Пусть он уйдет. – Рука Мартины обхватила шею Кэма, как клешня. – Гони его к черту и трахни меня.

– Потерпи. Минутку.

Кэмерон еле вырвался, передвинул женщину так, чтобы ее не было видно, застегнул брюки и открыл дверь.

– Извините, что побеспокоил…

– Никаких проблем. Спасибо.

Кэмерон нашел в кармане банкноту и, даже не взглянув на нее, обменял на конверт. Не успел ошеломленный щедрыми чаевыми посыльный пролепетать слова благодарности, как Кэмерон захлопнул дверь перед его носом.

Мартина снова тряхнула своей всемирно известной головой.

– Какой-то дурацкий факс интересует тебя больше, чем я? Больше, чем это?!

Она дернула вниз платье и, извиваясь, освободилась от него, как змея, сбрасывающая кожу.

Кэмерон решил, что, сколько бы она ни заплатила хирургу за это тело, оно того стоило до последнего цента.

– Нет, поверь мне, малышка. Вовсе нет. Это займет всего лишь секунду.

Кэм едва не поддался желанию скомкать конверт, швырнуть через плечо и нырнуть сломя голову в это женское великолепие. Но он все-таки прочитал факс, и его мир, его жизнь, его сердце остановились.

– О господи! Проклятье!

Все вино, бодро поглощенное им за вечер, вспенилось, закружилось в голове; колени ослабли. Кэм прислонился к двери, собираясь с силами перед тем, как перечитать послание.

«Кэм, черт побери, почему ты не перезвонил? Мы уже несколько часов пытаемся связаться с тобой. Отец в больнице. Все плохо, очень плохо. Нет времени на подробности. Мы теряем его. Поспеши.

Филип».

Кэмерон машинально пригладил волосы. И его рука, привыкшая сжимать руль яхт, самолетов, гоночных автомобилей, рука, доводившая женщин до блаженного изнеможения, сейчас дрожала.

– Я должен ехать домой.

– Ты дома! – Мартина решила дать ему еще один шанс и потерлась об него всем телом.

– Нет. Мне нужно ехать. – Кэм слегка отстранил ее и направился к телефону. – Тебе придется уйти. Я должен позвонить.

– Ты думаешь, что можешь вот так запросто выгнать меня?

– Извини. Увидимся в другой раз. – Его голова работала уже в другом направлении. Одной рукой он поднял телефонную трубку, другой рассеянно вытащил из кармана деньги. – На такси, – сказал он, забыв, что Мартина живет в том же отеле.

– Свинья!

Голая, разъяренная, она бросилась на него. В нормальном состоянии Кэм, конечно, увернулся бы от удара, но сейчас не успел и получил полновесную пощечину. В ушах зазвенело, щека загорелась, и терпение лопнуло.

Кэмерон крепко обхватил Мартину, с отвращением подумав, что она может принять этот жест за сексуальную прелюдию, и поволок ее к двери. Схватив по дороге платье, он вышвырнул женщину в коридор; вслед полетел шелковый комочек.

От ее визга у него чуть не треснула голова, но он успел запереть дверь на задвижку.

– Я убью тебя. Свинья! Ублюдок! Я убью тебя за это! Что ты возомнил о себе?! Ты ничтожество! Ничтожество!

Не обращая внимания на вопли и бешеный стук в дверь, Кэмерон пошел в спальню и принялся бросать в дорожную сумку самое необходимое.

Похоже, фортуна только что отвернулась от него – причем сделала это самым омерзительным образом…

Глава 1

Кэм не отрывался от телефона, просил об одолжении, нажимал на всевозможные кнопки и сорил деньгами. Обеспечить перелет из Монако на Восточное побережье США в час ночи было нелегким делом.

Наконец он пулей промчался на машине по извилистому прибрежному шоссе до маленькой взлетной полосы: один приятель согласился доставить его в Париж за символическую плату в тысячу американских долларов. В Париже Кэм зафрахтовал самолет, провел несколько бесконечных часов над Атлантикой, мучаясь от неизвестности и грызущего страха, и в начале седьмого утра по местному времени приземлился в вашингтонском аэропорту, где его уже ждал арендованный автомобиль.

Холодный предрассветный сумрак застал Кэма на автостраде, ведущей к Чесапикскому заливу. Когда он въехал на мост, первые лучи солнца засверкали на рыбачьих лодках, уже вышедших на дневной лов.

Большую часть своей жизни Кэм провел на берегах этого залива, в его бухтах и впадавших в него реках и речушках. Человек, к которому он мчался сейчас, показал ему не только где левый, где правый борт. Всем, чего Кэмерон Куин достиг в своей жизни, всем, чем мог гордиться, он был обязан Рэймонду Куину.

Когда Рэй и Стелла Куин выдернули его из государственной системы воспитания, он катился прямо в ад. Его история малолетнего правонарушителя могла бы послужить примером для научного труда по изучению корней профессиональной преступности: раннее пристрастие к алкоголю и хулиганские выходки, угрозы физическим насилием, взлом и вторжение в частные владения с целью грабежа, злоумышленное причинение вреда имуществу и так далее, и тому подобное. Он делал, что хотел; надо сказать, ему и тогда здорово везло: чаще всего его не ловили, и большая часть его подвигов оставалась незадокументированной. Однако, как ни странно, самым удачным моментом в его жизни оказался как раз тот, когда его поймали…

Ему было тринадцать лет, он был худой, как скелет, и весь в синяках. Его избил собственный отец. У них кончилось пиво, а что еще делать отцу, когда кончается пиво?

В жаркую летнюю ночь, с еще не высохшей на лице кровью, Кэм пообещал себе, что никогда больше не вернется в запущенный трейлер – к человеку, к которому работники социальных служб неуклонно отправляли его всякий раз, когда он убегал. Он решил уехать куда-нибудь далеко, где его не поймают. Куда угодно. Может быть, в Калифорнию, может быть, в Мексику.

У него не было ничего, кроме не по возрасту циничного отношения к жизни, пятидесяти шести долларов и того, во что он был одет. Видел Кэм плохо из-за подбитого глаза, но зато перед ним лежал весь мир.

Главное, в чем он, по собственному мнению, нуждался, – средство передвижения. И Кэм нашел его: товарный вагон поезда, направлявшегося в Балтимор, хотя тогда он этого не знал. Ему было все равно куда ехать, главное – как можно дальше.

Кэм лежал в темноте, свернувшись клубочком, чувствуя, как все тело откликается резкой болью на каждый толчок вагона, и повторял про себя свою клятву: он скорее умрет, чем вернется.

Когда он, провонявший рыбой, выполз из вагона, единственной его мыслью было достать еды. Живот подвело от голода, голова кружилась. Пошатываясь, еле передвигая ноги, он отправился в путь.

В общем, ничего особенного. Какой-то захудалый городишко, отгородившийся от ночи шторами и решетками. Рыбачьи лодки, бьющиеся о ветхие причалы. Если бы Кэм лучше соображал, то, наверное, влез бы в один из ларьков в районе порта, но такой вариант пришел ему в голову, только когда он, миновав городишко, брел по краю болота.

Болотные тени и звуки пугали его. Когда первые солнечные лучи позолотили трясину, подернутую ряской, и высокую мокрую траву, в небо взметнулась огромная белая птица, и сердце Кэма на мгновение перестало биться. Он никогда раньше не видел цаплю, и теперь она показалась ему ожившей картинкой из книги. Крылья мелькали, птица парила в воздухе, и Кэм, сам не зная почему, брел за цаплей по краю болота, пока она не исчезла в гуще деревьев.

Теперь он совсем заблудился, но инстинкт подсказывал ему, что надо держаться узкой деревенской дороги, где легко спрятаться в высокой траве или за деревом, если покажется полицейская машина.

Ему отчаянно хотелось найти убежище, хоть какой-нибудь закуток, где можно свернуться и заснуть, забыть во сне о голодных болях в желудке. Солнце поднималось все выше, воздух постепенно густел от зноя, рубашка прилипала к спине, ноги подкашивались.

И когда Кэму уже казалось, что он сейчас упадет, он увидел автомобиль, белый «Корвет», мощный и элегантный, блестевший в туманном свете зари, как роскошный приз. За «Корветом» примостился пикап, ржавый, обшарпанный и – рядом с надменным красавцем – до смешного деревенский.

Кэм пригнулся за пышной цветущей гортензией, впившись глазами в машину, умирая от вожделения. Черт, на такой машине он был бы на полпути в Мексику прежде, чем хозяин узнал бы, что его обокрали!

Картинка расплылась. Кэм переступил с ноги на ногу, зажмурился на мгновение и перевел взгляд на дом. Его всегда удивляло, как люди могут жить так аккуратно – в опрятных домах с покрашенными ставнями, цветами и подстриженными кустами во дворах, с качалками на верандах и сетками на окнах. Этот дом показался ему громадным. Настоящий белый дворец с бледно-голубыми оконными рамами.

Здесь живут богачи, решил Кэм и от возмущения на минуту забыл о голоде. Они могут позволить себе шикарные дома, шикарные машины и шикарную жизнь. В нем проснулся звереныш, выращенный человеком, который жил в ненависти ко всему на свете, и этот звереныш жаждал разрушения: вырвать с корнем цветы, разбить сверкающие окна, разнести в щепки раскрашенное дерево.

Кэм хотел причинить им боль, хоть как-то отомстить за то, что у них есть все, а у него – ничего. Но когда он выпрямился, голова закружилась, навалилась тошнота. Кэм изо всех сил сосредоточился на своей ненависти, разжигая ее, до боли сжимая зубы. Это помогло. Голова прояснилась.

Пока эти богатые ублюдки дрыхнут, он просто освободит их от первоклассной машины. Кэм презрительно фыркнул, открывая незапертую дверцу. Беспечные идиоты!

Он умел заводить двигатель без ключа быстро и тихо – научил отец, зарабатывавший на жизнь продажей краденых автомобилей на запасные части. Кэм скорчился под рулем и принялся за работу.

– Чтобы угнать машину прямо из-под носа владельца, нужны крепкие нервы, – внезапно раздался за его спиной чей-то голос.

Кэм не успел отреагировать, даже вспотеть не успел. Чья-то рука вцепилась в пояс джинсов и выдернула его из машины. Кэм размахнулся, но его сжатый кулак отскочил, как от скалы.

Вот тогда Кэм впервые в жизни увидел Великана Куина. Мужик был невероятных размеров. По меньшей мере шесть футов пять дюймов ростом и здоров, как нападающий из «Балтимор Колтс». Широкое обветренное лицо, густая копна светлых волос с сединой, горящие гневом ослепительно синие глаза.

Потом эти глаза сощурились.

Куину не требовалось много усилий, чтобы удерживать мальчишку. «Парень не весит и сотни фунтов», – подумал он, словно прикидывал вес рыбы, выловленной из залива. Лицо грязное и в следах побоев. Один глаз так распух, что не открывается, зато во втором, темно-сером, сверкает такая горечь, какой не должен чувствовать ни один ребенок. На губах, нагло ухмыляющихся, несмотря ни на что, запеклась кровь.

Жалость и гнев боролись в Куине, но хватку он не ослаблял, прекрасно понимая, что мальчишка только и ждет возможности сбежать.

– Похоже, победа не на твоей стороне, сынок.

– Убери свои поганые лапы. Я ничего не делал.

Рэй только приподнял брови.

– Ты ковырялся в новой машине моей жены в семь утра в субботу.

– Я просто искал мелочь. Какую-то траханную мелочь. Тоже мне! Большое дело!

– Не стоит злоупотреблять словом «траханный». Ты упустишь все многообразие его значений.

Кэм словно и не услышал спокойного наставления.

– Послушай, Джек, я просто рассчитывал на пару баксов. Ты бы и не заметил…

– Да, но Стелла очень сильно скучала бы по своей машине, если бы ты успел угнать ее. И меня зовут не Джек. Я Рэй. А теперь, как я понимаю, выбор за тобой. Излагаю первую возможность: я оттаскиваю тебя в дом и вызываю копов. Хочешь провести следующие несколько лет в заведении для малолетних преступников?

Кэм и без того был бледным, но сейчас вся кровь отхлынула от его лица. Голова закружилась, ладони вспотели. Он не выдержит заключения! Он точно знал, что в каталажке умрет.

– Я сказал, что не собирался красть вашу чертову машину! У нее же четыре передачи. Как, по-вашему, я смог бы вести такую машину, черт побери?

– О, мне почему-то кажется, что ты прекрасно справился бы. – Рэй задумчиво надул щеки, затем шумно выдохнул воздух. – Теперь возможность вторая…

– Рэй! Что ты там делаешь с этим мальчиком?

Рэй перевел взгляд на крыльцо, где, приглаживая разлохматившиеся рыжие волосы, стояла женщина в коротком синем халате.

– Мы выбираем жизненный путь. Видишь ли, этот мальчик пытался угнать твою машину.

– Господи!

– Кто-то избил его до полусмерти. Судя по всему, недавно.

Кэма и Стеллу разделяла довольно большая зеленая лужайка, но он отчетливо услышал громкий вздох.

– Веди его в дом, я посмотрю. Отвратительное начало дня. Просто отвратительное. Нет, ты оставайся на улице, глупый пес. Какой же ты сторож, если не лаешь, когда угоняют мою машину?

– Моя жена Стелла. – Рэй широко улыбнулся. – Она только что предоставила тебе возможность номер два. Есть хочешь?

Голос великана жужжал в голове Кэма, но он не мог разобрать слов. Заливистый собачий лай, казалось, раздавался издалека. Птицы, наоборот, пронзительно пели слишком близко. Кэму вдруг стало страшно холодно, а потом ему показалось, что он ослеп.

– Держись, сынок. Я тебя донесу.

Кэм погрузился в маслянистую темноту и не слышал, как тихо выругался Рэй.

Очнувшись, он обнаружил, что лежит на твердом матраце в прохладной комнате. Ветерок раздувал тонкие занавески и приносил с собой запах цветов и моря. Кэму было стыдно и страшно. Он попытался вскочить, но его остановили чьи-то руки.

– Просто полежи спокойно.

Над ним склонилось длинное худое лицо с темно-зелеными озабоченными глазами. Женщина была некрасива. Кэм почувствовал, как она ощупывает его, и увидел на ее лице тысячи золотистых веснушек. Почему-то эти веснушки заворожили его. Женщина поджала губы, откинула назад волосы, и Кэм уловил едва заметный запах дорогого мыла.

И только тут он осознал, что его раздели до трусов – до рваных трусов! Стыд и страх взорвались в нем с новой силой.

– Не трогайте меня, черт побери! – хрипло прокаркал он и пришел в ярость от звука собственного голоса.

– Тихо, тихо. Успокойся. Я врач. Посмотри на меня. – Стелла наклонилась ближе. – Как тебя зовут?

Сердце громко ударилось в ребра.

– Джон.

– Джон Смит, полагаю? – сухо заметила женщина. – Ну, если тебе хватает наглости лгать, думаю, твои дела не так плохи. – Она посветила Кэму в глаза каким-то маленьким фонариком и пробормотала: – Думаю, у тебя легкое сотрясение мозга. Сколько раз ты терял сознание после того, как тебя избили?

– Это был первый. – Кэм почувствовал, что краснеет под ее пристальным взглядом, и с трудом подавил желание съежиться. – Я так думаю. Я не уверен. Мне надо идти.

– Да, надо. В больницу.

– Нет!

Ужас придал ему сил, и он успел схватить ее за руку. В больнице начнутся расспросы, а потом явятся копы и социальные работники. И не успеет он оглянуться, как снова окажется в провонявшем мочой и пивом трейлере с мужчиной, для которого лучший отдых – избивать мальчишку в два раза меньше его самого.

– Я не поеду ни в какую больницу! Я не могу! Просто отдайте мою одежду. У меня есть деньги. Я заплачу вам. Я должен идти.

Женщина снова вздохнула.

– Назови мне свое имя. Настоящее.

– Кэм. Кэмерон.

– Кэм, кто это сделал с тобой?

– Я не…

– Только не лги мне! – резко сказала она.

И Кэм не смог солгать. Ему было так страшно, что он чуть не заплакал.

– Мой отец.

– Почему?

– Потому что ему это нравится.

Стелла прижала пальцы к вискам, затем опустила руки и посмотрела в окно. Она увидела воду, уже по-летнему синюю, покрывшиеся густой листвой деревья, безоблачное высокое небо. И в таком прекрасном мире, подумала она, есть родители, избивающие своих детей только потому, что это им нравится! Ведь дети всегда под рукой, и никто не мешает избивать их…

– Ладно. Давай по порядку. У тебя кружилась голова? Темнело в глазах?

Кэм осторожно кивнул.

– Кажется, да. Но я давно не ел.

– Рэй на кухне готовит завтрак. У него больше кулинарных способностей, чем у меня. Твои ребра в синяках, но не сломаны. Самое плохое – глаз, – тихо сказала она, осторожно касаясь кровоподтека. – Но, пожалуй, можно обойтись без больницы. Вымоем тебя, подлечим и посмотрим, как пойдут дела. Я все-таки врач. – Стелла улыбнулась и провела прохладной рукой по его лбу, пригладила волосы. – Педиатр.

– Но ведь педиатр – малышовый доктор!

– Ничего, с тобой как-нибудь справлюсь, крутой парень. Если понадобится, сделаем рентген. – Она достала антисептик: – Будет немного жечь, потерпи.

Когда она начала обрабатывать лицо, Кэм сморщился и с шумом втянул воздух.

– Зачем вам все это нужно? Почему вы со мной возитесь?

Стелла не удержалась. Свободной рукой она, как гребнем, провела по его темным лохматым волосам.

– Потому что мне это нравится.

Куины оставили его у себя. Вот так просто. Во всяком случае, так ему тогда казалось. Только через много лет Кэмерон понял, сколько трудов и денег они вложили, чтобы сначала официально взять его на воспитание, а потом усыновить. Куины дали ему дом, имя и все, ради чего стоило жить.

Восемь лет назад они потеряли Стеллу. Она умерла от рака, затаившегося в ее теле и пожиравшего его изнутри. И дом на окраине маленького приморского городка Сент-Кристофер навсегда покинули тепло и свет. По крайней мере, так казалось и Рэю, и Кэму, и двум его братьям – тоже бывшим беспризорникам.

Кэм уехал, стал гонщиком, участвовал в соревнованиях на чем угодно и где угодно. Теперь он гнал домой – к человеку, которого всегда считал своим отцом.

Он бывал в этой больнице бессчетное число раз: когда-то здесь работала мать, а потом лечилась от болезни, убившей ее. Однако никогда еще Кэм не чувствовал себя таким разбитым и растерянным.

Он подошел к регистратору и спросил, где лежит Рэймонд Куин.

– В блоке интенсивной терапии. Допускаются только члены семьи.

– Я его сын.

Кэмерон отвернулся и направился к лифту. Ему не надо было спрашивать, какой этаж. Он знал это слишком хорошо.

Как только двери лифта открылись перед блоком интенсивной терапии, Кэм увидел Филипа.

– Насколько плохо? – спросил он, забыв поздороваться с братом.

Филип сунул ему один из двух стаканчиков кофе, которые держал в руках. Его удлиненное лицо было бледным и мрачным, золотисто-карие, светлые глаза потемнели от усталости. Обычно тщательно уложенные рыжеватые волосы были взлохмачены.

– Не знал, успеешь ли ты. Очень плохо, Кэм. Господи, я должен присесть на минуту.

Филип вошел в маленький холл блока и рухнул в кресло, слепо уставившись на экран телевизора, где показывали веселое утреннее шоу.

– Что произошло? – спросил Кэм. – Где он? Что говорят врачи?

– Он ехал домой из Балтимора. Этан думает, что из Балтимора. Не знаю почему. Он врезался в телеграфный столб. Прямо в столб! – Филип прижал ладонь к сердцу: резкая боль вспыхивала каждый раз, когда он представлял себе эту картину. – Врачи говорят, что у него скорее всего произошел сердечный приступ или инсульт и он не справился с управлением. Но они не уверены. Он ехал быстро, Кэм. Очень быстро.

Филип почувствовал, как к горлу поднимается тошнота, и прикрыл глаза.

– Слишком быстро, – повторил он. – Им понадобился почти час, чтобы извлечь его из покореженной машины. Почти час! Фельдшера сказали, что он то терял сознание, то приходил в себя. Это случилось всего в паре миль отсюда.

Филип вытащил из кармана банку колы, открыл и сделал большой глоток. Он все время старался заблокировать в сознании картину катастрофы, сосредоточиться на настоящем, но у него это плохо получалось.

– Им удалось довольно быстро найти Этана. Когда он приехал, уже шла операция. Сейчас папа в коме. – Филип взглянул брату в глаза. – Врачи не думают, что он из нее выйдет.

– Бред собачий… Он же здоров как бык.

– Они сказали… – Филип снова закрыл глаза. Голова казалась пустой, и каждую мысль приходилось долго выискивать. – Очень тяжелые травмы. Обширные повреждения головного мозга. Его поддерживают аппаратурой жизнеобеспечения. Хирург… он… Оказывается, папа уже давно зарегистрировался как донор внутренних органов.

– К дьяволу, – еле сдерживая ярость, тихо сказал Кэм.

– Ты думаешь, мне хочется об этом думать? – Филип поднялся. Высокий стройный мужчина в мятом тысячедолларовом костюме. – Они сказали, что это дело, самое большее, нескольких часов. Ему искусственно поддерживают дыхание. Черт побери, Кэм, ты же знаешь, что мама и папа говорили об этом, когда она заболела! Никаких крайних мер. Они составили «завещания о жизни»[1]1
  «Завещание о жизни» – документ, выражающий волю завещателя, чтобы ему дали умереть спокойно, без аппаратуры, искусственно продлевающей жизнь. (Прим. пер.)


[Закрыть], а мы игнорируем отцовское, потому что… потому что не хватает духу выполнить его волю.

Кэм схватил Филипа за лацканы пиджака.

– Ты что, хочешь выдернуть вилку? Ты хочешь выдернуть эту проклятую вилку из розетки?!

Филип устало покачал головой. У него самого сердце разрывалось.

– Я скорее отсек бы себе руку. Я не хочу терять его. Как и ты. Пойдем, посмотришь сам.

Филип развернулся и повел Кэма по коридору, пахнущему антисептиками и отчаянием. Они молча прошли через двойные двери, мимо поста дежурной медсестры, мимо застекленных маленьких боксов, в которых деловито жужжала аппаратура, поддерживая надежду.

Этан сидел на стуле у кровати, склонившись к лежащему без сознания отцу, словно разговаривал с ним. Его большая мозолистая рука лежала на руке отца. Когда появились братья, он медленно встал и изучающе посмотрел на Кэма воспаленными от недосыпания глазами.

– Итак, ты решил все-таки заглянуть к нам?

– Я приехал так быстро, как только смог.

Кэм не хотел признавать, не хотел верить, что пугающе хрупкий старик на узкой кровати – его отец. Рэй Куин всегда был огромным, сильным, непобедимым. А этот мужчина с лицом его отца – съежившийся, бледный и неподвижный, как сама смерть.

– Отец! – Кэм подошел к кровати и наклонился поближе. – Это Кэм. Я здесь.

Он был почему-то уверен, что этих слов хватит для того, чтобы отец открыл глаза и лукаво подмигнул ему. Но он не дождался ни движения, ни звука – ничего. Лишь продолжала монотонно гудеть аппаратура.

– Кто его лечащий врач?

– Доктор Гарсия. – Этан потер лицо руками, погрузил пальцы в выгоревшие волосы. – Нейрохирург. Мама называла его Волшебные Руки. Если хочешь, медсестра вызовет его.

Кэм выпрямился и впервые заметил спящего мальчика, свернувшегося в кресле в углу.

– Кто этот парнишка?

– Последний из беспризорников Рэя Куина. – Этану удалось выдавить слабую улыбку. Обычно улыбка смягчала его серьезное лицо, согревала холодноватые синие глаза, но не сейчас. – Его зовут Сет. Разве отец не писал тебе? Он взял его около трех месяцев назад. – Этан хотел что-то добавить, но поймал предостерегающий взгляд Филипа и пожал плечами. – Обсудим это позже.

Филип стоял у изножья кровати, покачиваясь на каблуках.

– Какие впечатления от Монте-Карло? – внезапно поинтересовался он и в ответ на бессмысленный взгляд Кэма тоже пожал плечами. Этим жестом все братья Куины часто пользовались вместо слов. – Медсестра сказала, что мы должны разговаривать друг с другом, с отцом. Может быть, он… Они ничего не знают наверняка.

– Прекрасные впечатления! – Кэм сел у кровати напротив Этана и взял другую руку Рэя. Рука оказалась влажной, безжизненной, и Кэм держал ее осторожно, все еще надеясь на ответное пожатие. – Я выиграл в казино кучу денег, а когда пришел ваш факс, у меня в номере была французская манекенщица. Высший класс! – Кэм повернулся к Рэю и заговорил, обращаясь к нему: – Жаль, что ты ее не видел. Она была бесподобна. Ноги до ушей, груди – лучшее, что создано человеком.

– А лицо у нее было? – сухо спросил Этан.

– Я особенно не всматривался, но, кажется, под стать телу. Говорю тебе, пап, она была высший класс! А когда я сказал, что должен ехать, она немного остервенела, – Кэм коснулся царапин на своей щеке. – Мне пришлось вышвырнуть ее из номера в коридор, а то она разодрала бы меня на кусочки. Но я не забыл выбросить вслед ее платье.

– Так она была голая? – изумился Филип.

– Как в первый день творения.

Филип усмехнулся, а потом засмеялся – впервые за последние двадцать часов.

– Придется поверить тебе на слово. – Рук Рэя не хватало на всех, но Филип также нуждался в физическом контакте с ним и положил ладонь на ногу отца. – Ему понравится эта история.

Сет не спал, он только притворялся спящим. Он слышал, как вошел Кэм, и догадался, кто это. Рэй много говорил о своем старшем сыне Кэмероне. Два альбома, распухшие от газетных вырезок, журнальных статей и фотографий, рассказывали о гонках Кэма и прочих его подвигах.

«Сейчас этот бледный парень с ввалившимися глазами не выглядит таким важным и крутым», – подумал Сет.

А Этан ему в общем нравится. Длинный, жилистый, не терпит, чтобы ему перечили, зато не читает нотаций и ни разу даже не треснул его, когда Сет делал что-то не так. И Этан – настоящий моряк. Сильный, загорелый, с выгоревшими на солнце волосами, в выражениях не стесняется… Да, определенно, Этан ему нравится.