Текст книги "Крест Морриган"

7

Дом изменился. Мебель, краски, свет и даже звук шагов по паркету – все было другим, превращая знакомое в неизвестное. Хойт узнал несколько вещей: пару подсвечников и сундук. Только стояли они не на своих местах.

Дрова были сложены в камине, но еще не зажжены. И нет собак, свернувшихся на полу и стучащих хвостами в знак приветствия.

Хойт ходил из комнаты в комнату, словно призрак. Возможно, он и был призраком. Он родился в этом доме и прожил здесь почти всю свою жизнь. Здесь он играл, работал, ел и спал.

Но с тех пор минули столетия. Так что в каком-то смысле его жизнь здесь же и закончилась. Радость от встречи с родным домом постепенно сменилась печалью и тоской по утраченному.

На стене, в стеклянной витрине, Хойт заметил один из гобеленов матери. Он подошел ближе, дотронулся до стекла, и мать предстала перед ним, как живая. Ее лицо, голос, запах были не менее реальными, чем окружавший его воздух.

– Это последний гобелен, который она ткала перед…

– Моей смертью, – закончил Киан. – Помню. Я наткнулся на него на аукционе. А со временем отыскал еще несколько вещей. Дом удалось купить – если не ошибаюсь – лет четыреста назад. И большую часть земель.

– Но ты здесь больше не живешь.

– Далековато для меня, да и неудобно – ни для работы, ни для развлечений. Тут живет смотритель, которого я на время отпустил. Обычно я приезжаю сюда пару раз в год.

Хойт опустил руку и повернулся к брату.

– Дом изменился.

– Перемены неизбежны. Кухню модернизировали. Провели водопровод и электричество. Хотя сквозняки остались. Спальни наверху обставлены – выбирайте. А я намерен поспать.

В дверях Киан обернулся.

– Да, можете выключить дождь, если хотите. Кинг, ты мне поможешь втащить все это добро наверх?

– Конечно. Классная берлога, хотя – не обижайся – немного жутковатая. – Кинг без видимых усилий подхватил сундук, словно это был портфель, и стал подниматься по лестнице.

– Как ты? – спросила Гленна Хойта.

– Не могу понять, кто я. – Он подошел к окну, раздвинул тяжелые шторы и посмотрел на мокрый от дождя лес. – То же место, те же камни, уложенные моими предками. Я благодарен Киану за это.

– Но их нет. Семьи, которую ты оставил. Тебе нелегко. Тяжелее, чем остальным.

– Всем досталось.

– Я бросила всего лишь квартиру. А ты распрощался с прошлой жизнью. – Гленна шагнула к нему и губами коснулась щеки. Она хотела предложить ему горячий завтрак, но поняла, что сейчас больше всего Хойт нуждался в одиночестве.

– Пойду наверх. Выберу комнату, приму душ и лягу спать.

Он кивнул, продолжая смотреть в окно. Дождь как нельзя лучше соответствовал его настроению, хотя заклинание надо было снять. Но дождь продолжал идти, хотя и превратился теперь в мелкую морось. По земле стелился туман, обтекая кусты роз.

Неужели это розы, посаженные матерью? Маловероятно, но все равно это розы, ее любимые цветы. Она была бы довольна. А еще мать обрадовалась бы, увидев тут обоих сыновей.

Но об этом ему знать не суждено. Можно только догадываться.

Хойт зажег дрова в камине. Треск горящих поленьев напоминал о доме. Он решил пока не подниматься наверх. Потом нужно будет перенести вещи в башню – она опять станет его убежищем. Хойт достал плащ, завернулся в него и вышел на летний дождь.

Первым делом он направился к ручью, где мокрые наперстянки раскачивали отяжелевшими колокольчиками, а дикие оранжевые лилии, которые так любила Нола, пронзали воздух огненными стрелами. В доме должны быть цветы, подумал он. Нужно нарвать их до рассвета. В доме всегда стояли живые цветы.

Он обошел дом, вдыхая запахи пропитанного влагой воздуха, мокрых листьев, роз. Брат позаботился, чтобы за домом и землей следили; в этом смысле Хойту его не в чем упрекнуть. Он заметил, что сохранились и конюшни – другие, но на том же месте. Помещение стало больше, с выступом с одной стороны: там красовались широкие ворота.

Замок оказался заперт, и Хойту пришлось усилием воли открыть его. Внутри на каменном полу стояла машина. Не такая, как он видел в Нью-Йорке, отметил Хойт. Непохожая на такси или на микроавтобус, который вез их из аэропорта. Черная и низкая. С блестящей серебряной пантерой на капоте. Он провел ладонью по эмблеме.

Многообразие машин в этом мире приводило Хойта в изумление. Они отличались друг от друга размером, формой, цветом. Если автомобиль эффективен и удобен, зачем нужны другие?

У стены стояла длинная скамья, а на стене и в отделениях большого красного шкафа были разложены разного рода мудреные инструменты. Некоторое время он изучал их, затем перевел взгляд на штабель досок, гладко обструганных и нарезанных длинными хлыстами.

«Инструменты, – подумал он, – дерево, машины, но нет жизни. Ни конюхов, ни лошадей, ни кошек, охотящихся за мышами. Ни щенков, с которыми так любит играть Нола».

Хойт вышел, закрыл за собой дверь, запер замок и пошел вдоль стены конюшни.

В амуничнике[13]13
  Амуничник – помещение в конюшне для хранения конского снаряжения.


[Закрыть] он с наслаждением вдохнул запах кожи и масла. Здесь царил такой же порядок, как и в месте, отведенном для автомобиля. Хойт провел ладонью по седлу, присел на корточки и, внимательно осмотрев его, убедился, что оно почти не отличается от седел, которыми пользовался он.

Перебирая уздечки и поводья, он с грустью вспомнил о своей кобыле – словно о любимом человеке.

Хойт прошел в дверь. Каменный пол был немного покатым; два стойла располагались у одной стены, два – у другой. Их было меньше, чем раньше, но зато они стали более просторными. Дерево гладкое и темное. Он чувствовал запах сена, зерна и…

Торопясь, Хойт зашагал по каменному полу в самый конец конюшни.

В дальнем стойле он увидел черного жеребца, и сердце мага радостно забилось. Все же здесь были лошади – а этот скакун просто великолепен!

Когда Хойт отпер ворота стойла, жеребец прижал уши и начал бить землю копытом. Маг поднял руки и ласково заговорил по-ирландски, успокаивая животное.

В ответ жеребец лягнул заднюю стену стойла и заржал.

– Все в порядке, все хорошо. Никто не собирается ругать тебя за недоверие к незнакомцу. Я пришел, чтобы полюбоваться тобой. Оценить твою красоту – и всего лишь. Ну вот, понюхай. Подумай хорошенько. Нет, я сказал «понюхай», а не «укуси», – усмехнувшись, Хойт отдернул руку от оскаленных зубов лошади.

Он продолжал ласково разговаривать с жеребцом, отведя руку, а тот все бил копытом и недовольно фыркал. Решив, что лучшее средство – это подкуп, Хойт сотворил яблоко.

Заметив интерес во взгляде животного, он поднял яблоко и с хрустом его надкусил.

– Вкусно. Хочешь попробовать?

Теперь конь шагнул вперед, фыркнул и взял яблоко с ладони Хойта. Хрустя яблоком, он милостиво позволил погладить себя.

– Мне пришлось оставить здесь лошадь. Великолепную лошадь, которая была со мной восемь лет. Я назвал ее Астер[14]14
  Aster (фр.) – звезда.


[Закрыть], потому что у нее была звездочка вот здесь. – Двумя пальцами он погладил лоб жеребца. – Я скучаю по ней. Несмотря на все чудеса этого мира, очень тяжело расставаться с тем, к чему привык и полюбил.

Наконец он вышел из конюшни и закрыл за собой дверь. Дождь прекратился, и стало слышно журчание ручья и шлепки падающих на землю капель с листьев кустов и деревьев.

Интересно, живут ли еще в лесу эльфы? Игривые проказники, обожающие наблюдать за слабостями людей? Нет, он слишком устал, чтобы искать их. У него не хватит душевных сил на одинокую прогулку туда, где должны покоиться его родные.

Хойт вернулся в дом, взял чемодан и по винтовой лестнице поднялся в башню.

Путь ему преградила массивная дверь, исписанная магическими символами и заклинаниями. Хойт провел пальцами по резьбе, почувствовав тепло и вибрацию. Тот, кто это сделал, кое-что понимал в магии.

Не хватало еще, чтобы его не пускали в собственный кабинет. Он сосредоточился, чтобы снять запирающее заклинание, используя в качестве точки опоры свои обиду и гнев.

Это его дом. И никогда в жизни ни одна дверь не была закрыта перед ним.

– Отопрись, – приказал он. – Я имею право войти в эту комнату. По моему велению, рассейтесь, чары.

Дверь распахнулась, как от порыва ветра. Кипя от возмущения, Хойт вошел, позволив двери захлопнуться у себя за спиной.

Комната была пуста – только пыль и паутина. И холодно, подумал он. Воздух стылый, спертый, нежилой. А когда-то комнату наполняли ароматы трав и свечного воска, жар его магии.

Все равно он вернется, и все будет так, как прежде. А сейчас нужно привести помещение в порядок.

Хойт вычистил камин и разжег огонь. Потом притащил снизу мебель – стол, стулья. С удовлетворением отметив, что сюда не провели электричество, он устроил освещение по своему вкусу.

Расставил свечи, и от прикосновения его пальцев вспыхнуло пламя. В их мягком, колеблющемся свете он разложил инструменты и вещи.

Впервые за несколько дней обретя душевное равновесие, Хойт растянулся на полу перед камином, положил под голову скатанный плащ и заснул.

Ему снился сон.

Вместе с Морриган он стоял на вершине высокого холма. Склоны круто обрывались вниз, прорезанные камнепадами и темными ущельями, а над всем царили туманные очертания далеких гор. Среди грубой травы острыми пиками торчали скалы, а каменные пласты напоминали гигантские серые столы. Волны холмов тянулись до самых гор, а в низинах между ними клубился туман.

Хойт слышал доносящееся из мглы прерывистое дыхание того, кто был древнее времени. Это место было буквально пропитано злобой. Необузданная жестокость ждала своего часа.

Но теперь все пространство насколько хватало глаз было сковано тишиной.

– Поле битвы, – сказала богиня. – Твой последний рубеж. Именно здесь ты выманишь ее и встретишься с ней лицом к лицу; в назначенный день здесь будет решаться судьба миров.

– Что это за место?

– Долина Молчания в Горах Мглы, в мире, который называется Гилл. Здесь прольется кровь – демонов и людей. То, что взрастет потом, зависит от тебя и от твоих союзников. Но до начала битвы твоя нога не должна ступать на эту землю.

– Как я снова сюда попаду?

– Тебе укажут путь.

– Нас только четверо.

– Другие уже идут. А теперь спи, потому что, проснувшись, ты должен действовать.

Затем туман рассеялся. Он увидел девушку, стоящую на том же холме. Молодую, хрупкую, с рассыпавшимися по плечам каштановыми волосами – как и полагается девушке. Траурные одежды, заплаканные глаза.

Но потом слезы ее высохли, она обратила свой взгляд вдаль, на безлюдный пейзаж, который только что расстилался перед Хойтом. Богиня обратилась к девушке, но он не слышал ее слов.

Ее звали Мойра, и ее родиной был Гилл. Родиной, любовью и долгом. На этой земле царил мир – с тех пор, как ее создали боги, и род Мойры охранял этот мир. Теперь же он разобьется вдребезги, как разбилось ее сердце.

В то утро она похоронила мать.

– Они зарезали ее, словно ягненка.

– Я разделяю твое горе, дитя.

Запавшие глаза вглядывались в пелену дождя.

– Разве боги скорбят, миледи?

– Я разделяю твой гнев.

– За всю свою жизнь она никому не причинила зла. Разве так умирают хорошие, добрые люди? – Мойра бессильно уронила руки. – Ты не можешь чувствовать мою боль и мой гнев.

– Других ждет еще более ужасная смерть. Ты так и будешь стоять?

– А что я могу сделать? Как нам защититься от подобных существ? Или ты умножишь мою силу? – Мойра протянула ладони, которые еще никогда не выглядели такими маленькими и беззащитными. – Дашь мне мудрость и хитрость? Того, что у меня есть, недостаточно.

– Ты получишь все необходимое. Используй свой дар, оттачивай его. Но есть и другие люди – они ждут тебя. Ты должна идти, сегодня же.

– Идти? – Мойра в изумлении повернулась к богине. – Мой народ лишился королевы. Как я могу оставить их и как ты можешь просить меня об этом? Предстоит испытание – так определили сами боги. Если мне не суждено занять место матери, взять ее меч и корону, я все равно должна остаться здесь, чтобы помочь тому, кто взойдет на трон.

– Твой уход и будет помощью – так определили боги. Такова твоя судьба, Мойра из Гилла. Покинуть этот мир, чтобы спасти его.

– Ты предлагаешь мне оставить свой дом, свой народ, да еще в такой день? Когда на могиле матери еще не завяли венки?

– Думаешь, мать обрадовалась бы, увидев, что ты только и делаешь, что оплакиваешь ее, безмолвно наблюдая, как гибнет твой народ?

– Нет.

– Ты должна идти – ты и тот, кому ты больше всего доверяешь. Ваш путь лежит к Пляске Богов. Там я вручу тебе ключ, который приведет вас туда, куда следует. Найди остальных, собери армию. А когда ты вернешься в этот мир, на праздник Самайн, то будешь сражаться.

Сражаться, подумала Мойра. Она не знала, что такое битва, – только мир.

– Но разве я не нужна здесь, миледи?

– Потом, потом… А сейчас ты должна идти туда, где необходимо твое присутствие. Если останешься, погибнешь. И твой мир погибнет, а вместе с ним и все остальные. Такова твоя судьба, определенная еще до рождения. Для этого ты появилась на свет. А сейчас поторопись. Отправляйся немедленно. Тебя будут ждать только до захода солнца.

Мойру охватило отчаяние. Здесь могила ее матери. Здесь ее жизнь. Здесь ее мир.

– У меня такое горе… Всего несколько дней, миледи, умоляю тебя.

– Останешься еще на день и погубишь свой народ, свою страну.

Морриган взмахнула рукой, рассеивая туман. Пелена расступилась, открывая взору черную ночь с серебристой рябью света холодной луны. Воздух наполнился криками. Повсюду дым и мерцающее оранжевое пламя пожаров.

Мойра увидела деревню, над которой возвышался ее замок. Дома и лавки горели, слышались крики людей – ее друзей и соседей. Мужчин и женщин разрывали на куски, дети становились добычей тех ужасных существ, которые убили ее мать.

Девушка видела, как сражался ее дядя: меч со свистом рассекал воздух, лицо и руки обагрены кровью. Они прыгали на него отовсюду – эти жуткие твари с острыми клыками и безумными красными глазами. Они бросались на него с криками, от которых кровь стыла в жилах. Над потоками крови, заливавшей землю, скользила необыкновенной красоты женщина. На ней было красное шелковое платье с облегающим лифом, украшенным драгоценными камнями. Непокрытые волосы цвета огненного золота разметались по белым плечам.

В руках она держала спеленатого младенца.

Оглядевшись вокруг и будто бы наслаждаясь видом чудовищной кровавой бойни, красавица оскалилась и вонзила клыки в горло ребенка.

– Нет!

– Если дашь волю своему горю и гневу, то так и случится. – Холодная ярость в голосе Морриган пробилась сквозь ужас, охвативший Мойру. – Все, кого ты любишь, будут убиты, растерзаны, уничтожены.

– Что это за демоны? Кто их прислал к нам?

– Учись. Возьми то, что тебе дано, используй, ищи свою судьбу. Грядет битва. Вооружайся.

Она проснулась у могилы матери, дрожа от воспоминаний об ужасах, которые привиделись ей во сне. На сердце будто камень лежал, такой же тяжелый, как и на могиле.

– Я не смогла спасти тебя. Как же я спасу остальных? Как остановлю этих тварей?

Но придется разлучиться с любимыми людьми и местами. Богам легко говорить о судьбе, подумала Мойра, заставляя себя подняться. Девушка окинула взглядом кладбище, тихие зеленые холмы, голубую ленту реки. Солнце было уже высоко, освещая ярким светом ее землю. С неба лилась песня жаворонка, а с лугов доносилось мычанье коров.

Сотни лет боги улыбались этой земле. Теперь пришло время платить – наступило время войны, смерти и крови. И расплачиваться выпало ей.

– Я буду думать о тебе каждый день, – вслух произнесла Мойра и посмотрела на могилу отца. – Теперь вы вместе. Я сделаю все необходимое для защиты Гилла. Ведь я – единственное, что осталось от вас. Клянусь – здесь, на этой священной земле, перед теми, кто произвел меня на свет. Я пойду к чужестранцам, в незнакомый мир, и, если понадобится, пожертвую жизнью. Большего я не могу вам обещать…

Мойра подняла с земли цветы, которые принесла с собой, и положила по букету на каждую могилу.

– Помогите мне, – попросила девушка и, повернувшись, пошла прочь.

Ларкин ждал ее на каменной стене. У него тоже случилось несчастье – Мойра знала об этом, – но он не мешал ей, дал время побыть одной. Ему она доверяла больше всех. Он был сыном брата ее матери – того самого дяди, смерть которого привиделась ей во сне.

Увидев приближающуюся Мойру, молодой человек легко вскочил на ноги и молча раскрыл объятия. Девушка прильнула к нему, уткнувшись лицом в его грудь.

– Ларкин.

– Мы выследим их. Отыщем и убьем. Где бы они ни прятались.

– Я знаю, кто они, и мы их обязательно найдем и убьем. Но не здесь. И не сейчас. – Она отстранилась. – Мне явилась Морриган и сказала, что нужно делать.

– Морриган?

Заметив сомнение, мелькнувшее на его лице, Мойра улыбнулась.

– Никогда не понимала, как человек твоих способностей может сомневаться в существовании богов. – Она погладила его по щеке. – Но мне ты поверишь?

Ларкин обхватил ладонями ее лицо и поцеловал в лоб.

– Ты же знаешь, что поверю.

Мойра передала ему слова богини, и выражение его лица снова изменилось. Он сел на землю и запустил пальцы в гриву своих темно-рыжих волос. С самого детства она завидовала его волосам, сожалея, что ей достались обычные темно-русые. И глаза у них были разными: у него карие – ей они всегда казались позолоченными, – а у нее серые, как дождь.

Природа наделила его высоким ростом и еще многими качествами, которыми Мойра восхищалась.

Закончив рассказ, девушка тяжело вздохнула.

– Ты пойдешь со мной?

– Не отпускать же тебя одну. – Уверенным жестом он накрыл ладонью ее руки. – Мойра, а ты уверена, что твое видение – не просто проявление горя?

– Уверена. Не знаю почему, но я не сомневаюсь, что увиденное мною – реальность. Но если причиной стало мое горе, то мы лишь потеряем время на дорогу к Пляске Богов. Ларкин, я должна попытаться.

– Тогда мы попытаемся вместе.

– И никому не скажем.

– Мойра…

– Послушай меня. – Мойра с силой сжала его запястья. – Твой отец сделает все возможное, чтобы нас остановить. Или пойти с нами – если поверит мне. Так не годится. Богиня сказала, что я должна взять с собой только одного человека, которому я больше всего доверяю. Значит, тебя. Мы оставим письмо твоему отцу. В наше отсутствие он будет править Гиллом, защищать его.

– Ты возьмешь меч…

– Нет, меч не должен покидать Гилл. Это священная клятва, и я не собираюсь нарушать ее. Меч дождется моего возвращения. Я не взойду на трон, пока не подниму его, а он покоряется только достойным. Есть другие мечи. Мне приказано вооружаться, и к тебе это тоже относится. Встретимся через час. Никому ничего не рассказывай.

Она сжала его руки.

– Поклянись нашей общей кровью. Нашей общей утратой.

Разве он мог отказать ей, когда на ее щеках еще не высохли слезы?

– Клянусь. Я никому не скажу. – Он погладил ее по плечам, стараясь успокоить. – Я уверен, что в любом случае мы вернемся к ужину.

Мойра поспешила домой – через поле, вверх по склону холма к замку, откуда ее род правил этой землей с тех пор, как ее создали боги. Встречные склоняли головы, выражая сочувствие, и девушка видела в их глазах слезы.

Она знала, что скоро слезы высохнут и многие из ее подданных обратятся к ней за поддержкой и советом. Многие задумаются о том, какой она будет правительницей.

Ей эта мысль тоже не давала покоя.

Мойра пересекла огромный зал, в котором царила полная тишина – ни музыки, ни смеха. Подхватив пышные юбки, она поднялась по лестнице, ведущей к ее комнате.

Где-то поблизости находились женщины: они шили, нянчили детей, разговаривали приглушенными голосами, больше похожими на воркование голубок.

Незаметно прошмыгнув мимо них, Мойра проскользнула к себе. Там она переоделась в костюм для верховой езды, зашнуровала сапоги. Наверное, неправильно так быстро снимать траур, но в блузе и кожаных штанах путешествовать гораздо удобнее. Заплетя косу, Мойра принялась собирать вещи.

Она решила, что возьмет в дорогу только самое необходимое. Нужно относиться к этому путешествию, как к охоте – в этом деле, по крайней мере, у нее был опыт. Поэтому она достала колчан, лук, короткий меч и разложила их на кровати, после чего начала писать письмо к дяде.

Как сообщить человеку, столько лет заменявшему ей отца, что ты забираешь его сына? И не куда-нибудь, а на битву, о которой сама мало что знаешь, которую даже представить себе невозможно, союзниками в которой будут совершенно незнакомые люди?

Такова воля богов, подумала Мойра и, стиснув зубы, начала выводить первые буквы. Правда, она не была до конца уверена, что именно ею движет в ее стремлении участвовать в предстоящей битве. Возможно, это был просто гнев. Ну и пусть!

«Я должна это сделать, – уверенно писала она. – Умоляю простить меня и понять, что я поступаю так только ради Гилла. Прошу: если я не вернусь к празднику Самайн, возьми меч и правь страной вместо меня. Знай: я отправляюсь в путь ради тебя, ради Гилла. Клянусь кровью моей матери – я буду сражаться не на жизнь, а на смерть, чтобы защитить и сохранить то, что люблю.

Теперь я ухожу, оставляя все самое дорогое в твоих руках».

Она сложила лист, разогрела воск и запечатала письмо.

Затем пристегнула меч, надела через плечо колчан со стрелами и лук и вышла из комнаты. К ней тут же поспешила одна из женщин.

– Миледи!

– Я желаю прокатиться верхом, одна, – голос Мойры звучал резко, и женщина лишь вздохнула, глядя ей вслед.

Колени у нее подгибались, но она заставила себя идти вперед. На конюшне Мойра взмахом руки остановила грума и сама оседлала жеребца. Потом посмотрела на юное, нежное лицо юноши, усыпанное веснушками.

– После захода солнца из замка не выходи. И в последующие ночи тоже, – пока я не разрешу. Ты не ослушаешься меня?

– Нет, миледи.

Слегка тронув пятками бока животного, Мойра пустила лошадь галопом.

Не стоит оглядываться, подумала она. Смотреть нужно не назад, на родной дом, а вперед.

Ларкин ждал ее, небрежно развалившись в седле; его лошадь, скучая, пощипывала траву.

– Прости, долго собиралась.

– Чего ждать от женщины!

– Я подумала, что слишком много требую от тебя. А что, если мы не вернемся?

Ларкин прищелкнул языком, и его лошадь пошла рядом с лошадью Мойры.

– Будем считать, что мы никуда не едем, – так что у меня нет причин для беспокойства. – Он беззаботно улыбнулся. – Я просто потакаю твоим желаниям.

– Для меня будет огромным облегчением, если ты окажешься прав. – Она снова пустила лошадь галопом. Что бы ни ждало ее впереди, пусть это случится скорее.

Ларкин догнал ее, и они, как это часто бывало прежде, поехали по залитым солнцем холмам. Поля были усыпаны желтой россыпью лютиков, над которыми беззаботно кружились стайки бабочек. Мойра заметила в небе сокола и почему-то почувствовала облегчение.

Мать любила наблюдать за этой птицей. Она говорила, что это отец Мойры смотрит на них сверху. Теперь девушка молилась, чтобы и матери боги даровали такой же свободный полет.

Сокол сделал круг над кольцом из камней, и в воздухе разнесся его крик.

От волнения к горлу подступила тошнота, и Мойра с трудом сглотнула.

– Ну, почти приехали. – Ларкин откинул волосы со лба. – И что дальше?

– Ты не мерзнешь? Не чувствуешь холода?

– Нет. Сегодня тепло. Солнце греет вовсю.

– Что-то наблюдает за нами. – Спешившись, Мойра продолжала дрожать. – Что-то холодное.

– Тут нет никого, кроме нас, – возразил Ларкин, но, спрыгнув на землю, все-таки взялся за рукоять меча.

– Оно видит нас. – В голове у нее не утихал гул чужих голосов: какое-то неясное бормотание и шепот. Двигаясь, словно во сне, Мойра сняла сумку с седла. – Возьми все, что тебе нужно. Иди за мной.

– Ты ведешь себя очень странно, Мойра. – Вздохнув, Ларкин забросил свою сумку на плечо и догнал девушку.

– Сюда она не сможет войти. Никогда. Ей не дано войти в этот круг, прикоснуться к этим камням – несмотря на всю ее силу. Если попытается, то будет уничтожена. Она знает об этом и исходит ненавистью.

– Мойра, твои глаза…

Девушка посмотрела на него. Глаза ее стали почти черными, бездонными. Она раскрыла ладонь, показав ему хрустальный жезл.

– Тебе, как и мне, суждено это сделать. Мы с тобой одной крови. – Коротким мечом она порезала себе руку, затем потянулась к его руке.

– Глупости, – сказал Ларкин, но руку не отдернул, позволив ей сделать надрез на ладони.

Мойра убрала меч в ножны, обеими руками сжала его окровавленную ладонь.

– Кровь – это жизнь, и кровь – это смерть. Здесь и сейчас она откроет нам путь.

Держа его за руку, Мойра шагнула внутрь круга.

– Миры ждут, – произнесла она слова, вертевшиеся у нее в голове. – Время течет. Боги наблюдают. Повторяй за мной.

Рука девушки дрожала, когда они вместе повторяли эти слова.

Порыв ветра нагнул высокую траву, рванул полы их плащей. Ларкин инстинктивно обнял девушку свободной рукой, пытаясь загородить своим телом, словно щитом. Вспышка света на мгновение ослепила их.

Мойра крепко держалась за его руку, чувствуя, как мир вращается вокруг нее.

Их окутала тьма. Мокрая трава, насыщенный влагой воздух.

Они стояли внутри того же круга, на том же холме. Хотя и не совсем, поняла Мойра. Лес за холмом немного изменился.

– Лошади исчезли.

– Нет. – Она покачала головой. – Это мы исчезли.

Ларкин посмотрел на небо. Сквозь облака просвечивала луна. Утихающий ветер был холодным, пробирая до костей.

– Ночь. Только что наступил полдень, и уже ночь. Где мы, черт возьми, очутились?

– Там, где должны были очутиться, – это все, что я знаю. Теперь нам нужно найти остальных.

Ларкин был сбит с толку и взволнован. Пришлось признаться самому себе, что он не предвидел такого поворота событий. Но это пройдет. Теперь у него только одна задача. Защищать свою двоюродную сестру.

– В первую очередь нужно найти укрытие и дождаться утра. – Он протянул Мойре свою сумку и вышел за пределы круга, меняясь прямо на глазах.

Менялась форма его тела – кости и сухожилия приобретали очертания какого-то животного. Вместо кожи появилась шкура, рыжевато-коричневая, под цвет волос, а вместо волос – грива. На том месте, где был человек, теперь стоял жеребец.

– Да, наверное, так будет быстрее. – Не обращая внимания на предательскую дрожь в коленях, Мойра вскочила на спину коня. – Поедем в направлении дома. Наверное, так и следует поступить. И лучше воздержаться от галопа на случай, если дорога окажется незнакомой.

Жеребец пустился рысью, а она принялась разглядывать деревья и освещенные луной холмы. Все очень похоже, но едва заметные отличия все же можно было заметить.

Раскидистый дуб стоял там, где его раньше не было, а ручей бежал в другом направлении. Дорога тоже уходила куда-то в сторону. Мойра заставила Ларкина свернуть туда, где в их мире находился ее дом.

Они въехали в лес и стали осторожно пробираться среди деревьев по извилистой тропе, ведомые инстинктом.

Вдруг жеребец остановился и поднял голову, словно принюхиваясь. Потом повернулся. Мойра почувствовала, как напряглись его мышцы.

– В чем дело? Что ты…

Он неожиданно пустился вскачь, отчаянным галопом, рискуя наткнуться на низкие ветви или споткнуться о камни. Понимая, что Ларкин почувствовал опасность, Мойра пригнулась, прижимаясь к гриве коня. Тень молнией выскочила из-за деревьев, словно у нее были крылья. Мойра успела крикнуть и выхватить меч, а Ларкин встал на дыбы и ударил врага копытами.

С пронзительным криком тварь исчезла в темноте.

Мойра хотела снова пустить жеребца галопом, но Ларкин уже сбрасывал ее с себя, превращаясь в человека. Они стояли спина к спине, обнажив мечи.

– Круг, – прошептала она. – Нам надо вернуться в круг.

– Они нас отрезали. – Он покачал головой. – Мы окружены.

Теперь они двигались медленно, стараясь избегать тени. Вдруг Мойра увидела их. Пятеро – нет, шестеро. В серебристом свете луны ярко сверкали клыки.

– Держись как можно ближе ко мне, – сказал Ларкин. – Не позволяй им обмануть себя.

Одна из тварей засмеялась, и этот смех вызвал у Мойры дрожь – так он был похож на человеческий.

– Долго же вы шли к смерти, – произнесло существо.

И бросилось на них.