Электронная библиотека » Новак Джокович » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 21 сентября 2014, 14:33


Автор книги: Новак Джокович


Жанр: Зарубежная прикладная и научно-популярная литература, Зарубежная литература


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 1
Бэкхенды и бомбоубежища

Не каждая первая ракетка мира создается в загородных клубах для богатых

От громкого бу-ум мою кровать тряхнуло; со всех сторон слышался звон вдребезги разбитого стекла. Я открыл глаза, но ничего не увидел: квартира была погружена в непроглядный мрак.

Новый взрыв, и тут же, будто проснувшись, завыли сирены воздушной тревоги. Громкая чернильно-черная ночь стала еще громче.

Мы словно оказались внутри стеклянного снежного шара, который кто-то швырнул на пол.

– Нол! Нол! – кричал отец. Нолом меня называли в детстве. – Твои братья!

Мать, вскочив с кровати при звуках взрывов, оступилась и, падая, ударилась головой о батарею. Отец держал ее, пока она с трудом приходила в себя. Но где же братья?

Марко было восемь, Джордже четыре. Я, одиннадцатилетний старший брат, считал себя ответственным за безопасность малышей с того момента, когда силы НАТО начали бомбить мой родной Белград.

Бомбардировки стали для нас неожиданностью. В годы моей юности в Сербии была коммунистическая диктатура, и к широкой общественности просачивалось очень мало информации о том, что действительно происходит в мире. Ходили слухи о возможном нападении НАТО, но точно никто ничего не знал. Наше правительство уже вовсю готовилось к бомбардировкам, но нас по-прежнему держали в неведении.

Однако ходили тревожные слухи, и, как у большинства белградских семей, у нас был план. В трехстах метрах от нашего жилища в доме с бомбоубежищем жила моя тетка со своей семьей. Добежав туда, мы уцелеем.

Сверху послышался нарастающий вой, оглушительный скрежет, и новый взрыв сотряс дом. Мать пришла в себя, и мы на ощупь спустились по лестнице и вышли на неосвещенную улицу. Белград тонул в кромешной тьме, сирены ревели, и мы практически ничего не видели и не слышали. Родители бежали по непроглядно-черным улицам, подхватив моих братьев на руки. Я бежал следом, но вдруг споткнулся и упал во мрак.

Я растянулся на тротуаре, ободрав ладони и колени. Лежа на холодном асфальте, я вдруг понял, что остался один.

– Мама! Папа! – закричал я, но они не слышали. Я видел, как их смутные силуэты становятся все меньше и исчезают в ночи.

И тут началось. Небо раскололось, будто кто-то огромной лопатой для уборки снега соскребал лед с облаков. Лежа на тротуаре, я обернулся посмотреть на наш дом.

Из-за крыши показался серый треугольный силуэт бомбардировщика Ф-117. Я с ужасом смотрел, как прямо надо мной открылось огромное металлическое брюхо, и оттуда вывалились две ракеты, как я потом узнал, с лазерным наведением, целясь в мою семью, друзей, мой квартал – во все, что мне было близко и дорого.

То, что случилось потом, я никогда не забуду. Даже сегодня громкие звуки по-прежнему пробуждают во мне страх.

Невероятная встреча

До натовской бомбардировки мое детство было просто сказочным.

Всякое детство прекрасно, но мое было особенно счастливым. Впервые я почувствовал счастье, когда увидел победу Пита Сампраса на Уимблдоне и решил последовать его примеру. Еще больше я обрадовался, когда в том же году случилось невероятное: сербское правительство решило создать теннисную академию на маленьком горном курорте Копаоник, прямо напротив «Ред булл», пиццерии моих родителей.

Копаоник – лыжный курорт, где мы проводили лето, спасаясь от белградской жары. Семья у нас всегда была спортивной – отец участвовал в лыжных соревнованиях, да и футбол мы любили, а вот плоская зеленая поверхность теннисного корта была совершеннейшей терра инкогнита.

Как я уже говорил, никто из моих знакомых в теннис не играл и даже ни разу не бывал на теннисном турнире. В Сербии теннису попросту не уделялось внимания. То, что в нашей стране вообще построили теннисный корт, стало явлением уникальным, но чтобы буквально напротив дома, куда мы приезжали на лето? Тут явно не обошлось без вмешательства высших сил.

Начались занятия. Я часами стоял у забора, держась за цепь, и смотрел, как играют новички, завороженный порядком и ритмом тенниса. Через несколько дней, видя, что я вишу на заборе, ко мне подошла женщина. Ее звали Елена Генчич, в академии она работала тренером. В прошлом Генчич сама была профессиональной теннисисткой и тренировала когда-то Монику Селеш.

– Ты знаешь, что это? Ты хочешь играть? – спросила она. – Приходи завтра, посмотрим.

На следующий день я пришел с теннисной сумкой. В ней было все, что может понадобиться профессионалу: ракетка, бутылка с водой, свернутое валиком полотенце, запасная футболка, эластичные манжеты и мячи, аккуратно сложенные в футляр.

– Кто тебе все это собрал? – спросила Елена.

Я оскорбился.

– Сам, – ответил я со всей гордостью шестилетнего.

Через несколько дней Елена уже называла меня «золотым ребенком». «Это самый яркий талант, который мне попадался после Моники Селеш», – сказала она моим родителям.

И Генчич вплотную занялась моим персональным ростом.

Каждый день после школы я, игнорируя других детей и общие игры, бежал тренироваться. Каждый день я выполнял сотни ударов справа, сотни ударов слева и сотни подач, пока основные движения тенниса не стали для меня столь же естественными, как ходьба. Родители меня не пилили, тренер не принуждала – меня не требовалось заставлять тренироваться. Меня было с корта не выгнать.

Но Елена не просто учила меня теннису. Наравне с родителями она принимала активное участие в моем интеллектуальном развитии. Мир вокруг нас менялся, коммунистический режим, при котором мы родились и росли, рушился. Родители понимали, что будущее может оказаться совсем другим и что детей нужно растить учениками мира. Для успокоения и концентрации Елена приучила меня слушать классическую музыку и читать стихи – ее любимым поэтом был Пушкин. Родители заставляли меня учить языки, поэтому я, помимо родного сербского, овладел английским, немецким и итальянским. Уроки тенниса и уроки жизни сливались в единое целое, и я ничего так не хотел, как выйти на корт и больше узнать от Елены о спорте, себе и мире. Все это время я думал о своей мечте. Я брал разные чашки, миски или пластмассовую посуду, представляя, что это призовой кубок, становился перед зеркалом и говорил: «Нол – чемпион! Нол – номер один!»

У меня не было недостатка в честолюбии, возможностях и, по словам Елены, в таланте. Поистине я был счастливчиком.

А потом началась война.

От сказки до массовой бойни

Я смотрел, как две ракеты, вывалившиеся из брюха бомбардировщика-«стелса», взрезав небо, упали на здание неподалеку – больницу – и сразу взорвали его. Длинное здание на секунду стало похожим на гигантский клубный сандвич, начиненный огнем.

Хорошо помню металлический, песчаный, пыльный запах, стоявший в воздухе. Город налился оранжевым, как спелый мандарин, пламенем, и я разглядел родителей далеко впереди – они бежали пригибаясь. Вскочив, я что было сил кинулся по освещенной красновато-золотым заревом улице. Добежав до теткиного дома, мы забаррикадировались в бетонном бомбоубежище, где уже находилось около двадцати семей. Все спустились, захватив самые ценные вещи, одеяла, еду и воду, потому что никто не знал, сколько мы там просидим. Плакали дети. Остаток ночи меня трясло.

Семьдесят восемь суток моя семья пряталась в бомбоубежище. Каждый вечер в восемь часов начинала реветь сирена воздушной тревоги, и люди бежали из домов. До утра мы слушали детонацию взрывов, а если самолеты летели низко, уши болели от чудовищного скрежета, будто небо над головой разрезали надвое. Основным чувством было ощущение беспомощности. Мы ничего не могли сделать, только сидеть и ждать, надеяться и молиться. Обычно бомбардировки проводились ночью, когда видимость хуже. Именно тогда беспомощность ощущалась особенно остро: ничего не видишь, но знаешь, что опасность приближается. Ждешь, ждешь, в конце концов засыпаешь, и тебя будит ужасный звук.

Однако и война не заставила меня отказаться от тенниса. Днем я тренировался с Еленой. Она всячески поддерживала меня и помогала жить нормальной жизнью даже после того, как под обвалившейся стеной дома погибла ее сестра. Мы шли на место недавней бомбардировки, рассудив, что если вчера здесь был воздушный налет, то сегодня, наверное, пока не прилетят, и играли без сетки, на разбитом бетоне. Моя подруга Ана Иванович занималась даже на дне заброшенного бассейна. А когда мы набирались смелости, то тайком приходили в наш местный теннисный клуб «Партизан».

«Партизан» находился возле военной школы. Нападавшие силы НАТО бомбили в первую очередь военные объекты, чтобы подорвать систему обороны Сербии, поэтому находиться в «Партизане» было небезопасно. Но страсть к теннису всякий раз пересиливала, и несмотря на реальную угрозу, здесь я чувствовал себя в безопасности. Теннисный клуб стал бегством от действительности для меня и большинства моих товарищей. Мы занимались ежедневно по четыре-пять часов и даже устраивали любительские чемпионаты во время бомбежек, испытывая огромную радость от того, что даже в военное время играем в теннис.

Даже мы, дети, гадали, уцелеем ли в этой войне. Родители делали все, чтобы жизнь текла в привычном русле. Отец занимал деньги везде, где только мог, чтобы мы жили так, как привыкли, как было до войны. Вокруг свирепствовала смерть, но отец не хотел, чтобы мы об этом знали. Не хотел, чтобы дети почувствовали, насколько мы теперь бедны. Мама держалась чрезвычайно стойко, всегда умудряясь приготовить какую-нибудь еду, чтобы ее сыновья жили беззаботной детской жизнью. Электричество давали всего на несколько часов в день, и ей приходилось торопиться, пока не отключили свет, чтобы у нас были хотя бы суп и сандвичи.

Несмотря на все старания, родители не могли скрыть, как сильно изменилась жизнь. Каждое утро мы видели новую воронку, остов сгоревшего здания, кучу щебня на том месте, где вчера был чей-то дом, автомобиль, жизнь. Мой двенадцатый день рождения праздновали в «Партизане». Когда родители запели «С днем рожденья тебя», голоса потонули в реве бомбардировщиков над головой.

Крещение огнем

В начале войны мы жили в страхе, но в какой-то момент что-то изменилось – во мне, в моих близких, в сербском народе. Мы решили перестать бояться. После стольких смертей и разрушений мы перестали прятаться. Когда осознаешь, что ты действительно беспомощен, рождается ощущение определенной свободы. Чему быть, того не миновать, и не в твоих силах это изменить.

Понемногу мои соотечественники начали поднимать на смех нелепость ситуации. Войска НАТО бомбили мосты через Дунай, поэтому на мостах собирались люди с нарисованными на футболках мишенями, предлагая бомбардировщикам целиться прямо в них. Один мой друг даже выкрасил кругами волосы, чтобы на макушке получилась круглая мишень.

Пережитое стало уроком. Искреннее принятие собственной беспомощности приносит потрясающее освобождение. Когда мне случается перенервничать или на что-то рассердиться, приуныть, когда я чувствую себя избалованным, желающим больше, чем заслуживаю, я вспоминаю свою юность, как я рос и что тогда творилось. Это заставляет вновь объективно взглянуть на жизнь, и я думаю о том, что ценю по-настоящему: семью, веселье, радость, счастье, любовь.

Любовь.

Самой большой ценностью в моей жизни действительно является любовь. Я берегу ее как зеницу ока и никогда не принимаю как нечто само собой разумеющееся. Потому что за долю секунды жизнь может разительно измениться. Как бы медленно и тяжело ни было начало вашего пути к звездам, сколько бы лет ни ушло у вас на воплощение мечты, все может разлететься в один миг. В Сербии есть пословица: когда тебе хорошо, положи в ботинок камушек и иди. Всегда помните об этом, ведь нужно понимать, как нелегко подчас живется другим. В конце концов, мы на Земле не одни, мы созданы, чтобы учиться друг у друга, жить в согласии и заботиться о нашей планете.

Юность, которая пришлась у меня на годы войны, заставила усвоить важность объективного подхода и необходимость постоянно искать новые способы делать что-то привычное. Сербия жила под руководством правительства, скрывавшего от населения информацию. Последствия этого ощущаются по сей день. Пусть мы уже оправились от войны, но никуда не делся наш сформированный коммунистическим режимом менталитет, что существует единственно правильный образ мыслей, жизни и, соответственно, питания. Теннис и Елена научили меня непредвзятости, и я всегда открыт для нового. В июне 2013 года, участвуя в Открытом чемпионате Франции, я узнал, что Елена скончалась. Все, чему она меня научила, навсегда останется со мной.

Вот почему, когда в 2010 году худой, седой, усатый незнакомец подошел ко мне и принялся рассказывать, что видел меня по телевизору и знает, как мне помочь, я серьезно отнесся к его словам. Многое из того, что доктор Игорь Четоевич говорил мне о здоровье, жизни, а главное, о еде, покажется вам невероятным. Но, поверьте, результаты тоже будут невероятными.

Глава 2
Сладкий вкус победы

Как изменение рациона позволило воплотить в жизнь сразу две заветные мечты

Третьего июля 2011 года небо над Всеанглийским клубом было белым, как традиционный цвет костюмов теннисистов на Уимблдоне, но, несмотря на сплошную облачность, дождя прогноз не обещал, поэтому выдвижная крыша была убрана. Мой первый финал Уимблдона… Я выбежал на травяной корт, а за мной вышел мой соперник, действующий чемпион мира Рафаэль Надаль.

После сокрушительного поражения в Австралии прошло полтора года, и всего год назад доктор Четоевич объяснил, что причиной тому могла быть непереносимость определенных видов пищи, но уже все в мире тенниса поняли, что я вдруг неожиданно и необъяснимо стал качественно другим игроком.

Ассоциация теннисистов-профессионалов (АТП) присваивает спортсмену рейтинг на основании его результатов за последние двенадцать месяцев: за прохождение в очередной этап соревнований присуждается определенное количество очков, и на следующий год теннисист защищает на этом турнире звание чемпиона. С января 2011 года я выиграл пятьдесят из пятидесяти одного проведенных матчей, и мой успех, учитывая сорок три игры без поражений подряд, оказался настолько выдающимся, что накануне победы над Вилфридом Цонга, обеспечившей мне выход в финал Уимблдона, я стал, по рейтингу АТП, первой ракеткой мира. Впервые за семь с половиной лет это звание досталось человеку, которого не звали Роджер или Рафаэль. Всего через год правильного питания моя мечта сбылась!

Хотя как посмотреть. Да, я стал первой ракеткой мира с рекордным количеством победных матчей подряд и уже выиграл у Надаля все четыре встречи в 2011 году. Поэтому, когда мы вышли на уимблдонский корт, зрители не сомневались, кто победит.

Он.

Что ж, логично.

Несмотря на мой рейтинг, Надаль, действующий чемпион, выигравший на тот момент двадцать матчей Всеанглийского клуба подряд, по-прежнему оставался фаворитом. Он уже дважды побеждал на Уимблдоне. Что еще важнее, он выигрывал у меня на каждом турнире Большого шлема, где нам доводилось встречаться.

Все эксперты держались единого мнения. Перед матчем Джон Макинрой заявил, что победит Надаль, и его заявление поддержали Бьорн Борг, Пэт Кэш, Тим Хенман и практически все, кто разбирается в профессиональном теннисе. Статистически я был первой ракеткой, но в глазах людей оставался придурковатым пареньком из Сербии, который срывал крупные соревнования, когда требовалось проявлять волю и выдержку. А игра всегда бывала очень трудной, когда по ту сторону сетки находился Рафа.

Обо мне никогда всерьез не думали как о первой ракетке мира, пока я не выиграл Уимблдон.

Ставка на победу

Надаль – сильнейший игрок на выездных турнирах, но и самый привередливый: настоящий комок нервных тиков и суеверных ритуалов. Я, кстати, слегка пощипал его самолюбие, когда передразнил перед зрителями Открытого чемпионата США. Перед подачей Надалю обязательно надо подтянуть носки, чтобы они были непременно ровными, на одинаковой высоте. После этого он одергивает сзади шорты и начинает бросать мяч о корт и ловить – двадцать, тридцать, даже пятьдесят раз. Мне достаточно было одернуть шорты, чтобы весь стадион понял, кого я изображаю. Еще Надаль избегает касаться разметки на корте, кроме тех случаев, когда мяч в игре, и всегда переступает линии с правой ноги.

Но, успокаивая себя доморощенными ритуалами, он еще и отвлекает противника, а отвлекаться нельзя, когда играешь с таким соперником, как Надаль.

Во-первых, из-за его открытого удара. Естественная сила теннисиста – это правый кросс, а величайшее умение в том, чтобы с размаху, заведя ракетку поперек тела, отправить мяч на ту сторону корта. Надаль выполняет открытый удар жестче, чем кто-либо, – скорость его мяча оценивают в сто пятьдесят два километра в час.

Но даже не это главное. Надаль – левша, а это лишняя трудность для соперника. Понимаете, когда играют два праворуких теннисиста, форхенды (удары справа) отбиваются тоже ударами справа. Но мощные, посылающие мяч со скоростью свыше ста пятидесяти километров в час открытые удары левши Надаля приходится отражать бэкхендом, то есть самый сильный его удар приходится отражать самым слабым.

Во время жеребьевки я нервничал, а Рафа пританцовывал на месте, как боксер, – тоже часть его почти религиозного ритуала. Может, разминался, может, это у него примета такая, или пытался устрашить меня своими мощными [1]1
  Игра слов: bouncing можно перевести и как «здоровый, мощный», и как «болтающийся при прыжке». – Примеч. пер.


[Закрыть]
грудными мышцами. Будь у меня такая грудь, я бы тоже попрыгал.

Моей целью в игре с Рафой было не допускать невынужденных ошибок и заставлять мяч перемещаться постоянно и с хорошей скоростью. Раньше в наших матчах ошибки допускал я, но на этот раз я решил играть очень агрессивно и не дать Надалю возможности навязать свой стиль. Обычно крупная величина вроде Надаля заставляет своего противника отходить назад: мяч летает так быстро, что средний игрок начинает пятиться, выгадывая лишнее мгновение, чтобы успеть среагировать. А у меня была противоположная стратегия: я сразу выбрал позицию у задней линии, чтобы сократить время на реакцию для нас обоих. Я делал ставку на то, что мои скорость и подвижность позволят мне брать лучшие удары Надаля, а задав более высокий темп игры, я не позволю ему навязать свой ритм. Перехватив энергию его удара, я смогу вернуть мяч с той же скоростью, в немалой степени использовав силу Надаля против него самого.

Это была рискованная затея, особенно с учетом косого удара Рафы. Но если Надаль обладал уникальным физическим преимуществом, я мог похвастаться тем, что, сбросив лишний вес, стал невероятно гибким. Немногие теннисисты даже элитного уровня могут растянуть мышцы тела так, как я, а травянистый корт Уимблдона позволил в полной мере реализовать эту особенность. Известность мне принесла способность скользить по корту – буквально кататься между боковыми линиями – и брать очень низко летящие мячи. Гибкость позволяет контролировать бóльшую площадь, чем обычно. Мне не нужно подбегать к мячу так близко, как остальным, – вытянувшись, я с силой отбиваю его.

Чтобы победить, мне понадобился каждый миллиметр мышечной растяжки.

Искусство дисциплины

Что такое стать первой ракеткой мира?

Каждое утро, проснувшись, я выпиваю стакан воды и выполняю двадцатиминутную растяжку, иногда с элементами йоги или тай-чи. Съедаю завтрак, рассчитанный так, чтобы питать мой организм в течение наступающего дня – одинаковый завтрак почти каждый день всю мою жизнь. В полдевятого я встречаюсь с тренером и физиотерапевтом, которые уже не отходят от меня, пока не наступает время ложиться спать; они следят за тем, что я ем и пью, и за каждым движением, которое я делаю. Круглый год они ежедневно со мной, будь то в мае в Париже, в августе в Нью-Йорке или в январе в Австралии.

Каждое утро я играю в теннис с партнером для тренировок и восполняю потраченную жидкость теплой водой. Я мелкими глотками пью специальный спортивный напиток, который смешивает мой тренер, тщательно отмеряя витамины, минералы и электролиты в соответствии с моей суточной потребностью. Снова комплекс упражнений на растяжку, затем спортивный массаж и ленч. Я избегаю сахара и белка и выбираю только те углеводы, которые сочетаются с моей безглютеновой и безмолочной диетой.

После ленча наступает время силовых тренировок. Примерно час я тренируюсь с гантелями или эспандерами – комплекс многократно повторяемых упражнений с небольшой нагрузкой для каждого движения, которое я делаю на корте, – всего до двадцати видов упражнений. В середине дня я пью протеиновый напиток, составленный моим врачом: в нем содержится медицинский протеин, получаемый из гороха. Снова растяжка, и приходит время второй тренировки – полтора часа ударов по мячу под взглядом тренера, который ищет малейшую неточность или шероховатость в подачах и отбиваниях. После этого я снова тянусь и иногда иду на второй массаж.

После почти восьми часов тренировок приходит время и для делового аспекта карьеры – часто это пресс-конференция или появление на благотворительном мероприятии. Затем я ужинаю – в основном протеины и салат, никаких углеводов, никакого десерта. Могу часок почитать – обычно книги о технике тенниса или осознанной медитации – или сделать запись в своем дневнике. Наконец я ложусь спать.

Вот как выглядит мой «выходной» день.

В отличие от многих других видов спорта в теннисе не существует понятия сезона. Одиннадцать месяцев в году я обязан быть готовым в любой момент выступить против лучших игроков мира – возможно, против самого лучшего. Дабы быть уверенным, что диета по-прежнему мне подходит, минимум раз в полгода я сдаю кровь на содержание витаминов и минералов и антитела (высокий уровень антител может означать, что у меня развивается гиперчувствительность к определенной пище). Иногда с помощью биомониторинга я проверяю свой уровень стресса. Я повсюду езжу со своей командой – менеджером Эдуардо Артальди, который держит меня в графике и в здравом уме, физиотерапевтом Миляном Амановичем, который следит за моим физическим состоянием, тренером Марьяном Вайдой и помощником тренера Душаном Вемичем, которые смотрят, чтобы моя техника не менялась, и моей девушкой Еленой Ристич, которая готовит со мной еду, тренируется – в общем, удерживает меня на ровном киле. Большинство близких мне людей – сербы, у нас общее нелегкое военное прошлое, и им не надо объяснять, чего мне стоило достичь того, что я достиг, и каким невероятным это когда-то казалось.

Во время турниров мне в течение двух недель приходится демонстрировать до двадцати часов тенниса самого высокого уровня. Турнир может проходить в Мельбурне, Майами, Монте-карло, Калифорнии, Хорватии или Китае, причем разрыв между матчами порой составляет всего несколько дней, и надо успеть из одной точки земного шара переместиться в другую. Каждая минута моей жизни посвящена тому, чтобы остаться первой ракеткой мира. Этого можно добиться только дисциплиной, и ничем больше.

Насколько суровой дисциплиной, спросите вы? В январе 2012 года я выиграл у Надаля в финале Открытого чемпионата Австралии. Игра длилась пять часов пятьдесят три минуты – самый долгий теннисный матч в истории австралийского турнира и самый долгий финал Большого шлема среди одиночек в эру открытых чемпионатов. Многие комментаторы назвали ту игру величайшим теннисным матчем всех времен в одиночном разряде.

Выиграв, я сидел в раздевалке в Мельбурне. Мне страшно хотелось шоколада – с 2010 года я забыл его вкус. Милян принес мне плитку. Я отломил квадратик – один крошечный квадратик – и бросил его в рот, чувствуя, как он тает на языке. Это все, что я мог себе позволить.

Вот что такое быть первым.

Поднимая кубок

Чтобы победить на Уимблдонском турнире 2011 года, мне потребовалась не только дисциплина. Мне потребовалась вся до последней унции подготовка и квалификация, набранная за два десятилетия. Я был на нервах, как и мои тренеры. Марьян даже бегал перед игрой минут сорок, чтобы пережечь волнение.

Первая подача была моя. С каждым выигранным очком члены моей команды вскакивали на ноги и восторженно кричали. Мои родители тоже были на трибуне, а братья Марко и Джордже просто не могли усидеть на месте. С каждым очком, выигранным Надалем, его команда оставалась неподвижной и невозмутимой, как присяжные на скамье. Пусть я и первая ракетка мира, но по-прежнему как бы выскочка.

В начале первого гейма Надаль дал понять, что открытых ударов он для меня приготовил вдоволь, послав два одинаковых буллита в боковую линию и получив преимущество пятнадцать – тридцать. Честное предупреждение. Надо было заставить его бегать по всей ширине корта, чтобы он не мог подавать мячи под этим невозможным углом. К середине первого сета, когда я вел четыре – три, было ясно, что моя стратегия – стоять у задней линии – срабатывает: я отправлял молниеносные открытые удары Надаля обратно так быстро, что он один раз даже неправильно поставил ноги. Надаль не привык к противникам, умеющим постоять за себя в длинных розыгрышах. Я не уступил и взял первый сет со счетом шесть – четыре.

Я чувствовал замешательство Рафы. Мяч летал со скоростью молнии, но я отбивал его удары, в которых он как-то не привык сомневаться. Когда во втором сете я вел со счетом два – ноль, то почувствовал, что симпатии стадиона мало-помалу переходят ко мне. Многие зрители держались мнения, что мой рейтинг первой ракетки мира – статистическая аномалия, но здесь, на крупнейшей теннисной площадке мира, все наконец увидели: я – признанный чемпион. Второй сет я взял легко – шесть – один.

Очень редко в игре такого уровня в одиночном разряде теннисист способен отыграть два сета, но Надаль уже делал это раньше, и дважды – на Уимблдоне. Зрители были заинтригованы: упадет ли Нол снова? Разыграется ли его «астма», подведет ли физическая форма или внутренняя концентрация? Подача Надаля, которую мне пока удавалось отбивать, буквально зазвенела от возросшей скорости, его открытые удары стали точнее. Со счетом на подаче один – четыре я допустил двойную ошибку, и Надаль выиграл гейм и подачу. Полностью владея ситуацией, он с четырех подач закончил сет со счетом шесть – один в свою пользу. Я чувствовал, что симпатии зрителей снова вернулись к Надалю. Они болели за новичка, но Надаль решил показать, кто здесь настоящий чемпион.

В четвертом сете ситуация оставалась в пользу Рафы. Не заработав ни одного очка в первом гейме, я быстро остался ни с чем и во втором. Надаль гонял меня по корту, но я все равно брал его мячи, скользя, как на скейтборде. Я выиграл третий гейм, замедлив темп Надаля, затем взял следующий гейм и вел со счетом четыре – три. Именно тогда я вдруг начал понимать вероятный исход игры. Новый гейм тоже остался за мной, и при счете пять – три я начал подачу, от которой зависела победа на Уимблдоне.

Вот он, момент истины – цель стольких усилий совсем близко! Но Надаль не собирался уступать мне звание чемпиона. Он перехватил инициативу, вырвался вперед, и начался чудовищно длинный розыгрыш. Трибуны обезумели, когда мы снова и снова подталкивали друг друга к краю, пока Рафа не влепил мяч в сетку. Но тут же очередным брутальным открытым смешем восстановил ничью: тридцать – тридцать.

Какое-то время можно было соперничать вот так, на равных, но что-то подсказывало мне, что нужно убирать игру с задней линии и дать Рафе понять – близится неизбежное. Я подал мяч, а затем удивил Надаля, подбежав к сетке – подача с выходом к сетке! – и отбил его ответный мяч диагональным ударом навылет. Он этого не ожидал.

И уж никак не ожидал Надаль борьбы за первенство с Джоковичем. Я подал, мы обменялись ответными ударами. И после этого свершилось: Надаль выбрал бэкхенд вдоль линии, и не успел еще мяч отлететь от его ракетки, а я уже знал – будет перелет.

Я упал спиной на траву и, едва коснувшись корта, вновь стал шестилетним мальчишкой. Но на этот раз мой приз не был пластмассовым. Теперь он был настоящим.

За двадцать четыре часа сбылись две мои давние мечты: выиграть Уимблдон и получить звание первой ракетки мира.

Неплохо поработал, да. Однако это было бы невозможно, не узнай я, как правильно питаться.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации